Короче, в 80-е израильтяне столкнулись с интифадой - городской герильей в Палестине. Одной из основных черт этого действа было массовое метание камней арабами в евреев. Военным потребовалась какая-то штука, которая могла бы нелетально, но надежно разгонять мятежных магометан. Штука в том, что у _армии_ водометов на вооружении не состояло, а ей какие-то средства, которые делают больно, но насмерть толпами не убивают, требовались.
Человек, который создал инструмент для противодействия палестинскому камнеметанию, явно был серьезно обижен на эти булыжники. Поэтому он создал "Хацацит" - устройство, которое позволяло кидать камни в ответ с настоящим размахом.
Хацацит" - это, буквально, "Щебнеметалка". Значит, берется короб с щебнем, и этот щебень подается на крыльчатку (этакий здоровенный могучий вентилятор), которая и мечет гордый ответ еврейского народа. На супостата сыплется настоящий поток щебенки. Особенно если смонтировать щебнемет на тяжелый грузовик или БТР, где можно разместить большой боекомплект. Приехал еврей, похожий на солдата, и выстрелил камнем не в какую нибудь бутылку с сюрпризом, а в живого человека. Нужны ли тут слова?
Идея был классная. Но нет.
Оказалось, что на дистанции метров в сто щебень резко теряет ударную силу, зато в упор валит с переломами. Те, в кого попали издалека, убегать не хотели, а те, кому прилетало в упор - уже не могли. В итоге "Хацацит" был довольно быстро заброшен, а пытливая конструкторская мысль переключилась на варианты с ультразвуком, мерзкими запахами и даже суперклеем.
Зато ЦАХАЛ - это теперь единственная армия, у которой был самоходный автоматический камнемет.
Исключительно большой клевец (в данном случае наиболее подходит под war hammer). Длина древка 114,7 см. При этом длина головы аж 66,5 см! Вес: 1,6 кг. Датирован около 1530 года.
Прошло немного времени после последней войны. Царица Тевта умерла (бежала). Практически вся Иллирия оказалась под властью Деметрия Фаросского. И вот началась новая война. Началась с предательства.
Шел 222 год до н.э.. В Македонии после гибели Деметрия Этолика положение смог стабилизировать его приемник, родной брат последнего Антигон Досон. И непросто стабилизировал, а превратил Македонию в сильнейшую региональную державу, активно вмешивающуюся в дела Греции. В Испании Ганнибал штурмовал Сагунт. В воздухе запахло большой войной. Дионисий Фаросский посчитал, что настало его время. Он решил, что в текущих условиях Македония лучший партнер нежели Рим и предчувствуя новую большую войну Рима с Карфагеном начал действовать против своего недавнего благодетеля. Он начал грабить побережье и и совершил набег на Кикладские острова.Все это не могло остаться без внимания римского сената и вот на побережье Балканского полуострова высадилась армия под командованием консула Эмилия Павла.
Иллирийский воин. Яндекс картинки.
Момент для римлян оказался удачным. Только что умер македонский царь Антигон Досон а на престол взошел семнадцатилетний сын Этолика Филипп V. Поэтому македонскому правительству было не до Иллирии, пока хватало проблем внутри страны. Молодой властитель должен был утвердить свою власть и разобраться в обстановке.
Понимая, что ему не удержать всю территорию Иллирии, Деметрий укрепил две крепости - Дималу и Фар. Сам он расположился в Фаре, где сосредоточил порядка шести тысяч отборных иллирийских солдат. Так он надеялся продержаться какое то время и дождаться помощи Македонии. Однако стремительные действия консула Эмилия Павла не оставили ему никаких шансов. Димала продержалась всего неделю. Это стало катастрофой. Иллирийские города и племена начали массово переходить на сторону римлян.
Шлем иллирийского типа. Яндекс картинки.
Фар, где засел Деметрий, считался неприступным. Этому способствовали не только его укрепления, но и местность, где он располагался. Несмотря на это Эмилий Павел одержал блестящую победу. Этому немало способствовал и сам Деметрий. Вот, например, какую характеристику ему дает Полибий :
"Это был человек смелый и отважный, но действовавший не обдуманно и наугад."
Это- то свойство его характера и сыграло свою роковую роль. Необдуманно поддавшись на провокацию консула, он вывел свое войско за линию укреплений, был отрезан от города и после того как его армия была практически полностью уничтожена, едва смог уйти. Убежище он нашел у македонского царя, где на некоторое время стал его близким советником
. Так закончилась, едва начавшись, эта война. Рим смог избавиться от опасного противника, и утвердиться на берегах Греции. Павел, летом 219 года до н.э., вернулся в Рим, где сенат декларировал ему триумф. Увы, всего через три года, вновь выбранный консулом, он не сможет удержать своего коллегу Варрона от роковой ошибки и погибнет в битве при Каннах.
Спасибо, что дочитали до конца. Ставьте лайки к комментируйте статью, это поможет мне лучше понимать что именно вас интересует и сделать статьи более качественными. Еще раз спасибо за внимание и до новых встреч.
