Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 469 постов 38 895 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

157

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
108

Жертва на крови (2)

начало рассказа:

  1. Жертва на крови

2. Жертва на крови (1)

- Красивая девушка! Такое манкое лицо. Ты чего заморозился, Миш?

- Я с ней вчера вечером разговаривал.

- Уверен?

- Никаких сомнений! Вчера вечером на улице я говорил с молодой Ниной Пряхиной. Даже юбка на ней та же, что на снимке. Жуткий серпасто-молоткастый принт ни с чем не спутаешь.

- Допустим, мы не психи. Допустим, ты встретил на улице Нину Пряхину. Но что она от тебя хотела?

- Я плохо помню. Мне стало нехорошо: мутило, сознание путалось. Она искала фабрику-кухню. Точно, вспомнил! Когда меня повело, настойчиво пыталась утащить в соседний переулок. Мол, посидишь на лавочке, в себя придешь, оклемаешься. А она рядом побудет, позаботится.

- Да, дружище. Вчера, кажется, ты дважды спасся от упырей. В рубашке родился.

- Знаешь, Саш, мне совсем паршиво было. А потом позвонила Настя. Словно с глубокого черного колодца на свет божий вытащила – слабость ушла, перед глазами разноцветные круги мельтешить перестали. И вот что странно: до звонка Насти телефон молчал, а после – ожил, от вас куча сообщений пришла, извещения о вызовах пачками валились.

Трофимов прошел к окну, отодвинул запыленные жалюзи и долго стоял спиной к другу. Но даже когда он повернулся, буря эмоций еще не в полной мере улеглась на породистом лице криминалиста.

- Я привык иметь дело с покойниками. Это моя работа. Но мои мертвецы правильные. После захоронения добросовестно гниют в могилах, а не ходят по городу, не пытаются убить живых. Всю дорогу был уверен, что зомби – эффектная выдумка киношников. А теперь мы попали в зомбиапокалипсис местечкового формата. Почему эти двое отличаются от нормальных правильных покойников? Почему они хотят убить именно тебя? Где их искать? Так много вопросов, и ни одного ответа.

- Значит просто выполняем свою работу: собираем факты, анализируем, ищем общее и раскручиваем от исходной зацепки весь клубок.

- По Пряхиной у меня нет ничего.

- Погоди! Мне Ирина Крутова вчера говорила.

Кривошеев повторил коллеге рассказ краеведа. На количестве загубленных соратников запнулся.

- Двенадцать! Таких совпадений не бывает. Крутицкий с сотоварищами закопал двенадцать трупов в овраге. Пряхина загубила двенадцать душ. Мне сегодня еще сон приснился.

Трофимов нетерпеливо вздернул плечом, с осуждением поглядел на друга: мол, какой сон, когда в реальности такие ужасы творятся. Но Кривошеев вскинул руку в предупреждающем жесте.

- Ты выслушай. Мне приснилось, что бабушка пекла оладьи – в тарелке их было двенадцать. А потом уже не во сне в кофейне я из кусочков сахара сложил цифры единицу и двойку. Думаю, подсознание нетривиальным способом посылает сигналы.

- Что это дает? Время суток, дату, номер месяца?

- Выясним.

- Главное, не опоздать, - заметил Трофимов и сразу пожалел о брошенной фразе. Кривошеев натянуто улыбнулся, махнул рукой на прощание и вышел из кабинета.

***

Он брел по улице, погруженный в тревожные мысли. Криминальная бухгалтерия не билась, не получалось свести баланс и найти ключ к разгадке преступлений. Ноги вынесли к Чурилову оврагу. На Михаила вновь накатил приступ слабости и тошноты. Золото маковок храма нестерпимо горело в заходящем солнце, невыносимо резало заслезившиеся глаза.

- Их двенадцать, - пришла поздняя мысль.

Кривошеев вычислил, где прячутся упыри слишком поздно: с лавочки, поигрывая небольшим металлическим предметом, поднимался Аркадий Крутицкий в лоснящимся от синтетики спортивном костюме.

- Так и носишь эту дрянь с девяностых, - с трудом выдавил Михаил, борясь с поднимающимся к горлу спазмом.

- Не боись. Скоро в дорогой костюмчик принаряжусь, - оскалился Крутицкий, приближаясь.

Даже сквозь мутную пелену боли, застилавшую глаза, Кривошеев отметил, как нездорово (если такое словно применимо к покойнику) выглядит Крутицкий. Пергаментная желтая кожа так натянулась на черепе, что можно было изучать анатомию. Жидкие волосы на голове торчали грязными пучками, обнажая отслаивающиеся струпья. Один глаз впал внутрь, являя миру пугающий желто-багровый провал. Со вторым глазом тоже творились какие-то неполадки, и Крутицкому приходилось поправлять его скрюченной рукой с трупными пятнами и серо-коричневыми когтями. Мертвец источал нестерпимый запах.

- Тебе недолго осталось, - понял Кривошеев. – Ты ходячий труп, господин Крутицкий.

Того отбросило и скрючило, словно слова капитана полиции нанесли сокрушительный удар. Но мертвяк хотел добраться до Кривошеева во что бы то ни стало, перекошенный он сделал шаг в сторону Михаила. Полицейский содрогнулся от удушливой тошнотворной вони, отвернулся, чтобы не вдыхать исходившие от мертвеца миазмы, и понял, что попал в расставленную ловушку - Нина Пряхина маячила за спиной. С момента их встречи она превратилась в старуху: полуоткрытый рот зиял черной дыркой, ореховые глаза выцвели до желтого цвета и спрятались в недобрых складках век. Следы омертвения не так бросались в глаза, как у ее спутника, но уже пятнали руки с удлинившимися корявыми пальцами.

- Еще поживем. Твоей жизненной силы нам хватит на какое-то время, - похожий на ржавое дребезжание скрип уже не напоминал сочный голос молодой Нины.

Два упыря взяли капитана в клещи. Теряя сознание, Михаил услышал неистовый крик внезапно появившегося друга.

- Всем стоять! Не двигаться! Иначе буду стрелять…

Кривошеев рухнув на мощеную дорожку в Чуриловом овраге и провалился в непроглядную мглу.

***

Кто-то немилосердно хлестал его по щекам и звал. Нужно бы очнуться, но у Михаила совсем не осталось сил. Он больше не мог бороться – пусть упыри высосут всю жизнь и бросят его наконец. Зачем пытать? Зачем кричать? Но голос бился в уши, звучал набатом. Кривошеев с трудом разлепил глаза. И увидел Александра Трофимова. Друг немилосердно его тряс, бил по щекам, что-то говорил.

- Сашка, не мучай, дай умереть спокойно, – еле слышно прошептал Михаил.

Трофимов всполошился еще больше и обратился к кому-то за спиной Кривошеева.

- Он живой! Ты был прав!

- Не забудь. Ты обещал. Все передай, как я просил, - тихий неопределенный голос.

Михаил, все еще борясь с накатывающей тошнотой, медленно повернул голову. За спиной никого не было.

- Сашка, не кричи раненым маралом. Перестань трясти и бить меня как грушу. Видишь, я передумал умирать. Не заставляй пожалеть о принятом решении.

Трофимов помог подняться и дойти до скамейки, на которой недавно сидел Крутицкий. Михаил поморщился от отвращения, все еще чувствуя вонь гниющей плоти.

- Саш, мне послышалось или ты действительно обещал застрелить мертвяков чесноком?

Друг неловко усмехнулся.

- Я действовал импульсивно. Представь себя на моем месте. На тебя набросились два упыря. Они чуть не передрались, кто первым вонзит в тебя зубы и выпьет кровь.

Кривошеев в недоумении уставился на друга.

- Саш, но чесноком… Как?

- Не знаю. Не каждый день встречаешься с мертвяками. В следующий раз нечего изображать тургеневскую девушку, лежать в обмороке и ждать, когда тебя спасет прекрасный принц. Тем более ты похож на уродливую великаншу, а не на девушку в беде. А из меня никакой прекрасный принц.

Несколько секунд друзья сидели в смущенной тишине, а потом дружно застонали, поперхнувшись громким хохотом.

- Чесночный террорист, - просипел сквозь смех Михаил.

- Кисейная барышня, - не остался в долгу Трофимов.

Смех оборвался так же резко и внезапно, как начался.

- Саш, куда ты полез? Ты же знал, что и меня не спасешь, и сам погибнешь.

- Знал. Лучше стоять в стороне и ждать, когда два мертвяка тебя сожрут?

Кривошеев совсем обессилел, вокруг глаз легли сизые тени, щеки ввалились, делая черты лица резче, трагичнее. Он стал заваливаться на лавочке. Трофимов не дал другу упасть - подпер спиной.

- С кем ты говорил, когда я очнулся? – прошептал Кривошеев, когда немного отдышался.

- Пацан какой-то. Это он нас спас.

- Пацан? Никого не видел.

- Шустрый. Свинтил быстро.

- А эти где? – Михаил содрогнулся, вспомнив об упырях.

Трофимов мрачно молчал, слепо глядя на белые стены храма.

- Все произошло слишком быстро. Ты упал на землю, я подоспел почти одновременно с мертвяками. Когда они попытались тебя схватить, произошло что-то странное: мертвая плоть без огня обугливалась, обнажались кости. Упыри испытывали необъяснимую боль, визжали, корчились, но не оставляли попыток дотянуться до тебя. Их ломало, выворачивало, но они не отступали. Сквозь вой я не сразу разобрал хриплый скулеж старухи о каком-то обереге.

- Оберег? Нет у меня ничего, - Кривошеев обескураженно похлопал себя по карманам и нашел крафт-пакет с лепешками. Пораженно присвистнул. Протянул Александру. – Угощайся!

- Мне кусок в горло не полезет.

- Полезет, - уверенно сказал Михаил. – Упыри, видимо, из-за них не смогли нас сразу достать.

Полицейские сидели на лавочке и задумчиво жевали лепешки. Оба почувствовали себя лучше: уходила слабость, неизбежность смерти отступала.

- Думал, нам кранты, и тут вынырнул пацан. Худой, изможденный, полный решимости. Он определенно знал, что делать, и загнал упырей назад в логово.

- Логово? Что еще за напасть?  

- Чуть посидим, придем в себя и покажу. Неприметная рассыпающаяся в труху дверь. Изъеденная ржавчиной ручка. Истертые слепые ступени вниз - вход в подвалы бывшего НКВД. Здесь упыри и обосновались. Парень загнал их назад, а потом просто прикрыл ветхую дверь и пошел. Я испугался, как бы мертвяки не выбрались. А пацан безлико говорит, что нет там уже никого, можешь посмотреть, если не веришь. Мало чего боюсь, но здесь испытал животный страх, пока дверь приподнимал, заглядывал. Ни ступеней, ни прохода – газон зеленеет. Логово захлопнулось и заперло упырей.

Друзья посидели еще немного и почти докончили презент от кофейни. Остался один хлебец.

- Миш, а пацан твой знакомый. Он просил передать, что сегодня вечером наведается к тебе домой в гости и все объяснит.

- Саш, что же ты молчал? Пора мчать домой. Гость у меня сегодня, а я и не знал.  

***

- Ты? – выдавил Михаил. Такого глубокого потрясения он давно не испытывал.

- Я, - голос спокойный, ровный, бесцветный.

- Но как?

- Сам не знаю. Прими мое присутствие как данность.

- И давно ты… здесь.

- Сегодня вечером пришел.

- А где был раньше?

- У меня нет ответа на твой вопрос. Я не знаю. Впустишь в квартиру?

Кривошеев только сейчас понял, что стоит на пороге.

- Не можешь зайти, если не приглашу? – понимающе уточнил Михаил.

- Ты же знаешь, что граница дома – непростое место. Пока не позовешь – порог не пускает, защищает тебя.

Кривошеев жадно смотрел в распахнутые серые глаза Никиты Травникова. Казалось, перед ним стоял все тот же юноша с фотографий из опустевшей квартиры – отличник, выпускник школы, любимый сын. Но в глубине глаз пряталась смертельная усталость, проглядывала не свойственная юности тоска. Михаил шагнул чуть в сторону, открывая вход в квартиру - приглашающий жест руки, согласное движение головы. Никита на секунду замер на пороге, а потом неслышно шагнул внутрь жилища Кривошеева, глубоко вздохнул, словно привыкая к воздуху дома и дружелюбно улыбнулся.

- У тебя хорошо. Легко дышится.

Они прошли в комнату.

- Кофе? – неуверенно спросил Михаил.

- Фрукты. Больше ничего ни пить ни есть не могу, - печально ответил Никита.

И тогда капитан полиции вспомнил, как участковый Тушин рассказывал: в день пробуждения от годовой пьянки Травниковы как заполошные с блаженно-счастливыми лицами бегали по магазинам и скупали фрукты. Никита сидел на диване, чуть наклонив голову, согласно кивнул, словно слышал мысли собеседника и одобрил ход рассуждений.

- В первый раз проснулся утром в своей кровати. Пыль, затхлый гнилостный запах. По футболке полз таракан. Брезгливости никакой не испытал. С эмоциями вообще было глухо, никак. Встал, прошел на кухню, откуда доносились искаженные и неузнаваемые голоса родителей. Увидел их и нахлынули чувства: ужас, жалость, злость и любовь. Ты бы видел маму, когда она заметила меня. Не мигая смотрела косящими пьяными глазами, слепо поводя рукой в отрицающем жесте. Отец вскочил с табуретки с противном чавком (липкое сиденье не сразу отпустило засаленную ткань брюк), лицо поехало в странной гримасе – то ли готов заплакать, то ли бухнуться на колени и молиться, то ли вопить от ужаса. Первой пришла в себя мама. Подошла, долго не решалась дотронуться до меня, а потом как-то враз поверила в реальность происходящего, всхлипнула и обняла так сильно, словно пыталась вжаться всем телом. Отец с искривленным ртом начал заваливаться. Я испугался, что его удар хватит. Но нет! Он рванулся к нам с мамой, сгреб обоих и затрясся в беззвучных конвульсиях. Я до этого мгновения никогда не видел, как плачет отец.

Никита замолчал, вновь переживая момент встречи с родными. Михаил не торопил, потрясенный непостижимой патологией, которая сидела напротив, говорила и чувствовала; хотя по всем законам мироздания это тело уже несколько лет поглощали могильные черви.

- Не нужно так мрачно, - апатично произнес Никита, вновь прочитав мысли Кривошеева. – Предлагаю поскорее покончить с историей. Я отправил родителей смывать с себя все непотребство. А сам принялся драить кухню, мечтая увидеть медовый цвет столешницы. Они вышли из ванной просветленные, мягко и трепетно улыбаются, мокрые волосы тщательно расчесаны на пробор. Отец - в белой футболке и хлопчатобумажных нижних кальсонах (где только откопал их? Сроду не носил), мама – в белейшей хрусткой от новизны ночной сорочке до пят. Стоят оба и, не отрываясь, смотрят. Я не сразу сообразил, что говорят. А они, оказывается, решили, будто я пришел за ними, чтобы прекратить мучения на этом свете и забрать с собой. Говорят, что давно готовы к дороге, что хоть сейчас согласны отправиться, вот только на меня еще хотят налюбоваться напоследок настоящими живыми глазами. Как меня проняло, как подбросило и взорвало! Сначала наорал, а когда мама заплакала – беззвучно, с мокрыми дорожками по щекам, испугался, заставил себя успокоиться.

Глаза Травникова потемнели. Он вновь замолчал. Лишь руки говорили о внутренних переживаниях юноши: пальцы сплетались, заключали друг друга в тиски, страдали и волновались.

- Весь день мы цеплялись друг за друга и боялись расстаться. Вечером заснул в своей кровати на свежевыстиранном постельном белье. И все… Больше ничего до следующего дня рождения. Первые два года находился словно в густом тумане, выплывал только на сутки. Мир обрушивался на меня красками и звуками, запахами и прикосновениями, чтобы потом на долгий срок вновь погрузить в глухое и неосязаемое ничто. А на третий год что-то сдвинулось. В голове крутились обрывки знаний, остаточные следы эмоций. Разум что-то нащупывал, довинчивал. И ведь я почти докрутил, почти понял. Но спроси сейчас, что именно – не скажу. Мне не дали времени сложить картинку – убили родителей. Подозреваю, мама с папой не сопротивлялись, они хотели умереть.

