Откуда-то из недр квартиры послышался женский голос:
- Надевай бахилы и проходи. Они слева под банкеткой. Телефоны, сумки, камеры, если есть, оставь в прихожей. Деньги возьми с собой!
Мужчина, выслушав своеобразный «инструктаж», натянул на ноги полиэтилен и, протопав на голос, оказался в просторной комнате, обставленной дорого-богато, но отчаянно безвкусно. Все сверкало самоварным золотом. И пестрые гобелены, и бездарные пейзажи на стенах, и уставленные бесчисленными побрякушками полки, и кожаные диваны…
На одном из таких диванов развалилась ведьма, и Гоша тут же почувствовал смутное разочарование. Он ожидал увидеть этакую чернявую фурию, вроде Анжелики Хьюстон в роли мамаши Адамс, и был несколько разочарован, глядя на пышную неопрятную цыганку с позолоченной тарелкой шоколадных пирожных в руках.
- Опоздал, - недовольно произнесла Радимира, цепко осматривая пришельца.
- Лифт не работает, - виновато ответил он, промокая платком сопревший загривок.
Женщина усмехнулась, отставила тарелку и поднялась. Гоше показалось, что ее необъятные груди вот-вот вывалятся из небрежно запахнутого халата и тут же пришел к выводу, что зрелище было бы не из приятных…
Следом за ведьмой он прошел во мрак и тайну – в рабочий кабинет, который выглядел уже совсем иначе. Черные портьеры, черная антикварная мебель, свечи, благовония, разнокалиберные хрустальные шары на полках. Ему показалось, что он бывал в этом месте уже много раз, но потом сообразил, что просто все это неоднократно видел в кино. Клише на клише, но, видать, люди по-прежнему ими впечатлялись. И несли ведьме хорошие деньги, раз она умудрилась выкупить под свою квартиру целый этаж.
- Рассказывай, - велела женщина, зажигая толстые кроваво-красные свечи и пристраивая пышный зад в помпезном резном кресле, напоминающем трон.
- Так это…, - Гоша поперхнулся, - Я слышал, что вы бесплодие лечите…
- У тебя бесплодие? – она окинула колючим взглядом его рыхлые телеса.
- И где же она? Почему один пришел?
Гоша заерзал на неудобном стуле.
- Ни за что не пошла бы она. Не верит, - забормотал он, сгорая от стыда, - Может, какие-то травки дадите или там заговоры… Я бы сам ей… потихоньку…
Ведьма презрительно скривилась.
- Есть ее фото? Только на бумаге, цифровое не пойдет.
Посетитель несколько секунд соображал и уже хотел отрицательно покачать головой, когда вспомнил про свой лопатник. Покопался среди купюр, достал небольшую фотокарточку и передал ее ведьме.
Та поглядела на изображение худосочной девчонки в обнимку с березой. Доморощенные дреды, дешевый сарафанишко…. и явно еще ходит в школу.
Она подняла на клиента подозрительный взгляд.
- Это старое фото, - поспешно пояснил Гоша, - Почти 10 лет прошло…
Ведьма фыркнула, достала откуда-то из потайного ящика массивную лупу, и, близоруко щурясь, долго рассматривала через нее фото.
- Да, пустая, - подтвердила она, - Знаешь, почему?
- Она вирус в детстве перенесла. Менингит, кажется. В больнице долго лежала. Осложнения…
- Не так… Хочешь знать, почему на самом деле твоя женщина пустая?
Гоша вскинул на неё глаза, возмущенный неясными, но, без сомнения, гнусными намеками, и покачал головой. Чтобы какая-то жирная ведьма поливала его Лидишну грязью!…
Радимира еще несколько секунд сканировала взглядом снимок, потом закатила к потолку глаза и небрежно кинула его на стол.
