Лига Писателей

Катерина была девушкой с тяжёлым характером, но весьма лёгким поведением. Она была из тех, чье имя увековечили на стене короткой, короче, чем её юбка, кричащей фразой «Катерина – шлюха». Написанной без ошибок, что само по себе внушало доверие к автору и его высказыванию. Впрочем, грамотей не стремился к популярности и предпочитал оставаться неизвестным, и анонимностью своей тогда внес немало тем для споров и ругани на тесных кухнях обшарпанной двухэтажки. Билась посуда, лица, окна, бутылки. И даже один почти новый видеомагнитофон «Funai», пылившийся большую часть времени на полке в серванте, накрытый кружевной белоснежной салфеткой.

Но истина в этих спорах так и не родилась. Жители делились на два лагеря. Одни утверждали, что автором был кто-то из Катерининых ухажёров. Другие, плюясь на бетонный пол подъезда (перед этим вспомнив, чья очередь мыть), кричали, что от Катерины никто ещё недовольный не уходил, и написала это она сама. Третьи напоминали о попытках Катерины вплоть до девятого класса написать свое имя правильно, которые так и не увенчались успехом. И Катерина, разочаровавшись, решила в десятый не идти. И посему вариант один – это её собственная мать сделала дочери рекламу, в связи с задержкой зарплаты, и выросшей в том месяце цены на киловатт-час.

В итоге тогда победили третьи. Аристарх Поликарпович Кругляшкин, отец самой обсуждаемой в этот день во дворе личности, к ночи упился во щи. То ли от гордости за дочь, то ли за её сообразительную мать. Плясал босиком возле милицейского уазика, крича, что он «капитон запаса» и вязать его они не имеют права. Ни по понятиям, ни по закону. Ни по звериным ни по людским. Не известно, как там у блюстителей закона со зверями, но в «собачатник» его все-таки запихнули, и под дружные аплодисменты соседей увезли в нумера. А потом почти все разошлись по квартирам. Как же, дураков-то нет, вслед за Поликарпычем ехать, лавки казенные полировать. Только шёпот из-за неплотно прикрытых дверей: «А у него, говорят, слышь, Андрюха, место уже там свое насиженное есть. И отпечаток от вечно грязной головы на стене казематов имеется».

Да только спит уже Андрюха, сосед Катеринин с первого этажа, утомили его и темп гулянки, и количество выпитого. Аккурат под Кругляшкиными его квартирка. И снится ему, как он крадется ночью на второй этаж, и дописывает к незаконченному признанию «… но я все равно тебя люблю, потому что ты лучше всех» Большое у Андрюхи сердце. Большое, но глупое. И признаваться по-другому он не обучен. Скрипит в неверной, мозолистой руке ключ от старенького «Москвича», сыпется известка на бетонный пол. Вздрагивает он во сне, счастливо улыбаясь, пускает тягучую слюнку на скатерть кухонного стола, за которым уснул.

Та же часть соседей-доброжелателей, которые никак не могли уняться, вместо того чтобы разойтись по своим жилищам и улечься там на старые скрипящие кровати, отвернувшись к стене с пыльным ковром, отправились к Катерине. Точнее, к ее матери. Но на лестничной площадке их встретила сама героиня печальной надписи. Полураздетая, растрепанная, в одной ночнушке, из разреза которой бесстыдно выглядывала грудь. «Осссподи сохрани! Видно, только из-под клиента, охальница! » - мысленно произнесла тетя Зина, самая набожная из собравшейся делегации. Даже хотела перекреститься, но потом передумала. Негоже, пьяной-то.

Катя же внезапно рухнула на колени, вцепилась в подол теть Зининого платья, и умоляюще прошептала.

-Вызовите скорую, маме… матери с сердцем плохо.

На том и разошлись. Кто звонить. Кто спать. Под мерно дребезжащие в шкафу на стеклянных полках бокалы из чешского хрусталя – железная дорога-то вон она, рукой можно подать.

«Да уж, не получилось на чистую воду вывести Кругляшкину»,- с обидой думала тетя Зина, крутя диск телефона, и второй раз промахиваясь мимо цифры три. Но в итоге поборола непокорную технику, практически нетронутую временем, вызвала неотложку, и легла спать. Да перед сном поцеловала по привычке портрет безвременно почившего мужа. Закрыла глаза, да и отправилась прямиком к нему.

Карета «скорой помощи» приехала через сорок минут. Два безликих санитара загрузили белую, как свадебное платье, Тамару Семеновну Кругляшкину внутрь и, не сказав ни слова, отчалили. Катя еще несколько минут смотрела как эта самая карета, словно подтверждая свое название, чихая, и скрипя на каждой кочке, грозила развалиться в любой момент. Потом вздрогнула, и вошла в дом. В квартире было пусто. Мать в больнице, отец в милиции. Кот повесился. Так заявил прямо с порога три дня назад, как всегда поддатый после трудового дня, глава семьи Кругляшкиных.

А в голове у Катерины звучало только одно слово – «Шлюха, шлюха, шлюха!». А ведь так не всегда было. И училась вроде неплохо. Не на пятерки, но твердые четверки были всегда. А потом, как оно часто бывает в таком возрасте – встретила парня на школьной дискотеке. Из соседнего района, первый раз к ним зашел. И закружилось, понеслось. Со скоростью оранжевой шестерки, на которой он частенько Катю теперь катал. Ему двадцать один, ей четырнадцать. Разница в возрасте конечно громадная, но если любовь, то что поделать. Краситься научилась в мамину помаду, которую за минуту Глеб (и имя какое, твердое, мужское!) съедал с ее пухлых губ. Сигареты «LD», портвейн. Табак как-то не зашел, а вот алкоголь понравился. И попала еще молодая тогда Катюха в наложницы к зеленому змию. Ну, совпало так – она зеленая еще, неопытная, и змий. Одного цвета. Вот после двух очередных порций «портвешка», через год после знакомства, когда Катька пьяненько улыбаясь, сидела на заднем сиденье, Глеб ее и сломал. Как сказала Тамара Семеновна – овладел. Когда увидела заявившуюся в три часа ночи домой дочь, с торчащими из кармана трусиками.

Овладел и пропал. Потом узнала, что он в областной центр уехал работать, невеста у него появилась, и к свадьбе вроде бы готовились. А еще Катерина узнала, что беременна. С мстительной радостью вынашивала полтора месяца его ребенка и план о том, как накажет возлюбленного алиментами. Но мечтам ее не суждено было сбыться. Когда в очередной раз возвращалась поздно ночью домой, в темном подъезде накинулся на нее кто-то со спины, зажал рукою, пахнущей знакомыми сигаретами, рот, и долго и методично бил ее животом о перила. Катя от ужаса, от ослепляющей боли, не могла издать и звука, не могла закричать и позвать на помощь. Только бесшумно открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная из воды. И глотала беззвучные слезы, вперемешку с остатками растекшейся туши. Соленые, словно никогда не виденное ею море. Когда Катерина почти потеряла сознание, Глеб (а это без сомнения был он) выпустил ее из своих таких нежных когда-то объятий. И ушел.

Все, что было дальше, помнилось смутно. Помнила, что лежала в ванне, медленно истекая кровью, испуганную мать. Потом больницу и брезгливые лица врачей. Помнила, что плакать уже не оставалось сил, когда узнала про выкидыш. А вернулась домой – и снова все как в тумане. Загуляла. Сначала один ухажер, потом другой, третий. Алкоголь лился рекой. И так два года. Отсюда и слово это поганое – шлюха. Но денег она ни с кого не брала. Просто пыталась забыться в алкоголе и других мужчинах. И у нее получалось.

А сейчас Катерина словно настроила резкость. Отчетливо различила пачку сигарет на подоконнике. Подошла к приоткрытой форточке, закурила. Из окна хорошо было видно железную дорогу. В каких-то пятидесяти метрах шел пассажирский поезд. Горели огни. В окнах мелькали пассажиры. Быть может, там сейчас кто-то так же, как и она, стоит у окна с сигаретой. И тоже одинок. А неплохо было бы сейчас взять их видавший виды дом, поставить на рельсы, и прицепить к последнему вагону. То-то бы все удивились, проснувшись где-нибудь в южном курортном городке. С кипарисовыми улочками, спускающимися к морю. Только и там бы наши все загадили. Потому что разруха, как и одиночество – она в головах. И не зависит от места жительства.

