Я тем временем вглядывался в лица поселян. Обычные лица вроде бы. Не пышущие радушием, прямо скажем. Но и не озлобленные. Правда, была в них некая общая черта... Смотрели на нас встречные кто с легким неодобрением, кто с едва прикрытым недовольством, а иные с жалостливым участием или даже... разочарованием что-ли?
– Федор, мне показалось, или нам здесь не особенно рады?
– Заметил, да? – провожатый остановился, огладил бороду. – Вы это... Не принимайте на свой счет. Просто так получилось...
– Что... получилось? – решил уточнить Павел.
– Пятисотые вы, – все в той же лаконичной манере отозвался Федор, прежде чем продолжить движение.
В голове пронесся вихрь неприятных ассоциаций. Двухсотые, трехсотые... Так на войне убитых и раненых называют. А пятисотые кто? Дезертиры вроде как... Или перебежчики? Хотя не поручусь за точность, далек я от военного дела. И тут язык снова опередил ум.
– В каком смысле? В предатели нас сразу записали что-ли? На каком основании?
– При чем тут «предатели»? – искренне поразился кузнец. – По счету один из вас пятисотый.
Мы недоуменно переглянулись.
– Население поселка вместе с вами стало пятьсот человек.
– И что с того? – Алиса смотрела на него со строгостью учителя.
– А то... Лимит у «Приречного» четыреста девятьсот шесть душ. До вашего прихода количество у нас на одну единицу меньше было.
– Допустим. На что влияет лимит?
– Как только лимит превышен, жди Сирены со дня на день.
Какая такая сирена, не понять.
– Допустим, Сирена прозвучала. Что происходит дальше?
Паша терпеливый человек. Но очевидно, что даже его начала подбешивать манера гида давать информацию в час по чайной ложке.
– Ну не бомбардировка же начнется? – подстегнула эмоционально Алиса.
– Не бомбардировка, – подтвердил нехотя кузнец, – Но хрен редьки не слаще. Призыв начнется, вот что. Или исход. Кто как называет. Спокойной жизни в безопасном поселке конец. Уходить надо будет большинству. За мост. А все ж привыкли уже. Михалыч месяца три назад поселку статус поднял. Лимит подрос, так, почитай, Сирены то уж почти полгода не было.
– И много народу должно откочевать… за мост?
– В поселке через трое суток после Сирены останутся сто двадцать восемь человек,– четко отчеканил Федор.
– Ничего себе, сокращение штатов! – попытался обратить все в шутку я. Никто даже не улыбнулся.
– За мостом... что-то страшное? – предположила Алиса осторожно.
Федор помолчал немного. Пожевал губами. Ответил с натугой, словно каждое слово выдавливая ценой огромных усилий.
– Не сразу. И не всем. Но... да.
– А откуда цифры такие? Сто двадцать восемь? Четыреста девяносто шесть?
Провожатый лишь пожал плечами. Я задумался. «Квартет». Блистеры. Числа. Кажется, их что-то связывало. Эх, жаль записную книжку оставил в камере хранения. Мне всегда лучше думается, когда есть во что облечь образы. Пусть это будут даже обычные квадратики, стрелки да кружочки.
– А если кому-то не захочется уходить? – продолжала допытываться девушка.
– Будут и такие, – заметно помрачнел Федор.
– Каждый раз находятся, – добавил он с досадой, – и на что надеются?
– На утро население поселка станет сто двадцать восемь человек, – упрямо повторил кузнец.
– Так что же, дорога через мост... Это путь в один конец?
– Нет. В поселке с дюжину человек, кто вернулся. Накопил цеф, и вернулся.
Мужчина закатал рукав и продемонстрировал уже виденный мной знак вечности на предплечье. Только у него, в отличи от барда-отравителя знак не отливал черной гуашью, а вспухал простым розоватым рубцом.
– Накопил...что, простите?
– А я уже видел такое тату! – мое спонтанное откровение прозвучало одновременно с вопросом Павла.
– Цеф,– отрывисто выплюнул кузнец. А вот ко мне обернулся с любопытством:
– У кого видел? Не у Виса ли?
Я мигом смекнул, что он сократил известное имя.
– У Виссариона, да. Кстати, как он? – на сей раз я решил придержать язык. И выведать сведения до того, как сболтну по глупости что-то неуместное.
– Да кто ж его знает, как? Редкий гость он в Приречном теперь.
