Сообщество - Лига Писателей

Лига Писателей

4 750 постов 6 810 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

5

Как создаются Персонажи для книг?

Как создаются Персонажи для книг?

С чего начинается книга? С идеи или с персонажа?

Полагаю, что у каждого писателя будет свой ответ на этот вопрос, но давайте поговорим о том, как это происходит лично у меня. Возможно, кому-то это чем-то поможет.

В моем случае все начинается с Идеи. Пожалуй, даже не с нее, а с Настроения. Да, так будет правильнее. У меня есть желаемое Настроение книги и примерный жанр. Далее я нахожу подходящую музыку и в процессе прослушивания прогоняю размытые образы в голове, которые постепенно обретают черты.

И вот здесь уже формируется Идея, а под нее начинает вырисовываться Персонаж. Все тот же трейлер с музыкой - я как бы мысленно перебираю подходящих людей, пока не остановлюсь на ком-то конкретном, кто еще пока не обладает свои характером, а лишь внешностью, полом и возрастом. Кто-то, кто не будет выбиваться из общей картины Трейлера.

Нет, я после этого не сижу и не продумываю его характер, не расписываю. Характер формируется точно также, как и сама идея - он должен гармонично вписываться и проявляться шаг за шагом.

Если ты поймал Идею и Атмосферу книги, то прекрасно понимаешь, какой персонаж не подойдет на роль Главного героя. Там где место для Меланхолика, не должен быть Холерик или Сангвиник.

Формирование характера Персонажа происходит уже в процессе написания самой книги. Появляется один поступок, другой, рождаются его мысли. И все последующие его поступки и мысли не должны вступать в ярое противоречие с теми, что уже есть. Должна быть последовательность. Даже если Персонаж меняет свое мнение, то у этого должны быть Причины.

То есть все о чем я говорю, это наличие гармонии, чтобы ничего не выбивалось. Персонаж должен быть верен своему характеру. И тут не важно говорим ли мы о Главном герое или нет. Он может менять мнение при наличии причин, может совершать те или иные поступки, если они обоснованы, но он не может поступить так, как не свойственно ему, даже если вам очень этого хочется.

В противном случае вы пойдете против законов собственного мира, создавая хаос.

И когда книга уже написана (или даже в середине) становится очевидно, что каждый из персонажей обладает своим индивидуальным голосом, и можно ради интереса составить его психологический портрет.

Да, в сказанном мной нет математических схем, нет каких-то обязательных ритуалов или графиков. Здесь все базируется на ощущении, где каждое звено соответствует другому:

Настроение - Атмосфера - Идея - Персонажи - События

Словно красивая мелодия, звучащая в ваших наушниках.

Показать полностью 1
4

Наконец (спустя почти 3,5 мес) получила на почте второй договор от издательства - на мою киберсказку

Надеялась, что она выйдет к Новому году. Теперь надеюсь, что её издадут хотя бы к весне. Никогда не думала, что книга пишется быстрее, чем издается.

Но в этом есть плюсы! Можно тренировать терпение, усидчивость и доверие к миру 🤞

Вопрос опытным авторам: сколько месяцев / лет проходило у вас с момента написания истории до ее публикации?

8

"Две сотни секир". Глава 13. Поиски компромисса

"Две сотни секир". Глава 13. Поиски компромисса

Никакая армия не сравнится с силой идеи, время которой пришло. (Виктор Мари Гюго).

Покои вождя степных орков вовсе не блистали роскошью. Пол внутри большой юрты был устлан меховыми шкурами. По правую сторону от входа находился длинный буковый стол, по всей видимости, использующийся для собраний. Слева же располагалось массивное ложе предводителя, усыпанное десятком цветных подушек. В самом центре жилища полыхал очаг, прямо за которым стояло большое кресло из чёрного дерева. На нём восседал Ахаррук, скрестив руки на груди. Его задумчивый взгляд был направлен в сердце потрескивающего пламени.

- Добро пожаловать, - тихо сказал он, не отрывая глаз от огня.

- Благодарим за оказанную честь, - зачем-то выдал я, а затем слегка поклонился.

Арви и Васт повторили за мной.

- Это ни к чему, - сказал вождь и перевел взгляд на меня. В его ледяных глазах цвета неба читалась толика недоверия. – Не знаю насколько длинен кровавый след, что ваш отряд оставляет за собой, но я не люблю, когда недолгое затишье моего страдающего народа так бесцеремонно нарушают.

Краем глаза я заметил, как в покои вошла Окина. Она приблизилась к нам и хотела было возразить отцу, но вождь спокойно поднял руку, останавливая ее от этого порыва.

- От дочери я уже услышал рассказы о вашей доблести, отваге и отзывчивости, но не хочу, чтобы между нами возникло недопонимание. Спасение жизни Окины, и помощь в выяснении обстоятельств смерти моего младшего сына не прогонят чужаков из нашей степи. Они пришли за вами, но пали от рук наших воинов. Это может вызвать определенные последствия…

Вождь медленно встал и приблизился ко мне. Он был немногим меньше Дагзетта, чей величественный стан внушал трепет с легким оттенком страха. Разглядев на его лице недовольство, я решил попытаться отстоять свою честь и честь отряда.

- Вы имеете полное право на гнев и недоверие, вождь. Однако, должен сказать, что появившиеся в степи наемники, не следовали за нами по пятам. Они с радостью бы напали на любую другую группу путников.

- Но среди них был тот, с кем вы встречались раньше…

Проклятый Лагур. Напоминание о его существовании сильно мешало погружению в игру, ведь он, вероятно, был таким же застрявшим бедолагой, как и я. Учитывая тот факт, что последний раз наша встреча произошла после того, как я узнал о собственном участии в тестовом проекте, Лагур мог находиться ровно в тех же условиях.

- Этот человек, сам по себе, не представляет никакой опасности, - вступил в беседу Васт. – Рогир с Окиной разбили его отряд, поскольку шайке этого длинноволосого безумца каким-то чудом удалось застать нас с Арви врасплох. Подоспевшие к нему на помощь ряженые всадники приходились ему скорее вымогателями, чем друзьями.

Вождь одарил лейтенанта серьезным взглядом, а затем возвратился в уютное кресло.

- Как бы там ни было, вы мои гости, - Ахаррук вновь скрестил руки. Мы выдохнули. – Вы можете остаться здесь на пару недель. Все это время вы будете находиться под защитой моего племени. Окина найдет подходящие шатры, можете чувствовать себя как дома.

- Благодарю за щедрость, вождь, но у меня будет одна просьба, вернее сказать, предложение, - сказал я. – Мы наслышаны о болезни, что уже долгое время терзает твой народ. Арви из моего отряда уже имела дело с этой хворью ранее, если ты позволишь…

- Я с радостью приму вашу помощь, Рогир, - неожиданно ответил вождь. – Я устал слушать бредни шамана о злых духах и проклятии. Делайте все, что необходимо. Окина поможет вам, а, если кто-то захочет оказать сопротивление – сразу сообщайте мне.

- Я приятно удивлен, вождь, - сказал я. – Трактирщик Раггол напротив, предупреждал нас о возможных сложностях с исцелением твоего народа.

Ахаррук ухмыльнулся.

- Старина Раггол… Уверен, он еще и золото поставил на то, что я буду противиться вашей помощи.

Вождь задумчиво почесал голову, а затем продолжил.

- Появись вы здесь еще месяц назад, я бы наверняка так и поступил. Выставил бы прочь за неуважение к моему народу. Но оглянитесь вокруг! Мое некогда великое племя, наводившее ужас на беспечных врагов, превратилось лишь в блеклую тень. В ставке, как и прежде, течет жизнь, но мы слишком слабы. Болезнь унесла жизни многих молодых воителей, а большинство тех, кому удалось выжить, вторят словам старых орков о проклятии и расплате за совершенные грехи.

- Это за какие же? – тихо спросил Васт.

Ахаррук подошел к длинному столу и наполнил вином деревянную кружку. Прежде чем продолжить, он осушил ее всего за пару глотков.

