Лица карабинеров были скрыты под черными масками, а глаза прятались в тени шлемов. В их непроницаемых взглядах никогда не наблюдалось сострадания. Этим безрадостным утром безмолвные солдаты окружили цепью ярмарочную площадь, где столпились тридцать четыре крестьянина. Среди них понурила голову Герда, державшая на руках полугодовалую дочь. Страшный грохот карабинов всплывал в её памяти даже спустя пять лет после завоевания графства. Приближалось её девятнадцатое лето, а ей казалось, что мирная и свободная пора прошли век тому.
Наместник Иозиф заполнил последнюю строчку на пожелтевшей странице журнала, который был одним из его трех неразлучных атрибутов. Вторым приходилась реликвия Старого Мира – плоская черная дощечка, по которой он бережно стучал тощими пальцами и затем что-то списывал с неё в журнал. Третьим атрибутом была черная трость, на которую высушенный старик опирался при ходьбе последние полгода. Пять лет назад, когда когорты Вавилона прошлись по графству огнем и мечом, Иозиф обходился без неё. Тогда в его походке длинноногой цапли Герда находила что-то забавное, унизительное для беспощадного правителя. Сейчас же царапающий стук трости настигал её в жутких снах.
Костлявые пальцы наместника уложили перо с журналом в сумку, которую таскал юный паренек. Наверняка юноша был из рабов, которым повезло – он не знал изнурительного труда в беспросветных подземельях, по всей видимости не голодал. На виду у жителей Зелёного Дола стояли черные телеги, в которых томились связанные невольники из соседней деревни. Завоеватели любили наглядно продемонстрировать, что ожидает тех, чей труд на земле Вавилон считал менее полезным, чем в рудниках и на строительстве железной дороги для грохочущих дымящих машин. Телеги были набиты мужчинами и женщинами, не сжалились даже над стариками, пепельными головами, выглядывающими из черных повозок. В их затуманенных взглядах Герда наблюдала опустошенность. Словно злая воля заперла души в мертвых телах.
– Ваша дань продолжает скудеть, – объявил Иозиф, пряча дощечку в сумку юного слуги и взглянув на мешки и корзины с провизией Зелёного Дола. – Крадут ли у вас скот с урожаем, утаиваете, или просто ленитесь, мне все равно. До сего дня хуже вас была только Вересковая Низина, но как видите этой деревни больше нет, – наместник кивнул в сторону забитых рабами телег. –И теперь клеймо тунеядцев нависло над вами.
Вряд ли жители Зелёного Дола знали значение слова «тунеядец», как и многих других слов, которыми сыпали выходцы Вавилона, но все тридцать четыре крестьянина осознали, что в следующий сбор оброка они могут сесть в черные телеги. Мысль мурашками скользнула по телу Герды вниз, остановившись в задрожавших коленях. Рядом тихо заплакал сосед Герды, Орэл. Над толпой разнеслись тяжелые вздохи. Но никто не проронил ни слова, потому что наместник Иозиф пока не разрешил говорить.
Старик заскреб тростью, приближаясь к первым рядам собравшихся. Герда вместе с остальными попятилась словно овцы от волка. Порывисто прижала к груди пятимесячную дочь. Крошечное создание, сжавшее в маленьком кулачке светлый локон материнских волос, безмятежно спало. Безликие фигуры карабинеров в черных одеяниях ступали за наместником, словно хищники за вожаком, пользовавшимся правом первым запустить клыки в жертву.
– Каждая пуля, выпущенная в ваших воинов, должна быть вами оплачена, – процедил Иозиф. – Не забывайте, что мы защищаем вас не только от ужасов Диких Земель, но и от вашего собственного невежества. В следующий раз я не буду милостив.
Дрожь с колен распространилось на все тело Герды. Старик тем временем удовлетворенным взглядом окидывал толпу, словно подпитывая свою иссушенную плоть людским горячим страхом.