- Говорю, я тут бессильна, - покачала она головой, - Может, если бы ты привел ее сюда, то…
- Нет, это совершенно исключено! Она ни за что не пойдет! А если она узнает, что я тут был, то…, - Гоша втянул голову в плечи, представив супругин праведный гнев, - Но… может быть, какое-то зелье? Или ритуал? У меня есть деньги!
Ведьма брезгливо отмахнулась.
- И я… это… я внук Бегонии Михай, - достал он свой последний козырь.
Радимира вздрогнула и недоверчиво уставилась на посетителя. Белобрысый, плешивый, рыхлый. Кого он пытается надурить?
- Брешешь, - резко произнесла она, - Ты не ром.
- Я не родной внук. Она… вот! она велела показать, если вы не поверите, - Гоша достал из кармана цепочку, на конце которой болталась маленькая золотая голова козла, и протянул ведьме.
Та невольно отшатнулась, мгновенно признав редкое наследие древних шувани.
- Убери, - хрипло пробормотала она, - Я тебе верю.
Поднявшись с «трона», она некоторое время задумчиво бродила по кабинету, потом вернулась и, цепко всматриваясь в Гошино лицо, спросила:
- Есть кое-кто, кто может взяться за твой случай. Но учти, она помогает только своим, потому что только ромал может справиться с ее дарами. А ты иди пока домой и подумай, действительно ли ты хочешь рискнуть.
Гоша снова кивнул и поднялся. Он уже все давно для себя решил.
- И имей в виду, это обойдется тебе в копеечку.
Ведьма озвучила сумму, и Гоша на несколько секунд потерял дар речи.
- Если ты внук Бегонии, то барвало… денежки у тебя водятся, - сдержанно усмехнулась Радимира, - Если все будет нормально, вечером я тебе позвоню. Тогда завтра в это же время придешь с деньгами, и получишь адрес. А пока дай то, что у тебя в кошельке.
Все еще оглушенный озвученной невероятной ценой, он снова полез в карман, достал трясущимися руками купюры. Ведьма, не считая, спрятала их в вырез на груди и зевнула, давая понять, что прием окончен.
Гоша молча вышел из квартиры и, шелестя забытыми на ногах бахилами, начал медленно спускаться. Он и надеялся на положительный исход, и боялся его. Деньги – дело наживное, но как скрыть от Лидишны или, в крайнем случае, объяснить ей такую фантастическую трату? На что он спустил эти деньги? И, действительно, на что? Если он правильно понял, то вместо конкретной помощи получит лишь адресок кой-кого, кто то ли поможет, то ли нет. И сколько еще тому придется заплатить? А может, все это лохотрон чистой воды? Выкачают из него все до последней копейки и заметут следы? И Лидишна все равно его бросит…
Нет, не может того быть! Его бабушка не стала бы рекомендовать эту Радимиру, если бы та была шарлатанкой. Его бабка – цыганка – сама всю жизнь промышляла колдовством, и именно благодаря ей Гоша верил во всю эту чертовщину. Скольких здоровяков Баба Бега отправила на тот свет, скольких безнадежных вылечила!… К ней он изначально и планировал обратиться.
Бегония не была его родной бабкой. По ее собственным рассказам, Гошиного отца она когда-то украла у зазевавшейся матери и воспитала, как своего. В детстве Гоша частенько гостил у нее, когда табор временно прилеплялся, как репейник, то к одной деревеньке, то к другой. Цыгане занимали пустующие избы, обрабатывали местных, вытягивали из них все, что могли, и двигались дальше. Но кроме беззастенчивого шарлатанства, маленький Гоша был свидетелем и настоящих чудес. И Баба Бега была главным таким чудом…
Потом отец умер, и мать тут же прекратила всякое общение с его родней, уверенная, что бабка сама сгубила сына. Табор затерялся на просторах России, и Гоша последние пять лет потратил на то, чтобы Бабу Бегу найти. Он, скорее всего, искал бы и по сей день, если бы не старый школьный товарищ – Генка Мартынов.
