Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory !Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)
Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим. Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.
Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)
Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.
В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!
Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)
Господь да убережет всякого православного от соблазна испытывать судьбу в ночи, когда древнее зло, коему несть имени в святцах, из воды и лесной чащи выходит на свой темный промысел. Но юности свойственна дерзость, что граничит с глупостью, а хмель развязывает не только язык, но и ту невидимую петлю, что накинута на шею каждого смертного.
Повествование сие будет горьким и поучительным, ибо оно о том, как за одну ночь веселое наше сборище обернулось плачем, а безудержный смех — предсмертным хрипом, что и поныне звучит в ушах моих.
В тот вечер, помнится, я был истомлен полуденным зноем и едва задремал в своей комнате, как с улицы донесся условный знак — громкий свист, коим всегда оповещал о себе приятель мой Алексей. Не мешкая, я подхватил свой походный мешок, прихватил скатанную в трубку баранью бурку и, мельком окинув себя взором в тусклом зеркале, поспешил во двор. У ворот, как и было условлено, дожидалась нас его повозка — разбитной тарантас, запряженный парой неказистых, но выносливых лошадок.
Алексей сидел на козлах, в щегольском картузе, сдвинутом набекрень. Возле него устроилась Ирина, барышня тихая и скромная, державшая в руках томик стихов. В самой же повозке, раскинувшись без чинов, уже сидели Антон с Петром, студенты, как и я. У обоих на лицах играли те самые пустые ухмылки, что безошибочно говорили — в них уже плещется хмельное, и рассудок понемногу уступает место бесшабашной удали.
— Поторапливайся, Максимилиан, — кивнул Алексей. — Нам еще за барышнями ехать. Негоже заставлять их ждать.
Вскоре мы подобрали и Марту с Юлией, что уже дожидались нас у ворот своего имения. Дорога к дальнему лесному озеру была неблизкой, но веселой. Мы горланили песни, спорили о каких-то пустяках, а хмель, что уже бродил в крови, делал мир ярче и проще. Прибыв на место, на знакомую нам поляну у самой воды, мы тотчас принялись обустраивать наш нехитрый стан. Девицы занялись приготовлением трапезы, мы же с товарищами развели огонь и, не откладывая, осушили по первой чарке — за прибытие. Духота стояла неимоверная, и я уже предвкушал, как окунусь в прохладную озерную глубь.
Когда мясо, нанизанное на ивовые прутья, зарумянилось и начало истекать жиром, шипя на углях, мы расселись на расстеленных бурках. На душе было легко и беззаботно — то самое чувство, когда кажется, что ночь будет бесконечной, полной веселья и всяческих нелепых, но безобидных приключений.
И посреди этого шумного застолья Марта вдруг вскинула голову и произнесла, понизив голос:
— Господа, а вы знаете, что сегодня ночь на Ивана Купалу?
Все на миг притихли. Мне отчего-то стало неуютно. Само это название — Купала — с детства отзывалось в душе каким-то смутным, тревожным эхом. В памяти всплыли бабкины сказки про мавок, что заманивают путников в топь, про леших и про огненный цветок папоротника.
— Я слыхала, — подхватила Ирина, — что если влюбленные в эту ночь перепрыгнут через костер, взявшись за руки, то будут вместе до гроба.
— А если в огонь упадут? — съязвил Антон. — То разлука вечная?
Все засмеялись, но шутка вышла какой-то не совсем уместной.
— Вы как хотите, — вмешался Петр с напускной серьезностью, — а старики сказывают, что в купальскую ночь всякая нечисть из воды и из бора выходит. И русалки, и утопленники, у коих заместо глаз — кувшинки.
В голове сами собой рисовались картины: темный лес, белый туман над черной водой, хруст ветки под ногой и чей-то незримый, тяжелый взгляд из-за деревьев.
— А давайте, — предложил я, чтобы развеять нахлынувшую оторопь, — сложим свой костер. Настоящий, высокий, как положено на Купалу!
Предложение было встречено с воодушевлением. Вскоре в центре нашего лагеря уже полыхал жаркий костер, бросая трепетные отсветы на наши лица и стволы сосен.
— Ну что, Иринушка, — сказал Алексей, беря ее за руку, — испытаем судьбу?
Они разбежались и легко перелетели через пляшущее пламя. Мы захлопали и закричали «любо!».
— А теперь, господа, мы позволим себе отлучиться, — с лукавой улыбкой промолвил Алексей. — Искупаться желаем в сей чудесной воде.
— Вы там осторожнее, — бросил им вслед Петр. — Ночь-то сегодня не простая.
— Не боись, — махнул рукой Алексей, и они, смеясь, скрылись в густых прибрежных зарослях.
Я смотрел им вслед, и снова то странное предчувствие шевельнулось во мне. Не страх еще, но ощущение, будто что-то неотвратимое пришло в движение. Словно занавес в балаганном театре вот-вот поднимется, и начнется представление, сценарий которого нам неведом и страшен.
Прошел час, а может, и более. Алексей с Ириной все не возвращались. Мы сидели у костра, хмель понемногу выветривался, уступая место смутной тревоге.
— Что-то долго их нет, — проговорила наконец Юлия.
— Да никак уединились где, — хмыкнул Антон, но в голосе его не было прежней веселости. — Пойду-ка я их поищу. Заодно и табачку из кисета своего достану, в повозке оставил.
Он поднялся и нетвердой походкой направился в ту же сторону, куда ушли Алексей с Ириной. Мы остались втроем с девицами. Костер потрескивал, где-то в лесу ухнула сова, и эта природная тишина вдруг показалась зловещей.
Минут через двадцать из темноты послышались шаги. Это возвращался Антон. Один. Он молча подошел к костру, и при свете огня мы увидели его лицо — белое как полотно, с расширенными от ужаса глазами.
— Ну что? — спросил Петр. — Где они?
Антон сглотнул и прохрипел:
— Нет их там. Я нашел их платье и рубаху… на берегу лежат, у самой воды. А их — нет. Я звал… никто не откликнулся.
— Как это — нет? — вскрикнула Марта. — Может, они в лес пошли?
— Нагишом?! — выкрикнул Антон. — Что-то случилось, Петр! Что-то страшное!
Эта уверенность в его голосе, этот страх в его глазах заставили кровь стыть в жилах. Мы вскочили и, забыв обо всем, бросились на поиски, выкрикивая их имена в темную, молчаливую ночь. Я с Петром двинулся к зарослям камыша, туда, где, по словам Антона, он нашел одежду.
— Алексей! Ирина! — кричал я, и голос мой тонул в вязкой лесной тишине.
И вдруг совсем рядом, из самых густых зарослей, донесся тихий, сиплый голос, в котором я с трудом узнал голос Алексея:
— Максим… я здесь… помоги…
— Алеша! Что с тобой? Где ты?
— Ногу свело… запутался в камышах… вытащи…
Я шагнул ближе и увидел медленно протянувшуюся из темноты руку. Бледную, сморщенную, сизую, какой бывает рука у утопленника, пролежавшего в воде не один день.
— Господи, Леша, да что же с тобой? — пробормотал я, берясь за мертвенно-ледяные пальцы.
В тот же миг рука сжалась на моем запястье с такой нечеловеческой силой, что мои суставы хрустнули. И из темноты показалось лицо. И то был не Алексей. То было подобие лица, гниющая водяная маска. Кожа серо-зеленая, покрытая слизью и волдырями. А глаза… На их месте были два бельма, две мутные белесые пленки, налитые млечной белизной, из-под которых сочился желтоватый гной. Синие, растрескавшиеся губы раздвинулись, обнажая ряд острых, частых зубов, подобных щучьим. Тварь смотрела на меня своими слепыми глазами и тянула к себе, в черную, пахнущую тиной воду.
— ПЕТР! — взревел я, обезумев от ужаса и боли.
Петр, слава Богу, был рядом. Он схватил меня за плечи и с силой рванул назад. Я рухнул на землю, а тварь с тихим, булькающим звуком скользнула обратно в камыши, оставив после себя лишь расходящиеся по воде круги.
Когда мы, трясясь как в лихорадке, вернулись к нашему стану, нас ждало новое, еще более страшное открытие. Тарантас стоял на месте, но лошадей не было. А на земле, возле оглобель, в свете догорающего костра мы увидели два темных, неподвижных холмика. Это были наши лошади. Обе лежали с перегрызенными глотками, и земля под ними пропиталась черной кровью. Пути к спасению у нас больше не было.
— Бежим! — закричал я, хватая за руки оцепеневших от ужаса девиц. — В лес, к дороге!
Но Антон, обезумев от страха и выпитого, вдруг схватил топор, что лежал у костра.
— Я убью ее! Убью эту тварь! — зарычал он и бросился к воде.
— Антон, стой! Назад! — кричал Петр, пытаясь его удержать.
