CreepyStory

- Вторую неделю не могу прийти в себя, все тело ломит, голова пустая и дела не клеятся, хоть ложись и помирай. Тянет в сонное царство, так сильно, что голову невозможно от подушки оторвать. Может это авитаминоз? Весна на дворе. Мне бы таблеток каких.

- Таблеток можно, - задумчиво посмотрела на меня женщина в строгом сером костюме, поигрывая неврологическим молоточком. – Левую руку вперед вытянете!

- Глаза закрывать?

- Как хотите, - резко обхватала она запястье и зафиксировала ладонь над зажжённой свечой. – Чувствительность проверить бы надо. Как импульс от пальцев до головы проходит. – Приподнялась она над разделяющим нас столом и прошлась по моей руке медицинским инструментом. Последний удар между глаз свалил меня на пол и я, раздувая ноздри от негодования, попытался поднять чугунную голову.

- Давайте руку, - посмотрел на меня крепкий парень в велосипедном шлеме. - Аккуратнее надо быть в вашем то возрасте. Хорошо, что я по касательной задел. Что ж вы прям под колеса лезете. На знаке четко указано «велосипедная дорожка».

- Что это за место? – сел я на черное дорожное покрытие и огляделся. Низкий кустарник, невысокие дома на обратной стороне улицы и окружившая нас толпа.

- Компенсации не будет. – поменялся в лице велосипедист. – Еще не известно, насколько транспорт пострадал.

- Вот нехристи, только про имущество думают, – вышел из толпы коренастый подлысоватый мужичек в оранжевом жилете с длинным распылителем в руках. Наклонился, заглядывая мне в глаза и оценивая мое состояние произнес. – Сами встать можете? - удовлетворённо крякнув и не дождавшись моего кивка продолжил. - Так вставайте!

- Действительно, вставайте. Так вы привлекаете ненужное внимание, - раздался в голове голос тетки в сером костюме. Я потряс головой, стараясь избавиться от нее не приятного жужжания и вернулся к велосипедисту, протянув ему руку, которую тут же обожгло крепким рукопожатием.

- Отличная проводимость, - заключил голос в голове. – Живых уж точно от остальных отличите. Вставайте-вставайте. Вы уже треть песка времени потратили еще немного и все.

Я вспомнил флуоресцирующие песочные часы, стоящие на столе невролога и вскочил на ноги.

- Вам бы посидеть немного, - все еще разглядывал меня коренастый незнакомец. - В парке полно скамеек.

Недовольная благополучным исходом толпа спрятала телефоны и начала стремительно таять.

- На «посидеть» минут пять, не больше - вновь зазвенел голос, и я поплелся к скамейке, успокаивая себя тем, что помешательство это временное и все вскоре пройдет. «Вот уже и голос в голове затих», - подумал я и оторопел от противного дребезжащего смеха.

- Нет, побегать вам еще придется, поискать того, кто вас так нагло обессиливает. Разве не за этим вы к нам пришли?

- Вы меня чем-то опоили? – радостно вскинул я голову к голубому небу. – действие вещества пройдет и тогда…

- Вы проницательны, следовательно, еще не все потеряно, - продолжала диалог дама в сером.

- Но когда? Воды я не просил или данная часть памяти выскочила на дорожное покрытие.

- Думайте, думайте. Это полезно.

- Кофе! – осенило меня. – Аппарат в холле.

- Горячо. Отравили, - прервала мои попытки разобраться в случившемся тетка в  голове.

- Шуточки у вас. Как вы узнали, что я буду пить кофе?

- Да вы тугодум. Во-первых, в зале ожидания были только вы, во-вторых, только обессиленный человек в девять вечера потянется за кофе, чтоб не отрубиться прямо на приёме у врача. Вам надо встать и двигаться в любом направлении.

- Погодите-ка, не меняйте тему. – пытался я восстановить недавние события, наблюдая как рядом со мной присаживается странноватая девушка с ледяным взглядом.

- Вставайте и уходите в любом направлении. Положитесь на подсознание, оно, в отличие от вас, знает вора.

- Не могу, - прошептал я, теряя силы и где-то далеко услышал разговор.

- Симонов, бегом за ножом и свечами! Этот недоумок таки встретил багрянку, - услышал я истерические вопли женщины в сером.

- Я попросил бы, - пролепетал я, теряя сознание и видя перед собой лицо, затянутое сеточкой красных прожилок.

Резкая боль в руке вернула меня к жизни. Багрянки не было, а посередине ладони образовался приличный ожег.

- Вы там все с ума посходили?

- Не отвлекайтесь. Могло быть значительно хуже. Теперь вы знаете, что люди горячие, а твари холодные. Последних желательно избегать. Рука заживет. Помните, ваше тело лежит в кабинете, а вы лишь проекция. Найдите сборище людей и походите между ними – подкрепитесь.

- Чем? – не понял я.

- Энергией.

- Верните меня немедленно.

- Не могу, если вас выкинет, все, вернуться вы уже не сможете, а нам надо изловить того, кто извел уже полсотни душ. К тому же вы дали согласие.

В памяти всплыла девушка в белом на стойке регистратуры и планшетку с документами. Затем я дернул двери кабинета под первым номером и свет вокруг меня померк.

- Вы пересекли черту.

- Вот, что меня смутило. Отсутствие компьютера.

- Вы наблюдательны. А свеча на столе вас не смутила? Двигайтесь, двигайтесь, а я пока введу вас в курс дела.

Впереди показался парк. Оттуда доносилась легкая музыка и люди «кому за» парами кружились в медленном танце. Я опять приземлился на лавочку, подумав о том, что танец с одной из престарелых дам мог бы немного подзарядить мое уставшее тело.

- Вы поняли суть, но пожалей старушку. Оглянись вокруг.

Стая голубей облепила мои ноги и недовольно ждала мзду в виде булки, порываясь запрыгнуть на колени. Я пнул ближайшего, и стая взмыла, обдав меня ушатом негодования, подкрепленного возмущением окружающих. К собственному удивлению я не смутился, наоборот - испытал подъем. Словно выпил ледяной воды в жаркий день. Живот скрутило, но в целом я чувствовал себя превосходно.

- У вас пробой по нижней чакре. Ранее он был не так заметен, но теперь.

- Чакры, глупости какие.

- Хорошо, зайдем с другой стороны. Закон сохранения энергии учили в школе?

- Было дело.

- Забудьте. Во Вселенной ограниченное количество энергии из которой появляется материя. Возьмем условную единицу 100 эриков, которые бьются до бесконечности. Если ресурс ограничен, то спрос на него растет. Отличаются лишь способы добычи. Основная масса существ живет на энергообмене, но есть те, кто хотел бы прыгнуть выше головы. Вот здесь и начинается ваша история и тысяч таких как вы.

В кустах за скамьёй послышалось жалобное мяуканье, переходящее в писк. Я инстинктивно поднялся и отправился на поиски малыша, продолжая слушать заучку в сером костюме.

Рыже-голубой комочек шерсти дрожал под большим лопухом и жалостливо тянул свою песню.

- Как же ты попал сюда, малыш? - осмотрелся я по сторонам в поисках мамы-кошки, даже «покыскал», но так и не найдя ее, подхватил легкое тельце и вернулся на скамейку. Маленькое чудо дрожало, и я спрятал его под куртку. Ощущая растекающееся тепло.

- Вот вам пример энергообмена. Вы не согреваете умирающего котенка, а лишь забираете энергию, вытекающую из него. Объект удерживающий энергию имеет вес и плотность, отдающий теряет физические качества, растворяется в энергетическим потоке.

Котенок затих, и я вздрогнул, почувствовав, как маленькое тело полностью обмякло.

- Выключите чувства. – крикнул голос. - Сосредоточьтесь на энергии. - Это был удар. Темные сущности, напоминавшие сгорбленных саблезубых собак, окружили меня, требуя вернуть их добычу.

- Боритесь.

- Как? - вжался я в лавку. Затем, почувствовав под курткой холод, вытяул из-за пазухи невесомое тельце, бросил его на газон и побежал в противоположном направлении.

- Они рядом? – спросил я голос.

- Я вижу вашими глазами, обернитесь. - Резко развернувшись я инстинктивно откинул одну тварь, а потом другую и вжался в стену. Темные сущности надулись как огромные воздушные шары и лопнули, обдав меня чем-то липким. Протерев глаза, я увидел коренастого мужичку в оранжевом жилете с огромным пульверизатором через плечо.

- Ты так и не пришел в себя, - повернул он выключатель и стал поливать улицу, а затем глядя сквозь меня произнёс. - Я изначально тебе говорил, что отправить его одного было глупой затеей. Отпускай клиента.

- Подождите! - закричал я и почувствовал одиночество. Голос в голове стих, как и боль в правой руке.

- Михей, - протянул он мне руку, и я, ответив рукопожатием, ничего не почувствовал. - Что ж, теперь ты под моим патронажем. Раскрой ладонь! - На месте ожога был круг, разделенный на две части. - Это индикатор, чем меньше в нем красной жидкости, тем выше вероятность того, что ты разделишь мою судьбу.

- Слава, - буркнул я, пытаясь сорвать наклейку, в которой бултыхалось красное содержимое, но она словно вросла в кожу.

- Не дергайся. Не найдем вора вовремя - сменишь место жительство. Что тебя ждет с той стороны?

- Работа.

- Работой я тебя обеспечу, как и жильем. Они не любят говорить об этом, считая себя выше рангом, но что «серые» видят кроме своих кабинетов и таких же новичков как ты? А здесь жизнь. К тому же, открою тебе маленький секрет, стой стороны ты уже умер.

- Это не правда, - остановился я и поглядел на своего спутника. - Мне надо лишь найти вора и тогда?

- Что тогда?

- Я вернусь.

- Вопрос в том куда? В темную комнату, где лежит твое холодное тело.

- Это загробный мир? – огляделся я по сторонам, не веря своим словам. Вокруг меня громоздились такие же дома, такие же люди ходили по пыльным улицам и даже бродячие кошки, прижавшись к побитому жизнью асфальту, сторожили на помойке вполне себе обычных крыс. Лишь коричневая дурно пахнущая жижа на моей одежде говорила о том, что я не дома. Никто не обращал на нас внимания, словно лопающиеся как передутые шары псы были обыденным делом.

- Смотря что ты считаешь загробным миром, - рассмеялся собеседник. – Это проекция. Мы как в центре калейдоскопа. Крутани разок и все вновь перемешается. Так мы можем быстро перемещаться из точки в точку.

В глазах потемнело, и я оказался в уютной комнате, с родительской мебелью времен их ранней молодости. Михей, видя мое удивление, был горд.

- Здесь можно получить все что угодно. Никаких очередей, талонов и блата. Помойся и переоденься, – кинул он мне растянутую кофту с оленем и потертые джинсы.

- Как давно ты здесь? – посмотрел я на него, стараясь прикинуть его возраст.

- Давненько. – хлопнул он дверцей ЗИЛа. Я всегда боялся таких холодильников, с замиранием сердца слушая дворовые страшилки. - Если тебе известен закон сохранения энергии, - резал он «Докторскую» колбасу, - то твоя проекция имеет здесь якорь. По нему ты найдешь жадину и обрубишь пуповину, - рубанул он ножом по батону. - Войти сюда повторно невозможно. Человек обречен на долгую мучительную смерть.

- Все эти люди якоря? - указал я на снующих под окнами мужчин, женщин и детей.

- Нет – это аборигены. Их мир более проницаем, поэтому древние люди с помощью шаманов выбрали его, назвав «другой стороной».

- Если их мир якоря для нас, то может быть и наоборот?

- Сечешь, - присвистнул он, отчего его шея тут же покрылась сеткой красных сосудов. Поймав мой недоуменный взгляд, Михей спокойно продолжил. – Ты знаком уже с багрянкой – это бывший якорь. Ее хозяйка осталась в другом мире, а она со своими псами ищет связь с той стороной, заменяя собой любую проекцию. Послушался бы ты куратора и действительно смог бы вернуться, но сделанного не воротишь.

- А где сейчас багрянка?

- Кто ж ее знает. Тебе она уже не страшна. Частично ты стал одним из нас, а на своих никто не нападает. Запомни, будешь практиковать быструю энергию, полностью переродишься, весь покроешься багрянцем Пятно на сердце еще может зарубцеваться, - посмотрел он на мою грудь и я кинулся к зеркалу. На месте где лежал котенок образовалась сеть из багряных трещинок. - Заживет. Степень поражения небольшая. Возлюби ближнего своего и к утру, если конечно выживешь, все затянется, - поставил он на стол две кружки с индийским кофе.

- А чем ты собак, - откусил я кусок бутерброда.

- Водой.

- Обычной, - чуть не поперхнулся я кофе с запахом свежевымоченного веника.

- Измененной.

- Святой? –уставился я на него.

- Почти. Заговорённой, с изменённой структурой. Они энергетические порождения и структура для них первична.

- И как к ним относятся аборигены?

- Никак, они и их не видят. Мы с тобой одной структуры с псами. Наша оболочка постепенно истончается. Не имея подпитки, через сутки ты совсем поблекнешь и либо растворишься в утренней дымке, либо перейдешь в разряд багрянок. На убийствах можно достаточно долго протянуть в любом мире. – закрыл он глаза и глубоко вздохнул, проживая приятные моменты, отчего у него на шее выступили красноватые полосы.

- Убийства? – оторопел я.

- Все мы проходим через это. Врага надо понимать. Видеть его глазами, дышать одним воздухом, питаться одной пищей, лишь тогда он станет уязвимым. Все замешано на энергии. То, что раньше называлось колдовством, теперь всего лишь запрошенные формы энергообмена, но вернёмся к твоим проблемам. Как ты собираешься найти вора?

- Я?

- Конечно, только ты знаешь его в лицо. Советую проверенные методы, например, по пуповине? - сыпанул он в меня каким –то порошком от чего я засветился ярким желтым светом и увидел идущие от меня лучи.

-  Проявитель, - хлопнул он себя по карману. – Расходовать бережно. Смотри сюда. Жёлтые лучи, потоки, энергетические пуповины, как хочешь так и называй, – это связь с родными, белые с друзьями. Одно время они будут очень яркими. Тебя будут искать, но так и не найдут. Со временем они поблекнут и почернеют тут и начнется настоящий голод особенно если среди них спрятался голубой, - поставил он поперек ладонь одного из лучей. – Ты знаешь этого человека. Вы никогда не встречались, но довольно плотно общались. Он не скрывал намерений. Ты сам разрешил ему питаться от себя. Вспоминай! Имя, надо имя. – Потянул он носом и багряные прожилки вновь окутали его шею.

