Лига историков

Автор: Дима Катаругин.

Я думаю многие из вас смотрели прекрасный фильм "Республика ШКИД» (если нет, то рекомендую), в котором показывалась жизнь в школе-коммуне. Подобные учебные заведения не являлись новшеством советской власти, а появились ещё в Российской империи. Причём, это был весьма длительный процесс перехода от обычных тюрем. Как одно стало другим? Давайте разбираться.

Еще в середине XIX в. в России задумывалось о судьбе, вышедших из тюрьмы, и о том, как же меняются люди под воздействием её условий. Понятное дело, что классическая тюрьма вряд ли могла сделать из преступника нормальный социальный элемент. И вот в 1839 г. выходит указ об учреждении «работного дома» для заключенных на базе Юсупова работного дома. Работные дома уже существовали в России еще со времен Екатерины II, но служили тогда чем-то вроде средства для выживания нищих («…в оных домах дают работу, а по мере работы пищу, покров, одежду или деньги… принимаются совершенно убогие, кои работать могут и сами добровольно приходят…»), а после и мерой наказания для воров.

Целью же нового учреждения было: «Стараться исправлять помянутых людей до того, чтобы они возвращались из заведения полезными себе, своим семействам и обществу», ну то есть воспитывать преступников.

Главными рычагами воспитания здесь помимо постоянного труда, который, как известно облагораживает, были обучение и уроки нравственности. И если с трудом все понятно, то с обучением были проблемы. Учителей не хватало, да и сама система образования была далека от идеала. Ввиду постоянного поступления новых заключенных, учителям приходилось повторять одно и то же по несколько раз, что стопорило в обучении «старых» учеников, и отбивало у них всякий интерес. Содержание же в таких домах было плохое, вследствие чего смертность там доходила до 20% процентов. Причем среди заключенных было большое количество детей. Так в 1869 г. из 801 выпущенного из работного дома на волю преступника, 359 были малолетними. Данный факт заставил задуматься об особом отделении для малолетних в работном доме, которое и было создано впоследствии в 1877 г.

На самом деле в Российской империи уже имелись специальные заведения для малолетних. В 1839 г. недалеко от Риги было открыто заведение для нравственно испорченных детей и нищенствующих, но не совершивших преступлений. В этом же году Петербургский смирительный дом был преобразован в исправительное заведение. В нем имелось отделение для совместного содержания преступных и порочных несовершеннолетних. Здесь находились дети, осужденные к содержанию в смирительном доме в наказание за совершенные преступления. В 1848 г. в Нарве было открыто воспитательное заведение для нравственно испорченных детей, а в 1850 г. подобное заведение появилось в Равеле.

Стоит отметить, что в Европе подобные заведения появились намного раньше. В 1704г. папа Климент XI открыл в Риме дом для исправления и воспитания малолетних преступников. Позднее, в 1775 г. Песталоцци открыл первое такое заведение в Швейцарии, в 1818г. они появились в Голландии, а затем во Франции, Бельгии, Англии и Италии.

Проблема борьбы с детской беспризорностью и преступностью в России возникла сразу после отмены крепостного права. Нищета значительной части населения была главной причиной детской преступности. По отчету министерства юстиции за 1865 .число осужденных от 10 до 17 лет составляло 1035 человек. От 17 до 21 года – 7342. И если борьба с причинами преступности представлялась в конце XIX в. недоступной, так как требовала изменения социального строя, то борьба с детской преступностью считалась возможной, так как педагоги считали ребёнка «пустым сосудом», в который ещё не поздно вложить нравственность.

Ключевым толчком к созданию большого числа исправительных заведений для детей стал закон «Об учреждении приютов и колоний для нравственного исправления несовершеннолетних преступников» утвержденный 5 декабря 1866 г. По нему государство одобряло частную инициативу при создании подобных заведений и обещало выделять казенные земли и плату за каждого арестанта. Также приобретаемое частными лицами для открытия колоний недвижимое имущество освобождалось от всяких сборов в пользу государства, каждому приюту или колонии разрешалось разыгрывать благотворительную лотерею, вырученные от продажи средства поступали в их пользу.