В главном мифологическом сборнике скандинавов "Старшей Эдде" есть часть, называющаяся "Песнь о Риге". Там рассказывается о появлении главных сословий.
Однажды некий Риг, он же бог Хеймдаль, бродил по свету и набрел на дом, где жили Прадед с Прабабкой. Они были бедными. Супруги его приняли и накормили,чем могли. Риг улегся с ними в постель, а через девять месяцев Прабабка родила сына, Трэля, то бишь раба. Был он видом страшен, но работящ. С девушкой рабыней они заделали целый выводок, и их дети в будущем занимались тяжелой работой.
Риг: а это точно можно жрать?
Затем Риг пришел к Деду с Бабкой, живущим в крепком доме. Они были хорошо одеты и вкусно накормили гостя. Риг заделал им сына Карла, "земледельца", который тоже породил потом свободных крестьян и ремесленников.
Наконец, Риг посетил богато живущих Отца с Матерью. Они роскошно накормили его, а через девять месяцев Мать родила Ярла, знатного человека.
Здесь мы видим трехчастное деление общества, типичное для индоевропейцев. Сословные преграды выглядят непроходимыми, так как передаются по наследству. Однако в реальности, как известно, все не как на самом деле. Есть основания думать, что эти границы были не такими уж жесткими.
Рабы
Вопреки стереотипу в средневековой Европе прекрасно существовало рабство. Единственное, христианам было нельзя порабощать единоверцев. Поэтому в свое время венецианцы знатно огорчились тому, что Русь приняла христианство.
А язычников-викингов вообще ничего не парило. Они были знатными работорговцами. Набегая, кроме золота, серебра и грязных зеленых бумажек они хватали в первую очередь людей. Именно работорговля была одной из основных частей бурно развивающейся торговли викингов.
Часть рабов викинги оставляли себе, а часть продавали в дальние страны. Неисчерпаемым рынком был мусульманский Восток. Какой-нибудь ирландский монах мог запросто стать евнухом в багдадском гареме.
Как жили рабы на родине викингов? Раб есть раб. Он не имел почти никаких прав, его рассматривали как имущество. Его могли как угодно наказывать, даже убить. Человек, убивший чужого раба, должен был просто дать компенсацию владельцу. Рабов приносили в жертву и хоронили вместе со своими хозяевами. Таких захоронений известно довольно много.
В хозяйстве викингов рабы (трэли) делали самую тяжелую работу. В той же "Песне о Риге" перечислены некоторые обязанности рабов: добывать торф, удобрять поля, строить заборы. Была специальная категория рабов, которые должны были ухаживать за скотом и жить вместе с ним. В среднем крепком крестьянском хозяйстве могло быть два-три трэля, в богатом десятки.
Особая статья это сексуальные обязанности. Такого понятия, как изнасилование рабыни быть не могло, это же имущество хозяина, которым он мог пользоваться как угодно. Походя удовлетворить желание с подвернувшейся рабыней было в порядке вещей. А также предложить рабынь гостям.
Так могли эксплуатироваться и мужчины. Есть упоминание о неком трэле Кефсере - "Услужливый в постели".
Детей от рабынь хозяин мог признать (как описывается в прошлой части), а мог и не признать.
Интересно, что имевшие крайне мало прав рабы, пользовались некоторыми именно в сексуальной сфере. В южной Норвегии раб, заставший свою жену в постели с другим, мог окатить их ведром ледяной воды, пожелав спокойной ночи. В Исландии и вовсе мог убить любовника.
Однако не все было так беспросветно. В большей части скандинавских семей к рабам относились патриархально, считая их своего рода домочадцами. Плохое обращение с рабами очень не одобрялось обществом. Некоторых рабов хвалили за преданность или мастерство. Рабам разрешали жениться и распоряжаться некоторым имуществом. Довольно широкая практика была разрешать рабу (например, хорошему ремесленнику) оставлять часть прибыли себе. Накопленным можно было потом выкупиться. Также обычным делом было отпускать рабов на волю, за хорошую работу, заслуги или просто так.
Есть рунический камень 11 века, на котором вырезано:
“Прочти эти руны! Их должным образом приказал вырезать Толир, bryti из Родена, назначенный волей короля. Толир и Гилла велели вырезать их, муж и жена, в память о себе самих… Вырезал руны Хакон”.
Bryti это раб высокого статуса, здесь управляющий. Таким рабам могли дать большую власть.
И еще одна, более простая надпись:
“Токи, кузнец, воздвиг этот камень в память о Торгисле, сыне Гудмунда, который дал ему золото и освободил его”.
Вольноотпущенник наделялся почти всеми правами свободного, но оставался долго зависимым от бывшего хозяина.
Свободные
Свободные простолюдины, бонды, карлы, составляли костяк общества. Большинство скандинавов эпохи викингов викингами не были, так как либо вовсе не ходили в походы, либо делали это эпизодически.