- Я с друзьями то не общаюсь, не то что с неизвестными личностями, - весь рассказ Михея, как и сама ситуация казались мне полностью абсурдными.

- Как ты проводил свободное время?

- Как все, - недовольно хмыкнул я, услышав «проводил», но открыв рот, заговорил о себе в прошедшем времени. - Серфил по просторам интернета, изредка вставлял свои пять копеек в чужие срачи.

- Нет это близкие разговоры, там, где твое восхищение перекрылось большим разочарованием. Вспоминай. Первое позволило ей присосаться, а второе прервать с тобой контакт, чтобы ты не изменил ее сути. Ненависть быстрее восстанавливает ее и истощает тебя.

- Знакомства?

- Нет, - обследовал он луч, старающийся обогнуть его руку. - Тогда прибегнем к дедовскому способу. Сорвал он волос с моей головы и придерживая его за кончик, направил в середину потока. – Это компас, он выведет нас на якорь. Надо подготовиться, - одел он на плечи баллоны от пульверизатора. Тебе пора научить управлять этим миром. Какое бы оружие ты выбрал?

Я вспомнил детство и красно-желтый водяной бластер с огромным баллоном. Все ребята в округе мне завидовали.

- Не плохо, баллон действительно вместительный, но цвет, пожалуй, слишком яркий, - вырвал меня из воспоминаний Михей. Рядом со мной лежало большое водяное помповое ружье.

- Настоящее? – схватил я его в руки.

- Настоящее, - похлопал меня по плечу Михей. – Баллон наполним и в путь.

- Но как, я ведь просто вспомнил.

- Это место моей силы – дом между двух миров. Здесь информация перетекает в материю. Никто не может попасть сюда без моего приглашения. Тебе надо будет обзавестись таким же, когда поднакопишь энергии. Ружье опустошило тебя, - указал он на ладонь.

Действительно, красной жидкости стало в два раза меньше, и я забеспокоился. Надо было идти.

- Ориентируйся на волос, с женскими работает лучше, но что имеем, - ускорил шаг Михей.

- Далеко еще? – запыхался я и остановился, облокотившись на колени, чтобы отдышаться.

- Ты мне скажи, - вернулся Михей.

Я огляделся по сторонам. Аборигены улыбались, глядя на нас, перешёптывались и снимали как рослый детина, зажав в руках детское водяное ружье хватается за сердце.

Сначала я узнал лес. Он был именно таким, как она его описывала – чужим и независимым. От этого не запитаешься, сам кого хочет обессилит. Затем увидел ее "пряничный" дом с рисованной аватарки в корпоративном чате. Татьяна, как же он мог забыть. Зимняя онлайн конференция по росту и развитию в современных условиях проходила в дружеской, почти домашней обстановке. Она одна из ведущих вебинаров, представитель европейских партнеров. Русская эмигрантка постоянно жаловалась, что так и не может найти свое место: «Даже природа здесь не та, и я совсем обессилила». Тогда, после душевной близости я внутренне  пожалел её, нет, искренне захотел помочь. Потом начался какой-то треш. Она начала высмеивать меня, обвинять в некомпетенции. Я разозлился и вышел из корпоративной группы. «До сих закипаю как вспоминаю об этом инциденте, а ведь начиналось все так хорошо», - рассказал я о случившемся Михею.

- Дедовские методы работают без сбоев. Схема проста, втереться в доверие, вытянуть на чувства, но дружба предполагает обмен, а ненависть односторонний посыл. Она в шоколаде, а ты медленно подыхаешь, пичкая себя таблетками.

- Почему же этому никто не учит?

- Учат. Новый завет читал, про возлюби ближнего и прочее. Он про чувства, а на про действия. Любовь – это обмен. Ненависть – пламя.

- Я не думал о нем в таком ключе. Незнание законов не освобождает от ответственности, – остановился у забора Михей и я увидел, как вдоль ограды передвигаются какие-то  прозрачные твари, ели заметные в солнечных лучах.

- Надо дождаться ночи, у меня нет такого запаса воды. Только для прицельного боя. Будем ждать, - упал он на траву под дубом.

Сидя под раскидистым деревом я думал о том, как устроен мир, о том, что мало кого любил, больше пользовался. Получал «плюшки» от родных, друзей и знакомых, редко отдавая что-то взамен. Посмеивался над их глупостью и поплатился за это. Инженер Таня ничем не хуже меня. Просто она знала, что есть другие способы обогащения, а я нет. Ненависть стихла и перешла в восхищение, а затем и в тихую благодарность, она показала мою сущность.

- Что-то изменилось, - встрепенулся Михей. – Ее проекция знает, что мы здесь. Ставни упали, теперь даже победив псов, мы не сможем добраться до якоря. Что ты сделал?

- Ничего, сидел и думал о своей жизни. Волос упал, и я увидел, как поток стал тоньше, сменив голубой цвет на белый.

- Хорошо она на тебе сидела, раз сразу почувствовала изменения, но ни это наша главная проблема. Поторопился ты с всеобщей любовью. Прижмись и пушку подними перед собой. Приготовься.

Он сдул с ладони проявитель, и я вжался в шершавый ствол. Пасть горбатой собаки

с огромными клыками и мерзкой желто-зеленой слюной приготовилась для атаки. Струя воды из водяного ружья прошла через горло и меня вновь обдало липкой, вонючей жижей, повисшей на других тварях. Минут через десять я был с ног до головы облит ею, а ружье с шипением плевалось остатками воды, капающими мне на ноги.

- Тварей нет, она оборвала канал, -  подхватил он луч и завязал его узлом, как отрезанную пуповину, - но проекция ушла в глухую оборону. Ты спасен и свободен, а я должен выкурить её оттуда, пока хозяйка не нашла себе новую жертву. Можешь пока погулять, освоиться. Здесь от тебя толку все равно нет.

Я пошел вверх по склону и, увидев небольшое озерцо с проведёнными о него коммуникациями к «пряничному» дому,  побежал обратно.

- Как ты меняешь структуру воды?

- Это долго и не сейчас, - отмахнулся он.

- Именно сейчас, иди за мной!

Михей недовольно поплёлся на холм, и я показал ему идущие от озера трубы.

- Да, она незаконно пользуется природными ресурсами, но вряд ли нам это поможет. Пока власти разгонятся…

- Вода поступает в дом и сад, - перебил я его. - Измени структуру, и она сама впустит яд в свой дом.

От шёпота Михея вода забурлила и пошла искрящимися волнами. С холма было хорошо видно, как почернела листва, на раскидистых деревьях. Защита рухнула, и мы смогли проникнуть в дом.

Проекцию Татьяны, точнее то, что от нее осталось, мы нашли в ванной комнате. Михей вытащил пробку и бурая вода с шипением ушла в сливное отверстие.

- Огонь скроет следы, - кинул он зажигалку рядом с мумией, лежавшей в пустом джакузи. - Курила в ванной, - заржал он и я почувствовал, как перехватило дыхание. Тьма.

- Я хотела бы уйти, - держалась за голову Татьяна, отчаянно пытаясь вызвать жалость начальника.

- Отчеты, не вовремя. Поищи в сумочке таблетку и вперед.

- Не могу, - прошептала она перекошенным ртом. Ноги обмякли, и Татьяна рухнула, ударившись виском об угол стола. Боли не было. Лишь внутренняя тишина и холод. Скорая, реанимация и серый муж.

- Страховка и даже компенсация быстро закончатся, а вы еще молод. Увезите ее на родину, там ей обеспечат нормальный уход. Она годами может пребывать в таком состоянии, а может покинуть вас и на следующей недели. Все не предсказуемого, кроме одного, она уже не станет человеком. Та, которую вы любили, растеклась по ковру начальника, как бы грубо это не звучало. Чем быстрее вы примите истину, тем легче пройдет принятие.

- Инсульт, но она была так молода, энергична…

- От этого никто не застрахован, - пожал плечами доктор.

«Мразь, - думала Татьяна, глядя на измученное лицо матери. – надо было выжать его в первую очередь». Свет померк, и она вновь предстала перед горбатыми псами, привычное "фас" и ухмыляющиеся лицо человека в оранжевом жилете. «Давайте, милый, жмите. В этой дамочке еще явно, что-то осталось, но не переусердствуйте, завтра я опять приглашу ее в свой дом», - издевался над ней Михей и багряные жилы пульсировали на его толстой шее.

- Поздравляем вы вышли из комы, переосмыслили свою жизнь, разобрались в законе сохранения энергии и даже проявили не дюжую смекалку, - повисла надомной женщина в строгом сером костюме. Завтра ждем вас к двенадцати, выспитесь как следует. Теперь это ваше рабочее место. Вы готовы.

- Да, - обреченно согласился я, помня слова Михея о выборе и серых кабинетах.

- Аня, проводи Вячеслава Максимовича и подготовь к утру всю документацию.

Легкий ветерок принес запах цветущей черемухи и только сейчас до меня дошло - я вернулся.

Попытка ввести в заблуждение провалилась. Ворота человеческого мозга не впустили скрывающегося под видом невинной девицы врага, однако, заперев до этого казавшиеся твёрдыми деревянные двери со стальными заклёпками прямо перед его носом, глазу открылись когти и зубы твари и её парализующее, не поддающееся разумному объяснению намерение. Намерение рвать и терзать всё живое, и не позавидуешь тому, кто окажется у неё на пути, ибо в таком случае незадачливого путника или путницу ждёт долгая и мучительная смерть. А она наверняка будет долгой и мучительной, поскольку скрывающиеся за голубыми человеческими чёрные глаза монстра не ведают жалости, и единственная ведомая им радость—это охота. Страх, испытываемый убегающей жертвой, маленький огонёк надежды в её глазах, безжалостно растаптываемый охотником и дикое возбуждение от взгляда прямо в глаза умирающей дичи, с первобытным ужасом смотрящей на свое ещё бьющееся сердце, секунду назад вырванное из груди острыми и точными как скальпель когтями.

Охвативший мужчину страх сдавливал грудную клетку. В кабине начало не хватать воздуха, от чего дыхание Натана стало громче и тяжелее, хоть он и пытался вести себя максимально тихо. По бокам застывших на дороге глаз начали появляться маленькие слезинки. Больше всего на свете Натану хотелось сейчас бросить всё, выскочить из грузовика в открытую дверь и с криком и воплями нестись по ночной дороге, однако стремительно уплывающий мозг говорил ему, что, если он это сделает, его и без того маленькие шансы на спасение станут равны нулю. И тогда, находясь на грани сознания, мужчина придумал непростой план.

—Слушай, мне кажется или это колодки стучат? Не могла бы ты сходить проверить?

Язык Натана немного онемел, и плохо выговаривал слова. Сжавшееся в точку горло едва поддавалось контролю, и мужчина очень боялся, что ненароком всхлипнет или его дрожащий голос покажется существу подозрительным и тогда всё резко закончится.

Голубые глаза посмотрели на него с недоумением, будто не понимая, что от них требуется. Тем не менее нельзя было сказать, что девушка о чём-то догадалась, и это придало Натану уверенности.

—Я сейчас встану у обочины и ты выйдешь наружу, посмотришь. Хорошо?—повторил он.

Голубые глаза отвернулись в сторону. Не похоже, чтобы она понимала поставленную задачу, но протестов она никаких не выражала, а значит у Натана был шанс.

Мужчина свернул на обочину, и в ту же секунду, как его нога, покрытая как второй кожей толстым зимним сапогом вдавила педаль тормоза, послышался скрип тормозов, а тягач остановился, проехав по инерции ещё пару метров. Не оглядываясь и не поворачивая головы, Натан ждал, что же произойдёт дальше. Девушка не шевелилась—Натан видел это боковым зрением. Чтобы не скрывалось в уме, скрытом под невинной розовой кожей, это пугало мужчину даже сильнее впивающихся в него голубых глаз и белоснежных зубов, которые, казалось, тоже смотрели.

Непонятно, сколько времени прошло, но девушка всё продолжала глазеть на него. Ни он, ни она так и не шелохнулись за всё это время, и Натану становилось всё труднее скрывать от взора незнакомки свои дрожащие руки и тяжёлое дыхание, будто он только что пробежал кросс длиною в километр. Разум стремительно уплывал, забирая с собой остатки беспорядочных мыслей. Создавалось ощущение, что вот пройдёт ещё секунда, и он уже не сможет сдержать всхлип, самовольно вырвавшийся изо рта и обрёкший его на смерть, и тогда произойдёт нечто настолько ужасное, что трудно представить. Но вдруг мужчина услышал какую-то возню справа от себя, а затем со стороны пассажирского сиденья донёсся звук хлопнувшей стальной двери. Она вышла, даже закрыла дверь за собой. Со скоростью молнии, Натан вновь ожил, и понял, что вот он шанс!

Прежде чем, мозг успел обдумать хоть какой-то план, волосатые мужские руки рванули руль вправо, а всё та же нога вдавила в соседнюю от тормоза педаль с такой силой, что, казалось, вот-вот проломит днище грузовика. Мотор, колёса, двигатель—всё одновременно взревело механической мощью, и огласило округу целой гаммой разнообразных звуков, не способных пересилить стук в висках, от которого по ощущениям голова разрывается на куски.

Грузовик тем временем продолжал ехать, будто на автопилоте. Вот он по дороге едет—ничего не происходит. Внезапно на пути появляется поворот и словно уже чья-то другая рука аккуратно поворачивает руль в нужную сторону—ничего не происходит. Заходя в поворот, тягач слегка притормаживает, и вновь разгоняется, когда дорога вновь становится прямой-ничего не происходит. Ничего не происходит, ничего не происходит, ничего не происходит. И только стучащее где-то в черепной коробке сердце никак не успокаивается, грозясь своим стуком растрескать кости в труху. «Бадум, бадум, бадум» — стучало в висках без остановки, пока где-то на фоне, словно в другом мире, был слышен звук мотора, голос диктора по радио и со свистом проносились изредка автомобили.

Гул в голове по немногу успокаивался. Сдержанный мужской голос стал более отчётливым, однако измотанный долгой поездкой и пережитым ужасом мозг Натана не мог разобрать ни единого слова, ибо бессменный баритон диктора на этот раз вместо прогноза погоды или новостного репортажа будто пытался прочесть детские каракули, от чего речь его казалась несвязной, словно представляла из себя совершенно другой язык, возможно, даже мёртвый.