- Когда-то давно, мой предок вынужденно оставил Лухон серокожим. Он сделал это, в надежде найти союзников среди людей и со временем вернуть родину, но у судьбы были свои планы. Вместо нескольких тысяч, за ним последовала лишь пара сотен. Люди разглядели в нас только одержимых кровью дикарей и при первой возможности ринулись собственными силами отхватывать разрозненные земли. Отшельничество зеленокожих затянулось, и чтобы выжить в суровом степном крае, они приняли решение создать племя Кровавых Секир и основать ставку с названием, что будет вечно напоминать им о потерянной родине.

- А что стало с остальными орками из твоего народа? – спросила Арви.

- Кто-то погиб в неорганизованных стычках с серыми, кто-то - в обреченной схватке за осаждаемый Лухон. Немногие выжившие разбрелись по материку и превратились в мародеров и наемных убийц.

В покоях воцарилась тишина. Присутствующие погрузились в грустные мысли о нелегкой судьбе народа с былым величием. Еще до моего путешествия в «Мерсенарию», брат рассказывал об истории родины орков, но лишь сейчас я смог разглядеть отпечаток истинного отчаянья и досады на лице сурового вождя.

- Зато теперь у вас есть волки, - нарушила длительное молчание Арви.

- Заслуга моего отца, - с улыбкой сказал вождь. – Единственные союзники, которых мы смогли отыскать в этом мире.

Эти слова отпечатались на моем сознании. Я вдруг понял, что именно в данный момент следовало принять серьезное решение. Пора было прервать череду неудач и взять поводья судьбы в собственные руки. По крайней мере, вновь попытаться.

- Это вовсе не так, - воскликнул я и протянул руку вождю орков. – Не единственные.

Ахаррук вновь улыбнулся и крепко сжал мою ладонь своей огромной лапищей.

- В это нелегкое время глупо отказываться от помощи, - сказал он. – Вы произвели должное впечатление на моих детей, а им я привык доверять. Вот только… Быть нашим союзником – тяжкое бремя.

- Позволю себе не согласиться, - ответил я. – Кажется, у меня созрел отличный план. Я расскажу о нем позднее, сперва мне бы хотелось обсудить его с лейтенантом.

- Ты смог заинтриговать меня, Рогир, - протянул Ахаррук. – Что же, будь, по-твоему, а пока - советую отдохнуть после долгих скитаний. Как я уже говорил, Окина проводит вас.

Мы дружно поклонились и последовали за нашей боевой подругой. Купол огромной юрты сменился ночным небом, пестрящим серебряной россыпью звезд. Наслаждаясь легким прохладным ветерком, мы быстро добрались до гостевых шатров. Они располагались в нескольких минутах ходьбы от жилища вождя.

Арви с Блинчиком заняли тот, что был побольше. Мы же с лейтенантом предпочли ютиться в менее примечательном месте, однако таким оно было лишь на первый взгляд. Внутри имелось все необходимое: два спальных места устланных толстыми меховым шкурами, низкий круглый обеденный столик с крупным кувшином пива и уютный очаг в самом центре.

Мы разложили пожитки и уселись рядом с огнем, скрестив ноги. Какое-то время Васт молча теребил повязку на ране, после чего наполнил кружки и протянул одну из них мне.

- Пахнет вроде недурно, - сказал лейтенант, глядя на белоснежную пену в сосуде. – Ну-с, за долгожданный отдых, командир!

Мы стукнулись кружками и сделали пару глотков. Пиво было более терпким, чем приятный арншелльский мед. В орочьем напитке преобладал горьковатый вкус полевых трав.

- А теперь выкладывай: что там за план и в чем заключается интерес зеленокожего вождя? – спросил Васт.

Прежде чем рассказать лейтенанту обо всем, я подошел ко входу в шатер и опустил полотно, служившее импровизированной дверью.

- Мой план еще безумнее обычного, - тихо сказал я, протягивая руки к потрескивающему очагу. – Тебе короткий вариант или подлиннее?

- Чувствую, что дело серьезное, поэтому давай обо всем по-порядку.

- Хорошо, - ответил я и вытянул ноги вперед. – По пути сюда, ты говорил мне о том, что сейчас творится в Лухоне.

Васт нервно почесал щетинистую шею.

- Разруха, бардак, сотни ежедневных смертей.

- Кажется, мы сошлись на том, что это идеальное время для наемников, - заметил я.

- При должных навыках и толике удачи – да. К чему ты клонишь?

- К тому, дружище, что надо хватать быка за рога, пока он мирно жует траву.

Лейтенант громко поставил кружку на стол и расхохотался. Он протер мокрые губы ладонью, прежде чем ответить.

- Черт тебя побери, Рогир! Я уже пожалел о том, что не выбрал короткий вариант. Кончай строить из себя барда и переходи к сути.

- План состоит в том, чтобы сколотить из пары десятков зеленокожих бойцов смертоносный отряд, после чего отправиться в окружающие Лухон земли. Там мы сможем попортить жизнь зуарским оркам, а заодно раздобыть снаряжение и, если повезет, еще немного золота.

Васт поперхнулся пивом и раскашлялся.

- Знаю, что ты сейчас скажешь. Но, прежде чем назовешь меня безумцем, подумай вот о чем: для местных жителей это глоток свежего воздуха. Я не предлагаю самоубийственно бросаться на стены Лухона или вызывать на бой армию серокожих, нет. Я говорю о точечных ударах по тянущимся из Зуара цепочкам с провизией и снаряжением. Кто знает, может в итоге мы сможем ослабить войска южных орков?

- А что мешает нам справиться с подобной авантюрой без вас? – раздался позади низкий голос.

Здоровяк Дагзетт при всех его габаритах, каким-то чудесным образом сумел абсолютно бесшумно приблизиться к нам. Он стоял рядом со входом, направив пронзительный взгляд прямо на меня. По моей спине пробежал холодок. Я прервал неловкую паузу, жестом пригласив орка присоединиться к нашему очагу.

- Без нас вы рискуете оказаться под ударом сразу с нескольких сторон, - ответил я. – Зажатыми между молотом и наковальней.

- Соглашусь с командиром, - сказал Васт и наполнил пивом третью кружку для прибывшего гостя. – Может, вы и планируете нападать исключительно на врагов из Зуара, но вот остальные любители наживы… В Лухоне сейчас слишком много бесчестных ублюдков, которые точно не упустят возможности завладеть вашей красивой броней.

- А вы, стало быть, ничто иное как прямое решение этой проблемы? – спросил орк.

- Никто не сможет избавить вас от риска стать целью мародерствующих наемников, но благодаря нам, появится шанс на дружбу с правильными представителями нашего ремесла в Лухоне, - парировал я.

Я почувствовал, что Дагзетт задумался. Похоже, нам удалось поместить идейное зернышко в его массивную голову.

- У вас есть знакомые среди дейренхолльских наемников? – спустя минуту молчания спросил орк.

- Пара старых друзей найдется, - ответил Васт. – Например, лейтенант Хэрроу из "Западного Авангарда". В свое время, эти засранцы много шуму навели на южном фронте. Поверить не могу, что мы это обсуждаем всерьез, но если и в правду решимся на подобный маневр, то хотелось бы поделиться своим мнением.

Мы с Дагзеттом вопросительно вскинули брови, ожидая предложений лейтенанта.

- Я бы сперва прошелся по слабым шайкам тамошних наемников-мародеров, - сказал он. – Разживемся припасами, а заодно поймем каково это – работать в одной команде. Серых орков они наверняка уже встречали, но на нашей стороне определенный элемент неожиданности. И клыкастые друзья.

- Разумное предложение, - заметил я. – Пора переодеться во что-то более… Безопасное. Что думаешь, Дагзетт?

Зеленокожий исполин медленно встал и снял с пояса короткий топор с зазубренным лезвием. Мы с Вастом переглянулись. Если бы сын вождя решил напасть, то мы бы не успели даже пискнуть. Наше с лейтенантом оружие лежало недостаточно близко.