Мартынов – для друзей Ма́ртин - сразу после школы кинулся во все тяжкие, и в то время, когда Гоша корпел над учебниками, промышлял автоугонами, за что и отсидел несколько лет. А когда вышел, то завязал с уголовщиной, на притыренный капиталец открыл автосервис и женился. Сейчас у него уже была целая сеть магазинов запчастей, благодаря которым Мартин катался, как сыр в масле.
Этот самый Мартин как-то в праздной беседе и узнал, что Гоша давно и безрезультатно разыскивает свою бабушку. Гоша, конечно, не озвучивал истинную цель поисков, а прикрылся родственными чувствами и ностальгией. Мартин расчувствовался, привлек старые околокриминальные связи и через три месяца, уже писал на бумажке координаты.
Остаток своей жизни баба Бега коротала на отшибе полузаброшенной лесной деревушки. Табор, оставив престарелую ведьму на произвол судьбы, давно ушел в закат, и она, прикованная немощью к кровати, полагалась лишь на участие нескольких сердобольных соседей. Остальные жители обходили бабушкину хибару по широкой дуге.
Из монументальной фигуры с частоколом золотых зубов и тяжелым узлом черных, как вороново крыло, волос бабушка превратилась в высохшую серую мумию, а окружающая ее некогда аура неведомой, но могучей силы, истаяла.
- Зажилась я, Жора, - шептала она ему из-под стопки затхлых одеял, - Сама себя пережила, что и жить не могу, и умереть не могу. Я пыталась передать Его. Много раз. Но слишком тяжело мое Знание, ни одни плечи не держат. Сколько их было, моих горе-преемников. И все до единого давно лежат в земле…
- И отец… Не смотри так. Я молода еще была, не знала. Вот и поплатилась своим ребенком. На тебя тоже виды были. Но после неудачи с Михой, побоялась тобой рисковать. Ты совсем слабенький был. Да, впрочем, таким и остался.
Тогда она и порекомендовала ему эту самую Радимиру.
- Рада – молодая, сильная, - шептала она, - Если есть хоть малейшая возможность помочь – она найдет ее, не обманет. К другим даже не суйся. А если будет артачиться, напомни про меня, не постесняйся. Обязана она мне.
- Я могу что-нибудь для тебя сделать? – спросил Гоша в порыве благодарности.
Баба Бега ухмыльнулась, тускло блеснув золотом.
- Можешь, но ведь не станешь. Единственное, что можно для меня сделать – похоронить прямо сейчас. Как до́лжно – лицом вниз и руки за спиной связать шелковыми нитками. А дом – сжечь.
- Да, что ты, бабушка! – в ужасе воскликнул внук.
- Я и не надеялась, - устало и смиренно ответила она и, помолчав, продолжила, - Пусть так. Но больше сюда не приезжай. Оставь неживое – мертвым. Чую, скоро приберут меня темные силушки, тогда никому тут не поздоровится… Пообещай!
Гоша с тревогой пялился на проплывающий за окном электрички бесконечный лес. И чем дальше он удалялся от города, тем чаще дряхлые деревянные станции с облупившимися названиями сменялись и вовсе безымянными полустанками, ограничивающимися насыпью и семафором.
Он боялся пропустить нужный ему и каждый раз, когда электричка замедляла ход, до боли в ушах напрягал слух и переживал, что или не успеет разобрать название остановки, или машинист решит, что в этой глуши объявлять остановки и вовсе не нужно. Все равно поезд почти пустой.
Действительно, в вагоне он был совершенно один. Его единственная спутница, немолодая, утомленная женщина с авоськами, из которых торчала рассада, вышла уже много остановок назад. А больше так никто и не вошел…
Что, если он и в поезде совсем один?
