Через несколько минут, миновав ещё с десяток этажей, они достигли купола и свернули в коридор, оканчивающийся деревянной дверью.
— Ну, вот мы и на месте, — улыбнулся Штайн. — И помните, что в библиотеке нельзя шуметь!
За дверью их ожидало небольшое приёмное помещение с постом библиотекаря. Его внешний вид разительно различался со всем, к чему они привыкли: стены, пол и потолок здесь были облицованы самым настоящим тёмным деревом, отчего сперва казалось, что в комнате царит полумрак. В воздухе витал сладковатый запах лака, а половицы тихо поскрипывали под ногами. За постом сидел, углубившись в книжку, молодой черноволосый солдат с нелепыми усиками. Увидев среди вошедших Мартина, он выпучил глаза, тут же вскочил и воскликнул:
— Воевода Элерт! Вы пришли за Владыкой Гифрисом?
— Вольно, Франц, — улыбнулся Мартин. — Мы его уже встретили. А ты что тут делаешь?
— Я исполнил приказ и предупредил умников об опасности! Я счёл своим долгом остаться здесь и охранять их. Правда, теперь, когда прибыл Владыка Гифрис, я для этого больше не нужен. Мне разрешили сидеть тут, вот я теперь и читаю... всякие интересные штуки.
Он закрыл свою книгу и отодвинул подальше, но Воевода успел разглядеть название: "женская анатомия: иллюстрированный справочник".
— Вот как? Ну читай-читай, — усмехнулся Мартин.
Они прошли мимо поста к огромным дверям. Судя по тому, что их ручки располагались у потолка, они были здесь ещё до Катаклизма. Штайн изо всех сил налёг на створы, и те поддались с громким скрипом. Когда же Избранные увидели, что кроется за дверьми, то никто, за исключением Оливера, не смог сдержать восхищённого возгласа.
Перед ними предстал полностью облицованный деревом круглый зал, по размерам превышавший даже главный зал Цитадели. Вдоль стен один за другим проходили ряды высоких книжных шкафов, полностью заполненных толстыми фолиантами и свёрнутыми свитками. Чтобы дотянуться до верхних полок, нужно было взобраться по специальным подвижным лестницам, установленным на рельсы. Впереди за рядами виднелись перила, а вдалеке за ними — противоположная сторона зала; центральная часть представляла из себя открытое пространство. Когда же они прошли к краю балкона, то оказалось, что они находились всего лишь на верхнем ярусе огромной библиотеки, под которым располагались ещё пять таких же этажей с балконами.
— Впечатляет, не правда ли? — гордо сказал Штайн. — Труды Антидия находятся внизу, в специальном закрытом хранилище.
Но на них остальным было уже по большому счёту плевать. Фил и Том умоляюще посмотрели на Мартина, и тот, тоже поддавшись величию этого храма знаний, только махнул рукой.
— Господин Штайн, можно мы... — заикнулся Том.
— Хорошо, — улыбнулся ректор, который всё понял с полуслова. — Только кладите книги на место.
Обрадовавшись, словно дети, они бросились к рядам полок. Мартин, покачав головой, пошёл за ними — ему, чего греха таить, тоже было интересно. Только Оливер не сдвинулся с места и неодобрительно посмотрел на Штайна.
— Они не учёные. Хранящиеся здесь знания для них не предназначены, — вполголоса сказал он.
— В этом зале нет ничего запрещённого. Да и потом... Посмотрите на их жажду познания! Как можно отказывать тем, кто так страстно ищет истину?
— Вы забываетесь, Штайн. Вы не хуже меня знаете, что знания опасны для неподготовленных людей.
— Вы так в этом уверены, господин Леонхарт? Ведь мы используем наши знания на благо всего Лаборума. Без них мы бы не выжили в перевёрнутом мире.