Натана передёрнуло, и он убавил громкость радио до минимума. Получилось это не сразу, ибо силы в его руках мигом куда-то перевелись. Их охватила нестерпимая дрожь, которая, как и влага на глазах, никуда не делась, и ни на секунду не позволяла ему забыть о произошедшем.

Мужчина глубоко вздохнул и шумно выдохнул. Собственный голос, обычно грубый и дерзкий, показался ему ужасно слабым и жалким, как у маленького ребёнка. Он повторил эту процедуру несколько раз, и с каждым новым кругом выходящий изо рта воздух становился всё менее похож на всхлип. В груди щемило, и хоть трясучка в руках немного унялась, внутри он казался себе всё таким же маленьким, словно загнанный в угол зверёк, чьё сердце вот-вот разорвётся от ужаса. И всё же, теперь Натан чувствовал себя чуть более спокойно. Окружённый со всех сторон сталью, он почувствовал себя защищённым и даже смог позволить себе слегка ухмыльнуться. В самом деле, чего теперь бояться? «Всё позади, мы уже далеко»,—успокаивал себя мужчина, однако какая-то неясная тревога никак не отпускала его, притаившись в самом дальнем уголке сознания и едва слышно нашёптывая: «А вдруг это ещё не конец?»

В какой-то момент, решив, что в машине как-то слишком уж душно, Натан открыл наполовину окно. Шаловливый и быстрый ветерок со свистом юркнул внутрь салона, и, заполнив собой всё доступное пространство, уже не шумел так сильно. Дышать действительно стало легче. На секунду мужчину охватило пьянящее, дурманящее голову чувство-покой и свобода, смешавшиеся в эйфорию. Однако продлилось это недолго, поскольку что-то всё равно было не так. Первым до Натана дошёл звук. Какой-то странный, ритмичный, следующий одной и той же периодичности перестук. Это было чем-то похоже на цокот копыт или стучание, как стучат пальцы один за другим по чему-то деревянному, только быстрее, намного быстрее. Прислушавшись, Натан нашёл в нём сравнение со скрипом дверных петель, которые очень долго не смазывали, а ещё он чем-то напоминал…хруст?

Недавно пережитый страх вернулся с новыми силами. Грудную клетку, как будто, чем-то сдавило. Словно бы, рёбра начали упираться в лёгкие, не давая Натану вздохнуть как следует. На лбу выступил холодный пот, а руки начали сами собой соскальзывать руля. Он посмотрел в зеркало заднего вида, но не смог ничего разглядеть из-за царящей вокруг темноты. Не сводя глаз с отражения темноты, мужчина начал ненавязчиво и незаметно для себя сильнее давить на педаль газа. Покажись в этот момент какой-нибудь поворот или сверни дорога всего на пару градусов в сторону, машина врезалась бы в кювет или того хуже слетела бы с обрыва, пока сидящий внутри Натан, ничего не заметив, продолжал бы пытаться разобрать что-то в ночной тьме.

Неохотно выглянувшая из облаков почти полная луна, часть которой всё ещё была скрыта, своим бледным, кажущимся неживым, светом слегка осветила окружающую местность. Стали видны линии на асфальте, отдельные ветки на деревьях, длинная, два раза резко меняющая направление царапина на стекле грузовика и ещё… какое-то странное движение позади грузовика. В этот момент луна показалась полностью, и её белый лик, ни с чем не сравнимый и ни на что не похожий, открыл глазам Натана то, что двигалось за его грузовиком.

Существо бежало. Нет, не бежало—неслось изо всех сил за Натаном, а попадающий на её абсолютно чёрные глаза лунный свет не находил в них отражения, и целиком поглощался зияющей внутри них чернотой темнее самой тёмной ночи и своей полнотой схожей разве что с самым холодным и пустым уголком вселенной, о котором не знает и до которого не может добраться свет ни одной из миллионов миллиардов звёзд. Эта тьма полностью заполняла собой глаза твари, и сдерживали её лишь кожа лица, которые были для неё неприступными воротами. Тем единственным препятствием, не будь которого, она бы вырвалась наружу и уж тогда наверняка поглотила бы всё живое и даже не живое.

Кожа девушки уже не казалась такой живой, и висела на твари лоскутами, то тут, то там, сползая вниз, будто тающее от жары мороженное. Пугающая и наигранная, но всё же отдалённо напоминающая человеческую улыбка сменилась таким ужасающим оскалом, что даже среди зверей невозможно было бы найти хоть что-то похожее, ибо ни одно живое существо, как бы зло оно не было на мир, не смогло бы изобразить такую ужасную и первозданную ненависть, пришедшую из глубоких пещер и дремучих лесов тех времён, когда в них не было человека. Такое выражение, до этого весьма умело скрываемое чьей-то человеческой кожей, невозможно увидеть в повседневной жизни. Да даже живущий глубоко в лесах отшельник единый с природой никогда её не увидит, ибо ни один хоть сколько-нибудь вменяемый человек даже специально не сможет найти что-то хоть отдалённо, хоть на одну тысячную процента похожее. Лишь разумы стоящих на пороге смерти безумцев, окунувшихся в такие глубины бытия и познавшие такие его тайны, что навеки лишились способности говорить, способны перед своим уходом в пустоту воспроизвести это лицо, эту эмоцию, этот самый глубокий и очернённый оттенок мироздания, и от того их губы растягиваются в предсмертной улыбке, ибо они только что узрели вечное, что переживёт и их и всю жизнь во Вселенной. И лишь когда последний лучик света потеряется в бесконечной тьме и когда уже некого будет ненавидеть, может быть, успокоится.

Длинный язык твари свисал до земли, и совершенно не подчинялся ей, улетая то влево, то вправо, а иногда и вовсе растягиваясь во всю длину и взмывая в воздух, через секунду с силой обрушаясь на землю и дробя асфальт, словно кожаный кнут кожу. Розовый, со следами гнили, он вываливался откуда-то из горла вместе с нечленораздельными звуками, соперничающими по громкости с гнущимися об дорогу костяшками пальцев.

Проминаясь и, не выдерживая навалившегося на них веса, ломаясь, словно тонкие ветки под сапогом лесника, они сами создавали этот ритмичный хруст, первым привлёкший внимание Натана. Существо с первобытной ненавистью и жутким желанием неслось на четвереньках за грузовиком, и каждую секунду от неё отслаивалась износившаяся и не подверженная восстановлению человеческая кожа, обнажая кровоточащие мышцы и раздробленные кости. Была ли это её плоть и кровь, или она позаимствовала их у незадачливой жертвы вместе с кожей?

Вдруг, существо взревело, начав быстрее перебирать руками и ногами. До этого держась на приемлемом расстоянии, оно внезапно начало с невероятной скоростью сокращать расстояние до грузовика, и чем ближе оно становилось, тем лучше Натан мог разглядеть тёмное желание, зреющее в его глазах, и тем сильнее рос его ужас перед ним. Несмотря на то, что его сердце уже было готово отказать, он всё равно не мог отвести взгляда от лица твари, как будто что-то в бездне её глаз гипнотизировало его.

В один момент, когда существо с машиной разделял буквально десяток метров, наваждение вдруг спало. Натан тут же отвернулся и со всей силы вдавил педаль газа. С каждой секундой тварь отдалялась, и когда хруст и невнятное клокотание перестали быть слышны, до ушей Натана донесся последний отчаянный рёв существа. Оно сдалось и упустило свою жертву, однако легче от этого почему-то не стало.

***

«…Этой ночью в лесу близ города Тандер-бей был найден обезображенный труп женщины. Выбравшиеся по грибы отец с сыном бродили по лесу в течении часа, и, оказавшись очень далеко от дома, внезапно обнаружили человеческое тело без глаз и кожи. Идентифицировать жертву пока не удалось, однако по степени разложения можно предположить, что её убили относительно недавно, примерно в начале этой недели. Если у вас есть какая-то информация по этому поводу, пожалуйста позвоните по номеру…»

Молодой парень в кепке нажал на кнопку в правом нижнем углу телевизора, после чего тот сразу же погас. Вернувшись за барную стойку, он принялся от нечего делать тряпкой натирать светло-коричневое дерево, как вдруг, колокольчики над дверью кафе зазвонили. Обратив взгляд к двери, юноша разглядел в двоих прибывших своих друзей и широко заулыбался.

—Эмма, Адам,—дружелюбным тоном обратился он к ним.—Рад вас видеть. Чем обязан?

—Ты новости смотрел?—спросила его молодая девушка в красной кожаной куртке и джинсах. Она держала руки в карманах, и постоянно ёжилась от холода, наверняка проклиная в своих мыслях пронизывающий до последней клеточки холодный ветер.

—Нуу, да, а что? Ужасная, конечно, история, но нам такое не в новинку.

— Это просто кошмар,—продолжала о своём девушка. Создавалось ощущение, будто она так ничего и не расслышала, либо специально проигнорировала замечание своего друга.—Это ведь не впервой происходит.

—Пропажи в лесу не такое редкое явление для наших краёв, хотя, о трупе без кожи я слышу впервые.

—А вдруг там бы оказался ты?—сказала она вдруг, внимательно смотря парню в глаза.—Вдруг это бы твой труп нашли в лесу без кожи или глаз?

—Тогда я бы не беседовал с тобой здесь, зато смог бы напоследок посмотреть в лицо тому, кто это сделал,—юноша повернулся спиной к своей собеседнице, и залил в два небольших пластиковых стаканчика с крышкой и надписью на английском сбоку тёмный горячий кофе. Закончив, он поставил их на стойку, но, заметив серьёзный взгляд девушки, вдруг коротко рассмеялся и показательно махнул рукой.—Да не парься ты так, наверняка это просто чей-то глупый розыгрыш.

— Розыгрыш включающий в себя убийство?—скептически спросила девушка.—К тому же, это ведь новости—они уже наверняка всё перепроверили и убедились, что труп настоящий.

— Ну, значит это действительно было убийство. Может по лесам сейчас бродит какой-то психованный маньячила с тесаком, который так и жаждет встретить какую-нибудь загулявшуюся или ослеплённую похотью парочку, захотевшую сделать это в лесу. И когда он найдёт их, он пережет парню горло, а девушку будет пытать. Отрубит ей руки и ноги, на живую сдерёт кожу, а когда та будет уже мертва, вырежет и съест её глаза. Бугагага,—посмеялся злодейски парень и изобразил страшную рожицу.

—Лукас, заткнись,—подал наконец-то голос пришедший вместе с девушкой юноша. На нём была дутая оранжевая куртка с меховым воротником и чёрные зимние штаны, а на руках он носил перчатки без пальцев, от чего постоянно тёр руки друг об друга.

—Я же с тобой серьёзно разговариваю,—никак не унималась девушка.—Если мне не изменяет память, у тебя в том районе живёт замужняя сестра. Ты позвонил ей? Спросил, как она там?

—Бога ради, Эмма, угомонись. Она писала мне вот прямо сегодня утром. Жаловалась на то, что её машина не заводится, потому что вчера вечером она не смогла загнать её в гараж, ведь там упала полка с зимними колёсами. И из-за этого ей пришлось оставить свою новенькую до блеска начищенную KIA на улице.

—Она ничего не говорила о произошедшем в лесу?

—Нет. Не думаю, что с её проблемами у неё вообще есть время смотреть новости.

—Ну, а у тебя есть кто-нибудь ещё в Тандер-бей? Кто-нибудь, кто мог бы знать что-то об этом?

—Неа. Я, знаешь ли, сам там был буквально раза два, да и то в гостях, так что помимо сестры у меня там нет ни друзей, ни родственников.

—Совсем никого? —девушка оперлась на стойку руками и жалостливо поджала губы. Юноша что-то чиркнул в ежедневнике и покачал головой.

—Совсем никого, но если тебе так хочется до кого-нибудь докопаться, то можешь порасспрашивать дальнобойщиков. Тандер-бей—довольно крупный город, наверняка кто-то из них был там проездом за последние дней. Один сидит здесь прямо сейчас, вон там, за последним столиком,—юноша сверлил взглядом слегка мутный, но всё равно красивый гранёный стакан и, одной рукой оттирая с него пятна, второй указал в дальний угол зала.

За большим столом из тёмного дерева сидел одинокий мужчина. Он ничего не делал, лишь неотрывно смотрел куда-то себе под ноги, изредка потягивая лежащую перед ним чашку с уже давно остывшим кофе. Вот он снова поднёс её к губам, сделал очень маленький глоток, а после положил на место. Девушка снова поёжилась, но на этот раз причиной этому стал не холод. Было в этом мужчине что-то такое…неправильное. То, как он сидел, дышал и даже просто делал глоток—во всём этом была какая-то тяжесть, будто каждое движение даётся ему с немыслимыми усилиями и от того эти движения так редки. Эмма списала это на долгую ночь и, проведя недолгий спор у себя в голове, медленно подошла к незнакомцу.

—Эм, здравствуйте, меня зовут Эмма. Вы дальнобойщик? Как вас зовут?—её голос звучал немного неловко и неустойчиво, метаясь от одной интонации к другой, как пытающийся ходить по канату человек пытается удержать равновесие. Ей было всё ещё холодно, и её руки были сложены на груди, что придавало ей также немного уверенности.

—Натан,—ответил мужчины не глядя и его хриплый и тихий, но очень ровный голос показался девушке оглушающим.—Да, я тот, кого вы зовёте дальнобойщиком.

— Эм, вы бывали когда-нибудь в городе Тандер-бей?—спросила Эмма чуть более уверенно. Натан ответил лишь после долгой паузы, как будто выпав на секунду из реальности, но когда он заговорил, Эмма вновь вздрогнула с непривычки.

—Да. Пару раз по работе, но в основном проездом.

— Когда вы были там последний раз?

— Недавно,—неопределённо ответил мужчина.

—Недавно в новостях сказали, что в лесу около него нашли тело женщины. Кто-то снял с неё кожу и ещё у неё не было глаз. Вы знаете об этом что-нибудь?

