Сообщество - Лига Писателей

Лига Писателей

4 763 поста 6 809 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

Сyка с Башни и Нечисть Красного Холма

Глубокая ночь окутала черепичные крыши замковых башен. Десятки шпилей и поскрипывающих флюгеров отражали своими посеребрёнными гранями неясный лунный свет. Как правило, в этот поздний час лишь свежий ветерок шелестел сухими листьями в сонных переходах и внутренних двориках Красного Холма, да тяжёлая поступь совершающего обход караула или семенящее пошаркивание кого-то из припозднившейся прислуги изредка нарушали безмятежность дремлющего королевского гнезда. Но сегодняшняя ночь была полна суеты, дёрганых теней, разбегающихся от пламени чадящих факелов, топота и раздражающего гомона, эхом катящихся через все коридоры, залы и белокаменные террасы. Сторонники супруги почившего молодого государя, не встречая практически никакого сопротивления, силой вырывали бразды правления из ослабевших рук его матери-королевы и готовились услужливо преподнести их своей госпоже. С вершины самой высокой башни вниз сорвались настойчивые звуки повторяющихся раз за разом глухих ударов железа о дерево: штурмующие таранили окованные двери в покои правительницы.

Яника Белая, известная в народе не иначе как «Сука с башни» или «Свинья в облаках», смиренно ожидала своей участи, расслабив больную спину в кресле у окна. Она знала, что днём позже, днём раньше, но конец будет именно таков. Наверное, её всё же будут сначала судить, а не перережут горло прямо тут.

Яника прекрасно осознавала, насколько жгучая ненависть по отношению к ней полыхает в сердце её невестки. Они показательно вынесут на всеобщее обозрение самые неприглядные секреты её бурной жизни. Будут требовать прилюдного покаяния. Вполне может быть, на потеху толпе обильно сдобрят её жизнеописание своими очерняющими придумками о том, чего и в помине-то не было. А потом всё равно обезглавят. Королева вздохнула. И, если не кривить душой, всё это будет полностью заслуженно. Всё, что ей доведётся перенести, она всецело сама навлекла на свою голову.

Удары тарана следовали один за другим через равные промежутки времени. Зычный голос требовал от солдат приложить все имеющиеся у них силы:

- И-и р-раз! Навались, ребятки! И-и два-а! И-и р-раз!..

Яника задумчиво покрутила в пальцах гранёный тёмно-синий флакончик. Да, можно его откупорить и приложить к губам, ощутив, как ходят слухи, вкус, напоминающий чёрную смородину. После этого она безмятежно уснёт в течение минут двадцати - получаса. Испив эту вытяжку, многие люди умирали с лёгкой улыбкой на устах. Но, если королеву-мать всё же велено схватить живой, её обязательно будут откачивать. Ещё чего - загонят в глотку трубку, доведут до рвоты, будут промывать желудок, зальют силой слабительные. Правительница горько усмехнулась и поставила пузырёк на крышку сундука рядом. Нет уж, время упущено. Сейчас они вправду могут успеть вытащить её с того света. И никому, никому она не подарит счастья лицезреть её обделавшуюся, в облёванных и разодранных шелках. Да и огненно-рыжий привратник богов, слепой лис Иво, на ступенях Янтарных Палат не одобрит столь лёгкий уход из жизни. Он расценит это, как постыдный побег от судьбы, ломящейся в двери.

Яника уже давно решила для себя, что обязана хотя бы попытаться стойко перенести все последующие пытки, обвинения и публичный позор, дабы, пусть даже и капля искреннего раскаяния, но растворилась в безбрежном океане её греха.

По гладкому дереву пола разлился неприятный холод. Кончики лепестков полевых ромашек и горицвета в вазе на подоконнике едва заметно затрепетали...

***

К своим двадцати четырём годам единственная дочь короля прослыла многоопытной пьяницей, неразборчивой шлюхой и ярой любительницей ставок. Яника брала от жизни всё, что только можно и, нередко, то чего нельзя. Её отец, Руслан Белый, пытался всячески держать в узде взбалмошную наследницу, увещевал не марать репутацию своего рода, несколько раз высылал из столицы, однажды дошёл до прямых угроз, но всё тщетно. В конце-концов у государя имелись ещё и два старших сына близнеца - Савел и Михай. Именно им Руслан и уделял большую часть своего времени, тщательно подготавливая наследников к тяготам несения монаршего бремени. Правитель и его ближайшее окружение уже давно смирились с тем, что, коль в семье не без паршивой овцы, то пусть уж ею будет младшая дочь, не имеющая, к счастью, практически никаких прав на престол, да и никакого интереса к нему не проявляющая. Чем бы дитя ни тешилось...

Несмотря на все выходки дочери, отец Яники всё же нежно её любил и продолжал пестовать теплящуюся надежду, связанную с тем, что девушка рано или поздно должна образумиться и остепениться. Также государь приставил к младшенькой нескольких наблюдателей, которые, регулярно сменяя друг друга, круглосуточно и неустанно присматривали за молодой особой, скользя за Яникой серыми тенями. Как только девчонка в очередной раз преступала любые нормы приличий, здравого смысла и общих для всех законов, дождавшись, когда дочь Белого покинет место происшествия, рядом со свидетелями и пострадавшими появлялись неприметный мужчина или невзрачная женщина. Используя тихие, но крайне убедительные слова и зачастую отсыпая щедрые горсти монет, они добивались того, что даже самые воинственно настроенные государевы подданные утихомиривали свой пыл и соглашались с тем, что вилы следует использовать лишь в хлеву, а сжигать кого-либо на главной площади перед Красным Холмом - это явный перебор.

Конечно же, полностью пресечь слухи о безостановочных кутежах Яники Белой не представлялось возможным. По столице и её пригородам постепенно расползались множащиеся похабные анекдоты и издевательские присказки, главной героиней которых было как раз таки непутёвое дитятко правителя. Одна из наиболее широко разошедшихся в народе хохм последних весны-лета звучала так:

- Отчего Яника не носит нижнего белья?

- Чтоб с галопа сразу запрыгнуть на новый хер?

- Чтоб за седло крепче держаться!

Девушка обо всём знала. И упивалась своей вседозволенностью. Всё равно деньги отца и его непререкаемый авторитет по большей части отводят от неё гневный ропот грязной толпы. Когда-никогда очередной остроумный выдумщик скабрезностей о высокородной персоне, споткнувшись по пьяни, захлёбывался в нёдрах нужника или же, вероятно, слишком сильно чихнув, ломал свою хрупкую шею. Эти случаи лишь ещё больше распаляли горячие головы среди горожан.

Янику всё это нисколько не интересовало. Её не заботило и то, что куда как большая часть внимания её отца доставалась Савелу с Михаем. Девушку занимали лишь новые знакомства, неизведанные доселе ощущения и ещё не попавшиеся ей на глаза диковины из заокеанских стран. Предоставленная сама себе, она была самым счастливым человеком под здешним солнцем.

***

Ах, каким же хорошеньким был Северьян: подтянутый, высокий, задорные тёмно-зелёные глаза, и - главное сокровище этого небожителя - волнистые золотящиеся локоны, переливающиеся на свету от каждого мимолётного порыва воздуха. Яника сразу же заприметила видное и заманчивое пополнение в рядах стражи королевского летнего домика. Преодолевая десяток ступенек на пути ко входным дверям, она уже твёрдо знала, кто будет развеивать её лирическую тоску во время этой месячной загородной отлучки.

- Не теряй бдительности, солдат, - остановившись рядом с юношей, чтобы поправить его и без того аккуратно подколотый к воротнику значок личной стражи королевского семейства, вкрадчиво произнесла девушка.

Уголки губ Северьяна в ответ едва заметно дрогнули и слегка приподнялись. Находясь в карауле, солдаты не имели права заговаривать с кем бы то ни было. Но Янике вполне хватило и этого.

Последующую неделю младшая дочь правителя провела с большой пользой для себя. За долгими прогулками по близлежащим обильно цветущим рощам следовали разнузданные попойки, начинавшиеся поздним вечером и оканчивающиеся чуть ли не в обед следующего дня. После этого, как правило, сутки девушка посвящала тому, чтобы прийти в себя, а потом, оседлав скакуна и прихватив свою ненаглядную Любавушку, неслась к водам близлежащего озера, где под сенью плакучей ивы, в промежутках между плесканием на мелководье, предавалась плотским утехам с не растерявшей своих навыков подругой детства. После очередной удачной ставки на подпольных собачьих боях в соседнем городке Яника возвращалась в загородное имение, где забывалась в ароматном дыме дурманящих курительных смесей. Иной раз, как следует накачавшись крепкой выпивкой и глубоко затянувшись напоследок затуманивающим разум содержимым своей длинной фарфоровой трубки, набросив нараспашку прозрачные кружева, девушка вальяжной походкой отправлялась прогуляться по окрестностям, наводя переполох и вгоняя в краску встречающуюся ей прислугу и подвернувшихся стражников. И вот, в один из таких наполовину реальных, наполовину странных вечеров, краем глаза она вновь зацепилась за них - за эти бесподобные, переливающиеся златом локоны...

***

- Ну а что за крестьяночка ждёт не дождётся тебя в вашей деревне? - расслабленно выводя кончиком пальца круги на животе юноши, поинтересовалась Яника.

- Да была... Есть одна подруга... Но отшила она меня, - прижимая к себе пышнотелую особь королевских кровей, грустно улыбнулся Северьян.

- Как?! Такой завидный жеребчик и не приглянулся ей? - удивлению девушки не было предела.

- Она любит сына кузнеца. Наверное, поженились уже. Не знаю наверняка, я же сразу после её отказа подался из деревни.

- Ну и дурёха.

- Нет, она замечательная. Да не для меня. И... Ты знаешь, Яника... Я, кажется, люблю тебя... С того самого дня, когда ты велела мне не терять бдительности.

Девушка хихикнула и нежно чмокнула грудь своей ненаглядной радости. Она уже почти потеряла интерес к Северьяну. Наигралась. За эти три недели она изучила его от корки до корки: он такой простой, такой незлопамятный, такой хороший. За него можно смело выходить замуж, растить детей, ощущать себя словно за каменной стеной. И поэтому ей с ним уже сейчас скучно. Совсем не этого хотелось Янике Белой, совершенно иные планы она строила на ближайшие годы.

- А что думаешь ты? - склонился чуть ближе к любимой парень.

- Передай-ка мне трубку, золотко, - выставив руку, попросила та. - И долго ли ещё мы с тобой собираемся вымучивать эти несчастные полбутылки вина?..

***

Грохоча душными ливнями, лето окончилось. Яника вернулась в столицу, по которой уже начала скучать. Она не попрощалась ни с Любавой, ни с Северьяном. К чему? Они встретятся через год, а может и раньше, на том же самом месте. Снова наполнят простаивающие в тоске и унынии комнаты летнего домика ароматами фруктовых вин, пряного дыма и жаркой страсти. Любава уже давным-давно всё понимала, и этот мальчишка также осознает со временем.

По возвращении дочь правителя самолично встречал её давнишний ухажёр, с которым они уже неоднократно то разбегались, то сходились вновь. Этим человеком был старший сын одного из самых состоятельных торговцев в столичных подданствах - Велимир Стрибай.

- Отдых удался? - полюбопытствовал мужчина, подавая руку спускающейся с помоста Янике.

- Чувствую себя на все шестнадцать! - крепко сжимая ладонь Велимира, заявила девушка. - Ещё помнишь меня в шестнадцать?

- Как будто в тебе что-то изменилось с тех пор, - многозначительно хмыкнул собеседник особи королевских кровей. - Любава привет мне передавала?

- Конечно же. Просила оставить тебе от неё крепкий след от поцелуя где-нибудь на видном месте, - буравя Велимира пронзительно-злорадствующим взглядом, медленно и чётко проговорила Яника...

После насыщенного месяца усиленного загородного прожигания жизни, конечно же, требовалось порядком отдышаться. Еженедельные пирушки, ставки на конных бегах, ознакомление с последними пересудами, пустопорожние высокопарные беседы с представителями столичной богемы - всё это, как считала Яника, имело жизненно важную необходимость для скорейшего восстановления.

