CreepyStory

Фея Снов. Часть 1 Ритуал. Глава 1

Михаил Дворкин, известный так же как Сумашедший Гном, мечтательно закрыл глаза. Он был у себя дома, в небольшой двухкомнатной квартире, такие ещё называют полуторками. Дверь комнаты была заперта на ключ – никто, даже родители не должны были видеть и знать, чем он занимается. Дворкин писал рассказы. Рассказам никогда не суждено быть опубликованными - ни одно издательство не взялось бы за раскручивание подобного творчества. Порнографические извращения – от некрофилии до банального садомазохизма – таков был их стиль. Правда, сам автор предпочитал называть своё творчество романтическими элегиями. Если и было совокупление с трупом, то обязательно при свечах; ну а если избиение с последующим изнасилованием, то обязательно на фоне заката и на ложе, усыпанном лепестками роз.

Сегодня он, закрыв глаза, готовился перенести на бумагу сцену из новой элегии под названием «Секс после уроков». Сцена была такая. Дворкина учительница по русскому языку Тамара Игнатьевна попросила задержаться после уроков. Сначала она что-то писала на доске, а потом подошла к нему и стала медленно раздеваться. Затем женщина сорока от роду лет принялась гладить его и страстно целовать, а потом он взял её прямо в кабинете на учительском столе. Она извивалась и кричала в его крепких руках.

Громкий стук в дверь вернул его из кабинета русского языка в комнату. Он облизнул пересохшие губы и рявкнул:

- Чего надо?

- Сын, ты завтракать будешь? – Приглушённый голос из-за двери принадлежал матери, кстати говоря ровеснице Тамары Игнатьевны.

- Отстань, я занят. – Крикнул Дворкин.

Мать отстала, а он взял ручку и принялся писать. Через час элегия была закончен. Рассказы Сумашедшего Гнома не отличались большим объёмом, как и он ростом, зато их было много – около семидесяти. Михаил достал из стола большую чёрную папку со встроенным скоросшивателем, где уже покоились «Мой любимый из могилы», «Собачники и их питомцы», «Групповуха на физкультуре» и другие. «Секс после уроков» занял соответствующее место среди подобных. Дворкин радостно улыбался, созерцая плоды своего творчества. Завтра он напишет новый рассказ, несколько идей уже есть.

Раздался телефонный звонок, едва уловимый сквозь закрытую дверь. Спустя несколько секунд, мать постучала в дверь.

- Тебя к телефону. - Коротко бросила она и вернулась на кухню. Мише показалось, что в голосе матери появилась какая-то не злость, не раздражение. Наверное опять участковый звонит. Слышать этого полудурка с самого утра Михаилу хотелось меньше всего. Тем не менее к телефону он подошёл.

- Алло… - Максимально недовольным тоном прохрипел Миша.

- Привет, Михан. – К счастью это оказался Белкин. – Как сам?

- Замечательно. – Он расслабился, после написания рассказов (элегий) он действительно чцвчствовал себя прекрасно. – А ты чё?

- Да вот, на площадь с Лёхой собрались – только тебя не хватает для полного комплекта.

- Вы что? Уже приняли? Без меня!? – По голосу Белкина легко было определить, пил он или нет. Дворкин на этот раз определил правильно. И эйфория от эротических фантазий моментально сошла на нет.

- Немного совсем. У нас есть ещё децл. Если тормозить не будешь, и тебе хватит.

- Ну, смотри, чтоб было! Уже иду. – Сказал Дворкин и бросил трубку.

Он вернулся в комнату, ещё раз взглянул на свою папку и, сладко вздохнув, положил её в стол. Затем, сорвавшись с места, бросился искать свои джинсы. Через пять минут он уже захлопнул входную дверь и помчался вниз, перепрыгивая через три ступеньки. Площадь в пяти минутах неспешной ходьбы от дома, он добрался за три. Дворкин шарил глазами по стоящим тут и там скамейкам, пока, наконец, не заметил двух друзей и опрометью бросился к ним. Не добежав десяти метров до них, он заорал:

- Где? Где?

- Вот….. – Белкин протянул ему наполовину пустую бутылку пива.

- И это всё? – Выдохнул Дворкин. Но бутылку взял и присосался к горлышку. – Уф. Ещё есть?

Белкин покачал головой.

- Лёха, как так? – Обратился Дворкин к Перцову, но тот лишь пожал плечами. – И что делать?

Оба его друга молчали. Наконец Перцев протянул ему руку и куда-то указал за спину Михаилу. На скамейке, метрах в пятидесяти от них, сидели четверо их вчерашних жертв.

- Ха. – Хохотнул Дворкин. – Надо закончить начатое.

- Стоит ли? – Засомневался Белкин. – День. Народу полно.

И действительно народу было много. Открылся универмаг, принимал посетителей овощной рынок, да и просто гуляло много народу.

- Никто и не заметит. – Сказал Дворкин.

- К тому же все к нашим выходкам привыкли. Я считаю надо пошерудить в их маленьких кармашках.

- Довод не ахти какой. – Заметил Белкин.

- Выбора у нас как такового и нет. - Парировал Дворкин. – Пусть Лёха скажет.

Как обычно последнее слово было за Перцевым. Тот подумал, или, по крайней мере, сделал вид, что думает, и изрёк:

- Идём.

Этого оказалось достаточно, все трое встали и вразвалку направились к сидевшим неподалёку друзьям.

-----------

Артём пришёл первым. На городских часах, украшавших фасад бывшего автовокзала, без двадцати двенадцать. Он выбрал скамейку, что стояла в некотором отдалении от других, в тени большого тополя. На всяких случай провёл рукой по сиденью, убедившись, что оно вполне чистое, Артём сел и осмотрелся. Вроде бы нечего такого не происходит, люди ведут себя, так же как и всегда. Правильно, а чего им суетиться, никто не знает, что произошло ночью, вернее знают, только истинная причина им неизвестна. Всем невдомёк какой груз лежит на плечах четверых подростков, и что тьма уже забрала двоих, а сегодня ночью число жертв увеличится. Им всем нет никакого дела до этого. А расскажи им - рассмеются, да пальцем у виска покрутят. А вот что они скажут, когда очередь подойдёт к ним, будет ли смешно? Почему-то Артёму казалось, что, вряд ли кто- то из них улыбнётся.

Он пришёл раньше остальных, не потому, что был пунктуальным, просто не мог оставаться больше дома. Сразу после звонка Кости к нему заявился следователь с расспросами о погибшем старике. Артём, естественно, сказал, что ничего не знает, и ничего не слышал. А потом, когда следователь удалился, пообещав почему-то вернуться, опять зазвонил телефон. То была мать Ани. Она интересовалась местонахождением своей дочери. Артём наговорил ей, что Аня ушла от него в половине третьего, сказала, что идёт домой, и он понятия не имеет, где сейчас находится его подруга. Но обещал, что если что-нибудь узнает, то непременно об этом сообщит, благо телефон знает. Сказал ещё, чтобы мама не беспокоилась, что Аня наверняка зашла к какой-нибудь подруге и, не удержавшись, заснула, и что она вот-вот позвонит домой. Потом мать Ани повесила трубку, и Артём ещё долго слушал короткие гудки, пытаясь поверить в то, что он сейчас говорил. Само собой, у него это не получилось.

Вдобавок ко всему ему совсем не нравились двое, что сидели на скамейке неподалёку и распивали пиво. Видимо, для начала развлечений им не хватало третьего. Ещё не хватало, чтобы эти три придурка сейчас докопались до него. У Артёма ещё не остыли воспоминания о последней встрече с троицей. У него в тот вечер хватило ума пойти не обычной дорогой к дому по освещённой улице, а попёрся прямиком через двор, где жил Сумасшедший Гном. Думал, так быстрее получится, надеялся, что троица «квасит» где-нибудь на площади. Как, оказалось, «квасили» они прямо во дворе. Сам двор, как назло, был пуст за исключением парочки задержавшихся ребятишек, но они и ухом не повели, когда хулиганы заулюлюкали, увидев Артёма. Они буквально приказали Артёму остановиться. Но парень их ослушался и рванул прочь во всю прыть. Трое сорвались в погоню за ним. Вскоре Артём понял, что допустил ошибку. Во-первых, силы были неравны. Что мог противопоставить один подросток троим отморозкам с разгоряченной алкоголем кровью? А во-вторых, подойди он к ним сразу и не разозли бегством, может, всё обошлось бы не так плачевно, а так ещё и побили. Артём поймал себя на том, что смотрит с явной ненавистью в сторону двух придурков. Он отвёл от них взгляд и уставился на деревья.

- Что сидишь?

Артём вздрогнул. Это пришёл Костя.

- Хорош пугать. – Артём шумно выдохнул.

- Неужели так страшно? Страшнее, чем ночью? - То ли с издёвкой, то ли серьёзно поинтересовался Костя

- Это вряд ли.

- Брат с сестрой ещё не явились? – Костя сел на скамейку рядом с Артёмом.