После этого вопроса в зале воцарилась тишина и очень долго её никто не нарушал. Через минуту, показавшуюся вечностью, Натан поднял голову, и посмотрел на обратившуюся к нему девушку. Этот взгляд был сродни удару обухом по голове. Девушка даже немного отшатнулась от неожиданности. Абсолютно незаинтересованные, смотрящие не на неё, а куда-то в никуда глаза, которых она никогда раньше не встречала. Этот взгляд не был пустым или неосмысленным, просто он смотрел на весь мир так, как будто тот лишил его чего-то очень важного, без шанса когда-либо это вернуть. Если долго смотреть в такие глаза, можно задуматься о бессмысленности жизни, и даже после этого глубоко внутри вас основательно поселится какая-то призрачная и глубокая тоска.

—Нет, я услышал об этом только что из ваших уст. А теперь прошу прощения, мне нужно ехать.

Сказав это, мужчина встал из-за стола и, забыв допить кофе, направился в сторону двери, попутно положив на барную стойку одну банкноту. Когда он наконец-таки вышел, юноша за стойкой заговорил, обратившись к своим друзьям.

—Странный тип. Приехал сюда ещё ранним утром, часов в пять, и всё это время сидел в самом дальнем углу, глядя себе в ноги. Эй, Эмма, он сказал тебе что-нибудь?

—Нет, особо ничего. Сказал, что был в Тандер-бей лишь проездом и ничего не знает.

—М, ясно. Ну и чёрт с ним. Слушай, помнишь как я тебе рассказывал про…

Но девушка его уже не слушала. Она провожала загадочного незнакомца взглядом до самой машины и, даже когда он уехал, долго смотрела ему вслед. Непонятно почему, ей стало немного тревожно на душе. Её мучило множество вопросов без ответа, однако она сделала для себя один вывод. Что бы ни совершило этот жуткий поступок, теперь она будет старательно обходить этот лес стороной. Просто так, на всякий случай.

«…Поэтому с сегодняшнего дня до ближайшего вторника ожидается сильное похолодание. Особенно сильный ветер — до пятнадцати метров в секунду — ожидает жителей прибрежных городов. Возможны лёгкие осадки в виде дождя или мокрого снега. А теперь от новостей погоды плавно переходим к новостям спорта»

Едва диктору удалось привлечь внимание Натана, который специально сбавил на секунду скорость, дабы лучше расслышать столь интересующую его информацию, не переставая в то же время следить за дорогой, как в стёкла ударил сильный поток ветра, отвлёкший мужчину от радио и заставивший внимательно вглядеться в покрывшееся краснотой небо.

Вечерело. Когда отведённый солнцу день подходил к концу, светило начинало долго и неохотно заваливаться набок, меняя цвет с жёлтого на мягко-оранжевый, который художники, которых Натан не стесняясь и не пытаясь разобраться в ситуации при всех называл ботаниками и хлюпиками, окрестили цветом «увядания» или багрянцем. И всё же, даже такому закоренелому водиле, как Натан было не под силу отрицать детское очарование отступающего за клыки горных вершин солнца, практически бессильного против вступающей в свои права луны, но все же пытающегося хотя бы на время вечера подарить столь милому ему миру свои последние лучи. Чарующее и завораживающее зрелище, принуждающее даже не склонных к глубоким погружениям в себя людям из раза в раз возрождать в своём разуме картины приятных, но утёкших сквозь время воспоминаний.

Такие моменты являлись абсолютной противоположностью всему тому, что обычно представляла собой в умах людей осень, хотя в Канаде этот стереотип и не был столь распространён в виду отсутствия здесь осенней хандры как таковой. Если обитающие среди местных гор и лесов люди и впадали в хандру, они старались сильно не распространяться об этом и занимали себя либо работой, либо отдыхом. Натан был из первых, и, едва выйдя с насильно взятого отпуска — насильно, потому что с работы его сорвала распсиховавшаяся после разрыва своих, будем честны, изначально неудачных отношений сестра, на помощь которой он, хоть и нехотя, но выдвинулся, заранее оценив масштаб трагедии и взяв отгул на две недели — сразу залез в свой любимый тягач марки Volvo и, схватившись разжиревшими от домашнего питания пальцами за кожаный чехол автомобильного руля, принялся навёрстывать упущенное.

Конкретно, сегодня он взялся доставить одному человечку из Тандер-Бей, провинция Онтарио, мебель для обустройки дома. Полный список перечислять было бы долго, но Натан точно запомнил, сколько раз его спина хрустнула при погрузке всего этого в кузов грузовика. Разумеется, он занимался этим не один: будь всё так, он бы поехал не на грузовике к озеру Верхнему, а в травматологию и, скорее всего, на носилках; хотя даже так работка выдалась не из лёгких, но поскольку деньги за работу ему предложили очень даже солидные и, дабы заранее сгладить возможные неприятности, а заодно настроить Натана на работу, даже заплатили часть авансом, он старался особо не жаловаться. По крайней мере, не в слух.

Путь лежал не близкий — часов восемь минимум. Это мужчина понял сразу, но как следует всё равно не подготовился. Примерно через три часа, проезжая Кенору, мочевой пузырь Натана начал бить тревогу, из-за чего мужчине пришлось сделать незапланированную остановку в местной забегаловке, оказавшись внутри которой о себе напомнил ещё и желудок, отреагировавший на улавливаемые носом ароматы перца, пива и жареного мяса.

Нет смысла долго описывать это место. Человеку, редко бывающему в дороге может и есть какой-то смысл, но такие люди, как Натан, давно заметили, что, сколь бы далеко ты не уезжал, все придорожные кафе будут на одно лицо. Отличаются цвет пола, официантка за стойкой, какие-то элементы декора убраны или добавлены, но, в целом, отличий никаких. Те же официантки как на подбор всегда оказывались молодыми девушками на подработке, за чьими ненавязчивыми виляниями юбкой следили едва ли все мужчины, и лишь однажды еду ему принесла староватая полуглухая женщина в каком-то заведении в городе на букву «Г». Не то чтобы его это тогда сильно обрадовало, но всё же это было разнообразие. Парней-официантов же, которых было не то чтобы много, но они всё-таки были, Натан предпочитал не замечать, так как в большинстве случаев они лишь улыбались ему своей натужно-приветливой улыбкой, по которой можно было безошибочно прочитать что-то вроде: «Выбирай быстрее, тупая немытая свинья, а то от этих кривляний меня скоро стошнит». Натан всегда знал, кем его считают. Профессия дальнобойщика хоть и востребована, но не пользуется не то что особым, а в принципе хоть каким-то уважением, однако его это не волновало. Какая разница, что эти придурки думают, если это, почти наверняка, первый и последний раз, когда они видят друг друга.

Хорошо поев и вытерев рот одноразовой салфеткой, Натан сдал грязные тарелки и вышел на улицу. Оказавшись снаружи, он сразу же глубоко вздохнул, подняв глаза к небу, после чего столь же медленно и шумно выдохнул. Изо рта вырвался обширный клочок пара, а затем испарился, будучи видимым не более секунды. От холодного воздуха кололо пальцы. Мужчина с силой сжал кулак и разжал его, чувствуя как кровь течёт по венам, пробираясь к кончикам пальцев, от чего те приняли естественный розовый цвет.

Вдруг, взгляд мужчины сам собой обратился к стоящему на стоянке грузовику. Уже немолодой, но хорошо сохранившийся чёрный Volvo, принадлежащий Натану с того самого момента, когда он начал возить грузы, внимательно рассматривал его своим взглядом, и хоть фары были выключены, а мотор не издавал ни звука, мужчина был точно уверен, что молчаливая до поры до времени машина очень пристально следит за ним. Этот взгляд, казалось, выражал надежду и даже некое возбуждение, как у домашнего пса, пытающегося таким образом упросить хозяину отправится на прогулку. Натана не нужно было просить дважды, и он без сомнений забрался в грузовик, закрывая дверь одной рукой, а второй заводя машину. Зашумевший мотор заставил тягач вздрогнуть, и мужчине даже показалось, что в этот раз движок стучит немного быстрее, будто никак не может дождаться начала поездки. В тот же миг горе-хозяин встряхнул головой и не сильно надавил на педаль газа, попутно разворачиваясь и выезжая на дорогу. Оставшуюся поездку он провёл без странных мыслей.

***

Местным жителям Натан не понравился. Не то чтобы их кто-то заставлял улыбаться ему, в конце-концов Натан не был ни президентом, ни главой местной администрации, ни кем-либо ещё из важных политических чинов, но, как небо, было ясно, что приехавшего сюда на один раз дальнобойщика жители конкретно не взлюбили. От других схожих эту неприязнь отличало то, что мужчина решительно не понимал, чем он пришёлся не по нраву обитателям сего озёрного города. Ранее он бывал здесь лишь проездом и никоим образом не вызвал гнева с их стороны, скажем, пофлиртовав с дочкой владельца какого-нибудь антикварного магазина. Да…Это было большой ошибкой с его стороны, но откуда он знал, что ей нет восемнадцати, да и кто вообще бы думал об этом, увидев как ТАКАЯ девушка буквально сверкнула перед ним глазами и вильнула напоследок мини-юбкой.

В любом случае, нанятые по новой грузчики помогли Натану с работой. Хозяин дома, обустроенного в неполном без мебели викторианском стиле, заплатил оставшуюся часть денег, и хоть сумма была поистине велика, это не спасло его от того трёхэтажного мата, которым красное и потное мужичьё крыло его, когда, осторожно переступая маленькие ступеньки, тащили на второй этаж огромный и поистине тяжёлый шкаф для посуды. На кой хрен этот шкаф нужен на втором этаже, когда кухня и зал расположены на первом, никто спрашивать не стал, ибо тратить ради этого столь драгоценное время, когда половина пролёта уже одолена, было бы огромным идиотизмом, соизмеримым разве что с киданием камней в окна заброшенной школы, когда дома тебя ждёт уже остывший ужин и вызвонившая все на свете службы мать, не нашедшая тебя в своей постели после того, как вы громко и шумно поссорились. Совпадение ли, но Натан пробовал и первое и второе, и воспоминание об этом отдавалось грустной болью в кажется тоже покрытом щетиной сердце.

Наконец, расстановка была закончена. Обрадовавшись, что больше не надо таскать ничего тяжёлого, мужчина громко, с облегчением выдохнул и принялся разминать негнущиеся пальцы. Нанятые грузчики на час уже ушли, оставив Натана наедине с хозяином дома. «Вернутся они уже другими людьми», подумал он и слегка ухмыльнулся.

—Живущие здесь люди немного странные, не находите? — спросил вдруг заказчик.

Казалось бы, бессмысленный вопрос моментально привлёк внимание Натана, и он впервые обратил внимание на того, по чьему заказу он, собственно, и отправился сюда. Хозяин дома оказался довольно молодым светловолосым мужчиной с тонкими, напоминающими женские, пальцами и ровным, но слегка тревожным голосом. Одетые на нём тёмно-синяя, как усеянное звёздами ночное небо, рубашка, посыпанная чем-то блестящим, и чёрные брюки были пошиты из довольно дорогой ткани. Такую одежду шьют на заказ, и резкое отличие её по сравнению с одеждой простых смертных видно даже невооружённым глазом. В этом не было ничего удивительного. Ещё по размеру аванса и типу заказа Натан понял, что его сегодняшний заказчик явно не обделён деньгами. От того он ещё сильнее удивился, когда блондинистый любитель расписных ковров и посудных шкафов, будь они прокляты, тоже отметил необычное поведение местных. Этот вопрос заставил Натана понять, что неприязнь жителей распространяется не только на него, а это уже вызывало вопросы и пробуждало в мужчине неслабый интерес к сложившейся ситуации.

—На вас они тоже бросали свои хмурые взгляды? —попытался отшутиться Натан и изобразил самую приветливую улыбку, на какую был способен, но хозяин внезапно нахмурился и отвёл взгляд в сторону, будто обдумывая что-то. Ещё некоторое время он колебался, но в конце-концов сказал.

—Люди здесь ведут себя довольно странно. Ещё в тот день, когда я поселился в этот дом, один из них нагрянул ко мне среди ночи и долго выпытывал: кто я, откуда и чего здесь забыл. Когда он, наконец, ушёл, то посоветовал мне остерегаться местных лесов и не бродить подолгу ночью.

—Люди в маленьких городках всегда сплошь дурачье, просто в этот раз попались суеверные,—ответил с ухмылкой Натан. Хоть полученная информация и заставляла его любопытство играть не по-детски, он всё же старался никак не выдавать своего интереса ситуацией, изображая типичный для его профессии скептицизм. Пока что, получалось неплохо.

— Ха,—ухмыльнулся хозяин дома. —Чистая правда. Я вот лично побывал в десятках городах и стольких же странах, но нигде не видел таких дуралеев как здесь. Хотя, однажды я был в Африке, и вот что я скажу вам, — как бы сильно Натану не хотелось закатить глаза, ему нужно было поддерживать вежливый образ, однако и слушать это было тоже невозможно, так что мужчина посмотрел на часы и начал собираться.

— Прошу прощения. Скоро стемнеет, а мне нужно ещё кое-куда заехать, — произнёс он виноватым тоном и вышел на улицу.

— Да, да, конечно, — казалось, мужчина был ошарашен, ведь истории, которыми он в лучшие дни завлекал девушек и завладевал вниманием друзей оказались здесь абсолютно бессильны, однако он всё же опомнился, хоть на это и потребовалось некоторое время, и спокойным, ничего не выражающим голосом сказал:— Полагаю, тогда вам лучше поторопиться.

— Почему? — поинтересовался Натан.

— Ночью здесь наступает поистине угнетающая тишина, а в лесу становится небезопасно,—хозяин выдержал небольшую паузу, после чего добавил:—Так мне сказали жители.

— Вот как,—угрюмым тоном ответил Натан. На его лице появилась усмешка.—Ну, как я уже говорил, я не верю в людские россказни.

— Даже если не брать их в расчёт, возвращаться по ночи довольно неприятно. Поверьте, я знаю.

Эти последние слова должны были звучать многозначительно, но Натан не обратил на них никакого внимания, ибо они, как и всё остальное в болтливом и разодетом юноше, казались ему лишь приукрашиванием настоящей, ничего из себя не представляющей сути. И всё же, он не мог не согласиться с этим. Все знают, что дальнобойщику ночью так же плохо, как и следующим за ним машинам, не способным ни обогнать здоровенный тягач, ни терпеть страх следования за ним.