На крыши лёг первый снег. Этот вечер девушка вместе с Велимиром проводила в особняке знакомой дворянской четы. Дорого обставленная комната для приёмов полнилась вгоняющими в сон ленивыми разговорами нетрезвых гостей. Ласково потрескивал камин. Яника очень сильно перебрала всего и сразу и, развалившись на кушетке, с интересом наблюдала за тем, как в глубинах оранжево-синего пламени костлявыми пальцами её настойчиво манят к себе забавные остроухие мордочки с выпирающими нижними клыками и множеством выпученных глаз. Наверное, кроме неё этих незваных гостей не наблюдал более никто. Легонько придерживая свою партнёршу за талию, сохранивший куда как более ясный рассудок Велимир увлечённо спорил с хозяином дома о целесообразности разведения бобров на мясо.

Яника совершенно упустила из виду момент, когда рука ухажёра соскользнула с её стана, не сразу поняла, что рядом возвышается чья-то высокая фигура. Велимир поднялся с кушетки и в резком жесте широко развёл руки, голоса становились всё громче, но девушка не могла разобрать смысла слов: все звуки словно доносились с поверхности озера, когда она сама находилась в толще воды. Дочь государя медленно повернула голову в сторону возникшего из ниоткуда незнакомца, долго всматривалась немигающим взглядом в черты оппонента Стрибая. Тщетно. Взгляд никак не удавалось сосредоточить на лице неизвестного, окружение плыло и ни за что не хотело утихомириться. Вдобавок девушку начало мутить.

Боковым зрением Яника заметила, что Велимир, как-то странно пятясь, отходит к решётке камина. Незнакомец медленно откинул полу своего плаща и с гулким невнятным звуком неспешно вытащил хищно сверкнувшее короткое лезвие. Девушка заинтересовалась происходящим. Конечно, она в своём нынешнем состоянии мало что понимает и, вполне возможно, следовало бы испугаться, но даже это куда интереснее обсуждения мяса никому не нужных бобров.

Велимир, судя по всему, схватил раскалённую кочергу. Не самое подходящее оружие для благородного поединка. Дело принимает всё более и более забавный оборот. Незнакомец делает выпад в сторону мужчины Яники. Какой-то шелестящий шум: вероятно - это полный неподдельного удивления общий вздох окружающих гостей. Стрибай отводит меч противника в сторону и одновременно бьёт того в колено. Звонкий щелчок. Неизвестный с низким рыком падает на одну ногу и уверенно парирует последующий замах дворянина, направленный то ли в голову, то ли в шею. Велимир резко всаживает врагу каблуком под челюсть и одновременно тыкает раскалённым концом кочерги в пальцы, сжимающие рукоять меча. Угрожающее мужчине Яники лезвие, медленно вращаясь, падает на толстый ковёр. Стрибай, не теряя времени, с разворота бьёт соперника в бок. Накинутый на голову преступника капюшон волнами спадает с золотящихся локонов. Велимир, снова широко размахнувшись, опускает раскалённый металл на спину нападавшего... Сверкающие волосы небожителя... Незнакомец протяжно кричит и падает на живот... Золотко... Стрибай вновь и вновь обрушивает всю мощь своих ударов на беззащитного смутьяна, посмевшего покуситься на высокородное общество... Это же Северьян! Северьян! Северьян!

У Яники будто бы что-то лопнуло в глубинах черепной коробки, резкая, сверкающая боль прошила всю левую половину головы. Девушка, нечленораздельно мыча, вытянула руки и сползла с кушетки, хватая Велимира за ногу:

- Нет... Нет... Нет. Нет. Нет. Нет! Нет! Нет!

Мужчина остановился, удивлённо взирая на голосящую дочь правителя.

- Северь...ян... Северьян! - заплетающимся языком пыталась выговорить Яника.

Когда, чуть погодя, слух и ясное восприятие под действием шока снова вернулись к девушке, она расслышала от искалеченного юноши те самые единственные прощальные слова:

- Проклинаю тебя, тварь! Проклинаю вас всех! Ненавижу тебя! Вы все - пропащие мрази!

***

Мать-королева поёжилась в своём кресле у окна. Нет, пока что ей не было так уж страшно. Конечно, она почти что постоянно мёрзла в последнее время, но дело и не в этом тоже. В покоях на самом деле резко похолодало. Яника внезапно для самой себя вздрогнула от очередного лязгающего удара тарана.

- И-и р-раз! И-и два-а!

Хотя женщина уже очень плохо видела, но, тем не менее, она уловила какое-то движение у себя над головой. Из мрака, сокрывшего в своих бездонных глубинах потолок, словно вынырнула голова, ещё более чёрная, чем темень вокруг неё. Затем из-под тяжёлого покрова мглы высвободилась болезненно худая и неестественно длинная рука. За ней показались настолько же пугающими своими пропорциями ноги. Тварь оттолкнулась от потолка и медленно и беззвучно опустилась прямо перед Яникой. Пронизывающий холод насквозь пробрал королеву до самых костей, влажный пар вырывался из её рта. Зеркало у стены покрылось витиеватой изморозью. Удары ломящихся солдат приглушённо раздавались будто бы за тысячу шагов отсюда. Сейчас женщине стало действительно страшно. Она не могла сказать - стоит ли перед ней дух кого-то из пострадавших тем или иным образом во время её беспечных развлечений, или же это воплотившееся средоточие всей совокупности её прегрешений. Но, пожалуй... Как заявила бы Яника тридцатилетней давности: «Теперь куда как интересней!»

- Что ж, ты собираешься опередить мальцов за дверью? Это их так раздосадует, - прокряхтела женщина.

Силуэт безмолвствовал. Мёртвым нельзя говорить с живыми.

- Я хочу увидеть твоё лицо. Я имею право рассмотреть свою смерть. Таковы законы Небесного Племени.

Устрашающая фигура изгорбилась над королевой, подставляя свою голову под льющийся в окно лунный свет. Яника, подслеповато щурясь, вытянула руку и ухватила ладонью подбородок твари, приближая её лик к своим глазам. Пальцы коснулись ледяного металла... Это же броня. Он весь, стало быть, укрыт доспехами... Женщина ухватилась за край шлема, аккуратно стягивая его с головы нечисти...

***

Глупый дурёха. Северьян умер в темнице через несколько дней после того, как Велимир переломил ему хребет на званом ужине. Естественно, у него не было никаких шансов в противостоянии с одним из самых прославленных мастеров меча во всей стране. Янике так и не хватило духу появиться у него на глазах. Она чувствовала себя полностью разбитой и опустошённой в течение месяца после происшествия. Не выходила за пределы замковых стен, а пить стала даже ещё больше. Такого с «Сукой с Красного Холма» прежде не случалось. Велимир так и не был удостоен каких-либо разъяснений насчёт того, что же делало в глазах Яники настолько особенным этого мальчишку. Хотя он, конечно же, в общих чертах догадывался о том, что их могло связывать. Различных вариантов было не так уж и много.

- А как я должен был поступить? Ты слышала, какими обвинениями он сыпал в присутствии остальных? Какие непростительные слова срывались с его грязных губ? Ты сама видела, что я поначалу пытался дать ему шанс. Но после того как он потянулся к мечу... Меня ли одного он собирался выпотрошить? - задавал резонные вопросы Велимир.

Янике от этого ни капли лучше не становилось. Но время, как говорят, излечивает. Мало-помалу, шаг за шагом, но стараниями отца, братьев и своего ухажёра, девушка вновь ожила, расцвела и занялась тем единственным, что у неё получалось лучше всего: влилась в круговерть попоек, азартных увеселений, мимолётных связей, беспредметных диалогов с напыщенными выскочками и череды воссоединений-расставаний с Велимиром.

Но обитатели Янтарных Палат рано или поздно снисходят до отвешивания заслуженных оплеух своим подопечным. Для Яники это случилось достаточно рано.

Руслан Белый умер в почтенном возрасте, оставив после себя добрую память и целую плеяду великих деяний, но так и не дождавшись образумления своей непутёвой дочери. Яника лила горячие слёзы и просила прощения, проведя всю ночь рядом с телом отца на Курганах. После этого Янику начало разносить. Приятная полнота стремительно превратилась в безобразные бёдра, обвисшую грудь и бесформенные бока с животом. Одновременно с этим начались первые трудности с ногами и спиной. Велимир ещё какое-то время для приличия терпел рядом с собой эту немало раздобревшую корову, а потом красиво и галантно распрощался и обратил свои взоры на более лакомых и упругих дворянок. Под давлением придворных лекарей Янике пришлось полностью завязать с выпивкой и целиком перекроить набор блюд на обеденном столе. Не сказать, что это сильно помогло женщине в её беде.

Ставший во главе государства Савел, приложив неимоверные усилия, убедил-таки сестру в необходимости брака с Лесем Крутобокой - крупным северным волостелем, в преданности которого у правителя были сомнения. Савел таким образом хотел приблизить поближе к телу подозрительного высокопоставленного подданного, а заодно и закрепить навязанное родство браком по расчёту. От Яники не требовалось любить мужа, нужен был лишь общий ребёнок. Первые преждевременные роды окончились выкидышем. Вторым ребёнком оказался чудный голубоглазый мальчик, названный Романом, который оказался не слишком-то и нужным ни отцу, ни матери. Лесь постоянно ходил налево, Яника, несмотря на свою внешность, также не испытывала недостатка в тайных поклонниках, рассчитывавших на те или иные привилегии в награду.

Среди обитателей Красного Холма поползли упорные слухи о появлении в стенах замка страхолюдной чёрной фигуры, несущей дурные знамения, сеющей душевные болезни и чуть ли не заставляющей кур склёвывать свои же яйца. Дочь Руслана и сама порой просыпалась с колотящимся сердцем от ощущения тяжёлого взгляда кого-то невидимого на себе. Иногда, в глубокой полудрёме, ей казалось, что кто-то становится ей на грудь и со всей силы давит на неё, не давая женщине вздохнуть. Несколько раз призывались жрецы, которые совершали обряды очищения места от всякого зла, но люди утверждали, что продолжают видеть «Нечисть Красного Холма».

Затем случилась большая беда: во время соколиной охоты, застигнутые буйной непогодой в горах, одновременно погибли под сошедшим селем Михай с Савелом. Из детей у почивших близнецов остался только лишь малолетний сын последнего правителя - Устин. Янике довелось стать королевой-регентшей при несовершеннолетнем племяннике. Эта ноша была ей не по плечам, у неё не было никакого опыта, ни желания связываться с чем-либо подобным. На самом деле, находясь в тени государыни, в это смутное время страной на равных правах верховодили главнокомандующий войск, управляющий монетного двора и глава тайного сыска.

Народ роптал. Жречество хоть и выказывало явного недовольства Яникой, но оставалось крайне недовольным исходами своих гаданий в каменных кругах и всё чаще и чаще случавшимся непринятием жертв, преподносившихся богам-зверям Небесного Племени.

И тогда на земли королевства опустился мор. Говорили, что он густым и горячим туманом пришёл с южных морей. Он выкашивал людей целыми деревнями, оставляя за собой огромные смердящие костры сваленных с одну гору изъязвлённых трупов.

- Это всё королева-шаболда! Это клятая Яника на нас навлекла вышний гнев! - гулял по городам и весям гневливый трезвон простого люда.

Правительница отправила Романа, как можно дальше от болезных подданств - на малую родину своего мужа. Устин к тому времени уже подхватил заразу. Спустя неделю, он преставился. Яника Белая и Роман Белый остались единственными законными наследниками всего правящего рода. Через два года, так не добравшись до крайних северных подданств, мор пошёл на убыль. Государыня и сама переболела, полуослепла и потеряла большую часть зубов впоследствии, но зачем-то чудом выкарабкалась, чем лишний раз дала повод для новых кривотолков, утверждающих, что «Яника-то с тёмной силою, ишь как трётся».

Роман вырос крайне себялюбивым, умным не по годам и своевольным стервецом, на которого ни мать, ни отец не имели никакого влияния. После его вступления на престол, страна застонала в ежовых рукавицах внука Руслана. Себе в жёны он взял Иолу - хорошенькую дочку помещика из не самых высоких сословий. Со временем, в браке, улыбчивая и искренняя девчушка превратилась в забитую и немногословную женщину, усвоившую, где находится её шесток. Иола Белая всем сердцем ненавидела свою фамилию, своего мужа, свою свекровь и любые упоминания об их проклятом роде.