– Вы же не думаете, что отделаетесь предупреждением? – добавил он. –Вы знаете, что я не сыплю пустыми угрозами. Вот ты куда спрятался? – наместник указал тростью на Орэла – соседа Герды. – Отправишься на каменный карьер.
Пораженный приговором мужчина горько зарыдал и трясшимися руками попытался в последний раз обнять свою бледную, что свеча, мать Лию. Темноволосая женщина в оцепенении наблюдала за тем как ревущего Орэла волокли к черным телегам. Жители Зелёного Дола старались не смотреть на трагичную сцену. Карабинеры связали рыдающего мужчину, ещё мгновение назад стоявшего со всеми, и усадили к рабам, встретивших новоиспеченного собрата стеклянными взглядами. Довольный Иозиф поправил удерживающую черный плащ золотую фибулу . Демонстрация абсолютной власти над горсткой беспомощных крестьян была его излюбленным занятием.
– Уверен, что даже родная мать, каким бы хорошим ни был этот пахарь, не захочет встретиться с ним в каменоломнях. Так что работайте упорнее и жрите меньше.
Стуча тростью, наместник Иозиф направился к карете, волоча по земле плащ с изображением ступенчатой башни песочного цвета – герб Вавилона. Мужчины из Зеленого Дола перетащили мешки и корзины в повозку. Черная колонна потянулась в городок Чумной Скоростын, откуда вавилоняне контролировали территорию. Орэл вопил, в его неразборчивой речи угадывалось лишь слово «мама». Карабинеры не затыкали. Видимо наместник из Вавилона был только рад стенаниям. Герда, не в силах слушать крика, уткнулась лицом в шею дочери и тихо заплакала.
Жители Зелёного Дола истуканами стояли в глубоком молчании даже после того, как крик соплеменника и скрип колес стихли, а контуры телег и людей растворились за жидкой рощицей. Через несколько минут в них вернулась жизнь, народ зашевелился и полушепотом проклинал карабинеров и Иозифа. Бессильный приступ гнева перерос в панический ропот о неминуемом порабощении. Пять лет крестьяне отдавали Вавилону половину урожая. В Чумной Скоростын увозили пшеницу, овощи с фруктами, яйца, мясо и молоко. Но некогда плодородная земля истощалась, Зелёный Дол пустел. Урожаи уменьшались, а требования Иозифа росли. Даже если через полгода наместник не сможет ходить или издохнет, легче крестьянам не станет.
За взволнованным обсуждением никто не обратил внимания на неподвижную Лию. Только Герда опасливо наблюдала за окончательно потерявшей семью женщиной. Её мужа убили при вторжении, младший сын умер следующей зимой, а дочь скончалась при родах. Теперь отняли Орэла. Поглаживая спавшую дочь, Герда аккуратно приблизилась к соседке.
– Лия, я отведу тебя домой.
Только теперь с бездетной вдовы спало оцепенение, и она с щемящим всхлипом кивнула. Путь к дому Лии прошел в гнетущем молчании. Полгода назад супруг Герды скончался от падучей и она знала, сколь бессмысленными в горькой скорби кажутся утешения. Ни одна фраза не способна была унять боль утраты, ибо это раны, что рубцуются со временем, или же сводят в могилу. Что за слово могло помочь человеку, который потерял все?
У крыльца своего дома Лия упавшим голосом попросила Герду побыть с ней. Молодая мать поддалась замешательству и свободной рукой нервно затеребила светлую косу. Ей хотелось отказать, сбежать домой. Горе Лии бередило незатянувшиеся раны самой Герды и наполняли рот привкусом серы. Герда молча кивнула и последовала за женщиной в сени. Перевесило чувство долга перед вдовой, поддерживавшей её со дня смерти мужа. Она делилась материнским опытом, охотно помогала с дочерью, несмотря на изнурительную пахоту. Относилась к малютке так, словно та была её собственным ребенком. Теперь в поддержке нуждалась Лия.