Ушёл Натан не попрощавшись. Ему нужно было успеть вернуться до темноты, и у него не было времени на лишнюю болтовню. Лишь оказавшись внутри своего грузовика и сжимая вставленный в замок ключ зажигания, он бросил задумчивый взгляд на огромное далёкое озеро, видневшееся за домом. Думая о чём-то своём и всё ещё не разжимая руки, он продолжал смотреть туда, пока его не отвлёк звук, чем-то похожий на треск. Это был гром, отгремевший где-то в тяжёлых, едва двигающихся облаках на кромке горизонта. Сначала это слегка приободрило Натана, ведь, несмотря на такое понятие как «осенняя хандра», он пылал особенной любовью к осеннему дождю. Ему приносили радость последние слёзы неба, задохнувшиеся в дыму и охладевшие так, что стали холоднее рек, но всё равно несшие свою благодать миру под ними. В сезон всеобщего увядания, дождь был единственной вещью, хоть как-то напоминавшей Натану о жизни. О тепле домашнего очага, к которому хотят вернуться все, у кого он есть, а у кого нет—тем некуда возвращаться, и о необходимости хоть иногда смотреть на звёзды, чтобы хоть на секунду перестать быть опаздывающим и торопящимся бегуном и вновь стать мечтателем, которым он когда-то был.

Не подарив грустному и одинокому небу ни скупой улыбки, ни короткого кивка, Натан, наконец, прокрутил до конца ключ зажигания и, провожая боковым зрением такой же как и все, но почему-то оказавшийся особенным для него город, направился на своей стальной гудящей колеснице в сторону леса.

***

—Твою же мать, я едва вижу дорогу! А что ты хотел?-сказал мужчина сам себе.-Меньше надо было трепаться.

Натан прекрасно знал, что осенью темнеет раньше, и ему бы в любом случае пришлось возвращаться по темноте, но бранить себя всё равно не переставал. До дома было ещё около четырёх часов непрерывной езды, а глаза уже слипались. Спать хотелось невыносимо, и мужчина то и дело резко распахивал глаза, осознавая, что он снова чуть не задремал.

«Какая же долгая дорога»

Неприятнее сонливости была только непроглядная, какая-то чересчур густая темнота, одновременно успокаивающая и склоняющая ко сну и в то же время опасная, требующая постоянной бдительности. Не помогали ситуации и машины, резко куда-то исчезнувшие, причём все разом. Будь они сзади—это было бы дополнительным неплохим мотиватором держать глаза открытыми, ибо тогда при аварии мог бы погибнуть не только Натан, но и несколько людей позади него расстались бы с жизнями или, в лучшем случае, получили бы тяжёлые травмы, а едь они на встречу—их яркий свет, а он был бы ярким, ведь в такое время буквально невозможно ездить, не используя дальние фары, ослеплял бы Натана и заставлял его просыпаться. Но машин не было, а поэтому рассчитывать приходилось только на себя.

Отяжелевшие веки медленно, но верно тянулись вниз, стремясь дотянуться до ставших похожими на кожу слона тёмно-серых синяков мужчины. На всякий случай, Натан сбавил скорость, и начал быстро-быстро моргать, чтобы хоть как-то разбудить себя. Это не помогло, поэтому мужчина громко и томно вздохнул. Стекающие по стеклу капли дождя наслаивались на однообразный ночной пейзаж, и создавали короткие гонки, резко заканчивающиеся, когда безжалостная и бездушная рука дворников сталкивала их к боковой части стекла, где они, недолго посопротивлявшись, уносились ещё более безжалостным ночным ветром.

В один момент, мужчина заметил идущего по тротуару человека. Он подъехал поближе и ещё немного сбавил скорость, как вдруг, его фары выхватили из темноты молодую девушку в лёгкой одежде. Это взволновало Натана.

«Подумать только, на улице и дождь, и гром, и ветер, а она бродит одна по тёмноте.»

Свернув на обочину, грузовик встал в ожидании пассажиров, будто никакой он не грузовик, а всего лишь детский автобус. Ждать долго не пришлось, и, примерно, через полминуты в машину забралась юная девица непомерной красоты. Её лучезарная улыбка и молодое утончённое, не тронутое бедами жизни лицо, в миг поразили мужчину, от чего у него даже перехватило дыхание. Бросив наотмашь что-то неразборчивое и отдалённо похожее на приветствие, Натан вывернул обратно на дорогу.

Даже изнемогая от усталости и помня об опасности ночной езды, Натан никак не мог заставить себя отвести взгляд от нежданной попутчицы, и то и дело посматривал на неё. Девушка была одета в лёгкую джинсовую куртку, расстёгнутую на все пуговицы, и короткую чёрную юбку, а её ярко-светлые волосы в купе с дружелюбной, оказывающей какой-то неземной успокаивающий эффект, улыбкой только сильнее подкрепляли образ неунывающей девицы, не обращающей внимание ни на дождь, ни на снег, ни на град. Очень долго Натан любовался этим зрелищем и никак не мог насладиться. «Как же мне повезло подвезти столь неземную красотку!» — подумал он: «И как её только угораздило оказаться посреди леса в такую погоду».

И тут в мозгу как хлопушка стрельнула мысль.

«Минутку… Если на улице дождь, почему она сухая?»

Задумавшись один раз, Натан уже не смог остановится. Мысли завертелись с бешеной скоростью, а глаз начал подмечать доселе незамеченные детали.

Одежда и волосы. Первое, что бросилось ему в глаза, когда он увидел её. Лёгкая светло-синяя курточка была абсолютно чистой и, что самое странное, сухой, также, как и волосы. Ни единой капли.

«Ну, даже если бы она успела высохнуть, где мокрый след под сиденьем? Да и не может одежда высохнуть так быстро. Минуту…Одежда…Какого?»

Ещё одна деталь. Мужчина медленно повернул взгляд к панели радио. Справа от времени стоял счётчик температуры. Он показывал минус семь градусов по цельсию, что значило абсолютную невозможность ношения подобной лёгкой одежды.

«Только дурак стал бы выходить в таком в такую погоду, и это ещё не учитывая ветер, но даже если бы кому-то и хватило бы дурости выбраться в куртяпке поздней осенью, он бы мигом вернулся домой, едва пройдя триста метров, потому что невозможно идти по улице в такой холод. Холод…Погоди-ка…»

Всем известно, что при низкой температуре выходящее изо рта тёплое дыхание сталкивается с холодным внешним, из-за чего на выходе получается пар.

«Я не успел увидеть много, так как было темно и эта мадам залезла в машину сразу, как я остановился, но я точно помню, что из её рта не выходило пара. Как будто её дыхание такое же холодное, как воздух снаружи. Дыхание…О господи! Как же я сразу не заметил!»

Девушка не дышала, поэтому он не видел пара. Не потому, что воздух в лёгких незнакомки был таким же холодным, как горный снег, но из-за того, что она, банально, не дышала. С самого начала поездки её красота так ослепила Натана, что он не заметил того, казалось бы, очевидного факта, что за всё время она не сделала ни вдоха, а из её рта не вышло ни единого выдоха. Сначала это показалось дуростью—не может быть такого—однако никакой скептицизм не мог сдержать нарастающую тревогу мужчины и, чтобы удостовериться, он медленно, стараясь не выдавать себя, посмотрел на лицо девушки. Волна холода словно разряд тока прошлась по всему телу Натана. Растянутый в улыбке рот незнакомки так ни разу и не раскрылся.

«Боже мой…Она правда не дышит…Будто восковая статуя-не шевелится…А её рот…Этот рот…»

До этого казавшаяся приветливой улыбка теперь приводила Натана в ужас. С осознанием всего ужаса ситуации, из неё улетучилось всё дружелюбие, и до мужчины дошло, что с самого начала поездки девушка ни разу не шелохнулась, а уголки её рта ни разу не опустились. Это было похоже на паралич лицевого нерва, когда под кожей у человека будто что-то зажимает, и его лицевые мышцы намертво застывают, становясь твёрдыми, как камень. Забавно, но даже сейчас в этой улыбке не было ничего такого. Именно так и улыбаются юные и получающие от жизни всё девушки, радующиеся каждому дождю и каждому восходу солнца. Да, именно такой улыбкой улыбалась та, кого пыталась имитировать тварь. Та, чья кожа, ещё свежая и не потерявшая живых красок, послужила для этого существа маскировкой. Если когда-нибудь посреди тёмных зимних лесов и угрюмых канадских гор найдут мёртвое тело молодой девушки, от которой остались одни мышцы и скелет, люди начнут гадать, на что пошла её кожа?

С этого момента стало невозможно прочитать что-то в этой безэмоциональной усмешке, ибо теперь Натану было ясно, что вся эта приветливость не более чем обман, скрывающий нечто страшное и голодное. Что конкретно, мужчина знать не хотел.

Предыдущие главы истории о Тиме:

Родители

Пастырь

Станция

Хозяин

Супруги

Конспиролог

Бугимен

– Я тот, кто казнил Падшего на Спиральном Кургане...

Голос звучит оглушительно громко, будто мне в уши засунули по громкоговорителю. Восьмилетний пацан передо мной расплывается, как мираж, качается туда-сюда, усмехаясь, лицо то растягивается в широченной ехидной улыбке, то вытягивается в неестественном удивлении, почти отчаянии.

– ...я тот... кто... казнил...

Мальчишка повторяет эти слова насмешливо и одновременно угрожающе. Мол, Падшего казнил и тебя казню, Палач!

Я хочу крикнуть: “Врешь ты, шкет! Салага зеленая! Я тебя спас из подземелья!” Но не могу раскрыть рта – губы слиплись намертво, как у Нео на допросе у агентов Матрицы. На меня опускается непроницаемая тьма. И тишина.

Прошло, как мне показалось, меньше минуты, и я очнулся в полутемном помещении на чем-то очень мягком. Понадобилось какое-то время, чтобы сообразить: помещение – это внутренность круглого шатра – или юрты – со стенами из войлока, а я возлежу на нескольких матрасах на полу и груде подушек под тонким пледом. Пол устелен разномастными коврами.

Сколько я здесь валяюсь? Очевидно, дольше минуты. Что-то подсказывало, что даже дольше суток.

Отравление ядовитыми газами в подземелье оказалось нешуточным и имело последствия. В теле поселилась отвратительная слабость. Я поднял руку – она мелко дрожала.

Немного вернулась память. Я вспомнил, как меня мутило, а мускулы сводило судорогой. Кто-то делал мне уколы. В голове роились видения и кошмары, неприятные и бессмысленные. Я то проваливался в беспамятство, но выныривал из него, чтобы поблевать желчью в тазик. А иногда и мимо. Кто-то меня придерживал...

Сейчас тошноты и головокружения не было. Лишь слабость. И то хорошо.

Возле меня торчал хромированный медицинский штатив с висящим на нем перевернутым флаконом. Из флакона прозрачная жидкость капала в трубку, которая оканчивалась иглой в моей локтевой вене. У моей постели почему-то лежала моя старая добрая бита, разрисованная Владой.

Зачем ее здесь положили?

В шатре, кроме меня, людей не оказалось. Я лежал, разглядывая его внутреннее убранство. У стен громоздились кучи одеял, мешки и складные походные стульчики. Уголок, где я прохлаждался, отгораживалась ширмой из цветастой ткани, но ширму сейчас отодвинули в сторону.

Я попытался приподняться, но мало что получилось. Слабость была просто колоссальная. Потянулся к бите, с усилием пододвинул ее к себе. Вероятно, тот, кто положил ее рядом, предлагал доверять ему: дескать, вот тебе бита, отбивайся, если на тебя кто-нибудь нападет. Пусть это буду даже я, твой спаситель...

Когда-то я читал первый роман о Тарзане Эдгара Берроуза. В нем Тарзан спас в джунглях Джейн Портер, принес в свое гнездо на деревьях и, чтобы она не боялась, что он ее изнасилует ночью, отдал нож. Джейн, конечно, на этот джентльменский жест купилась, не подумав, что если бы Тарзан захотел ее изнасиловать, он бы это сделал, несмотря ни на какие ножи. Мужику, скакавшему без трусов по лианам и запросто душившему голыми руками леопардов и горилл, какой-то ножик не помеха.

Быть на месте Джейн мне не улыбалось, потому что неизвестно, какой Тарзан явится. Кирилл, который говорил неслыханные вещи про десять тысяч лет и казнь Падшего? Или еще кто-то?

Появилась мысль, что меня бросили здесь одного навсегда, а биту оставили, чтобы я защищался от, например, Буйных, которые могут забрести сюда в любую минуту.

В обоих случаях идея с битой дурацкая. С нынешними силами я и спичку не подниму, не то что биту. Вот если бы положили заряженный пистолет, то смысла в этом поступке было бы больше.

Подтягивая биту, я задрал краешек ковра и увидел колоду карт – непривычно больших, с красочными картинками людей, королей, висельников, дьявола... Карты Таро! Что вообще происходит?

Я полежал еще полчаса или около того и ощутил, что слабость вроде бы отступает. Снова попытался принять сидячее положение – на этот раз успешно. Огляделся и присмотрелся к интерьеру повнимательнее при тусклом свете, сочащемся сквозь отверстие в центре куполообразного потолка.

За моим изголовьем, незаметная раньше, располагалась большая угловатая сумка синего цвета с красным крестом. Понятно: походная аптечка. Пахло в шатре лекарствами – я только сейчас это осознал. Запах больницы, от которого у любого нормального человека возникают неприятные эмоции, впрочем, перебивал гораздо более приятный аромат травы, цветов и, кажется, водоема.

Снаружи заговорили звонкими детскими голосами, и гипотеза, что меня бросили на произвол судьбы, отпала. Значит, все-таки Тарзан.

Вскоре он явился. И оказался, во-первых, женщиной, а во-вторых, знакомой мне Матерью, которая приезжала с Отцом и детишками на минивэне к роще Ушедших. Она зашла, отодвинув полог и наклонившись, чтобы не удариться головой о низкую притолоку. Высокая смуглокожая дама с небрежно повязанной косынкой, из-под которой выбивались длинные темные волосы. На груди глубокий вырез, на шее висят разные яркие бусы и цепочки. Длинная, в пол, аляпистая юбка...

В облике Матери было что-то цыганское.

Даша, чуть не принесшая Владу и меня в жертву Падшему, тоже носила кучу бус и фенечек. И у нее была татуировка на шее в виде готических букв. У Матери тату я не заметил.