Орк молниеносно отвел топор назад, а затем метнул его в центр низкого столика. Под громкий треск, острое лезвие вонзилось в дерево.

- Вот мое слово, - сказал Дагзетт, указав пальцем на торчащее из столешницы оружие. - Если вы поможете нам справиться с болезнью, я лично устрою такую вылазку.

- Еще неизвестно, как отреагирует вождь, - заметил Васт, отряхивая штаны от мелких щепок.

- Будет лучше, если я сам поговорю с отцом, - ответил Дагзетт. - Думаю, он поддержит наше стремление напомнить этому миру о существовании степных орков.

- Что же, значит решено, - сказал я. - Будем надеяться, что у нас все получится.

На прощанье я пожал руку нежданному гостю. Когда Дагзетт покинул шатер, мы с лейтенантом молча осушили кружки и отправились на боковую. В неравной битве, накопившаяся усталость сразила неугомонный рассудок, и я погрузился в глубокий сон.

На утро энтузиазм малость испарился, по нескольким причинам.

К моему великому удивлению, Арви за одну бессонную ночь умудрилась организовать местный аналог карантинной зоны. Под радостный лай Блинчика она вовсю раздавала указания молодым зеленокожим помощникам, лично следила за больными и успевала готовить целебный отвар. Но и этого было недостаточно. Не хватало проклятых водорослей, о которых Арви рассказывала Рагголу.

- Без этого растения я лишь облегчаю симптомы, - объясняла она нам с Вастом, пока в перерыве наскоро перекусывала вяленым мясом. – Нужно отправить кого-нибудь к южному побережью. У тамошних торговцев наверняка можно раздобыть эту пахучую траву. Без нее дело обречено на провал.

Наши с лейтенантом тщетные попытки убедить вождя дать пару бойцов для вылазки за лекарством не увенчались успехом. Он отнесся с пониманием, но рисковать людьми отказался, сказал ждать приезда людских торговцев, которые с определенной регулярностью посещали ставку. В ожидании этого чуда мы провели три долгих дня, скучных до ужаса. Наша помощь Арви и больным заключалась в перетаскивании подстилок и бочек с водой, а от местного алкоголя уже выворачивало наружу. Редкие вспышки азарта в моих глазах сверкали лишь во время коротких тренировок с мечом. Большую часть времени, Васт кричал и ругался словами, от которых в трубочку сворачивались уши, но пару полезных приёмов я все же изучил.

На третий день томительного ожидания, в дело вступил Дагзетт. Их долгую перепалку с отцом наверняка было слышно даже за лагерными стенами, а затем… Ранним утром четвёртого дня, одноглазый воитель пришёл к нам в шатёр с новостями.

- Пора собираться в путь, - сказал он. - Отец дал пятерых бойцов. Я буду шестым. Если раздобудем лекарство, заработаем шанс на поездку в Лухон.

Для путешествия к землям близ Виндсарра, этого количества было вполне достаточно.

На сборы ушло несколько часов и мы были готовы покинуть ставку уже к закату. Ахаррук наотрез отказался пускать с нами Окину, так как опасался попадания дочери в очередную передрягу. Кроме того, она здорово помогала Арви в ее нелегкой миссии.

Имена примкнувших к нам волчьих наездников, о которых ранее говорил Дагзетт, я не запомнил. Проклятая игра и злополучное обновление, нисколечко не помогали с этим – никаких надписей с именами новых соратников не было. В голове осталось имя лишь одного из них.

Орнатт был слишком огромным, чтобы легко ускользнуть из памяти. Облаченный в легкий доспех из темной кожи он восседал верхом на здоровенном волке, с шерстью каштанового цвета. На его выбритой голове сияли лучи угасающего солнца.

- Почему кожа, Орнатт? – спросил его Васт.

- Я слишком быстр, чтобы тащить на себе эти железки, - ответил он, чем спровоцировал взрыв хохота среди родичей.

По очевидным причинам, нас с лейтенантом собственным транспортом не обеспечили. Тем не менее, мы прихватили с собой немного золота, в надежде обзавестись в поездке парой лошадей. На всякий случай.

Арви с Окиной даже не вышли из карантинного лагеря, чтобы проводить нас. Количество больных пока лишь росло. Поэтому, когда мы выехали из ставки на встречу закату, единственным провожающим был Блинчик, что грустно скулил, глядя нам в спины.

- Вперед! - строго скомандовал Дагзетт, и степные волки помчали нас на встречу новым приключениям...

Полный текст произведения тут.

Показать полностью 1
11

Морская история. Часть 13

Части 1-4
Части 5-8
Части 9-12

Морская история. Часть 13

🔸1️⃣3️⃣🔸

Сегодня ворон прилетел.

Принёс он весть издалека,

И автор в нём наверняка

Раскрыть секрет один хотел.

Письмо то для Миреи было.

Её, признаться, удивило,

Что кто-то пишет для неё.

Письмо читать идёт своё.

*

А в нём написана лишь ложь!

От слов её бросает в дрожь.

И вновь она его читает,

И ничего не понимает.

Не верит, что так может быть.

Как мог другую полюбить?

*

Слезами налились глаза.

Ведь он же ей тогда сказал,

Что любит и вернётся к ней.

А сам, обманщик, изменил!

Да как он смел! Он, что, забыл

О договоре? Сколько ж дней

Как он уплыл уже прошло?

А, может, не любил её?

*

Мирея громко зарыдала.

Сжимая в кулаке письмо.

Зачем она его читала?

Лучше б не знала ничего,

И продолжала бы страдать,

Его любить и вечно ждать.

*

Уселась на пол у стены,

Лицо ладонями закрыв.

Ведь в этом нет её вины.

Уже не рада, что он жив.

Она была ему верна,

Но оказалась предана

Демиром, тем кого любила.

И как любовь с ней поступила?

*

Как можно глупой быть такой?

Ну ладно, он ещё узнает,

Что будет с тем, кто изменяет.

Расплатится он головой!

И снова смотрит на письмо,

Решает дочитать его.

*

Это не просто ведь измена.

Не человека, а сирену

Полюбил. А Может быть,

Ей удалось ему внушить,

Чтоб он совсем забыл о том,

Какой была его невеста?

Займет теперь же её место

Чудовище с рыбьим хвостом.

*

Мирея, помня о совете,

Идёт к причалу на рассвете.

В таверне ищет старика.

Хватает дряхлая рука

Послание и мешок монет.

А дальше нужно ждать ответ.

**

Продолжение следует...

Показать полностью 1
5

"Две сотни секир". Глава 12. Повелители степи

"Две сотни секир". Глава 12. Повелители степи

Полночный звон степной пустыни,
Покой небес, тепло земли,
И горький мед сухой полыни,
И бледность звездная вдали.

Что слушает моя собака?
Вне жизни мы и вне времен.
Звенящий сон степного мрака
Самим собой заворожен. (Иван Бунин)

Во время нашего пути к дому Окины, я узнал много интересного о её народе. Дагзетт лишь на вид был суровым воителем. На деле же, его разум так и тянулся ко всему неизведанному. Он жаждал странствий за пределы Лухонской степи, мечтал хоть раз побывать в столице людей и увидеть бескрайний Восточный океан. С ещё большей страстью он делал только одно - взахлёб рассказывал о собственной жизни.

- Если вам, людям, для того чтобы стать воином, нужно потратить долгие годы на подготовку, то у нас всё иначе. Орк рождается бойцом, а не становится. В пятнадцать лет каждый мальчишка проводит свой первый поединок, а через два года уже может участвовать в сражениях. Жажда битвы у нас в крови, - гордо рассказывал Дагзетт.

- В этом мы уже успели убедиться, - ответил я, вспомнив схватку у ручья. - Мне показалось, что прошедшее сражение не очень вас впечатлило.

- Разве ж это сражение? - протянул собеседник. - Я встречал людей и поопаснее. Эти бедолаги наложили в штаны при первой возможности!