Скрипнуло окно на первом этаже. Проснулся Андрюха. Проснулся, и потащились в голову его воспоминания. Как избавлял он Катерину от ее обузы – нежеланного ребенка. Как дрожала и тяжело дышала она в его руках, совсем не пытаясь сопротивляться. Такая нежная и беззащитная. Даже жаль поначалу ее было. Но ради их общего блага, подавил тогда он сентиментальные чувства. И получилось же. Очистилась Катя. Погуляла потом, утолила свой женский голод. И теперь годится ему, Андрею, в жены. И будет он ее беречь и на руках носить осторожно, как тот хрусталь, всю жизнь. Любовь она такая. Ее пути неисповедимы, порой даже ужасны, но цель оправдывает все. Въелась Катюха в его сердце, и не вытравишь ее оттуда, как надоевшую татуировку. А надпись на стене… Надпись можно и стереть.

https://vk.com/wall-168330753_1917

Привет, пикабушники!
Мне тут приз прислали, за участие в конкурсе, который организовала Лига Писателей.
И, вы себе представить не можете, в каком я восторге!
На почте такое - бац!
Ну, думаю, домой принесу и отфотографирую процесс вскрытия...

И не смог удержаться - принялся вскрывать на ближайшей лавочке.

Ну а кто б удержался? Даже если и есть такие, то я не смог.

А внутри...

А внутри...

Внутри еще одна оболочка с пупырчатой пленкой. И, когда ощупываешь, чувствуешь, что там кроме книг есть еще что-то...

И, таки, да! Бонус на бонусе сидит и бонусом погоняет!

Но главное, еще в один слой пупырчатой упаковки завернутое - это просто аж ва-а-а-аще!

Три книги. Три ОФИГЕННЫХ книги!

Одна из которых с автографом от мастера ужасов!

А вот так все это вместе выглядит (сфотографировал, когда домой пришел):

Очень тронула эта маленькая, но такая теплая открытка: "Поздравляю с победой! Успехов в творчестве". И загогулинка подписи с пчёлкой от @Mighty.bee - та-а-а-а-акая милота!
От таких вещей всегда тепло становится.

Спасибо вам, друзья!
***
Ну и бонусом: кот коробку оценил практически мгновенно.

А кошка потом с ним дралась за место в этом кошачьем раю. Но сам мордобой сфотографировать не успели.

Еще раз, огромнейшее спасибо Лиге Писателей за возможность принять участие, @Mighty.bee, за суету с призами... и огромнейшее спасибо  @SilverArrow, и @RedPigtails за ваши произведения. Ребята, я голосовал за вас.

Предупреждение:

Описанные персонажи вымышленные,

И не выражают мировоззрение

автора, а демонстрируют

черты, через которые автор

хочет донести свои мысли.

Не стоит ассоциировать автора

с кем либо из них.

Энтропия. Слово, вмещающее в себя смысл о разрушении, разложении всего, что когда либо существовало и будет существовать. Всё стремится к энтропии. Я, вы, ваш дом, город, знания в вашей голове и опыт исчезнут вместе с вами.

Ничего, что я начал разговор так вольготно? Надеюсь вас не слишком смущает.

В любом случае я хотел бы продолжить: даже цели, к которым стремитесь, достигнете вы их или нет, - перестанут существовать.

Тяжело это принять? Не верите в это? Да, я тоже не верил.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Я начну рассказ с одного утра. В тот день я должен был проснуться, чтобы пойти на работу, где я занимаюсь тем, что мне не интересно, чтобы заработать денег на существование, которое я уже успел возненавидеть.

Начало уже не самое лучшее, правда? Впрочем, вопрос риторический.

Я проснулся от звонка, голова раскалывалась, я не сразу понял где я нахожусь.

Взял трубку, спросонья даже не посмотрев на экран.

- Где деньги? - этот вопрос уже не риторический.

- Мортем, дружище, - я сразу понял, чей это голос - деньги, это всего-лишь жалкие бумажки, нарисованные зажравшимися банкирами, подчинившими себе всю финансовую систему, а с ней правительство и по сути всё существование людей. Они могут щелкнуть пальцами и обвалится экономика целой страны. Неужели хочешь быть их рабом, Морт? Я уверен, ты ведь никогда не хотел денег на самом деле, ты хотел события, которые можешь на них купить. Так не будь дураком, съезди в Тибет, поучись у монахов..

- Хватит. Оставь философию на кого-нибудь другого. Я предупреждал, что своё слово нужно держать. У тебя день. Это всё.

Он положил трубку.

Голова напомнила о себе резкой болью. Я уже не помнил дня, когда было иначе. Саморазрушение, деградация, может это эмоциональный кризис? Я не знаю. Если думать здраво, я был потерян.

Я хотел это исправить. Хотел найти себя. Сотни философий от стоицизма до даосизма. Религия. Саморазвитие. Какая самая модная практика у психологов? Гештальт терапия? Или все проблемы из детства, а мотивация из секса, по Фрейду?

Ничего не помогало. Кажется, что корень зла - её отсутствие.

Возможно осознав причинность человеческого поведения как коллективного бессознательного, продолжения рода, развития вида, передачи знаний потомству, я потерял веру в светлое будущее.

Эти тренеры личностного роста, бизнесмены, религиозные фанатики, кричащие на каждом углу о том, что человек - вершина развития живых существ, богоизбранное существо, лучшее из лучших и подобные синонимы, возвышающие человека над другими существами.

Похоже они совсем не замечают насколько недалеко ушли от животных.

А заметить легко. Те же привычки выбора места для жизни, чтобы чувствовать себя в безопасности. Период спаривания, лишь усложнилась форма. А все желания вызваны выделениями ряда веществ в головном мозге.

Звучит цинично, мой друг? Да, думаю так и есть. Надеюсь, что эти мысли не задели тонкие струны твоей души...

Но всё же продолжим, то, что я хотел тебе поведать.

На работу идти совершенно не хотелось. Уже долгое время я сплю только пару часов. Работа отнимает всё желание что-либо делать, настроение ухудшается и чтобы хоть как-то его восстановить я провожу время с людьми, что близки по духу. Это расслабляет, знаешь ли. Приводит в норму.

Но тем не менее недосып и бессонница преследуют меня каждый день.

Набрав номер, я позвонил на работу и сказал, что заболел.

Да, этот день я решил провести точно не там. Если говорить откровеннее, то любой день я предпочел бы провести не там.

Мой долг перед Мортемом сильно беспокоил меня. Он не из тех людей, которые об этом просто забудут или постесняются спросить и он ясно дал мне это понять.

У меня есть сбережения, но даже их не хватит.

Когда мы познакомились с Мортом - мы были молодыми прожигателями жизни, не задумывающимися о вещах вроде смысла жизни или любви.

Нам хотелось стать королями мира, мы считали себя особенными, избранными.

Мы сразу стали заклятыми друзьями. Да, да, я не оговорился. Мы сразу стали соперничать во всём, пытаясь превзойти друг друга, но это не переходило через границы разумного. Тогда.

Хвастались у кого больше девушек, кто заработал больше денег, кто победил в университетской олимпиаде, соперничество было во всём.

А потом мы встретили Долорем. Она была идеальна во всём. Умна, красива, заботлива и нежна. Она жила каждый день, будто он последний.

Теперь я знаю, что она уже тогда понимала, что все может закончится в любой момент.

Мы сразу начали соперничать за неё. Ухаживания, цветы, подарки, романтические вечера. Не знаю почему её привлёк именно я. Может быть потому что во мне отсутствовало это неистовое желание достичь своей цели ни смотря ни на что. Я всё-таки не мог пересилить себя и пользоваться обманом и насилием. Возможно она это чувствовала.

Спустя пару лет он основал свой бизнес, а я так и не воплотив свою мечту стать художником - работал в офисе, на фирму, продающую туристические поездки. Он звал меня к себе, стать его личным помощником, но гордость не позволила мне согласиться и я еще лелеял мечту превзойти его. А принять предложение означало бы поражение в этой войне.

Но мне было не так важно, что я так и не добился чего хотел. ведь она была рядом.

Каждый день мы проводили вместе и её поддержка и нежность давали мне уверенность в каждом дне.

Я был готов пожертвовать чем угодно, чтобы видеть её улыбку, слышать смех.

Я мечтал, что однажды. спустя много лет у нас будут прекрасные дети и у них будут её зеленые глаза.

Но у неё рак.

С одной стороны я испытываю благодарность, не каждый человек сможет одолжить такую сумму на операцию, для моей любимой Долорем.

Когда это случилось - было уже не до гордости. Кредит мне не выдавали из-за низкой зарплаты и отсутствии кредитной истории. И я пошёл к своему заклятому другу.

Я считаю себя виноватым, я мог раньше заметить, что с ней что-то не так. Все эти головные боли, тошнота, головокружение. Но она отшучивалась и всегда заботилась обо мне гораздо больше чем о себе.