По спине поползли капли пота. Чтобы разогнать жуткие мысли, он в который раз поднялся и вгляделся в маршрутную карту, расположенную под стеклом у тамбура. «Белку» проехали, «Алый ключ» тоже. Скоро электричка должна будет круто завернуть налево и проехать два одинаковых полустанка – «Истопное» и «Истопное2». Нужная тропа, если верить Радимире, располагается ровно посередине этих двух пунктов.
Гошу внезапно повело на сторону, и он ухватился за ближайшее кресло. Вот оно! Торопливо подхватив свой рюкзак, он выскочил в тамбур.
Остановку так и не объявили, но, к счастью, полустанок имел-таки небольшой, покосившийся, но видный издалека указатель.
Как только он спустился по крутым ступеням на жидкую щебенку, электричка тут же закрыла двери и застучала дальше. Гоша проводил ее тоскливым взглядом и почувствовал себя совсем одиноким. Радовало только, что на дворе май, и теплый солнечный вечер будет длиться еще долго.
Радимира позвонила ему в тот же вечер. Они с Лидой только собирались ложиться.
- Да. Да. Понял. Да, - односложно и нервно отвечал он, косясь на жену, которая в это время сидела перед огромным трюмо в окружении бесчисленных баночек с кремами и лосьонами и, в свою очередь, наблюдала за ним в зеркало.
- Кто это? – спросила она, как только он отнял телефон от уха.
- Это… Пал Палыч. Зовет… в поход.
Лида прекратила расчесывать свои а-ля Мэрилин Монро белокурые локоны, развернулась к нему на крутящемся пуфике и расхохоталась.
- Почему бы и нет? – устало переспросил Гоша, без труда уловив в ее интонации обидное, презрительное удивление.
- Если у твоего Пал Палыча начался склероз, то тебе стоит ему напомнить, что даже поход до мусорного бака вызывает у тебя обильное потоотделение и приступ астмы.
Гоша молчал, вычищая из истории вызовов последний звонок. Жена не была ни любопытна, ни ревнива, но все же не хотелось, чтобы она случайно залезла за какой-то надобностью в его смартфон и увидела, что звонок был вовсе не от Палыча.
Не дождавшись от мужа реакции, Лидия фыркнула и отвернулась обратно к зеркалу.
- Лидишна… А что бы ты почувствовала, если бы однажды поняла, что… беременна?
Лида медленно развернулась. Уголки ее губ опустились.
- Я просто хочу знать… Ты бы обрадовалась? Почувствовала бы… ну, счастье, что ли… Или…?
- Я не хочу об этом говорить.
- Ты знаешь, почему. Потому что это совершенно исключено. И ты знал об этом с самого начала. Нет ни единого шанса, понимаешь?
- И этими разговорами ты только лезешь мне под шкуру, понимаешь?
- Причиняешь мне боль, понимаешь?
- Тянешь нервы, понимаешь? Портишь настроение, понимаешь? Просто бесишь! Понимаешь?
- Отлично. И я тебя прошу больше никогда…
- И все же? - Гоша отложил телефон и приподнялся в постели на локте, - Что бы ты почувствовала?
Лида некоторое время молча сверлила его бешеным взглядом, потом резко поднялась и вышла. В зеркале трюмо осталось только его отражение. Щуплое, но, одновременно, рыхлое тельце. Пухлявые плечи, узкая впалая грудь, а над резинкой трусов нависает и сползает набок основательное брюшко. Дряблые мышцы, дряблая шея. Нос, похожий на тощую сосиску, сально лоснится, хотя он менее пятнадцати минут назад вышел из душа.
Зачем он ей? Только ради сытой, беззаботной жизни? А если нет, то почему не хочет просто помечтать вместе с ним? Вынуть душу…? Действительно ли тема так болезненна для нее или она просто делает вид, а сама втайне рада…? Что, если все получится, а она, не догадываясь о цене, втихаря сделает аборт?