Умер Лесь. Яника самоустранилась от любых государственных дел и удалилась на вершину башни, где ей суждено коротать остатки своих дней, окончательно закрепившись в народной памяти, как «Сука с башни», как «Свинья в облаках».

В двадцать восемь лет от роду, в самом расцвете сил от «губительного перенапряжения и сопутствующего истощения сердечной мышцы» скоропостижно покидает этот мир Роман.

Законная власть возвращается в руки матери-королевы. Но ненадолго. Иола и подавляющее число армейских полков за её спиной не собираются ожидать того момента, когда «Сука с башни» естественным путём соизволит отправиться вслед за сыночкой.

В последние дни перед ожидающимся штурмом Красного Холма Яника много размышляла о том, что, наверное, не осталось такой напасти, которая за эти годы не свалилась бы на род Белых. А также о том, что, похоже, жизнь прожита зазря...

***

Из-под чёрного шлема, коснувшись перекрученных болезнью пальцев правительницы, осыпались золотящиеся, переливающиеся во тьме волнистые локоны. От них разливалось тусклое сияние и веяло нежным теплом. За минувшие десятилетия Яника почти совсем позабыла облик Северьяна. Но сейчас перед ней он - такой молодой, зеленоглазый небожитель, совсем, как тогда в летнем домике... И он улыбается... Он берёт в свои руки распухшие пальцы Яники и подносит их к губам...

- Северьян... - только и может выдохнуть с подбирающимся к горлу комом правительница.

Юноша молчит. Мёртвым нельзя говорить с живыми. Яника ещё раз оглядывает его пугающие руки, нечеловеческие ноги и ссутулившееся тело, так резко дисгармонирующие с прекрасным, свежим лицом мальчишки. Вероятно, ему тоже довелось перенести многие лишения, прежде чем оказаться тут...

***

- Я всем сердцем хочу исправить содеянное, старец, - пересохшими губами прошептал Северьян.

- Ты на самом деле проклял их всех? Даже её?

- Да.

- Ты сделал это искренне? С настоящей злобой, охватившей твою душу?

- Да... Я думаю, что так.

- Ты совершил большую ошибку, Северьян, - вздохнул жрец. - Ты взял на себя большой грех.

- Я потерял голову от отчаяния. Нет, это не оправдание. Мной забавлялись. Она играет всеми вокруг себя. Я думал... Не знаю, о чём я думал. Хотел отомстить. Хотел отбить её у всех её любовниц и любовников. Хотел сказать ей так много всего... Но вышло... Вот так... Такую чушь несу...

- Я понимаю тебя. Но ты прав - это ни в коей мере не оправдание. Ты утратил власть над своими чувствами, ты посмел, обуреваемый тёмными мыслями, грозить тем, на что имеют право только боги.

- Но сейчас я почти на ступенях Янтарных Палат и... Я понимаю, что люблю её всем сердцем. До сих пор. Несмотря ни на что. Я пытался ненавидеть. Искренне пытался. Не вышло. Моё прощение - оно имеет какое-то значение теперь?

- Нет, Северьян. Одного твоего прощения отныне недостаточно. А кто простит тебя? Но каждый имеет право на полное искупление, насколько бы тяжёлый камень не тянул его душу вниз. Только ты сам можешь попытаться отвести своё проклятие от любимой. Это должно хотя бы немного, но умилостивить богов. Ты понимаешь, о чём я говорю... Твой прах не вознесётся в небо вместе с языками погребального костра. Янтарные Палаты могут подождать. Мы захороним твоё тело нетронутым. И во время обряда, который мы проведём над твоим курганом, будут звучать совсем не прощальные песни. Что скажешь, Северьян?

- Я готов... Ради Яники... Ради себя...

***

- И-и р-раз! И-и два-а!

Мать-королева снова и снова проводила ладонями по тёплым и нежным щекам и подбородку Северьяна. Она до сих пор не могла поверить, что мёртвый может оказаться даже более живым, чем те, кого ещё носит земля. Яника жадно запускала пальцы в такие родные золотящиеся вихры, волнующиеся над чёрными наплечниками.

- И-и р-раз! И-и два-а!

Горячие слёзы оставляли тёмные точки пятнышек на бесценных королевских шелках. Никто из тех, кто ранее пламенно заверял Янику в своей бессмертной любви, не пришёл сейчас, чтобы защищать свою правительницу, свою любимую женщину в этой заведомо проигрышной схватке. Ни один хладнокровный полководец, ни один разудалый щёголь, ни один благородный дворянин. Она и не ожидала никого. Только лишь Северьян, спустя целую вечность, возвышается перед ней.

- И-и р-раз! И-и два-а!

Конечно же, жрецы не могли очистить Красный Холм от какого-либо зла. Потому как зла не было. Юноша сам принял на себя весь удар своего же проклятья и нёс на себе его груз до сего дня. Постоянная борьба с ним исказила его черты, изуродовала облик, пропитала броню несмываемым мороком. Но глубины его души продолжали сверкать и источать нежность даже под этим гнётом.

- И-и р-раз! И-и два-а!

Одна из дверных створок с надсадным скрежетом вылетела в верхней части вместе с удерживающей её петлёй.

Неестественно худые руки с хищными пальцами нежно и участливо сжимали ладони Яники. Воронёный металл доспехов, казавшийся поначалу леденящим и высасывающим жизнь, дарил уверенную твёрдость на ощупь, а из его сочленений просачивалось животворное тепло.

- И-и р-раз! И-и два-а!

С сочным треском по дверному запору пробежала извилистая трещина.

Не было никаких тёмных сил, приходивших еженощно за Яникой. Лишь только сама же она терзала себя призраками своего прошлого. Когда правительница с выпрыгивающим из груди сердцем, взмокшая, в очередной раз вскакивала на кровати, её незримый страж ласково освежал женщину успокаивающими, едва уловимыми дуновениями, уносящими с собой её тяжёлые мысли. Когда мать-королева опять задыхалась во сне, ощущая сквозь дрёму тяжесть, стискивающие лёгкие, именно Северьян припадал щекой к груди Яники, нашёптывая облегчивающие заговоры.

- И-и р-раз! И-и два-а!

Двери не обрушились до сих пор просто каким-то чудом.

Юноша аккуратно высвободил руки из истово жаждущих человеческого тепла ладоней женщины и, угрожающе развернувшись к практически пробившим себе проход солдатам, вновь сокрыл рассеянное сияние своих золотых волос под глухим железом шлема.

- И-и р-раз! И-и два-а!

На справедливый суд всемогущих богов-зверей Яника и Северьян отправятся вместе, крепко-накрепко взявшись за руки. Верный страж покоя королевы беззвучно извлёк изогнутое лезвие из ножен.

Следующий удар бронзового наконечника тарана перекосившиеся двери уже не выдержали...

Показать полностью
20

Какие посты вам нравятся?

Здравствуйте.


Сегодня истекает срок последнего моего контракта и я превращаюсь в свободного, но весьма бестолкового субъекта, предоставленного самому себе.

Это возвращает мне возможность снова заниматься публикацией своих скромных работ о работе литератора над собой. Я не знаю пока, останется ли Пикабу основной площадкой: слишком много глупых ограничений и слишком мало полезных функций. Но пока я обретаюсь здесь и ближайшие работы будут опубликованы тоже здесь. А потому мне понадобилось кое-что уточнить у вас - моих читателей.


Уже несколько вечеров я работаю над статьей о природе читательского интереса. Считаю эту тему важной для начинающего писателя и стараюсь расправить все складки на манускриптах - подать всё как можно подробнее. Но даже сейчас, спустя всего несколько дней работы, статья напоминает главу из Толстого. Не по значимости, конечно - по объёму.

Дело в том, что я помню один комментарий к какому-то своему посту. Там говорилось о чём-то вроде этого: "Если это - мини-пост, то финальная версия будет в 12 частях с бонусами в комментариях".  Это поставило меня в затруднительное положение и вот почему.


В данном, конкретном случае я рассказываю в статье о читательском интересе. Что это такое, и почему человек читает то или иное произведение. Это, очевидно, нужно для понимания того, как в своём произведении создать то, что возбудит и удержит читательский интерес. Для этого пришлось определить само понятие человеческого интереса. Я написал о работе мозга, свойствах разума, принципах когнитивных процессов, известных ошибках в работе системы и так далее. Это заняло много места. Потом пришлось затронуть такую область человеческого разума как поощрение действий. Это родило ещё две страницы о функциях центра удовольствия мозга. А там уже никак нельзя не упомянуть о сбоях в его работе. А это вообще вагон информации.

Сейчас я, раскрыв тему на треть от задуманного имею 2 "алки". Очевидно, что публиковать такой пост здесь, где люди (давайте будем честными) не привыкли к объёмным и глубоким текстам - ошибка. Но эта информация нужна, её нельзя выкинуть, иначе получится что-то вроде инструкции для пикаперов: подойди так, скажи то...


Я нащупал несколько выходов из этой ситуации.


Первый заключается в публикации сокращённого варианта статьи, где будут те самые инструкции для профанов: что писать, когда, вслед за чем и перед чем. На мой взгляд толку тут мало. Человек, который воспользуется такой инструкцией, несомненно, достигнет успеха но не будет понимать почему.


Второй способ - опубликовать всю громадную статью частями. Это, наверное, позабавит автора комментария,с которого всё и началось. Но прилично ли так мариновать читателей? Я и так нарушил обещанные сроки в двух проектах...


Третий - писать сжато, коротко; отвечать на вопросы в комментариях. Недостатком является следующее: даже если найдётся один глубокий читатель, отвечая на его вопросы я вывалю всё тот-же объём текста в комментариях. А если объём одинаков, то лучше чтобы он был структурирован, а это опять громадная статья...


Оттого я решил обратиться к вам, господа, товарищи, леди и девушки.


Назовите, пожалуйста, предпочтительную форму публикации такого рода статьи.

Возможно, это вообще не интересно и такого рода работы надо собирать, структурировать и издавать в виде книги?


-  -  -

Спустя неделю с момента публикации этого поста я удалю его из сообщества ЛП, он не станет засорять ленту. Публикую здесь потому, что часть интересовавшихся ранее моими работами находятся здесь, а я не могу узнать, как пересекаются множества моих личных подписчиков с подписчиками паблика.


Спасибо за внимание.

---

theTextReview@gmail.com

Показать полностью
9

Порт и странные дела.