Дагзетт, который ехал на степном волке справа от меня, смачно сплюнул в сторону. Точь в точь как это делала его зелёнокожая сестрёнка. Поразительное сходство.

- Говорил я тебе, Рогир, - послышался сзади голос Васта, ехавшего с другим орком. - Чёртовы дилетанты! И вот такие бездари прут табунами в Лухон, чтобы снискать славы в битвах с зуарцами.

Дагзетт медленно развернулся в седле и уставился на Васта. По его лицу я понял, что упоминание лейтенантом серых орков ему не понравилось.

- Мой вам совет, - произнёс орк. - Когда окажемся в ставке, попридержите разговоры о серокожих при себе. Судачить о врагах попусту у нас не принято.

- Не тревожься об этом, - успокоил его я. - Расскажи, что нас ждёт по прибытию? Стоит ли нам ещё о чём-нибудь знать?

Дагзетт свёл брови, погрузившись в секундное размышление.

- Поменьше болтайте. Отец примет вас, но лишь благодаря тому, что ты разузнал о смерти моего брата. Я сам сообщу семье об этом. Окина найдёт юрту, где вы сможете немного отдохнуть. Остальное решит вождь Ахаррук.

После сказанного, Дагзетт отправил своего питомца в волчий галоп. Я надеялся, что орки, которые любезно согласились заняться нашей с отрядом транспортировкой, поспешат вслед за сыном вождя, но они предпочли расслабленную рысь. Окины с Айгром не было видно - она замыкала короткую вереницу волчьих всадников, опасаясь внезапного нападения новых врагов. Около часа мы провели в полнейшей тишине, нарушаемой, разве что, пыхтением сидящего передо мной наездника. Вскоре, ручей, вдоль которого мы прокладывали свой путь, незаметно превратился в узенькую речку, уходившую вниз. Приблизившись к плавному склону мы остановились. Перед нашим взором предстала залитая солнцем степная равнина. Центр травяного океана венчала знаменитая орочья ставка. Деревня, если это слово было уместно, представляла из себя огромный овал, состоящий из юрт, палаток и деревянных башенок чудной формы. Поселение было окружено высоким частоколом. С нашей позиции я смог разглядеть лишь один узкий проход внутрь. Он находился на широкой стороне деревянного ограждения. Справа и слева от высоких врат, зиждились две длинные башни с плоскими крышами. Фортификация поселения была ни к чёрту, но нужна ли она, когда твой дом охраняют такие воины? Горе тем захватчикам, что понадеются на легкость во взятии этого места.

- Ставка Карак-Лухон. Последний оплот зелёнокожих, - с гордостью произнёс орк, с которым ехал Васт. Он был не таким широкоплечим, как Дагзетт. Свои худые, но жилистые руки этот соплеменник Окины предпочитал использовать для метания дротиков. Его звали Багмор и долгое время он был чертовски молчалив.

Над поселением вились, едва заметные днём, струйки серого дыма. Степной ветер клонил их вправо от деревни - туда, где за деревянной стеной находились загоны для животных.

- Много у вас скота? - опередил меня с вопросом лейтенант.

- Скот мы держим в поселении. Те загоны - для волчьего молодняка, - ответил Багмор. Он задумчиво провёл рукой по ирокезу, растущему на верхушке вытянутой яйцеобразной головы и добавил. - Не будем терять времени.

Мы быстро спустились по склону и вышли на широкую тропу, ведущую к поселению. С обычной дорогой её роднила разве что заросшая колея. По всей видимости, гружёные повозки не часто курсировали по этому пути.

- Этот частокол вокруг ставки, - сказал я, - не похоже, что с каждым переездом вы берёте его с собой. Похоже, его возвели уже давно.

- Глаз у тебя намётан, Рогир, - ответил Багмор. - Стены без живущего за ними народа - всего лишь стены. С нашим появлением внутри они становятся неприступными. Мы оставляем Карак-Лухон каждую зиму, перебираясь дальше на юг, а когда возвращаемся то латаем возникшие дыры.

- Неужто не нашлось ни одного смельчака, что занял бы это место в ваше отсутствие? - поинтересовался Васт.

- Были такие. Наши волки долго играли с их костями, - ответил Багмор.

Когда сопровождающие доставили нас к вратам, я невольно ахнул. Широкие древесные ставни, пяти метров высотой, были украшены резным орнаментом. Наверняка эти причудливые письмена рассказывали о каких-то значимых событиях оркского народа, но разглядывать их не было времени. Единственный вход в Карак-Лухон стерегла лишь пара зелёнокожих здоровяков. Когда они приблизились к нам, я понял почему их было всего двое.

- Приветствую тебя, Багмор! - прогремел один из них. Если Дагзетт казался мне великаном, то этот явно был его старшим братом.

Дозорные были облачены в панцири из зеленоватого металла. Шлемы у воителей отсутствовали, тогда как их ноги были защищены пластинчатыми поножами и тяжёлыми ботинками из оливковой стали. Толщину их набитых мышцами рук можно было сравнить с лошадиной шеей.

- Привели вот, друзей Окины на знакомство с вождём, - сказал Багмор, слегка наклонив голову в нашу сторону, а затем слез с волка. Мы с Вастом и Арви повторили за ним.

- Пока можешь отвести их в кабак на рынке. Сам понимаешь, в Карак-Лухоне сейчас неспокойно, - здоровяк пристально посмотрел мне в глаза. – Многие до сих пор считают, что проклятая чума – дело рук этих имперских хиляков.

- Ладно тебе, Дугур, - возразил Багмор. - Какие байки сейчас только не травят… Тебе стоит почаще выбираться в степь, глядишь чего нового узнаешь. Заодно растрясёшь жирок – ты стал в два раза шире с нашей последней встречи.

Дозорный расхохотался и махнул рукой, приглашая нас к воротам.

- Я своё уже отбегал, брат, - сказал страж, когда мы входили в поселение. – Приглядывай за людьми повнимательнее.

Орочья ставка кипела жизнью. Я ожидал увидеть штук десять юрт, а на деле Карак-Лухон представлял собой целый палаточный город. Высокие, низкие, широкие и узкие, из бурой, молочной кожи и звериных шкур – бесчисленное разнообразие кочевых домов вводило в ступор. Нашим единственным сопровождающим остался Багмор. Другие орки отправились в волчьи стойла.

Прямо напротив врат располагался огромный шатёр чёрного цвета, из которого доносилась суровая металлическая мелодия – звучал дуэт кузнечного молота и наковальни.

- Огненная кузня, - протянул Багмор, заметив мой восхищённый взгляд. – Старый Уголь трудится здесь от рассвета и до глубокой ночи. Клянусь своими портками – этот дед бессмертен.

- Почему это? – спросил Васт.

- Потому что пережил уже пятерых подмастерьев. Никто из них так и не постиг секретов, что таит в себе сараднитовая руда. Старик заберет все тайны с собой на тот свет, вот только… Скорее я поцелую перстень вашего императора, чем Уголь испустит дух.

Кузнец и вправду не имел ничего общего со старостью. Двух метров ростом, широкоплечий как все его собратья, с толстыми жгутами мышц на оголённых руках. Преклонный возраст выдавала, разве что, густая седая борода. Пока я пялился на этого старика, его кулак с занесённым молотом вдруг остановился в воздухе. Время замерло, когда кузнец повернул голову и посмотрел мне прямо в глаза. От свирепого взгляда, внутри всё сжалось. Багмор, хвала богам, вовремя дёрнул меня за стёганку, уводя в сторону.

- Идём дальше. Возможно, у вас ещё будет время на знакомство с окрестностями.

Мы повернули налево от кузни. Протоптанная дорожка вела нас мимо большого жилого квартала кочевников. Между юрт тут и там сновали зелёнокожие детишки, играя в догонялки с крохотным волчонком. В Блинчике внезапно заиграл отцовский инстинкт. Он подбежал к щенку и принялся его обнюхивать, однако, оркские дети тут же отогнали пса, обнажив короткие клыки.