Но было поздно. Из воды, прямо у берега, вынырнула та самая голова. Антон замахнулся топором, но тварь оказалась проворнее. Длинная, как змея, рука обвила его шею, и мы услышали короткий, сухой хруст, будто сломали большую ветку. Тело Антона обмякло. Петр, видя это, в отчаянии бросился на тварь с одними кулаками. Вторая рука утопленника схватила его и с легкостью увлекла под воду. На поверхности на мгновение показалось его искаженное ужасом лицо, а потом все стихло.
Мы бежали, не разбирая дороги. Ветки хлестали по лицу, ноги вязли в болотистой почве, а за спиной, казалось, слышался тихий, злобный смех.
Под утро, окончательно выбившиеся из сил, мы вышли к нашей слободе.
Урядник, прибывший на следущее утро, слушал мой сбивчивый рассказ с нескрываемым недоверием. Озеро прочесывали несколько дней. Не нашли ничего. Ни тел, ни останков лошадей, ни даже следов нашего стана. Словно и не было нас там никогда. Пошли слухи, что мы, молодые господа, перепились, повздорили, и я в пьяной драке порешил своих товарищей, а после выдумал небылицу про нечисть.
Мой истинный рассказ, произнесенный с еще не остывшим ужасом в душе, был сочтен бредом безумца либо хитросплетением злодея, пытающегося уйти от правосудия. Свидетельства несчастных Марты и Юлии, коих рассудок также помутился от пережитого кошмара, приписали женскому малодушию и истерии, свойственной их полу. А отсутствие тел убиенных обратили против меня же, вменив мне в вину дьявольскую изворотливость в сокрытии следов своего преступления.
Приговор был скор и неумолим.
И вот я, дворянин Максимилиан Маевский, лишенный всех прав состояния, клейменый и закованный в кандалы, влачу дни свои на сахалинской каторге. Отсюда, из этого ада на земле, где человеческое страдание есть лишь обыденность, а надежда — пустой звук, я и пишу эти строки. Пишу не для того, чтобы снискать сочувствие или оправдание — земной суд для меня кончен, и участь моя решена. Я пишу сие как предостережение. Как завещание живым от того, кто уже наполовину мертв.
Молитесь, господа, и будьте смиренны. И никогда, слышите, никогда не испытывайте судьбу в купальскую ночь. Ибо тот, кто придет на ваш зов, не будет знать пощады, а суд человеческий, в слепоте своей, осудит не его, но вас.
Сон не шёл. Я ворочался, пытаясь найти удобное положение на холодном, жестком матрасе, но тело отказывалось расслабляться. Старик сидел у проёма, неподвижный, как камень, и вслушивался в каждый шорох, доносящийся сверху. За долгое время он научился безошибочно различать звуки ночи — шелест ветра в обломках, скрип металла и те звуки, что издавали эти чудовища.
А они были разными. Одни подкрадывались беззвучно, как сама смерть. Другие оглушали рёвом, от которого стыла кровь. Но никогда ещё они не подбирались так близко к нашему убежищу.
Сейчас они шастали прямо над нами. Я слышал, как их когтистые лапы скребут и стучат по железной крышке люка. Их вой и визг сливались в оглушительную какофонию, а иногда проступали другие, куда более жуткие звуки — влажное хлюпанье, причмокивания, звук рвущейся плоти. От них становилось тошно.
— Как думаешь, они смогут проникнуть к нам? — прошептал я, и мой голос прозвучал неестественно громко в этой давящей тишине.
Старик не повернулся.
— Они умные. Но не настолько чтобы открыть люк. К утру уйдут.
---
Мне снилась Женя. Она стояла на кухне и что-то готовила. Утро было пасмурным, и из-за этого вся квартира утопала в синеватых сумерках. Я вышел из своей комнаты, протирая глаза.
Чем занимаешься , комендант? — рявкнул я, подкравшись к не сзади.
Сестра вздрогнула и ударила меня грязным половником по плечу.
— Не пугай так!
глянь лучше, что на улице творится... — Она кивнула на окно, и в её глазах мелькнуло беспокойство, которого я раньше никогда не замечал.
Я медленно подошёл к окну. И, только подойдя вплотную, я разглядел, что асфальта не видно. Его скрывал густой, молочно-белый туман. Он колыхался, перемещался, живой и тяжёлый, подпирая стены дома.
— А где мама? — спросил я, не отрывая взгляда от гипнотизирующего движения тумана.
— Ты чего, Миш? Она внизу, конечно. Кормит их. Как всегда.
Её слова повисли в воздухе, и лишь спустя мгновение до меня дошёл их чудовищный смысл. Я обернулся, чтобы переспросить, но в ту же секунду что-то тёмное и стремительное метнулось в молочной пелене прямо под нашими окнами.
Что это?
Едва я произнёс эти слова, тварь вынырнула из тумана, скользнула по стене, ворвалась в квартиру, высадив оконную раму, схватила Женю и исчезла обратно в молочной пелене.
Я проснулся в холодном поту. Старик, спал прислонившись головой к стене, у проёма. Видно, усталость сморила и его. Я отдышался, поднялся и принес банку с кофе. Потом зажёг крошечную газовую плитку, чтобы сварить напиток, пока он спит. На ржавом боку плитки была нацарапана надпись: «Пётр Иванович». Не знаю, зачем, но старик подписывал всё, что считал своим. Старая, неистребимая привычка исчезнувшего мира.
Я сварил кофе, и в сыром подвале поплыл горьковатый, но до безумия приятный аромат.
Аккуратно толкнув старика в плечо, я протянул ему стакан.
— Дед. Кофе.
Он вздрогнул, напрягся приготовившись к бою, но потом сознание вернулось. И он кивнул, приняв напиток.
Его старые пальцы, покрытые шрамами, плотно обхватили стакан.
— Спасибо, — голос был хриплым, но в нем пробивалась благодарность. Он отпил глоток, поморщился. — Кислит. Но сойдет.
Пили молча, слушая, как затихают последние звуки на поверхности. Вой прекратился, остался лишь ветер.
— Опять тот сон? — вдруг спросил старик, не глядя на меня.
Я кивнул, хотя он вряд ли бы увидел это в полумраке. Казалось, он всегда знает что мне сниться.
— Да. Та же квартира. Та... та тварь. И Женя.
Старик тяжело вздохнул, поставил стакан на ящик.
— Прошлое — якорь. Чем крепче за него держишься, тем быстрее идешь ко дну. Пора отпустить.
— Легко сказать, — я сжал свой стакан так, что пальцы побелели. — А как? Как забыть, что мы... что мы просто ушли? Как забыть её лицо? Мы даже не искали.
Он повернулся ко мне. В тусклом свете его глаза были похожи на провалы в иной, ещё более тёмный мир.
— Забывать не нужно. Нужно понять. Это закон выживания, внук. Мы просто научились подстраиваться. Мир всегда был таким жестоким. Просто раньше мы не хотели этого признавать .
Он допил кофе и поднялся, его кости с хрустом протестовали.
— Собирайся. Через час двинемся. Говорят, на старом мясокомбинате люди устроили поселение. С генераторами и стеной.
— Снова «говорят»? — я горько усмехнулся. — В прошлый раз «говорили» про бункер с припасами. А нашли только крыс и сумасшедшего, который молился на скелет.
Старик пожал плечами, проверяя затвор своего ружья.
— А ты есть хочешь? Или будешь и дальше жевать черствый хлеб с пресной рыбой? Выбор — вот что отличает нас от них. Они подчиняются инстинкту. А мы выбираем. Даже когда выбирать особо не из чего.
Он прав. Всегда прав. Я отправил в рот последний глоток горькой, кислящей жижи, собрал свои жалкие пожитки. Банка с червями, арбалет, несколько патронов, тряпьё... И тень сестры, навсегда поселившаяся за спиной.
Старик уже стоял у лестницы, его силуэт вырисовывался на фоне слабого утреннего света, пробивавшегося через щели люка.
— И, внук... — он обернулся. — Если там, на комбинате, увидишь что-то... что напомнит о прошлом. Не смотри. Просто иди.
Он толкнул люк. Свет ударил по глазам, резкий и беспощадный. Мы вышли на поверхность — в мир, где не осталось места ни для блинчиков, ни для сестёр, ни для сожалений. Только дорога, пыль и вечный выбор, который с каждым днем даётся всё тяжелее.
Упавший на землю урод вяло попытался закрыться руками. Я добавил ему пару ударов ногами и плюнул. С него хватит, а то еще в больничку улетит, те ментам накатают. Нахрен оно мне?
Зато теперь к моей Наське эта паскуда лезть не будет точно. Спасибо соседу, спалил его, гада. Я довольно хлебнул пива, которое мне подал Андрюха.
— Колян, валим? — спросил он. Я согласно кивнул. А че мы тут забыли-то еще?
Вечер свободный был. Андрюха предложил заехать в местечко. Да, так он и сказал. Местечко. Ну так-то Андрюха тот еще суетолог, мог как и в пивнуху позвать, так и в сауну с блядями. От него никогда не знаешь чего ожидать.