Порт города встретил меня лёгким соленым бризом и выводящим из себя мерзким смрадом рыбы. Мокрые доски пирса противно скрипели при каждом моем шаге, но в общей суматохе прибрежной жизни на это уже давно никто не обращал внимания.
Порты... Порты никогда не меняются: запахи рыбы и дешевого пива, «ароматы» немытых матросов, вечный гомон – громкие разговоры и еще более громкие ругательства, крики хронически голодных чаек, ворчание местных животин, типа инспектора портового надзора… все это разносилось здесь на каждом шагу. Да ещё и этот монах увязался за мной… нечто среднее между медведем и обезьяной, вот только в человеческом обличии. А может он и не монах вовсе, хотя чем-то похож… Увязался за мной, теперь и не развернешься особо. Под «развернешься» я, разумеется, имел ввиду обычное воровство. Да, приходилось не гнушаться этим делом. Хоть я и был из знатного рода, но жизнь сложилась так, что приходилось действовать всеми правдами и неправдами, чтобы выжить. Но я отвлекся…
Ох уж этот монах. За все путешествие на корабле, он не сводил с меня глаз. Хотя и словом со мной не обмолвился. Я что, так плохо выгляжу? Вроде как все в норме. Все время плавания меня не покидала мысль, что он может быть был посланником тех дроу, что осквернили мой дом? Или же он их шпион? Конечно, если бы у дроу была цель убить меня, то я давным давно уже был бы мертв. А, если бы хотели выследить, то вряд ли отправили бы следить такого… скажем, «бросающегося» в глаза «человека». Слишком волосат, слишком беспечен, слишком сильно пытается привлечь внимание, бренча на своей…, вроде бы это лютня. Или ее аналог. Даже сейчас, когда мы сошли с корабля, а «монах» шел следом за мной, он умудрялся на ней бренчать и что-то напевать. Ладно, хоть поет чисто без фальши.
Весь месяц на корабле я провел в капитанской каюте, потратив на это удовольствие практически все деньги. В нашем мире, судя по всему купить можно если не все, то многое. Сейчас в кошельке едва ли могло набраться с десяток золотых.
Пристальный взгляд монаха я ощущал на себе каждый раз, когда выходил из каюты поесть в общей столовой, или как она там правильно называется…, или же банально сходить в гальюн. Этот «певец» постоянно сидел на палубе и развлекал матросню и пассажиров своими песнями. Кажется, даже поднимись дикий шторм, этот парень не отпустил бы свою лютню и продолжил подвывать ветру. Да, скорее всего он не был ни посланником дроу, ни шпионом, ибо у него было огромное количество шансов напасть на меня, пока мы плыли сюда. Ну и к’хаэнд’элл с ним. Хотя ухо все равно стоит держать востро. Впрочем, не только с ним, но и со всеми остальными. С тем, что произошло дома, мне еще только предстояло разобраться.
Я притормозил у деревянного бортика пирса и навалился на него, изучая взглядом окружающих. Монах тут же остановился метрах в пяти-семи от меня и начал что-то петь, привлекая к себе внимание. Пусть. Нашим легче. Зато на меня никто даже не смотрел. Стражи порта стояли неподалеку от монаха и, ухмыляясь, изучали сальными взглядами девушек, заворожено пялящихся в рот поющему, который активно строил им глазки и подмигивал. Это вообще законно? У монахов разве нет там какого-то обета безбрачия, не прикосновения к женщинам, будь она хоть женщина-дварф… Да что б его. Страшен, как Д’элл Рурх в худшие годы своей жизни, а туда же. Хотя, повторюсь, к’хаэнд’элл с ним. Я потянулся. Мне привлекать внимание не стоило. Ни стражей, ни гильдий, в том числе гильдии воров. Хотя с представителями последней я бы с удовольствием пообщался приватно, в более располагающей обстановке, предварительно связав их и раскалив мою рапиру в очаге камина. Её выковали для меня всего лишь 19 лет назад, и только месяц назад она опробовала кровь… Кровь нескольких из тех дроу, что захватили мой дом, и… я все еще верил в лучшее, но возможно, убили мою семью… Джикc’cаар!
Я непроизвольно, сам того не заметив, сжал кулаки. Закрыв глаза, я вспомнил родной дом. Как там всегда было уютно…, пока не пришли эти темные.
Месть. Она будет страшна. Но пока что я тут, поэтому мысли о дроу в сторону. Тут я чистый лист для всех и каждого. Имя что ли себе новое придумать?
Вдруг раздался громкий хлопок и пирс содрогнулся. Монах перестал петь, а девицы, что слушали его, завизжали и побежали прочь. Стражи что-то заорали и бросились к одному из кораблей.
СКРАААШШШШШ.......
Недалеко стоящее судно, мимо которого я проходил буквально несколько минут назад, стало неестественно заваливаться на бок, погружаясь в пучину темно-лазурного моря.
На пирсе началась давка и паника, часть людей бросились вглубь берега, убегая с пирса подальше, часть напротив, включив нездоровое любопытство, понеслась против общего течения, смотреть, на крушение. Хотя я бы сказал, преступного акта, ибо крушения не происходят таким вот образом – стояло себе судно, стояло в порту, почти загруженное для отплытия и тут, ба-бах!
Несколько крепких мужиков побежали на помощь стражам, которые безуспешно пытались разогнать зевак, чтобы спустить на воду хоть одну шлюпку и помочь выжившим. Я тоже, было дело, дернулся в ту сторону, но потом обратил внимание на то, что выживших-то, судя по всему, на кораблике-то и не было… кроме нескольких ребят, которые буквально пару секунд назад выплыли под пирсом у берега.
Ребята под пирсом.
Под пирсом после взрыва.
Та-дам.
Я ухмыльнулся. Из вида их упускать точно не стоило. Любопытство, куда ж без него-то, но пока меня интересовало, что же произошло на корабле и какую выгоду из этого можно извлечь. Я обернулся обратно и начал внимательно, насколько это позволял усилившийся гомон и толкотня на причале, изучать всплывающие остатки корабля. Сюда, наверное, было бы не дурно наведаться ночью – корабль был груженый, а значит, вполне можно было бы поживиться. Благо, зрение позволяет видеть в темноте. Вопрос лишь в том, насколько глубоко тут и хватит ли мне воздуха, чтобы разыскать что-нибудь стоящее.
Бочки, обломки деревянной палубы, обрывки парусов… и… тела… Мертвые матросы… с распоротыми животами, разрезанными глотками и рассеченными черепами. Такого при взрывах не бывает, только если, конечно, они все вместе не лежали животами на масляных бочках в окружении топоров, мечей, гвоздей и прочего колюще-режущего хлама, а потом это все вдруг, ба-бах, взлетело на воздух. Это вряд ли. Ясно понятно было, что им кто-то «помог» явно еще до потопления корабля.
Ну, видимо, везде нужно искать свои плюсы. Знаю, что звучит не красиво, но ладно хоть спасать никого не понадобиться, зачем лишний раз мочить свою одежду? Нет, конечно, капитан рассказывал мне об этом городке и делах, которые проворачивали тут некоторые темные личности, о том, что в целом, городок хоть и примечателен для туристов, но своих «веселых» моментов тут тоже хватает. Капитан же посоветовал мне найти какого-то «батона» или «плюшку»…, странное, в общем, имя у местного связного…, ну да не суть, главное, что, по словам капитана, он мог много больше рассказать о городе, местных и их деятельности. Разумеется за определенную сумму.
– ...видимо Крон задолжал Красноносому вот команду под нож и пустили…
– ...сколько можно уже 3 корабль за месяц то сгорит, то утонет....
– ... опять стража будет всех досматривать, эти красные уже в печенках сидят....
Я хрустнул пальцами на руках и направился к берегу. Судя по обрывкам фраз, которые мне удалось услышать, над кораблем уже поработали местные бандюганы, так что вряд ли мне чем-то светит тут поживиться. Ну да ладно. Слова Тосченда, капитана корабля, на котором я прибыл в город, видимо вполне имели под собой реальную подоплеку: «В этом городе можно быстро разбогатеть, но еще быстрее можно все потерять, так что нужно держать ухо востро, юнец».
Аккуратно проходя мимо зевак, я свистнул у одного парнишки кошелек – восемь медяков… в целом для начала не плохо. Ловить тут, в целом, было больше нечего. Нужно было подумать о ночлеге и о том, как избавиться от назойливого монаха, который, как я заметил краем глаза, уже опять активно топал за мной. Правда, его не сильно заботили зеваки и шел он, скажем, на таран, расталкивая их совершенно бесцеремонно. Может от него стоило откупиться, купив ему пару хороших штанов? А то роба, это конечно, хорошо…, когда роба ниже колена, а не до талии, а внизу, там, где должны быть штаны, все не слишком аккуратно перемотано различными тряпками. Хм, а если он увидит красивую эльфийку с выдающимися формами, то, что произойдет с этими его лоскутками? Так много вопросов..., но вряд ли я хотел бы знать на них ответы...
Хотя, если штаны, как откуп не помогут, тогда можно вполне прикрыть свою спину парой мордоворотов. Вопрос лишь один, где их взять в этом городе, чтобы за цену на один медяк больше того, что предложу я, они не наваляли мне же…
Я осмотрел берег в поисках магазина с одеждой, для откупа от монаха, но тут были сплошные магазины с рыбой. Интересно, каково это работать в рыбном магазине? Должно быть, рыбное амбре не выветривается годами даже после того, как оттуда уволишься.
Тут, сквозь гомон зевак, я услышал какое-то шушуканье и легкие всплески – под пирсом у самого берега, шли те самые ребята, которые выплыли после взрыва корабля. Я решил понаблюдать за ними. Присев на каменный парапет, метров через 30-35 от того места, где я их заметил, я усмехнулся и начал наблюдать, как из воды на причал выбирается две эльфийки в сопровождении двух мужчин и одного дварфа. Или дварфихи… Вот интересно, как они различают друг друга, если женщины у них тоже с бородой? Вопросец. Тем временем мой монах куда-то запропастился. Либо решил пойти по своим делам, либо все-таки слегка отстал от меня и благодаря толпе народа, потерял меня из виду.
Выбравшись на берег, эта компания отошла и встала среди деревьев так, чтобы не привлекать к себе внимание. Один из мужчин щелкнул пальцами, прошептав какое-то заклятие, и вокруг него мгновенно закружился вихрь теплого воздуха, едва мерцающий алым светом, который был с трудом заметен даже моему эльфийскому глазу. Спустя несколько секунд одежда мужчины уже была сухой. Любопытно. Магическая сушилка одежды? Интересно, если бы я продолжил обучение в университете, то смог бы я так же? Или лучше изучил бы более полезный навык, например магической мойки посуды, или мистического убирания пыли?
Хотя такая магия, судя по всему, далась волшебнику совсем не просто – его лицо, до этого относительно умиротворенное, теперь было не таким: он был напряжен, побледнел и, по оттенку кожи, стал больше напоминать лунного эльфа. Хотя, если бы он не знал, что делает, то, наверняка, не стал бы… Да, не архимаг, конечно, но контролировать поток магии и, не давая ей запустить цепную реакцию, держать температуру на заданном уровне, он точно не новичок. Хороший маг. А хорошие маги на дороге не валяются, если, конечно, они не набрались самогонки в усмерть.
Я огляделся еще раз по сторонам. На пирсе началось какое-то движение среди стражников. Видимо до них дошло, что кораблик утонул не сам по себе. Сейчас всех станут проверять.
Затесаться в какую-нибудь группу, будь это даже группа «подводников», окрестим их так, стоявшая среди деревьев, было бы сейчас очень кстати.  Ибо это могло дать хоть какую-то банальную защиту. Документы, конечно, были с собой, но светиться лишний раз перед стражей не хотелось.
И тут меня осенило: а почему бы и не попытаться пристроиться к этому магу и его компании? Защита с помощью данного субъекта мне бы очень пригодилась, да и эльфийки там были очень ничего. К тому же, наверняка, они как то были замешаны в этой истории с потопленным несколько минут назад кораблем: либо они из команды, либо из бандитов, которые приложили руку к отправлению тех кверхубрюхоплавающих матросов в пучину. И пусть первый вариант был спокойнее, второй вариант выглядел более, скажем, на руку. Мне нужны были союзники, пусть даже и не совсем ординарные.
Я спрыгнул с парапета и неспешно направился к «подводникам». Они что-то тихо обсуждали между собой. Но отбросим стеснение и включим дремавшего актера!