Именно этот законопроект стал отправной точкой при создании Общества земледельческих колоний и ремесленных приютов. Согласно уставу, Общество берёт на себя устройство земледельческих колоний и ремесленных приютов в разных частях России, для образования несовершеннолетних преступников и бродяг, приговоренных судом к тюремному заключению, а также бедных детей, сирот, незаконнорожденных, подкидышей, детей, оставленных родителями, и вообще – детей, не имеющих приюта. В конце 1869 г. устав общества, подписанный 275-ю членами-учредителями, был представлен на утверждение министру внутренних дел. Среди учредителей были профессора, юристы, государственные чиновники высокого ранга, предприниматели, педагоги такие как: С. П. Боткин, Д. И. Менделеев, И. М. Сеченов, Н. С. Таганцев, М. Е. Ковалевский, А. М. Горчаков, В. А. Кокорев, К. Д. Ушинский.

Общество также брало на себя попечение над детьми, после их освобождения. Помощь заключалась в обеспечении приютом в случае несчастий, советах и рекомендациях, а также материальной помощи, если она требовалась.

В числе прочего общество занималось разработкой поправок в уголовный кодекс, касательно мер, применяемых к несовершеннолетним; собирало статистику по малолетним преступникам; подыскивало земли для новых колоний и ходатайствовало о выделении дополнительных средств в фонд общества; проводило подготовку будущих директоров заведений, с выездами в зарубежье, для изучения иностранного опыта.

Председателем Общества стал – Н.В. Зиновьев, его заместителем М.Е. Ковалевский, казначеем – Н.С. Таганцев, секретарем В.И. Чаславский, членами комитета В.И. Лихачев и П.В. Макалинский.

7-го июня 1871 г., был утверждён устав земледельческой колонии близ Петербурга и правила ремесленного приюта при ней. Так как изначально предполагалось, что будет два заведения: ремесленный приют и земледельческая колония, то во главе были поставлены два директора А.Я. Герд и Ф.Ф. Резенер, известные в то время педагоги. Оба они успели побывать за рубежом и познакомиться с опытом подобных заведений в Швейцарии, Германии, Бельгии, Голландии, и Англии. Впоследствии ректорами будут П. А. Ровинский, И. А. Тютчев, П. К. Зарубин, Ф. П. Горский.

Петербургская земледельческая колония обратилась к доктору уголовного права, профессору Петербургского университета Н.С. Таганцеву, с предложением разработать вопрос об ответственности малолетних. Юрист считал, что ответственность для малолетних преступников должна иметь характер иной, нежели для лиц взрослых, что здесь и речи не может быть о каре, а наказание должно заключать в себе элементы воспитания и исправления. Впоследствии работы Таганцева станут основой для исправления малолетних преступников не только в России, но и в некоторых странах Европы.

После утверждения устава уже 10 октября 1871 г. на участке Охтинской казенной дачи площадью в 260 десятин было приготовлено место под колонию и построены дома. Открылся прием мальчиков.

В том же году 18 ноября состоялось открытие колонии. Первый поток состоял из 11 мальчиков, но уже к январю 1873 г. их число выросло до 53. Сюда поступали дети от 12 до 18 лет, впервые совершившие правонарушения. Девизом колонии стали слова Виктора Гюго: «Кто открывает школу, тот закрывает тюрьму».

Местность, отданная под колонию, была хороша тем, что располагалась на возвышенности, однако представляла из себя смесь леса и болота, которые надо было убрать, что и было отчасти сделано наемными рабочими. Дальнейшее улучшение было сделано уже руками воспитателей и воспитанников. Срубленный на месте лес пошел на постройку первых зданий, а именно четырех двухэтажных домов и некоторых служебных построек. В каждом доме размещалась классная комната, столовая и квартиры. Помимо этого, на территории колонии располагались баня, лазарет, кухня и мастерские. Систему построек, кстати позаимствовали из французской колонии Меттре.

Воспитанники в колонии проживали «семьями» по 15-20 человек, каждая со своим воспитателем в собственном доме. Воспитатель, кстати, проживал в доме не от того, что ему не хватило места. Таким образом он следил за благосостоянием семьи и инициировал семейные собрания. Инициаторами таких собраний могли быть и сами воспитанники. На собраниях решались различные проблемы как индивидов, так и семьи в целом. Причем воспитатель не осуществлял давления, а вёл лишь надзор за происходящим, и если требовалось, то усмирял отдельных личностей. Таким образом удалось максимально сплотить «семьи» и развить в детях коллективную сознательность.