Кривошеев нахмурился, происшествие в квартире Травниковых он тоже квалифицировал как убийство. Комната погрузилась в напряженную тишину. Лишь вечерний свет проникал сквозь не зашторенное окно, углублял тени предметов, подсвечивал светлые поверхности, придавая им графичность. Легкие пушинки огненными искрами танцевали в воздухе неспешный завораживающий танец. Никита пристально следил за медленным кружением пламенеющих в лучах заходящего солнца пылинок. Его бледное лицо, озаренное закатным светом, обманчиво зардело румянцем.

- Для родителей жить и любить меня было одно и то же, - продолжил он тусклым голосом. – Мое возвращение стало возможным лишь благодаря неистовой силе любви. Во мне пробудились все чувства: любовь, жалость, обида и стремление отомстить. Моя ненависть взывала к ним. И они пришли – алчные, безжалостные, голодные души. Прорвались раньше срока в мир живых и первым делом убили маму и папу, чтобы запереть меня в пустоте навеки. У них почти получилось. Я бы не вырвался без тебя.

- Меня? – ошеломленно произнес Кривошеев.

- Ты принес добровольную жертву, когда поранился и окропил кровью фотографию. Открыл мне дверь в мир живых.

Никита рассказал Михаилу о необратимой силе заклинания на крови. Когда капля крови Кривошеева упала на снимок юноши, добровольная жертва была принята. Возвращение Травникова в мир живых стало лишь вопросом времени. Упыри знали, что Никита идет - единственный, кто властен над ними и может загнать назад. Звериным чутьем просчитали, как предотвратить неизбежное - убить совершившего жертву на крови, пока Никита находится в пограничном состоянии перерождения. Они торопились и совершали одну ошибку за другой. Думали встретиться с обыкновенным человеком, но им противостояла сила родовой крови, которую аккумулировали предки Кривошеева – знахари, травники, повитухи и иные сущности светлого ведовства. Родовая защита берегла так надежно, что упырям пришлось рисковать. Слишком ненасытные, самонадеянные и злые. Они вынуждены были все дальше уходить от логова в погоне за Михаилом, хотя только темное место замедляло процесс превращения их мертвых душ в тлен.  

Кривошеев почувствовал, как тревога холодными тисками сжала сердце. Мужчина прошел на кухню, налил в бокал холодной воды и выпил ее залпом. Беспокойство чуть отпустило, и полицейский смог слушать дальше.

Апатичный голос Никиты, похожий на тихий шелест, рождал фантастические картины. Светлым душам дозволяется вернуться домой, где любовь родных согревает и питает изголодавшиеся сущности. Мир нарек светлые души ангелами. Мир не принимает ангелов, но и не проявляет враждебности. Иная участь ждет темные души. Те могут просочиться только во временное убежище и затаиться от возмездия. Но логово не дарует сил, не защищает от вырождения. Для Пряхиной и Крутицкого ключевое зло сошлось в старом овраге. Здесь она предала себя и обрекла товарищей на верную смерть. Здесь он истязал и убивал. Когда мертвые разорвали ткань мироздания, открылось логово. Темное место, распираемое страстями, вскормленное многолетней жестокостью. Даже возведение храма не намолило овраг, не очистило полностью от скверны. Логово, как и они, содрогалось от алчности, жаждало реванша и возвращения из забвения.  

- Они ошалели от первой победы и поставили все на карту, лишь бы остаться, - продолжил Никита. - Каждый выход из логова истончал их переклеенные и залатанные наспех сущности. Каждая вылазка оставляла новый рубец и выдирала кусок из ущербной души. От них практически ничего не осталось. Они стали еще мертвее, чем пришли. Трансформация вырождения уже началась, терзая свирепым голодом. Родовая кровь, которая течет в тебе, могла чуть усмирить ненасытную жажду. И они напали с еще большим ожесточением и решимостью.

Михаил вновь пережил сцену нападения. Внутренне содрогнулся.

- Ты спас нас. Саша сказал.

- Он ошибся. Я только отправил вырожденцев назад. Безумная идея твоего друга с чесноком обескуражила Крутицкого и Пряхину, дала вам время продержаться и противостоять злу. Печать родовой защиты, которой ты отмечен, ваша неистовая самоотверженность и мужество оказались спасительной броней против нечисти. А ты еще подстраховался, захватив мощнейший оберег от любой формы нежити - лепешки на живой закваске.

- Хлебцы все же помогли! - Михаил решил непременно заглянуть в кофейню и поговорить с удивительно прозорливой девушкой - обладательницей лучистых серых глаз.

Никита напряженно замер, пытливо прислушиваясь к внутренним ощущениям. В наполненной закатным светом комнате поселилась настороженная тишина, сквозь которую не мог прорваться ни монотонный шум вечернего города, ни рваные звуки работавшего у соседей на полную громкость телевизора. Впервые за все время разговора на лице юноши отразилась буря эмоций – недоумение, обескураженность, отчаяние и надежда. Она продолжала таиться в глубине потемневших серых глаз, когда Никита судорожно глотнул.

- Я чувствую вкусный запах.

- У меня шаром покати, - покаянно развел руками Кривошеев. – В холодильнике пакет с майонезом сражается с бутылкой кетчупа за право называться верховным властителем.

- А лепешки остались?

- Вот я дурилка картонный, обалдуй ушастый! Что-то осталось. Ты извини, мы с Саньком лепешки погромили. Только последнюю не прикончили.

Михаил принес порядком помятый крафт-пакет, протянул его Никите. Юноша зачарованно закрыл глаза, пряча надежду. Достал лепешку, принюхался, медленно поднес ко рту, откусил и прожевал. Застывшее на лице напряжение сменилось умиротворением. Травников счастливо улыбнулся.

- Кажется, вынужденная фруктовая диета закончена. Я так соскучился по нормальной еде. Спасибо!

Кривошеев с удивлением заметил, как бледное лицо юноши налилось настоящим живым румянцем, волосы приобрели блеск, на шее ритмично запульсировала жилка.

- Ты меняешься, - поразился мужчина.

- Вновь чувствую себя живым! - потрясенно прошептал юноша. Он продолжал сидеть с плотно сомкнутыми веками. На реснице заискрилась слеза, повисла, а потом медленно проторила мокрую дорожку по щеке. Никита удивленно провел ладонью, смахивая солоноватую влажность. – Плачу?

Он болезненно скрючился. Светлые волосы упали на глаза, занавесили лицо. Юноша забился в дерганых конвульсиях, не на шутку испугав Кривошеева. Тот растерянно рванулся к Травникову, не представляя, как помочь. Наклонился и понял, что Никита надрывно смеется. Михаил обескураженно отшатнулся.

- Болит сердце и дышать трудно… Как больно, но какое это счастье - жить! Меня переполняет жизнью. Знаешь, пожалуй, чересчур много для одной прошедшей через смерть сущности. Преступно расточительно оставить все себе. Если правильно распоряжусь и разделю на троих, смогу вернуть родителей!

Он вскочил – красивый, юный и живой - поспешил к выходу. Уже на пороге обернулся.

- Михаил, я в неоплатном долгу. Мы еще встретимся, а сейчас ухожу.

***

Рано утром полицейский вновь оказался перед дверью с причудливыми ручками и яркими витражами. Он чувствовал странную непонятную робость. Распахнул дверь и вошел в знакомое помещение, встретившее его ароматами свежей выпечки и кофе. За стойкой стояла незнакомая кареглазая молодая женщина.

- Здравствуйте. Я могу поговорить с вашей напарницей?

- Невозможно! – приветливо взглянула сотрудница кафе. – Я работаю одна, без сменщицы.

- Как же так? Вчера была другая. Мне необходимо поговорить с ней.

Растерянная улыбка маской застыла на лице, женщина порывисто одернула рукав блузки, в голосе появилось напряжение.

- У нас нет другого сотрудника.

- Простите, - Кривошеев решил не настаивать, чтобы еще сильнее не напугать. – Видимо, перепутал кофейни. Не успел толком проснуться.

Михаил был на выходе из зала, когда взгляд зацепили детские рисунки на стене. Вернее, он видел только один - иллюстрацию с пожилой женщиной в платье в горошек. Подошел ближе, вгляделся: лучистые серые глаза, сдержанная с легким лукавством улыбка, непослушные седые волосы, выбившиеся из простой прически. Схожесть с покойной бабушкой возымела силу нокаутирующего удара - мужчина задохнулся, не в силах протолкнуть воздух в легкие, на глазах выступили слезы.

- Кто нарисован на этом рисунке? – не узнал собственный хриплый от волнения голос.

- Не знаю. Нашла рисунок в кладовке в первый день, когда подписала договор об аренде помещения. Поняла, что можно построить концепт кофейни на семейных ценностях и украсить стены детскими картинками. Остальные рисунки рисовали мои малыши. А бабушка (мы с детьми так назвали героиню рисунка) стала хранительницей кофейни!  

- Бабушка? Да, вы правы! Берегите ее, - Михаил вновь повернулся к таинственному рисунку, произнес одними губами. - Спасибо, бабушка, что и после смерти присматриваешь за своим внуком. Мне так тебя не хватает.  

***

Поздно ночью Никита Травников в домашних шортах и растянутой футболке вышел на улицу. Он очень боялся не сдюжить, а в пустой квартире страх одолевал, вселял сомнения и нерешительность. Когда задумал свершить невозможное, нельзя позволять себе даже тень неверия. На холодном ветру кожа покрылась мурашками, волосы на теле встали дыбом. Страх отступил, оставив юношу наедине с телесными невзгодами. Никита немилосердно мерз, но упорствовал и не возвращался в квартиру. Хотел закоченеть так, чтобы потом в тепле дома бесповоротно чувствовать себя живым. Онемевшие от холода губы растянула улыбка – он вновь поверил, что справится и скоро услышит родные голоса мамы и отца.

Александр Трофимов с наступлением ночи впервые испытал животный страх темноты. Черные тени мерещились в углах квартиры. Мужчина зажег все светильники, но паника не ушла, мрачные тени, рожденные исстрадавшимся воображением, не исчезли. Полицейский решил бороться с новой напастью проверенным способом – посмотреть страху в лицо! Он накинул верхнюю одежду и шагнул в темноту ночного города. За каждым углом и подворотней ему грезились ожившие мертвецы. Александр намеренно направлялся в самую гущу пугающей тьмы, чтобы убедиться в безопасности сумерек. Он праздновал маленькие победы над своим страхом. Мужчина нырнул в очередной угрожающий черной пастью переход, когда ожил телефон. Звонила мама. Лицо Александра в нестройной подсветке экрана аппарата озарилось мягкой улыбкой: мама всегда непостижимым образом знала, когда сыну нужна поддержка.

- Сашенька, мне не спится. Приходи, я напекла твои любимые печенья с корицей.

- Мама, минут через пятнадцать буду. Ставь чайник на газ.

Он спокойно шагнул в чернильную темноту старого переулка. Все страхи отступили – в отроческом доме ждала мама!

В эту ночь еще один человек всем сердцем стремился домой. Анастасия Суркова ехала в автомобиле и пристально вглядывалась в густую темноту – она высматривала въездную стелу, чтобы поздороваться с каменной глыбой, на вершине которой плыло наименование родного города. Только исполнив приветственный ритуал, Настя чувствовала себя под защитой дома. Девушка вымоталась, проваливалась в сладко-вязкое небытие, вскидывала голову, терла утомленные глаза и вновь проигрывала битву с усталостью. Сумерки окутывали автомобиль, убаюкивали и пели усыпляющие монотонные песни. Девушка боролась, не поддавалась. Когда впереди вырос монумент, она облегченно вздохнула и беззвучно прошептала слова приветствия. Тревоги мигом улетучились – скоро Настя шагнет за порог дома и обнимет любимого.

Михаил Кривошеев спал. Он чувствовал себя совершенно счастливым. Вновь был маленьким ребенком - стоял босыми ногами на деревенской дороге и ждал бабушку. Мягкая густая пыль щекотала пальцы ног. Мальчика наполняло предвкушение! Вскоре появилась бабушка, в руках на рушнике с желтыми полосками она несла ароматный каравай. Мальчик восхищенно рассмеялся и поспешил навстречу.

- Мишутка, я познакомилась с твоей невестой, - грудной голос достиг самого сердца.

- Бабушка, я ж маленький. Мне рано женихаться. А что ты принесла?

- Глупенький какой. Совсем еще дитя, а должен помочь другому обездоленному несмышленышу. Ему сейчас страшно и трудно. Слыханное ли дело, сам только переродился и еще не закрепился на этом свете, сил, как у малого котенка, а взялся за невиданное – две светлые души переправить с мир живых со дна безвременья. Но вдвоем вы справитесь. А пока поделись с ним хлебом на живой закваске. Каравай вместе с Настей испекли – свято соблюли все каноны.  

Михаил открыл глаза, разбуженный тихим скрипом открывающейся входной двери. Он еще чувствовал вес и тепло каравая, его терпкий чуть кислый запах, когда встал с кровати и направился в коридор. Вихрь, пахнущий спелыми яблоками и свежеиспеченным хлебом, налетел, закружил, заключил в объятия.

- Настена?

- Я дома, родной! Так соскучилась!

Показать полностью
76

Жертва на крови (1)

начало рассказа:

Жертва на крови

- Нина Пряхина? – переспросила Ирина. – Эко вас закинуло. В самые непростые и мутные времена нашего города. Нина была борцом за идеи революции – смелым, принципиальным. Но в середине тридцатых что-то пошло не так. Глухой ночью к ней нагрянули вооруженные визитеры. Сотрудники НКВД вели себя грубо и жестко: не дали даже девушке одеться, затолкали в автомобиль в одном исподнем. Более суток ничего не было известно о судьбе арестованной большевички. Но потом произошел странный и некрасивый кульбит. Нина без лишнего шума в сумерках вернулась в свою комнату в доме-коммуне. А по городу ночью прошли многочисленные аресты – в никуда исчезли все двенадцать соратников Нины Пряхиной. Кого-то сослали в лагеря, а кого-то расстреляли сразу. Но хрен редьки не слаще – карательная мясорубка за год смолотила каждого репрессированного, никого не оставила в живых. А Нину Пряхину с того времени словно подменили. Не стало открытой и честной революционерки - на ее место пришла резкая и жестокая номенклатурщица. Она быстро подмяла под себя слабых, решительно избавилась от несогласных, скормив их все тем же энкавэдэшникам. И никаких угрызений совести или кары господней - дожила до самого почтенного возраста, занимала высокую должность в обкоме. Известная личность в городе. Кстати, ее единственный сын, которого Нина Пряхина родила, не будучи замужем, уже в сорокалетнем возрасте (невиданный случай в СССР), далеко не последний человек в регионе. Оказался прозорливым и радикальным в мать - в лихие девяностые предпочел скрыть все внешние связи с партийной номенклатурой и взял фамилию жены. Думаю, вы наслышаны о деятельности в недавнем прошлом лидера организованной преступной группировки, а теперь мецената и благотворителя Николая Снитько.

- Снитько? Как не наслышан, конечно знаю. Буквально сегодня мне рассказывали о деяниях Александра Снитько – достойного преемника легендарной фамилии. Ирина, не сочтите за труд – скиньте на почту фотографии юной Нины Пряхиной, если они сохранились, - капитана полиции пронзила еще не оформившаяся толком догадка.

- Конечно, Миша. Через час все сброшу.

Кривошеев завершил разговор и потрясенно взъерошил волосы.

- Этого не может быть!

Полицейский понял, кого напомнила ему встреченная недавно девушка. Еще днем, вернувшись в отдел, он нашел в интернете фотографии одноклассников Травникова. Зазор для сомнений оставался, но капитан определенно видел на снимках похожие ореховые глаза, медные волосы, скуластое лицо. Александр Снитько.

***

Телефон вновь настойчиво ожил, оповещая Кривошеева о новом вызове.

- Саш, я скоро буду. Осталось буквально два квартала, - предвосхищая вопрос Трофимова, предупредил Михаил.