Но я как-то резко согласился. Домой вообще не хотелось. Как застал Наську с этим упырем, так и не лежало у меня в ту сторону.
Но в лесу я ему знатно лицо начистил, да.
Андрюха приехал куда-то на окраину городка. Подкатил к какому-то богатому особняку, который стоял посреди леса. Хозяин его явно кого-то крышевал, бля буду. Столько денег честным трудом не забахаешь.
— Слыш, Андюх, мы че тут забыли?
— Тихо, щас я тебе такой кайф обеспечу. Благодарить будешь, братух.
— Не понял.
Андрюха ухмыльнулся во все свои неполные тридцать два. Вряд ли у него там даже двадцать было.
— Мне тут Толян тему про местечко подогнал, ну тот, с погонялом Чпок, который.
Толяна Чпок я знал. И нет, погоняло его совсем не с армии пришло. Просто он трахаться любил, аж уши дымились. Пазл сложился, да.
— Ты меня в блядовню привел, как в тот раз?
— Не-не, тут не страшные, Колян. Погнали, сам увидишь. Только это, говори, что не женат. И что не пьешь.
Нихрена не понял. Но ладно. Андрюхе я верю. Не, Наське жопой светить можно перед петухом каким-то, а мне разок-другой покувыркаться нельзя? С чего бы это?
Зашли мы внутрь этого особняка. Около входа сидела здоровая такая бабуля. Ну консьержка вылитая, да. Угрюмо на нас посмотрела, спросила нас, женаты ли, употребляем ли. Кореш ответил правду, ну а мне напиздеть пришлось. Ну ничего страшного, думаю. А Андрюха реально ни капли в рот. Да и бабы у него не было.
Деньги, консьержка эта сказала, возьмет потом.
— Тут, короче, а-а-ахринительные близняшки, — рассказывал мне Андрюха, пока мы втроем поднимались на второй этаж. — Мне Чпок фотки показывал. Все при них, щас сам убедишься.
Консьержка, или как ее там, показала мне на одну дверь, а Андрюхе на соседнюю. Я зашел, закрыл за собой дверь, огляделся. Комната вся в розовый да красный покрашена, не люблю такое. Постель по цвету прям на кровь смахивала. А посреди кровати Сидела... Ну не балабол я, верьте на слово. Сидела там настолько охренительно красивая брюнеточка, что мне показалось, будто я порнушку смотрю. С этими вот звездами идеальными. Волосы до задницы, сиськи упругие, прям мой размерчик. Ни грамма лишнего жира. Кожа гладенькая, а ресницами-то как захлопала, когда меня увидела. И поманила так пальчиком игриво.
Ну тут у меня крышу сорвало. Не знаю, что со мной случилось, но очнулся я спустя часа два, когда мы перетрахались чуть ли не в каждом углу комнаты.
Выполз я оттуда натурально с трясущимися ногами. Даже живот крутить как-то начало, видимо организм совсем ошалел от такого бурного время препровождения.
В дальней части коридора, прошла точно такая же девочка, с которой у меня только что был лучший, отвечаю лучший, секс в моей недолгой жизни. Я сначала не понял, как она успела выйти, я же даже от двери не отошел, а потом вспомнил, что Андрюха-то говорил про близняшек. А вот и он кстати, тоже выполз. Лицо светится, как тачка намытая.
Не говоря друг другу ни слова мы дошли до консьержки и заплатили ей за два часа. Сумма, кстати, была не такая уж и большая.
А еще через пару часов я уже лежал в постели с Наськой. Жена у меня, конечно, та еще... вертихвостка, но я ей отомстил. И хмырю тому лицо украсил. Пойдет, да.
Правда, как бы она не пыталась изображать из сея богиню сегодня, ту брюнеточку она затмить не смогла.
***
Дрых я до обеда. Выходной же. И кемарил бы дальше, если бы мне Андрюха не позвонил. На измене весь, Чпока, говорит, нигде нет. Телефон недоступен, дверь не открывает.
Ну я отмахнулся, мол, в загуле Толян, не обращай внимания. Положил трубку, а сам пошел пиво пить. На голодный желудок, доктора говорят, пить нельзя. Но тошнило меня знатно и есть не хотелось вообще. А вот пенное залить — самое то.
Наська сидела на кухне и под какой-то сериальчик поглощала еду. Я присвистнул. На столе свободного места не было, все в тарелках, кастрюлях. При мне только она откусила от батона приличный такой кусман и залила этой чаем. Я, тихо офигевая, дошел до холодильника, взял бутылочку холодненького. Сел напротив нее, открыл, выпил. В животе что-то очень нехорошо зашевелилось. Ну ничего, пройдет скоро, да.
— Наськ, ты че оголодала-то так? Ты ж на диете.
Она неопределенно махнула батоном в пустоту, промычала что-то набитым ртом, мол пошла в задницу эта диета. Я кивнул. Дело ее.
Вечером я решил доехать до Андрюхи. Он мне позвонил еще раз, попросил таблеток от живота привезти. Ну надо, так надо. Видать шава вчера паленая была, которую мы по пути в лес купили.
Кореш не сразу открыл дверь, стучался я долго.
— Слыш, ты че такой бледный?
Андрюха скривился. Жестами показал, что его щас стошнит и полетел в туалет. Я зашел, посидел на диване, подождал, пока его прополощет. Из туалета он выполз уже пободрее, выпил привезенные таблетки.
— Да со вчера хрень какая-то, — поведал он. — Мы же вчера с тобой одну и ту же шавуху хомячили? Тебя как?
— Тошнит слегка, крутит живот, да, — признался я.
— Внатуре ее из собак что ли сделали...
— Пивка бахни — все пройдет.
— Ты же знаешь, что я ни-ни, — скривился кореш.
Посидел я с ним, маленько, да домой собрался. Толку-то от меня.
Дома было тихо. Наська, видать, ушла куда-то. Надеюсь не побежала утешать своего петушка. Иначе и ей тоже светит подобная судьбинушка. Ну я схватил пульт, баночку пенного, да завалился каналы листать.
Отвлекло меня от телевизора какое-то шебуршание в ванной. Я нехотя пошел проверять. Недавно крысы у соседей были, может и к нам пробрались. Че в этой хрущевки стены-то.
Включил свет, открыл дверь и охуел по полной. Ко мне по полу ползло что-то, отдаленно напоминающее человека. Почти бесформенная тварь была слеплена из кусков мяса, внутренних органов, волос и костей. Повсюду из нее сочились гной и кровь. Я начал отходить, дрожащими руками начал нащупывать в коридоре, чем бы уебать эту уродину. Краем глаза увидев лежащий в ванне труп. Труп Наськи. Развороченный живот и грудь. Будто эта тварь выбралась из нее.
И тянущееся откуда-то из трупа моей жены к этому монстру что-то, напоминающее пуповину. Или кишку.
Чудовище ползло медленно. Я нащупал длинную металлическую ложку для обуви, содрал ее с крючка и ударил куски мяса, целясь в голову. Ну или в то место, где были глаза.
После второго удара урод обмяк и перестал двигаться. Я выронил ложку и двинулся к двери. Надо было срочно валить с хаты, менты разбираться не будут.
На лестничной площадке я услышал, что кто-то поднимается снизу. Много людей. Рисковать не хотелось, я у мамы один, поэтому я быстро постучался к соседу. Антоныч нормальный мужик, открыл почти сразу. Я залетел к нему в хату, захлопнул тихонько за собой дверь. Жестами показал ему молчать. Тот кивнул, хотя по глазам был видно, что испугался.
Глянул в глазок. На площадку поднялись какие-то тела в ОЗК. Ну мы в армейке в таких бегали. Противогазы там, брезент. Или как его. Начали стучаться в мою дверь. С минуту стучались. А потом переглянулись и просто ее выломали, суки!
Антоныч достал из шкафа "Сайгу". Говорю же, нормальный мужик. Я ему головой покачал, не время. Сам ухом к стене приложился, она как раз напротив ванной нашей была. А стены тонкие в хрущевке.
Всего не расслышал. Эти в противогазах говорили о каких-то образцах, эксперименте. Возмущались, что в квартире была баба, а не мужик. Получается, меня искали, что ли? От этой мысли внутри все похолодело... И зашевелилось. Твою мать, опять хреново.
Тела вышли в подъезд. Я снова к глазку. Увидел, что волокут с собой два мешка здоровых. Успел сквозь дверь услышать что-то вроде "заебали алкаши попадаться".
Выдохнул.
Спустя час Антоныч знал всю делюгу. И про местечко, куда меня отвез Андрюха, и про Чпока, который пропал. И про Наську мою.
Рассказывал я ему это все под водочку холодную. Даже легче как-то с животом стало. Сосед выслушал и резонно предложил ехать к Андрюхе. Что мы откладывать не стали.