Иногда дело могло дойти и до наказаний. В качестве наказательной меры воспитанников могли: отлучить от игр, лишить чая, заменить обед или ужин хлебом с водой, запретить играть в игры, поставить стоять к койке. Для особых случаев использовался карцер, которые прозвали здесь "Петропавловка" (по аналогии с известной тюрьмой), но направить туда мог только директор.

Директор, кстати, вел записи о каждом из воспитанников колонии, например: «Родился в Нью-Йорке, где находился на службе отец его, в 1872 г., поступил в колонию в 1886 г.; поведения отличного, болезненный и, вследствие этого особых успехов в тележном ремесле не оказал; выбыл в Санкт-Петербург на место в мастерскую искусственных цветов...»

Так как заведение было в числе первых подобных, то преподавателям приходилась самим создавать методики обучения подростков и передавать их новым учителям, которых первое время не хватало. Да, при составлении учебных программ, безусловно, учитывался опыт иностранных колоний, с поправкой на российские реалии. Для Общества важным было найти человека, который сможет грамотно вложить знания в неокрепшие умы. Первые 3-4 года с этим были трудности и в колонии сменилось около 30 воспитателей, прежде чем образовался постоянный состав.

Положительное воздействие воспитательных методов, применяемых в колониях для несовершеннолетних, отмечали многие представители передовой общественности. После посещения в 1874 г. Санкт-Петербургской колонии И.С. Тургенев написал, что одним из секретов успешности ее работы было «желание пустить в ход пружину человеческого самоуважения, самолюбия, ...которая никогда не бывает окончательно сломана, как бы ни пал человек»

Режим колонии предусматривал обучение в школе, занятия гимнастикой, пение, чтение, игры, работу в мастерских - слесарной, столярной, тележной, сапожной, ткацкой и портняжной. Была еще и корзиночная, но её закрыли. Не смотря на название, земледелию в колонии уделялось не так много внимания, как прочим ремеслам. В основном, конечно, из-за того, что земли местные слабо годились для ведения сельского хозяйства. Позднее для желающих ввели рисование, а для наиболее способных учеников добавили обучение истории и географии.

В каждой мастерской с детьми занимался отдельный мастер под наблюдением воспитателя или его помощника. Разделение воспитанников по профессиям шло исходя из их умственного и физического развития, а также наклонности к ремеслу.

Ткацкая мастерская, кстати, по примеру Швейцарии была отдана для обучения особо нерадивых детей. Практика показала, что именно ткацкое дело наиболее положительно влияло на сложных подростков.

Стоит отметить, что в своих работах дети добивались значительных успехов. Весной 1881г. колония представила свою продукцию на ремесленной выставке в Петербурге, за что удостоилась бронзовой медали. Еще одну – серебряную медаль они получили на сельскохозяйственной выставке за выращенные ими овощи и изготовленный садовый инструмент.

Большое внимание в колонии уделялось нравственному воспитанию. В 1876 г. в колонии была освящена новая деревянная церковь во имя Святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, расположенная на берегу реки Лубьи. Священниками храма в разное время состояли Феодор Сперанский, Михаил Быстров, Александр Логиневский, Иоанн Соколин, Евгений Флеров, Стефан Горский. Здесь преподавали закон Божий, обучали хоровому церковному пению, да и вообще сколько можно поднимали религиозный элемент воспитания. После революции церковь стала приходской, но летом 1923 г. была закрыта и вскоре снесена.

Вот как описывали колонию в журнале «Нива» в 1889 г.: «Среди леса, на протекающей в нём небольшой речке Лупь (ныне Лубья), на горе виднеется большая площадь с несколькими красивыми домиками в русском стиле, стоящими довольно далеко один от другого, с хозяйственными постройками и небольшой новенькой церковью. Под горкой раскинулись огороды, возле которых копошится маленький народец. Отсутствие часовых и какой бы то ни было стражи, отсутствие заборов, затворов и всего похожего на тюремное заключение придают колонии веселый, привлекательный вид и заставляют решительно забывать о том, что здесь живут лишенные свободы по приговору суда., удаленные из общества порочные члены его. Здесь отовсюду веет миром и тишиной. Юные колонисты веселы, приветливы, спокойны и невольно располагают в свою пользу каждого из посетителей этого, в высшей степени благодетельного учреждения.»