Полный тоски и сомнений, он потянулся и выключил свет, а на утро снял со счета все деньги и вытряс из книжного шкафа заначки. Отнес Радимире, а взамен получил подробную инструкцию, как добраться до человека, который в состоянии ему помочь.
Через полчаса бездумной ходьбы по шпалам, Гоша поднял глаза и остановился. Показался тоннель, о котором предупреждала ведьма.
«Как только заметишь тоннель, дальше не иди – ищи тропинку и по ней спускайся вниз, никуда не сворачивая…»
Тропинка сразу бросилась в глаза каким-то едва уловимым просветом в чаще. Он с облегчением выдохнул и начал осторожно спускаться по крутому склону. Теперь уже немного осталось, если он, конечно, не перевернется и не сломает себе ногу. Долго же он будет ждать тут скорую… Вытащил смартфон и совершенно не удивился, обнаружив, что «сеть не найдена».
Постепенно крутизна смягчилась, и тропа запетляла меж деревьев уже по ровному. Разве что древесные корни, плохо различимые в лесной светотени, представляли потенциальную угрозу и норовили ухватить в ловушку купленные специально для похода кроссовки.
Ему вспомнилось, как они познакомились с Лидой. Это была свадьба декана, который, в порыве благостной щедрости пригласил на торжество весь преподавательский состав. Гоша долго сомневался, стоит ли идти, но все же решился, разглядев в этом мероприятии хорошую возможность сблизиться с коллегами, с которыми в обычной жизни он по причине стеснительности и неуверенности в себе, держал дистанцию.
Но толком насладиться прекрасным вечером и непринужденным общением Гоша не успел, так как щуплое телосложение и полная непереносимость алкоголя быстро свалили его под стол.
Проснувшись, он обнаружил себя в одном из «нумеров» над банкетным залом, которые прозорливый декан снял специально для таких вот конфузов. Но это было еще полбеды. Он так же обнаружил, что не один в постели и долго, со стучащим сердцем глядел на едва различимый, тихо посапывающий холмик и выпростанную из-под одеяла светлую прядь волос.
Реальность оказалась страшна. Когда он набрался храбрости и приподнял край одеяла, под ним оказалась какая-то незнакомая девчонка. Но самое ужасное – на вид ей было не больше пятнадцати!
Гоша тут же подсел на измену и перерыл весь номер в поисках использованного презерватива. И не нашел. Прекрасно представляя, что его ждет в случае, если кто-то его застукает в постели с несовершеннолетней, он торопливо натянул штаны и приготовился удрать в окно.
«А если она залетит?!» - некстати обрушилась на него новая страшная мысль.
Побег был отменен. Вместо этого, Гоша дождался, когда девочка проснется, а потом накормил ее завтраком и забрал домой. И целый месяц не отпускал от себя ни на миг, контролируя каждый ее шаг и контакт. К концу месяца он выдохнул. К нему не явились ни полиция, ни горланящая проклятия мамаша. Девчонка оказалась совершеннолетней, бесхозной и ни капли не беременной. Можно было смело ставить точку, но Гоша с удивлением понял, что не хочет. Опыта романтических отношений у него было символически мало, а если учесть, что ему минуло двадцать шесть, то была велика вероятность того, что больше и не станет. Поэтому он не торопился с разрывом, а потом и вовсе обнаружил, что по-настоящему влюбился.
Лида почти сразу призналась ему, что бесплодна. Тяжелая болезнь в детстве поставила крест на возможном материнстве. Гоша, конечно, расстроился, но рассудил, что ребенка вполне можно будет взять и в доме малютки, а пока можно пожить для себя и друг друга.
Он долго не решался спросить, как она тогда оказалась в его постели. Было стыдно и неудобно признаваться, что он ни холеры не помнит. А когда все же набрался храбрости и спросил, она рассмеялась и ответила, что совершенно случайно. Он не оставил на двери таблички «не беспокоить», а она пришла убрать номер и не смогла противиться его пылкой мужественности.