В домах Зелёного Дола не гостил аромат свежевыпеченного хлеба и запах зерна. До завоевания это была благодатная вотчина королевства. В пестро окрашенном доме Лии и её супруга-гончара всегда были рады гостям. Их дочь слыла мастеровитой швеей. Сам граф Андрей покупал у семьи рукодельников глиняную посуду и рушники со скатертями. А Лия, темных волос которой тогда ещё не тронула седина, пекла лакомые пироги на празднования Колеса Года .
Губительные изменения в Зелёном Доле превратили воспоминания в размытые образы, иногда пробуждающиеся в памяти. Будто кто-то доносил сказания из седой старины о безмятежном времени. Герде даже не верилось, что все это было когда-то с ними. Ныне краска на зданиях облупилась и стерлась, крыши просели и давали течь, а двери и ставни заскрипели. Первыми от тяжелого труда и недоедания вымерли старики. Теперь не выдерживали взрослые и молодые. В деревне проживало много вдов и вдовцов. Дома стояли пустыми, а огороды захватили крапива, ширица и ползучий пырей. Имена умерших растворялись в памяти крестьян, тяжелая доля которых выветривала из тощих тел волю к жизни. Мертвецкое молчание властвовало над Зелёным Долом: не шумели ярмарки, не распевались колядки с песнями, не игрались свадьбы. Благодатный и веселый край, некогда зеленый, завял, прежняя жизнь оборвалась вместе с жизнями погибших в бою графских солдат.
Дочь Герды стала первым ребенком, родившимся после завоевания. В ночь её рождения, жители Зелёного Дола стеклись посмотреть на малютку. Впервые за много лет их утомленные лица озарила улыбка, обращенная к ростку новой жизни. В стремлении уберечь дитя и мать, крестьянская община запретила Герде работать в поле. Обеспечивали её продуктами, пеклись, чтобы не пропало молоко. Чувствуя себя обузой, она готовила возвращавшимся с полей крестьянам скромный ужин. Сердце девушки коробила боль из-за того, что отец не дожил до рождения своего ребенка. Герду и поныне грызла тоска по мужу, образ которого словно кто-то прогонял из её головы. По прошествии всего-то полугода из памяти светловолосой девушки стерлись черты лица и звучание голоса покойного возлюбленного. Но голубизна его глаз передалась их дочери.
– Ты думала, в каком мире вырастет твой ребенок? – спросила Лия, усевшись за пустой стол.
– Что… То есть? Я постараюсь, чтобы… чтобы её миновало все это…
– Как же её обойдет стороной наша участь, если ярмо Вавилона никуда не денется? А когда наместник засадит нас в черные телеги, её отберут у тебя.
Горло будто сжали изнутри. Герда закачала спавшего ребенка и неподвижно вперилась взглядом в Лию. Вдова принялась распутывать темные косы, не глядя на гостью.
– Мне жаль Орэла, – дрогнувшим голосом ответила Герда. – Но…
– Это был тяжелый момент для меня, – перебила Лия, распустив первый локон, в котором засела густая седина. – Не первый, но последний, потому что больше Вавилону у меня нечего отнять… Лучше было умереть пять лет назад вместе с моим Мстивом.
Девочка зашевелилась и тихо заплакала, словно слабый котенок. Ручка заерзала в поиске светлой материнской пряди волос. Лучшего предлога покинуть наполнившийся горем и отчаянием дом одинокой вдовы и желать не приходилось. Тихо извинившись, девушка вышла за порог и быстрым шагом отправилась к своему жилищу. Муки совести возможно загрызут её перед сном, но сейчас Герда бежала от скорбных речей Лии.