Большинство из них пахали землю, некоторые были ремесленниками. Бонды имели право носить оружие, выступать на тинге и быть защищённым законом. Свободный скандинавский простолюдин имел более высокий статус, чем его собрат в феодальной Европе. Большинство бондов было мелкими землевладельцами, как сейчас бы сказали фермерами, и не несли ни перед кем повинностей. Они были независимы и не особенно-то склонялись перед знатью. Более того, бонды обладали некоторыми преимуществами перед княжескими дружинниками, так как те считались людьми зависимыми.
Землевладение и независимость считались взаимосвязанными. На своей земле бонд был действительно сам себе голова, а безземельных презирали. Здесь нужно правда учитывать, что эту землю нужно было мочь защитить с оружием в руках.
Земля была для бонда чем-то больше, чем собственность, и даже то, что кормит. Одаль, землевладение, одновременно означает и “родина”. Связь скандинава со своей землей была неразрывной. Его отцы и деды вырубали здесь леса, осушали болота, вгрызались в землю. Главное в чем обвиняли исландцы Харальда Прекрасноволосого, это то, что он лишил многих людей их одаля. В “Саге о Ньяле” рассказывется, как человек покидает родные края, но последний раз окидывает взглядом родные места, видит, как они прекрасны и остается. Хотя здесь его ждет смерть.
Эпоха викингов была временем возможностей для всех. Бонд, отправившийся в поход, военный или торговый, а чаще военно-торговый, мог быстро разбогатеть, купить побольше земли и при достаточно тяжелой мошне (во всех смыслах) стать местным ярлом.
Подробно рассказывать о жизни свободных простолюдинов нет смысла. Где я говорю о быте, хозяйстве и общественных отношениях, по умолчанию речь идет о них.
Знать
Для человека традиционного общества не было ничего важнее его семьи и рода. Члены рода держались друг за друга во всех трудных ситуациях, мстили за обидчиков родственника. Оскорбление одного члена рода было оскорблением всех и позор одного, соответственно, был позором для всех. Защищая родовую честь, человек был готов отдать свою жизнь.
Чтобы сказать, что за человек, говорили о его происхождении. “Сага о Греттире” начинается с такой характеристики: “Жил человек по имени Энунд. Он был сыном Офейга Косолапого, сына Ивара Палки. Энунд был братом Гудбьёрг, матери Гудбранда Шишки, отца Асты, матери конунга Олава Святого. По матери Энунд был родом из Уппланда, а отцовы родичи были, у него все больше из Рогаланда и Хёрдаланда”.
Естественно, в таких условиях считалось, что каков род, таков и человек. Одни семьи ценились больше, чем другие, а выходцы из прославленных, знаменитых (знатных) семей считались лучше, чем другие.
Знатность переплеталась с влиянием, могуществом. Оно опиралось на богатство и число сторонников. Потеряв одну из опор, человек спускался в статусе ниже. И наоборот, бонд, заработавший богатство и могущество, становился знатным.
Знатных родов во всей Скандинавии было едва ли больше сотни, и практически всех знатных людей знали поименно. Принадлежность к знатному роду часто подкреплялась общественной должностью. Знатного человека обычно называли хёвдинг.
Уважения к знатности было явно недостаточно, поэтому знатные люди были сильны. Они окружали себя родичами, зависимыми людьми и наемниками. Количество личной дружины зависело от статуса.
Представители знати чувствовали свою силу и часто вели себя с нижестоящими грубо и заносчиво, а то и преступно.
Известна история одного знатного исландца по имени Стюр. Он держал большую дружину и стал первым хевдингом округи. Свое влияние он обращал во зло, “многих убивал и не платил виру”.
Забавно, что когда в Исландию пришло христианство, то Стюр построил одну из самых больших церквей. Но не из-за набожности, а из-за поверья, которое утверждало, что человек может захватить в загробный мир столько людей, сколько вмещает построенная им церковь. Неизвестно, помогло ли Стюру это, когда разозленные им бонды в конце концов его убили.
Власть
Что представляется, когда говорят "власть в Средневековье"? Ну, там, король, герцоги, графы, вот это вот все. У скандинавов, конечно, все это было. Даже графы, ведь ярл в английском и есть буквально "граф". Но кроме этого была структура народной власти, называемая "тинг". Не уникальная, скорее наоборот. Но у скандинавов достигшая наибольшего развития и хорошо изученная. А у исландцев вообще незаметно въехавшая в современность.
Если коротко, то тинг это помесь первобытного парламента и суда. В каждой области (фюльке) был свой тинг, они объединялись в региональные, а в Исландии, как я уже писал, был тинг всей страны (альтинг).
Тинг обычно собирался раз в год, но по важным случаям мог пройти поочередно. Участвовали в тинге все взрослые свободные мужчины, могущие держать в руках оружие.
Тинг проводился в специальном месте, которое оформлялось по разному в разных местах. Часто огораживалось, даже камнями, как-то украшалось. Часто было специальное возвышение, с которого выступал оратор.