— Учёными становятся только самые сознательные граждане. Они готовятся к этой ответственности с детства и потому готовы нести это бремя. Но в руках простых людей знание не приносит ничего, кроме зла и горя. Мудр тот, кто изучил многие науки и желает нести их людям. Но тот, кто осознаёт опасность знания и сознательно охраняет людей от этого соблазна, во сто крат мудрее.
— Вы и вправду так считаете? — Штайн помрачнел.
— Так считают старейшины, и это единственное, что имеет значение, — отрезал Оливер и отвернулся.
Остальные уже затерялись между шкафами. На каждой полке было указано, книги по какой тематике здесь лежат. Этот этаж был полностью отведён биологии. Том очень быстро нашёл в нужной секции толстую книжку под названием "Большая энциклопедия фауны Ноа" за авторством некоего Эдмунда Брема.
— Вот это да! Неужели до Катаклизма в мире водились такие твари? — восхищался он, листая страницы с зарисовками. — Гигантские хищные кошки, крысы размером с доменную печь, огромные насекомые и амфибии... Интересно, хоть некоторые из них ещё где-нибудь сохранились?
— Надеюсь, что нет, — отозвался Мартин, который изучал книжку про занятный феномен, носивший название "неотения".
Согласно ей, некоторые современные животные произошли от детёнышей древних существ, которые каким-то образом стали способны к размножению, не достигая взрослости. Таковыми, к примеру, были странные твари, названные "аксоларрами", зарисовки которых выглядели весьма жутковато. В книге не говорилось, что именно стало причиной этого феномена, но Мартин готов был поспорить, что тут явно не обошлось без козней Владыки Тьмы, в своё время извратившего сущность многих живых тварей.
А Фил тем временем метался из стороны в сторону, не зная, какую из сотен книг выбрать. Будь у него сколько угодно времени, он бы просто читал всё подряд до тех пор, пока не прочёл бы всю библиотеку. Но сейчас им нельзя было оставаться тут надолго, и это приводило его в отчаяние.
— Всё, довольно. Мы и так сильно задержались, — наконец, сказал Оливер. — Штайн, ведите нас к трудам Антидия.
Ректор поколебался, но всё же смиренно кивнул:
— Да, верно. Зовите остальных.
Вздохнув, Фил окликнул Мартина и Тома, и те вышли из-за полок с раздосадованным видом. Инженер поспешно закрыл свой рюкзак, из которого торчала книга, и закинул его за спину. По счастью, никто кроме Фила этого не заметил: Штайн хмуро смотрел в пол, а Оливер отстранённо глядел вдаль.
Они вернулись ко входу, рядом с которым находилась лестница, идущая вдоль круглой стены зала. Том снова принялся расспрашивать Штайна, но теперь тот отвечал отрывисто и неохотно: Оливер шёл прямо за ними и сверлил взглядом спину ректора. Фил шёл позади всех, и каждый раз, когда они спускались на очередной этаж, он напряжённо вглядывался в таблички на полках, чтобы хоть примерно понять, какая литература здесь собрана. Судя по ним, второй сверху ярус был отведён под медицину, третий — под химию.
— И всё-таки мне кое-что не даёт покоя, — сказал Том, когда они почти спустились до четвёртого этажа. — Заряженные вражеские кристаллы ведь слегка светятся. Если наши светоносные кристаллы имеют ту же природу, значит ли это, что они тоже "заряжены"?
— Сомневаюсь в этом, — протянул Штайн. — Они светятся гораздо ярче и к тому же никогда не гаснут. Если бы их свечение зависело от подзарядки извне, они бы рано или поздно "выгорали", и их приходилось бы заряжать заново.
Том замолчал на несколько секунд, а потом пробормотал:
— Когда мы только начинали поход, все кристаллы в туннелях и в Лесу Ветряков почему-то потухли. Мы думали, что это были происки врагов. Но вот что интересно: перед тем, как кристаллы перестали гореть, местные рабочие остановили вращение ветряков. А когда Юлиус привёл их в движение, кристаллы снова начали светиться...
— К чему Вы клоните, господин Коллер?