Айруэ Элентронэ!* – обратился я к ближайшей эльфийке, радостно распахивая объятия.
Это была типичная представительница лесного народа – ее бязь на прикладе арбалета и ковка меча явно свидетельствовали о том, что она не из знатного рода. Простая эльфийка. С такими всегда было просто.
Эре Айруэ Элентронэ.** – осторожно ответила она, внимательно изучая меня взглядом. Мужчины из ее компании переглянулись и вопросительно воззрились на свою спутницу.
Трен оди эренто. Ко нерен ите!*** – воскликнул я, отодвигая ее от друзей, и заключил в крепкие объятия.
А дальше все было просто – пока я обнимал девушку, я быстро и незаметно прощупал карманы ее куртки. Точнее карман, который располагался внутри куртки и содержал два отделения. Не став слишком сильно наглеть, я вытащил пару монет из кармана поменьше. Пусть спишет их потерю на купание в теперь уже постепенно темневшем море – солнце медленно клонилось к закату.
Айруэ Элентронэ! Ко нерен ите!**** – воскликнул я во второй раз, отпуская первую эльфийку и переключаясь на вторую, не дав никому опомниться.
Первая эльфийка, как только я ее отпустил, проворно шмыгнула за спины к мужчинам.
Вторая же была другой. Совсем не простой. В ее кармане я мельком нащупал лишь одну монету, зато какую! Серебряную монету братства воров. Я бы узнал эту монету где угодно и когда угодно – спокойно различил бы ее грани на ощупь даже, будь я слепым. Эта монетка служила для назначения встреч и платы за использование услуг воров. Ох, не простая барышня. Чего стоила вдобавок к особой монетке, маска с рогами, закрывающая ее, ставлю четвертак, миловидное личико. Надо бы к ней приглядеться, если удастся втиснуться в эту компанию.
Монету братства я трогать не стал и выпустил эльфийку из объятий. Теперь предстояло «знакомство» с мужской частью группы… Вот только, судя по их лицам и быстрой перегруппировке в боевой порядок, знакомиться через объятия они не особо жаждали. Впрочем, я уже тоже как-то передумал использовать мой «запатентованный» метод знакомства через «обнимашки» на этих господах – по пальцам мага, что стоял впереди группы, уже легонько потрескивали электрические разряды и, сделай я еще шаг в их сторону, думаю, что он не отказался бы от их использования.
– Охолони, эльфенок! – из-за спины мага донёсся грубый голос дварфа. Все-таки дварфа, а не дварфихи. Хотя может у них и у женщин такие грубые голоса?
Лезть на мага, дварфа и третьего мужчину, будь он даже простым человеком, не было никакого желания. Один против троих я не выстоял бы.
– Прошу прощения за свое поведения, – проговорил я на общем языке как можно спокойнее, но все же с легким акцентом. Все-таки этот язык давался мне с трудом – слишком грубый и не певчий, как мой родной.
Вторая эльфийка как-то не очень хорошо усмехнулась, ну, а я продолжил свое повествование:
– Я крайне долго был вдали от цивилизации и очень обрадовался, когда увидел своих... кххэм, собратьев. Я только что прибыл в ваш славный город и я так рад, так рад, – продолжил я, наверное, слегка переигрывая. – Кстати, когда вы выбирались из воды после купания в одежде и при оружии, я не мог не заметить, что у вас выпало немного мелочи, Элуарте Элентронэ.*****
Повернувшись на пол оборота к первой эльфийке, я развернул на ладони, честно сворованные мною, ее две золотых монеты. Расширившиеся глаза девушки и судорожные похлопывания по внутреннему карману стоили того, чтобы вернуть монетки ей обратно.
– А вашу монетку я уже оставил в вашем кармане, – обратился я ко второй эльфийке. – Кстати, очень интересная маска, – перевел я тему. – Клан быстрой звёзды? Или лунной тропы? К сожалению, я не очень разбираюсь во всем этом.
– Ты откуда свалился, эльфенок? – оборвав поток моих слов, вызывающе произнес человек с арбалетом. – Зачем капусту у рыбинки приласкал? Ботанешь мне или моей плевательнице? – на последних словах он хмуро вскинул арбалет на изготовку.
Я усмехнулся, распознав в нем одного из представителей гильдии воров. Как же просто он раскрылся. Использовать язык братства воров и братства убийц на публике, какой моветон.
– Я думаю, что не стоит скрывать наш разговор от твоих друзей, или они все знают данный диалект? Тут место не совсем располагает для общения на этом наречии, – сказал я, кивнув в сторону стражи, которая разгоняла зевак с причала. Краем глаза я отметил, что стражи больше цепляются к группам людей, чем к одиночкам.
– Я Сивир... – просто произнес я.
Точнее не Сивир, а Эсс’альт, единственный сын Эсерона Мудрого, владельца Кириинских островов и древа Мариэле… Ну да, расскажу я первым встречным, кто я и откуда, прямо бегу и спотыкаюсь.
– Да, Сивир, – будто подтвердил я свои слова. – Обычный эльф Сивир. Отвечу на вопрос вашего достопочтенного, – я сделал небольшую паузу, чтобы более драматично вскрыть личину арбалетчика. – Вора. Зачем же я стянул золотые монеты у девушки, но вернул их? – я усмехнулся, поглядывая на остальных с прищуром. – Ответим так: я догадываюсь, что корабль потонул не по своей воле, да и трупы с такими ранами яркое представление о способностях тех, кто это провернул. И какое чудо я как раз искал таких людей.
– О чем ты? Какой корабль? Мы всего лишь мимо проходили... – начал, было, маг, делая вид, что «меня тут вообще не стояло» и, вызывая ещё одно заклятие теплого воздуха, но теперь уже на дварфа.
Я усмехнулся. Ну-ну, конечно, «мы всего лишь проходили мимо». Бла-бла-бла. Я взглянул на дварфа. Сейчас я, наконец-то, смог его разглядеть лучше – это был невысокий даже для дварфа, представитель своего вида, с уже закравшейся сединой в бороду и длинными косматыми волосами. Он был облачён в церемониальные одежды жрецов Латандера, и лишь одна деталь выделялась из его облика - его топор. Насколько я знал, исконно традиционным оружием дварфов всегда был молот. Хотя может быть это неправильный дварф и он несёт неправильную веру? Забавно. Хотя топор выглядел достаточно увесистым для того, чтобы иметь благоразумие не лезть нахрапом. Наверное, было бы хорошим ходом, скажем, подружиться с этим дварфом. Пусть они и не сильно любят нашего брата эльфа, а больше любят пиво, вино, девах и, разумеется, хорошую драку, но тут было бы не плохо заручиться его поддержкой, ведь что-то подсказывало, что этот дварф пусть не совсем правильный, но явно веселый парень. Вино и пиво…, и девах.
На откуп волшебника о том, что они «всего лишь проходили мимо» я состроил смиренное выражение лица и произнес:
– Ребят, я вас ни в чем не обвиняю, но стража, которая будет тут с минуту на минуту, может вам не поверить, – я кивнул в сторону пирса. – Может, лишний раз не стоит показываться им на глаза?
– А кто показывается? – загадочно усмехнулся маг. – Кстати, как там тебя…, Сивир? Кто твой спутник?
– Спутник? – я удивленно вздернул бровь.
Поняв, что взгляд чародея направлен за мою спину, я обернулся и увидел стоящего в пяти метрах позади преследовавшего меня монаха. И как я не заметил его, когда несколько раз оглядывался на пирс и наблюдал за стражей? Может, он все-таки не так прост, как кажется?
– Первый раз вижу, – соврал я, делая вид, что внимательно осматриваю монаха. – Да и как то не завожу знакомства с вервольфами.
– Он вервольф? – немного ошарашенно спросил маг. – С чего ты взял?
– Чрезмерно волосат, – констатировал я факт, начиная говорить, будто цитируя текст из заученной книжки. – Это, конечно, не показатель, так как обильная волосатость является признаком не только вервольфов, но и представителей уединенных северных народов живущих в горах. Кстати, интересный факт, у одной народности, живущей там, есть, простите за тавтологию, народная забава бить друг друга в пах кто сильнее! Эх, как же их звали-то... – задумчиво протянул я.
Чародей нахмурился. Он вздохнул, смотря попеременно то на эльфиек, то на вора.
– Извините, но силы на исходе…. – прошептал маг одними губами, смотря на арбалетчиков, и рядом с эльфийкой, носящей маску оленя, загуляли теплые потоки воздуха. С ее одежды перестали литься ручейки морской воды, а лицо мага стало еще более бледным.
Тем временем, монах направился к нам. Я слегка напрягся, ведь всю дорогу на корабле он не спускал с меня глаз, но и ни разу не подходил.
– Стой где стоишь, – рявкнул дварф, поудобнее перехватывая топор, и заслонил ему собой дорогу к нам. – Ты кто такой?
– Хотелось бы представиться, – прошелестел мужчина не громко. – Панд’Эр. Я прибыл с Кириинских островов, родом с Синиводных гор.
Монах слегка замялся, держа в руках лиру и слегка побрякивая одной струной.
– И? – хмыкнул дварф, скалясь.
– И я пишу сказания и воспеваю их в балладах...
– Бард? – скривилась эльфийка в маске.
– Не совсем юная леди, – ответил он. – Я больше историк, а балладами я зарабатываю деньги на ночлег и теплую похлёбку.
Монах провел несколько раз по струнам лиры, извлекая из них вполне мелодичные звуки, а затем вдруг засуетился:
– И я бы хотел уберечь вас, – он начал кивать в сторону города. – Сюда, на пирс, скоро прибудет стража. Целый отряд закованных в латы стражников, около 30 человек, я их видел и слышал, будут задерживать всех, кто ходит группами больше трех человек. Я смогу их отвлечь, за небольшую услугу, ведь ваша мокрая одежда вызовет у них подозрения.
– Какую услугу? – насторожился вор.
– Я хочу воспеть в своих балладах приключения неординарных личностей, таких, как вы! – в глазах монаха-барда даже загорелся какой-то огонек.
Неординарных личностей? Да уж… а я считал его опасным противником. Видимо я устал.
– Это будет забавно, – хохотнул дварф. – Только пикантные моменты будь добр оставлять за кулисами.
– Будем тебе благодарны, – снисходительно кивнула эльфийка с арбалетом.
– Встречаемся в таверне «Сильверстоун», – впервые улыбнувшись за все это время, произнес чародей. – Будем рады видеть там вас обоих, а теперь нам пора, расходимся.
Маг кивнул своим друзьям и нам с монахом, и весьма ловко, буквально в два шага, оказался на другом конце улицы среди выходящих на вечерний моцион, жителей города, бурно обсуждавших происшествие с кораблем.
Эльфийка в маске оленя, в очередной раз не хорошо усмехнувшись, последовала примеру мага и растворилась в толпе зевак галдящих на пристани.
– Силь-вер-сто-ун, – проговорил дварф, делая ударения на каждый слог и смотря на меня с монахом, как на двух недалеких кретинов. – Не перепутайте. Там есть «Сильверсвон» и «Сильверстоун» они стоят друг напротив друга. Но, поверьте, не стоит заходить в «Сильверсвон», там всегда был высокий спрос на миловидных эльфов и полураздетых мужиков, – заржал он в голос, слишком проворно для дварфа удаляясь в переулок.
Высокий спрос на миловидных эльфов? Что??? Когда я стал миловидным-то?
Я усмехнулся и вытащил из сумки черный сверток.
– Лови, бобер, - я перекинул вору плащ, который я забрал со своей первой жертвы в моем захваченном поместье на островах. – Должен будешь.
– Сочтемся, – буркнул он, запахиваясь в плащ, и быстрым шагом скрылся в темном переулке, оставляя за собой мокрые отпечатки сапог.
– Какой он ранимый, – хохотнул я. – Сударыня, а вы не хотели бы прогуляться со мной? – я предложил эльфийке с арбалетом свою руку. – Я уже сочинил замечательную историю о том, как вы случайно упали за борт моей яхты. И я с удовольствием поделюсь с вами этой информацией, если вы поделитесь со мной информацией о том, как мне вас называть.
– Мариэль, – кивнула эльфийка, поправляя арбалет за спиной и беря меня под руку.
– Замечательно, графиня Мариэль, - ну, уж разыгрывать сцену, так разыгрывать! - А теперь послушайте эту любопытную историю, – усмехнулся я. – Будет, что рассказать стражам…
– С превеликим удовольствием, – хихикнула девушка, а потом с серьезным видом добавила. – Разумеется, если сударь будет следить за своими руками.
– Всенепременно, – кивнул я патетически, строя из себя аристократа. – Так вот «Свежесть Зари», так называется моя яхта, скользила по бескрайнему......
И увлекая за собой эльфийку, я направился в богатую часть города к таверне «Сильверстоун».