Но когда я наконец понял в чем дело и нашел деньги на операцию - она не помогла.

Долорем была единственным, что давало мне стремление жить. Ради неё я был готов продолжать путь.

Тут ты подумаешь, друг мой, что я лицемер. Говорю о животных инстинктах, а потом о любви. Да, я вполне заслужил такое описание.

Я всегда думал, что я выше этого и никогда не поддамся подобным банальностям. Но легко говорить это только до момента, пока триггер в голове не замкнет все цепи и твои мысли займет один человек. Сколько времени я сопротивлялся…

Я хотел остаться свободным, тем, кто может трезво смотреть на мир вокруг, показывая другим то, что вижу сам.

Иронично.

Еще ироничнее было узнать об измене. И уже после смерти.

Морт мне никогда не нравился.

А она… Она знала, что расплатиться за её лечение мне нечем. И заключила с ним сделку, ради меня, которую он не выполнил.

Боль и смерть сковали меня, дав понять насколько всё бессмысленно и насколько скоротечны моменты счастья.

Да, главное не цель, а путь, которым ты к ней идешь. Именно он должен давать тебе ощущение полной жизни, от которой ты счастлив.

Но я узнал, что боль гасит все желания, стремления. И в один момент я понял, что отдан ей. Постепенно растворяясь, пропадая как личность, оставляя от себя лишь пустую оболочку. что ограничена циклическими алгоритмами.

Хоть она и будет жить счастливо, но сложно назвать это жизнью.

Да, вот она вторая сторона, за это я ненавижу его. Но закон отслеживает то, что я должен

Когда я узнал - я возжаждал мести. Мне хотелось расправы, причинить ту же боль, что он доставил мне. Растерзать его. Разорвать на кусочки. Чтобы он медленно мучился и умирал. Разрушить всю его жизнь. Превратить её в прах.

Но я понял, что боли достаточно. Удовольствие - фрагмент мотивации. Боль - его обратная сторона, выполняющая ту же функцию. Счастье - лишь суррогат спокойствия, при выполнении правильных действий для выживания вида.

Тот, кто не находит себе места в социальной иерархии - бесполезен для вида и становится жертвой агрессии, после чего осознаёт бессмысленность ее устройства.

Стремится ли он её разрушить или изолируется от неё - не имеет значения, это лишь очередной этап развития социума.

В какой-то момент части социума осознают его устройство и уходят. Живут не вмешиваясь в конфликты, не интересуются продолжением рода, проводят жизнь без социальной роли.

В этот момент вид начинает умирать.

Но это все возможно лишь в идеальных условиях изобилия.

Является ли поддержание в мире постоянных неидеальных условий осознанной целью, чтобы человечество не погибло?

На этот вопрос у меня нет ответа.

Иногда мне хочется не осознавать этого, найти выход из замкнутой системы.

Но к сожалению это тоже часть системы.

Не думай, мой друг, что это показывает насколько человек осознан и стоит над животными. Всё это вызывают лишь животные инстинкты. Да, да. Те самые вещества, что выделяются в твоей голове и создают желания, которые ты пытаешься реализовать, гордо называя это своим выбором.

И вот мы дошли до момента где я сейчас.

Я достал из стола револьвер.

Убить его? Наказать за всё что он сделал?

Или легче закончить собственные страдания?

А есть ли в этом смысл? Есть ли он хоть в чём-то? И был ли когда-нибудь?

Я повертел в руках револьвер, проверил наличие патронов - не полный, но хватит.

Исписанные листы лежат на столе. Я знаю, что когда-нибудь ты их прочтёшь.

______________________________________________________________________________________________________

Спустя несколько лет после того как я последний раз писал рассказы, на меня напало вдохновение и мне захотелось попробовать вновь. Но я понял, что за столько лет я совершенно растерял навыки.

Поэтому! Я забил. Я очень хочу, чтобы вы помогли мне их восстановить и я снова смог писать то, что будет мне нравится, будет вдохновлять людей и заставлять их задуматься над вещами, которые я хочу донести. Чтобы мои рассказы затягивали человека во вселенную, состающую из мыслей находящихся в моей голове.

Я хотел восстановить навык сам, но понял, что прокрастинация может победить и если я буду писать рассказы в стол - это будет выглядеть как-то так:

И если вы поможете мне и вам это будет интересно, то я поставлю себе цель писать по рассказу минимум раз в неделю, пока мои рассказы не станут такими, как я описал.

Тогда у меня уже не будет возможности ленится и я буду регулярно писать и восстановлю навык. Не  судите строго :)

Глава 7.

Виктор не спал всю ночь. «Что же делать?» - думал он.

Мне должно выйти из тела. Но так ведь нельзя! И все же мне должно. Я не могу не подчиниться. Вы совершаете ошибку, принуждая меня, слышите?! Должно. Я подчинюсь. Выйду, и вся программа рухнет. Должно. И это будет не моя ошибка!

Он принял решение.

Алиса проснулась раньше обычного.

- Матей! Матей! – месяц назад его сестра заговорила. И ее первым словом было, произнесённое на свой манер, имя брата.

Виктор подошел к кроватке, улыбнулся и взял ее за руку. Он и сам уже умел разговаривать, но никому этого не показывал. Решил не приучать родителей к своей речи. Он любил их. Знал, какое страдание принесет им разлука с сыном. Алиса вцепилась в его руку и захныкала. В детскую зашла их мать.

- Доброе утро, любимые. Вы уже проснулись? – Мария поочередно поцеловала каждого из своих ангелочков.

- Мама, Матей! – Алиса уже не хныкала, она плакала, вцепившись в руку брата.

- Лисонька, детка, что случилось? С тобой Матвеюшка же рядом! Что ты плачешь? – Маша взяла дочь на руки.

Потерявши тактильную связь с братом, Алиса закатила истерику, она вырывалась из женских рук, пытаясь опять ухватиться за Матвея.

- Алиса, что с тобой?! – Маша опустила дочь на пол.

Алиса тут же кинулась обратно к брату.

- Матей! – она прижалась к нему изо всех сил.

- Ну, хорошо. Идите умываться и чистить зубы. Я жду вас завтракать.

За столом царила тишина. Алиса не выпускала руку Матвея. Маша кормила ее и напряженно наблюдала за сыном. Он ел медленно и сосредоточенно.

- Матвей, что произошло?

Сынок пожал плечами. Он не улыбался, как обычно. Не смотрел матери в глаза. Маша недоумевала.

- Вы мне оба сегодня не нравитесь. А ведь я хотела отправиться с вами кататься на карусели.

В глазах сына блеснул интерес. Он стал энергично кивать в знак согласия.

- Неть, неть, нееееть! Матеееей! – Дочка опять принялась ныть.

- Все! Не реви. Не хочешь - не пойдем. Давай измерим температуру. Совсем мне это не нравится! – Маша губами прикоснулась к Алисиному лбу.

Потом они втроем уселись на диван. Алиса с градусником под мышкой. Матвей рядом.

Маша раскрыла большую книжку детских сказок.

- Так. На чем мы вчера остановились? Ага, вот! – Мария начала читать про Золушку, время от времени, бросая внимательный взгляд на детей.

- Лисенок, дай, пожалуйста, градусник, – Маша посмотрела на протянутый термометр. – Норма, хм… Ну что, продолжаем?

Дети утвердительно закивали.

А все-таки Золушка в своем стареньком платьице, перепачканном золою, была во сто раз милее, чем ее сестрицы, разодетые в бархат и шелк…

Виктор задумался. Сестра как будто чувствовала расставание.

Как же быть?..

Он гладил Алису по голове. Она уже успокоилась и внимательно слушала маму. Это была ее любимая сказка. Через час Маша захлопнула книгу:

– Ну что дети мои, может все-таки карусель?

Но у дочки, стоило маме это предложить, на глаза опять навернулись слезы.

- Да что с тобой сегодня?! Матвеюшка, тогда поиграй нам, пожалуйста!

И тут же Алиса радостно захлопала в ладоши. От слез не осталось и следа.

Матвей сел за инструмент, Алиса рядом на пол в своей любимой позе. Маша откинулась на спинку дивана и закрыла глаза: «Странный какой-то день сегодня…»

Алиса весь день капризничала. Днем она отказалась спать и не отходила от брата. Матвей тоже был задумчивый. Маша интуитивно понимала - что-то происходит. Но что именно, понять никак не могла. Она не спускала с детей глаз.

Вечером вернулся с работы Иван, у него дико разболелась голова.

- Машенька, пойду, лягу, ужинать не буду, – сообщил он, запивая очередную партию таблеток.

- Хорошо, Ванечка! Ложись.

Подходил к концу этот странный и тревожный день.