— Что если свечение кристаллов напрямую зависит от работы ветряков? Вы упоминали, что электричество может быть выработано с помощью турбины. А вдруг ветряки — это и есть огромные турбины, которые обеспечивают кристаллы постоянной подзарядкой?
Штайн напрягся и повернулся к Оливеру. Тот хмуро посмотрел на него, но ничего не сказал. Поколебавшись, ректор глубоко вздохнул и всё-таки ответил:
— Это интересная гипотеза. Ветряки — сооружения очень древние, и принцип их работы нам неизвестен. Всё, что мы знали... То, ради чего ветряки постоянно поддерживались в рабочем состоянии... Это чтобы светоносные кристаллы, которые мы выращиваем в лабораториях Башни Химии, каким-то образом продолжали светиться.
Том изумлённо открыл рот, Мартин остановился как вкопанный, а Оливер внезапно рассвирепел, подбежал к Штайну и схватил его за рукав.
— Так это действительно правда, и вы об этом знали? — воскликнул Том.
— Молчи! — вскричал Оливер и попытался закрыть ректору рот, но Мартин вовремя схватил его за руку и удержал.
— Довольно! — рявкнул Воевода. — Хватит лжи! Что ещё вы скрыли от нас?!
— Подождите, как это в лаборатории? — спросил Фил. — Ведь светоносные кристаллы — это осколки Солнца, упавшие на землю давным-давно!
— Это ложь. В действительности все светоносные кристаллы в Лаборуме были выращены здесь же нашими специалистами, — отвернувшись, сказал Штайн, которому каждое слово давалось с заметным усилием.
Тут Оливер окончательно потерял самообладание и, отчаянно вырываясь из хватки Мартина, закричал:
— Изменник! Тебя снимут с поста и сошлют в шахты! Как смеешь ты выдавать секреты старейшин?! Как смеешь пренебрегать их доброй волей?! Они спасли наш народ, они подарили нам рай в этом мире!
— Нет больше смысла лгать! — с отчаянием воскликнул Штайн, обернувшись. — Нам уже не вернуть всё как было! Дети Фейберуса явились к нам, и они имеют право знать правду! Вы не представляете, каким счастьем для всех нас было внимать знаниям Владыки Гифриса после десятков лет запрета на любые новые исследования!
— Вы все лишь поддались соблазну! Неужели вы не понимаете очевидной истины?! Знания — это Тьма и зло! — надрывно крикнул Оливер и замолчал, тяжело дыша.
Повисло молчание. Видя, что альб перестал вырываться, Мартин отпустил его. Оливер сделал несколько шагов вперёд по ступеням, и Штайн с Томом брезгливо от него отстранились. Оливер и сам понимал, что после такого заявления слушать его уже никто не будет, и с бессильным гневом смотрел себе под ноги.
— Хорош учёный, — протянул Том, глядя на него с откровенным презрением. — Ничего не хочешь нам рассказать?
— Нет, — твёрдо сказал Оливер. — Кто-то должен охранять вас от опасной правды. Это бремя я буду нести до конца.
Все остальные переглянулись. К этому моменту уже никто не видел в альбе своего товарища. Сейчас вопрос стоял один: что с ним делать дальше?
— Не пытать же его, в самом деле, — мрачно сказал Мартин. — Пошли. Мы сами узнаем правду.
— Правильно, — кивнул Том и поманил за собой ректора. — Скажите, господин Штайн, а про механоидов вы тоже знали?
Тот в последний раз с грустью обернулся на Оливера и поспешил за инженером со словами:
— Нет, о них я услышал впервые. Старейшинам наверняка известно больше.
Мартин прошёл мимо альба, даже не посмотрев на него. Фил поколебался, но тоже засеменил следом. Оливер остался стоять, где стоял — раздавленный, непонятый и одинокий.
— И много ещё вы скрывали от нас? — спросил Мартин у Штайна. — Что это за клятва, о которой он говорил?