*- Приветствую тебя собрат
**- И я приветствую тебя собрат
***- Как долго я не видел эльфов. Обнимемся же
****- Приветствую тебя собрат!
*****- Дорогой собрат!

Всем привет, это наше первое совместное произведение, проба пера так сказать. Будем очень рады вашим конструктивным замечаниям и предложениям. Если вам понравиться будем продолжать писать и выкладывать на Пикабу.

Показать полностью
5

Коробка со сладостями

Коробка со сладостями

От автора: знаю, что поздновато, но хэллоуинский конкурс, в котором участвовал рассказ, закончился только-только. Поэтому прошу прощения за опоздание к празднику.

Сладость первая


Руки, скрюченные артритом, раскладывают по тарелкам угощения — туда глазные яблоки, сюда желатиновые червячки, а вот там будут лежать кровавые леденцы и огромный пудинг в виде могильного холма.


Так миссис Гарден готовится к главному празднику года. В этот раз она не стала запекать летучих мышей, ограничившись жабами — пышными, румяными, начиненными сочным мяском. Миссис Гарден так и говорила — "мяско" — довольно посмеиваясь, когда доставала их из духового шкафа.


В этом году она решила сделать упор на желатиновые конфеты. В конце концов, надо же растратить запас костей, жил и кожи! С тяжелым сердцем старушка сделала выбор в пользу количества, а не разнообразия. Что поделать, миссис Гарден очень практичный человек.


Она никогда не выносит сладости на порог, ведь это негигиенично! Куда приятнее есть их за чашечкой чая или бокалом Кровавого Лимонада. О, она умела делать изумительно дешевый лимонад: вода, немного лимонной кислоты, умеренное количество сахара (деткам нельзя портить зубы) и главный ингредиент — багряно-огненный кармин. И каждый год ее маленькие гости пищали от удовольствия, смакуя на языках обыкновенный пищевой краситель. Миссис Гарден всегда гордилась этим рецептом, вершиной ее экономического гения.


Она морщится, предвкушая как засосет под ложечкой, когда детишки начнут нахваливать ее стряпню.


Но старомодное “динь-дон” прерывает старушечьи грезы. Она удивляется, кто мог прийти так рано, не предупредив заранее? Миссис Гарден крайне раздражают внезапные звонки в дверь. Она человек консервативных взглядов, и вежливость — важнейшее, что должно присутствовать в детях, которые желают отведать ее угощений.


Подойдя к двери, она с кряхтением поворачивает замок. Ну конечно, на пороге стоит очередной замухрышка. Из многодетной семьи Фингсли или отпрыск неблагополучной четы Маршей. На маленьком тельце застиранная простыня — неумело сделанные прорези для глаз и рта, какие-то старые пятна, заплатки, обтрепанные края. Зато вот мешок до неприличия огромный — видать, действительно пришелец пожаловал от Фингсли. Мальчик (а по голосу это явно мальчик) смущенно улыбается и говорит эту дурацкую фразу: “Сладость или гадость, миссис Гарден?”.

Миссис Гарден дарит в ответ скользко-сладкую улыбку и жестом приглашает войти. “Ну конечно сладость, мой дорогой!” Горе-привидение неуверенно переступает пыльный порог, жмется к стене. Она усаживает гостя на специальный пластиковый стул, хотя в гостиной есть еще диван, и кресла, и софа. Но ведь он непременно что-нибудь запачкает! Простыня окутывает тело мальчика будто рыбье, одна кожа да кости — сразу видно, недокормыш. Неужели и на следующий год придется заниматься одними желатиновыми конфетами? Вот уж муторная работа.


Миссис Гарден опускает жалюзи, чтобы тыквенные фонарики в комнате сияли еще ярче. Наливает Красный Лимонад и пододвигает печенье в виде Каспера. “Кушай, дорогой мой, кушай, а я пока схожу на кухню, возьму салфетки. На одну минуточку.”


Она покидает гостиную и действительно идет на кухню. Там ее дожидается изумительный набор ножей, купленный по скидке (к слову, если бы не скидка, она бы никогда не польстилась на такую дорогу покупку). Миссис Гарден, наученная опытом, надевает полиуретановый фартук, пришедший с почтой неделю назад, выбирает средних размеров нож для разделки мяса и улыбается: вот и приходит черед для ее излюбленных сладостей.


Сладость вторая


У каждого есть особая традиция. Посещать воскресную церковь, надевать разноцветные носки на удачу, класть серебряный шиллинг в тощий кошелек или, как у меня, незатейливая, довольно обычная слабость к вытаскиванию прошлого из черепной коробки.

Сегодня Хэллоуин. А значит наступает особое время.

Время, когда достаточно одного зеркала, чтобы перед глазами вспыхнул образ того самого подвала, уютного и теплого, с детскими рисунками на стенах.


Раз уж зеркало успело поймать мои глаза, я ответно всматриваюсь в его серебристую глубь. Итак, подвал...


Мы старались держать свою комнату (хоть она и была подвалом) в чистоте, чтобы не огорчать мамочку. Ведь мамочка так много для нас делала. Например, каждый день, она отпирала массивную дверь, ведущую из верхнего мира в наш, приносила еду и сменную одежду, гладила меня и братьев по макушкам. Три поглаживания на каждую голову, не больше. На этом материнский запас нежности иссыхал. Потом она сдержанно улыбалась (одна улыбка на каждого, всего четыре улыбки) и покидала нас до вечера. Вечером она снова приносила еду — довольно обильный ужин и чего-нибудь сладенькое. Я не особо любил сладкое, поэтому отдавал свою долю Джиму — самому младшему. Он больше всех сходил с ума по мамочке. И только его мамочка почему-то не целовала на ночь.


У нас не было почти никаких праздников. Видимо, тоже одна из семейных традиций. Но был Хэллоуин. На каждый Хэллоуин мамочка шила дорогие костюмы, из парчи, бархата, шелка, голографической синтетики — всего, что ей удавалось найти. В последнюю ночь октября мы становились королями Хэллоуина. Дубовая дверь к верхнему миру со скрипом открывалась — тяжко, хрипло, как будто отворяла склеп. И нам разрешалось выходить наверх. Наверху по обыкновению никого не было — ни отца, ни других родственников, хотя мы знали, что теоретически они существуют (с верхнего этажа доносились нервные шаги и покашливания). Мамочка одевала каждому маску, давала по сверкающему стальному ведерку и молча отправляла нас на улицу. Все это сильно напоминало облачение рыцарей в латы перед турниром или войной.


К тому моменту улица уже тонула в сумерках. Мы никогда не выходили днем и даже не знали, как она может выглядеть при свете солнца. Зато у темноты есть свои плюсы — сверкающие огни в тыквенных черепах и фонарики на деревьях. Сейчас тоже так делают, но мне уже не кажется это волшебным. Волшебство было в детстве.


А в детстве мы, по заведомо выученной схеме, присоединялись к какой-нибудь группе детей и шли собирать конфеты, почти не замечая творящейся в округе фантасмагории.


Нас всегда хорошо принимали другие дети. Мы восхищались ими и верили, что наша короткая дружба взаимна. Но это неправа. Детям нравились наши костюмы, нравились наши ведерки. Но они понятия не имели, кем мы являлись.


Я помню, однажды, с Криса, моего старшего брата, нечаянно слетела маска. И тогда рядом волочащиеся мальчишки пораженно завопили: “вот это круто, прятать под маской еще одну маску!", "какая страхенная штука!", "как ты ее сделал?” Но Крис не знал, что ответить, потому что никакой маски на нем больше не было.


Наверное, с этого все и началось. После той ночи малыш Джим вцепился мамочке в горло. Это произошло вечером, когда он в очередной раз не получил своего поцелуя. Он вырывал кусок за куском из ее шеи, неразборчиво приговаривая что-то вроде “где мой поцелуй, где мой поцелуй”. Мы были так поражены, что оттащили Джима, только когда мамочка начала булькать. Эрику показалось это смешным, он сдержанно хихикнул и пустил слюну.


Через час к нам спустились. Наверное, это был отец, или нет — мне уже тогда было плевать. Его острые глаза прятались за дулом ружья, из которого он потом “бабахнул” — сначала в Криса, потом в Эрика. На Джиме заряд кончился, и он швырнул его об стенку, как какого-то щенка. Когда тот сполз с кирпичной кладки, человек пару раз приложил его прикладом. За это время я успел сделать многое: я успел найти древнюю кочергу, я успел подойти к нему сзади и успел размозжить его шейные позвонки. Не выпуская кочерги из рук, я выбежал по лестнице наверх, и не ориентируясь в пространстве, вылетел в окно. Оно со звоном разлетелось вдребезги.


Вспоминая это, я надеваю перед зеркалом хоккейную маску и натягиваю перчатки. Где-то на периферии сознания часы бьют полночь.

Иногда я жалею, что мамочка не целовала Джима на ночь, как всех других. Но чаще всего мне просто плевать. Мне всегда было плевать.


Я поднимаю кочергу, дожидавшуюся все это время в своем пыльном темном уголке, и выхожу праздновать Хэллоуин.


Сладость третья


Старая пожарная часть не пользовалась никакой славой. Ни дурной, ни хорошей. Она была обычным, непримечательным зданием, с красной, еще сохранившейся, облицовкой, и высокой каланчой посередине.

Ее не обходили стороной, но и не горели желанием зайти внутрь. Изредка там селились бродяги и собирались стайки подростков. Но в основном она пустовала, как будто оберегая остатки своей доброй репутации.


Но сейчас к ней подкрадывались и подбирались. За ней наблюдали, как за логовом зверя. То были дети в старой одежде. Одиночки и небольшие группы — по два-три ребенка, не больше. Они кружили вокруг пожарной части, с каждым разом сокращая дистанцию. Пока их силуэты не скрывались внутри.


Неделю назад прошел слух, что в ночь Хэллоуина здесь будут кормить, бесплатно и вкусно, всех брошенных детей на свете. Что каждая нищенка, каждый заморыш здесь найдут свое праздничное угощение. Что не понадобится никаких костюмов, не нужно будет ничего говорить, а только есть и наслаждаться наполненностью своего живота.


В глубине здания действительно горели огни. И если бы мы были теми несчастными детьми, то и вообразить бы не смогли, что нас может там ждать.


А детей дожидался стол исполинский размеров. Но казалось и его не хватит, чтобы удержать на себе столько еды. Блюда на столе полнились жирным мясом, лангустами и птицей в обрамлении зелени, а в середине стоял гигантский чан с чечевичным супом. Каждая тарелка была украшена старинной росписью, а в каждом столовом приборе держался драгоценный камень.


Во главе стола восседал хозяин — молодой, худощавый человек с растрепанными волосами и крупными кистями рук. Он сидел неподвижно, едва заметно улыбаясь, как будто вовсе не умел этого делать.


Среди всех находившихся в зале он единственный был наряжен соответственно празднику: широкий черный плащ с воротником-стойкой, на лице — мертвенно-бледный грим.


Гости наедались досыта и по одному сонно шли благодарить хозяина вечера. Но хозяин, этот странный человек, просил дать ему кое-что взамен, кое-что незначительное, у каждого ребенка есть эта вещь, говорил он, и ее достаточно, чтобы поделиться с другом. Никто не мог отказать своему Хозяину.


Тогда он заглядывал стоящему рядом в глаза, и они тут же наполнялись испугом, ибо был его взгляд отражением тьмы. И когда ребенок зажмуривался от ужаса, Хозяин брал тонкое, хрупкое запястье и пил из него кровь. Не больно и совсем чуть-чуть, даруя вместе с этим блаженство и ощущение крова над головой.


Дети выходили из заброшенной пожарной части на ватных ногах, с туго набитыми желудками и абсолютно счастливыми.

Кто знает, может и на следующий год они снова придут в это странное место.


Сладость четвертая


Их было четверо — три мушкетера и одно привидение. Они бегали от дома к дому, стараясь обогнать других детей. “Ого, да у вас новый друг!” — кричал им вслед мистер Лэнгли. “Да нет же, мы всегда дружили вчетвером!” — говорили они и спешили дальше, не обращая внимания на слова дряхлого старика.


“С кем это вы подружились, ребята?” — спрашивала у них хорошенькая мисс Ханн. “Ни с кем мы не подружились, нас всегда было четверо,” — и они уходили вниз по лабиринту знакомых улиц.


“Хей, парни, кто это рядом с вами?” — дружелюбно гремел Джон, громадный автомеханик. “Это наш друг, он сегодня Каспер,” — с раздражением отвечали они, деловито обмениваясь сладостями на ходу.

“Да что это с ними со всеми,” — говорит потом Бобби, — “будто всем память разом отшибло,” — засовывает в рот вишневую конфету и поворачивает голову в сторону приведения.


“Это все от того, что кому-то надо было одеться Д'Артаньяном, а не Каспером,” — заключает Стивен, и тоже поворачивается к привидению.

Майки критически осматривает содержимое своего ведра и поднимает взгляд.


На месте приведения, их друга Каспера, которого зовут, зовут... как же его зовут?.. никого нет.


Сладость пятая


Существует много разных чудовищ. Они могут быть отвратительными и не очень, громадными и не совсем, кровожадными и наоборот. Они занимаются странными делами — прячут, закапывают, жуют, дарят, превращают, похищают, говорят, поют и охраняют.

Неисповедимы пути чудовища, не произносим его язык, не понятны его мотивы.