Зелёный Дол лежал на окраине графства. С окон и крыльца дома Герды открывался вид на светящиеся холмы, прозванные так из-за сияющей по ночам свеч-травы. Крестьяне сторонились тех краев, где начинались Дикие Земли. За святящимися холмами зеленел Немой лес. Это было не тем местом, откуда не возвращались. Наоборот. Каждый, ушедший в Немой лес, возвращался. Но рассудок оставался в глухой чаще. Жрецы Безликих Богов винили в том леших и сатиров, стерегущих Цветок Папоротника . Одного посещения хватало, чтобы человек превратился в немого и покорного истукана. Солдаты Вавилона по этой причине стали называть Зелёный Дол Деревней Дураков. Наместник Иозиф сразу после завоевания оценил слепое повиновение нескольких пустоголовых и поверстал их слугами. Вначале захватчики попытались пройти через Немой лес в земли Яковитского королевства, чтобы не пробиваться через укрепленную Семиградскую долину. Но ушедшие солдаты через несколько дней приковыляли к святящимся холмам потеряв рассудок. Больше попыток пройти через загадочные чащи разгневанный Иозиф не предпринимал.
После полудня Герда с дочерью вышла посидеть на крыльце. Теплыми красками разгулялась летняя пора. В воздухе витал аромат луговых трав и цветов, а округа полнилась птичьей трелью. Зелёный Дол купался в солнечных лучах. Голубые глаза зимнего дитя с интересом наблюдали за первой теплой порой своей жизни. Тихо бормоча, она будто разговаривала с красочным миром и впитывала каждую деталь ярко-зеленого окружения. Тянула маленькие ручки к порхавшим над головой бабочкам, пугливо отшатывалась от носившихся в воздухе мух и шмелей. В наблюдении за чадом, Герда забылась и отстранилась от кошмарной реальности.
Но скверные мысли ударом ножа вернулись в сознании девушки. Угрозы Иозифа и слова Лии всплыли злыми образами. И некуда было бежать: округу караулили патрули. Все бывшее графство до сих пор было заполнено войсками Вавилона, готовившиеся к очередному походу на Яковитское королевство. Они вылавливали беглецов и возвращали их для жестокой казни перед односельчанами. Шесть раз Герда видела кровавые расправы, хотя ей хватило одной, чтобы сама мысль о побеге внушала страх.
Герда заметила приближающийся со светящихся холмов стройный силуэт молодой девушки, одаренной пленительной внешностью и короной густых каштановых волос. Илона, так её звали, была для жителей деревни проблеском надежды в царстве отчаяния. Одной её доброй улыбки, трепетного прикосновения и сочувственного взгляда карих глаз хватало, чтобы унять тревогу, изгнать дрожь из рук и медом разлить на душе спокойствие.
Она появилась в жизни Зелёного Дола год назад, ошеломив крестьян прибытием из Немого леса. Илона была единственным человеком, который побывав там, сохранил трезвость ума. По её словам, она являлась уроженкой Западного маркграфства – окраины Яковитского королевства у Великих Топей, где заканчивались известные людям Дикие Земли. В той глуши рождались и расползались по стране жуткие истории. В поселениях, далеких от маркграфства, они воспринимались как сказки и небылицы. Потешались иной раз и над названием болотных демонопоклонников – люди-на-ходулях. Но жители Зелёного Дола, обитавшие у Немого леса, относились ко всем поверьям с полной серьезностью.
В причастности Илоны к колдовству сомнений не было. Она сама о нем рассказала, объяснив велением Богов прибытие в Зелёный Дол для помощи исстрадавшемуся народу. Её неразлучным атрибутом был короткий посох, увенчанный черепом. В пустых глазницах обитал бледный огонек и порой Герду посещала мысль о том, что он был живым.
Колдунья замирила рассерженных домовых в обедневших крестьянских домах, делала микстуры с мазями, помогала советами. По кукушке-траве верно определила пол ребенка Герды. Илона приняла роды и изготовила обереги, которые погрузила в воду для омовения новорожденной. Лечила животных и людей в меру способностей, но чары побеждали не все болезни и не смогли помочь супругу Герды. С крестьянами каштановолосая красавица всегда была обходительна и никогда не отказывала в помощи. Жители Зелёного Дола одаривали Илону продуктами и выполняли её несложные поручения: отдавать сломанные серпы, собирать для неё кликун-траву, перед которой склонялись прочие травы, вороньи перья, передавать ей вещи покойников и горсти золы с печей их домов.