- Что я вам говорил о гостеприимстве, малявки? – прикрикнул Багмор.

Подхватив волчьего детёныша на руки, дети бросились врассыпную. Опешивший Блинчик с грустью протяжно заскулил.

- Что-то ты размяк за время нашего путешествия, дружок, - сказала Арви, поглаживая верного товарища по холке. – Ладно, с меня щедрый кусок мяса.

Пёс высунул длинный язык и радостно завилял хвостом.

- Я бы тоже не отказался, - сказал я, держась за пустой живот. – Надеюсь, оркская кухня придётся нам по вкусу.

Как выяснилось позднее, вкус был последним о чём я мог думать. Багмор оставил нас за одним из широких столов, что находились снаружи. Они стояли рядом с бурым шатром-таверной. Долговязый орк вежливо сделал для нас заказ и удалился, наказав нам не торопиться. Когда хозяин этой чудесной палатки вынес целый казан с говяжьим рагу, мы захлебнулись слюной, и со счастливой улыбкой принялись набивать животы. Утопив говядину в небольшом количестве кислого вина из глиняного кувшина, мы наконец, с облегчением выдохнули.

- Чёрт побери, я в жизни так вкусно не ел! – воскликнул Васт. – Сейчас не хватает лишь порции добротного табака.

Возникший из ниоткуда хозяин заведения, молча присел на лавку рядом со мной, и протянул через стол длинную дымящуюся трубку лейтенанту. Васт крепко затянулся, а потом порозовел и громко кашлянул дымом.

- Забористая штука, уважаемый. Чем обязан такой щедрости?

- Багмор сказал мне кто вы. Друг нашей Окины – мой друг. – Орк принял возвращённую Вастом трубку и закурил.

- Вы первый, кто не смотрит на незваных гостей исподлобья, - заметил я. – Спасибо за сытный обед.

Орк улыбнулся и одобрительно кивнул. Он был чуть ниже своих собратьев, но не уступал им в объёме мышц. Хозяин кабака был одет в просторную серую рубаху и кожаные штаны. Неподдельный интерес вызывали его волосы, собранные в тугой короткий хвост ярко-рыжего цвета. Задавать вопросы о редком оттенке я не стал, посчитав это неуместным.

- Расскажете нам о болезни? – вдруг спросила Арви. – Я обещала Окине, что постараюсь помочь. Долгое время мне пришлось путешествовать в компании, где навыки врачевания и травничества стояли во главе угла.

- Вы были членом одного из этих странствующих священных орденов? – спросил орк, выпустив густое облачко дыма.

- Не совсем. Я была членом одной странствующей команды морских пиратов. Когда штопаешь раны по пять раз в день, волей не волей задумаешься о расширении целительского кругозора.

Хозяин палаточного кабака хохотнул.

- Я ни в коем случае не хочу вас обидеть или задеть, но… Чума, свирепствующая в Карак-Лухоне - это нечто другое. Не знаю, что стало причиной появления болезни, но всюду заметен её рукотворный след. Сперва мы чистили колодцы, затем рыли новые. Потом стали брать воду исключительно из ручья и далёкой реки. Наш скот здоров и полон сил, а овощи мы берём только у проверенных торговцев. Мы сбились со счета, пытаясь понять, как много всего уже перепробовали в надежде отыскать истину. Всё это похоже на какое-то проклятие…

Арви задумчиво скрестила руки на груди. Она направила взор голубых глаз в пустоту, полностью погрузившись в размышления.

- Похоже, это надолго, - с улыбкой сказал Васт, но он ошибался. Арви вышла из короткого транса уже через мгновение.

- Кажется, я знаю в чём дело, - сказала Арви с блеском в глазах. – Как ведут себя больные? Мокрый кашель, жар и рвота?

- В точку, - ответил орк и заинтересованно придвинулся ближе к столу.

- Следующий вопрос покажется странным. До того, как появились первые заболевшие, кто-нибудь посещал Виндсарр? Или может вы встречали торговца оттуда?

Орк удивлённо раскрыл рот. Похоже, Арви действительно нащупала что-то стоящее. Для этого ей понадобилась лишь пара минут и немного информации.

- Первой жертвой хвори стал Дулар. Башковитый парень был, умел сбивать цены у людских торговцев как никто другой. В тот раз он приволок с южного побережья целую повозку копчёной рыбы, но клянусь скелетом моей бабки, что с ней всё было в порядке.

- Дело могло быть и не в рыбе. Несколько лет назад в Виндсарре и ближайших деревнях бушевала схожая болезнь. Местные нарекли её южно-морской лихорадкой, - выдала Арви.

Мы с Вастом переглядывались как два идиота, не понимая, что происходит.

- Как, чёрт побери, ты обо всём этом узнала? – недоуменно спросил лейтенант.

- Когда Окина только рассказала мне об этой хвори, я поймала себя на мысли, что где-то уже слышала о подобном. Дело в том, что в Виндсарре у меня осталась родня. Хвала Создателю, проклятая болезнь миновала их, но из охапки писем с впечатлениями родных, я смогла узнать о нелицеприятных подробностях.

- А что сейчас происходит на южном побережье? – поинтересовался я. – Им удалось победить болезнь?

- Да. С болезнью они справились, пусть многие и погибли. Подобную морскую дрянь они лечили не менее дрянным отваром из танцующих водорослей.

- Выходит, у нас есть шанс на избавление от этой напасти? – воскликнул хозяин таверны. – Даже не знаю, сможем ли мы когда-нибудь отблагодарить вас... Вот чёрт! Я так увлёкся, что забыл узнать ваши имена. Да и сам не представился. Меня звать Раггол. - Орк дружелюбно протянул Арви свою лапищу.

- Рада знакомству, Раггол. Я – Арви, а это мои сопровождающие, - она указала на нас рукой. – Легендарный предводитель отряда наёмников Рогир Штарр и его правая рука – лейтенант Васт. Под столом глодает кость ещё один наш верный товарищ – Блинчик.

Мы крепко пожали друг другу руки. Раггол здорово воодушевился после приятных известий, но Арви вынужденно умерила его искренний пыл.

- В Карак-Лухоне предстоит многое изменить, если вы хотите спасти как можно больше жизней. Одной бутылкой целебного отвара здесь не обойтись. Не помогут и сотни бутылей. Нужно заняться больными: отделить их от здоровых жителей и пристально наблюдать за их состоянием.

- Многие воспримут ваше предложение в штыки, Арви, но я сделаю всё возможное, чтобы убедить их.

- Спасибо, Раггол. Думаю, нас уже заждался вождь. Я постараюсь донести свою мысль и до него. Возможно, Окина с Дагзеттом поддержат меня.

В лучах закатного солнца к нам приближался Багмор. Он сменил походный панцирь и теперь был одет в элегантный наряд из красной льняной ткани и высокие сапоги из тонкой чёрной кожи. На его длинных пальцах сверкали перстни с драгоценными камнями.

- Вижу вы уже познакомились с нашим лучшим поваром, - сказал Багмор и подмигнул Рагголу. - Вождь готов вас принять. Окина с Дагзеттом тоже там.

- Буду рад видеть вас в любое время, - сказал Раггол. - Для друзей у меня всегда припасён хороший табак.

- Ловлю тебя на слове! - сказал лейтенант напоследок.

Мы попрощались с хозяином заведения и отправились в юрту вождя Ахаррука, надеясь на его благосклонность и возможную помощь...

Полный текст произведения тут.

