Философия

Величайшим кладезем мудрости в Истрии считалась библиотека монастыря Чиланзар. Далеко от крупных поселений, на неприступной горной круче приютилась священная обитель знаний, но было время, когда библиотека Чиланзара находилась ближе к людям — в епископском замке Лустрии, городе - религиозной столице Истрии.

Библиотека то в замке, а флудотека на внешней стене его, аккурат у центральной площади города.

Солидный кусок крепостной стены облицован гладко отшлифованными антрацитовыми плитами — это и была знаменитая лустрийская флудотека, или, как прозвали ее в народе, флудильня.

Мелом по антрацитовой поверхности, дозволялось начертать-нарисовать любому что угодно. Сначала, на флудоплитах можно было увидеть только пошлые рисунки и торговые предложения, но со временем, в пользовании флудотекой сформировался стихийным образом особый этикет: пошлые картинки рисовались в левом нижнем углу; торговые предложения и деловые объявления посередине; продублированные письменно указы, королевскими глашатаями чертались с приставной лесенки — вверху;  рыцарские романсы и религиозные тексты справа.

Монахи-наставники из обители "Святого Бата", размещенной внутри епископского замка, частенько читали своим послушникам лекции по риторике, софистике, статистике, психологии, религиозному настроению масс, социопатии, народныи сказаниям у антрацитовой плиты во флудильне — для наглядности.

Подслушаем одну из таких лекций, которую некогда прочел еще молодой преподобный Ильяс:

"Знания, сиречь, неочищенные зерна, отделить их от плевел, и обнаружится истина, абсолют которой недостижим, но обучение, как процесс движения разума к истине — сходящийся математический ряд, а потому имеет смысл.

В риторике и софистике процесс важнее конечной цели, и наблюдать течение животрепещущей мысли лучше всего во флудильне. Есть два основных направления флуда, и их представители поделились на два лагеря: флудосказы и флударассы.

Например: прямо сейчас, на антраците справа, можно увидеть запечатленную изящным почерком "легенду о Семене Холиваре и изгнании Шпанцев из Холиварии" с дивными иллюстрациями, исполненными хорошим художником, да еще и цветными мелками, а в крайнем левом углу, в то же самое время, корявым почерком, с восемью ошибками накалякано "Атсасу за два асса, у тваго коня за три. Хочеш? Приходь на эту площадь в полноч, задумаш обмануть, помни, лустрийский патент на минет, и сутенерскую страховку обновил. Красивый, курчавый, четырех передних зубов не имею. Твой навеки — о'ШурА".

— Как вы думаете, мои усидчивые студиозусы, — обратился Ильяс к послушникам с вопросом, — кто из двух авторов рассмотренных надписей является флудорассом, а кто флудосказом?

Юный падаван, с жидкой острой бородкой на розовом круглом лице, поднял руку, и предположил:

— Если вы это спрашиваете, почтенный Ильяс, следовательно вопрос с подвохом, значит, о'ШурА — флудосказ, а автор "Легенды о Холиваре" — флудорасс.

— Ответ частично верный, но не засчитывается, — усмехнувшись, заявил Ильяс, — потому как логическая цепочка ущербна, а урок софистики у нас завтра. Все относительно: с точки зрения адептов гильдии сказителей и граммарнашистов из какого-нибудь адвокатского буфета в Ладаминфарисе, автор "Холивара" — флудосказ, а по мнению лиги королевских модерастов, курирующих флудотеку и решающих, что и когда стирать на антраците, о'ШурА — единственный из рассматриваемых авторов, кто обладает конкретным предложением в послании, способным налаживать общественные связи и оживлять торговые отношения, следовательно, обладатель лустрийского патента на минет — единственный в этом примере флудосказ, облегчающий чресла и кошельки добрых горожан, и, тем самым, снижающий градус недовольства в среде черни, удовлетворяя базовые потребности некоторых ее представителей. Не забывайте максиму: "Хлеб, минет, и зрелища — три столпа общественного спокойствия". На подобном сопоставлении различных посланий во флудильне, великий Ульбрехт Айнцштайн вывел свою "теорию относительности".

