CreepyStory

Эльзе, сегодня исполнилось восемнадцать. День рождения, удивительным образом совпал с датой выпускного вечера. Девушка, завтра навсегда покинет детский дом, в котором жила почти столько, сколько себя помнила.

У Эльзы есть папа, который заботливо присылал ей подарки и письма каждый месяц с маленького островка в Тихом океане, где-то в архипелаге Фиджи. До пяти лет, Эльза жила в родной семье, в роскошном доме с видом на океанскую гладь, но по неизвестным ей причинам была свезена сюда -- в детский дом "Безымянный гном".

Отец, очень пространно обьяснял в письмах, почему не может навестить ее, и почему она не может приехать к нему, но Эльза давно свыклась с этим -- отец, спонсировал весь детский дом, и позаботился об устройстве девушки в элитный колледж и общежитие при нем по достижении совершеннолетия дочери, а детские обвинения папы в полном неучастии последнего в ее воспитании, в лишении ее родительского тепла, почти забылись, как только она познакомилась с Гансом.

Сегодня, на выпускном, Эльза будет с Гансом -- веснушчатым рыжим пареньком, в которого она влюбилась по уши.

Стук в дверь.

-- Эльза, милая, -- в дверях комнаты девушки появилась фрау Ингрид -- воспитательница, -- еще четыре часа до выпускного, а ты уже прихорашиваешься? А папа приготовил тебе сюрприз! Он арендовал весь театр оперы и балета для тебя, мы пойдем туда через четверть часа, будь готова.

"Возможно, сегодня я увижу отца?" -- подумала девочка.

Фрау Ингрид, сразу исчезла, как только Эльза вошла в огромный зрительский зал. На переднем крае сцены, стоял круглый столик, сервированный серебрянными приборами, повсюду горели тысячи свечей. Как только Эльза села за стол, гарсон, явившийся будто из ниоткуда, принес ей аппетитного вида желе, и когда девушка принялась за еду, занавес приподнялся, и зажегся свет в дальнем конце зала, отобразивший на белом полотнище, висевшем заместо декораций, родное лицо отца:

-- Привет, доченька, -- обратился он к ней, -- ты сегодня именинница, совершеннолетие -- особенная дата, и по такому случаю, я приготовил тебе очень необысный подарок, но сперва, позволь старику немножко позанудствовать: я хочу рассказать историю из своего детства.

Эльза зевнула, все ее мысли были заняты грядущим выпускным вечером...и Гансом, но, немножко можно и послушать -- в пол уха.

-- Ты знаешь, доча, я богат, но сегодня, я поведаю тебе о том, чего лишился давным-давно, и не приобрел до сих пор. Однажды, когда мне было пять лет, я крутил педали трехколесного велосипеда в сторону родного дома вне переполненным счастьем. Еще бы, ведь за пазухой у меня пригрелся рыжий котенок, которого я только что подобрал, и вез представить маме, совершенно уверенный в том, что она позволит его приютить. Какой-то жирный мальчишка, вышиб меня из сиденья велосипеда с разбегу, котенок вывалился из пиджачка, а жирдяй, увидев, как я перепугался за мяфкающий комочек, сел на мой велек, и, издевательски хохоча, переехал через котенка, а через мгновение и вовсе скрылся за поворотом.

Эльза подавилась желе, вытаращившись на экран, и недоумевая:"Зачем отец мне все это рассказывает в Такой день?"

-- Моему горю не было конца, -- продолжил отец, -- в тот злосчастный день. Но, утром следующего дня, я вдруг понял, что более ничего не чувствую. Совсем ничего. Так и живу до сих пор: женился, однажды, на твоей маме, в надежде, что придет любовь; родилась ты, и я все еще надеялся, что во мне проснутся отеческие чувства; стал богатым и знаменитым хирургом -- вкусил славы и достатка. Но, все это, ни на секунду не потревожило мое сердце -- затихшее раз и навсегда тогда, когда перестал пищать тот маленький рыжий комочек. Когда тебе, Эльза, исполнилось пять, я осознал, что чувства мне может вернуть только созерцание такой же боли в глазах другого человека, каковая убила мою душу. Я жаждал хоть каких-нибудь чувств, уж и не помышлял о любви и радости...хотя бы боль, хотя бы ощутить боль!

Слезы навернулись на глаза Эльзы, ей стало безумно жаль папу, и она отложила недоеденное желе, но гарсон, тут же принес ей главное блюдо -- вырезку с кровью и клюквенным соусом.

-- Уже принимаешься за второе? -- спросил отец с экрана, -- приятного аппетита. Я сам приготовил этот стейк тебе.

Эльза, удивленная тем, как лицо с экрана угадывает ее действия, засунула кусочек мяса в рот, и пригубив вина сказала:

-- Очень вкусно, пап, а когда ты появишься из-за кулис? Думаю, ты здесь, рядом. Это ли не главный сюрприз?

-- Всему свое время, -- улыбнулось лицо с экрана, -- сперва я хочу показать тебе, из кого я приготовил это блюдо.

Картинка сменилась, и отец, в окровавленном фартуке, уже в полный рост стоял перед камерой. На разделочном столе возле него, лежал мальчик Ганс, с выпущенными кишками, частично намотанными отцом на тесак, но все еще живой, безостановочно истошно верещащий.

Эльзу вырвало прямо в блюдо.

-- А еще, -- продолжил отец, -- посмотри на кадры, где ты ешь шнитцель из своей матери, когда тебе было пять лет, незадолго до твоей отправки в детский дом.