У кореша нас встретила открытая дверь. Не на растопашку, но на ключ не запертая. Антоныч приготовил свою "Сайгу", после чего мы вошли. Нас встретила кристально чиста хата. И никаких следов присутствия Андрюхи, конечно же. Кто бы сомневался.
— Колян, и его порвало, походу, — задумчиво произнес сосед. Он смотрел на маленькую засохшую след крови на коричневом диване, который, видимо, пропустили те в противогазах. Никаких сомнений в том, что они наведались и сюда, не было.
Мы обмозговали с Антонычем. Долго сидели в хате моего откинувшегося кореша. Понаглели, взяли бухло у него из холодильника, помянули. Обмозговали еще раз.
Выходило, что мы с Андрюхой что-то подцепили у тех близняшек. Паразита какого-то, болячку, я хрен его знает. Я передал Наське. Вот оно в ней и проросло. Андрюха ни с кем больше не трахался, поэтому помер только он. Но тогда возникал вполне резонный вопрос: а какого хрена я еще живой?
Антоныч считал, что это из-за алкоголя. Та консьержка спрашивала же, пьем или нет. И Наська у меня не пила давно, с тех пор, как на диету села.
Какой-то пиздец. Бухать теперь постоянно что ли.
Ночью мы решили ехать и сжигать это местечко. Ну ту блядовню. Было ясно, что ответов нам там никаких не дадут, но позволять мужикам ходить и цеплять такую страшную заразу, не хотелось. Да и ментам не расскажешь, упекут в психушку. Если вообще они не подвязаны с этими в противогазах.
У Антоныча был классный пикап "Мицубиси" или "Мицубиши", хрен его знает, как правильно. Мы загрузили его под завязку канистрами с бензом и поехали.
Облить особняк горючкой нам удалось быстро. Никто даже не заметил. Да и окна там не горели, в отличие от прошлого раза. Я попутно хлебал водку из чекушки, следуя совету соседа. Тот быстро придумал какую-то хрень, типа коктейля молотова, и бросил в дом.
Вспыхнуло красиво, прям от души. Мы не стали ждать, пока огонь сожрет весь дом, и бросились обратно к тачке. Не успели мы до нее добежать, как услышали нечеловеческие крики, напоминающие верещание полудохлой птицы. Обернулись, Антоныч перехватил поудобнее "Сайгу". Не зря. К нам с выхода особняка, который еще не успел загореться, бежала та самая черноволосая бестия, которую я трахал в этом местечке. Эту фигуру я узнаю даже в темноте. Вот только лицо ее уже было нечеловеческое. Глаза почернели, рот раскрылся так, как невозможно ни у одного человека. И вся пасть была усеяна клыками, размером с палец.
Антоныч не стал думать и всадил ей из пушки. Голова твари разлетелась на несколько десятков окровавленных кусочков, а тело, пройдя еще немного по инерции, упало на траву.
Однако за ней к нам бежали еще десятки таких же одинаковых тварей. Антоныч заорал: "Ходу, блять!" Мы влетели в его пикап и, пробуксовав на месте просто вечную секунду, рванули прочь отсюда.
***
Антоныч нормальный мужик. После той ночи, мы с ним свалили в другой город. Оказалось, что у него и свой домик есть, красота.
По его словам, видимо в местечке какие-то ученые маялись хуйней. Доэкспериментировались. Одинаковые бабы натолкнули его на мысль, что, как он выразился "при соблюдении всех параметров эксперимента, из подопытного должна родиться точная копия изначального объекта". Видимо подобными должны были быть только мужики, которые никому эту заразу дальше не передают. И только непьющие. Потому что уже две недели как прошло, а меня еще не порвала эта хрень. Хоть и мутит в животе постоянно.
Но алкоголь в доме постоянно присутствует, хоть я его и пить уже не могу. До блевоты. И на ночь меня Антоныч запирает. И правильно делает.
Хей-хей, все помню, будет на этой неделе главка "Безысходска") Ну вот придумалось мне сейчас такое, што поделать-то. Точно будет главка. И вообще, мои чюваки, среда же ж
Полумутант-жабка желает всем спокойно доработать два дня
Ну а пока главка ждется, ссылочки тоже ждут, когда их откроют:
Знаю, так говорят все. Я ездил по пятнадцати штатам, трём странам и, наверное, сотням маленьких городков. Этим меня заразила невеста. Она всегда говорила: у каждого города есть душа — и была права. Приезжаешь в новое место — и будто что-то в воздухе. Не то чтобы людям промыли мозги или они все одинаково мыслят. Скорее, это как радиочастота, на которую у всех в глубине головы настроен приёмник. Где бы ни было сплочённое сообщество, ты чувствуешь этот фоновый шум, едва переступаешь границу. Иногда и ты, и все вокруг понимают: лучше уйти, пока не стало по-настоящему плохо. Людей тянет к частоте их места. Я видел разные города — каждый со своим характером. И в каждом встречались плохие водители.
Но когда я вернулся в округ, где выросла моя невеста, где жили её родители, всё превратилось в кошмар, в который я до сих пор с трудом верю. Мы поняли это в тот момент, когда увидели табличку:
«Теперь вы въезжаете в округ Уилмингтон».
Белый фургон, мчавшийся по встречной полосе, заставил меня резко свернуть — я вылетел на встречку, а потом на обочину. Поставил на «паркинг» и застыл на траве. Мы с Джессикой вывалились из машины и, матерясь, заорали вслед машинам, которые продолжали ехать, не сигналя и не открывая окна.
— Ты в порядке, Джесс?
— Нормально, просто в шоке. Что это вообще было? Кто эти уроды?
— Понятия не имею, — ответил я.
— Они же вместе ехали, да? Типа банда какая-то.
— Может быть, — сказал я, открыл дверь, снова сел в наш красный «Сивик» и вернул телефон в держатель, перезагрузив маршрут в навигаторе до дома родителей Джесс. Она села, посмотрела на меня с укором, пару секунд помолчала и сказала:
— Может, вызвать полицию?
— Делай как считаешь нужным, но тогда мы к пяти не успеем.
— Алан, они едва не убили нас. Кто-то может пострадать.
— Они уже выезжают из округа. Я просто не хочу тратить время на заявление, которое ни к чему не приведёт.
По дороге в город машин почти не было. На встречной полосе пара машин гнала под сотню, а один в белом пикапе обошёл меня. Всё окончательно пошло наперекосяк на первом перекрёстке с четырьмя знаками «стоп». Сначала там никого не оказалось. Пустой перекрёсток в странно пустом городе. Я остановился у знака и нажал на газ, выезжая на открытое пересечение. Из ниоткуда «Приус» врезался в заднюю пассажирскую часть нашей машины и закрутил нас волчком.
— АЛАН! — взвизгнула Джесс, пока мы скользили и останавливались. Сердце бешено колотилось, я пытался собраться после удара. Когда смог, отстегнул ремень и выбрался из сильно помятой машины. Вдали я увидел, как «Приус» уносится прочь, едва нас задев. Я рванул к Джесс, которая уже выбиралась, но рухнула лицом на асфальт. Она закричала от боли и, извиваясь, поползла.
— Моя… лодыжка… — пробормотала она, а я держал её. — Звони в 911! — выкрикнула мне в лицо. Я снова посмотрел в ту сторону, где исчез «Приус». Перекрёсток всё ещё был пуст. Даже шиномонтаж и кафе-мороженое выглядели покинутыми.
— Служба 911, в чём ваша чрезвычайная ситуация?
— Какой-то ублюдок врезался в нашу машину и скрылся! Моя невеста… У неё нога, лодыжка, болит, ей нужна помощь!
— Хорошо. Скажите ваше местоположение, сэр.
— Мы на пересечении авеню Рэндалл и улицы Грин. Нам нужна помощь. Пожалуйста, пришлите кого-нибудь как можно быстрее.
— Скорая будет у вас в ближайшее время. Я направила к вам ближайшего офицера, он будет примерно через минуту. Останьтесь, пожалуйста, на линии.
— Спасибо, — сказал я и повесил трубку. — Они уже едут, — заверил я Джесс, которая стонала от боли.
Я помог ей перебраться к обочине и усадил на бордюр. Принёс воды из машины и ещё раз успокоил, что помощь в пути. Я испытал огромное облегчение, когда где-то рядом завыли сирены. Я не знал, звонить ли родителям Джесс или проверить, можно ли ещё вести машину. С визгом шин на улицу Грин вылетел «Додж Чарджер». Я встал перед Джесс и замахал, подавая офицеру знак. Полицейская машина неслась в нашу сторону со скоростью около восьмидесяти миль в час и не сбавляла. Она летела прямо на нас. Сирены резали уши. Джесс крикнула моё имя в тот момент, когда я перекатился в сторону. Кенгурятник разорвал её на части, и её изуродованное тело осталось неподвижным на асфальте.