Часы показывали половину двенадцатого. Виктор не спал.

«У меня полчаса, чтобы продолжить участие. Нужно прыгать!» - думал он.

Виктор решил дождаться, пока все уснут, и через окно покинуть свою оболочку. Измученная за день Алиса спала крепким сном. А он лежал и смотрел через стекло на звездное небо. На миллионы звезд, которые так сильно похожи на людей. Как и люди, они все разные, и у каждой своя уникальная и завораживающая судьба. Виктор увидел знакомую тропинку, усыпанную маленькими и большими звездами.

Интересно, кто-нибудь из людей ее видит? А если видит, задумывался ли кто, куда она ведет?

Там, вверху, текла его жизнь. Жизнь в трудах и заботах о людях, среди которых он сейчас находился. Ведь он на Земле только для того, чтобы программа, сотворенная на небесах, начала работать. Виктора не страшило понижение рейтинга за ослушание. Его терзала мысль, что сегодня он и Георгий совершат непоправимую ошибку.

«Возможно, я не прав… - рассуждал он. - Тогда я уничтожу должное и важное!».

Смятение не оставляло его весь день. Его мучали противоречия. Он впервые не был уверен ни в чем. Алексий так и не появился.

За десять минут до полуночи он поднялся с кровати и влез на подоконник…

***

На следующий день после Дня рождения, состояние Егора резко ухудшилось. Его экстренно перевели в интенсивную терапию. Емельянов приехал в больницу на реанимационной машине. Он рвал и метал. Зло зыркал на любого, кто пытался с ним заговорить. Казалось, что еще одно неосторожное слово, и он просто разнесет вдребезги всю эту злосчастную больницу. Быстро пробежав глазами по списку первичного реанимационного комплекса, схему выполнения и перечень мероприятий, профессор отдал распоряжения по перевозке пациента в перинатальный центр.

Всю ночь Емельянов не сомкнул глаз. Каждые пятнадцать минут он заходил в блок проверить показания всех подключенных систем жизнеобеспечения малыша.

Утром Егор впал в кому. Отчаянью Емельянова не было предела. Рушились все планы. Профессор дал себе слово вылечить маленького пациента. И вот за восемь дней до исполнения клятвы рухнуло все. Теперь, чтобы победить смерть, необходимо было все начинать сначала. Кома второй степени с 14-ю баллами по шкале Глазго не давали Емельянову опустить руки.

«Бороться до конца!» - приказал он себе, направляясь в кабинет. Профессор ожесточенно боролся за жизнь Егора, презирая себя за мимолетную слабость и потерю веры.

Вернувшись в кабинет, он задремал прямо за столом, подложив руки под голову. В дверь тихо постучали.

- Да-да!

- Игорь Валентинович, можно? – в дверях появилась голова уборщицы, Веры Сергеевны.

- Да, конечно, проходите!

- Я тут быстренько уберу у вас. Спите, спите я тихонько.

- Да, ничего, проходите, – профессор встал, подошел к кофемашине.

- Как там Егорушка?

- Стабильно.

- Ох, бедный, как же его так угораздило! Бедные дети! За что им такие наказания? Только жить ведь начали! Ох, беда-беда! – Вера Сергеевна терла шваброй пол и причитала без остановки.

Емельянов молчал.

- Игорь Валентинович, - закончив уборку, она смотрела на профессора извиняющимся взглядом. - Не обессудьте, можно я скажу кое-что?

- Да. Говорите, - уставшим голосом ответил Емельянов, присаживаясь на диван с чашкой кофе.

Уборщица села напротив и затараторила:

- Не крещеный ведь он. Плохо это. Надо бы покрестить дитя. Господь поможет. Он милосердный. За что мучиться то так? А покрестите, так легче ему станет. У меня батюшка знакомый есть. Я могу устроить. Игорь Валентинович, покрестите Егорушку. Так хоть свечку за него поставить…

- Что вы такое говорите! – в голосе профессора слышалось нескрываемое раздражение. - Какую еще свечку?! Что за чушь! Почему вы раньше времени его хороните?! Вы закончили? Мне нужно работать.

- Ну да, ну да. Извините, коли что не так. Да и нечего старую дуру слушать. Ухожу уже! Медицина чудеса творит. Так, так. Простите ради Бога! – пряча глаза, Вера Сергеевна скрылась за дверью.

Прошла неделя. Состояние Егора оставалось стабильно тяжелым. Емельянов съездил домой, взял все необходимое и переселился жить в центр. Спал урывками, ел через раз. Ему казалось, что своим присутствием он придает Егору силы бороться за жизнь.

- Игорь Валентинович, идемте скорее! Состояние Егора… Корнеальные рефлексы резко снизились, нарушилась функция глотания, ярко выраженное патологическое дыхание, – на ходу выговаривала профессору медицинская сестра.

Они неслись бегом в реанимационный блок.

- Шкала Глазго?

- 10 баллов!

- Держите меня в курсе, докладывать каждые десять минут, понятно?! Я скоро буду! – и Емельянов ринулся в обратную сторону.

- Господи, помоги нам! – медсестра качала головой, взглядом провожая удаляющуюся фигуру профессора.

Емельянов быстро подошел к машине. Вставил ключ в замок зажигания. Сел, завел, вырулил со стоянки и двинулся в сторону автострады. Он действовал на автомате, как солдат, которому отдали приказ. Все, что ему необходимо было сделать - выполнить и доставить.

В церкви было тихо. Служба закончилась, прихожане разошлись. Единственным присутствующим была служительница в церковной лавке.

- Добрый день, мне с батюшкой нужно поговорить, - обратился к ней профессор.

- Приходите вечером на службу, там с отцом Алексием и поговорите, - молодая девушка смотрела на него ясным и чистым взглядом.

- Нет, вечером поздно. Я врач. В реанимации перинатального центра умирает младенец. Я хочу его покрестить. Будьте добры, позовите священника!

- Ждите, - она скрылась за внутренней дверью лавки.

Емельянов стоял посреди храма и разглядывал лик Христа. Пристально всматриваясь в его лицо, профессор как будто пытался разглядеть тайну его славы на Земле. Собирая миллионы прихожан по всему миру — это лицо должно бы служить исцелению страждущих. Тогда почему столько зла присутствует в жизни? Он лично знал свято верующих людей. Среди них были даже воцерковленные, которые грешили, не помня себя. Но каждое воскресенье ходили в церковь молиться. Профессор остерегался судить людей, и в то же время для него это была странная тайна за семью печатями. Согрешить, потом пойти покаяться и опять грешить заново?! В чем смысл православия? Он считал, что честнее будет попросить прощения не у Бога, а у людей, которым чаяно или нечаянно причинил зло.

- Что вы хотели? – к нему, наконец, подошел священник.

- Здравствуйте. Отец Алексий? Могу я вас попросить, проехать со мной в центр акушерства и гинекологии. Там в реанимации находится младенец. Я не знаю, сколько ему осталось и переживет ли он сегодняшнюю ночь.

- Вы ему кто?

- Никто. Врач. Он – отказник.

- Ждите. Я возьму, что положено.

- Хорошо. Буду ждать вас в машине.

У выхода из храма Емельянов обернулся. Его взгляд опять устремился на Христа.

- Помоги ему, если ты и вправду существуешь! – и он толкнул тяжелую дверь.

Изумлению персонала не было предела, когда они увидели идущего по коридору заведующего в сопровождении попа.

Через сорок минут таинство закончилось. Игорь Валентинович повез батюшку обратно.

- Вы крещеный? – поинтересовался отец Алексий.

- Нет.

- Тогда почему вы…

- Я пытаюсь спасти этого малыша всеми… способами. Вот и до вас очередь дошла.

- Но вы же не верите!

- Я не верю. Но это не важно. Пусть Христос ваш спасет его, если он и вправду существует.

- Христос спасает души.

- Хорошо. Пусть он спасет душу Егорушки.

Они подъехали к воротам храма.

- Спасибо! – Емельянов был погружен в свои мысли.

- Спаси вас Бог! – отец Алексий перекрестил профессора и неспешно направился в храм.

В следующие сутки состояние Егора стабилизировалось. Удалось восстановить прежние показатели. Профессор выдохнул. Это была маленькая, но победа. Он отчаянно воевал со смертью, отбивая из ее рук каждого малыша, который к нему попадал. Да, как и у каждого практикующего врача, у него было свое кладбище. Но каждый раз он боролся как зверь, нередко вытаскивая с того света, казалось бы, безнадежных больных.

Вечер. Дневные заботы отделения интенсивной терапии остались позади. Шум и суета растворились в сумерках наступающей ночи. Наступало время Георгия. Он неотрывно следил за стрелкой настенных часов. Еще полчаса и он вступит в свои права. Волнение смешалось с неотвратимостью и превратилось в его сознании в радостное стремление творить предначертанную небом истину.