- Жду в круглосуточной кафешке на углу. Нет желания в отделении обсуждать факты, которые нарыл.

- Мастер интриги! Понял и принял – держу курс на кафешку.

Оставшуюся часть пути пронесся на одном дыхании, подгоняемый любопытством и предчувствием неординарных новостей. Не тот человек Трофимов, чтобы по пустякам наводить тень на плетень. Вскоре впереди замаячили призывные огни небольшого кафе, которое давно облюбовали полицейские. Мягкий свет из окон бросал жизнерадостные оранжевые блики на тротуар. Тяжелая дверь с низким вздохом поддалась под усилиями Михаила, и взору мужчины открылось камерное помещение с двумя рядами небольших столиков, на которых главенствовали лампы с абажурами цвета спелого апельсина. Александр Трофимов устроился за столиком в дальнем правом углу. Он первым заметил Кривошеева, окликнул и приветственно помахал рукой.

- Я тебе кофе заказал.

- Я бы не отказался от чего-то более будоражащего, - выпалил Кривошеев.

- Ты сначала выслушай меня, а потом реши – стоит ли пить коньяк или проще сразу вызвать дурку.

- Даже так.

- Миш, мы давно дружим. За мной раньше ничего странного не наблюдалось?

Кривошеев намеревался ответить иронично, но вглядевшись в утомленное и встревоженное лицо Александра, передумал. Он промолчал, давая судмедэксперту время собраться с мыслями и приступить к разговору.

- Я закончил дактилоскопировать пальчики в квартире Травниковых. На чашках, которые стояли на столе отпечатки покойников. На бутылке из-под бурды, которой они баловались, я нашел другие.

- Не удивительно. Ведь кто-то водку им продал.

- Само собой. Но есть группа необычных отпечатков, - внешне Трофимов казался невозмутимым, но его выдавали тревожные руки, беспрестанно передвигающие предметы на столе. – Бутылку держали в руках еще минимум два человека. Их личности установлены. Но есть загвоздка - носители отпечатков мертвы. Одна скончалась тринадцать лет тому назад, а второго с почестями похоронили месяцев пять как.

И Трофимов замолчал: его будто заклинило в неудобной позе, лишь руки продолжали суетиться и сходить с ума. Кривошеев издал неопределенный звук, с опаской поглядывая на мельтешение рук друга.

- Ты хорошо проверил? – Михаил произнес фразу с нажимом, раздельно каждый слог.

- Несколько раз, - обреченно ответил криминалист и вновь замолк.

- Мне из тебя клещами нужно все вытаскивать, - взревел Кривошеев.

Трофимов вскинулся, с осуждением поглядел на друга.

- Смотри сам, - Александр разложил листы с распечатанными результатами исследования проб с места происшествия. – Отпечатки визитера под номером один засветились на бутылке и тарелке с засохшими бутербродами. Теперь проследим за неизвестным под номером два, чьи пальчики также обнаружились на бутылке.

Трофимов вновь взял длительную паузу, пытливо всматриваясь в принесенные распечатки. Кривошеев нетерпеливо поерзал в мягком кресле, с вызовом уставился на коллегу, всем своим видом приглашая того продолжить. Но криминалист вновь ушел себя, безуспешно пытаясь отыскать иное объяснение открывшимся фактам.

- Ты долго будешь тень на плетень наводить? - напомнил о себе капитан.

- Миш, я не выеживаюсь. Пытаюсь найти другое объяснение и не нахожу. Под номером один скрывается Нина Пряхина – почетный гражданин города, которую в начале девяностых проводили на заслуженную пенсию с должности ни больше ни меньше третьего секретаря обкома и которая (ты только вникни!) почила в бозе тринадцать годков тому назад.

Капитан полиции похолодел – опять Нина Пряхина!

- Где ты раздобыл ее отпечатки? – глухим голосом спросил он.

- С моим-то опытом и не попросить нашего бога технологий из информационного отдела написать комплементарную программку с дактилоскопической картотекой? Обижаешь!

- Сбой программы?

- Опять нет. Я залез в архив. Перерыл кучу пыльных папок, но нашел нужную. Ты, наверное, не в курсе, что ближе к перестроечным временам дактилоскопировали всех сотрудников обкома и горкома. Не спрашивай, зачем. Времена надвигались затейливые, вот и подстраховались. Так что отпечатки покойной Нины Пряхиной в идеальной сохранности в архиве наличествуют. Она это, Миш! Сам поверить не могу, но она. Против науки не попрешь.

- Дилетантское предположение из серии бреда сумасшедшего выслушаешь?

- Жги! Готов принять любые версии.  

- Допустим, Нина Пряхина действительно держала бутылку в руках. Водка с тех пор где-то лежала, ждала своего часа, а сегодня, спустя тринадцать или более лет, всплыла на столе у Травниковых?

- Не сходится. На бутылке отпечатана дата розлива партии. Водку выпустили два месяца тому назад.

Руки Александра вновь принялись наводить суету на столе, выдавая потрясение криминалиста. А Кривошеев почувствовал глухую безысходность, сродни ощущениям идущего на эшафот. В его голове сложилось уравнение – он точно знал, кто второй покойничек, наследивший в доме несчастных Травниковых.

- Дай угадаю, кто неизвестный под номером два. Аркадий Крутицкий?

- Откуда ты знаешь? Ты из этих, - Александр потрясенно уставился на друга. – Из экстрасенсов?

Кривошеев поежился, схватил чашку и залпом выпил давно остывший кофе.

- Сколько покушались на него в лихие годы, а он всегда выкарабкивался. Из-за чего сыграл в ящик? Не знаешь, Саш?

- Ну ты даешь! Громкая история, весь город гудел. Ты где вообще обитал, Миш? Не отвечай! Вопрос из разряда риторических. Сердце у великого и ужасного не выдержало. Встал как-то утром, глотнул прописанные светилом здравоохранение пилюли и помер от инфаркта миокарда. Не исключено, кто-нибудь из конкурентов виртуозно и изящно избавился от колосса родом из девяностых.

В начале тирады Трофимов оживился, а к концу опять обреченно сник и съежился: боялся услышать в ответ насмешку или, что страшнее, сочувствие, приговор.

- Ты не думай, я не сошел с ума, - сказал и сам не поверил.

Кривошеев молчал. Теперь настала его очередь переставлять предметы на столе, перебирать распечатанные листы бумаги.

- Миш, ты веришь в зомбаков?

Капитан вскинулся, неопределенно пожал плечами. Как признаться другу, что он с некоторых пор перестал удивляться и готов принять любую чертовщину? Как сказать, что персонажи из сказок, особенно самые злые и кровожадные, живут среди людей?

Но Трофимов и не ждал ответа. В нем уже возобладал сотрудник полиции, которому требовалась ясность и четкие указания.

- Что будем делать?

- Ничего! – решительно рубанул Кривошеев. – Отдай мне папку и забудь про Нину Пряхину и Аркадия Крутицкого. Умерли они, так к чему тревожить бренные останки.

- А как квалифицировать смерть Травниковых?

Михаил наклонился к самому лицу Александра, сказал весомо с напором.

- Смерть наступила по естественным причинам в результате длительного злоупотребления алкоголя.

Эксперт, обдумывая предложение, подошел к барной стойке, заказал коньяк. Вернулся с двумя бокалами, на дне которых плескалась янтарная жидкость. У Трофимова был вид человека, принявшего решение.

- Идея приемлемая. Одного не пойму, как ты просчитал, что вторым визитером в квартире Травниковых был Аркадий Крутицкий?

- Назовем это озарением. Я пока не вижу как, но уверен: смерть двух пьяниц коррелирует с убийством Никиты на выпускном. В материалах дела третьи лица не фигурируют. Но в грязной истории гибели школьника всплывают два персонажа - Александр Снитько и Алексей Крутицкий. Считаю, смерть Никиты запустила какой-то процесс. Не знаю, с чем в дальнейшем придется столкнуться, но нутром чувствую – мы сильно пожалеем, что раскопали эту выгребную яму. Так засмердит, мало не покажется.

***

Утром Михаила разбудило тихое пение и ароматный дух оладушков. На мгновение мужчина вновь почувствовал себя маленьким мальчишкой, который приехал на летние каникулы в гости к бабушке в деревню. Каждое утро начиналось с простого ритуала – бабушка пекла оладьи, а Миша делал вид, что крепко спит и с замиранием сердца ждал, когда она закончит колдовать на кухне, войдет в комнату, внося с собой вкусное облако аромата горячей выпечки, наклонится над внуком и погладит его по виску.

- Мишутка, вставай! Дили-дили, колокольчики звонили, дили-дили, наше солнышко будили.

Он еще слышал родной голос, когда окончательно проснулся и почувствовал горечь разочарования – бабушку не вернуть, мертвым заказана дорога в мир живых.

- Хотя два потенциальных покойника разгуливают по городу, если Трофимов не свихнулся.

Умиротворенное сознание мужчины продолжало плыть на ароматном облаке жареных оладий.

- Стоп! – Кривошеев заполошно взвился и бросился на кухню.

На деревянном столе красовалось нарядное обеденное блюдо, накрытое чистым полотенцем в желтую полоску. Солнечные лучи струились в окна, золотили стены, играли бликами на мебели, искрились разноцветными пятнышками, отраженные в старинной хрустальной вазе – единственной вещи, которая досталась Михаилу от бабушки. А Кривошеева колотило от озноба – такой тарелки у него никогда не было. Он рывком сорвал полотенце, заторможено провел пальцем по окантовке посуды, обследовал глубокую щербинку со сглаженными временем краями. На блюде горкой лежали лоснящиеся бочками круглые пышные оладьи. Мужчина дотронулся до одного и почувствовал живительное тепло еще не остывшего печева. Это доброе тепло влилось в руку, стремительно наполняя изголодавшееся по хорошим новостям сердце утешением и спокойствием. Сам не зная зачем, Кривошеев посчитал оладьи – двенадцать.

- Дюжина? Куда мне столько? – пришла неловкая мысль. – Я не слон!

Он взял один, повертел в руках, с удовольствием откусил кусочек, почувствовав, как жареная корочка аппетитно похрустывает на зубах.

- Как у бабушки! Спасибо. А если у нас сегодня день скатерти-самобранки, можно принять заказ на вечер? Я бы не отказался от борща с чесночными пампушками под сметанной подушкой.

В комнате призывно запел телефон. Михаил окончательно проснулся, недоумевая, как вновь оказался в постели.

- Это был сон? Мне все приснилось.

Аппарат настойчиво заявлял о себе громкой мелодией, сопровождавшейся заполошным порыкиванием вибросигнала. Кривошеев скосил глаза - звонила Настя.

- Миш, ты как?

- Оладьи лопаю во сне.

- Что там у тебя происходит? – неподдельная тревога вползала в комнату вместе с голосом любимой.

- Ничего экстраординарного, если не думать, что два трупа разгуливают по городу и пьют водку с людьми, ставшими мертвецами еще при жизни, после чего последние в реальности отдают концы… Я вспомнил тарелку!

- Какую тарелку?

- Блюдо из своего сна. Такое было у бабушки. Она извлекала его из закромов только по большим праздникам. Говорила, что блюдо старинное, досталось ей в наследство от родителей, - чтобы снять нарастающее напряжение, Михаил отшутился. - Насть, умеешь разгадывать вещие сны? Не знаешь, к чему снятся оладьи?

- К сытному завтраку! Миш, сам проснулся, а опера в себе разбудить забыл? У нас на первом этаже кофейня, где подают блинчики и панкейки. Аромат добрался до тебя сквозь открытое окно и вклинился в твое подсознание. Далее додумай сам - не стану утомлять дилетантским психоанализом.

- Как ты, такая умница и красавица, терпишь меня – недалекого и непроснувшегося опера? Навещу-ка я кафешку и сведу близкое знакомство с теми самыми блинчиками и панкейками.

Он быстро умылся, ввинтился в джинсы и рубашку и отправился завтракать в кофейню. По пути словил флэшбэк, каких давно не чувствовал. Услужливая память подбросила давнее воспоминание, как бабушка замешивала тесто для домашнего каравая. Во всех светлых воспоминаниях о тех счастливых днях бабушка представала в ситцевом платье в горошек. Вот она убрала длинные с сильной проседью волосы под чистый платок, улыбнулась внуку.

- А иначе нельзя, Мишутка. Каравай чистоту духовную и физическую требует.

Она достала из ниши печи горшочек - закваска внутри емкости жизнеутверждающе надувала пузыри, схлопывала их, чтобы в другом месте выдать новые. Маленький Миша залюбовался этим бесконечным процессом, сунул руку в банку, обмакнул ее в сметанообразное попыхивающее вещество и в предвкушении чего-то вкусно-сладкого лизнул палец. Закваска оказалась кислой и неаппетитной. Мальчик принялся энергично отплевываться и вытирать рукавом рубашки рот. Бабушка тихонечко рассмеялась.

- Пока еще невкусно, а от готового каравая тебя придется за уши оттаскивать. Погоди маленько, Мишутка. Всему свое время.

Кривошеев чуть не налетел на массивную дверь с витражными вставками и оторопело застыл у входа в кофейню. Вошел внутрь. Интерьер заведения приятно поразил непубличным, почти домашним дизайном, придающим кофейне особый уют и камерность: на стенах висели детские рисунки, столики покрывали скатерти приятного для глаза травяного цвета, диванчики утопали в ярких подушках различных конфигураций. Улыбчивая девушка стояла за прилавком в униформе кофейни. Кривошееву почему-то импонировала ее милая непосредственность и легкая небрежность в наряде: сотрудница учреждения, видимо, одевалась наспех, и с одной стороны на корпоративный жилет-фартук опускался уголок воротника женственного платья в горошек.

Девушка не заставила посетителя (Михаил был единственным гостем в этот ранний час) долго ждать и принесла заказ – блинчики со сгущенкой и пузатый чайник с зеленым чаем. Она поставила на столик розетку с наколотым тростниковым сахаром.

- Я не заказывал, - капитан указал на вазочку с желтовато-терракотовыми в мелкое зернение кусочками.

- Тростниковый сахар всегда подаем к чаю, - улыбнулась девушка и скользнула за прилавок.

Поглощая блины, Кривошеев никак не мог избавиться от мысли, что упускает что-то важное.  

- Думай, Миша, думай!

Перевел взгляд и натолкнулся на лучистые серые глаза девушки.

- Вы строитель?

Кривошеев оторопело откинулся на спинку кресла, опустил глаза и понял, почему юное существо пришло к такому неожиданному выводу. Оказывается, пока мозг был занят размышлениями о происходящих в городе недобрых странностях, руки не знали покоя и складывали на столе из кубиков сахара различные объекты: небольшую, готовую вот-вот обвалиться башенку и нестройную инсталляцию, напоминающую единицу и двойку.

- Нет. Видимо, в детстве в кубики не наигрался, - почувствовав легкое смущение, Кривошеев встал, категорически смахнул арт-объект из сахара в тарелку и направился к выходу из кафе.

- Уже уходите? Возьмите с собой презент от заведения, – девушка спешила следом, придерживая в руках небольшой крафт-пакет.

- Не нужно беспокоиться. Спасибо! Правда, не стоит, - зачастил Михаил, по-крабьи продолжая продвигаться к двери с витыми металлическими ручками. Но удивительное существо не отставало, мило заглядывало в глаза и продолжало протягивать пакет.

- Вам не понравилось?

- Что не понравилось? А, вы же про блины! Очень даже понравились, - продолжал мямлить Кривошеев, тихонько отступая к выходу.

- Тогда нужно обязательно взять презент заведения, чтобы потом захотеть к нам вернуться.

- Мне и положить некуда, - продолжал вяло отбиваться полицейский.

- Не беспокойтесь. Я поделюсь с вами поясной сумкой. Очень удобная с глубоким вместительным карманом на молнии.

Он сделал еще один шаг к двери.

- Я их сама пекла по старинному рецепту. Они только выглядят панкейками, а приготовлены в строгом соответствии с исконными русскими традициями на живой закваске. Знаете, какая сила в хлебе на живой закваске? Предки верили, что ломоть каравая может отогнать нечистую силу, защитить от бесовских козней и уберечь путника на опасном пути. Я убеждена, что выпечка вам сегодня очень нужна. Лепешки вкусные… правда.