– Очнулся? – веселым, певучим голосом произнесла она. – Ну и прекрасно. Ты чуть не умер, кстати. Переборщил Вадхак с отравляющим веществом. Но, понимаешь, все должно быть честным в этом испытании. Это священная необходимость. Клятые мужские игры! Проходят века, а вы не меняетесь... Мне, как Матери, порой так жалко вас, мальчишек...

– Кто? – прохрипел я. Горло пересохло напрочь.

– В смысле, “кто”? – не поняла Матерь, подходя вплотную. Она мягко толкнула меня в грудь, и я повалился обратно на подушки. Взгляд ее черных глаз упал на карты Таро. – Ах, вот они где! А я их обыскалась.

Подняла колоду, небрежно сунула куда-то за декольте.

– Сидела тут почти сутки без сна, – сообщила она. – За тобой ухаживала. Раскладывала карты, пока ты лежал без сознания, гадала на тебя. Жаль, не знаю, когда ты родился... Только от дня Испытания в подземелье могла отталкиваться. Инициация – все ж таки второй день рождения! Ты, наверное, знак Земли, нет?

Пододвинула складной стульчик, села и вопросительно уставилась на меня.

– Кто... – снова выдавил я сипло.

– Кто я? Анфиса я. Матерь для Детей Земли. А ты Палач. Не забыл, поди? Амнезии нет?

– Я Тим... Кто... такой... Кирилл?

– А, ты о нем? Он сам тебе представится. Кстати, у него как раз таки есть признаки амнезии. Или старческого маразма, ха-ха! Он ведь намного старше, чем выглядит... душой, по крайней мере. Ты лежи, Тим, отдыхай пока. И не волнуйся ни о чем. Вот тебе вода в бутылке, если что. А вот горшок.

Я бы позадавал еще вопросы, но, пока собирался с силами, Анфиса ловко извлекла иглу из моей вены, заклеила лейкопластырем ранку и ушла.

Лежал, отдыхал и не волновался ни о чем я примерно час. Свет из дырки в потолке ослаб, стал красноватым, потом синеватым, вечерним. За тонкой войлочной стенкой вовсю звенели сверчки. Несколько раз я поднимал руки, смотрел на пальцы – не дрожат ли? Дрожь была почти незаметной. Однако крепко меня траванули, сволочи!

Наконец я сподобился попить воды без тошнотворных последствий и поднялся на ноги. Колени подгибались, меня шатало, но я взял биту и оперся о нее, как о трость. Побрел к выходу, отодвинул полог и, наклонившись, вышел в низкую дверь.

Изрядно стемнело, но светила растущая луна, бледные лучи озаряли темный берег огромной спокойной реки, а на водной глади пролегала лунная дорожка. Трава на берегу была по колено, к моему шатру вела протоптанная тропинка. Иногда в реке плескалась рыба – судя по звуку, немалых размеров.

Я постоял, вдыхая ароматный вечерний воздух. Прошел чуть в сторону, заглянул за шатер. Местность в противоположной от реки стороне слегка поднималась и сплошь заросла густым лесом. Не знаю, что это было – особый морской запах, ветерок, разлившаяся и почти неподвижная на вид река или шестое чувство, но я отчетливо ощущал близость моря. Оно где-то совсем рядом...

У входа в шатер в лунном сиянии поблескивали прямоугольные модули солнечных батарей. Ну да, электричества-то больше нет. К тонкой осине проволокой был привязан деревенский умывальник, под ним кто-то выкопал неглубокую ямку – чтобы вода не расплескивалась.

Вниз по течению плясали отсветы костра и слышались голоса – преимущественно детские.

Я прошел несколько метров в сторону костра по тропинке, вытоптанной в густой высокой траве. Кроме шатра-лазарета, в котором я очнулся, на берегу в лунном свете виднелось еще несколько шатров и небольших палаток. Я разглядел знакомый минивэн, за ним загон из длинных веток, за которым время от времени топали и тонко блеяли. Был тут и разборный душ с пластиковым баком наверху, и какой-то примитивный шалаш из веток и кусков брезента, и – подумать только! – мой родной автодом Adria Twin.

Костер горел за одним из шатров, но поблизости я не видел ни одного человека. Меня не охраняли.

Опираясь на биту, я доковылял до автодома. Открыл дверь, включил лампочку на “кухне”. Кажется, всё на месте. Однако автодом определенно обыскивали, раз достали биту. Все же непонятно, зачем мне ее принесли в лазарет? Чтобы я расколол парочку черепушек?

В спальне на незаправленной койке валялись мои любимые ножи: финка и стилет. И кобура вместе с заряженным пистолетом. Я тяжело опустился на койку, нацепил всю эту сбрую. Подумал и вышел, тихо прикрыв дверь.

Затем пошел к костру.

Вокруг огня на складных стульях сидели детишки, штук десять. Матерь тоже была здесь, сидела ко мне спиной и о чем-то весело разговаривала. Кирилла не видать... Дети смеялись, болтали, поджаривали на длинных палках на открытом огне что-то – не то маршмеллоу, не то мышей...

Пока я мялся поодаль от шумной компашки, не зная, как поступить, одна из девочек, лет тринадцати, поднялась, сморщившись от дыма, обошла костер и принялась выгонять мальчишку помладше, который стругал ножиком деревяшку.

– Эй, Тимка, брысь отсюда!

Я вздрогнул и с запозданием сообразил, что обращаются не ко мне, а к мальчишке.

– Чего? – заныл тезка.

– Там дымно. Не хочу под дымом сидеть.

– Я тоже не хочу!

Девочка, крепкая, упитанная, коротко подстриженная, уперла руки в боки.

– Ты – Ремесленник, – нравоучительным тоном, явно повторяя чьи-то слова, проговорила она, – низшая каста. А я – Балагур, высшая. Ты обязан мне уступать!

Тезка, востроносый и худенький, вопросительно посмотрел на Матерь. Та мягко сказала:

– Уступи Наташе место, Тима, ты же мужчина.

Тимка помрачнел, встал и ушел в темноту.

Наташа-Балагур сразу бухнулась на его стул и закричала вслед парнишке:

– Эй, ты куда поперся, обижака?

Анфиса-Матерь ее одернула:

– Оставь его. Он еще не привык, что вы не равны.

Я сделал шаг назад. Что за хрень? С чего это они не равны? Что за разговор о кастах?

Неожиданно Матерь обернулась и пристально посмотрела на меня... кажется, на меня. Вряд ли обычный человек способен разглядеть кого-то в потемках после того, как смотрел на огонь. Но Матерь – необычный человек. Она уже смотрела на меня так – когда я прятался за пригорком у рощи Ушедших, а вся эта орава приехала на минивэне совершать языческий обряд.

Она отвернулась, и я так и не понял, видела она меня или нет.

Если видела, то не стала приглашать к огню.

Меня здесь не держат.

Я повернулся и побрел назад, в свой шатер. Когда тебя не держат, и убегать нет смысла. Интересно и глупо устроен человек, подумал я. Одни противоречия...

Улегся на мягкое ложе. На прогулку ушли остатки сил.

Вскоре за стенами зашуршала трава, полог распахнулся, и вспыхнул свет фонаря. Зашла Матерь, шелестя длинной юбкой. Щелкнула чем-то, под потолком зажглась светодиодная лампа, которая питалась, очевидно, от аккумулятора, а аккумулятор заряжался целый день от солнечных панелей. Анфиса выключила фонарь, подошла и протянула ланч-бокс. Я сел, молча взял контейнер, открыл. Жидкий рис, почти суп, в нем плавают разваренные кусочки темного мяса неизвестного происхождения. Скорее всего, дичь.

Я достал из щели в стенке ланч-бокса пластиковую ложку и принялся торопливо поглощать еду. Оказывается, пробудился аппетит.

– Не спеши есть, – сказала Матерь своим певучим голосом. – И не спеши никуда бежать. Ты не в плену, а в гостях. Насильно здесь ни единую душеньку не держат. Переночуй, поговори с Кириллом, тогда и решишь, как дальше поступить.

– Не собирался я никуда бежать... – проворчал я.

– Вот и ладненько.

Она направилась к выходу, но в дверях остановилась. Улыбнулась:

– Все-таки ты, видимо, знак Огня, Тим. Чувствуется в тебе что-то огненное... Кстати, не забудь выключить свет на ночь: кровососы налетят – не выгонишь.

Ушла.

Я опустошил ланч-бокс, положил в него ложку и закрыл. Потянуло в сон. Я выключил свет, лег и мгновенно уснул.

Сны не снились. Давненько я так крепко не почивал. Закрыл глаза, открыл – уже утро и светло.

Повалявшись немного, встал, умылся у деревенского умывальника холодной водой. Отлил за деревом, не найдя сортира поблизости. Видимо, для пациентов лазарета для таких случаев служит горшок.

В лагере царила тишина, если не считать пения птиц и возни коз в загоне. Народ дрых. Да и рановато было, солнце толком не поднялось из-за леса, на траве поблескивала роса.

Приятно шумела река. Примерно в ее середине чернели пятнышки – утки.

Я выспался и был не прочь позавтракать. Комары вроде бы не беспокоили; чесалась лодыжка, но я не стал обращать особого внимания на такую мелочь. Слабость все еще чувствовалась, но по сравнению со вчерашним состоянием – никакого сравнения. Я сутки валялся в обмороке и, как говорится, не жрамши. Теперь организм требовал восполнить пробел. Итак, меня будут кормить?

Вернулся в шатер, не дождавшись никакого шевеления в лагере. После прохлады на берегу в шатре было тепло и уютно, несмотря на дыру в потолке.

Минут через пятнадцать я услышал шаги. В шатер вошли двое – Матерь Анфиса и Кирилл.

– Привет, Тим, – сказал шкет, усаживаясь на стул. – Я пришел рассказать тебе кое-что.

Голос был мальчишеский, но интонация и то, как он строил фразы, были неуловимо взрослыми.

– Что именно? – спросил я.

– О том, что такое Три Волны, кто такие Дети Земли и что должен делать Палач.

***

– В прежней жизни, – начал Кирилл, закрыв на несколько мгновений глаза, словно сказочник, – давным-давно, меня звали Вадхак.

Я сел на постель и оперся спиной о гору подушек. Матерь присела на матрас поблизости. Таким образом, Кирилл – или как его там? – возвышался над нами, сидя на стуле. Мы были как дети, слушающие рассказ старого дедушки.

– Это было очень, очень давно, и мне было столько же лет, сколько и тебе, Тим. Или чуть больше. Я работал подмастерьем в одной из... как бы это назвать... одной из молекулярных кузен столицы моей страны... Хм, я не помню ни одного названия... Лишь свое имя. Даже имя своей невесты не помню...

Он ненадолго задумался, снова прикрыв веки. Нельзя так притворяться, подумал я. Отчего-то была уверенность, что меня не разыгрывают; что Кирилл – точнее, Вадхак – говорит правду.

Оживленно встряла в монолог Матерь Анфиса:

– Это была Атлантида, прикинь, Тима? Или Лемурия...

У меня не было желания ничего прикидывать. Я ждал продолжения истории.

Кирилл открыл глаза и воззрился на Анфису.

– Это ваши названия, Матерь Анфиса, а не мои... то есть настоящие. Но неважно. Я был самым обычным парнем, собирался накопить на свадьбу и жениться на любимой девушке. А еще переехать ближе к морю, где застройка не такая плотная... Но грянули Три Волны, и моим планам не суждено было осуществиться.

Вероятно, выражение моего лица изменилось, поскольку Вадхак-Кирилл удовлетворенно кивнул.

– Да, именно так. Ничто не ново под Луной. Произошло почти то же самое: одни сошли с ума, другие превратились в растения, третьи стали по ночам перекидываться в страшил. А я остался тем, кем был. Из тех, кто, как и я, сохранил свою сущность, рожденных в любви, проявились со временем шесть каст Детей Земли: Балагуры, Певцы, Зрячие, Лозоходцы, Мастера, Заклинатели, Охотники, Ремесленники и Сеятели. Ну а Палач оказался неприкасаемым...

Я спросил:

– Ты Палач?

– Да. Как и ты. Одна из моих задач в эту эпоху – провести тебя через Испытание. Ты его успешно прошел в подземелье. Если бы не прошел, мир остался бы без Палача... Дети Земли – это зародыш новой цивилизации, призванной трудиться на земле. А Палач должен защищать их от опасности и расчищать путь. Что касается Трех Волн – то это защитный механизм, который срабатывает автоматически, когда человечество начинает стремиться ко злу, самоуничтожению, загрязнению природы, своего дома, бездумному уничтожению себе подобных и не только... Три Волны – это способ начать все сначала. Способ перезагрузить мир. Моя родина слишком заигралась с опасными энергиями в самых глубинах первовещества... Кажется, из-за нас случился Всемирный Потоп... Если бы вспомнить точно... И кажется, из-за взрыва нашей межпланетной станции погибла планета между Марсом и Юпитером... Зрячие – это инкарнации Праотцев, тех, кто когда-то уже пережил Три Волны и теперь восстал из мертвых, чтобы показать новым поколениям путь.

Я захлопал глазами, не успевая переваривать поступающую информацию. Защитный механизм? Межпланетная станция? Чего, блин?

В ушах зазвучали слова Матери Киры:

“Три Волны – это второй шанс человечества. Но пошел он не по плану. Лишнее доказательство, что долгосрочное планирование оборачивается всякой ерундой”.

– Три Волны запрограммированы в самом генетическом коде человека, – пояснила Анфиса. – Каждого человека. Когда окружающая среда наполнена опасными веществами, радиацией или еще чем-то, наши организмы это улавливают, и срабатывает программа. Через общечеловеческий эгрегор, надо полагать.

Я обратился к Кириллу:

– Я не понял... Ты жил десять тысяч лет назад... У вас была высокоразвитая цивилизация, даже более развитая, чем наша... И были Три Волны, которые ее разрушили... И были Праотцы, показавшие вам путь развития, который привел к новым Трем Волнам. Кто такие эти Праотцы, которые разрушают цивилизации, но не могут нормально показать путь?

– Это не их вина, – улыбнулся Кирилл. Он выражался не просто как взрослый, даже пожилой человек, а как профессор какой-то. Начитался литературы, что ли? Или впитал современный язык магическим образом? – Праотцы – это люди, пережившие предыдущие Три Волны. Бывшие Дети Земли, обретшие способность реинкарнировать в Зрячих спустя века. Мы не духи, вселившиеся в тела детей. Мы и есть те давно умершие люди, рожденные снова в новом теле в преддверии очередных Трех Волн. До конкретного момента наша память блокирована. Но механизм Трех Волн будет постепенно освобождать нашу память... Я до сих пор не все вспомнил и не уверен, что вспомню... Умирать и рождаться снова непросто. Часть тебя умирает навсегда. Когда умрет это тело, я умру насовсем, надо полагать. И если в далеком будущем снова грянут Три Волны, Праотцами на далеких поколений будут нынешние Дети Земли. Это как эстафета, понимаешь?