Наступила полночь. Блок озарился жемчужным светом. Что-то щелкнуло. Как будто открылись замки, сковывающие Георгия последние годы. Оболочка больше не удерживала. Ее сила притяжения исчезла. Георгий поднялся под потолок. Лонжа жизненной энергии, как пуповина, соединяла позвоночник с оболочкой и все еще сдерживала его. Он развернулся и стал ждать. Процесс отсоединения от человеческого тела заставлял его трепетать. Таинство этого действа приводило Георгия в состояние транса. Каждый раз он завороженно смотрел, как, переливаясь, лонжа становится тоньше и темнеет на глазах. Сначала она становилась красной, потом медленно переходила в синий цвет и, наконец, превращалась в, сплетенный из тысячи нитей, черный жгут. Нити рвались одна за другой, пока окончательно не освобождали ангела от солнечного одеяния.

Сейчас он наблюдал, как его лонжа поменяла цвет на красный. Пульсируя, она медленно извивалась змеей, заставляя Георгия двигаться в такт ее движению. Остановка. Час, второй, третий… И ничего. Георгий не двигался.

Что это? Что происходит? Ждать. Господи, не оставь меня! …Отче, милостью твоей да прибудет сила со мной! Господи всемогущий!

Георгий усилием мысли пытался запустить остановившийся процесс.

Смятение накрыло его в тот момент, когда он увидел, что лонжа начала обратный процесс превращения в ослепительно белый цвет.

А если этому быть?.. Так есть. Все должно. Случились изменения. Мыслить. Я вышел из тела. Должно. Сохранил связь с оболочкой. Возможно. Выполнить задание. Должно. Вернуться к оболочке. Должно. Чаять исхода. Есть.

Георгий потянул за лонжу. Она легко поддалась, сохраняя измененное состояние. Сделав круг, ангел вылетел в окно.

Светало. Солнце еще не показалось из-за горизонта, но его свет уже начал проникать в дома, рассеивая темноту. Георгий парил над городом. Целеустремленный, собранный и бесстрашный ангел летел творить небесную истину среди людей на Земле.

Он завис над онкоцентром и, сделав три круга, приземлился напротив входа.

«Национальный медицинский исследовательский центр онкологии» - гласила вывеска у входа. Георгий наблюдал, как люди входили и выходили. Ночное дежурство закончилось, персонал центра, с уставшими и осунувшимися лицами, покидал здание. Другие сотрудники, напротив, торопились на дневную смену.

Георгий двинулся внутрь. Вдруг черный шар, который не давал его сознанию покоя, стал стремительно увеличиваться, отделился и устремился в здание. Первое, что он увидел – люди в черном. Весь холл больницы был заполнен солдатами Тьмы в потертых кожаных плащах и золотых казаках на высоком каблуке.

Боже!

Георгий застыл в дверях. Десятки глаз с ненавистью устремились на него. Это были высокие бородатые мужчины безупречного телосложения. У каждого черная растительность покрывала почти все лицо. Раскосые глаза отражали солнце их планеты. Бледно-серые, расширенные зрачки мерцали, брызгая сотней стальных лучей. На фоне черных глазниц отлитое сталью солнце придавало их восковым лицам выражение вселяющее ужас.

Солдаты не могли к нему приблизиться. Как и он к ним.

Увиденное его ошеломило. Георгий двинулся вглубь здания. В каждой палате находился отряд солдат. Они не нападали на людей. Это были воины Армии Начала и Охраны. Их основная задача заключалась в том, чтобы найти свежие души и охранять их до прихода гвардейцев. Первый нужный ребенок, которого он увидел, оказался для него недосягаемым. Отряд солдат охранял железную клетку с колючими прутьями, в которой находился восьмилетний мальчик. Подойти и, тем более, дотронуться до ребенка было невозможно. Они стояли по периметру клетки и улыбались ему с нескрываемым злорадством. Вторая, третья и все остальные палаты центра были заняты солдатами, охраняющими клетки с детьми.

Георгий ничего не оставалось, как вылететь из здания.

«Господи!..» – подумал он.

Следующим учреждением, куда прибыл Георгий, была Центральная Детская Клиническая Больница. Еще издалека он увидел невероятную картину. Солдаты выстроились в две шеренги, образовывая коридор, ведущий к приемному отделению. На входе стоял отряд с пустующей клеткой. Они отбирали детей уже на входе, пропуская их через строй солдат. Как только отряд с нужным ребенком скрывался за дверями приемного покоя, новый тут же занимал их место с незаполненной клеткой.

Георгий был потрясен увиденным. Он поднялся над землей и полетел обратно в перинатальный центр.

Каждый сегменторий насчитывал три собрания ангелов. Георгий служил в первом, который защищал души старшелетних, то есть людям, которым перевалило за восемнадцать. В это собрание отбирали самых сильных и одаренных ангелов.

Второе собрание состояло из ангелов, только закончивших школу, с рейтингом четыреста и выше. Они ведали отроками, то есть молодыми душами от семи до восемнадцати лет.

Третье собрание - учащиеся школы. Жизнь на Земле они изучали по жизнедеятельности детей от рождения и до семи лет, с участием отроков и старшелетних.

Младенцы до семи лет жили в безопасности. Это был непреложный Закон со дня сотворения мира. Гвардейцы веками искали возможность атаковать души с рождения. И каждый раз терпели поражение. Все их попытки были безуспешны.

Георгий вернулся к своей оболочке. Лонжа за время его полета превратилась в тончайшую нить и теперь опутывала бокс легкой и невидимой паутиной.

«Не сдаваться! Решение должно быть. Время есть. Должно мыслить.» - Георгий копался в памяти, раскладывая накопившиеся со дня поступления в школу знания по полочкам. Он понимал, что столкнулся с неизвестной проблемой. Ничего похожего он не ведал. Почему в задании об этом не было сказано ни слова, для него была загадка. И он твердо намеревался ее разрешить.

«…Но почти все допустили одну и ту же погрешность. На Земле у вас не будет времени делать все по Правилам. Там нужна смекалка, сильная смекалка! Скорость выполнения важнее всего остального. Но остальное не может страдать от скорости!…» - всплыли, будто сами собой, слова Коловрата.

Так вот о чем он вещал! Должно мыслить. Смекалка, смекалка, смекалка!

В бокс, время от времени, заходили люди в белых халатах, записывали показания, меняли раствор в капельнице и уходили. Георгий смотрел на них невидящим взглядом, он погрузился в пучину мыслей и потерял счет времени.

Наступило утро. Второй день он решил провести, наблюдая за происходящим. Чтобы разрешить это неожиданно возникшее препятствие, он вернулся к Клинической Больнице. Устроившись на крыше соседнего здания, ангел весь день изучал работу приемного отделения.

Кое-что стало проясняться…

Третий день он провел в той же позе, только рядом с онкоцентром. Мыслительный процесс, наконец-то, встал на смысловые рельсы и, как бронепоезд, несся, сметая на своем ходу все препятствия. Разрешение приближалось к Георгию, маня разгадками.

На четвертый день ангел облетел детские центры и больницы, все больше обретая уверенность в своей правоте. Георгий торжествовал. В теории разрешение было оформлено и готово. Оставалось провести практические испытания. И если его теория верна, то собрать необходимый материал - было трудами времени.

Пятый день.

- Господи, величие твое несокрушимо! Да прибудет сила мудрости твоей! - Георгий вылетел в окно.

Из метро вышла женщина с ребенком. Ее лицо было в каплях пота. Перекатываясь, как утка, она медленно шла, еле переставляя ноги. Цветастый сатиновый сарафан необъятных размеров не мог скрыть ее пышные телеса. Шерстяная кофта, одетая поверх сарафана, обтягивала толстые руки. За ней шла худенькая девочка. На фоне своей матери, девочка смотрелась тростиночкой. Ребенок волочил по земле большую матерчатую сумку.

- Ну что ты возишься, давай быстрее! – из-за отсутствия шеи, женщина вынуждена была повернуться всем телом. – Нинка, сколько можно тебя ждать? Ты что, паразитка, сумку то по асфальту волочишь? Зараза, ну если ты ее порвала! – мать выхватила из рук девочки сумку так, что та еле удержалась на ногах.

- Прости мам, тяжело, - девочка виновато смотрела на мать.

- Тяжело ей. Тяжело Никите! Ему три года всего, и два из них умирает в этой чертовой больнице! А тебе уже семь лет почти и хоть бы что! - до ворот лечебного учреждения им оставалось метров сто.