- Как видишь. – Ответил Артём.

- Ну, ничего. Время вроде как ещё есть.

Артём кивнул, ничего не ответив.

- Может, расскажешь поподробнее, что случилось?

- Да нет больше подробностей! Я вообще стараюсь забыть обо всём! - Артём повысил голос, но быстро спохватился и замолчал, оглядываясь по сторонам.

- Это ты зря. Для нас сейчас важна каждая подробность. - Спокойно ответил Костя, стараясь не провоцировать друга сильно шуметь. Незачем им сейчас лишнее внимание взрослых.

- А какие там были детали? – Грустно усмехнулся Артём.

- На первый взгляд никаких. Но если копнуть поглубже, то можно кое-что и выяснить. – Костя говорил с таким серьёзным видом, что Артёму стало смешно.

- Чего лыбишься? Лучше бы выход из ситуации искал! – Обиделся Костя.

- Что тут искать? И так всё ясно. Никто нам не поможет, а сами мы всё равно не справимся. – Артём грустно посмотрел на небо, словно хотел попросить помощи у высших сила, потом опустил глаза и уставился на Молчуна и промежность, сидевших неподалёку.

Костя проследил за его взглядом.

- Они тебя волнуют? – Спросил он таким тоном, как будто был готов пойти и разобраться с ними прямо сейчас.

- Иногда. – Неопределённо ответил Артём.

- Они безопасны, когда хоть одного из них нет. В принципе, это обыкновенные трусы.

- Ага. - Отстранёно согласился Артём и серьёзно взглянул на Костю. – Ты действительно думаешь, что нам поможет кто-нибудь или что-нибудь?

Костя пожал плечами.

- Думаю, у нас есть все шансы выкрутиться. А что поможет нам – это и предстоит выяснить, когда явятся брат с сестрой. А ты, судя по всему, уже не веришь ни во что?

- Я верю в то, что вижу. Сегодня ночью видел кое-что похуже троицы. Я видел смерть. – Артём горестно усмехнулся. – Но не ту смерть, что может случиться со всеми, а кусок тьмы, сгусток пустоты. Когда я думаю об этом, я чувствую, что она рядом, что она смотрит. Не пытается забрать меня, но она существует, она физически также реальна, как ты или я.

- Не переживай так. – Попытался успокоить друга Костя, но Артём как будто не слышал его.

- Я воистину понял, что означает холодное дыхание тьмы, я до сих пор ощущаю. – Артём перевёл дух. – Я понял, что, значит, смотреть смерти в глаза, только это не мы смотрим, это она смотрит на нас. Она изучает нас, она знакомится с нашими душами, примеряет их на себя. Нет ни бога, ни Сатаны, ни рая, ни ада. Есть только пустота. Холодная, бессердечная, которую ничто не остановит, потому что нельзя повлиять на пустоту.

- Можно заполнить её. - Тихонько вставил Костя.

- Нашими душами. - Мрачно ответил Артём.

- Пусть так, но мы остановим её. - Громко сказал Костя. Артём опять не обратил внимания на его слова.

- Мы вступили в игру. Игру со смертью. И итог у этой игры только один. Нам никогда не победить. Невозможно победить того, кто пишет правила игры.

Артём замолчал. Костя задумался над словами друга. В отличие от Артёма он был не столь пессимистичен. Он считал, что если есть возможность бороться, то нельзя её упускать. Смерть пришла в реальный мир, а, значит, и правила игры изменились, причём не в её пользу. Это их мир, мир живых, и здесь не место тьме. Осталось только убедить её в этом. Из любой ситуации всегда есть выход. Не может быть всё так ужасно! Если можно вызвать её в наш мир, то можно и загнать обратно! Если его можно ранить, значит можно и убить, как говорил один австрийский культурист.

- Артём, - Костя обратился к другу, сидевшему, напротив, с закрытыми глазами, со стороны казалось, что он спал.

- Ты же смотрел сотни фильмов — неужели ты не можешь найти хоть что-нибудь, что может помочь нам? Хотя бы идею, мысль, направление.

- Знаешь. - Артём открыл глаза и посмотрел на Костю. - Ты знаешь. - Артём сделал паузу, собираясь с мыслями. - Мы все умрём.

- А ты собираешься жить вечно?

- Где-то я это слышал.

- Возможно.

- Но ты не ответил на мой вопрос. Может, тебе его повторить?

- Что за вопрос? - Раздался голос за его спиной. Костя обернулся. Подошёл Максим. Один. Без Юли.

- А где сестра? — Испуганно спросил Костя. - Ползёт потихоньку.

- Дружелюбно бросил Максим и махнул рукой в сторону, откуда только что пришёл. - Ты же знаешь этих девчонок - они вечно хотят зайти в какой-нибудь магазинчик. - Даже если это продуктовый.

- Это точно.- Подтвердил Костя. - С моей матерью идти, так это вообще вешалка!

- Очень интересная тема. - Язвительно-мрачно заметил Артём. Костя и Максим переглянулись.

- Что с ним? - Спросил Максим. - Переживает. Ночью с ним неприятность случилась.

Максим улыбнулся:

- Что? Неужели штанишки обмочил?

Но ребята не улыбнулись в ответ. Максим переводил взгляд с одного на другого, но они молчали. Неизвестно, сколько бы ещё продолжалась игра в гляделки, но тут подошла Юля.

- Привет!

- Да вот, - Пожаловался Максим. - Скрывают что-то.

Юля сложила руки на груди и с наигранно-серьёзным видом сказала:

- Значит так, дорогие. - Последнее слово прозвучало так, словно она имела целью их сильно унизить. - Я вас слушаю. Особенно тебя, Костя. Кажется, это твоя была идея нам не встречаться. Так в чём всё-таки дело?

Костя развёл руками, Артём даже не поднял на неё взгляд.

- Вот видишь. - Максим горько усмехнулся. - И тебя они не слушают.

- Ну, тогда пойдём отсюда. - Сказала Юля. - Если, конечно, никто не передумал и прямо сейчас.

Костя глубоко вздохнул и посмотрел в глаза девочке. Что-то в его взгляде заставило Юлю поёжиться.

- Необходимо, чтобы знали. – Костя, старательно подбирал слова, но опыта сообщать подобные вещи у него не было.

- Что знали? Что-то нехорошее? Что-то на счёт Феи? – Тревожно спросила Юля.

Костя просто кивнул в ответ. Артём опустил голову ниже плеч.

- И что же? Только не говори, что кто-то умер! – Почти приказала Юля.

- К сожалению… - Тихо ответил Костя.

– Расскажи, как было, Артём.

И он рассказал. Говорил тихо, но слушали и слышали все. К концу рассказа он перешёл почти на шёпот, но казалось, что мир замер вокруг четверы- Может, всё-таки свалим отсюда. – Максим кивнул куда-то в сторону. Со стороны памятника городским первопроходцам к ним двигалась троица, в полном составе. Первым вышагивал Перцев, следом шёл Белкин, по правую руку, почему-то подпрыгивая через шаг, перемещался Дворкин, наверное, он или перевозбудился от происходящих событий, или просто дурак, подумал Костя. Второе предположение, как ему казалось ближе к истине.

- Стойте! На него уставились три пары глаз, в которых, кроме того, что он идиот ничего не было.

- Не спешите. – Спокойно сказал Костя. – Давайте сначала узнаем, что они хотят.

- Ты что заболел? – Спросил Артём, в принципе не сомневаясь в ответе. Только человек с больной головой мог предложить подобное в их ситуации.

- Нет, со мной всё в порядке. Я, похоже, единственный из всех вас, кто ещё имеет голову на плечах, ибо с памятью у вас, как я погляжу, совсем туго.

- Давай обсудим твои уникальные способности чуть позже, в другом более безопасном месте. – Быстро проговорил Максим. - Они уже совсем близко.

- Неужели никто из вас не помнит, о том, что сказала Фея в лесу сегодня ночью. - Беззаботно, будто сзади не надвигалась троеликая гроза подростков города, осведомился Костя.

- А что она сказала? – Спросила Юля. Ответить Костя не успел. Сзади его обняла рука Перцева, за плечо, совсем по-дружески.

- Отдыхаем? – Заботливо проворковал Дворкин и сел на скамейку, при этом широко расставив ноги, на всеобщее обозрение протертые до дыр в паху, джинчы. Заметив взгляды, направленные на него, он небрежно бросил: - Что-то не нравится, ублюдочные недомерки?

- Сомневаюсь, что ты зеркалу можешь понравиться, урод. – Сказал Костя, с уверенностью, которой позавидовал бы любой из самых оптимистичных людей в пределах вселенной. Все присутствующие уставились на него, открыв от изумления рты. Такой наглости не ожидал никто из троицы, не говоря уже о его собственных друзьях.

- Что ты сказал? – Дворкин встал со скамейки и сжал кулаки.

- У тебя и со слухом проблемы? – Понесло Костю. Его друзья зашикали на него. Ведь в итоге биты будут все.