Я открыл рот, но не издал ни звука. Мозги кипели.

– Зрячие родились за несколько лет до Первой Волны, – сказала Анфиса. – То есть подготовка к перезагрузке, как я понимаю, происходит загодя.

– Мы не знаем, кто был самым первым Праотцем, – сказал Кирилл. – И кто создал этот механизм. Это случилось давно даже по меркам... хм... Атлантиды и Лемурии. – Он усмехнулся. – И не знаем, сколько раз по Земле уже прокатывались Три Волны. Возможно, самые первые Праотцы прибыли на Землю из космоса. А может, сами собой обрели великие, почти божественные силы.

Я поджал губы. Конспиролог Ян говорил о божках второго порядка. Этот укурыш был прав?

“Этих узкопрофильных богов еще считали родоначальниками человечества или праотцами...”

– Но у нас, рожденных вновь, почти нет никаких особых сверхсил, кроме памяти о былом... да и она дырявая. Наша основная задача – наставлять вас.

– Все Зрячие вспомнят, что они Праотцы... или Праматери? – спросил я, подумав о Владе. Любопытно, раньше Кирилл тоже не мог говорить, как Влада? Или был немычачим, как Толик? И заговорит ли Влада, когда вспомнит, кто она такая?

Что она мне скажет?

– Да. Таков алгоритм. Но его нарушил один древний – древний даже для меня. Падший. Отступивший от Первоначального Замысла. Он не рождается, как мы, лишь в эпоху Трех Волн. Он реинкарнирует постоянно, во все времена, словно гилгул – дух, неспособный обрести покой... И, возможно, незаметно управляет миром, направляя его к погибели, к самоуничтожению. Если бы не это порочное извращение Первоначального Замысла, все было бы иначе. Первая Волна превратила бы гневных людей, тревожных людей, людей с психическими проблемами и просто несчастных людей, невротиков, диктаторов, психопатов, коих неисчислимое количество, в мирных, добрых и отзывчивых.

– Буйные должны были стать Мирными?

Кирилл кивнул.

– Первая Волна погасила бы пламя ненависти и остановила все конфликты, все войны. Падший же превратил их в безумцев, которые отдали энергию для его возрождения. Вторая Волна повела бы добровольцев, которые были готовы своими телами восстановить уничтоженную биоту...

– Чего? – вырвалось у меня.

– Читал скандинавские саги? – спросила Анфиса. – В мифах викингов есть такой Имир. Первочеловек. Из его тела асы сделали мир. А в Древней Индии есть легенды о Пуруше, тоже первочеловеке, который дал жизнь не только людям, но и животным, и растениям, и даже неживой природе. Вероятно, это отголоски реальных событий.

– Но кто согласен из своих тел восстановить природу? – возмутился я, припомнив путешествие сквозь рощу Ушедших. Искаженные тела, сплющенные руки и ноги, кошмарные деревья, слепленные из голых людей – то ли живых, то ли нет...

– Ты удивишься, но очень многие, – сказал Кирилл так уверенно, что не возникало сомнений: он в это верит целиком и полностью. – Многие готовы отдать жизнь ради вселенной... и обрести жизнь вечную как часть природы.

– Мы все рано или поздно станем частью природы, – проворчал я.

Анфиса живо отреагировала:

– Вынужденно. А здесь – осознанный шаг. Сколько в старом мире было наркоманов, алкоголиков, токсикоманов и просто несчастных людей, которые не знают, зачем живут? Так называемая биомасса? У кого на бессознательном уровне плавает идея о самоубийстве? Кто смотрит с балкона десятого этажа, или с моста в реку, или задумчиво вертит в руках опасную бритву – но не решается на этот шаг? Кто чувствует пустоту в душе? Этим людям не хватало Смысла. Они хотели отдать миру что-то, но не знали, что. А Вторая Волна давала им эту возможность. Возможность сакрального жертвоприношения самого себя.

Когда Анфиса упомянула тех, кто смотрит с моста на реку, я отвел взгляд.

– Третья Волна, – продолжил Кирилл, – породила бы Спасителей. На случай, если среда изменилась бы слишком сильно и стала агрессивной. Например, после атомной войны. Спасители обладали бы способностью менять свои тела в широком диапазоне... Они должны были спасать, а не сидеть в закрытых помещениях и мучиться от голода! Падший исказил Замысел, потому что он есть Зло.

Я представил родителей в роли Спасителей. Мы бы вместе ехали на юг... в компании других Детей Земли...

– Но чего ему надо, Падшему? Цель-то у него есть? Неужели хочет просто подосрать всему миру?

– Он безумен, – вздохнул Кирилл. – Его цели нам неизвестны. Ты поймешь цели душевнобольного?

Наступила пауза. Вдали зазвенели детские голоса, кто-то чем-то застучал, заплескала вода.

Матерь Анфиса тихо произнесла:

– Мы делаем что можем, чтобы облегчить страдания Людей-Деревьев. Они ведь страдают. Есть старый ритуал... Кровь животных должна утешить их муки...

– Видел, – сказал я. Помолчав, спросил: – Так значит, я должен убить Падшего, верно? Убить еще раз, на этот раз окончательно? Как это сделать?

– Если нам всем очень повезет, то ты уничтожишь его так, что он больше не возродится. Мне не удалось. Падший силен и хитер. Убить его нужно на Спиральном Кургане, с соблюдением особых ритуалов... Я что-то сделал неверно, и он обманул смерть, из-за чего пострадали миллиарды.

“Падший Праотец наш! Как тебя пытали на Спиральном Кургане, как резали твою плоть и рвали на куски, как тебя убивали, ТАК И Я БУДУ ПЫТАТЬ, РЕЗАТЬ, РВАТЬ И УБИВАТЬ ЖЕРТВУ ВО ИМЯ ТВОЕ!” – словно наяву услышал я низкий, гортанный голос Даши, бредущей по кругу из тухлого мяса и крови.

Я поднял глаза на Кирилла.

Продолжение в комментариях

Не бойся тьмы

Не бойся тьмы. Эпилог

Алые тыквы

Белая

Великое попоище или Ночной дожор

Димон вышел из подъезда, краска на стенах которого, облезала уже не первое десятилетие, сошёл с крыльца на крошащийся асфальт, который был уложен ещё в давние советские времена. Почесав затылок, хмуро огляделся по сторонам, из соседнего подъезда вышел сосед в полицейской форме, чья квартира была через стену. Оба приветственно кивнули друг другу, и пошли каждый к своей машине, припаркованные на вытоптанной земле, которая по идее должна была быть газоном, но особой растительности во дворе не наблюдалось. На земле, убитой миллионами ног, щебнем с песком и равнодушием управляющих организаций, в принципе не может быть жизни. Но что толку возмущаться, если даже люди работающие стражами закона и порядка, бессильны перед тотальным раздолбайством и воровством.

Там, в диких лесах, всё было по другому, только там чуствуешь себя высшим существом, способным влиять на свою и чужие жизни. Охота - вот настоящая услада для души, всю жизнь казалось что это варварство и пережиток прошлого, совершенно бесполезное для цивилизованного человека занятие. Но после того, как в сентябре прошлого года, дикие неведомые твари из древнего леса, покусились на жизнь его семьи, для Димы весь этот мир, стал видиться совсем иначе. Нет никакого добра и зла, есть просто желание жить, жить лучше чем раньше, и проще, слабые делают это за счёт других, сильные надеются только на себя и своих близких. Представить трудно, как жить в этом огромном мире совсем одному, без любимых, с которыми...
- Хорош вола гонять! - крикнула ему Ада, которая была вечно на веселе. - Ну, открывай багажник, сумки цука тяжёлые.
Дима нажал кнопку на брелке, не вынимая рук из карманов. Новогодние каникулы у детей наконец-то закончились, теперь можно снова отправляться в лес, там остались неоконченные дела. Прошло три месяца с того случая, когда старшая дочь, Эми, возвращалась с вечернего кружка домой, заметила одну из тех тварей из леса. Монстр тихо перебегал от дерева к дереву в безлюдном парке, и явно выслеживал Эми, скорее всего по запаху. Издалека он напоминал бродячую собаку, но в свете фар, внезапно появившейся машины, Эми увидела знакомые очертания монстра. В тот раз это отпугнуло чудовище, но так не может быть всегда. Если эти монстры не хотят отстать, значит они сами напросились на смерть.

Подъездная дверь распахнулась и ударилась об стену, Костя со смехом выбежал на улицу, а за ним и младшая сестрёнка.
- Догоняй Анжелика! - прокричал он.
Последней вышла Эми, с рюкзаком и маленькой изумрудно-зеленой сумочкой, в которую едва помещался телефон. Снисходительно взглянув на малышню, играющую в догонялки вокруг машины, подошла к двери и заняла своё любимое место на заднем сидении. Баба Ада закончила копаться в багажнике, распределяя вещи на недельную охоту, захлопнула багажник и крикнула:
- Эй, оторвы! Прыгайте в тачку и погнали!
Все расселись по своим местам, Дима завёл двигатель, обернулся назад проверить все ли пристёгнуты, и увидел новую сумочку дочери.
- А она тебе в школе зачем? У тебя же рюкзак есть.
- Ну паааап! Я в столовку как пойду, с рюкзаком что ли?
- Леди всегда леди, - поддержала внучку бабуля наставительным тоном.
- Ну а косметика тебе для чего? Тебе же всего тринадцать, ты же знаешь что молодым и красивым она не нужна.
- Ох Димон, не начинай опять, - перебила его тёща и отхлебнула из фляжки. - Тут не в красоте дело, а в престиже, это как с куревом, не куришь - значит лох, и ты не в нашей компашке.
Дети дружно засмеялись, Дима поправил очки и тронулся с места.

Сначала завезли младшую в садик, воспитательница в первую очередь объявила об очередном сборе средств на ремонт, закупку игрушек, и улучшенного питания для детей. Дима молча выслушал кивая головой, и по привычке перевёл средства, так было проще, и поэтому наверно правильнее. Затем приехали к школе, Костя не попрощавшись, побежал к друзьям лепивших снеговиков.
- Вы опять на всю неделю в лес? - обречённо спросила Эми. - Каждый вечер мы с мамой как на иголках, они же в сумраке просыпаются, эти кошандры долбанные, - Эми невольно потёрла кисть руки, на которой до сих пор виднелись тонкие, длинные, едва заметные белые шрамики.
- Ну а что поделать, пока не истребим их, они нас в покое не оставят, - жуя что то, ответила баба Ада. - Жаль единомышленников не получается найти, наверно только нам так повезло, или они засухарились где то, и убеждают себя что это был дурной сон.
- Вы хотя бы сообщения шлите каждый час, что всё в порядке, ну, там где связь есть.
- Да мы и так, - вмешался в разговор Дима. - Не переживай, каждый раз у нас всё больше оружия и припасов, а сейчас ещё и кольчуги наконец прислали, дорогие, но лучше пусть их царапают.
- Всё будет путём, - сказала Ада, - вон, твоя лучшая подруга тебя ждёт, иди уже, отжигай там на уроках, а то какой смысл таскаться в эту грёбаную школу.
Эми улыбнулась и вышла из машины захлопнув дверь. Тут же к ней подбежала улыбающаяся девчонка с короткой причёской, обняла Эми и чмокнула в щёку, как показалось Диме, немного дольше чем следовало. Её манера одеваться, стрижка и поведение, делали больше похожей на мальчика.
- Эта её подружка, как её? Немного необычно выглядит, тебе не кажется что она, из этих?... - спросил Дима тёщу.
- Чего? Каких этих? Это Дарья, дожили, отец имена лучших друзей, своих детей не знает! О чём-то ты с ними вообще разговариваешь по душам? И что за намёки? Уймись, у нас у девчонок, не как у вас мужланов.
Дима мысленно пожал плечами, и выехал с территории школы.
Проехав случайно на красный, Дима беззвучно выругался, круговорот беспокойных мыслей здорово отвлекает от важных вещей.
- А что в тех сумках? Новые прибамбасы? - спросил он у Ады.
- Ну а то, огнемёт! Заказала у умельца, Игорь Михеев - рукастый мужик, балон кислорода, балон керосина, и мы будем отжигать по взрослому, Димон!
- Ушам не верю, а он не взорвётся?
- Сказал, если слишком долго держать, форсунка перегреется и могут возникнуть неприятности, так что первый испытывать будешь ты!
- Как тут отказаться, а куда едем то?
- Помнишь того деда с амнезией, что мы тогда в лесу подобрали? В местных криминальных новостях я кое что нашерстила, оказывается он ещё в ночь на Хэллоуин пропал, Григорий Костечкин, 70 лет, жил с женой, в гостях у них в то время была дочь и две внучки. Ушёл перед сном воздухом свежим подышать, с тех пор числится пропавшим без вести.
- Надо было его нам тогда до дома довести, - вздохнул Дима.
- Ага, надо было, подобрали мы его 2 ноября, а обратно к дому 4 привезли, куда он делся, чёрт старый, дом в двадцати метрах был! Потом опять наверно память отшибло и убрёл куда то, сейчас январь, так что давно замёрз насмерть где-то.
Дмитрий выехал на дорогу ведущую за город, и набравшись решимости выпалил:
- Мы со Светой ведь так и не знаем, куда её отец делся, ещё до её рождения? Эта тема у вас в семье вроде как табу была.
- Да убрали его, - как ни в чём не бывало ответила Ада. - Девяностые, чтоб их, кто то кому то дорогу перешёл, разборка, а он мимо проходил, вот его как свидетеля и грохнули. Обидно что так никого и не нашли, но это у нас обычное дело. Скорее всего все причастные давно мертвы, такие в долгожители не метят, судя по их образу жизни.