Георгий перегородил дорогу грузной мамаше. Его рука опустилась ей на голову.

- Ой, что-то не хорошо мне стало. Ну-ка, сядем, вон, на лавку, – женщина почти рухнула на скамейку у автобусной остановки.

Тяжело дыша, стала рыться в сумке.

- Где этот чертов валидол? Ох…ох…так помрешь, и никто не поможет, – наконец, она достала блестящий блистер, выдавила из него одну таблетку и сунула себе в рот. - Вот так. Посидим немного. Не отходи далеко, слышишь. И на дорогу не выбегай, поняла меня? Нинка! – мамаша закрыла глаза и стала медленно дышать носом.

- Да мам, поняла! – Девочка увлеченно играла в воображаемые пятнашки. Она смешно прыгала неподалеку, поочередно задирая длинные ножки.

Ангел приблизился. Нина перестала прыгать, села на корточки и, найденным тут же камешком, пыталась рисовать по асфальту буквы. Георгий занес руку над ее головой. Через его растопыренные пальцы лучами полился изумрудный свет. Соединившись над головой девочки в одну струю, он устремился к макушке.

-Дар Азъ Рцы! – как три залпа, громыхнул Георгий.

Девочка застыла, будто ее превратили в тот самый камень, который она держала в руках.

- Дар Азъ Рцы! – повторил ангел, сокращая расстояние между рукой и ее головой. - Дар Азъ Рцы!

Рука Георгия легла на голову девочки. От его прикосновения во все стороны брызнули искры. Венок, как из бенгальских огней, покрыл голову ребенка.

Девочка медленно встала и направилась к матери.

- Мам, тебе лучше? Нас ждет Никита, давай сумку, мне не тяжело.

- Лучше. Правда, опоздаем. Обход уже закончился. С врачом успеть-бы поговорить, - мать внимательно посмотрела на дочь. - Иди-ка сюда, – она обняла ребенка. – Помощница ты моя, сама понесу, ты только не отставай, хорошо?

Женщина поднялась и грузно пошла в сторону больницы.

Георгий следовал за ними. Вместе они зашли в холл. Поднялись лифтом на четвертый этаж, и вышли в коридор.

«Есть! Свершилось! Господи славься!» - Георгий испытал эйфорию.

У него получилось. Солдаты «Начала» не обращали на них никакого внимания. Они втроем стали для воинов Тьмы невидимыми. То, что девочка станет недосягаемой для них, он и так знал. Но то, что ее окружение, считая и его самого… Для него, конечно, это было истинное откровение. Георгий попытался отдалиться от них. Превратившийся опять в точку, черный шар в его сознании медленно начал увеличиваться. В девяти метрах он отделился и двинулся в сторону солдат, следовавших в сторону лифта за восьмилетним мальчиком. Солдаты резко обернулись в сторону Георгия, но тот уже скрылся на безопасном расстоянии.

«Ясность. Девять метров. Дети до семи лет. Дар покрывает периметр и правит окружающих людей в нем».

***

Виктор стоял на подоконнике. Один прыжок отделял его от начала задания. Он сомневался. Он не понимал. Подчиниться воле великих или ослушаться?

- Матей… Не уходи, – услышал он за спиной тихий голос сестры.

Виктор обернулся. Алиса спала.

«Наверное, ей снится сон про меня» - он улыбнулся. - «За этой девочкой я буду следить теперь всю ее жизнь. Как только она станет старшелетней, заберу ее дело».

- Я буду охранять тебя всю жизнь. И никому не дам в обиду! – прошептал Виктор вслух.

- Матей не уходи. Алексий говорит тебе нельзя туда, - он еле разобрал шепот, но сомнений не оставалось – это говорила его сестра.

- Что?! Алиса, еще раз повтори, что ты сказала?

Виктор все еще стоял на подоконнике.

- Учитель говорит, не ходи туда, останься со мной, – повторила девочка. Он отчетливо слышал каждое ее слово.

Виктор слез с подоконника и подошел к сестре. Ее сон был крепок. Но она, время от времени, шевелила губами. Больше ничего разобрать ему не удалось.

Часы показали пять минут первого. Виктор посмотрел на небо, на Алису, и лег в свою кровать.

«Буду ждать Учителя. Будет что должно, истине быть!» – подумал он перед тем, как заснуть.

***

День шестой. Георгий отправился на то же место. Центр онкологии находился в пятистах метрах от метро. Встретить на выходе из метрополитена нужный ему материал оказалось делом верным. Он решил трудиться до глубокого вечера.

Час спустя из стеклянных дверей вышла семья. Мужчина вез подростка на инвалидной коляске. Младший ребенок шел рядом с матерью и держал ее за руку.

- Вить, остановись. Нужно проверить документы, – маленькая и худенькая женщина выглядела как дочь своего высокого и статного мужа. Он обернулся. Его безупречно красивое лицо в этот момент выражало всю скорбь вселенной.

- Какие еще документы? Ты что их в больнице не можешь проверить? Мне надоела твоя несобранность. Почему дома этого нельзя было сделать? – мужчина отчитывал ее как плохую служанку.

Они остановились.

- Ты что, их вот здесь прямо будешь смотреть?

- Давай, пожалуйста, сядем вон на ту лавочку. У нас все равно еще час в запасе.

- Час сидеть на остановке? Ты рехнулась? – мужчина покатил коляску в сторону лавки.

- А я не намерена общаться с сыном в больнице. Ему там несколько месяцев лежать. Пусть мальчик подышит воздухом. Неужели ты этого не понимаешь? Олег, отцепись! – женщина выдернула руку, за которую держался младший сын.

Мальчик, опустив голову, поплелся за ними.

- Воздухом проезжей части? Больная… – глава семейства докатил коляску до лавочки и отошел. Прикурил сигарету и глубоко затянулся.

Младший ребенок сел на самый край лавки, достал из рюкзака книгу и погрузился в чтение. Женщина развернула коляску к себе, взяла руки сына в свои, и принялась их целовать.

- Ну мам, что ты делаешь?! Неудобно… Люди же смотрят! – ее старший сын одернул руки и отвернулся.

- Сыночек мой, все будет хорошо! – женщина продолжала его уговаривать, - Мы с папой тебя вылечим обязательно! Вот увидишь, через несколько месяцев тебя выпишут, и ты станешь совершенно здоровым! И опять будешь играть в свой футбол, да? – ее голос звучал неуверенно и безжизненно. Как будто она сама в это не верила.

- Ага, после химии я прямо ломанусь на поле! Мам, че ты несешь, а? – сыну был неприятен этот разговор.

С тех пор как врачи поставили Саше диагноз, он ушел в себя. У него был бесконечно недовольный отец, который третировал мать. Был младший брат, «ботан», с которым не то что про футбол, просто поговорить была скука смертная, друзья, которые тут же позабыли про его существование. Он ушел в себя, потому что никому до него больше не было дела. Все только притворялись. Ему самому уже было плевать на все. Болезнь так болезнь, смерть так смерть.

- Олег! Да выкинь ты эту книгу! Поговори с братом! Когда ты в следующий раз его увидишь?! Неужели тебе все равно, что Санечку кладут в больницу? Господи, что вы все за люди-то?! – она силой выдернула книгу у младшего сына и бросила ее в урну, рядом со скамейкой.

По ее лицу текли слезы. Она и сама не могла понять, кого больше из них четверых она жалела.

- Так, хорош базлать! – отец взял в руки коляску и покатил ее к больнице.

Женщина тоже поднялась и, вытирая рукой слезы, направилась следом. Маленький мальчик стоял и смотрел на урну, из которой торчал край обложки.

Георгий поднял над ним руку.

- Дар Азъ Рцы!

Мальчик застыл.

- Дар Азъ Рцы!

Рука ангела опустилась ниже.

- Дар Азъ…

И тут какая-то неведомая сила рванула Георгия назад. Лонжа резко начала сокращаться и несла его по воздуху, как пушинку. В следующее мгновение он влетел спиной в свою оболочку. Щелкнули замки. И Георгий опять оказался прикованным к постели малышом по имени Егор, страдающим не только болезнью Дауна, но и пороком сердца.

«Господи…»

Первая фраза романа, по идее, должна зацепить внимание читателя и вызвать у него желание прочесть еще одну фразу или даже две.

Разные писатели в разных романах добиваются этого разными способами, но есть две основных техники.

Первая заключается в том, чтобы несколькими словами очертить всю сцену, так, чтобы после прочтения нескольких слов читатель УЖЕ оказался внутри ситуации.

Лучшие примеры, на мой взгляд, это толстовское "Все смешалось в доме Облонских" и пикулевское "Ветер рвал плащи с генералов".