– На промысел ходит, – окинул меня быстрым взглядом с прищуром кузнец.
– Еще как. Невод он забрасывать умеет, да...
По реплике я так и не понял, осуждает Федор промысел Виса, одобряет или относится нейтрально. Поставил мысленно зарубку. Оставлять пространство для маневра! Учись, студент, как разговаривать надо! А то так и будешь, как в анекдоте, только ключи сантехнику подавать!
– Вот и пришли! – пробасил гид у двери очередного барака. Более точного слова для произведений местного зодчества у меня не нашлось.
Мы вошли в длинное здание.
– Здравствуйте! – розовощекая молодка-пышечка за стойкой служила олицетворением поварского дела.
– Ну что у нас на сегодня вкусненького, затейница? Признавайся!
– Кисель клюквенный, луковые булочки с ванилью, – с гордостью отрапортовала Матрена.
– Вот это зачетно! Вот это по-нашему! – оживился Федор. – Ставь гостей на довольствие!
Я снова поймал этот взгляд. Смесь жалости и боязливости. Пока повариха разливала ярко-красное желе по одноразовым стаканчикам, наводившим на недобрые воспоминания, я потянул за руку провожатого.
– Почему на нас так все … с жалостью что-ли... смотрят.
– Обычай такой. Те, кто последними прибыл, те первыми в очереди на мост, – также тихо, только для моих ушей, ответил Федор.
– А еще кто в первых рядах?
– Те, кто старше сорока восьми. Им однозначно надо уходить.
Я невольно скосил глаза на так и не проронившую ни слова за все время пребывания в поселке Алевтину. И здесь ее предвидение оказалось верным! Отправившись с нами она подставила себя под удар.
– А здесь утреннего рациона не положено? – Паша уже перекатывал в ладонях стаканчиках, легонько подувая на горячий напиток.
– Положено,– сухо отозвался кузнец,– но здесь не совсем так, как в песочнице. Многое не так. Питание. Задания. Перерождения.
Глаза Паши торжественно блеснули. И вообще, он напоминал сейчас парня,купившего единственный лотерейный билет и выигравшего миллион. Чего это он? А! Термин «песочница». Да еще прицепом «перерождение»! Не помню что точно значит первое в компьютерных играх, но по названию общее направление мыслей понятно. Еще один камешек в здание Пашиной теории игр. В его табели о рангах не камешек вовсе. Фундаментный блок!
– Энергетический батончик и стакан минералки на раздаче. То, что содержит необходимые калории, витамины и минералы. Полезно, но не вкусно. И надоедает,– пояснила Матрена.– А по вечерам у нас самостоятельная работа.
Она рассмеялась заразительно.
– А мука откуда, сахар, масло, прочее?– осведомился я.
– Ягоду сами берем. А по «прочему» у нас Михалыч,– с достоинством сообщила повелительница пищеблока.
– Он что, гениальный снабженец? Все-все достать может?– округлила глаза Алиса.
– Не все. Но кое-что может!– кокетливо улыбнулась повариха, оправляя сарафан в цветочек.
«Видимо из премиального фонда для особо отличившихся работников месяца»,– съязвил внутренний абьюзер. Хорошо, что я ему не дал права голоса. Отчасти оттого, что его уже перебивал внутренний же параноик:
«А откуда у Виса шмотки? Не из того ли источника? Может у них с Михалычем организованная преступная группа? Раздевают, обирают бедных горемык путешественников. А после обменивают добытое криминальным путем на черном рынке?»
– Куда им селиться? – Федор, опрокинув стаканчик, захрустел булочкой.
– В третьем мужском блоке свободных пять коек. В первом женском парочка найдется, – протараторила Матрена, сверившись со схемой на стене, – проводишь?
«– Разззумееется! – передразнил я про себя. Блеет тут. И на Алиску не перестает пялиться!»
– А всего сколько блоков?
– Пять по сотне. Казарменного типа. Двухъярусные койки с панцирными сетками, – равнодушно откликнулся Федор. На Алису он явно запал. – Три мужских, два женских.
– Мужчин тут побольше, стало быть?
– Да. Заметно. Но не в разы.
– А с вашим главным, Михалычем, поговорить можно?– впервые обнаружила свое присутствие прорицательница.