На период тинга наступало время мира. Все ссоры и свары категорически запрещались.
Председательствовал на тинге король, местный князь, или специально обученный законоговоритель. Ход собрания был разный, в зависимости от того, какой вопрос разбирался,судебный или политический. Чем был выше уровень тинга, тем он был ближе к уровню парламента. Часто от округа говорил специально избранный человек, обычно хороший оратор.
При рассмотрении тинга не стоит впадать в крайности. Взгляд раз: свободные скандинавы демократически решали все важные вопросы и голос каждого учитывался. Взгляд два: тинг был инструментом в руках имущих. И то, и другое полуправда. Во-первых, знатные семейства определенно влияли на тинг. По другому не может и быть. Если у вас есть деньги, а тем более много сторонников, вы будете обладать влиянием. Но с другой стороны, власть имущие, даже короли вынуждены были прислушиваться к общественному мнению, которое не раз и не два пересиливало их. Голос народа имел большое значение.
Здесь еще важен уровень расслоения. В античных и средневековых республиках народные собрания работали лучше всего, когда уровень благосостояния людей не слишком отличался. А когда появлялись очень богатые с одной стороны и множество бедняков с другой, то богатым не составляло особого труда манипулировать чернью и превращать собрание в цирк, а то и кровавое побоище. Основа демократии - средний класс, это еще Аристотелю было известно.
Тинг был вещью очень древней, существовавшей у скандинавов к эпохе викингов как минимум тысячу лет. А вот королевская власть создавалась как раз в эту эпоху. В Скандинавии это происходило неравномерно. Раньше всего объединилась Дания, раньше 800-х годов, Норвегия к концу 9 века, насчет Швеции нет данных, но, скорее всего не ранее 11 века.
Это не случайно. В эпоху викингов возникает потребность в появлении государства, так как бурное развитие экономики, в первую очередь торговли, требовали крепкого порядка. С другой стороны, викинги познакомились с устройством развитых государств в своих походах.
Верховного правителя в древней Скандинавии называли конунг. Это слово через раннее заимствование родственно славянскому “князь” и изначально означало примерно одно и то же. Позднее у скандинавов конунг стал соответствовать королю. Сравните с немецким konig и английским king, они имеют одно и то же древнегерманское происхождение.
Но верховным он был только в теории. Конунгом правитель становился если его признало несколько ярлов. Таких мелких корольков в Швеции и Норвегии была целая куча. Первое объединение Норвегии приписывают Харальду Прекрасноволосому, который изгнал мелких конунгов из страны, чтобы потом наплодить их опять в качестве своих сыновей.
Вообще, за всю эпоху викингов было только несколько королей, которым удавалось объединить целые страны. Чаще объединенные страны снова распадались. Прочное объединение началось уже после ЭВ.
Но даже верховный правитель был зависим от знати и народных собраний. Известно много случаев, когда конунг в своих решениях был вынужден уступать народному собранию.
Чтобы стать конунгом, нужно было иметь в родне конунгов. Это было еще более важно потому что конунги выводили свою родословную от богов. Однако чаще всего этого было недостаточно. Нужно было согласие знати и тингов. В Швеции конунг, чтобы стать конунгом, объезжал страну.
Жил конунг на собственные землевладения, военную добычу и разные сборы. Часть сборов была натуральной, и конунг, чтобы не вести всякие продукты к себе, просто объезжал подданных и гостил у них определенное время.
Во многом государство это просто упорядоченное насилие. Конунг имел право созывать народное ополчение. Делалось это оригинально. Бралась стрела, на ней вырезались руны. Эту стрелу передавали от двора к двору, и те, кто ее получал, знали, что пора топать на войну.
Но конунгу нужен был и отряд быстрого реагирования, хоть и небольшой, но профессиональный, как для собственной охраны, так и для решения государственных задач. Таким отрядом был хирд, или дружина.
Тех, кто поступал в дружину, не стоит сводить к наемникам. Были и такие, особенно из иностранцев. Но отношения между вождем и его хирдманнами были сложным сплетением покровительства и служения. Поступали в дружину, конечно, по личным мотивам, ради славы, почета и богатства. Каждый дружинник клялся сражаться за своего хозяина до конца. И это были не пустые слова. Но это во время битвы. А в мирное время дружину можно было покинуть в любой момент.
На войне дружина составляла ядро войска, а в мирное выполняла различные поручения. Вождь должен был постоянно устраивать для дружинников пиры и увеселения и одаривать подарками. Это была не просто плата, но знак отличия. “Даритель колец” - обычный эпитет для вождя. Был конунг со сложным прозвищем “щедрый на золото и скупой на еду”. Видимо, не любил пиров.
Скорее всего, конунг проводил религиозные обряды. Священность верховной власти - типичная идеологема любого традиционного общества. Скандинавы были не исключением. Они верили в некую сверхъестественную силу конунга. Это поддерживало его власть, но имело и обратную сторону. Если в стране несколько лет продолжались бедствия, то конунга могли принести в жертву. Ну, или по крайней мере, свергнуть - он ведь потерял свою удачу.