Гоша неуверенно улыбнулся. Да, в то время не было у него ни дряблых мышц, ни жирка, волосы еще полным составом базировались на голове, а астма лишь иногда давала о себе знать, но все-таки… пылкая мужественность – это было явно не про него. Разве что алкогольные пары пробудили в нем зверя… И он успокаивал себя, что для детдомовской девчонки, зарабатывающей на жизнь горничной, он – университетский преподаватель, интеллигент, важная шишка – действительно, мог показаться настоящим принцем!
Но все это было давно… С годами Лида изменилась, в отношения забрался холод. Она расцвела, похорошела, все больше времени проводила вне дома, а на робкие предложения Гоши усыновить ребеночка отвечала категорическим отказом. Он чувствовал, что если не будет ребенка, то и горячо любимой жены у него скоро не станет. Оставался только один путь – темный и тайный…
Гоша запнулся и притормозил, заметив впереди что-то вроде сельского плетня… Вскоре перед ним уже стояла безобразная хибара. Черная, словно обожжённая огнем, с двускатной, укрытой лапником и соломой крышей, с покосившимся щербатым крылечком, которое, казалось, рассыплется в труху, если на него ступит человеческая нога.
Периметр домишки был огорожен таким-же черным, дряхлым, заваливающимся, как пьяный, плетеным заборчиком, тут и там увешанным всякими странными штуками – пучками птичьих перьев, елочными украшениями, грубо вырезанными деревянными и берестяными фигурками, черепами мелких животных. Но, несмотря на всю дремучесть и жуть этой ведьминой берлоги, поражало и пугало его совсем другое.
Домишко окружал невероятный, цветущий сад!
Деревья в лесу еще только пыжились распустить почки, а рядом с избой вовсю буйствовало тропическое цветение. Гоша не разбирался ни в цветах, ни в деревьях, различая разве что березу и ромашку, но открывшееся благолепие его сразило наповал. Красное пестрело белым, синее перетекало в лимонно-желтое, фиолетовое отливало фуксиново-розовым, а фоном главенствовал сочный, живой, какой-то визжащий зеленый.
Едва чувствуя под собой ноги, мужчина приблизился и осторожно потянул на себя хлипкую калитку. Многоголосое, густое разнотравье тут же ударило в голову, словно боксерской перчаткой. Благодаря хроническому риниту, он уже давно почти не чувствовал запахов. А тут, словно в детство окунулся, когда каждый запах, звук, прикосновение – удар по оголенному молодому нерву. Прикрыв глаза, он запрокинул к небу лицо и, по-заячьи задвигав ноздрями, втянул в себя божественные ароматы.
- Стоять! – послышался визгливый окрик, и Гоша от неожиданности пошатнулся, потерял равновесие и сел на задницу, держа перед собой оторванную дверцу калитки, как идиотский щит.
- Ты откуда?! Тэ-кэрэн тут башнэса мрэ пшала!
Гоша съежился. Он не владел цыганским языком, но хлесткие, шипящие слова не могли быть ничем иным, как проклятием.
Над ним склонилась цыганка. Яркая, благородная. На голове - замысловатое произведение искусства из многочисленных переплетений черных кос Невероятную, царственную красоту портило разве что бельмо на одном из миндалевидных глаз.
- Я починю, - виновато пискнул Гоша, пытаясь подняться, - Есть… молоток?
- Молоток себе в очко засунь, болван! Ты что здесь забыл?! Кто прислал?!
- Эта… Радимира… прислала, - Он, наконец, поднялся, все еще неприкаянно держа перед собой дверцу калитки.
- Рада? – изумилась женщина, - С чего бы она стала отправлять тебя ко мне? Я с гаджами дел не имею!
Гоша одновременно пожал плечами и покачал головой. Идущий от сада цветочно-травяной дух одурял, ослеплял, затмевал сознание. Понимая, каким выглядит дебилом, он попытался дышать строго ртом, но стало только хуже.