Присутствие Илоны грозило Зелёному Долу наказанием. Вавилон запретил религиозные культы и колдовство. Сразу после завоевания графства алтари и часовни сожгли вместе со жрецами Безликих Богов и ворожеями. Но добрую зелейницу с Западного маркграфства крестьяне оберегали, а она навещала их вечерами и ночами, в дневное время скрываясь в светящихся холмах. Поэтому её появление в деревне среди бела дня удивило Герду.
– Приветствую, сестрица. Как поживает малышка? – елейным голосом спросила Илона, приблизившись к крыльцу.
Колдунья склонилась над девочкой, щекоча каштановыми волосами её личико, отчего та звонко засмеялась и попыталась маленькой ручкой ухватить локоны. Илона в ответ покачивала головой и малышка, размахивая руками, залилась хохотом, делая новые попытки поймать щекочущие пряди.
– Хорошо и спокойно, – с улыбкой ответила Герда, наблюдая за игрой. – Ночница больше не тревожила.
– Продолжай окуривать дом и она не подступится к вам. Какое же прекрасное дитя у тебя растет, – улыбаясь и поглаживая девочку по маленькой головке, произнесла Илона. – Не думаешь дать ей имя уже сейчас?
– Такие мысли возникали, – смутилась вопросу Герда. – Но ты сама знаешь обычаи нашей страны…
– Той страны здесь уже нет. Я никогда не любила этот обычай. Даже если дитя не доживет до года, разве оно не заслуживает остаться в памяти под именем, как прочие покойники?
Герда не ответила. Эти разговоры бросали на неё мрачную тень. Илона это почувствовала и замолчала, поглаживая смеющуюся девочку по голове. Тишина длилась недолго.
– Почему ты здесь в эту пору дня? – спросила Герда.
– Наместник Вавилона забрал, что хотел. Сегодня его ждут другие дела и сюда ни он, ни его солдаты не вернутся.
– Забрал… – повторила светловолосая девушка, взглянув в сторону ярмарочной площади. – Старый коршун поработил Орэла. А до этого всю Вересковую Низину. Я переживаю за Лию, мне кажется, что она на грани и может сотворить с собой что-то плохое.
– Она сильная женщина, – бархатным голосом ответила Илона, коснувшись тыльной стороной ладони щеки Герды. – Но тебя мучают и другие мысли.
– Судьба дочери, – не таилась девушка. – Что её ждет. Наместник грозит рабством, а наша почва оскудела и не даст богатого урожая.
Повисло молчание. На этот раз его прервала Илона.
– У Зелёного Дола ещё есть шанс избавиться от страданий и наказать угнетателей. Сегодня в полночь выходи в светящиеся холмы.
Герда дрогнула, изумленно подняла глаза на колдунью и наткнулась на открытый взгляд карих глаз. Одинокая мать посмотрела на посох с черепом – в пустых глазницах густел бледный свет. Девушка молчала, покачивая дочь, пока та мяла в ручках поданный зелейницей цветок.
– Бояться нечего. Этой ночью с миром живых будут говорить Боги, – ласково объяснила Илона. – Приходи с дочерью. Оставить её будет не с кем.
На этот раз Герда взглянула на собеседницу с испугом, но встретила все тот же добрый взгляд.
– Боги? Но наместник…
– Не узнает.
– Наши жрецы и алтари сожжены.
– Вера живет не в алтарях и служителях, а в сердцах. Ты найдешь дорогу. Ни с кем об этом не разговаривай. Мы будем ждать.
Герда хотела спросить кого Илона имеет виду, но слова растворились при виде блуждающей улыбки красавицы. Зелейница коснулась губами сначала её лба, а потом малышки. Та задорно хохотнула, когда прядь каштановых волос пощекотала её щеку.
***
Дотемна Герда занималась будничными делами, но мысли её занимали догадки о речах Илоны. Как изгнанные Боги могли избавить население Зелёного Дола от страданий, если остались в стороне во время вторжения? Как они покарают захватчиков и как заговорят, если священные алтари уничтожены? Но больше всего её донимал вопрос о своем участии в событиях грядущей ночи. Девушка часто выглядывала в окно на светящиеся холмы. Над ними низко и суетливо проносились птицы, предвещая ненастье.