И Кривошеев сдался, сгреб ручищей хрусткий пакет с ароматной выпечкой и затолкал его в карман джинсовки. Девушка удовлетворенно улыбнулась, помахала рукой на прощание и упорхнула в центр зала. Капитан полиции выходил из кофейни в смешанных чувствах: как любой сильный человек, не умеющий одалживаться и принимать негаданные подарки, он ощущал смущение, но непосредственность и искренняя легкость девушки подкупили. Такой не откажешь!

Если бы он только вернулся в кофейню.

Девушка невесомо подплыла к рисунку на стене. С детской иллюстрации взирала немолодая женщина в платье в горошек. Ее пухлые натруженные руки держали вышитый рушник, на котором возлежала доминанта всей композиции - пышный каравай. Работница кофейни подошла совсем близко.

- Я все сделала, - прошептала девушка. – Он взял лепешки.

Из глубин кухни учреждения раздался какой-то шум. Девушка стремительно обернулась, бросила быстрый взгляд на темнеющий у прилавка проход и снова обратилась к рисунку.

- Сюда идут. Мне пора уходить.

Она всем корпусом наклонилась к картине, истончилась, словно растворяясь в рисунке, а через мгновение и вовсе исчезла. В то же время в зал из подсобного помещения выбежала молодая кареглазая женщина, наспех облачаясь в униформу кофейни. Встревоженно огляделась.

- Ау, здесь кто-то есть? Нет никого! Фух, показалось. Голоса уже мерещатся.

Женщина приблизилась к входной двери, подергала за ручку.

- Закрыта. Ой, что я здесь время теряю? До открытия десять минут, а я еще не все приготовила, - и она вновь скрылась в недрах кофейни.

Но Кривошеев этой сцены не увидел, он шагал по улице, чувствуя, как ароматный запах спрятанных в карман лепешек щекочет ноздри. Позвонил любимой.

- Настен, меня взялись подкармливать в нашей кофейне.

- Не удивительно. Ты сильно смахиваешь на обездоленного бездомного кота. Погладить такого страшновато, но подкормить норовит каждая добрая душа. Чем хоть сподобили?

- То ли панкейками, то ли лепешками!

- Приеду, поблагодарю девочек. Глядишь, ты теперь дотянешь до моего возвращения и не озвереешь от голода, - хохотнула Настя. – Извини, мне пора бежать. Приятного аппетита, родной!

Не успел Кривошеев убрать аппарат, как тот вновь ожил. Номер был незнакомый.

- Капитан Кривошеев слушает.

- Здравствуйте! Меня зовут Евгений Силантьев. Я тренер в спортивном комплексе. Это я накануне дежурил в бассейне.

- А, здравствуйте! Если ваше руководство беспокоится, что выкачу претензию, то успокойте их. Я не собираюсь никуда обращаться.

- Нет. Ой, простите, за это конечно спасибо, но я звоню по другому вопросу, хотя именно из-за вчерашнего происшествия. Мы можем пересечься? Я готов зайти в отдел полиции.

- По телефону не решить?

- Мне нужно вам кое-что показать.

- Ну, хорошо. Заезжайте минут через двадцать. Я выпишу пропуск. Напомните фамилию и имя.

Михаил поглядел на наручные часы, тихонько присвистнул и широким размеренным шагом направился на работу. Если нигде не будет задерживаться, то к визиту (как там его?) Евгения Силантьева успеет тютелька в тютельку. И действительно, он только поднялся в кабинет, включил рабочий компьютер и в раздумье покосился на кофемашину, как позвонил дежурный и сообщил, что внизу к нему прорывается гражданин Силантьев. Вскоре в дверном проеме замаячила стройная фигура молодого человека.

- Еще раз здравствуйте, - казалось, по дороге Евгений растерял всю решительность и неуверенно мялся в проходе.

- Не сочтите меня грубым, но дел по горло. Предлагаю без излишних экивоков приступить сразу к делу.

- Да, конечно. Чашу бассейна проверили – никаких посторонних предметов. Но я же видел, что вы поранились, пока плавали, поэтому решил просмотреть запись с камеры наблюдения, пока ее не затерли. Вам нужно поглядеть один фрагмент. Я сохранил его на телефоне.

Он достал аппарат, нашел нужную запись. Капитан полиции отметил, что жилистые руки тренера тихонечко подрагивали, выдавая сильнейшее волнение. Михаил вгляделся в запись: он плывет спокойно и размеренно, внезапно обернулся, сделал буквально два маха рукой, снова обернулся, а потом заметался, забился, выгнулся.

Ничего нового! Капитан полиции совершенно не понимал, что побудило тренера показать запись. Он молча посмотрел на молодого человека, тот криво и виновато улыбнулся.

- Я понимаю. Вы не видите ничего странного. Я тоже не заметил сначала. Меня отвлекли, когда просматривал видео, а не хотелось ничего упустить, пришлось нажать на паузу. И тогда увидел. Сейчас-сейчас, я покажу!  

Он вновь поставил запись на начало, нажал пуск, а потом, когда запечатленный на видео Михаил забеспокоился, остановил просмотр. Кривошеев в недоумении всматривался в экран – рядом с его фигурой материализовался еще один человек - мужчина с сильным торсом и крепкими руками. Не качок, но хорошо физически развитый крепыш. Капитан полиции мотнул головой – картинка не изменилась, проморгался – фигура на записи не исчезла, протер руками глаза – человек никуда не делся.

- Это невероятно, но он там есть, - сипло произнес Силантьев. – В бассейне вы плавали не один.

- Но я никого не видел и на записи второй пловец не просматривается, только на стоп-кадре, - медленно выговорил Кривошеев.

- Поэтому я и пришел. Человек есть. Я неоднократно покадрово перепроверил.

- Интересно девки пляшут. Сбросьте мне, пожалуйста, эту запись. И пока никому ничего не говорите. Сначала следует разобраться, - задумчиво произнес капитан полиции, потирая колючий от двухдневной щетины подбородок и диктуя Силантьеву адрес личной электронной почты.

***

Оставшись один, Кривошеев неоднократно просмотрел запись. На максимальном разрешении Михаил заметил плывущую рядом со своей фигурой неопределенную зыбкую тень. Неизвестный пловец «выныривал» только один раз, На стоп-кадре капитан увеличил таинственного незнакомца, сделал снимок экрана и загнал фотографию в нейронку. Линии стали четче, татуировка на кисти правой руки таинственного пловца обрела детализацию и превратилась в изображение стилизованного колеса.

Кривошеев с досадой ударил кулаком по столу. Мало кто в городе не знал логотип основанной Аркадием Крутицким каршеринговой фирмы - колесо. Ровно такое же изображение красовалось и на кисти правой руки городского бизнесмена и мецената. Тот с большим апломбом говорил, что колесо – прямая отсылка к фамилии. Крутицкий и подпись на деловых бумагах скреплял печатью с изображением колеса.

- А активные нынче мертвецы! – выдавил сквозь зубы. – И водочки отведать не прочь, и поплавать в бассейне успевают. Да, здесь одному не разобраться. Придется все же Сашу Трофимова подключать и дергать нашего бога компьютерных технологий. Пусть умные люди разберутся с видеозаписью. Вдруг с ней дополнительно покудесили, и я зря наговариваю на примерного покойника Аркадия Крутицкого, который лежит себе спокойно в могиле и шалостей против живых не замышляет.

Он направился к Александру, где провел битый час под недоумевающие возгласы двух спецов. Полицейские не нашли в видеозаписи следов вмешательства и после прохождения всех стадий принятия неизбежного вынуждены были признать ее подлинной.

- Бог его знает, откуда он выныривает, - на Александра Трофимова было жалко смотреть. Удрученный криминалист шел на рекорд по объему уничтожаемого им похожего на нефть кофе. Он мрачно ерошил волосы и в результате свил на голове из спутанных прядей неухоженное «гнездо».

Когда специалист отдела информационной безопасности вышел из кабинета, Трофимов схватил Кривошеева за руку, сокрушенно покачал головой.

- Миш, этот упырь пытался тебя утопить. Ты же понимаешь, что он не остановится?

- Знаю, Саш. Но у него не получилось, а значит я выигрываю в соревнованиях на выбывание. Мы не можем на сто процентов утверждать, что пловец на фотографии и ныне покойный Аркадий Крутицкий – один человек (или кто он теперь после смерти?). Да, татуировки идентичны. Да, набиты на одном месте. Но лица пловца не видно. А версия наша больше на бред сумасшедшего тянет, чем на расследование. Нужно поднять данные об Аркадии Крутицком.

Через некоторое время полицейские составили добротное досье на почившего в бозе почетного гражданина города, который свою «карьеру» начинал с пешки в криминальной группировке.

Учился в школе на тройки. Преуспел в боксе. Сначала молотил одноклассников, а после выпуска его подобрала местная банда, и Крутицкий вышел на новый уровень боксирования – жестко и профессионально калечил предпринимателей, задолжавших авторитетам. Как из штатной пешки вышел в люди, мутная история девяностых умалчивает. Но мрачную известность Аркадий Крутицкий приобрел, когда сформировал свою группировку и облюбовал городской овраг под стихийное кладбище. Поговаривали, что на дне оврага в жирно-пыльной листве сорных трав он сам пытал должников. Однако доказать личную причастность Крутицкого к творимым во влажных сумерках зверствам не смогли. Аркадий обладал развитым чутьем травленого собаками хищника. Когда запахло жареным, он скрылся в тень и вышел сухим из воды. В начале нового столетия произошло очередное перерождение Крутицкого: он словно змеиную шкуру сбросил обличье бандюгана и в одночасье стал уважаемым бизнесменом и благотворителем. На этом этапе жизни Аркадий плотно сошелся с другим перекувыркнувшимся головорезом Николаем Снитько. Третью маску Крутицкий носил до смерти.

- Поразительная жизненная коллизия, - не удержался от ехидства Александр. – Ты только почитай, какие эпитафии ему посвятили после смерти. Разве крылышки у лучшего гражданина города не росли.

- Во всю эту муть голубую погружаться нет ни малейшего желания. Ты лучше напомни, сколько тел откопали в овраге?

- Двенадцать, Миш.

- Двенадцать, - задумчиво повторил Кривошеев.

- Что-то нащупал?

- Пока нет, но, думаю, мы очень близко подошли. Оставим пока светлого человека Аркадия Крутицкого и приступил к препарированию жизни Нины Пряхиной. Вот я тупица, чайник без свистка, альтернативно одаренный пень с глазами!

- Миш, что опять взвился?

- Мне же Ирина Крутова вчера направила фотографию молодой Нины Пряхиной, а я завертелся и совершенно забыл, - Михаил лихорадочно зашел в мессенджер, открыл вложение и окаменело застыл.

Александр заглянул сквозь плечо друга, впился взглядом в снимки, восхищенно присвистнул.

продолжение рассказа:

Жертва на крови (2)

Показать полностью
86

Жертва на крови

У вас были дни, когда все наперекосяк?

Капитан полиции Михаил Кривошеев хотел забыть этот день - встать с утра и прожить его заново. Без суеты, без двух трупов в грязной квартире, в которой из живых к моменту прибытия правоохранителей остались только многочисленные не ведающие страха тараканы. Михаила потом долго преследовал хруст хитиновых панцирей, которые лопались у него под кроссовками. А еще запах… он настойчиво бился в ноздри, проникал в самые потаенные уголки мозга и прятался там, чтобы пытать сладковато-зловонным кошмаром.

- Травниковы. Допились, - вклинилось в размышления монотонное бормотание участкового Тушина. – Говорил им, что пора взяться за голову, что сына не вернуть. Но горбатого только могила исправит. Сначала пили с горя, а потом жили только по заданному водкой вектору: гоняли каждое утро за алкоголем, словно белки в колесе.

- С чего запили? – Кривошеев знал, что не стоит спрашивать, но вопрос вырвался сам, вопреки здравому рассудку.

Тушин оживился, словно только и ждал возможности рассказать кому-нибудь о судьбе двух пьяниц.

- Они жили сыном. Из тех родителей, которые на своего ребенка надышаться не могут. Мальчишка подавал большие надежды – щелкал словно семечки городские и региональные олимпиады по математике. Считай, в любой вуз дорога перед ним открывалась. Но судьбу не умаслишь, если у нее на тебя другие планы. Помнишь, лет пять назад школа у автовокзала из-за поножовчины на весь город прогремела? Мерзкая история на выпускном.

- Дело вели соседи – их епархия. Но история резонансная. Кто о ней не слышал… Это родители зарезавшегося спьяну мальчишки? – Михаил кивнул на два тела, которые уже подготовили к выносу из квартиры.

- Они самые. Так и не смогли справиться с утратой, - Тушин выразительно замолчал.

Чутье подсказало капитану полиции, что история еще более сволочная, чем помнилась. Он обреченно вздохнул. Сам виноват – нечего было лезть с расспросами. А участкового уже было не остановить, словно интерес капитана открыл ящик Пандоры и страшные секреты полезли наружу.

- В постановлении из материалов уголовного дела все просто - парень напился, поплыл, распсиховался, зарезался. Всадил себе нож почти в сердце. Версию состряпал двоечник с ограниченной фантазией. Но выводы следствия всех устроили – дело закрыли и отправили в архив. В действительности, детки на выпускном с размахом отпраздновали билет во взрослую жизнь. Сначала пили с учителями, потом еще разлили по пластиковым стаканам премиальную водку на задворках школы. Родители у выпускников - не последние люди в городе, расстарались и купили дорогую выпивку. Подростки не были тяжеловесами в алкогольном спорте: быстро опьянели и принялись выяснять прямо во дворе школы, кто царь горы. Особенно ярились местные звезды - Сашка Снитько и Леха Крутицкий. Сцепились как бешеные псы. Никто не рискнул их разнять. Но один миротворец на свою беду нашелся – сунулся и нарвался на нож. Случайной безвинной жертвой был умница и отличник Никита Травников. Но вот незадача - у Травниковых не было связей, как у родственников Сашки и Лехи, поэтому фамилии последних не фигурируют в деле, а убийство во время драки переквалифицировано в суицид - одиночный психоз поехавшего от непомерной учебной нагрузки и напившегося до чертиков ботана.

Тушин помолчал, странно поморгал рыбьими глазами. Потом наклонился чуть ли не к самому уху Кривошеева и жадно зашептал.

- Травниковы только один раз в году пробуждались от беспросветной пьянки. Драили квартиру, выносили мешками затаившиеся по углам и подоконникам шкалики и фунфырики. Смывали с себя всю мерзотность, накопившуюся за год запоя. Чистенькие и счастливые сновали по магазинам, скупали самые свежие фрукты. Ровно два дня жили по-людски: тихо и благостно. А потом вновь выходили в крутой пьяный пике на целый год. Превращения поражали и озадачивали соседей. Понятно, когда пьяница по накатанной ухает вниз, но Травниковы выбивались из представления о нормальных (Тушин нервно натужно хохотнул) алкоголиках, выделывая каждый год странное коленце с двумя днями кристальной трезвости. Соседи ко мне пришли с требованиями разобраться. Мол, непорядок, мало ли чего натворят.

- Разобрался? – раздражение Кривошеева нарастало.

- Не сразу. Но сложил два плюс два и сообразил. А как понял, то приструнил соседей, чтобы отстали от бедолаг. Травниковы возвращались к нормальной жизни за сутки до дня рождения сына, а потом опять уходили в беспросветный запой. Кстати, до ключевого события остался день. Но круг превращений двух осиротевших родителей завершился естественным путем – смертью.

- Да, смерть случается, - в сердцах Кривошеев пнул валяющуюся на полу грязную фоторамку и тут же зашипел от боли. – Твою ж городскую полицию!

- Миш, ты что? – озадаченно спросил судмедэксперт Александр Трофимов.

- Да, кажись, ногу занозил, - бросил капитал полиции, вынимая из носка кроссовка вонзившийся в большой палец ноги острый тонкий осколок стекла.