Показать полностью 1
1

Забытый пейзаж. Часть третья

«Пусть мальчугану помогут трудно убиваемые законы возвышенных строк, — подумал Жломменг, наблюдая за тем, как в конечностях озорника и особенно в испускаемой его глазами лучистой лихорадочности циркулирует странная бодрость, выгравированная на мутирующих нервных волокнах неизвестной патологии да пока ещё позволяющая выискивать хватание чужих вещей, покоящихся на дне Междууффы, от которого всего пару часов назад в полном составе отхлынули стражники в доспехах из волнистого сапфира. Потешно благословляя царство лежачих безделушек, юноша, судя по тому, какими восторженными оттенками переливались его описанные выше зрительные светящиеся полосочки (а Фреду со стороны данный оптический кульбит, совершаемый в утреннем околоречном пространстве, был виден во всём своём кристально-заклятом великолепии), думал, что натыкается не просто на занятные предметы, а на целое скопище волшебных инструментов для грядущего проведения чеканных словесных обрядов, одной из частей которых станет, конечно же, создание красивых механизмов рифмовки.

Все медленнее и неохотнее срывая дикие потайные наклейки с мыслей, якобы принадлежащих Гвулли, Джону, Фэрлю и всем остальным собравшимся на берегу искателям стихийных ответов, Фред постепенно прощался с каскадом звуков, порождаемых сиюминутной телепатической атакой. А затем, несколько узкомоментных помешательств спустя, он ощутил, как откуда-то из глубины его залежавшегося «Я», которое было внезапно принесено потоками чужеродной науки и вроде бы вежливо водружено на место, стали проклёвываться сквозь встревоженную ткань чувств свежевыясненные желания — к примеру, дойти до Озера Безжалостной Ритмики, которое обычно всегда постанывало по причине сладковато-давнишней своей соединённости с Междууффой. Тут Жломменга нужно понять, ведь, согласитесь, порой хочется не просто всматриваться в растопыренную во все таинственные измерения орнаментальность происходящих событий, а ещё и потеряться в ней, позволить её алчным причинно-следственным скоморохам снедать твой ранимый полк молодцеватых ожиданий и комкать его так, чтобы он смотрелся как валяющий дурака гравитационный желудок звезды, которая, имея облик нецензурной малости, наливается настоянным на смерти эхом каких-то экзотических вселенных и вяло превращается в музу-микрокосм. Да, все эти ментально-чувственные гуляния Жломменгу были отнюдь не чужды, и, успев распознать в ауре его намерений многообещающую цельность, люди пошли вслед за ним, выстраиваясь в чудаковатые шеренги, будто бы намалёванные на лбу деспотичного колосса в качестве лжетатуировок, служащих заменой былым прелестям гигантского третьего глаза.

Под официальной пологостью берега, шагово-поверхностным предпочтениям которого старались потрафить ботинки ореоловопируэтных мужчин, ведомых Фредом и направляющих определённую часть ладонной нервозности на физически примирительный зуд усвояемой грации факелов, наверняка скрывался образ затейливой лестницы, состоящей из ступенек, представляющих собой строго поблёскивающие монорельсы (они, надо полагать, скрытно жаждали какими-то необъяснимыми, античеловеческими зигзагами ускорить активность вышеописанного коллективного подобия обескураженных пилигримов, чьей командирской спонтанностью стала фигуративная нервозность Жломменга). Сумасшедшая, но чопорно затаившаяся земляная реинкарнация приречной покатости готова была явиться здесь во всей непредусмотренной актуальности спустя лет сто-двести после этого нестерпимо сверхъестественного утреннего злоключения, то есть как раз в ту эпоху, когда какой-нибудь изобретатель, взятый в испепеляемую собственность своею же гениальностью, погрузит в неосмотрительную стремнину революционных научных вожделений все объективировавшие и являвшие себя окунания, скованные между собой цепными консерватизмами природы.

Весь этот воображаемый пейзажный трактат, разыгранный в качестве футуристической сценки в жломменговском мозгу и слегка повредивший умиротворённость закулисных ментализаций, обладал, на первый взгляд, способностью не просто охватить бестеневым освещением крошечные символы отчаяния, прилипшие, словно расчётливые мухи, к щербатому потолку небрежно расстёгнутой души Фреда, но и превратить их в роскошный нотный стан, под караулом которого все худенькие проявления бодрости и отваги вдруг вышвырнули бы из своих туловищ привычку малодушествовать; однако намерение Жломменга хранить основополагающую толику эмоций в оазисе мужества бессовестно прохудилось. «Полегчало тебе, дрянная невозможность?! — раскидисто и пёстро блевал Фред в ведро подсознания. — Не лопнешь ли, пытаясь пожрать сразу весь букет моих отборных чаяний? Все, что было вчера, — гнусный натюрморт, написанный бредом! Всё, что вижу сейчас, — это каким-то потусторонним подлецом сфабрикованное завещание, сварганенное из сбывшихся куплетов инопланетной дальновидности!» Слышно было, как кто-то, перепаханной частичкой последовав примеру Гвулли и спустившись на дно высохшей Междууффы, в три погибели согнул задыхающееся самообладание и вопящими клещами вытягивал из себя непроизвольность: «Сей день — наша с вами последняя симфония! Нас изощрённо заслоняют новым грандиозно прочным пристанищем дьявола!» А затем смесь подобных головокружительно взвивающихся восклицаний поэтапно приспособила друг к другу фейерверки чувств, по-разному завязших в церемониальном ужасе междууфологической тишины, и побудила некоторых несчастных ореоловопируэтан, окостеневших от мыслей о конце света, плавно перемещать свои ножные и сердечно-священные навигационные выпуклости в ближайшую церквушку, где, как гласит одно неизысканное, но вполне легендарное излишество (её оригинальный текст, написанный на стародиагональном наречии, содержится в «Сказаниях о Миловидности», а перевод можно найти в «Энциклопедии грядущего влагозначительного безмолвия»), даже Её Величество Прозрачность, мучимая заурядными воспалениями эфемерности, порой получает свою долю благословенного цвета и уступает дорогу Небу, то есть обретает навык чуть надорванного, но поистине очищающего полёта.

Не секрет, что иногда в двери нашего дома начинает стучаться Очевидное, и мы не замечаем, как потихоньку привыкаем жить в ритме этих постукиваний… Именно так Жломменг, когда уже приковылял к прочному распознаванию того, что Озеро Безжалостной Ритмики было целиком пленено исполинскими, неповоротливыми шаблонами по-февральски запрограммированного льда, отнюдь не сразу признал в этой бело-серой самоорганизованности отчётливую вышеупомянутую поступь неоспоримого факта и ещё долго не мог понять, что подсознательно-то уже принялся погружаться в неизъяснимый, сам себя координирующий пляс медленного примирения с неизбежностью. Поворотные пункты этого глубинного танца, словно тончайшие чёрточки, выстроились в высокую шкалу и потянули Фреда (будто он накинул плащ, свитый из оскалов особой ртути) куда-то к потусторонним температурам. Очевидное дубасило кулаками, орало, обкладывая свихнувшимися матерными всполохами фальцетные предостережения, испускаемые измождённой сетчаткой Жломменга, и пыталось вломиться в его подспудный психологический тамбур, но создавалось впечатление, будто Фред лишь созерцал уютную выпуклость дверного глазка и видел, что там, по другую сторону, кем-то положена на коврик, вдоволь нахлебавшийся подошвенной грубости, стопка газет, блеющих про совсем не интересные Фреду курьёзные ленточки матери-природы. И всё же, когда спустя минуту вышеозначенная совокупность тонких полосочек сбросила с себя изящно вычерченные маски и продемонстрировала, что представляет собой просто гурьбу омерзительно пахнущих водорослей, свирепо отутюженных своей же продолговатостью, Жломменг наконец решился лицом к лицу встретиться со всей этой сценой, служащей ответом на вопрос: какие силы сегодня ночью перешли в состояние непрошибаемого камуфляжа, начавшего оборонять Междууффу от вольной текучести (ранее всегда даруемой Озером), а «выдвижной ящичек не этюдник ли» — от сакраментально-традиционного бурления…