«Колонисты встают в 6 часов утра; дети сами убирают за собой постели и около 7 часов собираются на общую молитву, после молитвы сходятся на завтрак, а с 8часов следует урок, с 9 ½ до 12 часов – работы. С 12 до 1 часу – обед, а после обеда – два часа свободного времени. С 3 до 5 ½ ч. – опять работа, с 6-7 часов – урок, в 8 часов ужин, а в 10 часов дети уже спят. Летом во время сенокоса уроки бывают прекращены.»

Еда в колонии не удивляла разнообразием, но на мой взгляд была более чем достойной: утром – чай с хлебом, в обед – щи с мясом и каша или картофель с мясом, на ужин просто каша. В зависимости от сезона и праздников в рацион входили овощи, рыба и молоко.

«К урокам дети относятся очень хорошо, и многие из них проявляют прекрасные способности. К физическому труду некоторые из вновь поступающих чувствуют иной раз отвращение (особенно те, кто работал на фабриках), но потом общая работа втягивает и их».

После окончания срока пребывания в колонии младшие воспитанники поступали на попечение родственников, старшие определялись в соответствии с полученными навыками или поступали на военную службу. Все подростки получали по выходе полную экипировку и небольшое пособие.

В начале 1876 г. в Земледельческую колонию вместе с известным юристом А.Ф. Кони приехал посетить Ф.М. Достоевский, который вынашивал в это время замыслы «Подростка». П. А. Ровинский (директор колонии в то время), увлеченный идеей перевоспитания малолетних преступников, знакомил писателя с жизнью мальчиков, рассказывал об их судьбах. Позже Достоевский напишет: «Я был в колонии малолетних преступников, что за Пороховыми заводами. Я давно порывался туда, но не удавалось, а тут вдруг и свободное время, и добрые люди, которые мне вызвались всё показать. Мы отправились в теплый, немного хмурый день, и за Пороховыми заводами прямо въехали в лес; в этом лесу и колония...Тут до пятисот десятин лесу пожертвовано колонии, и вся она состоит из нескольких деревянных, красиво выстроенных домов, отстоящих друг от друга на некотором расстоянии...Трудом начинается день в камере, а затем воспитанники идут в мастерские. В мастерских: в слесарной, в столярной, мне показывали их изделия. Поделки, по возможности, хороши, но конечно будут и гораздо лучше, когда более наладится дело. Они продаются в пользу воспитанников, и у каждого таким образом скопляется что-нибудь к выходу из колонии.». Писатель пробыл в колонии целый день и подробно описал увиденное в дневнике.

9 октября 1906 года директором колонии становится М. П. Беклешов – полковник, выпускник Константиновского училища. Современники говорят, что Питерская колония расцвела при Беклешове. Его система перевоспитания малолетних преступников во многом легла в основу знаменитого педагогического опыта Макаренко в 1920-30-е годы.

Беклешов прослушал педагогические курсы при Казанском университете, и ездил за границу для ознакомления с постановкой воспитания дефективных детей. Затем занимался школьной статистикой в Вятском губернском земстве; далее стал директором Вятской исправительной колонии. В 1901 году Михаил Павлович – директор Вятского исправительного детского приюта. В 1906 году он был приглашён в Петербург, где стал организатором и вдохновителем строительства детской трудовой колонии нового типа.

В это время к делу воспитания колонистов были привлечены известные ученые – профессора В. М. Бехтерев и П. Ф. Лесгафт, которые занимались психологией юных правонарушителей. В это же время активное участие в делах колонии принимал судья по детским делам Н. И. Окунев. Несмотря на хорошие условия и отношение, дети были склонны к нарушениям дисциплины, неповиновению и побегам.