Вторая техника основывается на интриге. То есть фраза должна заинтриговать, например, фраза из диалога вызывает интерес к диалогу в целом. Хороший пример видим у Хайнлайна: "— Это что, кровь?"

Приведу далее ряд примеров первых фраз романов, которые, как мне кажется выполняют свою функцию на "хорошо" и "отлично".

ЛП, присоединяйтесь. Добавьте свои кандидатуры,  может получиться рейтинг, если устроить голосование.

Комменты для плюсов прилагаются.

Джек Лондон.

«Мэри Роджерс» устала, экипаж устал; устал и Дэн Каллен, капитан.

Послушайте, братья, я расскажу вам историю о руке.

Счастливчик Ла Перл бежал по снегу, всхлипывая, задыхаясь и проклиная свою судьбу, Аляску, Ном, карты и человека, которого он только что прикончил ударом ножа.

Реймонд Чендлер

Когда я впервые в жизни увидал Терри Леннокса, он был пьян и сидел в роллс-ройсе модели «Серебряный призрак» возле ресторана «Танцзал».

Роберт Хайнлайн

В ту зиму, незадолго до Шестинедельной войны, мы с котом Петронием Арбитром жили на старой ферме в штате Коннектикут.

Борис Акунин

После кофе и ликёров заговорили о таинственном.

Эраста Петровича Фандорина, чиновника особых поручений при московском генерал-губернаторе, особу 6 класса, кавалера российских и иностранных орденов, выворачивало наизнанку.

МОЛОДЫЕ БОГИ

ЧАСТЬ 1

Они сидели вдвоем в пустом классе и смотрели друг на друга. Фактически они сидели на пороге двери в будущее. В будущее, где будет место и для них. Много часов, дней, месяцев... Несколько

лет напряженного труда привели их сюда.

Началось это с пришедшей в головы идеи расширить возможности контактирования с виртуальной реальностью. Они собирали всю доступную им информацию, разрабатывали программное обеспечение,

средства наблюдения, новые периферийные устройства. Вначале их было трое. Но один из них решил, что все это нереально и не имеет будущего, и покинул проект. А эти двое уже не могли

остановиться. Они перебивались взятыми в аренду компьютерами, сутками сидели в электронной сети, работали на ноутбуках, когда не было другой возможности.

Полтора года назад они заняли компьютерный класс в здании предназначенной под снос школы. Той школы, где они впервые встретились. Где учились программировать, где одержали свои первые

победа.

Теперь этот класс вместил в себя их детище: полтора десятка мощных компьютеров, купленных на последние деньги и собранных вручную. Та программа, над которой они трудились, была готова.

Мониторы смотрели на них ожидающе-холодными голубыми глазами, ровно гудели вентиляторы, посреди класса громоздились блоки бесперебойного питания - они не могли рисковать программой и

собой...

Их программа... Результат стольких усилий, похожих на усилия лозоходца... Или слепого, идущего по водосточной трубе...

Они нашли способ выйти в виртуальное пространство. Они двое: Монах и Курсант. Они не стремились сделать научное открытие - они просто следовали своей ищущий, желанию добиться цели и

руководствовались железной волей. И они дошли до цели.

На мониторе центрального сервера во весь экран были видны огромные ворота из толстенных брусьев, обитые железом - их нарисовали по описанию в книге "Приключения Конана". Программа "Врата"

была готова к запуску.

Наконец Монах пошевелился и вздохнул:

- Ну что, начнем? - их некому было страховать, они должны были уйти вдвоем. И вдвоем вернуться.

- Конечно, поехали! - Курсант хрустнул пальцами и повернулся к клавиатуре. Монах взял его за плечо, прищурив глаза и медленно начал читать заклинание, делая пассы правой рукой. Курсант

вводил команды программе. Огромной длины код должен был быть приведен в соответствие с темпом и мантрическими тактами заклинания - это они выяснили и заложили в программ. Теперь они это

реализовывали...

Голос, читающий странные слова и лёгкие щелчки клавиш создавали странную мелодию, но Монах знал, что они не должны ей поддаваться. Он все крепче стискивал плечо Курсанта, не отрывая

взгляда от монитора. Вот ворота дрогнули и стали открываться. Получается! Краем глаза он увидел, что стена класса заколыхалась и замерцала.. Затем у него зашумело в ушах, в лицо ударил

теплый ветер, пахнущий нагретой изоляцией. В яркой вспышке темного пламени исчез мир...

... Когда Монах снова смог открыть глаза, он обнаружил, что вокруг него -лишь голубой свет и ничего более. Они с Курсантом стояли на чем-то твердом, но отсутствие горизонта в этой

голубизне создавало ощущение, что они парят в бесконечности.

- Где мы? - выдохнул он.

- Там, где и хотели, - откликнулся Курсант, - в виртуальной реальности.

***

- А где же все? - спросил в свою очередь Курсант.

- Что всё? Здесь же ничего нет.

- Почему? А банки данных, электронные цепи...

- Мы первые здесь! Мы первые смотрим ИЗНУТРИ. Вот взгляни на себя. Курсант взглянул. На нем был его любимый серый пиджак с воротником-стойкой, белая рубашка, черные брюки и туфли. Хотя в

классе он был в более простой одежде. Он хмыкнул и взглянул на Монаха. Тот был в серо-голубом кимоно и деревянных сандалиях и опирался на шест-кэндо.

- Понимаешь, поскольку мы здесь первые, то здесь все такое, каким мы его

видим. Оно еще только ждет, чтобы из него что-нибудь сделали. Помнишь "теорию хаоса": не-материи и не-пустоты...

- Понял! То есть мы можем сотворить здесь новый мир! Наш мир!

- Да! Здесь все будет таким, каким мы его видам. Даже мы. - И Монах мгновенно преобразился в пятилетнего младенца в полосатыхfштанах, а Курсант - в седобородого

дедушку. Затем Монах стал накачанным громилой, а Курсант - японским самураем. Они некоторое время так забавлялись, пока Монаху не пришло в голову стать блондинистой девушкой. Курсант

критически посмотрел на него и протянул:

- Да-a-a. Я всегда в тебе это подозревал.

- Ничего подобного...

Но они уже оба смеялись, увлеченные новой игрой. Они творили вокруг себя пейзажи и снова сменяли их. От их домов и квартир до других планет. От прошлого до будущего. От реальности до

фантастики.

Наконец они немного успокоились, и Курсант предложил:

- Ладно, это все наши фантазии. Давай посмотрим, что здесь реально.

- Давай, - согласился Монах, протягивая ему ладонь.

Они сосредоточились. Постепенно из окружавшей их голубизны проступили белые пружинящие (пульсирующие) нити, тянущиеся от одного цилиндрического здания к другому. Повсюду вспыхивали

разноцветные огоньки и пробегали светящиеся змейки световых импульсов.

Друзья оказались на улице огромного пустого города. Они стояли на асфальте и озирались с изумлением и растерянностью.

- Да, мы с тобой оба сильно любили "DООМ" - сказал Монах.

- Ну!

Они долго бродили по пустым улицам, пока, не вышли на край города. Там над серым полем лежал серый туман. Они сели на серую траву и оглянулись на город.

- Мы создадим здесь новый мир.

- Да. Мы сделаем его по своему образу и подобию.

- Да. Он будет самым лучшим в двух реальностях.

- Да. А здесь будет наш первый город - Сумеречный Город.

- Да. Пора назад.

- Не хочется, но пора.

- Мы еще вернемся. Ты помнишь, как выходить?

- Да. - Монах три раза размеренно хлопнул в ладоши и сказал:

- Выход!

Ничего не произошло. Три хлопка.

- Выход!

Три хлопка.

- Выход! - Он воскликнул с истерическими нотками.

- Неужели нас здесь заклинило?

- Тормоз! Ты забыл переключить ввод с английского на русский. Попробуй на английском.

Три хлопка.

- Exit!

Снова шум в ушах и холодный, пыльный ветер в лицо...

Они вновь очутились в том классе, где проводили свой отчаянный эксперимент. В своей привычной одежде. Гудели компьютеры вокруг. На мониторе - закрытые ворота. Программа "Врата" работу

закончила. По часам, висящим на стене, прошло полторы минуты.

Монах подошел к видеокамере и выключил ее. Пленку они посмотрят потом. Сейчас они будут отдыхать и радоваться жизни. Они - молодые боги нового мира.

ЧАСТЬ 2.

Из здания нежно-розового кирпича вышел молодой человек. Его смело можно было отнести к разряду "в самом расцвете сил". Спустившись по мраморным ступенькам, он направился к себе домой.