— Нет… — выдохнул я и отвернулся, охваченный ужасом. Полицейская машина резко остановилась в ста футах дальше по авеню Рэндалл. От её шин тянулась полоса крови Джесс. Высокий, бледный офицер, выйдя, заслонил солнце. Он посмотрел на меня недоумённо, а я пятился, дрожа.
— В чём проблема, сэр? Это вы звонили, верно? — он приближался, а его напарница вышла и бросила взгляд в нашу сторону. Я пятился, пока не упёрся в наш красный автомобиль. — Сэр, не садитесь в машину, мы просто хотим поговорить. Разобраться, что здесь произошло.
Я увидел, как его напарница тянется к пистолету, и рванул на место водителя, молясь, чтобы старая «Сивик» ещё тянула. Двигатель я не глушил, так что ударил по газу и развернулся в сторону, откуда приехал. В единственном уцелевшем боковом зеркале я увидел, как копы бросились обратно в свою машину. Вскоре они были у меня за спиной, и сирены, которые минуту назад сулили спасение, теперь наполняли меня первобытным ужасом. С перекрёстка, который я проскочил, к погоне присоединилась ещё одна машина. Пришлось лавировать между несколькими машинами, выезжать на встречку, уходить на обочину — но я уезжал к чёрту из этого места. Вглядываясь через треснувшее лобовое стекло, я увидел впереди остановившийся грузовик. Он перекрывал пару полос. Я обогнул его спереди и заметил тело за рулём, которое клевала ворона.
Пока я продолжал нестись, позади раздались удар и взрыв. Одна из полицейских машин влетела прямо в грузовик и за собой увлекла ещё пару экипажей. Но погоню это не остановило. В окно я увидел мотоциклиста, поравнявшегося со мной. Это был не полицейский: парень в полной байкерской экипировке, с татуировками и в тёмных очках. Он посмотрел на меня и швырнул мотоцикл прямо в бок моей машины, сам перелетел через лобовое стекло и грохнулся на дорогу сзади.
— Да что за ХЕРНЯ! — заорал я, пытаясь прибавить, но чувствовал, как машина разваливается. — Нет, нет-нет-нет… — рухлядь начала сдыхать, а две полицейские машины, одна уже вся разбитая, быстро нагоняли меня. Из-под капота пошёл дым, и, охваченный паникой, я выпрыгнул на ходу. Меня скрутило, я перекувырнулся, собирая ссадины и синяки, но вскочил и рванул с дороги в редколесье.
Я допустил ошибку — оглянулся. И увидел, как полицейская машина ударилась о бордюр и взмыла в мою сторону. Она приземлилась вверх колёсами, обвившись вокруг тонкого дерева, а я бежал дальше. Другая — та, что уже была побита, — сумела взобраться на бордюр и, не сбавляя, ползла за мной по редкому подлеску. Я бежал быстрее, чем когда-либо думал, что смогу: слёзы и пот смешались на лице. Силы заканчивались, и было ясно, что от бешеного полицейского «Чарджера» не убежишь. Я сгруппировался и прижался к земле, стараясь стать как можно меньше в траве. Полицейская машина — та первая, на чьей морде всё ещё была кровь моей невесты, — подпрыгнула на кочке и, чудом, пролетела в дюйме от моего лица и ушла дальше. Она не остановилась и тут же врезалась в дерево. Я передёрнулся и поплёлся прочь, в то время как одна из полицейских выбралась из вдребезги разбитого «Чарджера».
— Эй! — крикнула она мне вслед, а я шёл, не оборачиваясь на этот раз. — Что здесь происходит? Кто ты, чёрт возьми? Диспетчер, у меня ДТП. Офицер Денман не отвечает… Эй, стой!
Я попытался стереть грязь с лица и только размазал её по щеке. Вышел на дорогу и прошёл мимо таблички:
«Сейчас вы покидаете округ Уилмингтон».
Я туда больше не вернусь. Я больше никогда не сяду за руль. Я не знаю, что стало с её семьёй. Мне всё равно. Я просто рад, что всё это осталось позади.
Когда в начале 2020 года умер мой дед, мне достался его домик в лесах на юге Норвегии. По профессии он был плотником и построил его сам в 1960-х как место для отдыха по выходным. В детстве я провёл там много летних каникул, так что, когда родители поначалу хотели выставить домик на продажу, я настоял, чтобы его оставили. Неохотно они передали его мне.
Первый странный случай, который я могу вспомнить, произошёл примерно три года назад, в начале 2022 года. Зимой солнце садится рано, поэтому я приехал к домику вечером, вскоре после заката. Я надел налобный фонарь и начал разгружать машину. Домик стоит на поляне примерно в пятидесяти метрах от гравийной площадки, которую я называю парковкой. Пока я сосредоточенно вытаскивал из багажника сумки, я не сразу понял, что лес вдруг притих. Ветер стих, привычный шорох листвы и далёкие птичьи крики исчезли, оставив после себя пустоту, от которой становилось не по себе. Пока не услышишь настоящую тишину, не понимаешь, насколько шумным бывает лес. Я огляделся, медленно водя лучом фонаря по кромке деревьев.
Лес темнел с каждой минутой. В конце концов я решил выключить фонарь, чтобы он не служил маяком и не выдавал моё местоположение. С детства я знал: если лес замолкает, это часто значит, что рядом хищник. Я тихо опустил крышку багажника и, пригнувшись, пробрался к водительской двери, решив, что если там и правда что-то есть, в машине я буду в большей безопасности. Звук открывающейся двери эхом прокатился между деревьев. Миг спустя знакомый фоновый шум снова возник, будто ничего и не случилось.
Наверное, это мелочь, но она до сих пор не выходит у меня из головы. Такое со мной произошло впервые. С тех пор я прочитал много историй об этом явлении, и, похоже, оно довольно распространено. Однако пережить это самому — совсем другое дело: гораздо страшнее, и это липнет к памяти.
Следующий странный случай произошёл всего через две недели. Я проснулся глубокой ночью от громкого звука на улице. Выглянув через жалюзи в спальне, я понял, что звук доносился от маленького игрового домика у края участка, рядом с кромкой леса. Этот старый домик мы переделали в сарай для садовых инструментов. Грохот, вероятно, был от того, что деревянной дверью сильно хлопнули, и от удара она повисла наполовину открытой.
Оглядываясь назад, идти наружу разбираться было не самой умной идеей, но я оделся, взял фонарь и вышел в холодную ночь. Подойдя к сараю, я увидел, что висячий замок открыт и лежит на земле. По нескольким сантиметрам свежего снега была видна цепочка следов, тянувшаяся параллельно кромке леса и затем исчезавшая в чаще. Меня накрыла волна тревоги: я понял, что здесь я не один.
Я поспешно захлопнул дверь сарая и бегом вернулся к домику. Перед тем как войти, я бросил взгляд в сторону кромки леса. Меня пронзил острый ужас — безошибочное чувство, что из темноты за мной наблюдают. Я не спал до утра, а с первыми лучами солнца вышел снова осмотреть следы. Они опоясывали весь участок вдоль кромки леса, включая тропинку, что ведёт вниз к парковке. Следы принадлежали двуногому существу, но длина шага была более чем вдвое больше моей.
Ноябрь 2023 года. Я лежал в кровати, слушал подкаст, когда услышал, будто по крыше идут шаги. Они медленно перемещались с одного конца дома в сторону моей спальни и остановились прямо надо мной. Повисла неподвижность. Я попытался найти объяснение услышанному. Иногда по крыше пробегают белки, но это звучало куда тяжелее. Тишина тянулась ещё несколько минут, затем — почти час, и я, в конце концов, заснул. Утром я заметил глубокие царапины на двери, ведущей на чердак.
Летом 2024 года мы с девушкой решили провести в домике выходные. Я сидел в гостиной и смотрел телевизор, а она уехала в магазин. Кухня находится за углом от гостиной, и там есть чёрный ход, который не виден с моего места. Вдруг из кухни раздался её голос: она позвала меня помочь занести из машины покупки. Решив, что она просто вернулась раньше, я вышел через парадную и направился по тропинке к парковке.
На полпути я застыл. Нашей машины не было. У меня закружилась голова: не показался ли мне её голос? Нужно было решать — возвращаться внутрь и проверять или идти двадцать минут по гравийной дороге через лес к шоссе. Возможно, возвращаться к домику было глупо, но я подошёл к двери и осторожно заглянул внутрь. Несколько секунд прислушивался — тишина. И тут заметил: лес вокруг тоже полностью молчит. Я обошёл все комнаты в поисках признаков чьего-то присутствия, но, к моему облегчению, ничего необычного не нашёл, кроме незапертой задней двери.
Я по-прежнему регулярно приезжаю в домик на выходных и праздниках. Даже после всего пережитого это меня не оттолкнуло. В этом месте есть что-то, что вновь и вновь тянет меня обратно. Пожалуй, единственное хорошее последствие всей этой истории — я больше никогда не забываю запирать двери.