Вот какой случай вспоминал историк Н.Е. Андреев, родившийся в семье учителей Земледельческой колонии: «В одно печальное утро выяснилось, что все отделение «А», 24 мальчика бежало... Отец сейчас же пошел к директору, и они вместе поехали в Петербург: сначала к детскому мировому судье Окуневу, затем на совещание с полицией...Через полицию удалось связаться с убежавшими, и один из них согласился появиться в определенном кабачке... «Знаете, Ефрем Николаевич, весна, и такой дух, хочется путешествовать»... «Почему же вы мне не сказали, – сказал отец, – мы могли бы организовать поездку в Петербург, если вам хотелось... Теперь, если вы не вернетесь, то ударите по всей школе, потому что, вы знаете, некоторые преподаватели не хотят такого «вольного» обращения к вам, а хотят строгостей... Если вы вернетесь, никаких наказаний не будет, будем считать это днем прогулок». Переговоры были успешными, и группа, за исключением двоих, решила вернуться. «Они ехали в поезде, заняли почти целый вагон и очень хорошо пели под управлением отца... Приехали на Ржевку и построились парами, как на обед, отец сзади, а они впереди длинной вереницей... прошли в свое отделение»

В 1912 г. в связи с расширением Морского и Главного артиллерийских полигонов, расположенных неподалеку, было принято решение о переносе Земледельческой колонии в Извару – имение Рерихов, выкупленное военным министерством. Имение представляло собой двухэтажный помещичий дом с башней, откуда открывался замечательный вид на окрестности и парк с широкими аллеями и цветниками.

В 1914-1916 гг. в Изваре было осуществлено строительство комплекса зданий колонии по проекту архитектора А.А. Яковлева, дополнивших облик усадьбы. Были построены несколько каменных и деревянных домов, в которых размещались семьи педагогов и воспитанники. Переезд этот состоялся в 1916 году. Мальчики жили в «интернате», специально построенном для них корпусе, в помещичьем же доме разместились канцелярия и квартира директора.

После октябрьских событий 1917 г. в имение пришли представители Комитета бедноты, и объявили М. П. Беклешова «нежелательным элементом», отстранив от работы в колонии. После этого Беклешов продолжил работу в Ленинградском педагогическом институте. Новые власти руководителем колонии назначили Е. Н. Андреева. Это были тяжелые годы, в которые, несмотря на голод и разруху, сумели сохранить самое ценное – детей.

Уже советское время на базе земледельческой колонии была создана исправительно-трудовая колония, которая действовала до 1941 года. Во время фашистской оккупации Извары на территории колонии размещается лагерь военнопленных. После войны в усадьбе размещалась исправительно-трудовая колония, просуществовавшая до начала пятидесятых годов.

Ныне можно посетить музей-усадьбу Рерихов в Изваре, где отчасти можно узнать и о периоде, когда усадьбу занимала колония.

Что же касается Ржевки, то здесь практически не осталось следов колонии. Исключение составляет лишь деревянный барак, который внешне напоминает один из тех, что можно видеть на старых фотографиях.

Я не уверен насчет того, что это одно из сохранившихся зданий, однако при сверке карт выяснилось, что его расположение совпадает с расположением одной из построек колонии. К слову, ныне оно признано аварийным и занято жителями ближнего зарубежья (скорее всего нелегально).

Послесловие

Принятые меры в отношении малолетних преступников, начиная с 1890-х годов, привели к неожиданному эффекту: росту преступности среди несовершеннолетних, а также к желанию бедняков умышленно толкать своих детей на преступления, чтобы те попали «на казённых кошт».

Журнал Министерства юстиции отмечал: "Если раньше страх перед уголовной карой, боязнь увидеть своё дитя одетым в арестантский халат всё-таки до некоторой степени вызывали в простом люде чувство беспокойства за участь подрастающего поколения и заставляли обуздывать дурные наклонности путём разных исправительных мер, то теперь родители на вопрос об их проворовавшихся детях беззаботно пожмут плечами, как будто речь о самом обычном, не интересующем их явлении".

Многим судьям приходилось сталкиваться с явлениями, когда новый закон служил не гуманной мерой для облегчения участи молодых преступников, "а орудием в руках их родителей для удовлетворения самых хищнических и своекорыстных инстинктов. Родители нередко посылали на кражу подростка-сына. Если его поймают, - беда невелика; всё равно ведь мальчика в острог не посадят, а пришлют обратно для исправления".