Когда темная ночь поглотила деревню, Герда с завернутой в одеяло спящей дочерью опасливо вышла на крыльцо. Свеч-трава призрачным ореолом окружила сопки за Зелёным Долом. Таинственное мерцание отталкивало девушку и гнало домой. Несколько минут мать с ребенком на руках разрывалась между желанием остаться у очага и затаенным интересом узнать, что задумала Илона. Зелейница ни разу не подвела крестьян, заботилась она и лично о Герде. Поводов к беспокойству не было, думала светловолосая девушка, но трепет щемящим комом оседал внутри. Она окинула взглядом Зелёный Дол и не нашла ни одного светящегося окна. В доме Лии тоже было темно. Что-то подсказывало, что деревня не спала – опустела.
Герда сделала один шаг, затем другой. Непослушные ноги неуверенно несли её к светящимся холмам. Вскоре девушка по пояс окунулась в колыхающуюся свеч-траву. Растение густо устилало гребни холмов, которые волнами накатывались друг на друга. Призрачное море ударялось об убаюкиваемый ночью Немой лес. Небо над ним разрезала серебряная вспышка, но раската не последовало. Зарница – далекая и беззвучная молния – жуткая пора разгула нечисти. Герда съежилась, остановилась и осмотрелась. Свеч-трава лениво покачивалась у её пояса и затуманивала взор. В бледном сиянии Герда заметила трепещущий оранжевым бликом огонек. Он горел на Вороньей Вершине – самый высокий из светящихся холмов. Теплый свет манил и успокаивал.
Девушка со спящим на руках ребенком спустилась с одного холма, поднялась по пологому склону следующего. И так, взбираясь и спускаясь, приближалась к трепещущему огню. Ей казалось, что грозовые вспышки разгоняют чертей, слонявшихся в округе. Среди свеч-травы будто ползали бесформенные тени, а чем ближе становилась господствующая Воронья Вершина, тем выразительнее Герда слышала заговорщический шепот. Когда она, тяжело дыша, взбиралась по косогору, в ушах настойчиво зазвучало «она тут». На вершине главенствующего холма в дрожащем свете высокого костра Герда к своему удивлению оказалась под давящими взглядами десятков рассевшихся на земле людей. Светловолосая девушка знала каждого, потому что это были крестьяне Зелёного Дола. На их лицах сажей были начерчены символы. У каждого свой. Замкнутая линия, звезда, мотыжный крест, круг в квадрате, скрещенные стрелки и треугольники. У распустившей темно-седые волосы Лии на лбу вырисовывался глаз.
«Она тут» шептались они, но смотрели не на девушку. Герда непонимающе окинула соплеменников взглядом и заметила зашевелившийся стройный силуэт на фоне костра. В фигуре угадывалось нагое девичье тело, но из раздувавшихся ветром густых волос росли изогнутые рога. Под её ногами стучали и хрустели белоснежные кости животных. Рука стискивала посох, оканчивающийся черепом с блестящими глазницами.
Учащенное дыхание Герды перехватило, она отступила на шаг, чуть не покатившись по склону холма. Дочь с плачем проснулась, маленькая ручка потянулась к светлой косе, спадавшей по плечу.
Девичий силуэт приблизился, стал четче. Кривые рога были сотканы из ветвей терновника. Обнаженное тело колдуньи собрало все символы, которые по отдельности носили на лицах крестьяне. Но знаки на ней были не нарисованы, а вырезаны в коже и кровавые поблескивающие потеки пересекали таинственные начертания.
– Приветствую, сестрица, – прозвучал как всегда нежный голос Илоны. – Подойди, не бойся. Поднеси дитя.
– Что… что это?
– Поклонение Богам. Смелее, сестрица.