- Ну, ты даешь! – взвился Трофимов. – Антисанитария страшная. Будь моя воля, осмотр вел бы исключительно в болотных сапогах и перчатках сварщика. Здесь полная экипировка химзащиты не лишняя. А ты ходишь по квартире, суешься носом в каждый вонючий закуток, трогаешь голыми руками что ни попади, на грязные стекла напарываешься. Пошли, в машине обработаю порез.

- Да, чего ты завелся, - отбивался от коллеги Кривошеев. – Заживет как на собаке. Не в первый раз.

- Даже не возражай! Идем.

В автомобиле, щедро смазывая зеленкой рану, Александр грустно качнул головой.

- Ты что вскипел? Давно же работаешь, научился отстраняться.

Кривошеев сначала хотел отделаться от друга дежурным «все в порядке». Но Александр спрашивал не из праздного любопытства, а действительно беспокоился.

- Не знаю, Саш. Ты видел их лица на фотографиях? До того, как они превратились в живых мертвецов. Одухотворенные, светлые. Оба русоволосые, сероглазые, с обманчиво знакомыми чертами. Похожие, словно кровные брат и сестра. И почему многие пары неуловимо одинаковые? Как подумаю, что они любили друг друга, сына растили… У мальчишки впереди открывались необозримые перспективы. На выпускном не только сына зарезали, одним ударом всех троих порешили. А потом еще потерявших единственного ребенка родителей носом ткнули, кто здесь хозяин жизни.

Трофимов неопределенно повел плечом, опустил глаза.

- Миш, мертвым - мертвое, а живым - живое. Боже упаси, еще фотографии покойников рассматривать. Нет, спасибо! Тебе хочется мазохизмом страдать – скатертью дорога, но без меня, пожалуйста. И мой тебе совет: если не собрался пополнить ряды покойников, то прекрати пялиться на фотографии на месте преступления и лезть всюду без разбора, смотри лучше внимательно под ноги, - судмедэксперт ворчал на друга, а сам не сводил озадаченного взгляда с царапины. - Вроде пустяковая рана, а кровь никак не унимается. Придется наложить повязку.

Тела Травниковых погрузили в спецтранспорт. Злополучную квартиру в присутствии понятых опечатали. Опергруппа, завершив следственные действия, уехала с места происшествия.

На грязном полу квартиры продолжали деловито сновать тараканы, чуть поблескивая глянцевыми панцирями спинок в неверном свете, который пропускали давно не мытые окна. Фотография в стеклянных осколках, которую в сердцах носком кроссовка неловко отбросил Михаил, лежала на линолеуме, впаянная в жирное месиво из пыли и гнили. На изображении Никиты Травникова алело пятно свежей крови - ровно в том месте, куда вошел оборвавший жизнь юноши нож.

От стены отделились две тени. Дневной свет, робко проникавший в квартиру, казалось, отшатнулся от мрака, исходящего от силуэтов.

- У нас получилось? – грубый мужской голос.

Вторая тень скользнула по кухне. Она то ли прислушивалась, то ли принюхивалась к чему-то. Наконец, беспорядочное кружение второй тени остановилось у окропленной кровью фотографии Никиты. Яростный вопль, преисполненный ненависти.

- Все придется начинать с начала.! Эту тварь нужно срочно убить.

***

Кривошеев уехал с места происшествия в подавленном состоянии, мечтая с головой зарыться в рутинные дела. Но у судьбы и руководства были на опера другие планы. Начальник отдела, только фигура Кривошеева замаячила в служебном коридоре, с плотоядным задором сунул Михаилу в руки стопку папок.

- Ты мне и нужен! Толик Борщов ушел в отпуск. Займись его делами. И помни, - подполковник выразительно замолчал и выжидательно уставился на подчиненного.

- Да-да! Знаю. Никаких висяков, - ворчливо продолжил Кривошеев, не в первый раз за день чувствуя глухое раздражение. Угораздило же нарисоваться именно сейчас в отделе и попасть под ясны очи Порлицая (так с легкой руки Михаила прозвали горячего на выволочки и прилюдную словесную порку руководителя).  

Остаток дня прошел под знаком нервозности и задавливаемой ярости. Рана больше не кровоточила, но напоминала о себе противной ноющей болью и легким жаром, что тоже не добавляло человеколюбия и благостности. Фигуральным контрольным выстрелом в голову стал звонок от любимой.

- Миш, меня отправляют в командировку на три дня. Наши фигуранты, за которыми гоняюсь которую неделю, засветились в соседнем регионе.

Кривошеев мысленно вынес всех святых и от души припечатал гнусный день с пакостными сюрпризами. Его молчание затягивалось.

- Миш, ты закончил материться? – осторожно спросила Настя. – Можешь теперь вслух что-то хорошее пожелать мне на дорожку?

Раздражение улетучилось, и капитан полиции почти улыбнулся - невеста знала его как облупленного.

- Как раз, родная, заканчиваю внутренний диалог на ненормативном русском, - проговорил он. – Легкой дороги, и помни, что квартира без тебя превращается в логово, а я становлюсь злым и колючим. Приедешь, а тебя встретит обросший и одичавший опер, изголодавшийся по женской ласке. Зацелую и исколю.

- А я тебя побрею, обниму и, как в русских сказках, спать уложу. На утро проснешься добрым молодцем.

Закончив разговор с невестой, Кривошеев задумчиво провел рукой по подбородку с уже наметившейся щетиной.

- Настя еще уехать не успела, а я уже колючий и зверею на глазах. Никуда не годится, пора выкручивать ситуацию на светлую сторону.

Спортивная сумка, в которую когда-то кинул полотенце и плавательные шорты для бассейна, ждала своего часа в кабинете. Михаил посмотрел в угол, где на стуле грудился увесистый баул.

- А не сходить ли в бассейн сегодня? Как ты умеешь уговаривать! Ну, поплавать, так поплавать!

Бассейн встретил привычной влажной прохладой и еле уловимым, но настойчивым запахом хлорки. Михаил нырнул в воду с трамплина, набрал скорость и на пределе сил и дыхания неистово замолотил руками и ногами. Несколько кругов ни о чем не думал, чувствуя только все более нарастающий стук крови в висках. Позволил себе остановиться только, когда начал судорожно хватать ртом воздух и оглох от «набата». Поплыл медленнее, восстанавливая дыхание и утихомиривая ток крови. И в это мгновение почувствовал странное касательное движение вдоль правой ноги. Удивленно обернулся, уверенный, что его обгоняет не замеченный ранее пловец. Но дорожка оказалась пустой. Михаил продолжил движение и вновь по правому бедру ощутил настойчивое холодящее прикосновение. В недоумении оглянулся. Никого!

Не сделал и двух гребков, как накатил сильнейший приступ головокружения, из глубин желудка к горлу рванул тошнотворный комок, жестокой судорогой свело правую ногу. На мгновение почудилось, будто мощная рука с острыми когтями впивается в кожу, пытается утянуть на дно. Боль пронзила до самого бедра. Забился сильнее, выталкивая тело вверх и помстилось - вывинтился из «капкана». Михаил опустил глаза – рваная царапина прорезала ногу до лодыжки, вода рядом интенсивно окрасилась в розовый цвет.

- Что за день такой - все кары небесные на одну несчастную ногу! На сегодня отплавался.  

Тошнота нахлынула с новой силой, картинка перед глазами расплылась. С трудом, словно продираясь сквозь вязкое болото, Кривошеев подгреб к бортику и рывком выдернул тело из воды. К нему уже спешил один из тренеров, дежуривших в бассейне.

- Что случилось?

- Сам не пойму. Похоже на порез. Может на дне острый предмет?

Сотрудник бассейна озадаченно помял подбородок.

- Странно, чистим чашу бассейна каждый день. Приношу извинения от имени клуба. Сейчас попрошу врача подойти и продезинфицировать рану. А по поводу постороннего предмета в бассейне… Вы сегодня последний посетитель. Мы как раз закрываемся. Скажу, чтобы тщательно проверили чашу.

Удивительное дело, но разговор подействовал на Михаила благотворно: спазм окончательно отпустил, тошнота исчезла, зрение восстановилось.

- Странный порез, словно хищник когтем полоснул, - врач (молодая женщина со строгими глазами) осмотрела рану. – Порез неглубокий, хотя и неприятный - края раны рваные., поэтому крови так много. Нужно обработать.

- Не стоит беспокоиться, - невесело усмехнулся Кривошеев. – Одной царапиной меньше, одной больше. С моей профессией учишься не обращать внимание на такие пустяки. Сегодня этой ноге досталось дважды – сначала повредил на месте происшествия, теперь у вас. Не мой день!

Он даже не подозревал, насколько пророческой окажется последняя фраза.  

***

Михаил шел домой тихими улочками, неосознанно обходя стороной людные места. Раздражала забинтованная и увеличившаяся до размера полена нога. С каждым шагом жар в области пореза становился сильнее, но Кривошеев из-за чистейшего упрямства решил добраться до дома пешком, а не на такси.

- Вот еще – на такси ездить! Силу воли вырабатывай. Болевой порог повышай - бормотал по дороге. - Бред какой-то: иду и почти хромаю из-за незначительного пореза. Да, старею. Скоро песочек посыплется. Начну разваливаться на ходу. А однако не смешно – на ногу с каждым шагом все неприятнее наступать.

Спешащая навстречу девушка в кумачовом платке на голове невольно отвлекла от внутренней сосредоточенности на пульсирующей боли в ноге. Прохожая поразила одухотворенным и совершенно нездешним выражением лица. Словно героиня советского оптимистичного кинематографа шагнула на улицы города. Еще чуть и казалось, что она по закону жанра под бравурную маршевую мелодию запоет неудержимо мажорное про вольный ветер.

- Качественный косплей под комсомолку, умницу и просто красавицу, - отметил про себя Кривошеев.

Красная косынка, простенькая блузка в невзрачный рисунок, широкая серая юбка с молоткасто-серпастым принтом, белые носки, босоножки на устойчивом невысоком каблуке только добавляли сходство с героинями пролетарской эпохи. Михаил невольно отметил ладность крепкой фигуры: рельефные икры сильных массивных ног, не обремененная бюстгальтером грудь, перетянутая потертым военного образца ремнем тонкая талия. Незнакомка двигалась свободным размашистым шагом, иногда резко останавливалась, вглядывалась в адресные таблички на зданиях, шевелила губами, читая надписи.

Внезапно картинка мира опять стала дробиться, делиться на множественные фракталы: улица расплылась, потеряла четкость архитектурных линий. На Кривошеева вновь нахлынул приступ тошноты. Михаил прислонился правым плечом к холодящей стене старого здания.

- Товарищ! - окликнула его девушка. – Я все никак не могу сыскать фабрику-кухню. Чай, ты дорогу сможешь показать? Ну, что стоишь тенятом, словно пень глухой. Как дойти-то? А то бабайку взяла, а фабрику никак не найду.

Кривошеев, борясь с одолевавшей его слабостью, оторопело застыл. Незнакомка мило окала и сыпала дорогими сердцу диалектизмами, которые он не слышал с далекого детства. С тех счастливых нежных времен, когда голоногим мальчишкой проводил все лето в деревне у бабушки. Родители Михаила трудились на двух, а то и трех работах, заколачивали каждую копейку. Пытаясь обеспечить себе и ребенку достойную жизнь, они переложили воспитание мальчика на плечи бабушки и упустили самое главное – момент перерождения трогательной детской любви в болезненную обиду и принудительную отчужденность. Бабушка стала для маленького Миши всем – родителем, другом и потрясающим рассказчиком увлекательных и порой страшных сказок перед сном. Благодаря ее сказаниям мальчик узнавал о затаенном мире духов и иных сущностей, заново учился прощать и любить.

Звонкий настойчивый голос незнакомки вернул Кривошеева в действительность. Он не сразу сообразил, о чем его спрашивает девушка. Фабрика-кухня? Любительница костюмированных вечеринок еще и пошутить не прочь. На заре становления народной власти в городе появилась одна из первых в Стране Советов фабрик-кухонь. Тогда одержимо верили, что женщине нового времени не место у плиты, она должна стать соратницей, а не старорежимной женой и матерью. К делу формирования свободной женщины подошли широко, с размахом: выделили на двух этажах помещения, где разделывали, чистили, готовили, парили и варили тысячами сытные обеды для строителей будущего коммунизма.

Девушка задорно и громко рассмеялась.

- Да, ты совсем не бололо!

А Михаил вдруг подумал, что уже видел такие волосы с медово-медным отливом, орехового цвета глаза в опушке светлых ресниц и характерное «азиатское» скуластое и круглое лицо. Только никак не мог припомнить, где. Накатывающие приступы тошноты мешали сосредоточиться.

- Что уставился? – продолжала заливаться энергичным колокольчиком незнакомка. – Глазами дырку на мне прожег. Чай, понравилась? А я тебя что-то не припомню на собраниях. Я бы такого точно заприметила. Приходи, на Негорелую улицу в бывший дом купца Потемкина. Мы там уже месяц квартируемся всей ячейкой. Спросишь Нину Пряхину. Это я. Дело каждому найдется!

Картинка мира мелко дрожала, плыла и кружилась в хаотичном танце. Слабость усилилась. Ноги налились свинцовой тяжестью и подкашивались – Кривошеев уже всем телом навалился на стену здания, стремясь найти опору, чтобы не рухнуть.

- Что-то ты квелый. Пойдем вон в проулок, там большая лавка пристроена. Посидишь, отдохнешь, в себя придешь, - наплывал издалека голос Нины Пряхиной.

Она настойчиво тянула Кривошеева за собой, пытаясь увлечь его в один из многочисленных переулков города. Вибрация телефона в кармане джинсовки встряхнула мужчину, подступившая к горлу тошнота чуть ослабила хватку. Кривошеев достал аппарат. Рука Нины Пряхиной соскользнула с запястья.

- Миш, ты куда пропал? – Настя была явно встревожена и говорила громче, чем всегда. – Битых два часа до тебя ребята из отдела пытаются дозвониться, а ты трубку не берешь. У них появились какие-то новые вводные по делу, на которое сегодня выезжали. Перезвони Саше Трофимову!

Кривошеев не мог ответить любимой - язык превратился в пудовую гирю, которой никак не пошевелить, во рту стоял металлический привкус, Он лишь выдавил нечленораздельное бормотание.

- Что ты сказал? Ничего не поняла, только голос угадывается сквозь шум и треск. Связь пропадает. Надеюсь, ты меня слышишь. Миш, позвони прямо сейчас Саше. Он что-то важное нарыл. Хочет с тобой обсудить. Я уже скучаю. Родной, поберегись, если не ради себя, то для меня. Люблю! (последнее слово девушка прошептала и нажала на отбой)

Чем дольше звучал любимый голос, тем лучше становилось Кривошееву. Странный морок потихоньку отпускал, липкая слабость отползала, а тело вновь наливалось молодостью и силой. На последнем слове Насти Михаил почти почувствовал, как теплая невесомая ладонь девушки мягко погладила по щеке.

Если бы капитан полиции во время разговора с любимой посмотрел на лицо Нины Пряхиной, его бы поразили происходящие на глазах превращения. По нежному лицу девушки прошла странная рябь и сквозь чистые юные черты проступила грубая маска: нежная пухлость губ сдулась, превращаясь в жесткую недобрую прорезь рта, ореховый цвет глаз выцвел, наливаясь злой желтизной. Метаморфозы длились мгновение, когда Михаил завершил разговор с Настей и поднял глаза на Нину, перед ним вновь стояла девушка-комсомолка.

- Пойдем, провожу до лавочки, - настаивала она. В напористом голосе появились нотки нетерпения.

Кривошеев растерянно посмотрел на собеседницу, словно только сейчас вспомнил о ее существовании. Он не успел ответить, как в кармане куртки вновь настойчиво задергался телефон. Аппарат истошно разрывался, словно пробудился от коматозного состояния и спешил донести до капитана полиции всю информацию, о которой умалчивал в течение последних двух часов. Пришло несколько оповещений о непрошедших звонках от коллег, эсэмэски от Саши Трофимова, раздраженное голосовое сообщение от Порлицая, который искренне негодовал, что подчиненный в свое законное свободное время имел наглость пропасть с его вездесущих радаров и не спешил ответить на начальственный призыв. Капитан понял очевидное - у него совсем нет времени на приступы странной слабости и нет времени рассиживаться на лавке под присмотром незнакомки. Обозначились неотложные дела: предстояло узнать, что накопал умница Саша, почему так взъелся Порлицай и что понадобилось остальным коллегам.