- Давай, Миха! – Подначивал сотоварища Белкин.

Дворкин размахнулся и наотмашь ударил Костю по лицу.… И ничего не произошло. Костя остался стоять, даже не шевельнувшись, а Дворкин разглядывал свою руку с полным недоумением в глазах. Такими же глазами на него взирали и все остальные.

- Не понял… - Промычал Дворкин. – Всего бутылочка пива и уже по роже жалкого педика попасть не могу.

- А ты попробуй подпрыгни, может достанешь. - Костя улыбался во весь рот, он знал как Сумасшедший гном ненавидит шутки относительно его невысокого роста. Дворкин зарычал и нанёс целую серию ударов по парню, по лицу по груди, пнул в пах, по коленке. Костя стоял и улыбался, будто ничего не произошло.

- Я понял! – Проорал Максим. Дворкин прекратил бесполезно махать руками и ногами и остановился. Все, включая троицу, и исключая Костю посмотрели на него. - Я понял. – Торжественно повторил Максим. – Сучка не врала, мы неуязвимы.

- Что это значит? – Удивлённо спросил Молчун.

- Это значит, что время кончилось. – Сказал Артём и пошёл прямиком на Перцева. Тот попятился, но упёрся спиной в дерево.

- Ну что вы стоите, бьём им! – Закричал Дворкин и бросился на Костю.

Молчун и Белкин бросились к Артёму и Максиму. Но ребята не побежали, наоборот они перешли к активным действиям. Костя немного отошёл в сторону и подставил ногу Дворкину, тот во весь (маленький) рост растянулся в пыли. Костя принялся пинать Гнома. Он несколько раз попал ему по лицу, пока до Дворкина не дошло прикрыться руками. Костя видел, что разбил ему нос и губу. Он для порядка пнул ещё несколько раз под рёбра. А затем, заметив, что Дворкин не сопротивляется, наклонился к нему и прошептал достаточно громко:

- Повезло тебе, что я в кроссовках, мелкий урод.

В это время Артём бил Белкина, точнее будет сказать – добивал. Белкин уже не сопротивлялся. Артём наступал. Почти все его удары достигали цели. У Промежности из носа шла кровь, один глаз заплыл. Артём ударил, что есть силы в ухо несчастному алкоголику. Белкин упал на колени. Артём схватил его за волосы, сальные, пропитанные, и стал бить по лицу. Успокоился он лишь, когда увидел, что крови чересчур много и испугался, что покалечит подонка. Молчуну тоже досталось по полной. Максим, самый молодой из компании, имел претензий к троице ничуть не меньше, чем его друзья. Перцев пытался отбиваться, но без толку, его удары, пусть и точные, вреда Максиму не приносили.

- Выпить охота? – Спросил он у Молчуна, ударяя в очередной раз. – Драться охота? – Ещё удар. – Избей тех, кто послабее. – Пинок по яйцам.

Всё продолжалось не более минуты. Когда пыль улеглась, Максим, Костя и Артём подошли к Юле, что стояла в сторонке, в ужасе закрыв рот ладошкой. Около скамеек, где они сидели в полном спокойствии пару минут назад, лежали три мешка, некогда представлявшие угрозу для всех подростков Лесного. Теперь каждый желающий мог подойти, пнуть любого из них, не опасаясь за своё здоровье. Наверное, это и есть справедливость.

- Я хочу уйти. – Сказала Юля тоном, не терпящим возражений.

- Ага, пошли. – Весело ответил Костя. И они пошли в сторону от площади, куда неважно, просто подальше отсюда.

- Здорово было! – Сказал Максим. Он посмотрел на свои руки, они немного тряслись от притока адреналина. – Надо обязательно повторить!

- Дадут повод, повторим. – Ответил Костя, так спокойно, будто драки и не было вовсе.

- И всё-таки я недопонимаю, почему они не смогли причинить никому из вас вреда? – Спросила Юля.

Костя посмотрел на неё, как на дуру.

- Ты вчера с нами в лес ходила? – Спросил он. Теперь она смотрела на него, аки он рехнулся. - Ну и что?

- А то. – Изрёк Костя и ударил ребром ладони Юлю по шее. Ничего не произошло. Юля инстинктивно дёрнулась, но удар не причинил бы ей вреда в любом случае.

- И что ты этим объяснил? – Обиженно заявила Юля.

- Всё просто, как жизнь таракана. – Ответил ей брат. – Старой сучке надо, чтобы мы жили. Мы нужны ей, как это ни прискорбно.

- Что же, во всём есть свои плюсы. – Улыбнулся Артём, потирая кулаки. - Мало того. – Сказал Костя. – Я знаю, что делать, я знаю, как выпутаться из этой ситуации. Друзья застыли на месте и уставились на него удивленными глазами.

Продолжение следует

Авторский канал - t.me/writer_path

Всех приветствую. Решил начать писать что-то необычное, поэтому, приходится экспериментировать. Пока что рассказ сырой, есть ошибки и ляпы. Жду здравой критики в комментариях. Спасибо, что уделяете время и приятного прочтения!!!

Религия храбрых 


Глава 1

Автор: Дмитрий Архангел


    Двери в церковь открылись, ухоженный мужчина зашёл внутрь, деловито шагая осматривал стены святыни. Всем своим видом он показывает: “главный тут я”.  Он пристально смотрел и улыбался, потихоньку приближаясь к батюшке, который стоял в другом конце прохода. 


—Кирилл Алексеевич, чего у вас рожа такая кислая, вы не рады меня видеть? — с издевательской интонацией спросил мужчина.


—Вы не правы, у меня всегда такое лицо,— хладнокровно ответил священник.


    Вопилов всегда был спокоен, его трудно было вывести на эмоции, за его плечами немало боевых операций, множество наград, которые он никогда не показывал. Человек с пустым сердцем, у которого в нужной ситуации рука не дрогнет. Единственное, чему нашлось место в душе - это религия. Повидав на боях много ужасов, он решил для себя, что единственное искупление - служба богу. Кирилл знал, что не сможет простить себя за убийства людей. Он убивал их с хладнокровным взглядом, с таким же, каким прямо сейчас смотрел на собеседника. Толыпин так сильно боялся священника, что стал ненавидеть.


—Зря вы так отвечаете человеку, который спонсирует вашу церковь. В любое время я могу прекратить отдавать свои деньги, и тогда вы быстро загнётесь.


—Спонсирование - это ваша личная инициатива. Церковь не принуждает вас отдавать свои средства.


—Знаю я, знаю! Не нужно сейчас мне говорить очевидные вещи. Та и вообще, я не за этим сюда пришел, — он коварно улыбнулся. — Сегодня, я посовещался с товарищами, которые помогают в спонсировании. Мы пришли к выводу, что вы плохо справляетесь со своими обязанностями. Поэтому, мы хотим, чтобы вы ушли. —закончив, Толыпин злорадно посмотрел на Батюшку, лицо которого поменялось.


—Юрий Николаевич, вы обычный бизнесмен, как и ваши товарищи. Даже если вы сделали для себя какие-то выводы, то как они должны повлиять на мой долг священника?


—Эх… Ну Кирилл, вы живёте в двадцать первом веке. Сейчас всё решают деньги. Мы перестанем спонсировать церковь, соответственно, будет убыток, поэтому, вас и выгонят. Если что, мы замолвим словечко.


—Вы пытаетесь из-за денег прогнать меня, но чем я провинился, разве я плохо исполнял долг?


—Какой ещё долг!? Сейчас церковь - это бизнес, какая нам польза от вас, обычного священника. Нам выгоднее поставить своего человека, чтобы он… — Толыпин оборвал конец предложения, невольно промычав. 


     На лбу у батюшки вступили вены, в порыве злости его лицо искривилось. Его больше разозлило не то что Олег так относится к религии, а то, с какой легкостью он все это говорил, будто, так и нужно. Священник знает, что вера – это выбор каждого, но, говорить такое, ещё и так просто, будто, рассказывает ему о планах на день. После этих мыслей, Кирилл нахмурился ещё сильнее, Толыпин быстро отступил на несколько шагов.


—Богохульникам нечего делать в церкви, Юрий Николаевич, уходите отсюда. Можете больше не жертвовать деньги, но, сюда не возвращайтесь. —Священник начал медленно сближаться с собеседником. 


    Толыпин пулей полетел к выходу, с силой отворил двери и вылетел из церкви. На улице лил дождь, сквозь дырки в козырьке вода залила крыльцо. Юрий сделал несколько быстрых рывков, чтобы как можно быстрее пропрыгать ступеньки, но не учел погоду и, потеряв равновесие, плюхнулся в лужу. Не теряя времени, он быстро поднялся и продолжил бежать. Священник медленно вышел на крыльцо, смотря в спину убегающему подлецу.


    На следующей день Вопилову позвонили. Тяжело встав с кровати, он подошёл к тумбочке, где лежал источник звука. Взяв в руке телефон, он увидел имя контакта: “Воропаев В.В”. В голову сразу ударил вчерашний инцидент. Кирилл понимал, что ничем хорошим это не закончится, но убежать он не мог.