– Безликие Боги никогда не требовали такого поклонения…
– Мы славим не их. Они – ложные. Они не защитили Зелёный Дол, Вересковой Низины и многих других. Истинные Боги сотканы во мраке ночи и в глубинах трясин. Владыки Диких Земель, родившиеся в смертной агонии Старого Мира и выросшие в хаосе, последовавшем после. Их власть необходимо принять, как дар. Стать частью Диких Земель, а не цепляться за обломки Старого Мира.
Отблеск костра дикой пляской играл на окровавленном теле Илоны. Крестьяне молча давили Герду взглядами. Даже череп со светящимися глазницами будто ожил, обратившись к матери с плачущим ребенком недружелюбным взглядом.
– Не верю. Ты же… – девушка с надеждой взглянула на односельчан. – А вы?! Почему вы молчите?
Собравшиеся не ответили, даже больше не шептались. Трудно было угадать, как долго колдунья с Великих Топей морочила исстрадавшийся разум крестьян, обращая к темному культу. Но очевидным становился тот факт, что Герда оставалась последней, кто не подпал под её власть.
– Я не стану, – сказала Герда, покачивая на руках разошедшуюся в неутешном плаче дочь. – Не стану в этом участвовать. А если об этом узнает наместник…
– Моими стараниями Иозиф уже одной ногой в могиле, – твердо перебила Илона. – Его тело слабеет. Все видят последние полгода. Но для окончательного успеха нужна ещё одна жертва.
– Ещё одна?
– Силы твоего мужа ушли на то, чтобы подточить наместника. Но получив большую жертву Владыки пожрут его со всей сворой. Нужна жизнь дитя, чьи непрожитые годы они впитают, – перехватив ошеломленный взгляд Герды, колдунья продолжила без прежней мягкости в голосе. – Что её ждет? Ты сама знаешь, что в ином разе девочку отберет Вавилон. Одна жизнь спасет всех. Отдай ребенка.
Блеснула зарница, отражаясь серебряной вспышкой на кровоподтеках нагой зелейницы. Проявила все вырезанные символы и вновь распугала рыхлые тени, мечущиеся во мраке. Девочка завопила, забила руками и ногами в бессильном бегстве. Илона сделала шаг вперед. В черепе на посохе ярче загорелся бледный огонек.
– Когда я только взяла младенца на руки, то увидела, что её ждет. Смерть! Она та, кем надлежит пожертвовать Грозовой ночью. Владыки изголодались.
– Владыки изголодались, – хором грянули крестьяне Зелёного Дола.
Перед Гердой вопроса не стояло. Она бросилась вниз по склону Вороньей Вершины, едва удерживаясь на ногах и крепко прижав к груди визжащую дочь. За ней в полном молчании гнались обезумевшие односельчане. Спиной девушка ощущала накатывающуюся людскую лавину. Чувствовала, как руки тянутся к её светлым косам. Она бросилась к следующему сияющему свеч-травой гребню. Страх подгонял кнутом, а в ушах не стихали рыдания малышки, судорожно обхватывающей шею Герды ручками. Грызли отчаянные мысли о том, что сбежать далеко не удастся. Серебряной вспышкой округу озарила молния, проявив черные силуэты впереди.
С холма напротив послышался щелчок и ярко вспыхнула искра, грянувшая раскатистым эхом. Один из преследователей рухнул. Возвышенность озарилась перекатом ослепительных вспышек, оглушавших грохотом, а толпа разорвалась воплями. Герда упала наземь, прикрывая собой раскричавшуюся дочь. Вершину заволокло дымом, стойко бившим в нос пороховыми выхлопами. В животе крутило и кололо, а к горлу подкатывал тошнотворный ком. С холма прозвучал надламывающийся крик наместника Иозифа:
– Заряжай!