- Я внук Бегонии Михай, - борясь с одышкой произнес он, - Радимира сказала, вы поможете. Жена бесплодна.
Женщина, вскинув густые брови, помолчала, изучающе рассматривая своего гостя, потом уже совсем другим тоном спросила:
Гоша замялся. Он толком не знал, жива ли, ведь больше полугода прошло с их последней встречи. А рассказывать о ее плачевном состоянии не хотелось. Поэтому в ответ он только кивнул и приготовился к новым расспросам. Но цыганка, помолчав, спросила совсем о другом:
- Радимира разве не сказала, что заходить запрещено? Что за пряслом ждать должен?
- Сказала, - с облегчением сознался Гоша, - Вылетело из головы. Такой аромат! Угорел. Простите…
- Потому что вас, чертей, здесь нет, потому и аромат, - раздраженно ответила женщина и, вырвав у него из рук калитку, кое-как пристроила на место, - Палатку взял?
- А мне что-нибудь принес?
- Я вот тут… не знал толком, что…, - он снял рюкзак и непослушными руками взялся за застежки.
- После. Пока палатку ставь, а то ночью околеешь. А сам рассказывай, с чем пришел…
Когда Гоша рассказал все, как на духу, ведьма круто развернулась и, махнув старомодной пышной юбкой, зашагала к дому.
- Как… Как звать-то вас? – осмелился крикнуть мужчина ей вслед.
Ведьма, даже не сбившись с шага, громко, от души, расхохоталась.
- Зови Марьей, коли есть такая охота, - и уже вполголоса повторила, - Болван!
Гоша раздраженно засопел. Не слишком ли много оскорблений? За свои же деньги, между прочим… Под ложечкой снова засосало при мысли о потраченной фантастической сумме. И о том, что совсем скоро ему придется как-то объяснять ее жене. Да ему за такие деньжищи ведьмы должны организовать отель пять звезд, джакузи, пухлогубую минетчицу и рюмочку мартини. А он, вместо этого, выслушивает пакости и готовится провести ночь под забором, как бродячий пёс…
Он потоптался на месте, пытаясь разглядеть через гущу садового цвета окошки ведьминого дома, а потом подтянул на заднице сползшие спортивные штаны и принялся разводить небольшой костерок, рассеянно размышляя о том, что ведьма такая же Марья, как он – Иван.
Около двух часов ночи, когда он уже уверился, что цыганка промурыжит его на холоде до утра, «Марья» вышла, держа перед собой допотопную керосиновую лампу с высоким стеклянным горлышком. Присела рядом на молодую траву и протянула ему увесистый сверток. Гоша развернул его и с удивлением понял, что это большой глиняный горшок, наполненный землей…
- Требовалось время, чтобы посеять, - пояснила ведьма, - Поэтому ждал.
- Это Перец Бегерита. Только он может помочь твоей женщине раздобреть и выносить дитя. Держи всегда в темноте, солнечный свет его убьёт. В новолунье вынеси горшок на северное окно и точно следуй моим указаниям…
- Я правильно поняла, что твоя… женщина не знает о твоих… экхм… намерениях?
- Если все правильно сделаешь, она понесет на полную луну. Крови у нее не прекратятся, брюхо до двух третей срока расти не будет. Но когда начнется, то все произойдет быстро. Если хочешь, чтобы дитя родилось, не допусти никакого вмешательства.