—Доброго утра вам, Кирилл Алексеевич, как вчерашняя служба? В воскресенье у вас всегда “жарко”.


—Здравствуйте, Василий Викторович. Сегодня день, увы, начался не с кофе, а вчерашний вообще вспоминать не хочу.


—Жаль, но придётся. Думаю мне не стоит объяснять, почему я вам звоню. Скажу лишь, что с завтрашнего дня на вашем месте будет работать молодой священник. А вы переводитесь в другую церковь.


—Какую другую? В нашем городке одна церковь. Или вы так намекнули, что я не смогу вести службу?


—Нет, что вы! Я совершенно серьезно. Мы получили информацию, что недавно, в селе “Боголюбово” умер священник. Название села говорит само за себя. Люди там очень преданы вере, для них священник - как отец родной. Думаю, там для вас хорошее местечко.


—Что за село такое? Я в нашем городе всю жизнь прожил, в окрестностях таких сёл нет. Много где был, но ни разу не слышал про него.


—Вы и не должны были. Село находится в глуши, посреди леса. Ехать туда далековато, но мы вам поможем.


—Василий Викторович, вы же прекрасно знаете, что священник сам выбирает место службы, я хочу отказаться от этого предложения. Хочется быть ближе к родине.


—Кирилл Алексеевич, вас и не спрашивают. Знайте, что в случае вашего отказа, могут быть большие проблемы. Не факт, что сможете увидеть завтрашний рассвет. — Воропаев был большой шишкой, все жители города знали его и почитали, потому что знали: слов на ветер он не бросает.


—Хорошо, я понял вас. —Все, что осталось ответить священнику.


—Ну, раз поняли, то решайте до вечера что для вас важнее, жизнь, или родина. Буду ждать звонка. — После этих слов Вопилов бросил трубку.


    На душе было двоякое чувство. С одной стороны была злость, что за него решают его судьбу, а с другой страх. Хоть Кирилл и был когда-то военным, имеет боевую подготовку, до сих пор следит за своей формой, но против такой “мафии” ему не выстоять, каким бы он бойцом не был. «Что-то нужно делать, но вот что… Жить мне тут нормально не дадут, а жить в забытом богом селе я не горю желанием…» — думал про себя Вопилов. Его размышления прервал огромный черный кот, который прибежал из другой комнаты, посмотрев на хозяина “тупым” взглядом, он начал ходить возле ног, давая понять, что хочет есть. Священник опустился на корточки и начал гладить своего питомца. 


—Эх Башмак, придется нам с тобой переезжать. Хотя… какая тебе разница, что тут жрать, что там… Все таки глупый ты кот. — ответа хозяин не услышал, только мурчание.


    Кот Башмак появился в церкви тем же днём, что и Вопилов. До этого здорового котяру никто не видел. Несколько дней он бродил возле церкви, и священник решил забрать его к себе. Никак не мог придумать ему кличку. Только после того, как в гости к батюшке пожаловал его боевой товарищ, который увидив кота рассмеялся:


—Что за скотина у тебя тут? Ты же не любил животных. Какой-то взгляд у него тупой. Если бы у меня был такой кошак, я бы назвал его Башмаком. 


   Через пару дней товарищ вернулся на службу в Сирию. Там и погиб. Знакомые Вопилова рассказали ему про смерть друга. Тот, в свою очередь, назвал кота так, как этого хотел погибший товарищ. 


   День подходил к концу, Кирилл взял телефон и набрал номер Воропаева. На том конце ответили не сразу. Ожидание было томительным, долгим. Наконец, гудок оборвался, из динамика донесся кашель.


—Василий Викторович, я долго думал над решением. Очень тяжело было выбрать, но я готов переехать в село.


—Отлично Кирилл Алексеевич, я в тебе не сомневался! Ты столько говна в жизни повидал, и каждый раз выбирался. Тяжело бы пришлось с тобой. Переплыв океан, утонул бы ты в луже.


—Вы уверены, что утонул бы?


—На самом деле нет. Скажу по секрету, Кирилл Алексеевич, убрали вас чисто из-за того, что боялись. Никто не хочет с вами дело иметь. Страшный вы человек. И этот образ священника никак не меняет вас. Те, кто хотя бы немного знаком с вашим прошлым буду обходить вас стороной. Такое не искупается.


—Вот оно как… —Вопилов тяжело вздохнул. —С этим уже ничего не поделаешь. Но, вы думаете, что в этом вашем селе будет по другому?


—Кто знает… Вы человек, которого они ждут больше всех, думаю, им будет без разницы, кем вы были раньше.


—А почему они так ждут священника? В этих местах истинно верующие все?


—Ну, можно и так сказать. Храм стоит там ещё с древних времён. Черт его знает когда он основан, но люди не намерены терять что-то ценное.


—Понял, учту.


—Так, ладно, вернёмся к отправке. Завтра, в четыре часа утра мы с ребятами заедем за вами, я лично отвезу вас туда. Всё недопонимание решим в поездке. Есть ещё вопросы?


—Нет.


—Вот и отлично, тогда до завтра! —С этими словами звонок завершился. У Вопилова было неприятное ощущение. Он старался максимально избегать разговоров о прошлом, но ничего не получалось. Всегда все упиралось в это. И как этот этого избавиться он не знал.


    Солнце начало всходить, на улице веяло приятным ветром, умиротворение, запах весны. Вопилов стоял возле подъезда, возле него лежало несколько сумок, вокруг которых ходил Башмак. Тишину разрезал подъезжающий “Крузак”. Пассажирское стекло опустилось, показалось грозное лицо. Это был Воропаев. Он жестом показал садиться назад. Задние двери открылись, из них вышли двое здоровых мужиков. Они взяли сумки и кота. Башмак начал шипеть и дёргаться, но попытки выбраться были четны.


—Кота оставьте. —Сказал Вопилов.


    Мужик, державший питомца, посмотрел на Воропаева, тот молча кивну. Кота передали хозяину, сумки загрузили в багажник. Священник забрался на заднее место, усевшись у окошка, амбалы запрыгнули следом. Двери машины закрылись, они отправились в путь.


    Поездка обещала быть долгой и не комфортной. Дороги, как токовой не было, первые несколько часов ехали по трассе, но после того, как свернули в непонятном направлении начался ад. День был жарким, без открытых окон было невозможно ехать, а в лесу много мошкары, все так и норовили залететь в машину, асфальт побитый и годами оставался без ремонта, поэтому, скорость была не большая. Башмак мирно спал на коленях, хотя, священник ожидал совсем другого. Зная своего питомца, он думал что тот будет прыгать по салону как сумасшедший, даже хотел купить ему перевозку, но времени не хватило. В такое поездке, конечно, не обошлось и без разговоров. Радио не ловило, а ехать в мертвой тишине, слушая только звук двигателя и хруст веток было самоубийством. Темы были разные, разговор заходил в странные темы, но резко, Воропаев стал серьезен. 


—Кирилл Алексеевич, давно хотел спросить у вас. Вот вы стали священник, соответственно, верите в Бога и его существование. Но есть ли, по вашему мнению, в нашем мире что-то потустороннее, во что поверить может не каждый?


—Верю конечно. Если ты веришь в Бога, то должен и верить в существование неестественного в нашем мире.


—Что вас заставило начать верить в это все? Вы что-то увидели на службе?.


—Не хочу отвечать на этот вопрос. Я просто уклонюсь от него, но скажу лишь то, что вы мыслите в верном направлении.


—Вот значит как. Ну тогда, я кое что расскажу. Знаете ли вы про ведьму Тамару? —Вопилов молча кивнул. —Так вот, все говорят, что она плохая, сочиняют байки, мол людей она похищает, порчи наводит. А вот я, когда маленький был, играл во дворе, у меня была любимая плюшевая игрушка - маленький медвежонок. Ребята постарше меня задирали всегда, один раз выхватили его и разорвали, потом повели меня к реке и заставили выкинуть в нее. Они ушли, а я остался плакать. День был дождливый, сплошная грязь. Когда они меня туда вели, Я мельком увидел бабулю, была она вся в черном, заходила в лес. После, пропала. Когда я возвращался от реки, она вышла с того же места, но уже вся в белом. Уже темнело. Я может и был малым, но уже хорошо мыслил. Не мог у себя в голове сложить, как это она, в лесу белый наряд нашла. Там глушь сплошная, звери дикие. Так к чему я, она медленно шла в мою сторону, я стоял в ступоре, ждал ее, будто очарованный. Когда она приблизилась, я увидел ее морщинистое лицо. Оно было достаточно зловещим, будто еще немного, и она заберет меня к себе в избу, там и порешит. Но все оказалось иначе. Она, улыбаясь, достала из-за спины мишку. Того же самого мишку, которого час назад я выкинул в реку. Он был как новый. Молча протянула мне его, я, естественно, взял его. Она так же молча пошла дальше. Завернув за первый же поворот, пропала. Больше я ее не видел. —Воропаев закончив, посмотрел на Вопилова вопросительным взглядом.