Однако мы плюхаемся сейчас в финальный бассейн всей этой истории вовсе не для того, чтобы её затемнённую, пока не до конца изученную плавность сравнивать с горделивой медитативностью самых первых строк и приговаривать: «Эх, вот были же в ту легендарную весну зачины! Истинные сиропы неповторимых природных эпох!» Нет, нам всего-то нужно смастерить из самих себя вместилище для наблюдения за тем, как молодой день, прокатившийся по тогдашним ореоловопируэтным календарям истасканной Хроносовой меткой «девятнадцатое марта» и вынудивший Фреда, Джона и других обитателей города пребывать под воздействием скверной однонаправленной тревоги, обращался по мере своего взросления к целомудренной новизне двух следующих суток, линия которых в один мятущийся, но прекрасный момент наконец отдала себя в распоряжение новому, резко изменившемуся колдовству мартовского ветра и расколола могучими свистящими гримасами тот свирепый ледяной бастион-тупик, что ещё совсем недавно переквалифицировал влагу Озера Безжалостной Ритмики в заложницу. И сразу после этих почти по-цирковому изумительных происшествий вдруг начал где-то в недрах слуха каждого ореоловопируэтанина как-то косолапо, но без лишних препон стеснительности шлёпать печати своих децибельных гигантизмов раскатистый водяной ворчун, разрешая изогнутым сказкам междууффской твёрдости, которая трое суток стонала массивными, но недоступными человеческому взору жабрами и была выброшена на собственный беспощадно песчаный пол, наконец-то вновь почувствовать себя сносной артерией проворного рокотания и угостить тишайшее настроение Междууфологии долгожданным импульсом многокапельного падения. «Выдвижной ящичек в душе этюдник ли» зашевелился с такой грохочущей эмоциональностью, словно на весь регион истерически заверещали бубенцы, венчающие огромный колпак, надетый на паяца-верзилу, потерявшего последние краски смысловой въедливости собственной жизни и по наущению упрямой безысходности бросившегося в тот роковой лестничный пролёт, который своей сложной конфигурацией перил и угловатых ступенчатых вывихов ежесекундно встречался с каждой из сферических шутовских погремушек, давая комичным вспышкам позвякивания путёвку в коротенькое акустическое бытие.

Осознав, что период изощрённого междууфологического безмолвия завершился, глубинно-меркнущая рыба «Мольбертовая Подсказка», одна-одинёшенька, сидевшая на полукровеносной-полубессознательной цепи в душе Фреда и обиженная на всю комбинацию совершённых хозяином действий, обретших свою полнокровность в нетрезвой колыбели ножевых и шляпных перебранок, поняла, что эзотерическое существование ей, чешуйчатой носительнице проницательных плавников, опостылело и что она теперь новая крылатая духовность, экстравагантно отравленная свежими порциями бушующей междууфологической воды и похожая на один из тех осколков чужого неуступчивого неба, которые рыщут по незримым дорогам местного воздуха в поисках хоть чего-нибудь пригодного для доброго старого отражения.

Конец

Показать полностью
5

Сегодня я закончил написание своего первого романа

20 лет назад, когда я хотел писать книги, мой отец сказал, что это бесполезное занятия и этим не заработать. Поэтому я отложил эту идею и пошёл учиться и строить карьеру. Теперь, когда уже есть интересная работа и своя квартира в центре, я решил вернуться к том, чего так хотел - писать. Начал с малого. Сначала написал рассказ. Отзывы были хорошие. Потом написал повесть "Исцеление тьмой", где в разгар чумы 1348 года инквизитор Ингмар получает задание от епископа расследовать слухи о чудесах в отдалённом аббатстве Святой Агаты. В долине, прозванной Жатвенным Полем, смерть и разложение стали обыденностью, а вера людей – отчаянной попыткой найти спасение. Аббатство, больше похожее на мрачный склеп, стало местом паломничества: здесь, по слухам, вода из монастырского колодца исцеляет от любой болезни.
Теперь же вот, наконец, я дописал свой первый роман - "Эхо Агонии". В недалёком будущем команда из пяти специалистов — командир Алексей, инженер Соня, биолог Олег, медик Наталья и навигатор Иван — отправляется к загадочной планете Ярденкмар по приказу могущественной организации «Орднунг». Их настоящая цель — не колонизация, а расследование судьбы станции «Рюсэйдзё», построенной японским консорциумом и внезапно покинутой без объяснений.

По мере приближения к станции команда сталкивается с ощущением надвигающейся угрозы: «Рюсэйдзё» не просто заброшена, а словно искажена неведомыми силами — металл и биомасса срослись в пугающую биомеханику, а сама станция стала патологией на теле чужой планеты. Каждый член экипажа борется со своими страхами: Алексей — с грузом ответственности, Соня — с отчуждением, Олег — с рациональным скепсисом, Наталья — с эмпатией, Иван — с жаждой признания.

Высадившись на станцию, команда погружается в атмосферу абсолютной тишины и аномалий, где привычные законы физики и биологии перестают работать. Их технологии дают сбои, а попытки понять происходящее лишь усиливают ощущение собственной ничтожности перед лицом космического ужаса. Постепенно становится ясно: то, что случилось с «Рюсэйдзё», — не просто техническая катастрофа, а столкновение человеческого разума с чуждой, непознаваемой реальностью, для которой люди — лишь микробы в бескрайнем, равнодушном океане.

Команда вынуждена бороться не только за выживание, но и за сохранение рассудка, осознавая, что их миссия — лишь часть гораздо более масштабной и пугающей тайны Вселенной, где победа невозможна, а сама попытка понять — смертельно опасна.

Сегодня я закончил написание своего первого романа

Я напишу сюда пролог романа и от осиливших его прошу дать честный комментарий, насколько вообще интересно читать мой текст и есть ли перспективы у меня как у будущего писателя?

Пролог

Космос за иллюминатором «Вао» не был пустотой. Он был насыщенной пустотой. Мириады звёзд, холодных и безразличных, не сияли – они прожигали тьму своими агонизирующими ядерными топками. Мы, заключённые в тонкую оболочку корабля, были не каплями в океане. Мы были бактериями, заблудившимися в бескрайнем, стерильном теле гиганта, чьи законы не оставляли места для нашей хрупкой биологии. Космос – это не пространство для путешествий; это среда, чуждая жизни на фундаментальном уровне, океан радиации и гравитационных аномалий, где любая ошибка не прощается, а стирается без следа. За его кажущимся порядком скрывался хаос, готовый поглотить нас в любой момент. Иногда мне казалось, что иллюминатор – это не окно, а прицел, и на другом конце кто-то или что-то уже взяло нас на мушку.

Наша цель – Ярденкмар. Планета-загадка, могильник надежд. Её выбрали для колонизации по каким-то давно утраченным или засекреченным протоколам. Но истинная причина нашего визита – не её пыльные равнины, а язва на её поверхности: станция «Рюсэйдзё». «Крепость падающих звёзд» – ирония названия становилась всё более зловещей по мере приближения. Японский консорциум возвёл её с типичной для них эффективностью, вложил колоссальные ресурсы... и бежал. Бежал стремительно и молчаливо, словно от чумы. Никаких сигналов бедствия, никаких объяснений в архивах «Орднунга». Только вакуум молчания, гуще свинца. Это не просто заброшенная станция. Это предупреждение, высеченное в титане и кремнии. Предупреждение, которое мы, по приказу «Орднунга», обязаны проигнорировать.

«Орднунг». Организация, чьё название кричало о порядке, но чьи мотивы всегда были погружены в тень бюрократического абсолютизма. Они послали нас, группу «Стремглав», не для колонизации. Мы – разведчики забвения, сапёры, идущие на минное поле космической аномалии. Наша задача: проникнуть в «Рюсэйдзё», восстановить контроль над её уснувшими системами и вырвать у безмолвия его тайну. Контроль... Слово, смешное в этом контексте. Что можно контролировать в месте, откуда сбежали его создатели? Что за сила или безумие заставило их бросить детище технологического гения? «Орднунг» жаждет ответов. Мы – расходный материал для их получения.