Застучал в стволах порох, заскользили шомпола. Горланящие культисты бросились в стороны, а вавилоняне стреляли по готовности. Сокрытая свеч-травой Герда отползла в ложбину между холмами. Сделав по выстрелу карабинеры бросились вдогонку за спасшимися. Герда в это время с трудом поднялась на ноги и побрела прочь, пока гвардейцы Иозифа не нашли её по детскому плачу. И по её собственным стонам из-за невыносимой боли. Девушка дрожащей рукой нащупала кровоточащую рану в животе…
***
Край неба рассекла пурпурная полоса. Смоляная ночь отступала перед пепельным утром. Герда с трудом удерживала заснувшую дочь на руках, а за каждый новый шаг разгоралась борьба с ослабевающим и продрогшим от утренней зябкости телом. С каждой минутой шаги становились меньше. Истекавшая кровью мать бесцельно брела к Немому лесу. Она не знала, где укрыть дочь и продолжала идти, потому что боялась остановиться.
Очередной шаг откликнулся нестерпимой болью и ноги предательски подкосились. Герда с кратким визгом упала на колени. До этого ей хватало сил вставать, но теперь она знала, что не поднимется. Из распухших от плача глаз вновь покатились слезы, и девушка судорожно прижала лоб дочери к губам. Девочка спокойно спала.
– Я не смогу спасти тебя. Прости меня. Прости…
Вероятно, ведьма это и имела ввиду, говоря о будущем девочки. Поверья гласили, что повитухи видят судьбу детей, чьи роды принимают. Возможно поэтому она стремилась пожертвовать ею, пока жизнь ребенка не прерывалась вместе с материнской у опушки Немого леса. Так думала умирающая с дочерью на руках Герда.
Между вязами внезапно вспыхнул огонек, рассыпая вокруг себя красно-оранжевые искры, которые бликами расплылись в глазах, полных слез. Герда впилась ожившим взглядом в неожиданное диво и с изумлением увидела не свечу или костер, а окруженный огненным ореолом цветок папоротника.
Поблизости раздался шорох гаснущей свеч-травы. Герда вздрогнула, страшась увидеть карабинеров Вавилона. Но вместо гвардейцев в черном, к ней приблизились мужчина с шрамом на всю щеку и совсем молодая рыжеволосая девушка. В их серых и зелёных глазах застыло немое изумление. Гаснущий взгляд умирающей наоборот прояснился от замаячившего шанса. Шанса для дочери. Она украдкой глянула на Немой лес – горящий цветок исчез, незамеченный никем, кроме неё.
– Пожалуйста, – сорвалось с бледных губ. – Возьмите дочь, умоляю…
Сероглазый мужчина со шрамом не двинулся с места. Всхлипывая, дрожащая Герда взглянула на рыжеволосую. В её глазах, отливавших летней листвой, она нашла живой отклик. Незнакомка шагнула вперед, рывком отвела в сторону руку мужчины, преградившего путь. Она присела перед Гердой и приоткрыла одеяло, взглянув на лицо мирно спавшего дитя. Маленькая ручка слабо сжимала светлую косу матери. Слов на прощание не находились, а если бы таковые и имелись, то они застряли бы комом в горле, захлебнулись в слезах. Поэтому их заменил поцелуй, оставивший кровавый оттиск от губ на маленьком лбе. Герда молча передала девочку в руки рыжеволосой незнакомке, к которой она прониклась таким доверием, будто знала её всю жизнь. Приблизился и мужчина со шрамом, свинцовыми глазами наблюдая за происходящим. Неизвестная не сводила малахитовые глаза с девочки.
Мать готова была поклясться, что более счастливого момента в своей жизни не испытывала. Может потому, что прошлая жизнь уже обреченно тонула в холодных водах смерти, наполнявших её тело. Ведьма с Великих Топей просчиталась или солгала. Если жизненный путь матери неизбежно завершался у опушки Немого леса, то дочь получала шанс на жизнь.
– Её зовут Виктория, – на последнем издыхании тихим голосом произнесла Герда. – Она родилась в Йоль .
Рыжеволосая девушка молча кивнула и поднялась. Из детской ручки в последний раз выскользнул материнский локон светлых волос.
Другие работы:
Охотник. Часть 1
Охотник. Часть 2
Огни над болотами. Часть 1
Огни над болотами. Часть 2
Глубина. Часть 1
Глубина. Часть 2