Всё это привело к возобновлению жёстких мер в отношении несовершеннолетних. В исследовании юриста М. Теодорович «Дети-преступники и суды для них» говорилось:

«Ежегодно 4/5 и даже более малолетних идут в тюрьмы и арестные помещения и только 1/5 помещается в воспитательно-исправительные учреждения. В 1911 г. в тюрьмах, арестных домах, полицейских арестах и пр. содержалось 14 тысяч 818 несовершеннолетних в возрасте от 10 до 17 лет. Из этого числа: свыше 6000 детей помещалось в общих камерах со взрослыми; свыше 13,5 тысяч оставались без обучения и работы, проводя время в полной праздности; свыше 500 детей в возрасте от 10 до 14 лет содержались в тюрьмах за недостатком мест в воспитательно-исправительных заведениях».

Позднее с той же проблемой столкнётся и советская тюремная педагогика. Первое время либерализация наказания даёт положительный эффект, но затем приводит к всплеску преступности. Такая система может держаться лишь на отдельных великих педагогах, таких, как например, Беклешов.

PS: все фотки раскрашены мною, если что не так - пишите.

Пост с навигацией по Коту
Подпишись, чтобы не пропустить новые посты!

Магазина В. Гессельбейна

Очень большой каталог, с названиями и прочим. Полностью можно посмотреть ТУТ

Во времена классической Римской республики легионы возглавляли военные трибуны. Но в конце республики этот институт во многом потерял свое военное значение. На должности военных трибунов назначались молодые люди из аристократов, не имевших военного опыта.

Цезарь писал о своих трибунах времен галльских войн, что они последовали за ним "влекомые исключительно дружескими с ним отношениями". Когда число легионов под командованием одного полководца возросло до десяти и более, командование группой легионов или отдельным легионом приобрело важное значение. Цезарь решил эту проблему назначая легатов для командования отдельными легионами или их групп. Полномочия этих легатов ограничивалось конкретной задачей, ставившейся перед армией.

После армейских реформ Августа, легат окончательно стал командиром легиона. Эти офицеры носили титул legati Augusti legionum, или короче legati legionum. На эту должность, как правило, назначались люди сенаторского звания, уже бывшие преторами. Впрочем, были случаи, когда назначались и бывшие квесторы.

Если в провинции располагались несколько легионов, то губернатор провинции командовал ими всеми в ранге legatus pro praetor. Если в провинции был расположен только один легион, то его командир - legatus legionis- был также губернатором провинции в ранге legatus pro praetor. Исключением из этого правила были две провинции - Африка и Египет. Про Египет речь пойдет в другой статье, а Африка была сенатской провинцией и легион, располагавшийся в ней ( III Августов) находился под командованием губернатора а ранге проконсула, которого назначал сенат. Калигула разделил эти два поста, оставив за губернатором функции гражданского управления, а легионом стал командовать легат. Легаты назначались на срок трех - четырех лет, после чего могли продолжать свою политическою карьеру и претендовать на консульство.

Отличительными признаками легата были красный плащ - palandamentum, красный же пояс - cincticulus. В качестве доспеха легат носил лорику мускулату. Легат легиона имел право на пять ликторов с фасциями, легат пропретор на шесть.

Не секрет, что Китай страна традиционная. Многое у них основано на своём особом мировосприятии. Классически нельзя было взять и построить дом или разбить сад где попало, не согласуясь с канонами фэн-шуй. Неудивительно, что к такому важному делу как градостроительство китайцы тоже не относились абы как.

Если взглянуть на карту или спутниковые снимки китайских городов, мы увидим, что самые старые или просто традиционные города выстроены примерно одинаково - они выглядят как квадрат.

В самой квадратной планировке городов ничего удивительного нет. Ещё жители индской цивилизации в седой древности поняли, что набросать здания сеткой очень удобно с практической точки зрения. Да и в целом эта система была распространена:

Эта система была сформулирована древнегреческим архитектором Гипподамом Милетским в 5 веке до н.э. Гипподамов город представлял собой квадрат с перпендикулярными и прямыми улицами. Именно этот архитектор выстроил город Пирей - порт Афин, под влиянием его учения творили и другие греческие и римские градостроители.

Однако в Китае эта независимо возникшая система стала догматом. Причём китайский город должен был быть строго расположен сообразно сторонам света. К факторам, повлиявшим на развитие древнекитайского урбанизма, относились: фэншуй, геомантия и астрономия; система колодезного поля; концепция ци (气; 氣); взгляды на разделение политической власти и так далее.