Вопрос о соотношении власти королей и тингов остается открытым. Можно предположить, что тинги решали в первую очередь внутренние дела, а конунг был прежде всего военачальник. В любом случае, война для конунга была главным делом.
“Викингские короли постоянно участвовали в сражениях во главе своего войска, либо предводительствовали в викингских походах. Немудрено, что многие из них погибали, не дожив до старости. Король Норвегии Магнус Босоногий был убит во время похода на Ирландию в 1103 году. Ему было около тридцати лет. В одной из саг приводятся его слова: «Королям уготована слава, но не суждена долгая жизнь». (Э. Роэсдаль).
Таковыми являются жители Океании. С давних времён эти искусные мореходы изъездили на своих каноэ отдалённые атоллы широкой водной глади Тихого океана. Их суда, которые маорийцы Новой Зеландии называют вака, своими носами напоминают ладьи викингов.
Вака
Сегодня осталось немного наследников древней мореходной традиции, одним из которых является Пейя Патай. На борту его катамарана-реплики царит строгий порядок: не пить, не курить, не ширяться и никакого секса. Горизонт чист, курс взят на известную звезду – вперёд! Сегодня аборигены возрождают полузабытое традиционное искусство мореходства и навигации. Возрождение началось ещё в семидесятых на Гавайях, но с течением времени распространилось на просторы Микронезии, Меланезии и Полинезии.
История заселения Тихого океана без компаса, секстанта и хронометра не имеет себе равных. Древние мореходы полагались на свои знания морской поверхности, облаков, птиц, и, прежде всего, звёздного неба. Многое было известно лишь посвящённым и передавалось от отца к сыну. Но оказалось почти забыто. С приходом европейских и американских купцов, миссионеров и правителей торговля между отдалёнными островами прекратилась или стала осуществляться с помощью современных судов на западных условиях. Сегодня туземцы встречают судно Патая криками радости.
Автора статьи учили в школе, что европейские мореплаватели открыли Тихий океан. На самом деле, они прибыли как раз в канун завершения колонизации 1/3 земной поверхности местными народами. Это стало результатом применения новых морских технологий и способов выживания. Древние мореходы блестяще знали небо с его светилами и их закатами и восходами.
Заселение островов Тихого океана началось около полутора тысяч лет до нашей эры и происходило двумя мощными волнами. С «плацдармов» восточной Полинезии в десятом веке были открыты и заселены
Гавайи, а в тринадцатом – и вся Полинезия. В то время мореплаватели дошли уже до Америк. Уже Джеймсу Куку было ясно, что люди, которых он встречал на отдалённых кусках земли, разделённых массами воды, принадлежат, по сути, одному народу.
Океанию можно разделить на Микронезию на северо-западе, Меланезию на западе и Полинезию на востоке. Археология, лингвистика и генетика позволили прояснить общее происхождение жителей этих регионов. Языковые их корни ведут на остров Тайвань. Тысячелетиями их предки шли через Юго-Восточную Азию, и, в конце концов, спрыгнули с Филиппин в океан в сторону Микронезии, а с Папуа Новой Гвинеи – в сторону Соломоновых островов, Вануату и Фиджи, то есть Меланезии. К началу первого тысячелетия до нашей эры это движение прекратилось. Чтобы возобновиться, спустя тысячу лет, в сторону того, что нам известно под названием Полинезия.
Со времён Кука история заселения Океании было предметом трудных поисков. Легенды проливают немного света, но лишь немного. Из устной традиции ясно, что предки пришли на каноэ целыми семьями, преодолев тысячи километров водной глади. Но лишь изучение артефактов и языков позволило сделать вывод, что экспансия началась с острова Самоа и закончилась на острове Пасхи. Правда, насчёт временных интервалов было труднее. Здесь помог генетический анализ. В основу был положен простой принцип: по мере географического расширения генетическое разнообразие заселяемых островов должно сужаться. Генетики пришли к выводу, что с Самоа древние первопроходцы отправились в районе 800 года до нашей эры, достигнув, прыгая во всех направлениях и достигнув острова Пасхи в районе 1210 года.
История колонизации Океании столь удивительна, что в неё отказывались верить. Долгие годы господствовала гипотеза «случайного дрейфа» моряков и воинов, уносимых штормами от родных берегов. Однако трудно поверить в это, глядя на домашних животных и культурные растения в регионе. Вака перевозили семьи целиком, в комплекте со скотом, птицей и семенами хлебного дерева, пандана и кокоса. Без них трудно было выжить в условиях скудной флоры и фауны на новом месте.
Древние традиции навигации оказались почти забыты. Но всё же доктор Льюис с Новой Зеландии смог разыскать небольшую группу стариков-мореходов на Каролинах, которые странствовали целыми семьями. Они стояли на палубе, широко расставив ноги и прижимаясь гениталиями к корпусу, чтобы лучше чувствовать морскую зыбь. В 1976 году один навигатор из тех мест смог перегнать вака с Гавайев на Таити. Четыре тысячи километров, если что. Он поделился секретами своего мастерства с Найноа Томпсоном из местных, которые смогли повторить его переход спустя четыре года. Уже в 2011 году мистер Томпсон выдал диплом Пейя Патаю.