На Алтае в публичном доме произошел пожар. Известно, что в заведении прислуживали десятки абсолютно одинаковых девушек, сообщает корреспондент АНГН "Кабинет №13".
По предварительным данным, особняк, находившийся в лесу, могли поджечь. На месте обнаружены тела, идентифицировать которые не удалось. Число пострадавших уточняется.
Феномен с абсолютной похожестью девушек на данный момент объяснить не представляется возможным. Центр изучения паранормального (ЦИП) "Парадокс" отвергает свою причастность к произошедшему.
Ранее активисты-нумерологи потребовали изменить расписание автобусов в подмосковном городе. В частности, лидер движения Катарина Звягинцева настаивает на том, чтобы автобусы ходили в 06:06, 07:07, 08:08, 09:09, 10:10 и так далее, вплоть до рейсов, стартующих в 23:23 и 00:00.
Редакция вышла из двухнедельного отпуска, поэтому читать больше новостей можно тут.
(Происходящее в новостях является литературным проектом и не имеет ничего общего с реальными событиями)
Мне пришлось перечитать заголовок несколько раз, прежде чем я наконец поверил тому, что вижу.
Да, это было моё имя, безошибочно.
Я достал из мини-холодильника банку диетической Mountain Dew и, чувствуя, как приятные пузырьки скользят по горлу, пролистывал страницу вниз.
Свет в моей комнате общежития был выключен, и единственным спасением от всеобъемлющей тьмы оставался экран ноутбука. Обычная пятничная ночь. Мой случайный сосед, Итан, скорее всего, торчал в каком-нибудь сомнительном баре, суя поддельное удостоверение личности и пытаясь клеить девушек. Слава богу, он не слишком преуспевал, иначе мне приходилось бы переживать столько же «секс-выселений», сколько терпит мой единственный настоящий друг Оскар.
Сосед Оскара встречался с девушкой, и они мало с ним считались — выгоняли его из комнаты минимум раз в неделю. Я настаивал, чтобы он сходил в администрацию общежития, но он уверял, что там всё равно ничего не сделают.
Я вернулся к экрану. По пятницам я часто зависал на этом сайте, теряясь в придуманных людьми забавных и страшных историях.
Но эта статья была другой.
Её выложили всего несколько часов назад, и в ней говорилось о новой смертоносной сущности — обо мне.
Год рождения: 2007. Сущность классифицируется как крайне непредсказуемая и опасная, с несколькими подтверждёнными убийствами и множеством предполагаемых смертей. Если вы хотите избежать очевидной опасности, необходимо строго соблюдать следующие пункты:
Не смотрите ему в глаза. Его зрачки расширяются, когда он заинтересован, высвобождая феромон, из-за которого трудно отвести взгляд. Предупреждение: его глаза могут находиться не на том месте лица, где вы их ожидаете.
Если вы услышите лязг или щелчок, он рядом. Притворитесь мёртвым. Лицо должно быть обращено к небу, глаза закрыты. Если вы внутри помещения, сделайте всё возможное, чтобы выбраться наружу до того, как станет поздно.
Если волосяные фолликулы на руках будто врезаются глубже в кожу, он пролетает над вами. Это будет крайне неприятно, возможно, даже болезненно — в зависимости от густоты волос на ваших руках, — но это естественная эволюционная реакция на выживание. Имеет смысл подстричь часть волос на руках, но будет ошибкой сбрить их полностью — вы лишитесь этой линии защиты.
Никог—
Экран вспыхнул белым: сайт больше не найден :(.
Я моргнул и уставился на экран с досадой. Это что, такая странная шутка? Какой-то креативный проект? Расширение Chrome, которое подставляет имя и год рождения каждого читателя? Или кто-то из моих школьных друзей решил разыграть меня по-глупому?
Я нажал «обновить» не меньше пяти раз. Попробовал другой браузер. Попробовал телефон.
Безуспешно.
Телефон завибрировал: звонил Оскар. Я встал и включил свет — мне стало слишком нервно сидеть в темноте.
— Алло? — сипло сказал я.
— Йо, чувак, не хочешь покурить? Эммит с девушкой уже заняли комнату.
Я замялся, прежде чем ответить:
— Э-э, Оскар?
— Ага, что такое, бро?
— Не глянешь кое-что быстренько?
Короткая пауза.
— А сам чего не посмотришь?
— У меня ни на телефоне, ни на ноуте не грузится.
— Не уверен, что у меня будет иначе, но ладно, могу проверить.
— Спасибо, бро. Можешь вбить… — я продиктовал ему название сайта. Он попросил меня продиктовать по буквам.
— Сорян, Уайатт, — ответил Оскар. — У меня этот сайт тоже не открывается. И что это вообще за сайт? Звучит крипово.
— Потом расскажу. Встретимся на нашем месте?
— Там увидимся! — ответил он и сбросил.
Я накинул куртку. Мы с Оскаром учились в штате Вашингтон, и в это время года уже было прохладно. Я всё ещё был на взводе из-за сайта, но решил, что половина нервов растает минут через тридцать, как только мы увидимся. Я подумывал слить немного водки Итана в пластиковую бутылку, но передумал. Кажется, после прошлого раза он всё ещё что-то заподозрил.
Мы с Оскаром в первый месяц на кампусе нашли небольшой кусок леса без камер. От моего общежития туда было минут пятнадцать, от Оскара — чуть меньше двадцати.
Я вставил AirPods и неторопливо пошёл к лесу, пытаясь придумать логичное объяснение всему, что было с сайтом.
В конце концов решил, что не стоит забивать голову, — как раз пришёл на место: участок, слабо подсвеченный несколькими фонарями, но всё ещё дававший достаточно анонимности.
«Эй, я на месте», — написал я Оскару.
Я сел на траву, безуспешно обновляя сайт, и вдруг услышал поблизости шарканье ног.
— Оскар? — позвал я вслух. Ответа не последовало, звуки приближались. — Э-э, кто здесь? — пробормотал я.
В поле зрения показались рыжие кудри Оскара. Он дрожал, но попытался улыбнуться сочувственно.
— Прости, напугал. Ты меня искал? — сказал он и бухнулся рядом на траву.
— Всё принёс? — спросил я, возможно, слишком нетерпеливо, уже на грани раздражения.
— Что это за сайт был? — резко спросил Оскар.
— О-о, эм… — я почувствовал, как краснею. — Расскажу по дороге, пока покурим. — Я выдавил смешок.
— Думаю, надо прямо сейчас ещё раз проверить, да? — в голосе Оскара не было ни капли юмора.
— Можно и позже. Ночь длинная, — сердце забилось чаще.
— Давай проверим сейчас, — приказал Оскар. В этот момент я заметил, что у него нет обычного рюкзака с нужными штуками.
С тревогой я вытащил телефон и перезагрузил страницу.
— Что теперь там написано? — спросил Оскар с ухмылкой.
Сайт, похоже, ожил. Я начал читать вслух.
Никогда не задавайте вопрос. Вопросы может задавать только он. Говорите с сущностью только утвердительными фразами.
У меня дёрнулась левая рука: сначала зазудило, а потом вдруг резкая боль вонзилась глубоко под кожу.
— Ай, — вскрикнул я и другой рукой начал успокаивающе тереть предплечье.
— Ты в порядке? — глаза Оскара лукаво блеснули, он наклонился ближе.
— Нормально, просто… — я потёр руку. Посмотрел на кожу. Волос не было видно, но ощущалось, будто крошечные иглы впиваются в руку.
Я снова глянул в экран.
Если волосяные фолликулы на руках будто врезаются глубже в кожу, он пролетает над вами.
Я в панике поднял голову. И тогда услышал это.
Лязг.
Щелчок.
— Оскар, притворись мёртвым, закрой глаза! Просто притворись мёртвым, закрой глаза! — выпалил я в истерике.
— Ты ведёшь себя странно, не находишь? — Ему было плевать, что я думаю. Я перевернулся на живот, крепко зажмурился и замер. Я чувствовал, как дрожит губа.
— Оскар, не задавай вопросов, нам нельзя задавать вопросы, — я приоткрыл один глаз и взглянул на него. Он всё ещё сидел прямо, глядя на меня с недоумением.
Я услышал тяжёлые шаги поблизости. Оскар, пожалуйста, ради всего святого, просто сделай, как я говорю.
— Эй, ты кто? — спросил Оскар.
Лязг.
Щелчок.
— Ты меня разве не узнаёшь? — Голос показался знакомым, таким, каким я слышал себя в видео или голосовых сообщениях.
— Твои глаза… — начал Оскар, и тут я услышал резкое тяжёлое дыхание. Что-то глухо шмякнулось о землю.
Я пролежал неподвижно минут пять, шаги, казалось, кружили вокруг нашей поляны, а потом звуки стихли.
Я приподнялся и посмотрел туда, где был Оскар.
Его не было.