– Даже нужно! – сдержанно улыбнулся в усы Федор. – Допивайте и я пойду место ночлега покажу. А после на аудиенцию. Пятиминутное традиционное приветствие.
Я так и не стал говорить ребятам, что встречался уже с Михалычем. Проживал местный староста в отдельном доме. Никакой роскоши, обычный деревенский пятистенок с резными наличниками. Невысокий частокол возле, пара крепких парней у входа. Мужчину я узнал, он ни капли не изменился с момента нашей первой встречи. А Семен, обряженный в перелицованную штормовку и штаны, похоже, узнал меня. Сопровождая старосту, он комично семенил на двух ногах. Подошел к нам, отчего Алевтина спряталась за спину, испугавшись, заглянул мне в глаза снизу вверх, как старому приятелю. Блеснул приметный гвоздик в ухе.
– Надо же, бывший зомбак признал Андрея! – толкнул локтем Паша стрелка.
Семен зыркнул на них , и даже вяло, но недвусмысленно обнажил желтые основательные клыки.
– Обижается, – резюмировал Паша.
– Я приветствую вас в Приречном, дорогие странники! – Михалыч отозвал питомца и начал немножко вычурно.– Наверняка у вас много вопросов. Сразу же скажу, что на большинство из них ответить я не смогу. Не потому, что утаиваю. Просто все мы здесь, в этом мире, на одном положении. Оказались здесь не по своей воле, и не знаем, чего от нас ждут те, кто устанавливает правила. Почти уверен, что вам уже объяснили, что, так или иначе, но ваше пребывание в поселке не затянется надолго. Тут ничего не поделаешь. Обещаю, что сделаю все, что в моей власти, чтобы увеличить ваши шансы на... адаптацию к новым условиям.
Перед словом «адаптация» оратор замялся. И я сделал предположение, что гораздо честнее было бы сказать «выживание».
– А по ту сторону реки возрождение есть? – неугомонный язык снова подвел, выпалив вопрос.
– За мостом все по-другому, – Михалыч потер выбритый подбородок, – и нет никакой возможности подготовиться к обстоятельствам, что вас ждут. Но все знания, что доступны мне, я передам. Позже. Прибывающих в поселок много. Но не все перейдут мост. С теми, кто отважится перебраться, будет разговор особый. Пока же общая инструкция очень проста. Услышали Сирену,– подтягивайтесь к коровнику. Самое ближнее к мосту здание по центральной улице.
– А дальше? С вещами, кстати подтягиваться? – сбитый с толку предельной лаконичностью инструкций, воскликнул Паша.
– Дальше будет видно, – расплывчато отозвался староста. – Вещей с собой брать не нужно. Будут еще сутки на подготовку после. Успеете. На сем общий инструктаж окончен. Те, кто хочет индивидуально пообщаться, добро пожаловать под навес. Пять минут могу уделить каждому.
Я рассмотрел в углу двора пару простецких лавочек. Столик между ними. Сверху пространство для бесед укрывала сетка, похожая на маскировочную. Подумал было, не от наблюдений ли с воздуха. Но, по здравому размышлению, пришел к выводу, что скорее, защита от палящего солнца.
– У меня! У меня есть что сказать! – выступила вперед порывисто прорицательница.
Хотели все. Кромке Али, по понятной причине. Он, насупившись, отошел в сторону. Семен, будто угадав настроение стрелка, приковылял к нему. Толкнув лапой, другой протянул индусу невесть откуда взявшийся банан.
Черт! Животное в моральном отношении, пожалуй, даст нам всем фору. Шимп, судя по приветственному оскалу, помнил, кто стрелял в него на полигоне. Но находил в себе силы следовать русской пословице «кто старое помянет...». Почему мы не можем так?
– Со всеми поговорю, – успокоил бурление масс Михалыч. – Пойдемте, Алевтина.
Разговор с пифией у руководителя поселкового поселения затянулся. Я даже пожалел, что нет со мной привычного девайса, по которому можно было отслеживать время. Женщина что-то эмоционально излагала. Староста внимательно слушал, изредка уточняя и кивал. Общее настроение диалога, по моей оценке, свелось к «мне очень интересно было узнать ваше мнение, я приму его к сведению». Лесная отшельница отошла от стола несколько разочарованной, судя по выражению лица. Допускаю, что глава поселковой администрации ей тупо не поверил. Или, по крайней мере, не поверил в той степени, на которую она рассчитывала. Лично я не был удивлен таким поворотом. Излагала мысли пифия не слишком последовательно, спонтанно, зачастую туманно и, порой, противоречиво.