Пейя Патай
Некоторые считают, что мореходство было сугубо мужским занятием, но это, вероятно, не так. Это рискованное занятие, и потому знание должно сохраняться на родном острове на случай, если предприятие не удастся. По легенде Новая Зеландия была обнаружена по белым длинным облакам. Она и называется так на языке маори. Так вот, первой эти облака заметила именно жена морехода.
Сегодня возрождение древних традиций мореходства вызвало к жизни культурный ренессанс в Океании. Это тем более важно, когда изменение климата является вызовом времени. Во время, когда во многих уголках планеты возрождается сепаратизм и буйствует политика идентичностей, тихоокеанские каноэ напоминают полинезийцам, микронезийцам и меланезийцам об их общих корнях.
---------------------------------------
Написано пафосно с одним стыдливым умолчанием, которое многое объясняет в этой истории. А именно: почему сложилось так, что древнее жизненно важное искусство мореходства оказалось забыто? Ответ прост: колонизаторы запрещали аборигенам ходить по морю на своё усмотрение. Неча шастать, как говориться. Покупайте наш товар и снимайте каюты на наших судах. Если есть чем заплатить, конечно. Запрет был снят лишь в прошлом веке. Сегодня же наследники Кука и тех, кто пришёл за ним, льют крокодиловы слёзы по поводу утраченного.
Этот пост - подборка воспоминаний о праздновании Рождества и Нового года до революции.
Иван Шмелев «Лето господне»: «Перед Рождеством, дня за три, на рынках, на площадях лес ёлок. А какие ёлки! Этого добра в России сколько хочешь. Не так, как здесь,— тычинки. У нашей ёлки... как отогреется, расправит лапы, — чаща. На Театральной площади, бывало, — лес. Стоят, в снегу. А снег повалит — потерял дорогу! Мужики, в тулупах, как в лесу. Народ гуляет, выбирает. Собаки в ёлках — будто волки, право. Костры горят, погреться. Дым столбом. Сбитенщики ходят, аукаются в ёлках: «Эй, сладкий сбитень! калачики горячи!..» В самоварах, на долгих дужках, — сбитень. Сбитень? А такой горячий, лучше чая. С мёдом, с имбирём — душисто, сладко. Стакан — копейка. Калачик мёрзлый, стаканчик сбитню, толстенький такой, гранёный, — пальцы жжёт. На снежку, в лесу... приятно! Потягиваешь понемножку, а пар — клубами, как из паровоза. Калачик — льдышка. Ну, помакаешь, помягчеет. До ночи прогуляешь в ёлках. А мороз крепчает. Небо — в дыму — лиловое, в огне. На ёлках иней, мёрзлая ворона попадется, наступишь — хрустнет, как стекляшка. Морозная Россия, а... тепло!..»
Софья Андреевна Толстая, супруга Л. Н. Толстого, из письма сестре 1879 года о праздниках в «Ясной поляне»: «А мы очень весело провели праздники. Первый день прошел тихо, с пудингом, репетициями и приготовлениями к спектаклю. На второй день мы к обеду уехали к Дельвиг в Тулу. После обеда опять делали репетиции, танцевали. Вдруг кто-то упомянул о цирке. Дети пристали, стали просить. Нечего делать, послали Анюту и Сережу за билетами и поехали в цирк. Из цирка поехали ужинать и пить чай к Дельвиг, и дома очутились в первом часу ночи. Потом Николенька с женой приехали к нам гостить и Страхов из Петербурга. На четвертый праздник все Дельвиг приехали к нам. Утром делали репетиции, потом обедали 22 человека всех, а вечером поехали при лунном свете кататься в четырех санях, по трое в каждые, без кучеров. Правили Антоша, Сережа, Николенька и Лёвочка. Было морозно, сани очень раскатывались, но мы перегонялись, смеялись, чуть не падали и было очень весело и оживленно. Приехавши, ужинали и легли все спать опять очень поздно. Под Новый год была чудесная елка, особенно удавшаяся в нынешнем году. Новый год встречали с шампанским, и все семейство, даже Маша, ужинали за столом. 2-го января Дельвиги приехали опять и была генеральная репетиция на сцене с костюмами. Наша сцена хоть не велика, но очень мила. Занавес подымается, подмостки довольно высокие и освещение снизу, как в настоящем театре. Все очень одобрили сцену. Мы ее убрали, и ты увидишь, если Бог приведет, летом. Тогда можно будет опять сыграть что-нибудь». (прим. катание в санях было частым развлечением во время зимних праздником, при этом катались с ветерком и дворяне, и крестьяне)
Е. А. Андреевой-Бальмонт: «На Рождество у нас всегда была ёлка. <…> В сочельник после всенощной, часов в восемь, мы спускались из нашей детской в залу, где за закрытыми дверями, мы уже знали, была ёлка. Она наполняла все комнаты своим смолистым запахом. Мы были одеты в праздничные платья, мы замирали в благоговейной тишине за дверью, стараясь разглядеть что-нибудь в щёлку, и шепотом переговаривались друг с другом. Наконец раздавались звуки музыки, одна из старших сестёр играла на рояле что-то очень торжественное, похожее на церковную музыку. Двери распахивались изнутри, мы вбегали в залу, обходили дерево — оно было большое, очень высокое, до потолка, — и рассматривали вещички, развешанные на ёлке, узнавали прошлогодние и искали новые. Но главное, мы торопились заглянуть под дерево: под ветвями его, мы знали, лежали подарки, как бывало на нашей