—Что вы хотите этим сказать? —спросил Кирилл.


—Что вы думаете на счёт этой истории?.


—Внешность бывает обманчива, Василий Викторович. Даже плохой человек способен на хороший поступок и наоборот. Но не факт, что Тамара злодей. Сказать можно что угодно, а вот смотреть на поступки - это уже другое. 


    После рассказа, в машине повисла тишина, длительная дорога всех вымотала. Спустя полчаса, непроглядный лес стал расступаться. Справа от дороги показалась деревянная табличка с надписью: “Боголюбово”. Крузак медленно приближался к первым домам. Жители, будто зная все наперед, сбежались к машине. Священник смотрел в их лица, холодок медленно прошёлся по его телу. Очень знакомое чувство. Эти взгляды… Такие же взгляды были у оккупированных жителей в Афганистане. Каждый раз, когда отряд Вопилова входил в населенные пункты, они чувствовали этот взгляд. Взгляд отчаяния, они смотрели на военных с последней надеждой. Но почему у жителей обычного села были такие же взгляды? Кирилла это очень напрягало, в этот момент он заподозрил что-то неладное, но пути назад уже нет. Машина проехала ещё какое-то расстояние и остановилась перед Храмом. Вопилов вылез из машины, Башмак выпрыгнул вслед за ним. Жители окружили машину, все их внимание было приковано к Кириллу. По огромному кресту на груди и одежде нетрудно было догадаться, кем он является. Воропаев также вылез из “крузака”, тяжело вздохнув он произнес:


—Фома Яковлевич тут? —из толпы потихоньку вышли три человека. Они встали перед Воропаевым и, будто, сканируя его, смотрели. 


—Да, Василий, вот и я.


—Отлично. Как и договаривались, я нашел вам священника в ваш храм. Вы довольны? — Фома перевел взгляд на Вопилова, осмотрел его с ног до головы, остановив свой взор на его лице. Он смотрел прямо в глаза священника, словно, пытался в них что-то увидеть. Взгляд Кирилла был, как всегда, “мертвым”.


—Очень хорошо, мне интересен этот человек. —Словно забыв про Воропаева, Фома полность переключился на Воропаева. —Здравствуйте, Кирилл, меня зовут Трофимов Фома Яковлевич, я являюсь главой нашего поселения, справа от меня стоит мой заместитель, Турчак Игорь Витальевич. Мы рады вас приветствовать у нас, в “Боголюбово”. —Вопилов не отреагировал на красивые слова, он как-то странно посмотрел на третьего человека, которого ему не представили.


—Почему вы не представили своего третьего товарища? — Спросил в ответ Вопилов. Фома повернулся к неизвестному, взгляд главы сразу же поменялся. Неизвестный явно занервничал.


—Аа, та я, это, так тут, просто, случайно оказался.. Я портной, Серёгой звать! —быстро представившись, он “нырнул” в толпу. Воропаев подметил что-то неладное, но виду не стал подавать.


—Так, ну раз вам все нравится, давайте быстренько перейдем к оплате, и мы с ребятами поедем. —прервал нелепую сцену Воропаев.


—Оплата? —удивился Фома.


—Да, за посредничество. Мы же договаривались на определенную сумму.


—Василий, зачем вам эта сумма? У нас нет магазинов, вам ни к чему тут деньги.


—В Смысле тут?


—В прямом. Вы же остаетесь здесь.


—Как это остаёмся? Деревенщина, ты что-то попутал. Давай деньги и я поехал отсюда. —Фома медленно подошёл к Воропаеву, положив руку ему на плечо, приблизился к уху и что-то шепнул.


    Воропаев медленно попятился назад. Растерявшись, он начал быстро оглядываться. 


—Так, все. Ребята, давайте выгружайте сумки, фиг с этими деньгами. Валим отсюда. Нечего тут делать.


    Два лба быстро выгрузили сумки и поставили их возле Вопилова. После, все пулей влетели в машину и не теряя времени быстро направились к выезду. Священник на миг увидел лицо Воропаева, нам нем читался ужас. Их никто не останавливал, толпа смиренно смотрела на машину. Воропаев мельком пересекался взглядом с Вопиловым, а после крузак быстро отдалился. 

    

    Абсурд ситуации превзошел все лимиты. Священник стоял в недоумении, он не понимал, куда попал. Внезапно, Фома прервал тишину.


—Мда, неприятная ситуация получилось. Кирилл, вы извините за столь странное “приветствие”. Мы все очень рады видеть вас. Мы правда долго ждали, надеюсь вам понравится тут.


—Здравствуйте ещё раз, Фома Яковлевич, мне тоже… —Воропаев не успел закончить


—Так дело не пойдет. У нас все свои и все равны, не нужно так уважительно. Давайте на “ты”.


—Ну, как скажешь, Фома. Так вот, мне тоже очень приятно с вами познакомится, надеюсь мы поладим.


—То-то же. И вообще, пройдемте в храм. У вас будет собственный церковный дом, представьте себе! Большой храм с древнейшей историей, только для вас. Как вам?


—Это большая честь для меня.


—К нам редко приезжают гости, потому что мало кто знает про храм, да и деревню в целом.


—Деревню? Разве не село?


—Ну ладно вам! Село оно только по документам, оглянитесь вокруг!


—Действительно, твоя правда.


—Кстати, у вас очень умный кот.


—С чего ты взял?


—Ну, он всю дорогу за вами плетется, ни на щаг не отстает, даже не оглядывается. Обычно им только повод дай, сразу улетят! —Фома постоянно говорил с интонацией, это выглядело очень забавно, даже для Вопилова. Ощущение, что находишься радом с любознательным и впечатлительным ребёнком.


—Раньше я этого не замечал. Его и назвали “Башмак”, потому что он был тупой.


—Видимо и животные могут поумнеть, не то что человек.


—Что вы имеете ввиду? 

—Ну, человек такое существо, что ни объясняй ему, сделает всё по своему. А даже если и не сделает, то не по своей воле.  


—Думаю, это всё индивидуально. Люди разные. 


—Вы правы. Но я так, просто, обобщил…


    Они приблизились к храму, он был достаточно большой для такой маленькой деревушки. Фома открыл большие дверцы и все вошли в помещение.

Это перевод истории с Reddit

Я прижался к стене туннеля, ожидая, пока пройдёт Червь Юрга.

Он найдёт меня снова — это вопрос времени. Я заходил в один ход, уверенный, что оторвался, а он уже выныривал за следующим поворотом: лицо сморщенное от муки, беззубый рот раскрыт, слюна капает, измождённые руки тянутся ко мне.

С первой встречи он преследовал меня без передышки; тогда я потерял свою AR-15, даже не успев выстрелить. Шёл по туннелю, полон уверенности в огневой мощи, как вдруг он прорвал стену, и всё превратилось в вихрь земли, хрипов и удушающего запаха влажного мяса.

Я сжал нож, пока сама земля дрожала.

Червь приближался.

Я заслонил глаза от сыплющегося грунта и успел увидеть розовую опухоль, тянущую своё членистое тело сотнями слишком маленьких для такой туши рук. Оно поползло по ходу, где я уже побывал, и исчезло.

Я снова включил фонарь и трусцой побежал прочь. Я знал, что могу обогнать его, но он никогда не прекратит погоню.

Значит, это война на изматывание.

Так тому и быть.

Я воевал среди дыма и песка под палящим солнцем, обезвоженный и раненый, когда мой отряд гибли вокруг. С этим не сравнить.

Да, вода на исходе, огнестрела больше нет.

Но, по крайней мере, здесь тень.

Я усмехнулся, сделал глоток из гидратора и перешёл на устойчивый бег.

Чем дальше я уходил, тем яснее понимал, что мои сведения устарели. Мистер Фулкрум всё это время обустраивал лабиринт после ухода федералов. В разных участках я натыкался на аттракционы — оду былому.

В одном месте стояла огромная детская площадка, на которой застыли гигантские плюшевые мишки: на качелях, горках, перекладинах.

Мне не понравилось, насколько живыми казались их глаза.

В глубине площадки я увидел, как эти мишки «травят» друг друга за большими конструкциями, а кое-где прямо «убивают». Золотой медведь вырывал пуговичные глаза у маленького бурого. Синий в кожаных штанах пырял другого, пока группа наблюдала. Из раны на опилки сыпалась красная вата.

Я видел и похуже, пока пробирался дальше. Пощажу вас подробностей.

У выхода я распылил краску, чтобы пометить дорогу, и ушёл.

Новый ход вывел в коридор, сплошь покрытый зеркалами. Я брёл, уже не различая, где отражение, а где действительность. Глаза перестали определять расстояние; кажется, я потерял там около часа — остался бы дольше, кабы Червь не показался в конце.

— Марсель, — простонал он. — Дополню меня, Марсель…

Я стряхнул морок и начал разбивать зеркала фонарём. Червь волочился вперёд, его прозрачная борода тянулась по полу.