Пятеро сознаний. Пять островков трепетной, биологической жизни, запертых в летящем гробу из сплавов и полимеров, неумолимо несущемся к другому, большему гробу – «Рюсэйдзё». Алексей, наш командир, замер у центрального пульта, его профиль вырезан резким светом мониторов. Человек-скала. Его воля – сплавленная в вакууме сталь; он носит ответственность как экзоскелет, не позволяющий ему согнуться. Но я вижу микротрещины в этом фасаде. Вижу, как его взгляд, обычно аналитичный и холодный, задерживается на секунду дольше обычного на показателях жизнеобеспечения. Он не боится за себя. Он боится стать причиной. Боится стать тем, кто подпишет наш коллективный смертный приговор одним неверным решением. Его одиночество на вершине командной иерархии – это пропасть, куда может рухнуть всё.

В уголке лабораторного модуля, под слабым светом лампы, Олег, наш биолог, склонился над планшетом. Рационалист, верящий только в то, что можно измерить, взвесить, вскрыть. Его скепсис – последний бастион против иррационального ужаса, что начинает подтачивать наши нервы. Он погружается в гипотезы, в сложные модели, как в спасательную капсулу, пытаясь объяснить возможные причины катастрофы «Рюсэйдзё» через знакомые биологические процессы – мутации, неизвестные патогены, экологический коллапс. Наивность? Или отчаянная попытка сохранить рассудок перед лицом неведомого? Его детская травма – потеря родителей перед лицом неконтролируемой болезни – сделала науку его щитом и мечом. Но что, если этот щит окажется бумажным против того, что ждёт нас там, на станции? Что, если его холодные спирали ДНК и аккуратные классификации не имеют никакого отношения к реальности «Рюсэйдзё»?

Рядом с ним, проверяя аптечку, сидит Наталья. Её движения точны, но в глазах – мягкость, почти анахроничная здесь, в бездушном космосе. Её эмпатия – редкий росток тепла в нарастающем мраке. Она – живое напоминание о том, что мы ещё люди, а не просто функциональные единицы миссии «Орднунга». Её тихий вопрос Олегу, его скупой ответ – между ними возник этот странный симбиоз холодного разума и тёплого сердца, островок хрупкой нормальности в море абсурда. Но как долго продержится этот островок под натиском того, что не укладывается ни в медицинские справочники, ни в законы биологии? Что, если её скальпели и стимуляторы окажутся бессильны перед иным видом повреждения?

У штурвального кресла, напевая что-то себе под нос, стоит Иван, наш навигатор. Молодость, гордость, необузданная энергия – он рвётся вперёд, видя в «Рюсэйдзё» не могилу, а трамплин к славе. Его трения с Алексеем – не просто конфликт поколений, а столкновение безоглядной веры в непогрешимость технологий и холодного расчёта, приправленного горечью прошлых потерь. Его бравада – тонкий, трескающийся лак, скрывающий глубокую, животную тревогу. Он хочет доказать свою ценность, не понимая, что в преддверии «Рюсэйдзё» само понятие ценности человеческой жизни стремительно обесценивается в глазах безразличной вселенной.

А я, Соня, инженер, перебираю инструменты в своём отсеке. Мои пальцы знают язык металла, пластика, токов, протекающих по схемам. Я понимаю ритм машин, их логику, их капризы. Потери прошлого выжгли во мне лёгкость, научили держать дистанцию – безопасную дистанцию инженера от хрупкой человеческой плоти. Но здесь, в этом летящем к беде ковчеге, я вынуждена быть мостом. Мостом между холодной, предсказуемой логикой систем «Вао» и тёплой, уязвимой, иррациональной плотью экипажа. Моя задача – поддерживать тонкую иллюзию контроля над этой сложной машиной, несущей нас к месту, где сама концепция контроля, возможно, является лишь опасной и смертельной иллюзией.

Мы приближаемся. Ярденкмар – тусклый, безжизненный шар – заполняет вид. Где-то там внизу, как надгробие у свежей могилы, возвышается научная станция «Рюсэйдзё». Станция не просто мертва. На снимках она выглядела проглоченной. Её некогда безупречные, геометрически чистые формы были искажены, деформированы, словно подверглись воздействию неведомых сил – то ли времени, обладающего иной мерой, то ли чего-то бесконечно более чуждого и активного. Это не руины. Это патология. Слияние человеческой технологии и... чего-то иного. Чего-то, что заставило разумных существ бросить своё величайшее творение и бежать без оглядки, в молчании, полном первобытного ужаса.

Страх? Да, он здесь. Он витает в перегаре рециркулированного воздуха, слышен в монотонном гуле двигателей, виден в отражении звёзд в моём запотевшем иллюминаторе. Это не трусость. Это когнитивный диссонанс. Осознание того, что наш разум, наше тело, наши самые совершенные машины – лишь жалкая пародия на истинный порядок (или хаос?) Вселенной. Космос не пуст. Он наблюдает. И то, что он видит в нас – ничтожных, дерзких, летящих навстречу своей гибели – вызывает лишь ледяное безразличие или... непостижимый интерес хищника, рассматривающего микроба под линзой.

Я смотрю в иллюминатор. Бескрайность. Она не просто подавляет – она умаляет. Человечество мнит себя покорителем космоса? Смешно. Мы всего лишь копошимся в тонком поверхностном слое необъятного целого, как инфузории в капле воды. Но и эта капля – лишь часть океана. Океана не воды, а холодной, безразличной пустоты-наполненности, пронизанной силами, которые наша физика едва угадывает. Мы пытаемся осмыслить космос через призму наших крошечных земных аналогий – океан, пустыня, джунгли. Но это самообман. Космический «океан» не имеет берегов, знакомых течений или обитаемых островов в нашем понимании. Его глубина измеряется не километрами, а парадоксами. Его «вода» – это вакуум, кишащий виртуальными частицами и тёмной материей. Его «обитатели» – это, возможно, сущности, существующие вне времени, вне вещества, вне наших жалких категорий «жизни» и «не-жизни».

И самое страшное: что лежит за пределами этого космического океана? Что скрывается за гранью наблюдаемой Вселенной, за кажущимся горизонтом событий нашего познания? Возможно, наш космос – лишь малая лужица на берегу невообразимого Моря Иного. Моря, чьи законы не просто отличны от наших – они несовместимы с самой нашей биологической и когнитивной сутью. Мы не можем выйти за пределы нашего «океана», как амёба не может осмыслить экосистему целой планеты. Наши приборы, наши теории – это щупальца слепца, тыкающие в темноту. Мы регистрируем аномалии вроде «Рюсэйдзё» и ломаем голову, строим гипотезы. Но все наши гипотезы – лишь проекции нашего ограниченного разума на бездну, которая, возможно, даже не подозревает о нашем существовании. Или подозревает – и тогда наше вторжение в её пределы, наше приближение к «Рюсэйдзё», этой аномальной соринке в глазу гиганта, может быть воспринято как раздражающее движение микроба, которое следует... стереть.

Мы летим. В сердце неизвестности. В пасть молчания «Рюсэйдзё». Мы – отряд «Стремглав». И стремимся мы прямиком в самое горло обречённости. Бороться? Да, мы будем бороться – с неисправностями, с непониманием, со страхом, друг с другом. Это запрограммировано в нашей биологии. Но в этой борьбе, как предчувствует каждая клетка моего существа, победа не предусмотрена сценарием мироздания. Мы уже часть тихого, холодного ужаса, что царит за иллюминатором. Станция «Рюсэйдзё» – лишь гиперболоидное зеркало, фокусирующее этот ужас в одну точку. Точку нашего назначения. И она ждёт. Ждёт, чтобы сделать абстрактный космический кошмар осязаемым. Ждёт, чтобы показать нам истинное лицо океана, в котором мы тонем. Лицо, перед которым все наши иллюзии рассыплются, как пыль на солнечном ветру. Лицо Бесконечности, лишённое даже тени милосердия или интереса, кроме, быть может, интереса патологоанатома к очередной аберрации зрения под названием «человек».

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!