— Оскар, я тебя не вижу! — прошептал я, но голос почти сорвался на крик. Осторожно поднялся на ноги и снова вытащил телефон, чтобы дочитать статью.
Если друг пропадает, когда сущность рядом, значит, сущность схватила его. Он всё ещё будет казаться вам другом. Не доверяйте ему. Не пытайтесь вразумить его. Не звоните в полицию. Вернитесь домой в течение часа, и если…
Статья оборвалась — не из-за падения сайта, просто на этом месте текст действительно заканчивался. Я посмотрел в лес. В метрах пятнадцати я увидел Оскара, освещённого фонарём. Его голова резко откинулась набок, глаза закатились к небу, рот распахнулся. Руки раскинулись в стороны так, будто его распяли на кресте.
Я сделал пару шагов назад, видя, как всё его тело начинает биться в тряске. Челюсть Оскара начала расходиться, раскрываясь шире, чем может открыться человеческий рот. Вдруг из-за зубов вырвалась серая рука; пальцы расправились и изнутри вцепились в угол рта. Кожа щёк натянулась, как резина на грани разрыва.
Но она не лопнула. Она продолжала растягиваться.
Пробилась вторая рука, ухватила нижнюю челюсть и рванула её ещё ниже. Рот распахнулся до невозможности, лицо деформировалось, а кожа вокруг губ и щёк истончилась до почти прозрачной плёнки.
Потом показалась голова — бледно-серая, вздутая, с глазами, которые не вписывались ни в одну знакомую мне глазницу. Она протиснулась сквозь раззявленный рот Оскара, и в этот момент всё его лицо натянулось на неё, как латексная маска, натягиваемая на шар.
Тело Оскара стало складываться внутрь, сдуваться. Руки и торс будто сжались и сложились, пока сущность выбиралась наружу, используя его растянутую кожу как сброшенный костюм; она вылезала изнутри, стягивая её с себя. Тело рухнуло на землю комком пустой, обвисшей кожи: без костей, сплющенное, словно одежда, брошенная на лесной подстилке.
Серая кожа сменила оттенок на знакомый мне желтовато-розовый. У сущности выросли чёрные как смоль волосы — та самая примета, по которой мама всегда находила меня в толпе. За полсекунды, прежде чем я отвёл взгляд и сорвался с места, всё стало ясно.
Это был я.
Но что-то было не так.
В статье говорилось, что у меня есть час, но я добежал до общежития быстрее, чем когда-либо. Наверное, оно преследовало меня; оглядываться я не решился. Я слышал свой голос, плывущий следом.
— Ну обернись, чего тебе стоит? Неужели не хочешь познакомиться?
Вернувшись, я едва не снёс людей в коридоре. Мне было плевать, что они подумают; нужно было добраться до комнаты.
Я распахнул дверь и хлопнул ей так, что стены дрогнули. Итан сидел на своей кровати с банкой Miller Lite.
— Чувак, ты что творишь? — пробормотал он. Я не ответил. Подбежал к ноутбуку, ударил по «обновить» и прокрутил вниз к автору статьи. Зашёл в его профиль и напечатал: «Ваша статья оборвалась. Сущность носит моё имя. Она забрала моего друга. Она гналась за мной. Как мне от неё уйти?»
Я молился об ответе, пока Итан продолжал тараторить вопросы. Сердце колотилось, в глазах защипало.
Тук.
Тук.
Я резко посмотрел на дверь. Итан тоже повернул голову, медленно поднялся на ноги.
— Итан, не открывай! — заорал я. Он с недоумением посмотрел на меня и сделал неуверенный шаг вперёд. — Клянусь Богом, Итан, — выкрикнул я, — если откроешь, мы оба умрём.
Итан замялся и плюхнулся обратно на кровать.
Тук.
Тук.
Итан жадно уставился на дверь. Я тоже. И хотя я знал, какое чудовище там стоит, что-то внутри меня хотело — нет, требовало — открыть. Итан вскочил и рванул к двери. Я бросился на него, легко прижал в его пьяном состоянии. В коридоре раздались тяжёлые шаги, уходящие прочь.
— Хватит чудить. С тобой всё нормально? — выдавил он, пока я сидел на нём верхом. На ноутбуке прозвенел сигнал. Я поднял Итана и швырнул обратно на кровать.
Автор ответил.
Если он стучит — впусти. Он постучит дважды, ровно два раза. Прислушайся к инстинкту, открой дверь. Если ты проигнорируешь его и не откроешь, он найдёт другой путь внутрь.
Я уставился в экран, чувствуя, как уходит почва из-под ног. Я хотел открыть. Каждая клетка моего тела кричала: открой эту дверь.
Телефон Кости зазвонил после полуночи. Резкий, противный рингтон вырвал меня из дремы. Мы тогда жили в общаге, готовились к сессии и спали урывками, заливаясь кофе. Костя схватил мобильник с подоконника, и я увидел, как при свете экрана его лицо стало белым. Он слушал, не произнося ни слова, только коротко бросил в трубку «Еду» и сбросил вызов.
— Антон, тут беда. Отцу совсем плохо. Надо ехать, сейчас же.
Его голос был сдавленным, казался совсем чужим. Я не стал ничего спрашивать. Мы молча натянули первые попавшиеся шмотки и выскочили на лестничную клетку. У соседа, Сани, была старая машина, которая чаще глохла, чем ездила, но сегодня она завелась с пол-оборота, будто тоже чувствовала нашу спешку. Ночные улицы города проносились мимо, размытые пятна фонарей и редких окон. Костя вцепился в руль и молчал. Я тоже молчал, чувствуя, как внутри нарастает холодный ком.
Когда мы подлетели к его дому из подъезда уже доносились приглушенные рыдания. Костя побледнел еще сильнее, а я понял, что мы опоздали. В квартире пахло лекарствами. Его отец лежал на диване в гостиной. Тело его мелко подрагивало, изо рта вырывались странные булькающие хрипы, а зрачки глубоко закатились под веко. Мать и сестра Кости плакали забившись в углу комнаты, соседка пыталась их успокоить, растерянно бормоча что-то про скорую.
Не раздумывая, я набрал 103. Пока я объяснял оператору ситуацию, пытаясь не сбиваться, хрипы на диване резко оборвались. Раздался громкий, судорожный вздох, словно человек попытался втянуть в себя весь воздух в комнате, и его тело обмякло. Все замерли. В наступившей тяжелой атмосфере были слышны только всхлипывания матери Кости. А потом мы увидели, как из уголка рта его отца потекла белая пена. Густая, обильная, она пузырилась медленно сползая по щеке на подушку. Через пару минут его кожа приобрела мертвенно-белый оттенок и стала холодной на ощупь. Квартиру взорвал оглушительный плач. Костя упал на колени и, прижавшись к груди отца, зарыдал, как ребенок.
Приехавшие почти одновременно медики и полиция только добавили общего хаоса. Врач скорой констатировал смерть, а хмурый участковый, оглядев тело и пену на подушке, отрезал: «Смерть неясного генеза. Тело на вскрытие». Все уговоры и слезы Костиной матери не помогли. Полицейский был непреклонен.
— Понимаю ваше горе, но таков порядок. Сопровождать кто-то поедет?
Костя не хотел оставлять отца одного ни на секунду. Он, не раздумывая, полез в неотложку, где уже лежало на носилках накрытое простыней тело. Я запрыгнул следом. За нами тронулась полицейская машина. Ночь была безветренная и душная. «Газель» неслась по пустым улицам, и ее двигатель ревел так, что почти заглушал ровный, монотонный плач Кости. Я сидел рядом, положив ему руку на плечо, и чувствовал, как его трясет. Воздух в фургоне был пропитан странной, гнетущей тревогой. И мне казалось, что исходила она от единственного места — от неподвижного тела под простыней.
Мы приехали к городской больнице. Морг располагался в отдельном одноэтажном здании из серого кирпича, в стороне от главного корпуса. Было около двух часов ночи. Водитель и санитар помогли нам выкатить носилки. Полицейские подошли следом. Тело сначала завезли в приемный покой для формальностей, а потом повезли по длинному, тускло освещенному коридору в морг. Носилки оставили в небольшом предбаннике, похожем на узкий пенал с кафельными стенами. Здесь было холодно. Я и Костя уселись на жесткую скамью у стены, а молодой сержант полиции вышел обратно на улицу.
Невдалеке, за небольшим столиком, дремал пожилой сторож в выцветшей форме. Он проснулся от наших голосов, оглядел нас мутным взгядом и прошамкал:
— Ночью патологоанатом не приедет. Ждите до утра.
В воздухе стоял резкий запах хлорки и какой-то аптечной химии, от которого першило в горле. Стены были покрыты старой плиткой со сколами и темными пятнами в швах. Под потолком одинокая люминесцентная лампа гудела и время от времени моргала, искажая цвета и тени. Вроде бы ничего особенного, обычное казенное помещение, но атмосфера становилась все более тяжелой и гнетущей. Холод пробирал до костей, хотя на улице была теплая ночь. Мне показалось, что температура упала на несколько градусов, как будто где-то включили мощный кондиционер.