Разбил ещё одно зеркало и обнаружил за ним проход. Я нырнул в него как раз вовремя — Червь прыгнул, промахнувшись. Он зарычал, тянул ко мне крохотные руки.

— Пошёл ты, жирный ублюдок, — плюнул я.

Червь откачнулся, а затем врезался в стену. Будто взорвалась бомба. В камне треснула огромная щель. Он ударил снова — трещина расширилась.

— Как ты бы сладко чувствовался в моём брюхе, Марсель, — забулькал он.

Я ускорился, давя панику, пока скалы сдавливали тело, вынуждая выкручиваться. Терпеть не могу тесноту — слишком напоминает шкаф, куда меня запирала приёмная мать.

Проход разветвился на три пути. Я рванул по среднему.

Плохая идея.

Тупик — но не пустой. Ларёк с попкорном, водой и сладостями; всё выглядело свежим. За кассой сидел серо-синий Фёрби с карими глазами. Больше всего мне хотелось пакета арахисовых M&M’s, но вместо этого я врезал Фёрби кулаком, отправив в полёт. Я был голоден, но не настолько, чтобы клюнуть на приманку.

Опасаясь, что Червь распознаёт мои метки, я перестал красить стены и полагался на интуицию.

Сработало: много часов, туннель за туннелем — ни звука Червя.

Измученный, я нашёл укрытие у карусели в широком гроте. Допил воду, съел вяленое мясо. Прошло уже больше шести часов с момента входа.

Закрыл глаза на секунду — открыл, а прошло два часа.

— Чёрт, — прошептал я. Чудо, что Червь не застал меня спящим. Размяв плечи, я поднялся — и заметил, что карусель движется.

Карусель крутили козлы. Дюжина козлов с разумными глазами. Они сидели верхом на деревянных людях со скрюченными спинами и лицами, искаженными болью.

Я поднял нож, встал в стойку, готовый рубить их направо-налево.

Они не шевелились. Лишь наблюдали, кружась. Я отползал назад, пока не налетел спиной на влажную, потную массу червячьего мяса.

— Это тебе не понадобится, — сказал Червь. Он схватил меня за руку с ножом и бросил в воздух. Я завопил, взмывая всё выше; желудок кувыркался. В темноте я нащупал что-то — ладони сцепились со сталактитом.

Козлы спрыгнули с карусели к Червю. Они взялись копыто за копыто, образовав круг, и пустились в пляс, гулко хохоча.

— Отпусти, Марсель. Ты лишь откладываешь неизбежное. Разве не лучше не быть одному? Быть во мне, всегда? Переваривать тебя будет долго… но я мог бы петь тебе, сделать это легче… сделать так, чтобы длилось вечно, если хочешь… потом становится приятно…

Ладони, мокрые от пота, скользили. Я держался одной рукой.

Закрыл глаза и повторял имена матери и отца в ответ на мрак внизу.

Всю жизнь я держался. Держался до удушья. Сжимал жизнь, цепляясь за прошлое. Отрезал от себя людей и заставлял себя идти один, как дурак.

И к чему это привело? Неужели мои родители хотели, чтобы я висел на камне над демоном?

К чёрту. Чего хочу я сам? Умереть вот так?

В глубине души я понял: я никогда не боялся смерти. Я боялся умереть плохо.

В ушах зашумели волны. Я вдохнул, выдохнул в их ритме.

И отпустил.

Я падал в грот, держа в руке дар Посетителя. Мощь моря вспыхнула в оружии золотым светом, удлинив его.

Червь смотрел вверх, растерянный; козлы замерли.

Помните, я говорил, что меня звали «Тайсоном»?

Было и другое прозвище: «Молот».

Я взревел, и в руке вспыхнул боевой молот, пылающий славой тысячи солнц. Я обрушил его на Червя — через сотню тонн плоти прошёл импульс.

Он отлетел, будто весил меньше бейсбольного мяча, и врезался в дальнюю стену.

Вокруг меня клубились огненные ореолы и… нечто иное, наполняя силой, какой я не знал. Я ударил молотом в пол и снова заревел.

Червь медленно поднялся, расправился во всю высоту. Он покачивался на кончике хвоста, а множества лиц вдоль тела завывали. Я понял, что его плоть горит и отслаивается.

— Тебя уже отметили, Марсель, — просипел он. — Я больше не стану спорить.

— Я сожгу это место вместе с тобой, сколько бы ты ни копал, червь.

Он взглянул на меня в последний раз и нырнул в землю:

— Есть вещи хуже смерти, Марсель.

Когда он исчез, молот погас. Я долго рассматривал гладкий цилиндр, желая вернуть силу, но не мог заставить. Похоже, это был спутник, а не инструмент.

Я собрался и пошёл дальше, уже охотник, а не добыча. Я чувствовал себя могучим. Неуязвимым.

Как там говорится? Гордость предшествует падению?

Червь оказался прав. Есть вещи хуже смерти.

Понимаете, я кое-что забыл. Но оно меня — нет. Пока я спал, оно выскользнуло из кармана, проползло по груди и остановилось перед ноздрёй. Затем вонзилось. Прорывалось вверх по носовому ходу. В этот момент я проснулся, но было поздно.

Палец, кажется, захихикал, прежде чем вонзиться мне в мозг. Я завопил. Белая боль прошла по телу, сухожилия натянулись, как струны, кости задрожали. Что-то ожило в черепе, шарило, нашло место. Потом растрескалось — триллионы осколков пронзили всё тело, наполняя силами, что открывают двери в миры, куда лучше не заглядывать. Эта сила была не другом: холодная тень, живая, жаждущая говорить голосами мёртвых.

Я открыл глаза и увидел, что когтями выдрал борозды в камне. И тонкую золотую нить, уходящую в дальний туннель. Я пошёл по ней до грота, где бился с Червём.

Там я увидел послеснимки: себя, Червя, козлов — каждый по разным путям. На одних козлы и я побеждали Червя. На других я был Червём, а напротив стоял юноша с русыми волосами и серыми глазами, и в них светилась печаль. Я мог бы провести целую жизнь, наблюдая за мелочами судьбы, но надо было идти.

Фулкрум ждал меня.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit

Это перевод истории с Reddit

Я когда-то был образцовым ребёнком.

Я полностью соответствовал ожиданиям родителей и выдерживал любой темп, который они мне задавали. Вся моя жизнь вращалась вокруг их требований, и я был слишком мал, чтобы понимать, что можно иначе. Они безумно гордились мной. Мама сияла, когда слышала, как я бренчу на гучжэне, а отец расплывался в улыбке, застукав меня в библиотеке. Оба уже добились многого и были уверены, что и я вырасту таким же.

Но с возрастом всё усложняется. К шестнадцати моя жизнь изменилась до неузнаваемости. У меня появились друзья, интересы, мысли о жизни вне Яньцзяо и пригородных электричек. Родителям там было хорошо; но это не значило, что и я обязан быть счастлив именно там.

Темп стал невыносимым. Два дня — репетиции на гучжэне. Вечерами — дополнительные уроки каллиграфии. Трижды в неделю — занятия по углублённой математике у частного репетитора в Пекине. Я должен был просыпаться без будильника за минуты до шести утра, принимать холодный душ, чтобы взбодриться. И постоянные напоминания: никакого сахара, никаких экранов, никакой «глупости».

У моих школьных друзей тоже было полно дел, но они находили время для игр или просто поболтать. В моём расписании слова «играть» не существовало, и многим в классе не нравилось, что я задираю планку. Для них я был тем самым «мальчиком через дорогу», на которого указывали родители, когда нужно было показать идеал.

Это оказалось невыносимо, и трещины наконец проявились.

Однажды вечером я засиделся, переписываясь с одноклассницей Лисией. Она была моей полной противоположностью: ленивая, жизнерадостная, немного ненормальная — и всё равно восхитительная. Она так легко общалась с людьми, что те делали для неё всё, что угодно. Легко представить, что она добьётся большего, чем любой из нас, хотя по оценкам плелась в хвосте.

Разумеется, мама была бы не в восторге от моего нового увлечения перепиской. Она врывалась ко мне без стука, проверяя, не сижу ли я в телефоне, и придумывала повод:

«Допей молоко».

«Ты записался к репетитору?»

«Убери телефон, кончикам пальцев вредно».

Я улыбался, слушал, допивал молоко, перепроверял расписание, а сам думал о Лисии и о том, как легко она заставляет меня улыбаться.

Мама замечала, что я не внимателен, и тогда произносила фразу, преследующую меня с детства. Ведь, как я был бичом для одноклассников, так я сам имел свой бич — Юэминя, «мальчика через дорогу». Если я казался идеальным ученикам моего класса, то Юэминь был идеальным во всех классах. Он старше меня на два года, уже на пороге грандиозных свершений.

«В твоём возрасте Юэминь уже прошёл национальный отбор».

«Юэминь находит время на учёбу — выберет любую работу».