Преподобный Ильяс замолчал, несколько мгновений поморщил лоб, будто пытался вспомнить нечто особо важное, а потом изрек:

— А теперь, пророчество: настанет день, и один из моих учеников, еще в юном возрасте постигший народную душу, умело считывая ее желания и предпочтения, наслушавшись моих лекций, и внимательно проанализировав тексты, рисунки, сроки "нестирания" тех или иных посланий на антрацитовой стене, отношение королевских модерастов к различным из них, "теорию относительности Айнцштайна", запишет во Флудильне нечто, что никто не посмеет стирать долгие годы. Будут ли эти строки светлы и правдивы, познает ли этот ученик абсолютную Истину? Нет, он лишь лучше всех поймет суть той лжи, которая найдет отклик в сердцах подавляющего большинства, но за большинством стоит Сила — какую религиозную доктрину пожелает выместить на этом антраците мой ученик, такая и будет главенствовать в нашем мире в грядущем. Неблизки времена, несущие свет просвещения, они просто не могут настать, покамест мнение большинства — самое весомое, но грядет великий Лжец, и не потому что он в чем-то особо хорош и талантлив, а лишь потому, что наибольшую популярность в народе способна снискать лишь исскусная ложь, окрыленная хорошим образование и пытливым складом ума ее создателя. Грядет нашествие лжепророков, из коих выделится сильнейший, одолеет остальных, и станет величаться с большой буквы — Лжепророк".

Люди во все времена хотели иметь могущественного покровителя в лице бессмертной сверхсилы, а если им чего-то очень долго хочется, то они, рано или поздно этого добиваются. Не все, но те, кто успешно проходят гонку на выживание в веках.

Однажды, жители маленького городка Ставрос, что некогда существовал на острове Итака, исчезли с лица Земли. Очень быстро, опустевший древнегреческий полис был занят новыми людьми, именно поэтому Ставрос все еще можно увидеть на карте мира, но куда пропали ставровитяне прежние?

Все началась в шестом веке до нашей эры, когда Ставрос посетил сам Пифагор.

Уже знакомый с опытом военной олигархии Спарты и зачатками демократии в Афинах, великий математик предложил ставровитянам новую систему управления полисом, с учетом как положительного, так и отрицательного опыта соседей — с помощью метода голосования на агоре через "магический квадрат", как назовут его потомки спустя тысячелетия — совершенная матрица третьего порядка.

Время шло, и островитяне стали замечать, как менялись религиозные взгляды соседей, в очевидной зависимости от прироста населения, возрастающих экономических благ, влияния извне, и роли жрецов в равивающихся государствах — на все вышеописанное, в той или иной мере влияла структура гос.управления:

Рим — агрессивный полис, изгнавший царей и учредивший Республику. Пока вся власть находилась в руках сенаторов — благородных и богатых мужей, из числа которых выдвигались верховные жрецы, Рим впитывал греческую культуру, адаптировал под себя пантеон греческих богов и имел небесных покровителей для каждого сословия: для воинов Марса, для купцов Юнону, для всех Юпитера и так далее. Все стало меняться для жрецов с появлением народных трибунов в сенате — выходцев из плебеев, которые, однажды, обзавелись даже "правом вето". Тогда то и ощутили плебеи, что могут достойно возражать жрецам и искать себе небесных покровителей посильнее, нежели тех, которые уже имелись, но больше заботились о благе власть придержащих. В Рим стали проникать верования из иных культур, но умные жрецы, по началу, с ними справились легко — так же, как раньше они приспособили греческий пантеон под себя, они стали адаптировать под уже собственный сонм богов чужих, по мере расширения власти Рима по всем направлениям. Так, например, на пепелище разрушенного Карфагена, римские жрецы обьявили уцелевшим жителям, что финикийско-карфагенские боги — суть одни и те же, что и в Риме, но под другими именами: Баал был объявлен Юпитером, Мелькарт Геркулесом, Танит Минервой и так далее.

Время шло, заплывшие жирком народные трибуны - выходцы из низов, сами стали ощущать себя новой элитой, подстать патрициям из сената, и превратились в отдельную прослойку римского общества, чуждую интересам плебеев. Плебеи вновь потеряли сильных покровителей в сенате, и еще острее встал вопрос о поиске новых небесных покровителей.

Несколько десятилетий спустя, после разрушения Карфагена, некий Гай Марий реформировал римскую армию: снизил имущественный ценз на вступление в уже наемное войско настолько, что плебеи в огромном количестве ринулись служить. Так, легионеры стали влиятельной общественной прослойкой в Риме. У вояк, из небесных покровителей, уже имелся Марс, но очень скоро солдаты осознали, что жрецы — посредники между Марсом и простыми легионерами, были чужими людьми для армии. Очень скоро, с восточных земель, просочились в Рим знания о некоем божестве по имени Митра. Намотав на ус имя воинственного Бога, но не сильно вникая в его сущность, легионеры быстро смекнули, что Митра подходит на роль войскового бога больше, чем Марс, ибо жрецов для "новичка" можно набрать из братьев по оружию, существенно снизить ценность жертвоприношений, и не платить налог понтификам от сената. Дешевле же, и покровитель не обижает! Так роль старых жрецов в Риме ослабла.