- Врачи, знахари, родня, друзья…
- У нее там все плохо, поэтому крайне важно, чтобы до медиков она не дошла. Или набедокурят по незнанию, или вовсе, не разобравшись, прервут беременность, - Ведьма замялась и добавила, - Я не люблю давать советы, но когда пузо появится, я бы на твоем месте увезла её куда подальше. А роды приняла сама или доверила это дело надежному человеку. В нашем ремесле лишние глаза и уши ни к чему… Перец, что я посеяла, ты должен вернуть. Если не вернешь его в течение суток после родов, твой ребенок умрет. Понял? Поэтому с умом выбирай укрытие, чтобы успеть…
Гоша помолчал, размышляя над услышанным. Когда, готовясь к поездке, он изучал карту, то с удивлением обнаружил, что ведьмин домик расположен на удивление близко от поселения, в котором доживала свой век Баба Бега. Это если топать через леса напрямки. На крайний случай, можно им воспользоваться. Самое главное – дешево, ведь обращение к цыганским ведьмам совершенно «обезжирило» его.
- А теперь заверни семя, как следует, и положи на самое дно рюкзака. Помни: ни единый луч солнца не должен его коснуться до самого сбора урожая.
Когда мужчина выполнил ее указание, «Марья» некоторое время молча разглядывала проступающее сквозь голые кроны звездное небо, а потом вздохнула и произнесла:
- А теперь слушай внимательно и, если бошка дырявая, то записывай, потому что дважды я все это повторять не намерена. Итак…
Гоша прокрался на цыпочках к спальне, откуда был с позором изгнан месяц назад, приложил ухо к двери и прислушался. Лидишна с кем-то болтала по телефону. Ее приглушенный бубнёж перемежался резкими, кокетливыми смешками. В небольшое коридорное окошко заглядывала крупная и желтая, полная луна.
Он бесшумно спустился вниз, прошел через кухню в гараж и некоторое время, собираясь с духом, стоял над багажником старого жигулёнка, скрывающего растение. Это было самое темное и надежное для него убежище – древний, никому не нужный автомобиль, прикрытый куском брезента. После того, как Гоша отдал Радимире все свои сбережения, он выставил драндулет на продажу, надеясь, что вырученные за него деньги хоть немного укрепят семейный бюджет, но за этот месяц никто им так и не заинтересовался.
В отчаянной надежде на чудо он купил и пару десятков лотерейных билетов, но не выиграл ни рубля, что подтверждало его давнюю догадку – с тех пор, как сила Бабы Беги начала угасать, угасало и его везение. Смутно помнился странный, громкий и крикливый обряд, центром которого он однажды оказался.
Баба Бега – огромная и страшная, с расплетенными косами и сверкающими глазами держала над ним черного, заливающегося возмущенными воплями, петуха, и требовала его руки. Маленький Гоша прятал руки за спину и громко ревел от страха. Он знал, что если протянет руки взбешенному петуху, тот больно его клюнет.
Но, в конечном итоге, он повиновался бабушке, потому что такую её – огромную, простоволосую и яростную, среди покосившихся кладбищенских тумбочек, с бьющимся петухом в руках и луной, выглядывающей из-за ее плеча – он боялся гораздо больше, чем несчастного петуха. Он вытянул руки ладошками вверх и зажмурился.
А на утро с забинтованными по самые локти руками он уныло брел по деревне и вдруг почувствовал что-то. Исклеванные, отчаянно саднящие ладошки, вдруг зачесались и потянули его прочь с дороги к чьей-то давно брошенной избе. Там, на чердаке, под завалами древних газет он и нашел клад – деревянную коробку с золотыми украшениями.
Воровато пряча коробку под тужурку, он вернулся огородами домой и показал находку бабушке.
Та уже вернула свой обычный вид и, напевая, ставила в духовку огромный пышный пирог с творогом и изюмом. Большая, да, но не огромная. Глаза темные, но ласковые, внимательные, а длинные черные волосы собраны в аккуратный узел. Она тогда посмотрела на протянутую ей коробочку с откинутой крышкой, улыбнулась удовлетворенной, мудрой улыбкой, а потом, по непонятной Гоше странной традиции склонилась к нему и, накинув на губы край расшитого люрексом зеленого платка, поцеловала его в лоб.