«Юэминь не ленится. Красавец, будет прекрасная жена».

«Думаешь, у Юэминя игры в телефоне? Так он добился успеха?»

И так без конца. Я слышал это ещё до того, как пошёл в школу, и, похоже, слышал бы и после окончания. Мама так натравила меня на того парня, что я не виню одноклассников: для них-то я и был Юэминем. От этой мысли скручивало живот.

Но как бы ни давили на меня, сердце иногда брало верх. Я проводил любую свободную минуту с Лисией и ребятами из класса. Лисия дразнила мой распорядок:

«Ты мой проект, — смеялась она. — Если задержишься рядом, может, станешь парнем, с которым я выпью пива».

Больше всего я хотел именно этого. Не утренних электричек с отцом, не карьерного роста на заводе, не дипломов, титулов и машин. Ничто не заставляло сердце так биться, как мысль сидеть рядом с Лисией и делить пиво. Так что я цеплялся за каждую возможность быть рядом, пусть бы это стоило мне всего.

Кончилось плохо.

Кто-то в школе щёлкнул нас с Лисией и кинул снимок родителям. Наверное, устал слушать об моём совершенстве. На фото мы просто смеёмся рядом, но казалось, будто она склоняется ко мне. Кадр невинный, но родители увидели другое.

«Думаешь, я готов стать дедом?» — орал отец. — «Тебе это нормально?»

Бесполезно оправдываться: они уже выстроили историю, которой собирались верить.

«Думаешь, Юэминь в твоём возрасте бегал за девчонками? У него на это времени не было».

Снова он — чудо-мальчик через дорогу, вечный, безупречный.

Родители ответили ещё более жёстким расписанием. Дни расписаны по минутам, телефон отобран. Позвонили учителям — следите за ним. Худшее — позвонили родителям Лисии, пересказав свою версию происходящего. Представляю, что они там наговорили.

Пока взрослые орали на кухне, я вышел выбросить мусор — подышать. И увидел, что через дорогу тоже выносит пакет… Юэминь.

Ему недавно стукнуло восемнадцать, и он был совершенством. Даже мусор выносил элегантно: выглаженная рубашка, идеальная стрижка, симметричные шнурки, брюки по фигуре. Хоть на собеседование иди. Я махнул — он махнул в ответ. В другой раз я бы этим и ограничился, но сейчас меня трясло от ярости; сквозь открытую кухонную форточку гремел голос отца.

«Как ты это выдерживаешь?» — крикнул я.

«Прости?» — переспросил Юэминь.

«Как можно так жить? Как тебе удаётся?»

Он задумался. Сентябрьский воздух холодил пот.

«Времени у меня полно, — улыбнулся он. — А у тебя разве нет?»

И, повернувшись, пошёл прочь. Я вскипел. Может, он и не хотел обидеть, но я вкалывал до изнеможения, а он вёл себя так, будто это пустяки. Я ненавидел его.

Я думал, Лисия тоже возненавидит меня. Мы больше не разговаривали, учителя следили, чтобы мы не приближались. Без неё я не умел улыбаться, дни тянулись мучительно, а новые требования родителей казались невыполнимыми.

Я перестал смотреть в книги или в телефон и стал наблюдать через дорогу. Юэминь превратился из «мальчика через дорогу» в насмешку. Я ждал, когда он оступится. Мне нужно было увидеть трещину. Или он и вправду идеален, а я сломлен; или он так же сломан, как и я.

Он делал всё — играл на рояле, говорил на четырёх языках, цитировал стихи, писал безупречно. Но ночью, под особым углом, я видел в его комнате крошечный огонёк у окна. Не каждую ночь, но регулярно. Наверное, сидел в телефоне. Значит, не так уж и идеален.

Я хотел доказательств. Если найду, чем он занимается, мои слова будут весомее: увидите, Юэминь не идеален — уменьшите давление, вернёте телефон. Я решил быть смелым, стать тем, с кем Лисия бы выпила пива. Я собирался украсть телефон Юэминя.

Семьи у нас дружили, запасные ключи хранили друг у друга, чтобы поливать цветы, когда кто-то в отъезде, так что пробраться было легко — надо лишь выбрать момент. Глупо, конечно: всего-то подростковый бунт перед красивой девчонкой. Но я никогда не бунтовал, а жизнь по правилам делала меня несчастным. Это должно было доказать самому себе, что я человек, а не марионетка.

В один из дней, когда дом напротив опустел, я перебежал двор и спрятался в садовых лилиях и синих подсолнухах, что его мать выращивала. Слушал: внутри вроде кто-то ходил, хотя все уехали. Хотел бросить затею, но вообразил, как Лисия смеётся, получив ворованный телефон, и рванул ключом заднюю дверь.

В гостиной перелистывали книгу. Наверху бродили шаги. Этого не могло быть — дома никого.

Я крался наверх, мимо грохочущей стиральной машины, в полумраке. Комната Юэминя была ожидаемо похожа на музей достижений: дипломы, фото с бизнесменами, распечатки хвалебных писем, газетные вырезки. Я искал, где бы спрятал что-то запретное. Подумал — он сам всё контролирует, родители не копаются, значит, можно упрятать на самом видном месте. Под кровать, например.

И точно, там что-то лежало.

Это был не телефон.

Круглая каменная тарелка толщиной в дюйм, с зеркальным центром, едва заметно светящимся. Вероятно, именно этим он занимался по ночам. Я потянул — удерживалась какими-то ветками. Зачем ветки под кроватью? Я дёрнул, ветки хрустнули — и в доме воцарилась тишина.

Быстрые шаги, сразу несколько человек, поднялись по лестнице.

Я запер дверь, распахнул окно. Запихнул тарелку под рубашку, перелез, спрыгнул, разбив колени о гравий. Вместо того чтобы мелькнуть через дорогу, обошёл квартал, подобрал полиэтиленовый пакет, сунул тарелку и вернулся как ни в чём не бывало.

Дома спрятал находку в пустое пространство над плафоном потолочной лампы — тайник, обнаруженный давным-давно. Вечером старательно слушал онлайн-занятие пекинского репетитора, словно искупая маленький бунт: не разбил стекло, не порезал шины — всего лишь утащил странную светящуюся безделушку.

Ночью опустил жалюзи, вынул тарелку. Она была тёплая и скорее напоминала не столовую тарелку, а диск — речной камень, который хочется пустить по воде, только крупнее — держать двумя руками. Зеркальная сердцевина будто содержала целый мир, и самого себя я в ней не видел.

Я сидел, глядя в диск. Как я вижу стену за собой, но не вижу себя? Откуда идёт оранжевый свет? Никаких батареек, никаких надписей. Камень казался природным. Долго после отбоя я теребил находку.

— Что в тебе особенного? — шепнул я. — В чём твой секрет?

И хоть тарелка не ответила, я чувствовал: она покажет.

Утром, пока отец собирался на работу, а мама хлопотала на кухне, я подержал тарелку на коленях. День расписан по минутам, никаких сюрпризов, только этот тихий момент. Я вертел диск, пытаясь угадать, что делал с ним Юэминь. На вид безвкусица — туристический сувенир. Мама позвала завтракать, и во мне всплыло знакомое ощущение старта ненужной гонки.

Я поднёс диск ко лбу и вздохнул:

— Пусть кто-нибудь другой всё это делает. Дайте мне быть собой.

Щёлкнула дверь. Я обернулся — и кровь застыла.

В комнате стоял кто-то.

Парень с растрёпанными волосами, словно только что встал. И когда он встретился со мной взглядом, меня как обухом ударило: это был я.

В отражении диска я видел, как второй я выходит из комнаты и садится завтракать с родителями. Я чувствовал скатерть под пальцами там и хлад камня здесь. Это была не марионетка, а словно две жизни сразу. Мама что-то сказала — я пропустил, и она заметила рассеянность. Отец мгновенно:

— Сосредоточься. Юэминя врасплох не застанешь.

Одна часть меня кивнула, вторая — та, что под кроватью с диском — ухмыльнулась.

Я залез под кровать, прижав тарелку к груди. Один я пошёл в школу, другой сидел дома за гучжэном. Если убирал диск, связь угасала; пока держал — существовали оба.

Вот он, секрет Юэминя! Он буквально жил несколько жизней. Так легко быть вездесущим, когда не ограничен временем и пространством. Я экспериментировал: ещё один я занимался уборкой, пока я играл. Ритм напоминал симфонию действий, звучащих одновременно.

Не заметил, как пролетел день. Столько всего сделано без усилий: репетиции, чтение, уборка, уроки — и я не устал. Стоило отложить диск — копии исчезали: один заходил в туалет и таял, другой — в кладовку. Остался я один. Проголодавшись, я приготовил ужин родителям.

Они вернулись настороженные.

— Я немного прибрался, — объяснил я. — Подумал, мам, ты устала.

— Как ты так рано дома? — мама. — Прогулял?

— Нет, географию закончили раньше. Тест лёгкий был, осталось время.