Ректор выглядел несколько подавленно, но одновременно с этим в его глазах читалась решимость. Похоже, видя, что привычный уклад жизни уже не вернуть, он твёрдо решил раскрыть все известные ему секреты.
— Вступая в касту, молодые учёные обязуются держать все свои знания в тайне от остального населения, — пояснил Штайн. — Старейшины полагают, что так будет лучше для всех, хотя, конечно, не все из нас с этим согласны. То, что мы скрываем происхождение светоносных кристаллов — лишь частный случай этого правила. Наши секреты ограничиваются научными знаниями в различных дисциплинах, и навряд ли они заинтересуют кого-нибудь кроме господина Коллера.
— А вам известно что-либо о временах до Катаклизма? — спросил Том. — Я видел, что многие книги здесь сохранились ещё с тех времён. Но в тех, что я успел полистать, было в основном про ботанику и зоологию, и ни слова про тогдашнее мироустройство.
— Разумеется. Они бы не позволили сохранить какие-либо подробные записи. Когда я ещё был студентом, прежний ректор, престарелый Риман, рассказывал мне, что в юности застал времена сразу после Катаклизма. В то время, как остальные касты занимались новой инфраструктурой Лаборума, учёные под непосредственным руководством старейшин приводили в порядок эту библиотеку. Риман говорил, что все книги тщательно просматривались, и если в них содержались какие-либо нежелательные сведения, их просто выкидывали в Бездну.
— Дикость! — воскликнул Том. — Но подождите, не может же быть, что никто ничего не помнит о тех временах! Даже если записи были уничтожены, должны же были остаться люди, вроде этого Римана, видевшие Катаклизм своими глазами! Неужели они ничего не рассказывали своим детям и внукам?
— Это один из известных исторических парадоксов. Мы частенько обсуждали его в неформальной обстановке, пытались понять, почему никаких воспоминаний о старой эре не сохранилось. Ничего конкретного, конечно, выяснить не удалось, но один факт был крайне любопытным: согласно старым медицинским картам, у всего старшего поколения — тех, кто должны были застать Катаклизм — наблюдались прогрессирующие нарушения памяти. Иными словами, они не только не помнили саму катастрофу, но и постепенно забывали даже те события, которые произошли с ними уже после этого.
Мартин почувствовал, как по его спине пошёл холодок. Мысли, которые настойчиво лезли в его голову, были слишком жуткими, чтобы давать им волю.
— Самое интересное, что у последующих поколений ничего подобного уже не наблюдалось, — продолжил ректор. — Можно сделать вывод, что эта патология была не врождённой, а приобретённой вследствие некоего травмирующего воздействия на кору головного мозга. В конце концов мы поняли, что есть лишь одно объяснение этому феномену: каким-то неведомым образом во время Катаклизма память всех выживших была искусственно повреждена.
— Не может быть! Как такое вообще возможно?! — спросил Том.
— Никто не знает, — пожал плечами Штайн. — Тем не менее, по тем обрывкам информации, которые ещё можно выудить из нетронутых книг, можно сделать определённые выводы о прошлом, которые противоречат общепринятой истории. Например, в этих ваших Священных Текстах указано, что мы являемся потомками выжившей группы праведников, нашедшей пристанище на руинах Лаборума. Однако по косвенным фразам из книг можно понять, что ещё до Катаклизма мы, лаборейцы, жили на этом самом месте, и кроме того, уже тогда составляли отдельную этническую группу. В более старых книгах эту группу часто обозначают как "Народ Фейберуса".
— Ну, так и есть. Ведь все мы и были созданы Светоносным, — заметил Фил.
— Да, но судя по контексту этого обозначения, помимо нас существовали и другие народы, которые не были с ним связаны. Называя себя "народом Фейберуса", лаборейцы таким образом обособляли себя от каких-то других людей.