Здание, которое он только что оставил, раньше принадлежало казино. Казино разорилось, и теперь его место занимали компьютерный клуб, офис программных лабораторий и бар "У хакера". Молодой

человек был владельцем всего этого. Он шел домой, беззаботно улыбаясь и перепрыгивая через лужи. Мир за последнее время не стал лучше, но отчаиваться не стоило. Его дела в порядке,

управляющие на местах, и некоторое время ему можно отдохнуть. Он считал, что к своим тридцати пяти годам добился немалого, и поэтому относился к себе с уважением.

Короткий звонок прервал ход его мыслей. Пришедшее на телефон сообщение гласило: "Посмотри обязательно почту . Хм. Абонент-отправитель - не установлено. Гм? Кто-то, знающий его телефон,

послал сообщение с бесплатного терминала? Абсурд. Наверное, опять какой-нибудь террорист-самоучка будет требовать выкуп под угрозой уничтожения данных на всех его компьютерах. Или что-

нибудь подобное. Ну-ну. Он сам был таким десять лет назад и хорошо запомнил, как редко приходит удача. Молодой человек фыркнул и прибавил ходу.

Придя домой, он поцеловал жену, рассеяно потрепал по головам своих двух дочек, бросившихся к нему с рассказами о делах в школе, и бросился к компьютеру. В почтовом ящике лежало одно-

единственное письмо. Отправитель неизвестен, заголовка - нет. Не трогая его, бывший взломщик запустил проверку на наличие в письме, да и на всем компьютере вирусов и следов

несанкционированного доступа.

Через несколько минут программа выдала ответ: все чисто. Расслабившись, парень открыл письмо. В нем не было ничего, ни заголовка, ни приветствия. Только несколько строчек, набранных

стандартным шрифтом:

- Забываешь старых друзей! Приглашаю тебя сегодня на рандеву в 10 часов вечера по адресу... Нам будет о чем поговорить.

Подписи не было, однако, увидев адрес, молодой человек нахмурился и отвел глаза. Мало кто теперь обращал внимание на это здание, предназначенное к сносу. Разве что муниципалитет. Сам он

там не был очень-очень давно. Нечего было ему там делать. Он долго сидел, уставясь на монитор, и оторвал взгляд только тогда, когда жена его уже в третий раз позвала за стол. Хорошо,

подумал он, вставая и выключая машину. Он сходит туда. Посмотрим, что от него хочет таинственный незнакомец.

В девять пятьдесят, вечером, тот же самый молодой человек стоял перед старой железной дверью ветхого-преветхого здания. Он хорошо экипировался: надел черную куртку и джинсы, взял фонарь,

пистолет и маскировочный девайс . Это устройство блокировало действие приборов ночного видения. Тихо полностью вдохнув и выдохнув теплый ночной воздух, он потянул на себя дверь. Изнутри на

него посмотрела темнота. Он прищурился и шагнул внутрь. В этой части здания обычно собирались всякие бродяги, и обстановка здесь была соответствующая. Валялись тряпки, пустые бутылки,

остатки еды, нечистоты. Смердело мочой и калом, гниющими продуктами и потом. Вряд ли встреча назначена здесь. Память подсказала, интуиция подправила курс, он повернул направо, прошел

пыльный темный коридор, лестницу, повернул еще раз направо. Включил фонарь. Здесь было чище, лишь толстый слой пыли лежал на полу. И - бурые пятна цепочкой, уходящие в темноту. Пришедший

погасил фонарь и двинулся вперед. Он знал, куда идет. Прошлое шагнуло из темноты, и его охватили одновременно восторг, стыд, страх и затаенная радость. Возле распахнутой двери он

остановился. В небольшом тамбуре на полу и стенах были те же бурые пятна. Кровь. И её было много. Но самое страшное было не это. Просто на внутренней двери тамбура, вцепившись в торец

двери, висела рука. Обычная человеческая рука. Только отделенная от тела. И ссохшаяся, как будто висит здесь уже давно. Парень поспешно погасил свет и, сдерживая тошноту, шагнул внутрь. Он

умудрился не задеть несчастную конечность, но войдя в помещение, остановился снова.

Это был тот самый кабинет информатики... Все так же помаргивали зелеными огоньками древние блоки UPS, гудели износившиеся кулеры компьютеров. Центральный монитор светился. "Да, надежную

технику делали во времена моего детства", - пронеслась в его голове мысль. Он, аккуратно ступая, подошел к запыленной клавиатуре и коснулся клавиш пальцем. Монитор моргнул, на нем

появилось изображение раскрывающихся ворот.

В ослепительной голубизне фона то и дело помигивали черные точки. Фигура на экране подергивалась и меняла цвета по краям.

- Привет, Курсант, - донеслось из охрипших от времени динамиков. - Ты все-таки пришел.

- Привет, Монах. Что ты там делаешь? - прошептал тот, кого вот уже двенадцать лет не называли Курсантом.

- О, это печальная история. - Изображение улыбнулось, укрупнилось. - Помнишь наше с тобой дело с Крабами? Они нашли меня все-таки

потом. Нашли и погнали. Мне не хотелось бежать, особенно к тебе.

- Но они не дали времени на раздумья. Загнали сюда. Вернее, я сам прибежал. Попал в засаду. Ты, наверно, видел мою руку... Где-то там должен валяться топор. Я истекал кровью, умирал. К

тому времени мои разработки были закончены , я их повсюду таскал с собой. Пришлось вот воспользоваться. Ты не представляешь, как, оказывается, трудно работать одной рукой, когда привык

двумя... - динамик изобразил дребезжащий смешок. - И вот я скрылся в Сумеречном Городе. Никого из преследовавших меня Крабов в живых не осталось. Никто обо мне не знал, никто не мешал.

- Но как...

- Я все тебе расскажу, дружище. Раз ты пришел, значит, теперь мы снова будем вместе. У меня много полезного для тебя. По сетке я наблюдал за тобой. Сейчас я в порядке, и мы снова можем

быть партнерами. Только мне сначала понадобится немного нового железа. - Монах улыбнулся. - Модем, мать, камень. И пара UPSов - эти уже выдыхаются.

Некоторое время он, улыбаясь, смотрел на Курсанта, затем из системного блока выдвинулся лоток с лазерным диском.

- Здесь есть несколько очень любопытных программок. Сам посмотришь. - Он сделал паузу. - Еще я подумал: наверное там, в руке и крови осталось достаточно тканей, чтобы взять пробы ДНК и

вырастить мне новое тело.

Курсанта ощутимо передернуло. Кто-то провел ледяными пальцами у него под коленками.

- Ладно, дружище. Спасибо, что пришел. Я надеюсь на тебя. - Монах на мониторе поднял руку и приложил ее к виску. На пару секунд он стал неотличим от самого себя двенадцатилетней давности.

Ворота на мониторе медленно закрылись.

Курсант стоял на месте, не двигаясь, держа в руке диск и слушая, как гулко бьётся сердце. Прошло пять минут. Плавным движением, которое не потревожило даже пыль в воздухе, он протянул руку

и осторожно вдавил в корпус кнопку питания. Послышался щелчок. Рука его застыла. У него есть свое дело. Законное, доходное. У него есть его собственная квартира и его собственный офис. У

него замечательная жена и две дочурки-озорницы. Рука быстро дернулась назад. Кнопка вернулась на место. Затих вентилятор блока питания. Взвыв, остановился кулер центрального процессора.

Заскрежетав головками, остановился жесткий диск. Монитор гас долго и неохотно. Сквозь пыльное стекло виднелся выгоревший до сероты люминофор.

Курсант двинулся вправо. Скользя быстрыми шагами по помещению, он щелкал кнопками. Зеленые индикаторы гасли один за другим. Но вот он остановился. В темноте теперь светился только один

зеленый огонек. Он положил палец на кнопку, произнес:

- Всякие психи...

И нажал ее. Индикатор сменил цвет на оранжевый, затем погас. Бросив прощальный взгляд на груду мертвого древнего оборудования, молодой человек двинулся назад. Когда он с омерзением обошел

руку, по-прежнему держащуюся за косяк, в голове мелькнула мысль, что неплохо было бы отформатировать диски. Но вернуться и включить все снова или разбирать и доставать диски смелости уже

не было.

Когда через пять минут, сжимая в одной руке диск, а в другой пистолет, он вышел на улицу, оказалось, что ночь уже перевалила за середину. Свет луны, теплый ветер и запахи летней ночи

успокоили и ободрили его. В такие ночи не умирают люди. В такую погоду не совершаются преступления. Под такой луной любят женщин, изменяют женам и поют веселые песни.

Тот, которого уже, наверно, никогда не назовут Курсантом, отряхнулся, глубоко вздохнул и отправился домой. Диск он сунул в карман.