Он стоит на пороге ухоженного, но старого дома — безупречный газон, новая обшивка, свежевыкрашенное крыльцо. Стоит, сжимая в руках горло холщового мешка, будто убитую тушку индейки. Дожидается, когда ответят на дверной звонок.


На пороге, по ту сторону двери возникает лицо полнотелой старой дамы.

Он сразу же произносит древнее, известное заклинание: “Сладость или гадость, миссис Гарден?”


Старушка выбирает первое, приглашая в дом. Он притаскивает себя и свой мешок в гостиную. Хозяйка дома мягко, но настойчиво усаживает его на неудобный, пластиковый стул. Наливает в бокал что-то красное и подталкивает в его сторону изящную тарелку — там одно печенье в виде него самого. От печенья воняет кровью, от бокала — пищевой химией.


Он слышит, как старуха что-то щебечет, но не понимает, что именно. В любом случае он просто ждет. Он пришел посмотреть и ничего более.

Дородное тело старухи выплывает в коридор и из коридора скрывается в другом помещении. Дом большой, в доме много помещений, но произойдет все здесь.


Он берет с тарелки печенье, разламывает его и слышит, как из сдобной мякоти доносятся голоса. Они звучат в диссонансе, заглушая друг друга — кто кого перекричит, переговорит, кто расскажет все первым. Детские голоса всегда такие.


Старуха возвращается в гостиную. Она стремится подойти бесшумно сзади, но в этот раз ее подводят хрустящие колени. Он оборачивается и настойчиво смотрит сначала на ее ноги, потом на руку, сжимающую нож, и затем на живот.


Полное тело спотыкается на ровном месте. Правая рука с треском ломается, всаживая холодное, умело заточенное лезвие в дряблый живот. Старуха задыхается, рефлекторно переворачиваясь на спину и хрипит, потому что в ее глотке клокочут кровавые пузыри.

Он встает и наклоняется над ней. Старуха неожиданно замолкает, тщетно пытаясь всмотреться в расплывающуюся фигуру. И тогда он откидывает старую простыню.


И она кричит. Кричит невообразимом, выпьим голосом. В тоненьком привидении она видит прошлогоднюю Мэри, видит синеглазого Джорджа, видит Кевина, Сьюзи и много кого другого. Эти лица смотрят изнутри нее, разрывая желудок и выбираясь наружу.

Он выпрямляется и вдавливает ногой торчащую рукоять ножа.


***

По широкой новенькой дороге вдоль рядов однообразных домов движется процессия детей. Они ярко наряжены, они держат свои корзинки, пакеты, коробки и ведерки. Среди них можно увидеть и попрошаек, и мушкетеров, и фей, и драконов. Они идут мимо торгового центра, кинотеатра и заброшенной пожарной.


Взрослые, встречая их, предусмотрительно уступают дорогу. Прочь уходят охранники, продавщицы, работники банков и офисные клерки. Только парень в хоккейной маске на мгновение задерживается перед этим шествием. Но и он учтиво скрывается во тьме.


Потому что впереди всех, во главе толпы, шагает ребенок в костюме привидения. Он тащит за собой большой, наполненный чем-то мешок. И в рваных глазницах его простыни полыхает огонь.

Показать полностью

Нужен совет

Здравствуйте народ Пикабу:) Хотела спросить, кто нибудь из Вас размещал свои стихи, прозу и т.д на портале "Хороший текст" ? Говорят там очень круто. Но, мой опыт показал, что чужих там не очень то и жалуют. Есть несколько постоянных пользователей, которые в угоду своего "некоего круга", не читая мои стихи и даже не вникнув, тут же начинают критиковать без конкретной указки на ошибку, просто потроллить.  Я попыталась прояснить ситуацию, но, меня никто не слушал, вдобавок появился некто "Вергилий" и смачненько так отправил его в "АД", поставив печать ярко алого цвета.  

Услуга этого портала платная. Что посоветуете? Стоит того чтобы публиковать там свои стихи?

2

Возвращение домой

Возвращение домой


Над землей мороз,

Что ни тронь - все в лед,

Лишь во сне моем

Поет капель.

А снег идет стеной,

Снег идет весь день,

А за той стеной

Стоит апрель.


Грузовик "Луч света" тяжело шел через подпространство на индикаторный сверхсветовых по окраине галактики. Корабль принадлежал контрабандистам. Оба грузовых отсека, прикрепленные к брюху корабля, были наполнены грузом. Хотя за то, что находилось в левом отсеке, капитан контрабандистов мог бы выручить немало, но содержимое правого заставляло его потирать руки. Правда, и Звездный Патруль мог не пощадить его за груз в правом трюме. Работорговля не поощрялась. Можно - с определенными трудностями - торговать оружием, биокомпьютерами, клонорганами, ирэном, прочей дрянью. Можно перевозить шпионов. Но нельзя торговать людьми. Хотя многие планетные правительства не считают рабов людьми. Ведь когда-то их объявили "недостойными имени человека". Они были побеждены, оказывали жестокое сопротивление победителям, после чего были сделаны рабами. С ними запретили общаться остальным людям иначе как через роботов-надсмотрщиков. На них не ставили эксперименты - из презрения. Их не посылали на рудники - там трудились роботы. Им не доверяли работать на заводах - боялись саботажа. Их просто согнали в резервации и заперли.

Постепенно рабов стали забирать по одному или несколько штук. Они становились садовниками, живыми скульптурами в силовых фигурах, золотарями. Их не брали в наложницы, не делали даже отдаленно равными пыли под ногами настоящих людей.

Потом начало этой истории забылось, а рабы остались рабами. Они по-прежнему жили, отделенные от людей механическими стражами, говоря на своем языке, рождая детей своего народа. Они не помнили своих корней, не знали технологий текущего времени. Они были ничем - уродливый нарост на гладком стволе цивилизации, позабытая игрушка старых времен. Правда, их становилось все меньше - неволя не рождает тягу к жизни.

Поэтому капитану контрабандистов досталась довольно крупная партия, что-то около двух сотен штук, по двести пять кредиток за штуку. Там, куда он их вез, их можно было продать гораздо дороже. И предполагаемая сумма прибыли вновь заставила капитана потирать руки.

Вдруг относительную тишину палуб корабля прорезал вой сирены. Второй помощник влетел на мостик и выпалил:

- Звездный патруль! Два легких эсминца. Требуют остановиться для досмотра.

Грузовику было не отбиться даже от одного корабля Патрульных, поэтому капитан решил просто делать ноги:

- Полный до световой. Уходим ближе по краю галактики. Не попади в звезду!

Кораблик вздрогнул и рванулся вперед, действительно превращаясь в луч света - но это был предел его скорости. Патрульные корабли не торопясь его нагоняли. Покрытый липким потом капитан смотрел на подпространственный радар и ругался на чем свет стоит. Наконец он выкрикнул в устройство связи:

- Сбрасывай левый. Попробуем уйти маневром.

Действительно, груда металла, мчащаяся со световой скоростью, могла на время отвлечь патрульных и дать уйти кораблю. Однако, помогло это только на несколько минут - Патруль снова возник на радаре и стал приближаться. Кроме того, начал задыхаться фотонный ускоритель - долгая работа в предельном режиме могла разрушить его.

- Приготовить протонные пушки! - рявкнул первый помощник артиллеристам.

- Отставить! - прервал его капитан. - Сбрасывай правый трюм. Там живые - задержат их надолго. Уйдем.

- Но капитан... - промямлил помощник, понимая, что может остаться без денег.

- Молчи! Не до жиру...

Беззвучно вздохнула пневматика, открывая створы грузовых люков. Магнитный толкатель выбросил в космос огромный - двадцать на десять на десять метров металлический куб с двумя сотнями людей. "Луч света" в очередной раз скакнул в сторону, выполнив маневр "заяц" и умчался. Куб, предоставленный самому себе, начал затормаживаться.

Приближающийся патруль просканировал его - просто так, на всякий случай.

- Внутри него - живые существа. Скорость падает, скоро он спонтанно выйдет из подпространства. Что делать? - спросил пилот командирского корабля. Его командир секунду помедлил:

- Продолжаем преследование. По завершении вернемся - проверим. И оба патрульных корабля, мигнув выхлопами двигателей, умчались вслед за отчаянно улепетывавшим "Лучом света".


+ + +


А он придет и приведет

За собой весну.

И рассеет серых туч

Войска.

А когда мы все посмотрим

В глаза его,

На нас из глаз его

Посмотрит тоска.


В глухом железном кубе с ребром десять метров их было сто двадцать два человека. Тусклый свет от ламп на стенах, тихий гул вентиляции - и они, сидящие на полу вдоль стен. Они не роптали - давно разучились они бунтовать. Они не знали, куда их везут - их судьба везде одинакова. Они молчали - тысяча лет рабства научила их терпеливо ждать. Хотя они сами не знали, чего ждут. Они не почувствовали отстыковки в подпространстве - нет направления и силы тяжести. Они не почувствовали, как оказались в реальном космосе - за миллиарды миллиардов километров от любого населенного мира. Включилась искусственная сила тяжести - от автономного генератора. Они не позаботились о поддержании его режима и о том, чтобы подать сигнал бедствия - они просто не подозревали о существовании этих вещей. Они просто сидели и ждали. Мужчины, женщины, дети, старики. Внутри железного куба не было смены дня и ночи. А у них не было часов - если бы их это сколько-нибудь интересовало. Они просто ждали неизвестно чего. Костер их душ горел ровно и спокойно. Но вот мужчина, сидевший в самом центре их железной тюрьмы, встал. Он был высок ростом, жилист, имел широкую грудь, длинные ноги и руки. Каждое его движение проявляло его силу. Силу тигра, идущего по саванне. Силу ветра, дующего в море. Силу солнца, светящего всем.

Его длинные черные волосы были перехвачены у затылка, образуя "хвост". Его черные глубокие глаза сверкали, как звезды. На нем были куртка и брюки из черной кожи, наглухо закрывающие тело, ноги и руки. Стоптанные башмаки твердо упирались в пол.

Когда этот человек встал, многие посмотрели на него. Быть может, это то, чего они ждали? Молча мужчина в центре летящего сквозь космос железного куба поднял руку и, поворачиваясь вокруг себя, сказал:

- Мы свободны, отныне и навеки. Мы вернемся домой.

По взглядам сидящих людей нельзя было сказать, рады ли они это услышать. Нельзя было даже сказать, услышали ли они это вообще. Но когда вставший двинулся к стене, обходя сидевших, откуда-то раздался хриплый голос:

- Когда?

Шедший обернулся:

- Мы уйдем немедленно.

Хотя все молчали и не шевелились, появилось ощущение общего облегченного вздоха.

А вставший человек дошел, наконец, до стены. Он оторвал какую-то трубку - полилась на пол жидкость. Согнул из нее сложной формы кольцо. Оторвал тонкую металлическую пластинку и обогнул ее вокруг кольца, пользуясь только силой рук. Затем оторвал еще несколько кусочков металлической пластины и тоже закрепил их на своем пальце. После этого осмотрел получившийся бубен и тихонько стукнул в него. Прислушался в наступившей тишине. Затем вдруг запел. Сначала тихо, будто вспоминая что-то, очень давно забытое. Потом громче, так, чтобы было слышно всем. Он пел, ударяя в бубен, извлекая из него звуки в помощь своей песне. Песня была о том, как хорошо вернуться домой, о том, что все, когда-то покинувшие свой дом, всегда в него возвращаются. О том, что все, даже равнодушная к людям природа, помогает тем, кто идет домой. И сидящие на полу люди потихоньку начали ему подпевать, хотя и не знали слов. Просто слова начали звучать в их душе. Затем вставший первым повернулся и направился к выходу из куба - большим железным дверям с воротом посередине.

Он не переставал петь, но теперь уже нельзя было сказать, поет он один, или нет. Песня звучала, казалось, сама по себе, даже звон и глухие удары бубна повторялись все с той же ритмичностью. Вслед за шедшим к дверям человеком с пола поднялись еще пятеро или шестеро молодых людей, и вместе они провернули огромное колесо запора и открыли дверь наружу. Вставший первым, первым же шагнул за порог. К этому времени встали все. Они забрали с собой все запасы воды и еды. Забрали одеяла, чтобы завернуть в них детей. Отломали несколько длинных железных трубок - чтобы было на что опереться старикам и для защиты.