Расширение Рима на восток повлекло за собой и знакомство со многими другими богами, в том числе и едиными, как Яхве. Долго старые жрецы сопротивлялись новым веяниям, пока не осознали, что ради поддержания порядка в распухшей империи необходим единый небесный покровитель, который вернет силы старой элите(тем же переодевшимся жрецам), да и с Митрой поможет расправиться. Благо, к тому времени, Республика уже давно канула в Лету, а у власти в Риме находился император Константин. Крепкая централизованная власть больше способна влиять на религиозные верования жителей, особливо тогда, когда она сама почувствует в том необходимость, и жрецы-оборотни, и гекоторые пришлые людишки, подскажут план дальнейших действий. В начале четвертого века нашей эры, гигантская Римская империя была крещена, что мгновенно отразилось на простых жителях — военного Бога Митру они потеряли, триединый Бог вновь призывает платить налоги в казну богатеев.

Так уж случилось, что островной полис Ставрос, ко времени крещения Рима, уже давно верил в единого Бога, но пришел к этому особым путем: с востока же, на Итаку пришли манихейцы, которые заявляли, что Бог един, и у него много имен — Будда, Ахура Мазда, Яхве и многие другие. Не обошел стороной ставровитян и слух о скором пришествии некоего мессии, но принять Иисуса Христа за тогоо самого мессию, они не успели — все еще сказывалось сильное влияние школы Пифагора на их умы, которая более тяготела к восприятию единого божества более по образу и подобию Будды, нежели Яхве, впрочем, манихейская изворотливость вполне готова была принять в свое лоно и Сына Божьего, но помешало этому насильственное насаждение триединства могущественным Римом, под властью которого полис Ставрос уже проживал несколько веков, между тем, сохранив некое подобие автономии и внутреннего управления "магическим квадратом". Ретивое насаждение новых порядков, пускай и тех, которые люди вполне могли перенять с течением времени, порождает возмущение, а с ним и противодействие.

Ставровитяне исчезли с лица Земли в 326 году нашей эры — просто ушли из города через "магический квадрат" на своей агоре.

Как это случилось:

"Магический квадрат"— подарок Пифагора островитянам, выложенный мозаикой на центральной площади Ставроса, в каждой из девяти клеток имел числа, записанные ввиде мозаичных же оливковых ветвей(арабских цифр ставровитяне тогда не знали, а римскими побрезговали), но не суть, каждый столбец, строка и диоганаль этой матрицы, являли в сумме пятнадцать оливковых ветвей — совершенную матрицу, то есть гармоничную, а гармония — состояние абсолютного покоя, а в контексте голосования в системе управления — полное народное единство и согласие. Вера в совершенство собственной системы управления, восемьсот с лишним лет пропитывала "магический квадрат', превращая его в подобие портала в иные миры. У одних намоленные иконы плачут, и благодатный огонь сходит из воздуха, у ставровитян, Вера в наилучшее устройство управления полисом возобладала над верой в единого бога, и не оставила брешей для сомневающихся, ибо в деяниях Бога всегда можно усомниться, а в исправно работающей системе никогда. Ставровитяне ушли в иной мир, просто испарившись(так это представилось взорам немногочисленных гостей Ставроса) в "магическом квадрате", и вышли сквозь него на перевал, впоследствии названный Бадахшанским, спустились с него в плодородную долину, и основали город Ладаминфарис, много столетий спустя ставший столицей государства Истрия.

В этой истории все еще есть множество белых пятен: интуитивно было всегда ясно, что если  фанатики, под эйфорией религиозного экстаза, способны крушить империи и основывать новые, неочевидным, но действенным образом переплавляя собственную Веру в нечто материальное, то тоже самое могут сделать люди, уверовавшие в прагматизм математической гармонии "магического квадрата", и если не сокрушить вражескую державу, то открыть портал в иной мир, но как именно это было сделано — вопрос к будущим поколениям мыслителей и исследователей Истрии, и только нее, ибо на Земле память о прежних жителях Ставроса была стерта.