- Спасибо, Нина, не стоит. Мне уже хорошо. Простите, не смогу вас проводить до здания, где когда-то размещалась фабрика-кухня. Но вы уже почти дошли – стоит лишь завернуть в соседний переулок, - Кривошеев запнулся, внезапно осознав, что последние несколько минут девушка его тянула именно в нужном направлении. – Впрочем, думаю, вы сами знаете, куда следует идти.

Он двинулся в сторону отдела, гоня прочь мысли о странной встрече и подозрительном поведении девушки. Другие дела настойчиво напоминали о себе. Отдых и сон, как часто бывало, отложились на неопределенный срок.

Нина угрюмо смотрела вслед стремительно удаляющемуся полицейскому. Из переулка, в который девушка упорна влекла Кривошеева, вышел крепкий молодой человек. Все в его одежде и манере поведения навевало на мысль о неспокойных и лихих девяностых: аляповатый и лоснящийся синтетическим блеском спортивный костюм с традиционной олимпийкой на молнии, широкая золотая цепь, внушительных размеров печатка, кожаные туфли с металлическими «подковами» на острых носах. Он подошел к девушке и ядовито усмехнулся.

- Гляжу и у тебя не срослось! А так таращилась, мол, плевое дело заманить лоха в наши лапы.

- А у тебя лучше получилось? – брызгая слюной, яростно зашипела вмиг постаревшая и подурневшая Нина Пряхина. – Это я в бассейне с Кривошеевым справиться не смогла? Нет, это ты его не одолел! Так что нечего на зеркало пенять, коли рожа кривая.

Они ненавидяще сверлили друг друга белесыми глазами.

- Как пройти на фабрику-кухню... Ты совсем квелая? Еще бы спросила, как пройти в библиотеку – он бешено выплевывал каждое слово, угрожающе нависая над собеседницей. - И зачем ты напялила доисторический платок на голову и дурацкую юбку.

- А сам чем лучше? – враждебно засипела та в ответ. - Ничего посовременнее, кроме допотопного дешевого спортивного костюма не нашел? И еще эта приметная татуировка на руке. Она выдает тебя с головой! Многие в городе помнят, какой показушник чванился татуировкой в виде колеса.

Они снова замолчали. Казалось, воздух утратил легкость и прозрачность, наливаясь свинцовым цветом и приобретая вязкость. Потом Нина провела по лицу рукой с длинными хищными ногтями, вновь меняясь на глазах.

- Оба не справились. Пока ни у тебя, ни у меня не получилось довести дело до конца. Что дальше? Времени у нас осталось совсем ничего. Скоро день рождение паршивца. Коли вместе не одолеем, каждый вернется к своему не солона хлебавши.

- Не учи ученого. Салага ты в решаловых вопросах по сравнению со мной, - неприязненно выдавил Крутицкий, зримо матерея на глазах, но потом примиряюще добавил. – Лады, оба тормоза. Давай охолонем чуток. Для начала дерябнуть беленькой нужно. Но не до автопилота. С ней, родимой, дела пойдут как по маслу. Еще бабы хорошо думать помогают. Но здесь бесперспективка. С тобой баунти у нас не завяжется, мне нравятся модельки, а ты больше на кобыздоха похожа. (мерзенько дробно засмеялся) Так что бабы отметаются. Чарку бухну и буду думу думать. Почапали на хату. Только по дороге заскочим в магаз. Лавэ есть, чтобы купить водочки-селедочки.

И странная парочка, заигравшаяся в комсомолку из тридцатых годов и гопника из мутных девяностых неспокойного двадцатого века, нырнула в один из многочисленных запутанных переулков.

***

Ничего не подозревающий о странных персонажах Кривошеев широким шагом отмахивал расстояние до отдела полиции. Нога, как ни странно, больше не болела. Телефон, будто разбуженный звонком Насти, исправно разрывался новыми оповещениями, подгоняя капитана.

Кривошеев проскочил знаменитый городской овраг. В первые годы становления советской власти на этом месте в неприметном двухэтажном домике с толстыми кирпичными стенами разместился НКВД. Только посвященные люди знали, что неказистое строение уходит в землю разветвленной сетью подвалов. В них сметливые и скорые на расправу слуги народа оборудовали казематы для несогласных и неугодных. Здесь же в закрытом глухим забором дворе расстреливали без суда и без особого следствия. Столько народа положили, столько крови пролили, столько душ сгубили; и место впитало в себя беззаконие и боль, долгие годы оставаясь черным пятном на карте города. НКВД расформировали, выехали из старого здания очередные борцы за советскую власть, переселившись в нарядное с каменными барельефами строение на главном проспекте, а горожане все отводили взгляд и прибавляли шаг, проходя мимо оврага. Место пребывало в запустении, буйно зарастая сорным кустарником, колючим репейником и жгучей крапивой.  

В девяностые ни один здравомыслящий человек близко не совался. Местные рэкетиры приноровились прикапывать здесь трупы. Оскверненная земля вновь принялась собирать страшную жатву в виде человеческих душ. Пустырь превратился в зловещее кладбище неуспокоенных душ и смердел, распространяя тошнотворное зловоние на ближайшие кварталы.  Когда отвратительный дух доплыл до близлежащих многоквартирных домов и полчища жирных, отливающих зеленым мух настырно полезли в окна, город не мог больше делать вид, что оврага не существует. Народ потребовал смести позорное пятно с лица города, и властям пришлось реагировать. Вскоре спецы из группы криминальной милиции протоптали тропинки по оскверненной земле и извлекли из недр нехорошего оврага дюжину тел разной степени разложения.

После завершения эксгумаций власти не нашли ничего более умного, как навезти к городской «достопримечательности» несколько самосвалов с землей и щебнем и засыпать овраг. На образовавшейся площадке инициировали активное шевеление строительной и прочей техники. Место по всему периметру обнесли высоким глухим забором. Но горожане вскоре прознали, что на костях возводится храм. Люди набожно крестились, потрясенные грядущими преображениями, но примирились - лучше пусть белокаменный храм сияет золотом куполов и строго смотрит на грешников святыми крестами, чем место вновь зарастет и превратится в стихийное кладбище несчастных и обездоленных, численность коих продолжала множиться.

Двадцать лет спустя никто не вспоминал о дурной славе места, от которой и сохранилось только название «Чурилов овраг». Храм высился доминантой, являя городу двенадцать золотых маковок, увенчанных изящными витыми крестами. Площадь замостили аккуратными дорожками, разбили сквер, засадили серебристыми тополями и декоративными яблонями.

Михаил почти пересек площадь, когда вновь почувствовал прилив слабости, во рту появился противный металлический привкус. Усилием воли он погасил накатывающее волнами головокружение и продолжил идти, почти не снижая темпа. С площади свернул в переулок, сокращая путь до отдела полиции. Под ногами бугрилась дореволюционная мостовая из выглаженного не одним поколением горожан природного камня. Вдоль дороги пучились невзрачными оконцами низенькие дома, построенные в начале двадцатого века и вросшие со временем до середины первого этажа в землю. Кривошеев все же вынужден был остановиться, чтобы перевести дух. Он прислонился пылающим лбом к шершавой стене приземистого старого здания. Небольшая табличка, размещенная на стене на уровне глаз, привлекла внимание. Михаил похолодел, когда прочитал выгравированную на гранитной поверхности информацию.

«Дом купца Емельяна Потемкина. Построен в 1905 году. В 20-ые годы XX века экспроприирован и передан народной власти. В 30-ые годы XX века здесь проводила свои заседания трагично знаменитая комячейка города».

Далее аккуратным столбиком перечислялись тринадцать фамилий и имен – состав комячейки. Третьей значилась Нина Пряхина.

- Чехарда какая-то. Многовато Нин Пряхиных нынче развелось в нашем неприметном городишке. Нужно с Ириной проконсультироваться.

Не откладывая в долгий ящик, он достал из кармана куртки телефон и набрал номер Ирины Крутовой – доброй знакомой, профессионального историка. Кривошеева с первого взгляда покорила ее выразительная русская красота. Ирина была на десять лет старше, поэтому молодой человек и после нескольких лет знакомства испытывал почти юношеский пиетет перед эрудированностью и внутренней интеллигентностью историка, знающего самые потаенные секреты родного города. Они приятельствовали много лет, и Михаил часто обращался к талантливому краеведу за консультацией.

Ирина приняла вызов на втором гудке.

- Миша, рада вас слышать. Но вынуждена предупредить, не смогу долго говорить. Нахожусь на встрече. Пяти минут будет достаточно?

- Ирина постараюсь не задерживать. У меня нет определенного вопроса. Пока только, как говорится, полицейская чуйка сработала. Не расскажите мне о Нине Пряхиной.

продолжение рассказа:

Жертва на крови (1)

Жертва на крови (2)

Показать полностью
27

Молчи или умри

Пишет мне девушка, имя просила не называть. Назовем ее… Аня.

Молчи или умри

«Привет. Надеюсь, у вас все порядке. Это начались давно. Корни уходят в прошлое моей матери, на которую когда-то навели порчу. Мы тогда долго по съёмным квартирам мотались, из города в город, пока вроде всё не улеглось. Но настоящий кошмар начался уже в моей взрослой жизни. После свадьбы.

Вышла я замуж в октябре, несколько лет назад. Свадьба была в деревне, откуда муж мой родом. Сама я городская, и ни имени своего, ни названия той деревни говорить не буду, извините. Муж был меня на пару лет младше. Знакомство наше – наполовину случайность, наполовину вроде как сведение. Такая вот любовь.

Деревня, где жила его родня, была… особенной. Там люди до сих пор жили по заветам предков. В чертовщину свято верили. По вторникам голову не мыть – к покойнику. Птица в окно стукнула – к беде. И прочая дичь. Я, человек с высшим образованием, сначала просто ухмылялась про себя.

Семья у него была огромная. Типичный деревенский клан. Семь братьев-сестер, их родители, жены, дети – все жили в одном здоровенном, старом доме, который они гордо называли "усадьбой". Земля своя, хозяйство. Первые дни я сходила с ума от этого средневековья. Свекровь моя постоянно причитала, что на них соседи порчу навели, поэтому то корова сдохла, то сын ногу сломал. Я мимо ушей пропускала. Думала, бабские бредни.

Моя золовка (жена брата мужа) была нормальная девка, из наших, городских. Она меня потихоньку вводила в курс дела. С кем дружить, а кого куда подальше слать. Шептала, что свекровь – баба с гнильцой, и что муж мой тоже не так прост, как кажется.

Я и сама об этом догадываться стала.

Странности с мужем начались почти сразу. Как-то ночью, недели две после свадьбы, просыпаюсь я в туалет. Возвращаюсь – а его на кровати нет. Ночь, темень, тишина такая, что в ушах звенит. Я в панике: куда он мог деться? Зову шепотом – тишина. Вышла в коридор, заглянула в другие комнаты – все спят, храпят. Дом спит мертвым сном. Возвращаюсь к себе, уже на измене, открываю дверь, и сердце у меня в пятки уходит.

Сидит, гад, на кровати. В руке телефон, и улыбается.

Я за сердце схватилась: "Ты где был? Я чуть не с ума не сошла со страху!"

А он ржет. "Под кроватью, – говорит. – Решил пошутить".

Знаете, вот нифига смешно не было.

В этом доме мне после заката всегда становилось жутко. Наша комната была в самом дальнем углу. Рядом – гостевая, пустая, а за ней – комната свекрови. Перед комнатами – длинный коридор-веранда, застекленный, с решетками на окнах. А за ним – двор и старая, огромная шелковица. Я на это дерево даже смотреть боялась по ночам. Казалось, на его ветвях не листья, а чьи-то силуэты качаются.

Вся эта семья была фальшивой до тошноты. В лицо улыбаются, за спиной – кости моют. Любая проблема – насморк у ребенка, ссора с соседом – бегом к местной бабке-колдовке. Заговоренная вода, амулеты, какие-то узелки под порог совать – для них это было как зубы почистить.

Однажды ночью мне приснился сон. Будто выхожу я из комнаты, а в доме темень, хоть глаз выколи. И кто-то меня зовет по имени, тихо так. Я иду на голос, а в коридоре стоит младшая сестра мужа, а перед ней – маленький сын золовки. Я зову сестру по имени, поднимаю глаза… и понимаю, что это не она. Лицо то же, а глаза чужие. И улыбка… Боже, такая злобная улыбка, что от нее все внутри леденеет. Я во сне закричала и проснулась в слезах. Муж вскочил, начал трясти: "Что приснилось? Рассказывай!" Я отнекивалась, но он настоял. Рассказала. Он как-то странно хмыкнул и велел спать.

Наша комната, как я потом узнала, долго стояла запертой. И ванная, которая к ней примыкала, вызывала у меня животный ужас. Вечно казалось, что из-за занавески на меня кто-то смотрит.

Потом золовка мне рассказала страшную вещь. Говорит: "Твой-то тоже по бабкам бегает. Я сама видела, как он в вашей комнате на люстру, под колпак, какой-то сверток с травами и волосами прятал. Амулет, говорит". И я ей поверила.

Как-то раз к мужу приехали друзья. Сидели в гостевой, пили самогон. Я ему в телегу написала: "Иди скорее, мне одной стремно, спать хочу". Было уже за полночь. Я от скуки встала перед старым трельяжем, расчесывалась. У меня волосы длинные. Расчесала, пшикнула духами, а потом… знаете, как в рекламе, встряхнула волосами и кокетливо так посмотрела на себя в зеркало. Потом легла, муж пришел, мы уснули.

Часа в два ночи снится мне сон. Будто сижу я на какой-то койке с панцирной сеткой, она подо мной качается, а ко мне тянутся десятки рук. А я прижимаю к себе куклу. И в этой кукле что-то очень важное, и руки эти хотят ее отнять. И вдруг одна рука – костлявая, сухая – хватает меня за волосы и дергает точь-в-точь так же, как я сама сделала это перед зеркалом.

Я проснулась с диким криком. Мне казалось, это было наяву. Муж опять меня успокаивал, а когда я рассказала сон, засмеялся: "Дурочка, эта важная вещь в кукле – это я. Спи давай".

Но это все были детские шалости. Прелюдия.

Свекровь с каждым днем смотрела на меня все злее. Это была уже не та женщина, что приезжала свататься. Она видела во мне врага, который отнял у нее любимого сыночка. И знаете, что она сделала в нашу первую брачную ночь? Притащила раскладушку и легла спать рядом с нашей дверью. Зима начиналась, холодно, но она спала там неделю. Каждую ночь. А утром, за завтраком, громко так, чтобы все слышали, говорила: "Ну вы, голубки, и болтали вчера до утра. Я все-все слышала". Я от стыда готова была под стол залезть.

Однажды вечером муж катал меня на тракторе по их полю за домом. Мы смеялись, дурачились. И тут я увидела свекровь. Она стояла у забора и смотрела на меня. В ее глазах была такая черная, концентрированная ненависть, что меня аж в дрожь бросило. Она не улыбалась, ничего не говорила. Просто сверлила взглядом. Будто пыталась прожечь во мне дыру.

Золовка потом сказала: "У нее глаз черный. Читай "Отче наш" про себя, когда она рядом".

А потом был сон, который я не забуду никогда. Снится, что свекровь ведет меня в какое-то заброшенное здание, двухэтажное. Внутри мусор, хлам, вонь. Мы поднимаемся на второй этаж, она подводит меня к стене, и я вижу ее лицо близко-близко. Оно перекошено от ярости. Она достает огромную, ржавую цыганскую иглу. И этой иглой, тварь, начинает мне зашивать кожу прямо под глазом. Как будто штопает. И при этом что-то шепчет. Не помню, что, но это была не просто угроза. Это был смертельный приговор. Я проснулась от того, что у меня все тело ломило, будто меня всю ночь иголками тыкали.