И все ушли, оставив открытыми двери. Они шли по пустоте космоса за своим вождем, который просто сказал, что сегодня они пойдут домой. Шли и слышали и пели песню своего вождя. И бубен стучал и звенел в такт их шагам.


+ + +


И откроются двери домой:

Да ты садись,

А то в ногах правды нет.

И когда мы все

Посмотрим в глаза его,

То увидим в тех глазах

Солнца свет.


И они шли без дороги по черной пустыне, в которой им светили костры звезд. Они держали путь к дому. И вождь их был с ними. Они грелись у чужих солнц, сев в кружок вокруг них. Ужасные чудовища космоса разбегались, завидев их издали и услышав их песню. Никто не может сказать, сколько они шли. Они устали. Некоторые из стариков не дошли до дома и умерли, и их похоронили на погребальных кострах звезд, попавшихся на пути. Дети тоже устали, и их несли на руках, передавая от одного человека к другому, возвращая родителям, когда они начинали волноваться. Но вот вождь, шедший впереди, сказал:

- Мы почти дошли до нашего дома.

И все посмотрели вперед и увидели свой дом, о котором забыли тысячу лет назад. Они увидели теплое желтое солнце, которое грело, как пушистая желтая кошка, как самый лучший костер. Они увидели свой дом - планету с зелеными лесами и голубыми океанами, на которой, как занавески на окнах, висела сеточка облаков. И вздох радости и облегчения, копившийся тысячу лет, пронесся по тем, кто дошел. И они пошли вперед. Они спустились на планету, ступая все ниже и ниже. И они обрели дом, который был им нужен. Их был и свежий ветер, и холодный дождь. И земля под ногами, и ветер над головой. И вождь в последний раз ударил в бубен и сказал:

- Наконец-то мы дома.

Но песня на этом не кончилась. Она навсегда осталась звучать в глубине души тех, кто вернулся домой. Просто, если случится им опять оказаться вдали от дома, она приведет их назад из любой дали, через любые преграды.


+ + +


Говорят, что это легенда, красивая и неправдоподобная сказка. Но почему же тогда так захватывает дух при взгляде на звездное небо? Может быть, это - память от тех, кто когда-то шел пешком меж звездами к далекому дому?


На теле ран не счесть,

Нелегки шаги.

Лишь в груди горит звезда.

И умрет апрель,

И родится вновь,

И придет уже навсегда.

Показать полностью

Голуби из антресоли

Снежинки кружатся. Часы хождения по кругу, с центром между автобусами. Как собаки на поводке, описать круги, цепью привязаные к станции. Ожидание.


Они должны выглядеть родителем и ребенком: молодой папа и дочь дошкольного возраста. Да, безусловно, они выглядят так. Это раздражает его. Он даже не имеет детей и пока не хочет. Может быть, позже, в тридцать лет. Или даже после сорока лет.


"Красивая девочка. Это ваша? "


Но он не ответил. Он прошел мимо, и он не хочет отвечать.


Глядит на мобильный телефон (16:11), достаточно времени, он её двоюродный брат, еще один круг, а затем он повернул к автобусу. Кузен. Разница в возрасте невелика, я не могу сказать это никому. Она называет его дядя.


Автобус Натали приходит ровно в пять.


Прогулка. Малышка прыгает перед ним, дядя за ней, наблюдая за ней. Ожидание собаки. Малышка совершает небольшие прыжки с поднятыми руками к небу и ловит снежинки. Они быстро тают.


Это страшная затяжная осень до половины зимы. Снег падает с мутного неба, вместе с дождем, туманом, шоу кровотечения одной мягкой полужидкой массы. Мир брызг. Дядя и малышка на площади. Разговор о погоде этой зимой стал универсальной темой.


Он чувствует себя так, как будто все хлопья снега падают только на него, на голову, на лицо, за воротник... Холодно и плохо. Он чувствует как слезятся глаза, внутри лихорадка. Но малышка смеётся радуясь снегу. Он простудился, и не может это уже скрывать. Ходить по кругу уже нет сил, но девочка протестует.


"Давай сходим еще туда," указывает на колонну.


"Это чумной столб. Туда не пойдем ".


Её рука тянет, и я иду. У этого столба я впервые поцеловал всю свою первую любовь. Даже не только первую, и вторую.


"Чума? Почему чума? Разве она еще существует? "


"Почему чумной столб?"


"Чумы больше нет, но так было не всегда. Когда то был Мор, болезни, и многие люди умерли от этого. Он был построен в память об этом ".


Он мог пойти преподавать в колледж, он историк. Он не пошел, и не пойдет. Иногда читает и не более.


"Почему они умирали?"


"Расскажи".


Час пик, кажется, что голуби со всего мира собрались здесь, скорее всего под крышей станции, оставаясь на земле, на скамейках, в щелях, между полами курток и пальто. Когда он отпустил ее, она побежала за ближайшими голубями. Город голубей. Они грубы и ленивы. Он ненавидет голубей.


Это началось достаточно невинно.


"Голубка, вы наверняка не будете возражать", говорил он дома, когда показывал свою квартиру.


За окном голуби занимали все место, как цветочные горшки, бок о бок, и спали. Она указала на них.


"Все в порядке."


Он Ненавидел их, даже в первый вечер когда поселился в этой квартире. Он открыл окно, зажег свет, голуби бросились по сторонам, почти избили его, он бросил сигарету на помет, она нырнула в него, дышать было невозможно, и он чихнул, воздух был словно навоз. С тех пор он ходил курить на улицу.


"Они крысы с крыльями. Не прикасайтесь к ним, "говорила его мать.


Голубка. После квартиры с голубями он ненавидел себя. Он живет с мужчинами и женщинами. Это мужчины и женщины с его работы, он с ними весь день, ради того чтоб вечером пить пиво и говорить о спорте, или о погоде. Голуби это они, это вы сами. Просыпается с голубями, голубями засыпает. Ждать. И вставать каждое утро с чувством, что что-то ждет. Он ждал.


В последние неделю она работает, она ищет что-то, но он не может. Он работает в офисе, неполный день: работа на которой не зарабатывают. Пока ничего не может найти лучшего. Но есть и невинный бизнес.


Это называется Василь. Его ли это имя он не уверен. Возможно, потому, что он стыдится своего имени, кто знает. Это имя, которое не существует в течение нескольких поколений. Возможно Василь. Они встретились, когда ему было семнадцать, Василий был с Натали, он ни с кем.


"Я не буду работать на других, я не как все. У меня бизнес ", сказал Василий и открыл молнию на глянцевой, дорогой на вид, почти кожаной сумке.


На стол он выложил около десятка очков (Ray-Ban), духи (Коко Шанель, Версаче) и несколько бутылок водки (с надписью на кирилице).


"Ужгород", пояснил он.


Позже, бизнес Василия расширился: Василий приезжал один раз в неделю, на автомобиле полным товаров, развозил товары по городу, часть отправляет курьером. но он никогда не уверен. Он боится.


"Тихо, пожалуйста" Василь поднял руки вверх, как священник, который благословляет, "все в порядке. Ничего плохого не надо делать. Юридически это не преступление. "


Это не помогало.


Он пытался найти внутреннее равновесие, немного расслабиться .


Раздражает его, в нем все. Василь был в прошлой жизни явно голубь. Он будет сидеть у окна и вонять. Вел бизнес с ним только потому, что он встречался с Натали.


Так в последний раз когда он видел Наталью, он прошло ровно пять лет. Чувства не исчезли- пять. Такие вещи должны говорить, только пожилые люди, кому за сорок, в конце концов. Это звучит странно для него. Через пять лет ему будет лишь немного меньше, чем бесконечность.


Пять лет назад, они сидели в чайной планируя готовясь к школьной олимпиаде, смеясь, как смешно было любое предложение.


Ровно в тот момент он наклонился к ней и схватил ее за бедра, я помню, это совершенно точно, она закусила губу, глядя прямо в глаза, и на самом деле ты хотел сказать что-то хорошее, она закусила губу и наклонилась вперед , к самому лицу и он, в конце концов оторвался и она сказала: прошу не делай глупость.


"Не делай глупость."


Она сказала, это именно так, прописными буквами. Я помню, отлично, пять лет это всего лишь немного больше, чем вчера. Когда вы действительно думаете об этом, закусив губу.


Чуть позже родилась их общая двоюродная сестра, хотя в родственных коленах не можем быть вполне уверены никогда точно.


В то время как вспоминал, чумной столб поцеловал два случайных прохожих. Считается, что, чем ниже поцеловал столб тем дольше будешь жить. Опять жить, стоя на автобусной остановке и ждать. Пятнадцать минут.


Десять минут.


Наталья живет с тремя женщинами, снимают комнату на троих. Каждая составила некоторые правила. Вся еда помечена маркерами чтоб не забыть кому она принадлежит, несчастье вычисляет объемы и делит на четыре. Ярмарка друзей. Коммунизм.


Наталья едет в автобусе.


Она завернулась в шарф, густой, шерстистый, за пределами его холодно, хотя это красиво и... снег. Последние километры становится белее, автобус поднимается, белее и белее- Sugar Land. Она выходит в засахаренный мир, хочет его нарезать кубиками и поместить на подносе.


Она должна хорошо выглядеть.


Это может выглядеть следующим образом: когда придет автобус, он будет стоять на платформе а малышка послушно держать тебя за руку. Наталья выходит, она она уведет их и будет озадаченна: Что ты делаешь? Почему вы тут с Эдиткой? Он скажет, что она великолепно выглядит. Предлагается, что они могу пойти вместе к дому, около половины шестого дома, а затем он сопроводит домой Натали. Если она захочет где-то выпьем кофе. Пока она не вышла, хорошо бы было бы остановить снег.


Снег на лицо. Эдитка подпрыгивая , бежит за голубями, и они не понимают, что происходит, лениво разбегаются, она выбрала только одиного, преследует черного голубя, наверное они не бывают черными, просто темнее чем другие.


"Остановись уже! Иди сюда", она тянет ее за руку.


"Я хочу, чтобы поймать его!."


"Не стыдно перед людьми?," сказал он из глубины тел автобусов.


"Я хочу, чтобы поймать его!"


У них есть минута, может быть, меньше, и он с малышкой должен выглядеть трогательно .


"Эдитка!"


Не помогает.


"Ничего не помогает", говорит сосед каждый раз он останавливая его в коридоре, "Гнал метлой, не помогает, не достаю. Я не знаю, что с ним делать, указывая на черного голубя за окном, на антресоли.


"Присутствие вирусов и бактерий у голубей подтвердили несколько исследований. Многие из бацилл патогенов классифицируются как те, что вызывают заболевания в человеке. Более половины испытуемых голубей несут бактерии, которые могут вызвать лихорадку и ряд субъектов, тестируемых, подтвердили также наличие вируса, вызывающего тяжелое заболевание мозга ".


Сосед: "Каждый день я хожу смотреть и каждый день и он сидит там. Он болен, сдохнет у нас здесь. Вчера я пытался немного согнать его метлой. Вы молодые люди,беспечны и вы не слишком обеспокоены, и вы должны ... "


"Они крысы с крыльями. Не прикасайтесь к ним, "сказал он Эдитке.


Небольшие тихие и представь- крысы с крыльями. Кажется, что она борется со смехом, но в дальнейшем хочет выглядеть обиженной. Он выиграл. Она держит его за руку и они ждут на краю станции. Мобильный телефон: 17:02. Ожидание.


Автобус Натали. Водитель у платформы открывает багажник, слева, справа, автобус крылья, голуби. Он улыбается Наталье, но она не замечает, увидеть мешает гигантский голубь, окруженный более мелкими.


Она берет багаж. Медленные шаги в направлении мира тележек.


Он хочет пойти к ней, он должен подойти.


Наталья берет тележку и медленно уходит.


Он продолжает стоять. Он видит как она идет через парк, к своему дому и не замечает его - крысу с крыльями! Он как голубь в любом месте. Это хорошо. В то время как она подошла к дому, не оглядываясь.


Родители Натали должны быть первыми кто встретит ее. Он смотрит на ее окна. В гостиной еще темно. Когда огни зажгутся в ее комнате, она будут видеть его. Снежинки будут кружить.


===========================


Валерий Розанов

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!