— Возможно, так себя называли как раз те немногие праведники, оставшиеся верными Светоносному, — предположил Мартин. — Все остальные перешли на сторону Владыки Тьмы и утратили свой прежний облик, как и говорила Мари. Всё-таки война с Тьмой длилась многие столетия, и именно Лаборум мог быть последним пристанищем поборников Света.
— Вы думаете, стоит воспринимать религиозные тексты столь буквально? — прищурился ректор. — Конечно, частично они могут быть правдой, и Дети Фейберуса тому доказательство. Но то, что они отражают истину в одном, вовсе не означает, что они целиком правдивы. Задумайтесь над этим.
Все замолчали, обдумывая услышанное. Они уже миновали четвёртый этаж, посвящённый механике, и подходили к пятому, когда Фил вдруг огляделся по сторонам и спохватился:
— А где Оливер? Он не пошёл за нами!
— Какая разница? Боишься, что он потеряется? — равнодушно спросил Мартин.
— Не говори так! Пусть мы не согласны с ним, но он всё ещё член нашего отряда.
— Ты слышал, что он говорил! — возмутился Том. — Он держит нас за скот, которому не положено ничего знать о мире!
— Может, мы его просто не так поняли. Вы все только и делаете, что обвиняете его. Почему бы не поговорить по-хорошему?
— Не вижу в этом смысла, — сказал Штайн. — Господин Леонхарт уже много десятков лет служит Тьюрису. Он предан старейшинам до мозга костей и не посмеет пойти наперекор их воле.
— Может, и не стоит его переубеждать. Я просто хотел бы узнать, почему он так считает, — Фил посмотрел на Мартина. — Можно я сбегаю к нему? Мы вас догоним.
— А я думал, ты захочешь сразу увидеть труды Антидия, — удивился Воевода. — Если думаешь, что сможешь разговорить его, иди. Но навряд ли ты чего-нибудь добьёшься.
— Хотя бы попытаюсь, — улыбнулся Фил и побежал наверх по ступеням. Проводив его взглядом, остальные продолжили спуск. До последнего этажа оставался всего один пролёт.
— Всё это неправильно, — твердил Том, потирая подбородок. — Если память наших предков действительно была стёрта, то книги оставались единственным источником знаний о нашей истории! Зачем старейшинам было избавляться от этой информации? Разве им самим не было интересно, на что был похож мир до Катаклизма?
— По-моему, ответ очевиден, Том, — сквозь зубы сказал Мартин. — Они и без книг всё прекрасно помнят. Произошедшее не было случайностью. Старейшины намеренно лишили нас любых сведений о старой эре. А значит, логично предположить... что это именно они стёрли народу память.
Том в ужасе вытаращил глаза, а Штайн нахмурился и вздохнул — видимо, сам он уже давно пришёл к этому выводу.
— Когда мы найдём всех Детей Фейберуса и вернёмся в Цитадель, то устроим Сапию и остальным серьёзный разговор, — продолжил Мартин, сжав кулаки. — И для них он навряд ли будет приятным.
Прошли уже почти сутки. Гвардейцы дежурили у двери бесперебойно, периодически заглядывая внутрь, чтобы проверить, нужно ли что-нибудь их узнику. Беллум больше не приходил — едва ли у него хватило бы духу смотреть в глаза преданного им друга. Других правителей в его покои тоже не пускали. О том, что сейчас происходит в башне, стражи помалкивали — скорее всего, по приказу. Они наверняка ожидали, что Сапий попытается переубедить их в правильности их поступка. Но, к их удивлению, старик ничего не говорил. Большую часть времени он продолжал сидеть у жаровни и, часами не меняя позы, смотреть на огонь.
Гвардейцы были уверены, что он сломлен предательством и окончательно смирился со своим поражением, не видя смысла что-либо предпринимать. Отчасти они были правы. Однако если бы они решились не просто поглядывать на него со спины, а подойти поближе и посмотреть старику в лицо, то увидели бы нечто странное. Абсолютно спокойный и расслабленный, Сапий мечтательно глядел на пламя — и улыбался.