Паша и Алиса уложились в отведенный промежуток. Последним отправился на разговор я.
– Вижу, внял совету? Не распространялся среди ребят насчет моего визита?
И я коротко с досадой рассказал про наши неурядицы. Про договор с Кожей и его спутниками, про потерянный алтын, про сволочного Виссариона.
Новость об утратах Михалыч воспринял философски. А вот часть моего рассказа о Висе опечалила старосту.
– Лучшими друзьями были, как не знать! Вот чего человеку не хватало? Сыт, одет, всегда в центре внимания. Все поселковые чуть не на руках носили, песни его обожали. А на гитаре как он исполнял! Заслушаешься! Тут же ни радио, ни телевидения! Сплошная самодеятельность! Вечерами мы порой такие представления устраивали!
– А... зачем ему это? Отбирать вещи? Обездоливать новичков?
– Сам не знаю. У меня объяснение одно.
– Вис снова собрался за мост. Тошно ему, видать, здесь. Порядки местные не нравятся.
– Там же... рискованно? Разве не так?
– Волков бояться,– в лес не ходить, – пожал плечами мужчина.
– А порядки устанавливаете... вы? – максимально мягко, понимая, что вступаю на зыбкую почву, осведомился я.
– Кто ж еще. Поселок мой. И правила мои.
Собственник какой. У него что, купчая по всем канонам крепостного права оформлена? На людей, постройки и скарб? Кем он себя возомнил?
– Знаю, о чем думаешь. Устроился, де здесь не хило. Гоголем ходит, как сыр в масле катается. Барин и феодал. Так?
Михалыч вперил в меня пытливый взгляд. Я смутился и отвел глаза.
– Отчасти может и так, – рассудительно заметил хозяин, – только не от меня уже то проистекает. Пока жив я, – есть поселок «Приречный». Сгину, – останется только мост.
– Думаешь, вечные все? – закончил за меня мысль Михалыч, прищуриваясь. – Нет, не вечные! Все имеет конец.
– А вернуться в поселок можно? Из-за моста?
– Да. Но придется постараться. Не слабо так попотеть. Только тогда мост пропустит.
– Набрать много-много... этих, как его... Цефов?
– Цефов, – спрятал улыбку Михалыч,– разболтали уже...
– Да какое там! – махнул рукой староста. – Любой знает, что цеф здесь – все! Откуда думаешь появляются шмотки, еда фабричная, разные разности промышленного изготовления несложные?
– С большой земли. Через стол заказов.
– Как? Как это... через стол заказов?
– Я не знаю физики процесса. Составляю список. Иной раз по собственному произволу. А порой учитывая заявки трудящихся. Заношу в компьютер раз в неделю. На следующий день в ячейках камеры хранения появляется затребованное. Или не появляется. Но такое редко.
– В камере хранения? Той самой?
– Да. Это позже мы ей еще одно применение нашли и обозвали соответствующе. А так... Считай, телепорт, если брать за основу терминологию фантастов.
– Офигеть! Но... причем тут цеф?
– Заявка сама по себе требует израсходовать сто единиц цеф. Плюс у каждого перемещаемого товара свой тариф.
– Так цеф это деньги? Валюта местная?
– Не совсем. Скорее, мера энергии. Но с функцией обмена, накопления, измерения... Трудно объяснить. К слову, у медного Ключника в сундуке зачастую хранится аккумулятор цеф. Черное яйцо. Не выпадало?
– Вис забрал!? – в голосе старосты прозвучали нотки возмущения.
Вместо ответа я лишь пожал плечами. Пересказывать странный случай с исчезновением артефакта почему-то не хотелось. Да и какая, в сущности, разница? По факту же предмета все равно нет. Вещь утеряна.
– Ну он стервец, конечно. А чем еще поживился?
– Ценная вещь. Если оранжевая, – то ранга не ниже синего. А может и выше. Если еще и масштабируемая... считай, бард джек-пот сорвал.
– Джек-пот? Это ж всего лишь палатка.
– С такой же палатки Приречный начинался, Андрей!
Уходил со двора старосты я в задумчивости. И только перед койкой, отведенной мне для ночлега, вспомнил, что я так и не спросил у него про гвоздик сережки. А ведь собирался же!