— Лёгкий? — отец. — Какие вопросы?

И я пересказал всё, будто сам сидел на экзамене. Они не нашли слов: дом сиял, ужин готов, а скоро придут отличные оценки.

Так продолжалось несколько дней. Настоящий я лежал под кроватью с диском, один шёл на занятия, другой — к репетитору, третий — в библиотеку, четвёртый убирал. Чем дольше держал тарелку, тем сложней отпускать: стоило спрятать — копии исчезали, и оставался жалкий, худой я с покрасневшими глазами. Родители видели усталость и беспокоились, но я нашёл выход: создал ещё одного себя, который ухаживал за мной под кроватью, приносил лимонад и болтал с родителями вечером. Он выглядел отлично — в отличие от меня настоящего.

Оставалась Лисия. Я не мог лично ходить в школу, не отрываясь от диска, поэтому в классе сидела копия. Оригинал прятался, живя десятками жизней. Он часто забывал, что надо есть или пить: когда управляет восемью телами, голод теряется.

После уроков Лисия перехватила копию:

— Твои родители в ярости, — шепнула она. — Запретили нам общаться.

— Знаю, извини.

— Но я всё равно хочу. Ты мне нравишься.

— Правда?

— Иногда, — усмехнулась она. — Всегда весёлым не бывает никто, верно?

— Верно.

Учитель шёл по коридору, она быстро поцеловала меня, схватила за уши — и ушла, как ни в чём не бывало. Первая жизнь копии, первый поцелуй — у кладовки уборщика.

Ночью лежу, спрятав тарелку, и думаю: я помню поцелуй, но будто рассказываю чужую историю. Становится трудно различать, где настоящий опыт.

Комната Юэминя давно тёмная; не видел его днями. Может, он знает то, чего не знаю я? Надо стараться сильнее.

Проблема — тот, кто остаётся под кроватью. Я слишком оторван, слишком быстро уничтожаю копии. Значит, сделаю марафон: останусь под кроватью на дни, пусть они делают всё. Закрыл глаза мокрым полотенцем, уложил подушку, задёрнул одеяло — и затих.

Мир стал чётче: слышу стук обуви в столовой, и одновременно струны гучжэна дома, и страницы в библиотеке. Вот как надо пользоваться тарелкой: можно всё.

День-два — ерунда. Привыкаешь. Начинаешь забывать, что существуешь сразу в разных местах. Родители гордились мной, как никогда. Я мог прогуливать с Лисией и одновременно читать учебник шесть раз. Проблем будто не было… пока в понедельник на уроке естествознания пальцы одной копии не зачесались, будто играют на гучжэне. Учитель удивлён, я смеюсь:

— Извините, не обращайте внимания.

Но слова слетают сразу в трёх местах, действия смешиваются. Кажется, нужен «перезапуск» — поспать без тарелки. Вопрос: как давно я под ней? Понятия не имею.

В потоке впечатлений я не нахожу того, кто в темноте под кроватью держит диск. Не чувствую полотенца на лице, тяжести камня. Всё — копии копий, ощущения притупляются. Копия за гучжэном встаёт и идёт наверх, но шаги путаются с другой копией, что выходит с урока в туалет: обе спотыкаются, одна гаснет. Я пытаюсь поднять того, кто читает в библиотеке.

— Что происходит? — говорю я одновременно на кухне, в классе, в библиотеке.

Копия врывается в женский туалет; Лисия болтает у раковины. Подруга уходит, Лисия улыбается, но видит: со мной что-то не так. Руки дёргаются, будто припадок.

— Ты в порядке?

— Не знаю. Всё ломается.

— Что ломается?

Я распахиваю очередную дверь, и копия на кухне опрокидывает кипяток на левую руку.

Боль невыносимая — чувствовать ожог сразу во многих телах. Я падаю, срывая одежду. Лисия кричит, зовёт помощь. В её глазах я вижу отражение: я мерцаю и исчезаю. Копий всё меньше: кухня — нет, школа — нет, компьютер — нет. Звёзды гаснут. Остаётся лишь тот, что был в библиотеке. Я ковыляю домой, убеждая себя, что ожога нет.

Добравшись до комнаты, опускаюсь на колени: сердце дробит грудь. Разве не было копии, которая должна присматривать за мной? Может, оригинал умер?

Я отдёрнул одеяло и заглянул под кровать.

Я потерял килограммов сорок. Не узнал себя: кожа да кости, вцепившиеся в тарелку, как завядший цветок.

Я вытащил измождённое тело, уложил на кровать. В волосах паутина, пальцы как сухие ветки. И тут до меня дошло: «ветки» под кроватью Юэминя — это был он. Настоящий Юэминь. Я выдрал тарелку у него из рук, убив все его копии. Поэтому он исчез. Я даже не узнал в нём человека.

Что делать? Я метался, не чувствуя, жив ли. Осталась одна версия. Если она исчезнет, не будет никого, кто держит тарелку — значит, всё кончится навсегда. Пальцы немели.

Я позвонил в скорую, спеша обратно наверх: язык заплетался, диктовал адрес. «Кажется, я не дышу…» Сунул телефон — он упал.

Ноги дрожали, зрение темнело. Энергии хватило на последнее: я затолкал каменный диск обратно в потолочный тайник. Их нельзя было подпускать: не поймут.

Я рухнул на пол. В сознании пытался добраться до того далёкого, «первого» меня. Должен быть хоть кто-то… Я не хочу умереть…

…а потом не было ничего. Как до рождения — нет чувств, нет времени. Но время всё равно идёт, и в какой-то момент часы внутри снова тиканули, кровь пошла по жилам.

— Есть пульс! — кричал кто-то. — Продолжаем!

Я не мог открыть глаза: всего один я остался. Тьма, голоса, давление на грудь, холодная маска, боль в каждом вдохе. Меня везли в больницу.

Глубокой ночью открылся левый глаз. Палата темна. Мама вышла за чаем, отец спит в коридоре. Капельницы, провода, приборы — столько усилий, чтобы я дышал. Я смотрел в потолок, где тень ветки за окном напоминала двенадцатипалую руку. И тут луна погасла: силуэт заслонил свет.

Он едва был похож на человека: высокий, костлявый, с седыми волосами и мертвеющей усмешкой. Я узнал эти длинные пальцы.

Он наклонился, положил скальпель мне на грудь и подтолкнул к горлу:

— Где оно?

Я хрипел, не мог ответить. Лезвие вдавилось сильнее.

— Где?

Выдавив воздух, он ослабил нажим — я смог шепнуть:

— Плафон… на потолке…

Серые глаза вспыхнули. Это был чудо-мальчик через дорогу. Цена совершенства. Он легонько похлопал меня по груди в немом благодарстве и исчез, оставив скальпель. Мама вернулась, никого не заметив, и тихо молилась, чтобы я выжил.

Когда меня выписали, тарелка исчезла. Я ходил на костылях до конца года, мне велели отдыхать и набираться сил. Врачи говорили о стресс-индуцированной травме, истощении и обезвоживании. Родители и без диагнозов сбавили обороты: едва не потеряв меня, они поняли, что давили слишком сильно.

Иногда вижу Юэминя — тот самый идеальный парень через дорогу. Когда он переезжал в Шанхай, провожала вся улица. Я смотрел из окна: безупречные волосы, накачанное тело, но в глазах поблёскивало нечто чужое, как фарфоровый блеск. Он загрузил в фургон большой деревянный ящик и глянул на моё окно — знал, что я знаю. И, как всегда, махнул. Я махнул в ответ.

Прошли годы. Я часто думаю о Юэмине. Вернулся бы я к тем расщеплённым жизням? Наверное, нет. Пусть там можно всё, но ничто не имеет ценности. Даже первый поцелуй. К счастью, он был лишь первым: мы с Лисией поступили в один университет и неразлучны. И второй поцелуй оказался куда лучше. Мы выпили пива, и моё сердце с тех пор не перестаёт трепетать. Я был там целиком, без копий, и полная отдача чему-то одному ценится неизмеримо выше успехов.

Лисия вспоминала тот день в школьном туалете: ей казалось, будто меня там и не было — миг, и я растворился, словно сон.

Иногда меня пробирает холод: вдруг я транжирю потенциал? Мог бы жить десятью жизнями, ужинать с десятью близкими. И когда этот «я» исчезнет, что останется?

Но мысли проходят. Остаётся тёплое чувство: да, я мог бы делать другое, но есть ценность в моменте «здесь и сейчас». В решениях, которым приходится платить. Если мы можем всё — имеет ли значение хоть что-нибудь?

Не знаю. Я не самый умный парень на улице.

Если искать ответ — спросите Юэминя.

Больше страшных историй читай в нашем ТГ канале https://t.me/bayki_reddit

Можешь следить за историями в Дзене https://dzen.ru/id/675d4fa7c41d463742f224a6

Или даже во ВКонтакте https://vk.com/bayki_reddit

Можешь поддержать нас донатом https://www.donationalerts.com/r/bayki_reddit