елке наверху. <…> Ёлка у нас всегда устраивалась в сочельник, когда мы возвращались из церкви после всенощной. В этот вечер она горела недолго. Гостей не было, мы не бегали, не танцевали, а старшие были серьезно и торжественно настроены. Нас скоро услали спать, и мы, нагруженные подарками, о которых уже с осени мечтали, охотно шли к себе наверх. Там мы их долго разбирали, рассматривали, убирали их на ночь и ложились спать не торопясь. Завтра можно было поспать подольше, завтра — первый день Рождества. На другой и на третий день вечером ёлка снова зажигалась и горела так долго, что на ней приходилось менять свечки. Я это очень любила делать, это было трудно и ответственно; надо было засветить восковую свечку и, разогрев её с другого конца снизу, прилепить к еловой ветке (тогда ещё подсвечников не было) <…> В этот первый день к нам с утра до вечера приезжали поздравители. Смена их — обыкновенно гости оставались не больше десяти минут — казалась нам страшно интересной. Затем мать просила “закусить” в столовую. Мы неизменно следовали туда за каждым гостем. В столовой во всю длину е был накрыт длинный стол, уставленный яствами и винами. По бокам возвышались стопки больших и маленьких тарелок, около них красивым рисунком было разложено серебро: вилки, ножи, ложки. В середине стола: окорока ветчины и телятины, нарезанные тонкими ломтями, но сложенные так искусно, что казались цельными. Рядом индейка с воткнутым в неё ярким фазаньим хвостом, верно, чтобы обмануть гостей, чтобы они думали, что это настоящий фазан. Но мать всегда говорила гостям правду: “Не хотите ли кусочек индейки?” Затем всевозможные закуски: рыба, икра, сыр, несколько сортов колбасы». Главными блюдами на праздничном столе были гусь с яблоками, заливной поросёнок (зимой холодный, горячий подавали на Пасху) и телячий окорок. Была и ещё одна старинная традиция: в самой большой комнате ставили небольшая копна сена, накрывали скатертью, а поверх неё блюдо с зажжёнными свечами и кутьёй, что символизировало ясли, в которых лежал Христос. Эта пожароопасная традиция просуществовала до первой половины 19 века. Католики и лютеране в качестве рождественских символов ставили фигурки святого семейства, воссоздавая библейский сюжет. Таким образом украшали и дома, и церкви».
Е. А. Водовозова об аскетичных праздниках в Смольном институте благородных девиц: «Два раза в год, на рождество и на пасху, у нас бывали балы. К несчастью, на балах присутствовало все наше начальство, а посторонних не приглашали. Институтки танцевали только друг с другом, то есть "шерочка с машерочкой". Во весь вечер с них не спускали глаз классные дамы, инспектриса и начальница, сидевшие на стульях, поставленных у стены в длинный ряд. "Дурнушки" и девочки, которых недолюбливали классные дамы, старались танцевать подальше от них. Посмеяться, пошутить, затеять какой-нибудь смешной танец или игру на таком балу строго запрещалось. Многие институтки охотно бы не являлись на бал, но наше начальство требовало, чтобы на балу были все без исключения. Эти балы, с их непроходимой скукой, утешали нас только тем, что после танцев мы получали по два бутерброда с телятиной, несколько мармеладин и по одному пирожному».
Из книги купеца И. А. Слонова «Москва торговая»: «В прежние времена москвичи встречали Новый год дома, семейным образом, приглашались друзья и родственники, устраивались разные игры; молодёжь занималась танцами, пением и гаданием, пожилые люди играли в карты и проводили время за беседой. В 12 подавали ужин, после которого все, довольные и весёлые, разъезжались по домам. Лет восемь-десять назад для встречи Нового года в Москве привился другой способ, публично-ресторанный, он заключался в следующем: за месяц, а иногда и ранее, московская плутократия записывает для себя столы во всех первоклассных ресторанах и трактирах. При этой предварительной записи наблюдается некоторая группировка лиц, так, например: в Метрополе собираются крупные фабриканты и заводчики, в Московском трактире – биржевики, в Эрмитаже – немцы и т.д. Для встречи Нового года эта буржуазия является одетой по-бальному, дамы в декольтированных туалетах и цветах, а их кавалеры во фраках и смокингах. Съезд начинается с 11 часов вечера. Сначала все идёт вполне прилично; под музыку румынских и иных оркестров публика занимается едой и щедро подогревает себя вином. Половые и лакеи бегают как угорелые, едва успевая подать требуемое гостям. Чем ближе подходит часовая стрелка к полночи, тем заметнее становится подъем публики, искусственно подогретой вином. Все с нетерпением ждут наступления Нового года. Но вот часы бьют 12 – все вскакивают с мест, громко кричат ура! И, чокаясь бокалами вина, поздравляют друг друга. <…> Незнакомые люди, отуманенные вином, позабыв о правилах приличия и этики, фамильярно и быстро знакомятся между собой, затем сдвигают столы вместе и начинается общий и нелепый и безобразный кутеж, сопровождаемый глупыми, а иногда и неприличными речами, часто оканчивающиеся большими скандалами».