Сторож поднялся, подошел к зарешеченному окну под потолком, выходящему на улицу, и, выглянув, спросил:
— Вы тут вдвоем, парни? Смотрите в оба. Я на пару минут отойду.
Он вышел за дверь и его шаги затихли где-то в темноте за углом здания. Мы остались втроем: я, Костя и его мертвый отец. Простыня, накрывавшая тело, казалась неестественно белой в мигающем свете лампы. Прошло минут двадцать. Сторож не возвращался. Вдруг Костя с силой сдавил мою руку.
— Смотри, — прошептал он.
Я проследил за его взглядом. И мое сердце бешено заколотилось. Простыня на носилках… мелко дрожала. Не вся, а только в районе груди и живота. Словно под ней кто-то дышал частыми, прерывистыми вдохами. Мы смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова.
— Может… может, он еще жив? — срывающимся шепотом выдавил из себя Костя.
От этих слов у меня внутри все сжалось от страха. Я посмотрел на его лицо, искаженное гримасой ужаса и безумной надежды. И в этот самый момент дрожь прекратилась. Так же внезапно, как и началась. Тело под простыней снова стало абсолютно неподвижным. Но это уже ничего не меняло. Страх успел забраться под кожу, запустить свои холодные щупальца прямо в душу.
В этот момент заскрипела входная дверь. Вернулся сержант, который, оказывается, тоже куда-то отходил. Он заглянул в зарешеченное окно.
— Никто не приходил? — спросил он басом.
Я отрицательно помотал головой.
— А этот где? — кивнул он на пустой стул сторожа.
— В туалет пошел, — соврал Костя, немного придя в себя.
Сержант недовольно хмыкнул, еще раз окинул взглядом нас, носилки, и сказал, обращаясь к Косте:
— Ты, иди сюда. Поговорить надо.
Мое сердце провалилось куда-то в пятки. Волосы на затылке зашевелились. Одна мысль о том, чтобы остаться здесь одному, с этим… телом, вызывала животный ужас. Я посмотрел на Костю умоляющим взглядом. Он все понял. В его глазах был тот же страх.
— Быстро, я сказал! — рявкнул из-за двери сержант. — Времени на тебя нет.
Костя поднялся. Он медленно пошел к выходу, и я видел в окне, как полицейский повел его в сторону главного корпуса больницы. Их фигуры растворились в темноте. Я остался один. И каждая секунда тянулась, как час. Я не сводил глаз с носилок, ожидая, что простыня снова задрожит. Вдруг снаружи послышался какой-то шорох. Я вздрогнул. Это вернулся сторож.
— Окно-то чего открыто? — проворчал он, возясь с рамой. — А второй где?
Дрожащим голосом я объяснил, что его забрал полицейский для разговора.
— А, ну это дознание. Раз случай такой, — спокойно ответил сторож. — Не переживай, тут они, рядом.
Он с лязгом закрыл окно на шпингалет и уселся на свой стул. Закрыл глаза, откинул голову на стену. Я хотел попросить его не оставлять меня, сказать, что мне нужно выйти, но язык будто прилип к гортани. Через минуту до меня донеслось его ровное посапывание. Он уснул. А я снова остался наедине с мертвым телом. Гудящая лампа, которая то разгоралась ярче, то почти гасла, действовала на нервы. Прошло еще минут пятнадцать. Я изо всех сил старался не смотреть на носилки, но взгляд сам возвращался к ним снова и снова.
И мой страх оправдался.
Тело под простыней снова задвигалось. На этот раз движения были резче, сильнее. Носилки ощутимо качнулись, ударившись колесиком о стену. Это было похоже на судороги, на отчаянную, невидимую борьбу.
Но сторож не реагировал. Он спал мертвецким сном, и это было едва ли не страшнее, чем дергающийся труп в нескольких метрах от меня. Я сидел в углу, между мной и спасительным выходом стояли эти носилки, а за ними — спящий сторож. Я был в ловушке. Мозг отказывался работать. Эта абсурдная картина — бешено бьющееся под простыней тело и непробиваемый сон охранника — добивала психику.
Через минуту конвульсии прекратились. Я, собрав остатки мужества, встал и, держась на расстоянии, снова позвал сторожа. Бесполезно. Мне было страшно даже подойти к нему, потому что для этого пришлось бы пройти вплотную к носилкам. В этот момент я почувствовал себя самым беспомощным человеком на свете. Весь мой рационализм, вся моя уверенность в себе испарились без следа. Я начал молиться, шептать «Отче наш», но слова путались, язык одеревенел и не слушался.
Внезапно сторож зашевелился. Потом встал, потянулся и, не глядя в мою сторону, бросил в темноту коридора:
— Смена кончилась. Спать пошел. Ты от трупа никуда не отходи, парень.
И прежде чем я успел что-то крикнуть, он скрылся в темном проеме в дальнем конце помещения. Я услышал, как хлопнула где-то дверь. И осознал, что выход из этого предбанника — там же, куда ушел сторож. А чтобы до него добраться, мне нужно пройти мимо носилок. Сердце забилось где-то в горле. В голове промелькнула безумная мысль: если я перейду на ту сторону, где сидел сторож, мне станет не так страшно, я не буду зажат в углу.
Затаив дыхание, я начал медленно, на полусогнутых ногах, продвигаться вдоль стены. Я осторожно отодвинул носилки, чтобы протиснуться. И когда я был ровно на середине, когда мое плечо почти касалось простыни, я почувствовал резкий рывок. Что-то схватило меня за футболку сзади.
Мой рот исказился беззвучным криком. Я со всей силы рванулся вперед. Носилки качнулись, я потерял равновесие и с размаху врезался в них. От удара они отлетели к стене, а я рухнул на кафельный пол. Тело Костиного отца съехало с них и частично оказалось на полу. Когда я поднял голову, то увидел его.
Простыня сползла.
Лицо, которое я видел всего несколько дней назад видел с живым, теперь было искажено в чудовищной гримасе. Глаза были открыты, но белки залила мутная желтизна, зрачки были огромными, в них отражалась пустота. Рот приоткрыт, обнажая посиневшие десны. И это тело, лежащее в неестественной позе на боку, начало двигаться. С треском, будто ломались сухие суставы, оно стало подниматься. Сначала согнулась в локте рука, потом подогнулась нога. Я смотрел, парализованный ужасом, не в силах даже закричать.
Оно село. Тело, которое официально объявили мертвым, которое закоченело и покрылось синюшным оттенком, сидело на полу в двух метрах от меня и поворачивало голову в мою сторону. Из его горла вырвался булькающий хрип. А потом оно поползло. Неуклюже, цепляясь скрюченными пальцами за скользкий пол, оно двинулось прямо на меня.
В этот момент мой разум отключился. Остались только инстинкты. Я заорал, вкладывая в этот крик весь свой ужас и отчаяние, и пополз назад, отталкиваясь ногами и руками, пока не уперся спиной в стену. Оно было уже совсем близко. Я видел его лицо, его пустые мертвые глаза, которые, казалось, смотрели сквозь меня. Оно протянуло руку. Пальцы, твердые и холодные, как замороженное мясо, сомкнулись на моей лодыжке.
Я забился, как пойманный зверь, брыкаясь и молотя ногами. Я ударил его свободной ногой в грудь. Раздался глухой, влажный звук, но хватка не ослабла. Наоборот, она стала еще крепче. Я бил снова и снова, крича что-то бессвязное, захлебываясь собственными криками.
Внезапно дверь в конце коридора распахнулась, впуская внутрь полосу света. На пороге стояли Костя и тот самый сторож.
— Антон! Ты что творишь?! — закричал Костя.
Я на мгновение замер. Хватка на моей ноге исчезла. Я посмотрел вниз. На лодыжке не было руки. Тело его отца лежало на полу в той же неестественной позе, в которой упало с носилок. Неподвижное. Мертвое.
А они смотрели на меня. Сторож с испугом, а Костя… В его глазах не было страха. Там была смесь недоумения, брезгливости и нарастающей ярости. Он не видел монстра, ожившее тело. Он видел, как его лучший друг, обезумев от ужаса, пинает ногами труп его только что умершего отца.
— Ты… что ты делаешь, ублюдок? — в ярости захрипел он, шагнув ко мне.
Я пытался что-то сказать. Что тело двигалось, что оно схватило меня. Но из горла вырывались только жалкие, всхлипывающие звуки. Я смотрел на Костю, и в его глазах я видел окончательный вердикт: для него я был не жертвой, а осквернителем. Предателем.
Я сразу же уехал.
Костю я больше никогда не видел. Мне потом передали, что он вычеркнул меня из своей жизни. И я его не виню. Как можно поверить в нечто подобное?
Легче поверить, что твой друг сошел с ума от горя и стресса.