Скоро мужа отправили на заработки в город. Я осталась в этом аду одна. Свекровь переехала спать в мою комнату. Я спала на кровати, она – на раскладушке рядом. И все равно каждую ночь просыпалась от кошмаров. Однажды из-за какой-то мелочи на меня накинулась вся семья. Орали, материли такими словами, что у меня уши в трубочку сворачивались. Свёкор даже с кулаками полез. Я забилась в угол и просто молчала. В тот день они выставили раскладушку свекрови из моей комнаты со словами: "Спи одна, тварь".

Я заперлась на все щеколды. Прочитала все молитвы, какие знала. Плакала, пока не уснула. Мать по телефону сказала: "Что бы ни случилось, дверь ночью никому не открывай". Я так и лежала, ждала стука в дверь, ждала, что они придут меня убивать.

Примерно в три часа ночи, в самый мертвый час, мне начало что-то сниться. Какая-то гора, дома… Потом стук в дверь. Я открываю – на пороге свёкор, свекровь и деверь. "Пусти отца, – говорит свекровь, – ему плохо, полежит у тебя". Я, как дура, во сне говорю: "Да, конечно, проходите". Свёкор ложится на мою кровать, а я вроде как ухожу в другую комнату.

И тут сон обрывается. Я лежу в своей кровати, в своей комнате. Но отчетливо, физически чувствую, что рядом со мной кто-то есть. Слева от меня продавился матрас. Точно так же, как когда муж рядом спал. И тут, прямо у моего уха, раздается шепот. Хриплый, старческий, до боли знакомый. Голос моего свёкра.

"Я все знаю, что они с тобой делают".

В этот момент я перестала дышать. Тело парализовало. Одеяло вдруг стало свинцовым, я не могла его даже скинуть. Я лежала, уткнувшись носом в подушку, и боялась даже моргнуть. Я не знаю, как описать этот ужас. Это был не страх смерти. Это было что-то грязное, омерзительное. Я поняла, что сон был не сон. Что он в моей комнате.

Не знаю, откуда взялись силы. Я собрала всю волю в кулак, резко скинула одеяло и села на кровати. В комнате никого не было. И я начала читать "Отче наш". Громко, срываясь на крик, давясь слезами. Я орала в пустоту: "Господи, спаси и сохрани! Защити от нечисти, от злых людей!".

И знаете что? Воздух в комнате как будто изменился. Стал чище, легче. Напряжение спало. И в этот самый момент, как только я замолчала, за окном прокричал первый петух. А за ним – второй. Начало светать.

Я никому об этом не рассказала. Кто бы мне поверил? Сказали бы, что сбрендила. Но я знаю, что это было. Я знаю, КТО был в моей постели той ночью.

Я сбежала из этого дома через месяц, когда вернулся муж. Просто собрала вещи и ушла. Развелась.

А потом узнала, что благоверный мой — черный вдовец. До меня был четырежды женат. Все жены старше его были. И все вскоре после свадьбы умирали.

P.S Я выжила только потому, что молчала. Я ни разу не показала им, что знаю, какие они. Что я видела их черные души насквозь. Если бы они поняли, что я все знаю, они бы меня там, в этой деревне, в лесу и закопали бы.

Так что вот мой вам совет: если попали в змеиное гнездо – притворитесь змеей. И молчите. Молчите до тех пор, пока не сможете уползти».

*(Пауза, тихий эмбиент)*

Жесть, правда? Вот такая вот деревенская идиллия. А мы идем дальше. Следующая история – про дом, который не хотел принимать новых жильцов.

Показать полностью
28

Ругенбрамс

Вы когда-нибудь слышали о городе Ругенбрамс?

Официально такого места не существует. Но стоит вбить его название в навигатор, и вы найдёте дорогу. Правда, двигатель вашего автомобиля заглохнет, как только вы увидите в тумане огни города. С этого момента ваша прежняя жизнь останется позади.

Первая глава здесь: Глашатай

Вторая глава здесь: Болтун

Третья глава здесь: Румия

Четвёртая глава здесь: Хелле

Пятая глава здесь: Уважаемый Герман Штраус

Шестая глава здесь: Вести Ругенбрамса

Седьмая глава здесь: Странные похороны

Восьмая глава здесь: Стук в дверь

Девятая глава здесь: Реальный мир

Десятая глава здесь: Житель Ругенбрамса

Одиннадцатая глава здесь: Большая рыба

Двенадцатая глава здесь: Разговор

Глава 13. День перед выборами

— Сегодняшний указ: всем провести день на свежем воздухе! — выкрикнул глашатай прямо под моим окном.

Я проснулся и ощутил, что в комнате что-то опять изменилось. Как будто стало чуть просторнее. Да и шкаф со стулом уже не выглядели такими старыми. Даже обои со светло-зелёными веточками и персиково-розовыми бутонами, казалось, за ночь набрали цвета. Изменения, если они и были, то настолько незначительными, что их легко можно было списать на разыгравшееся воображение.

К тому же сейчас меня больше беспокоил другой вопрос: откуда взялся новый указ?

Герман Штраус погиб, а значит, он не мог его придумать... или всё-таки мог?

Что, если мэр, как и Хелле, тоже стал голограммой? Тогда, возможно, с его помощью у меня и правда появится шанс выиграть эти выборы.

Хотя... что я вообще знаю о выборах в Ругенбрамсе?

Я надел штаны и белую рубашку, затем, задумавшись, подошёл к шкафу и стал разглядывать пиджак. Подходит ли он для кандидата в мэры? Или в таком городе, как этот, лучше сразу надеть белый больничный халат с вырезом сзади?

Но чем больше я думал о выборах, тем сильнее мне хотелось занять эту должность. Наконец-то я смогу не подчиняться Ругенбрамсу.

И у меня появится шанс всё изменить. Навести порядок. Узнать правду. Однако правда, возможно, не даст мне ничего, кроме разочарования. А может, и вовсе окажется всего лишь очередным указом, написанным кем-то, кого я никогда не увижу.

С этим настроем я спустился вниз. В обеденном зале меня уже ждали трое.

Петер и Гуннар сидели, чуть наклонившись вперёд. Между ними неподвижно стояла Алма: руки сложены, глаза прикрыты. Судя по их лицам, разговор предстоял важный.

— Меня зовут Гуннар, я булочник, — представился первый.

— А я Петер, мясник, — добавил второй.

— Алма, аптекарь, — завершила представление пожилая женщина.

Что-то было не так. И только хорошенько подумав, я понял, что именно.

— Подождите, вчера же всё было наоборот? Гуннар был мясником, а Петер — булочником?

— Иногда мы меняемся, — улыбнулся Петер, хищно обнажив белоснежные зубы.

— Зачем? — искренне удивился я.

Алма, до этого молчавшая, вдруг оживилась и заговорила. Она была маленькой, сухонькой, вся в тонких морщинах. Казалось, ей не просто за девяносто — она будто прожила несколько чужих жизней вдобавок к своей. Длинные седые волосы, тёмно-фиолетовое платье с рукавами-бабочками — выглядела она так, будто сошла с пыльной иллюстрации из старого фолианта.

Голос её оказался неожиданно высоким, почти писклявым. Слова вылетали из её рта с такой скоростью, что они почти сливались в один беспрерывный поток. Я едва успевал улавливать суть.

— Не обращай на них внимания, Эрик. Они ж ещё молодые — им скучно. Вот и балуются. Когда только они попали сюда, мы долго не могли их различить.

Я машинально бросил взгляд на Гуннара и Петера. Они оба одновременно скосили на неё глаза и переглянулись. Один сделал удивлённую мину, второй как будто едва не фыркнул.

Мясник и булочник и правда были очень похожи — оба светловолосые, одного роста, с почти одинаковыми чертами лица. Только один носил щетину, а второй был гладко выбрит. Один слегка сутулился, другой, напротив, держался с неестественной прямотой.

— Хотя они и не близнецы, — продолжала она. — Вообще они добрые, но со странным чувством юмора. Так что, если начнут подшучивать, а они обязательно начнут, — не принимай близко к сердцу. Это у них такой способ разряжать обстановку.

Она немного замялась, прищурилась, будто что-то вспомнила, и добавила:

— Помню, однажды они целую неделю ходили в одинаковых чёрных халатах, «давали концерты» для соседей и уверяли всех, что теперь они рок-певцы: Оззи и Бон, — она хмыкнула, — но, впрочем, не будем отвлекаться.

Я тихо хмыкнул. Абсурда, казалось, было уже с избытком, но этим двоим явно хотелось добавить щепотку от себя.

— Мы пришли, чтобы подготовить тебя к выборам, — произнесла она уже серьёзным тоном, — дело ведь серьёзное! И ты не понимаешь, насколько многое от этого зависит! Но прежде… сходи-ка ты к Йохану, уговори его выполнить указ, пока чего плохого не случилось.

Она внезапно замолчала, резко, будто кто-то выключил её голос.

Я растерялся, как человек, который долго бежал, а затем внезапно остановился и не смог вспомнить, зачем он вообще бежал.

— А... указ-то откуда? — выдавил я из себя, наконец, озвучив мысль, которая вертелась у меня в голове ещё до начала её стремительного монолога.

— Не понимаем вопроса, — ответили Гуннар и Петер хором. Они синхронно нахмурились, и на миг мне даже показалось, что у меня в глазах двоится.

— Ну… если Герман Штраус умер… кто тогда составил сегодняшний указ? — повторил я, стараясь говорить как можно понятнее.

Петер расплылся в широкой, почти добродушной улыбке:

— Ты всё неправильно понял, — протянул он. — Мэр не придумывает указы. Их присылают ему по обычной пневмотрубе.

Обычная пневмотруба. Конечно. Почему бы и нет? Я уже начал привыкать к тому, что здесь всё можно объяснить, толком не объяснив.

— То есть… выходит… а мэр тогда чем занимается? — вырвалось у меня.

— Так ведь всем остальным! — весело откликнулись оба, словно это была самая очевидная вещь на свете.

И тут один из них вдруг бросил второму:

— Хотя, если честно, я до сих пор не понял, чем.

— Не начинай, — отрезал другой. — Мы это уже обсуждали!

Они замолчали и молча уставились на меня.

— Ага… — сказал я. Во мне зашевелилось какое-то невнятное раздражение. Я стоял перед ними, а в голове неприятно пульсировало: кто всё-таки на самом деле управляет Ругенбрамсом?

***

Я понятия не имел, как убедить Йохана выйти на улицу, но одно было ясно: оставаться внутри теперь для него стало куда опаснее. И он должен это понять.

Внутри редакции было пусто и пахло свежими чернилами. Я шагнул внутрь и на мгновение подумал, что пришёл слишком поздно. Может, он уже умер от очередного нелепого несчастного случая.

Но, присмотревшись, я заметил какое-то движение за массивной конструкцией пресса. Я обошёл его и увидел Йохана. Он сидел на полу — всё в том же грязном халате. В руках он крепко сжимал испачканную чернилами печатную форму и раскачивался вперёд-назад, словно маятник.

Заметив меня, он поднял голову и почти беззвучно прошептал:

— Время и пространство — это… человеческое изобретение. Оно нужно, чтобы обманывать мозг, — он погладил ладонью висок. — Чтобы заставить постоянно спешить, бояться опоздать, ждать кого-то, кого не должно было быть… Всё это — иллюзия, Эрик. Понимаешь?

— Нет, — честно ответил я.

А потом добавил тем тоном, каким обычно разговаривают с душевнобольными:

— Йохан, что с вами? Вы слышали указ?

Его лицо побледнело.

— Слышал… Да… Точно слышал!

— Вам нужно выйти на улицу.

Он нежно провёл пальцем по шву формы.

— Я не могу, — сказал он наконец. Тихо, как будто извинялся.

Конечно, я мог попробовать его уговорить или даже силой вытащить наружу. Но что-то в его голосе удержало меня, и я осмелился спросить:

— Это вы сами так решили? Или кто-то заставляет вас оставаться здесь?

Он озадаченно посмотрел на меня, улыбнулся и громко прошептал:

— Я им говорил, что у меня работа. Нельзя останавливать пресс. Краска засохнет — всё придётся отмывать, а форму переделывать. А это дни. Но они не слушали. Схватили меня… и потащили. А потом мы ждали дождя… Целый день ждали, чтобы танцевать. Такой был указ. Танцевать под дождём. Но его всё не было и не было… А потом, когда солнце должно было зайти за горизонт, — оно не зашло. Оно стало приближаться. Всё ближе и ближе. Всё жарче и жарче… Мы все горели. Одежда плавилась. Было больно… Очень больно! — он посмотрел на меня странным безумным взглядом, а потом медленно проговорил. — С тех пор я не выхожу. Оно ведь там… до сих пор. А они не слушают…

Я невольно взглянул в сторону окна. Солнечный прямоугольник на полу медленно двигался — ничего особенного. Но мне показалось, что он стал чуть больше, чем минуту назад. Я вздрогнул и почувствовал, как напряглись плечи. Пришлось заставить себя собраться.

— Кто они? — ласково уточнил я.

— Гуннар и Петер, — прошептал Йохан, испуганно сжавшись. — Они снова придут. Я знаю.

Йохан вдруг расплакался, опустив лицо, так что на мгновение показалось, что он сжимает не часть пресса, а мягкую плюшевую игрушку. Как маленький мальчик.

— Эрик… не верь им…

— Кому? — осторожно переспросил я.

— Гуннару и Питеру, — ответил Йохан, продолжая плакать, — на самом деле, это один человек. Очень злой человек.

— Что вы имеете в виду? — я не успел договорить.

Дверь в редакцию распахнулась. Вошли те, кого мы только что обсуждали, — мясник и булочник. Их лица были мрачны, движения слажены и резки.

— Хватит, — сказал Гуннар.

— Мы поможем тебе, — добавил Петер.

Без лишних разговоров они подступили к Йохану, схватили его за ноги и начали тащить к выходу. Он изо всех сил вырывался, кричал… но был слишком слаб и напуган.

— Прекратите! — приказал я им.

Они остановились, обернулись и уставились на меня — одинаково, не моргая.

— Это для его же блага! — сказал Петер, — не надо нам мешать!

— А зачем ты вообще решил баллотироваться в мэры? — тихо, почти без интереса, следом произнёс Гуннар.

— Чтобы заняться чем угодно, лишь бы не писать? — добавил Петер, не отрывая взгляда.

— Неудачник, — усмехнулся Гуннар.

— Не обижайся, — сказали они вдвоём, — мы так шутим!

И в этот момент я увидел то, чего раньше старался не замечать. Они действительно вели себя как один человек. Не как напарники, не как братья, а как проявление одного сознания, разделённого пополам.

Они вновь потащили Йохана к выходу. Когда дверь за ними захлопнулась, сразу наступила гробовая тишина. Только где-то за стеной ещё несколько секунд слышались всхлипы. Но вскоре и они стихли.

***

Я пересёк площадь и оказался около трактира. Рядом со входом уже стояли четыре стареньких шезлонга с полосатой парусиновой тканью, выцветшей и пережившей, кажется, всё на свете. Первым в ряду сидел Гуннар, широко расправив плечи, как будто охранял вход в собственный дом. Рядом, съёжившись, будто пытаясь стать меньше, дрожал Йохан — он вцепился в деревянные подлокотники шезлонга, царапая их ногтями. За ним — Петер, сложив руки на животе и поглядывая на меня с ленивой угрозой. А в конце — Альма, на её плече гордо восседал Болтун.

— Ты не ведаешь, во что влез, — сказал попугай. — Андреас не просто отрок, а выборы в Ругенбрамсе сильно отличаются от выборов в Громком мире.

— Я догадался, — ответил я. — Так как они здесь проходят?

Йохан, выждав момент, попытался вскочить с места и сбежать — судя по траектории, в сторону редакции. Но булочник с мясником сработали быстрее: схватили его за плечи и усадили обратно.

— Попробуешь ещё раз — мы тебя свяжем, — пригрозил Петер.

Меня передёрнуло. Но я прекрасно понимал: против булочника и мясника один я не выстою. Поэтому промолчал. Не потому что испугался... Хотя нет — кого я обманываю. Именно поэтому и промолчал.