Дима вздохнул ещё тяжелее и стал перестраиваться на соседнюю полосу. Порой невольно начинаешь сравнивать, кто же хуже бывает - люди или животные. Наверно люди, потому как иногда ведут себя как животные или даже хуже, животные же не могут вести себя хуже своего уровня, они остаются самими собой, значит с них и спросу меньше.
Долгая поездка начала гипнотизировать, все объекты сглаживаются и примелькиваются, Дима начал делать разминку для глаз, переводя взгляд из стороны в сторону. В один момент, переферическим зрением заметил странное колыхание на коже руки Ады. Слегка переведя взгляд так, что бы видение не пропало, он отчётливо заметил белые, тонкие, колышащиеся струйки пара, исходящие от тела на пару сантиметров.
- Неужели так холодно? - с недоумением спросил Дима и повернул голову к Аде.
- Чего?
Видение мнгновенно пропало, вот и галлюцинации от переутомления и бессонницы начались, - подумал Дима и встряхнул головой.
- Да не, это я так, показалось.
- Когда кажется - закусывать надо, - сказала Ада и в очередной раз отхлебнула из фляжки.

К люку подошло существо, покрытое чёрной шерстью, хвоста не было, лапы скрывались за пушистой копной меха, головы казалось тоже не было, тело заканчивалось где то у передних лап, и выглядело каким то обрубленным.
- Алина, ты чего?...
Существо мягко спрыгнуло в яму и выпустило длинные и острые как сабли когти.
- Алина, прошу тебя...
- Я ни о чём не жалею, ведь это так просто...
- Алиночка ну ты и...
Люк захлопнулся, существо приготовилось к прыжку.
- ...тварь.
Как в замедленном кино, чёрный монстр прыгнул в сторону Юли, она в последнюю секунду завалилась в сторону на землю и упала рядом с пустой, тяжёлой, чугунной сковородой. Вот оно, самое удобное оружие, тяжёлое и тупое, без раздумий схватив за рукоять, она извернулась и обрушила ее из последних сил на разворачивающееся к ней чудище. Оно, обмякнув, шлёпнулось на землю, очень было похоже на то, что ей удалось сломать ему позвоночник. Юля встала и попинала тушку, размахнувшись на всякий случай сковородой.
Несколько секунд понадобилось ей, чтобы поверить наконец-то в реальность происходящего.
Она всё ещё жива, монстрик мертв, а единственная за всю жизнь любовь, находилась в состоянии ещё худшем.
Воспоминания мелькали как слайды на старых проекторах, с тех пор как они попали в эту бабью яму, Алина с каждым днём становилась какой то другой. Будто ей управляла другая личность, что вселилась в неё. Если это так, значит она не виновата, и её надо спасти пока не поздно, но сначала надо выбраться наружу.

- Там что то мелькает среди деревьев, - сказал Дима сощурившись, вглядываясь во тьму леса.
- Какого цвета? - спросила Ада, нервно барабаня пальцами по прикладу дробовика.
- Что то белое.
- Ну, если эти обрубыши ещё и белыми становятся зимой, как зайцы, то значит я всё на свете повидала, и теперь помирать не страшно.
По обочине шла худенькая девушка, в джинсах и белом свитере, вся одежда была перемазана грязью. Порвнявшись с ней, Димон остановил машину а баба Ада с привычным вздохом, вышла из машины за попутчицей.

Юля стояла на сковороде, чья рукоять была воткнута в стену ямы на уровне груди, больших трудов стоило вскорабкаться на нее, но ещё труднее было вырезать коготь монстра, используя коготь с другой лапы. Так она и стояла целую вечность, изо всех сил сдвигая тонким когтем через щель, задвижку. В голове она прокручивал план дальнейших действий, один за другим. После того как взберётся в дом, надо будет сначала убить чёртову ведьму, потом связать Алину и отвезти её в больницу. Потом вызвать полицию, и всё рассказать, опуская самое неправдоподобное... Но ведь монстра на дне ямы найдут, и что тогда? Пресса, шок, сенсация? Или какие нибудь люди из правительства всё засекретят, её в дурдом а Алину на опыты? Что же правильнее сделать? Или всё сделать самой, понапридумывать для врачей и полиции сказку, а всё это уничтожить? Но сначала надо всё таки выбраться и выжить.
Наконец то задвижка сползла, и люк можно открыть, аккуратно, лишь бы ничего не скрипнуло... Юля приоткрыла люк и посмотрела внутрь - пусто. Медленно, отталкиваясь от стены ямы, она сделала выход силы, как учили ещё в школе на физре. Вползла в дом, перевернулась на спину и улеглась на пол что бы отдышаться. Взгляд остановился на лампочке свисающей с потолка, забавно что нечисть не брезгует плодами цивилизации. Тут она краем глаза заметила что то светлое, на полу за люком, который лежал у неё на коленях. Приподнявшись на локтях, Юля в ужасе оцепенела - тело, в белом саване. Высунув ноги из люка, Юля на четвереньках подползла к телу не веря глазам, зачем было убивать Алину, это что испытание... Она откинула край ткани и увидела спокойное лицо старухи. Почему то она успела о ней забыть, мысль о спасении подруги затмила желание мести. Ну и ладно, одной проблемой меньше, но где же Алина?

- Ешь не спеша, и жизнь будет хороша! - напутствовал баба Ада, протягивая сухпаёк чумазой девушке, которая укутавшись в Димин пуховик, расположилась на заднем сидении.
Девушка молча ела, держа еду двумя руками и почти не моргала. Баба Ада сочувственно улыбаясь, терпеливо ждала пока девушка утолит голод.
- Так откуда ты? В такой одежде, долго в мороз не протянуть.
- Я потерялася, - по детски сказала девушка и смущённо заулыбалась.
- Да мы так и поняли, куда тебя отвезти то? Ты же не в лесу живёшь? - баба Ада стала настораживаться, не хватало ещё одной амнезички припадочной.
- В город мне надо, там живу, где - потом расскажу, я очень устала, мне надо поспать. - С этими словами девушка закрыла глаза и завалилась на сидении.
- Дааа, - протянул Дима, - я бы тоже не отказался.
- Давай рули обратно в город, мне водить нельзя, - сказала Ада отхлебнув из фляжки.

Осмотрев всю избу изнутри, Юля решилась всё таки выйти за дверь. На дворе - хоть глаз выколи, рядом с домом всё также стояла машина, никаких следов на свежевыпавшем снеге не было. Слабыми истощенными руками Юля потянула ручку двери, которая легко открылась. Юркнув внутрь, она быстро завела двигатель оставленными Алиной ключами, включила печку на всю, заперлась изнутри и полезла в сумку с продуктами и вещами. Всего десять минут, и она снова почувствовала себя человеком, в чистой одежде, наевшаяся холодными, новогодними угощениями, половину которых пришлось выкинуть из за просроченности. Плевать на права, что бы выжить, надо выезжать из этого проклятого места, пусть всё в избе так и остаётся, приоритет - выжить, и помочь подруге, которая наверняка в ещё худшем положении.

Проснувшаяся Алина, увидела название города на дорожном знаке и воскликнула:
- О, нет! Это не мой город, до моего целый день отсюда ехать, а у меня с собой ни денег ни документов, всё в машине осталось.
- А где ты машину оставила? - изумлённо спросила Ада.
- Да возле той избушки заброшенной, и машина сломалась, и в той избе ничего не было, одна грязь. Несколько дней там выживала как могла, как хорошо что вы меня нашли, я бы умерла там, в лесу.
- Ничего, всё с тобой в порядке будет, давай мы тебя в больницу отвезём.
- Не, не, не, нечего мне там делать, со мной всё в порядке, мне только себя в порядок привести, потом за машиной сгонять и починить, и всё, можно домой возвращаться.
- Ну ладно, отвезём тебя к нам, - начала баба Ада, - там отьешься, отмоешься, позвонишь родным, мы с Димкой за тачкой твоей вернёмся, отбуксуем сюда, а там посмотрим.
- Хорошо, как же я вам благодарна! - Алина засияла улыбкой, а в глубине глаз загорелся зловещий огонёк.

Вести машину самостоятельно, без нависшей над душой Алиной, которая когда то пустила её за руль, - было гораздо проще и приятнее. Когда никто и ничто не мешает, так проще, и это сильно расслабляет, пустая дорога начала гипнотизировать и клонить в сон.
Перед глазами стали появляться сцены из прошлого, самые лучшие и худшие моменты, самые яркие события, начали появляться голоса, интересные фразы, которые зацепили внимание, и самые обычные, но почему-то всплывшие именно сейчас. Юля встряхнула головой, если сейчас уснуть, то можно проснуться в сплющенной о дерево машине, если вообще удастся проснуться. Включив на ощупь музыку, Юля услышала только тишину, бегло взглянув, она увидела что флешки в разъёме нет. Значит Алина залезала в машину после того как выбралась из подвала. Но ключи оставила а флешку забрала, зачем? Может так она оставила ей послание, что иногда она ещё контролирует себя, а когда ее волей овладевает старая, мертвая душа ведьмы, то вести машину уже не может, да, это всё объясняет. Непонятно пока, как изгнать из тела и разума подруги чужеродную сущность, экзорцизм? Молитва в храме и покупка свечки у жирных попов? Мошенницы гадалки которых развелось повсюду? Психиатрия и медикаментозное лечение? Как нибудь самой? Юля нервно усмехнулась, месяц назад она бы ответила определённо - только медицина, но жизнь вносит коррективы. Наверняка одержимая подруга будет оставаться в той избушке, иногда выбираясь в лес ненадолго, как сейчас, так что время подготовиться есть до весны. Впереди за поворотом, показался свет от фар встречной машины, дорога узкая, надо бы остановиться и пропустить. До приближающейся машины осталось метров десять, Юля нажала педаль до упора, но это оказалась правая педаль.

- Ну, почти пронесло, - сказала Ада и забросила в рот жевачку.
Вместе с Димой вышли наружу и глянув на слегка мятые бамперы обеих машин, пошли к водительскому месту, врезавшейся в них тачки.
- Вы там как, в порядке? - обеспокоенно спросил Дима.
Стекло медленно опустилось, из машины смотрело испуганное и растерянное личико молодой девушки.
- Здрасти! - выдавила она из себя.
- Впервые за рулём? - спросила Ада весело улыбаясь.
- Нет, во второй, - ответила девушка.
- Да не проблема, - сказал Дима, - оформим страховку на месте, я уже так делал.
- Да я вообще, ничего этого не знаю, это даже не моя машина.
Дима и Ада изумлённо переглянулись. Посмотрев на номерной знак, удивились ещё больше.
- Это же Алины машина, мы за ней и приехали!
- Вы Алину знаете?! Алину Белую?
- Ну да, сегодня её подобрали в лесу, и домой к себе отвезли, сейчас с моей семьёй в себя приходит. Погоди-ка, но кто же ты? Она сказала что одна здесь застряла, со сломанной машиной...
- Эээ, нет, это у неё в голове что-то сломалось, а машина в порядке, была. Как она сама? В порядке? Ей медпомощь от специалистов не помешает.
- Да на вид вроде всё норм, хотя разговаривает иногда чудно... Но раз такое дело, тогда быстрее возвращаемся...
- У меня прав нет.
- Тогда на буксир, Ада подруливать будет, ну, погнали.

Утомляемость снова стала сказываться на зрении Димы, уже полчаса он постоянно ловил себя на мысли - не начал ли он сам сходить с ума. В лучах фар постоянно промелькивали тени, разглядеть которые не было возможности, либо глюки, либо известно кто. Посмотрев в зеркало заднего вида на тёщу, которая сидела за рулём буксируемой машины, он увидел как она снова отхлебнула из фляжки. В этот самый момент машина подскочила на какой то кочке, а потом резко дёрнулась вперёд. По удаляющейся задней машине, стало ясно что трос порвался. Все трое вышли из машин и подойдя к концу троса, стали искать в нём ответ на все вопросы. Ада присев на корточки и осмотрев его, вынесла вердикт:
- Порезали твари, значит не показалось, они всё время нас сопровождают.
- Вы это про тех чудо юдо существ? Вы их тоже видели? - изумилась Юля.
- Да, и ты? - а как же ты от них..
- Да прибила одного в подвале избушки, нас там старуха сумасшедшая пару недель держала... Да, точно, я опять про неё забыла рассказать.
- Погоди-ка, а про это поподробнее, - сказала Ада.

Ада достала из багажника огнемёт, и стала приводить его в боевое состояние.
- Спорим что там, за деревьями их навалом? - она подмигнула, зажгла горелку и выстрелила пламенной струёй в сторону леса.
Чёрные мохнатые твари разбежались во все стороны, один юркнул под авто. Раздался металлический лязг, Дима посветил фонариком под днище машины и увидел как крупными каплями вытекает бензин.
- Стой! Больше нельзя, там бензин вытекает!
- Значит поедем на...
И тут раздался шипящий звук спускающихся шин задней машины.
- Так, живо в тачку и сваливайте! - закричала Ада. - Я их задержу! Буду отгонять пока, а потом запрусь во второй машине, до утра думаю продержусь, потом колёса подлатаю, а вы живо домой, одержимую обезвредить надо.
Так они и сделали, Дима ещё несколько минут наблюдал как позади в лесу всполохи огня подсвечивают деревья. А кучка тёмных тварей преследует их держась на расстоянии.

- Связь появилась а трубку никто не берёт... - задумчиво пробубнил Дима. - Уже полбака вытекло, но думаю доедем. Наверно не слышат, телефоны на беззвучном, ведь ещё и шести утра нет.
Оставшийся путь пронесся незаметно. Наверняка взрослая женщина и трое детей смогут в случае чего противостоять, хоть и одержимой, но всё таки ещё молодой и хрупкой девушке.
Подъехали к дому как раз когда начало светать. Дима взлетел на четвёртый этаж прыгая через ступеньку, зажатые в руке ключи не понадобились - дверь была приоткрыта. Почти не дыша, Дима открыл её и вошёл внутрь, казалось что сердце на мгновение перестало биться. Пройдя в дальнюю комнату включил свет - пусто.
Пройдя по всем комнатам и включая везде освещение, понял что дома никого. Наконец то подоспела Юля.
- Их нет? - спросила она испуганно.
- Вроде нет, - Дима развернулся на месте и почувствовал что подошвы липнут к полу.
Они оба перевели взгляд на тёмный пол и заметили, что ко входу тянется кровавый след. Дима впервые в жизни потерял сознание, Юля попыталась подхватить его, и неловка опустила на пол. Что делать теперь, даже думать не хотелось, столько всего свалилось, что начало появляться сожаление, что она вообще выбралась из той бабьей ямы.