В общем, в Китае к квадратному городу издревле относились серьёзно. Градостроительный канон был не блажью отдельно взятого архитектора или объективной ландшафтной необходимостью, а практически религиозным моментом. В Каогунцзи ("Записках о ремёслах"), тексте эпохи Воюющих царств (5-3 вв. до н.э.) так и написано:

Плотники строят столицу, которая представляет собой квадрат в девять ли

с каждой стороны. С каждой стороны по трое ворот. В черте города есть девять дорог с севера на юг и девять с востока на запад; дороги с севера на юг имеют ширину девяти телег, расположенных бок о бок. Родовой храм правящего дома находится слева от дворца, храм бога земли – справа. Дворец обращен ко двору спереди, а рынок - позади него. Двор и рынок находятся в одном фу по площади.

Основой для такого строительства, помимо перечисленных фэн-шуй, астрономии и прочего, стало и китайское представление о том, что земля квадратная, каждый квадрат меньше другого и лежит посередине другого квадрата. Таким образом, в середине квадратной страны лежит квадратный город, где в центре стоит квадратный дворец, посередине которого квадратный трон с квадратным императором. Красота! Рай для перфекциониста.

По краям этого квадратного мира плещутся "четыре варварских моря".

Поэтому издревле повелось, что в отличие от круглой Москвы в Китае города квадратные. Это видно в центре традиционных китайских городов:

На этом фоне выделяются новые китайские города. Которые строились либо европейцами, либо в эпоху, когда решают деньги и практическая целесообразность.

В общем, практическая необходимость и материальная прагматичность в настоящее время сломила традицию. В этом видна тенденция последних десятилетий. Раньше в Китае могли дать по рогам тому, кто идёт против тысячелетнего уклада. Нынешний Китай готов усваивать чужие идеи и компоновать их со своими, а не цепляться любыми способами за древние традиции.

Ну и раз вы дочитали до этого момент, думаю, вам было интересно. Больше интересного на канале, где по тегу #NTopic вы сможете найти больше постов, кратких и не очень.

Не хотите на ТГ? Тогда для дальнейшего чтения вот это: Откуда взялся Китай, и почему он такой древний?

Слово "спам" сейчас, наверное, знают все. Однако родилось оно задолго до интернета. и обозначало оно... тушёнку.

Нужно отметить, что в США никогда тушенку не делали – там предпочитали spam – что-то вроде консервированного колбасного или ветчинного фарша. Кстати, именно из-за навязчивой рекламы этого продукта появился интернетовский термин «спам». Делали в США для войск также пеммикан (крошки мяса вперемешку с жиром), а также консервированные колбаски, паштеты и другие мясные консервы.

В годы Второй Мировой американцы по ленд-лизу освоили производство тушенки для СССР. Причем делали ее по предоставленному советской стороной рецепту. Об этом свидетельствуют строки из книги «Ленд-лиз – оружие победы» Эдварда Стеттиниуса, который отвечал в США за организацию ленд-лиза. Так вот, Стеттиниус так и пишет о том, что русские попросили наладить выпуск определенного вида свиных консервов и даже называет их, написав слово «тушенка» латинскими буквами.

Там же он и характеризует консервы, отмечая, что разогретыми они очень даже хороши и пишет далее, что русские, мол, говорят, что и в холодном виде тушенка вполне съедобна. Но тут он уже от его слов явное сомнение слышится.

Ну, а первый раз американские солдаты попробовали тушенку только в 1945 году, когда наши войска встретились на фронте. Ну, сами понимаете – мир, сто грамм, закуска - все такое. Как еще отметить встречу? У кого водка, а у кого и виски с собой.

Что характерно – американцы русский продукт как советского, так и собственного производства оценили, попутно удивляясь необычному вкусу, что они сами никогда таких американских консервы не пробовали ни разу.

Интересно то, то американцы выпуск тушенки на поток поставили, делая ее на тех же заводах и даже в тех же цехах, что и консервы для собственной армии. Но ни разу не отмечено случая, чтобы они тушенку отправили в армию США. Все «русские» консервы строго шли на экспорт в Советский Союз.

Кстати, их в СССР окрестили «вторым фронтом» с тем намеком, что, мол, а где же обещанная высадка союзных войск... Но что консервы были вкусные во многих мемуарах упоминается.

Стеттиниус говорит конкретно о свиной тушенке, но некоторые авторы упоминают, что была и говяжья.