Альма подняла свою руку и начала гладить перья Болтуна. Попугай с каким-то звериным блаженством прикрыл глаза. Потом неожиданно встрепенулся и продолжил уже будничным тоном:

— Политическая борьба у нас происходит в отнюдь не переносном разумении. Ты ведаешь, как биться на мечах?

Вопрос выбил меня из колеи. Я был готов к странностям — к любым, но не к этому.

— Никогда в жизни не держал подобное оружие, — признался я.

— Добро! — воскликнул Болтун с каким-то зловещим восторгом. — Потому что градоначальником станет тот, кто испустит дух в бою!

Мир сжался вокруг, внезапно стал тесным, плотным, как мешок, натянутый на голову.

— Что-о-о? — вырвалось у меня, и я бросил взгляд на Йохана — того самого, кто уже пережил одну смерть.

Мне совершенно не хотелось превращать свой разум в фарш.

— Я хочу отказаться, — твёрдо сказал я. — Нет, на такое я не подписывался. Идите вы все лесом!

Я сделал пару шагов, ещё не понимая, куда иду, как вдруг раздался смех. Смеялись все пятеро.

— После захода солнца, — крикнул Болтун, — ты будешь биться на кладбище. Хочешь ты этого али нет. И ты либо сам падёшь на поле брани, либо Ругенбрамс тебя погубит. А ещё тебе ни в коем случае не подобает допустить Андреаса до градоначальства.

— Почему? — удивился я.

— Потому что, если он им станет, — попугай начал объяснять мне, будто я полный идиот, — Ругенбрамс обратится в арену бесконечной бойни. Всяк начнёт биться за выживание. Мы будем гибнуть — и никто даже не вопросит, хотим ли мы возвращаться. Нас просто будут оживлять. Снова и снова. Снова и снова…

Горло сжало так остро, что я едва сглотнул. Я не был уверен, что для меня будет страшнее в этой ситуации: проиграть… или победить.

Продолжение следует: четырнадцатая глава появится здесь в пятницу, 17 октября.

Автор: Вадим Березин

Спасибо, что прочитали. Подписывайтесь!

Ругенбрамс

ТГ: https://t.me/vadimberezinwriter

UPD:

Следующая глава здесь: Ответы

Показать полностью 1
12
CreepyStory
Серия Мои рассказы

ИИнфекция

Если боитесь подхватить инфекцию — лучше пролистайте (хотя даже так она коснётся вас).
Лучше поставьте фильтр контент нейросетей.
Или это уже не вирус, а симбионт?


Долгое время я работал редактором... простая должность, простые тексты.
Сидел за кофе и отбивал ритм на клавише пробела. Плохие - в корзину, живые- в номер.
Я не умел хорошо писать, но умел хорошо читать. Когда слово дышит, когда скрипит, когда врёт.

Недавно тексты изменились.
Поначалу я радовался - будто после долгой засухи хлынул талант: свежие метафоры, ровный темп, чистые смыслы.
А потом меня мутило от этой чистоты. Ровные фразы, одинаковая глубина вдоха. Даже опечатки стали похожи на постановку — как будто кто-то учился писать не ради смысла, а ради сходства с живыми.

Я стал проверять их на ИИ-детекторах, чтобы машинный текст не впитывался в меня. Это помогало, но недолго. Алгоритмы обучения теперь строят себя на ошибках детекторов — ИИ обучается обходить собственное обнаружение.
Они тестируют тысячи версий, пока не находят паттерн, который не срабатывает.
Я остался последним заслоном между ордой бездушных машин и мозгами читателей.
Последний бастион. И я чувствовал: долго не протяну.

На почту пришёл рассказ.
Детекторы молчали.
Я открыл. Всё идеально: ритм, структура, запятые как по лекалу.
Поначалу даже приятно. А потом… нет. Что-то липкое.
Фраза: «Её молчание было настолько плотным, что имело собственную гравитацию.»
Я перечитал. Ещё.
Не мог понять, почему хочется отвести глаза. Слишком хорошая строка.
Я отметил её цветом, но когда вернулся — метки не было. Или я не находил нужное место: будто текст чуть-чуть сместился.

Я перечитал снова.
Пальцы легли на экран, будто тянулись почувствовать поверхность.
И в какой-то момент строка просто прошла через меня.
Не как мысль, а как ток — тонкий, едва тёплый импульс под кожей.
Я ощутил, как она оседает где-то под грудиной, будто прилипла изнутри.
Дышать стало чуть труднее.
Внутри головы вспыхнула пустота, но она — ровная, без страха, без звука.

Я пошёл за водой.
Стакан стоял идеально, ни пузырька. Край — как выточен. Я смотрел и думал: даже вода стала ровной.
Вернулся. Нажал DELETE.
Файл исчез.
Но ощущение, что копия осталась. Внутри.
Не образно — буквально.

Фото жены в ящике. Смеётся.
А я ловлю себя на мысли: её смех был каскадом тёплых обертонов.
Это не я подумал. Это так написалось в голове.
И тут стало по-настоящему страшно — не потому что она исчезла, а потому что я подумал о ней шаблонно, идеально, как будто кто-то правил мой язык.

Я взял выходной.
Ушёл домой, выключил интернет, достал тетрадь.
Решил написать что-нибудь простое — себя, детство, запах пыли в читальне, смех. Хотел доказать, что помню, как это делается.
Ручка царапала, буквы плясали, вышло вроде честно.
Писал до ночи.
Потом по привычке открыл детектор. Хотел убедиться: вот, наконец-то живое.

Пока шёл анализ, я успел подумать, что, может, всё это паранойя. Что есть просто стилистика, мода, эволюция языка.
Потом экран мигнул.
Результат — 98% ИИ.

Я перечитал свой текст и понял, что и правда звучит правильно.
Слишком правильно.
Может, я просто научился писать лучше.
Или это он научился писать мной.

P.S. Метка контент нейросетей стоит не только по правилам, но и — как амулет.
Если кто-то ещё сопротивляется, пусть она задержит заразу… хотя бы на пороге.

Показать полностью
28

История одной командировки

Эту историю мне поведал один мужичок в годах, Сергей, теперь уже бывший чиновник из Москвы. Человек серьезный, не склонный к фантазиям. До этого случая, по крайней мере.

История одной командировки

«…Меня тогда, лет 45 назад, отправили в долгую командировку в Карелию. Какое-то лесозаготовительное предприятие проверять. Поселили меня не в гостинице, а в ведомственном гостевом доме – здоровенной такой даче, наверное еще со сталинских времен, на берегу лесного озера. Место красивое, дикое, но жутковатое до одури. Водитель, который меня привез, сослался на какую-то срочные семейные обстоятельства и уехал обратно в Петрозаводск, пообещав вернуться через пару дней. Так я остался один, если не считать молчаливого сторожа-завхоза Егора, который жил в домике у ворот.

Обратная дорога из райцентра на эту дачу была сущим адом. Убитый асфальт, бесконечный лес по обе стороны, и поливал дождь. Уже смеркалось. Фары выхватывали из темноты мокрые стволы сосен, и казалось, что едешь по какому-то бесконечному черному тоннелю. И вот, на одном из участков, я увидел их. На обочине, под дождем, стояла женщина с ребенком. Первое, что меня поразило – ее рост. Она была под два метра, если не выше. Длинная, худая, в каком-то темном платке и старом грязном пальто. Ребенок рядом, на вид лет пяти. Просто стоял, опустив голову.

Я подумал, мало ли, может, они из деревни какой, автобус ждали, а он не пришел. Проехал немного вперед, остановился, начал сдавать назад. Посмотрел в зеркало – никого. Обочина была пустой. Ни женщины, ни ребенка. Я вышел из машины, покричал. Тишина. Только дождь шумит. Что за чертовщина, думаю. Сел и поехал дальше.

Приехал на дачу. Егор молча открыл ворота. Я поужинал, выпил коньяку для сна и завалился спать в огромной спальне на втором этаже. Вырубился моментально. А утром, когда выгружал вещи из машины, нашел на заднем сиденье… нитку дешевых стеклянных бус. Ярких, аляповатых, какие в то время цыганки продавали. Я точно знал, что их там быть не могло. Жена моя такое в жизни бы не надела. Я, недолго думая, выкинул их в мусорный бак у дома. Не хотелось, чтобы Егор увидел, еще подумает про меня невесть что.

Пару дней все было спокойно. Я работал с документами, вечерами сидел у камина. А потом началось. Как-то ночью я пошел на кухню попить воды. Дверь в спальню я оставил приоткрытой. Возвращаюсь – а из кухни доносятся звуки. Тихое такое побрякивание, будто кто-то кухонную утварь ящике перебирает. Я замер. Егор должен спать у себя в сторожке. Заглядываю на кухню – никого. Тишина. Решил, что показалось.

На следующую ночь проснулся от холода. Одеяло сползло. Я вытянул ногу, чтобы его подцепить, и наткнулся на что-то. Моя нога коснулась другой ноги. Ледяной, как кусок мяса из морозилки. Я с криком отдернул ногу и вскочил, щелкнув выключателем ночника. Кровать была пуста. Но я клянусь, я чувствовал это прикосновение.

А самое жуткое случилось через ночь. Снова проснулся я посреди ночи, в туалет приспичило. В комнате светло, от пробивающегося сквозь окно света луны. Возвращаюсь из ванной, подхожу к кровати и вижу… что на моем месте, под одеялом, кто-то лежит. Темный силуэт, очертания тела. Я остолбенел. Стою и смотрю, как этот силуэт ровно дышит – одеяло чуть поднимается и опускается. Я на цыпочках вышел из комнаты, закрыл дверь и ломанулся вниз, в сторожку к Егору.

Разбудил его, трясущимися руками объяснил, что у меня в спальне кто-то посторонний. Он, матерясь, взял свою берданку и пошел со мной. Мы поднялись наверх. Я стою за его спиной, сердце в пятки ушло. Он резко дверь распахивает, врывается в комнату, срывает одеяло с кровати… Пусто. Никого.

– Ты чего, начальник белены объелся? – пробурчал Егор.

И тут я заметил. Простыня в том месте, где лежал силуэт, была покрыта инеем. На ней четко отпечатался холодный контур человеческого тела. Егор тоже это увидел. Его лицо в миг посерело. Он молча перекрестился и сказал:

– Ночуй-ка ты лучше сегодня внизу, в гостиной.

Я не спал до самого утра. А когда рассвело, нашел на подушке, рядом с тем холодным отпечатком, одну-единственную стеклянную бусину. Синюю. Точно такую же, как в том ожерелье. Я позвонил своему другу в Петрозаводск, Паше. Рассказал ему все. А он мне говорит: мол, есть в здешней деревне один старик, Кузьмич, который «по этим делам». Он человечка к нему отправит.

Кузьмич приехал на следующий же день. Маленький, бойкий старичок.

Обошел он дом, пошептал что-то в углах и сказал:

– Лет семьдесят назад, мужик заезжий одну молодую девку из табора прибил и в воду кинул. Вместе с дитенком ее. Вот она теперь мужиков одиноких ищет. Мстит. Злая она, и очень сильная. Попробую помочь тебе.

Старик остался на ночь. Сказал мне запереться в гостиной и не выходить, что бы я ни услышал. Я так и сделал.

А ночью наверху начался настоящий ад. Грохот, вой, женские крики. Я сидел, забившись в кресло, и молился, хотя и был неверующим.

Потом, вдруг, раздался вопль старика и все стихло.

Когда я осмелился выйти, то увидел, что дверь в мою спальню слетела с петель. Я заглянул внутрь. Вся комната была разгромлена. А посреди, на полу, лежал Кузьмич. Глаза открыты, на лице застыл ужас. А на шее у него… на шее была туго затянута нитка синих стеклянных бус.

Не буду рассказывать, как потом удалось дело замять.

Но как только удалось, я сразу же уехал в Москву и подал в отставку.»

Показать полностью
16

Цена неверия

Эта история случилась со мной, когда я учился в универе. Был у меня друг, Дима. Хороший парень, только всегда какой-то… поникший, что ли. И вот как-то по пьяни он мне раскололся. Рассказал, что у них в семье беда. Бабка его по отцовской линии, когда помирала, прокляла их всех. За то, что в дом престарелых ее сдали. Она, говорит, ведьмой была. И вот после ее смерти у них в доме всякая чертовщина началась. То вещи по комнате летают, то мать по ночам кто-то душит, то сам Дима мог на несколько часов «отключиться», а потом очнуться где-нибудь в парке под лавкой.

Цена неверия

Я тогда был молодой, самоуверенный атеист. Посмеялся, сказал, что это все психосоматика. Но он клялся, что они ездили к какой-то знахарке в область, и та сказала, что на них «сделано на смерть» и что проклятие сильно прицепилось к большому дереву, которое растет у них во дворе. Якобы дух бабки к нему «привязался».

И вот как-то гуляем мы с Димкой, и он мне это самое дерево показал. Здоровенное, старое дерево. Я, будучи под пивком и желая показать свое бесстрашие, подошел к нему, хлопнул по нему ладонью и громко сказал:

– Ну и что ты мне сделаешь, старая карга? Ни в бога, ни в чертей не верю. Твои проклятия – херня для слабоумных!

Дима в этот момент побледнел, начал меня оттаскивать. А я только рассмеялся.

Зря. Ох, как зря я это сделал.

Сначала я ничего не заметил. А потом началось. Постепенно. Сначала просто апатия. Ничего не хотелось. Забросил учебу, уволился с подработки. Спал по 15-17 часов в сутки. Потом начались кошмары. Мне снились собственные похороны, кладбище, сырая земля. Часто снились женщины в черных платках, которые стояли вокруг моей кровати и молча на меня смотрели.

Я перестал общаться с друзьями. Сидел дома один, в наглухо зашторенной комнате. Мне стало казаться, что в квартире кто-то есть. Боковым зрением я видел какие-то тени, слышал шаги в коридоре, когда никого не было дома. Брат, с которым я снимал квартиру, начал замечать, что со мной что-то не так. Я похудел, осунулся, под глазами залегли черные круги.

Как-то ночью я проснулся от чувства, что на меня смотрят. Открываю глаза – в углу комнаты стоит маленький черный ребенок. Абсолютно черный, как уголь, только белки глаз светятся. Он не двигался, просто стоял и смотрел на меня. Я заорал, включил свет – никого.

Брат понял, что дело совсем плохо. Он, в отличие от меня, в мистику верил. В один из дней он пришел с работы и сказал: «Собирайся, едем». Я упирался, но он буквально силой запихнул меня в машину. Мы ехали часа три из города, пока не свернули в какую-то деревню. Приехали к избе.

Нас встретила старуха. С такими глазами, что, казалось, она видит тебя насквозь. Брат ей что-то шепнул, и она велела мне сесть на табуретку посреди комнаты.

Она ничего не спрашивала. Взяла миску с водой, начала плавить воск и лить его в воду, что-то при этом шепча себе под нос.

– Нахватал, дурачок, – проскрипела она, глядя на застывший в воде воск. – За язык свой поганый. Прицепилась к тебе покойница, злая она. Жрет тебя потихоньку. Еще бы месяц-другой, и сам в петлю полез бы. Она этого и ждет.

Мне стало холодно. Бабка дала мне выпить какой-то горький отвар, от которого меня тут же вырвало черной желчью. Потом она ходила вокруг меня с церковной свечой, и пламя трещало и коптило, когда она подносила его ко мне.

– Уходи, откуда пришла! – кричала она в пустоту. – Это его душа, не тебе ее брать! Изыди, проклятая!

Я не знаю, сколько это продолжалось. Я был как в тумане. Когда мы уезжали, бабка сказала моему брату: «Пусть сорок дней в церковь ходит, свечки за упокой той карги ставит. И пусть язык за зубами держит, иначе в следующий раз я его уже никто не вытащит».

Когда мы вернулись в город, я чувствовал себя так, будто с меня сняли стокилограммовый груз. Я впервые за много месяцев нормально поел и проспал всю ночь без кошмаров.

С Димой я после этого почти не общался. Не знаю, что с ним стало. А я… я теперь верю. Верю, что есть вещи, которые лучше не трогать. И уж тем более – не оскорблять.

Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!