E. M. Чехова вспоминала рождественские маскарады: «В одном с нами доме жил артиллерийский полковник с женой, сыном и дочерью, моей ровесницей. Мы были, как говорилось в старину, "знакомы домами". И родители и дети часто бывали друг у друга в гостях, а на праздниках -- на Рождество, на Новый год, на масленицу - в обеих семьях устраивались веселые балы и маскарады, как для взрослых, так и для детей. Отец, всегда щедрый на всевозможные выдумки, обыкновенно придумывал какой-нибудь экстраординарный номер, повергавший в изумление всех. Помню, как однажды перед таким балом он купил какого-то пестрого ситца и заказал маме сшить из него короткое платье, куртку и брюки. Шитье происходило при запертых дверях, и мы, дети, все бегали подглядывать, что там происходит. Однако подсмотреть ничего не удалось. Наступил вечер маскарада. Я и брат были в костюмах маленьких маркизы и маркиза. К шести часам нас отвели на детский бал в соседнюю квартиру. А в восемь часов начался бал для взрослых. И вдруг, среди толпы тореадоров, д'Артаньянов, рыбачек, японок и разных других масок, появилась пара негров в знакомых нам ситцевых костюмах. С трудом мы узнали вымазанных сажей наших родителей. Отец в черном курчавом парике и черных перчатках с увлечением отплясывал модный тогда негритянский танец кекуок. Мама в короткой, до колен, юбочке, что по тем временам было чрезвычайно смело, также в курчавом парике и длинных черных перчатках, жеманно выступала рядом с ним. Фурор был необыкновенный, хозяева и гости восхищались и выдумкой, и исполнением».
В «Осколках московской жизни» классик высказался о празднике с иронией: «С новым годом, с новым счастьем, с новым несчастьем, с новыми козлами, с новым яичным мылом, с новыми секретарями консисторий и с новым прошлогодним снегом! Чем бессмысленнее поздравление, тем оно традиционнее и наиболее походит на поздравления, приносимые и принимаемые млекопитающими в первый день нового года. Ибо за какими острожными решетками и под какими кроватями скрывается смысл наших новогодних поздравлений "с новым годом, с новым счастьем, с новой невестой"? Где сей смысл? Никакого нет нового счастья, никаких новых несчастий... Все старо, все надоело и ждать нечего. Ну, что, например, можно ожидать нового для Москвы от нового, 1884 года?
Москва будет находиться под 55о46' широты и 35о20' долготы. Средняя температура года не превысит, как и прежде, 3,9 по Цельсию. Летом вода будет теплая, зимою холодная. Воду возить будут по-прежнему водовозы, а не чиновники и не классные дамы. Произойдут выборы первого кандидата на должность городского головы, причем все мы получим по одному голосу. Солодовников набавит плату за свои пассажи. Лентовский расквасит чью-нибудь физиономию. В "Природе и охоте" по-прежнему будут сотрудничать уездные предводители дворянства, а милейший, в сажу запачканный В. В. Давыдов еще раз выстрелит в публику своим "Зрителем". Канальи и останутся канальями, барышники останутся барышниками... Кто брал взятки, тот и в этом году не будет против "благодарности". Невесты и останутся невестами - женихов по-прежнему и с собаками не сыщешь. Где же тут "новое"?»
Поздравления с Новым годом от А. П. Чехова:
«С Новым годом, с новым счастьем, драгоценный мой. Желаю Вам здоровья, покоя и 6 миллионов рублей».
Фрагмент из письма А. С. Суворину 5 января 1891 г.
«Прежде всего, по христианскому обычаю, добрейший Николай Александрович, поздравляю Вас и Ваше семейство с праздником и с наступающим Новым годом. Совокупно с поздравлением шлю массу пожеланий. Желаю денег, жирных индюков, породистых щенят, маленького живота, остроумных прозаиков и грамотных поэтов».
*********************
Некоторые вещи не меняются. С Новым 2024 годом!
P. S. Воспоминаний крестьян и рабочих о Новом годе не нашла. Если шутники на тему французской булки поделятся подобными рассказами, буду благодарна. А пока есть только это