Эльза забралась под стол, и закрыла глаза, так же заткнула пальцами уши, но голос отца, из театральных динамиков, все же настиг ее:

-- Ничего, что ты закрыла глаза, дочка. Ремешок, которым ты опоясалась сегодня -- мой прошлогодний подарок, тоже из кожи мамы. Только взгляни, как легко отделяется эта полоска кожи от ее тела! У тебя и кошелек из ее кожи, и ожерелье из ее зубов, а желе ты съела, сваренное из глаз Ганса.

Эльзу вырвало снова.

-- К сожалению, -- продолжал отец, -- с экрана не узреть все твои переживания, секунду, милая, я спущусь к тебе.

Девушку затрясло, правая рука, невольно ухватилась за ремешок на платье, но тут же отдернулась, не в силах слышать более отцовский голос и боясь открыть глаза, она пололзла на четвереньках в сторону оркестровой ямы.

Эльза уже почти упала в нее, но чьи-то крепкие обьятья сжали девушку, гладко выбритая щека прижалась к ее уху, и чужие губы прошептали родным голосом:

-- Ну, здравствуй доченька, вот мы и вместе. Прости меня, мой безымянный гномик, но пора приступать к десерту.

Рассказ на конкурс "Ужасы Тайги"
27 июня 2017 г.

Начинаю этот дневник, так как думаю, что на ближайшее время он станет моим единственным другом. Вокруг не будет ни души, но так и задумано – надеюсь, что это поможет избавиться от хвоста.

Так вышло, что я пошёл на то, от чего мама в далеком детстве меня всячески уберегала, а продукты массовой культуры наоборот – воспевали. Я пошёл на преступление. Пару дней назад в небольшой конторке, в которой я работал клерком, завелась внушительная сумма денег. И я решив, что это – тот самый редкий шанс, выпадающий раз в жизни, схватился за него.

Я правда не хотел жертв. Думал, что просто возьму ключ от сейфа, заберу наличность, раскидаю по офшорам деньги и буду таков. Но… нет. На моем пути встала преграда, хруст черепа которой теперь будет преследовать меня. Деньги не стоили его жизни, но и отступать теперь – глупо.
Прости, Игорь. Я отправил твоей жене денег, но знаю, что этого мало. Мне очень жаль.

Я вырос в маленькой деревне на юге Якутии. Вокруг было множество таких же окружённых бесконечной тайгой вымирающих деревень – в старых домах с сыпящейся краской и побелкой доживали свой тяжёлый век старики. Молодёжь и даже те, кто постарше, не хотели себе такой участи и бежали кто-куда, бросая дома и избы, даже не надеясь их продать.

Так было и с нами. Когда мы с родителями уехали, то в деревне уже почти никого не оставалось, а в паре соседних и вовсе не было ни души. Никогда бы не подумал, что вернусь сюда.

Конечно, я поселился не в своём родном доме, а в пустующей деревне – призраке в нескольких километрах от моей малой родины, название которой я не напишу по понятным причинам. С собой привёз генератор, запас еды, инструменты, чтоб починить обветшалое обиталище, ружье и патроны для охоты. К такой жизни я приучен. Надо только вспомнить, как это всё делается.

Деревню было найти не просто – дороги подросли бурьяном, пришлось ориентироваться по памяти, но все же я нашёл это место. Дома, как пустые панцири улиток или скелеты жуков. В большинстве домов даже сохранились стекла в окнах! Видимо, тут совсем никого не бывает, что мне на руку – пережду тут время, пока не пройдёт срок давности дела и буду кататься как сыр в масле.

Дом выбирал не долго – один из них выглядел приличнее прочих, не просел и не покосился. Только крышу подлатать, да починить выбитую дверь – видимо, гуляющий зверь испугался чего то и влетел внутрь - обломки валялись внутри.

Признаюсь честно. Было страшно. Думал, что пол подо мной провалится или найду труп какой-нибудь бабки, последней жительницы этого захолустья. Мне повезло – дом был пуст. Все в пыли и плесени, воняет тухлым. Ничего. Приберусь, обживусь, а одиночество переживу – мне всегда было комфортно наедине с самим собой.

Как там было? «Дом свободен, живите, кто хотите»?

29 июня 2017 г.

Работал не покладая рук. Вычистил халупу до блеска, натаскал воды из колодца, развесил всюду лампы и расставил свечи. Первую ночь тут было по-настоящему страшно. Я и забыл, как в ночи пугает уханье совы и шорох в кустах где-то за окнами. Людей тут не было, наверное, десятилетия и лесные твари решили, что теперь это их территория. Как бы не так!

Обчистил все дома. Где-то нашёл вилы, где-то косу, всего понемногу. Покосил вокруг дома – целина вокруг меня мало привлекает, и ещё хуже, когда в высокой подросли ползет змея или идёт ёж – я вздрагиваю каждый раз. Надеюсь, тревога пройдёт, как и чувство, что я чужой здесь. Даже в брошенных домах у меня сохраняется чувство, что я вторгся к кому-то и мне надо прятаться, чтоб хозяин не увидел меня.

Ближайшие дни срочно буду латать крышу. Не хватало ещё, чтоб в дождь у меня тут текла вода. Полы, вроде, крепкие, но это все потом, когда приведу в порядок кухню и спальню – пока не рискую спать на этих кроватях – кажется, что облако спор плесени на старом постельном белье можно увидеть невооружённым взглядом.

Да и это чувство… Вот починю дом и сразу пройдёт!

2 июля 2017

Покрыл крышу. Разобрал некоторые избы на запчасти – где-то нашёл ещё пригодный шифер, а где-то хорошие доски. У «соседа» снял дверь. Теперь моё жилище более-менее приличное. Выстирал постельное белье и матрасы в речке неподалеку. Теперь не воняет сыростью, и, хотя бы, спать не страшно.

Кажется, я обжился. Продолжаю исследовать деревню, ищу полезности – лампы, масло. Моё пребывание здесь распугало всю живность. По приезду я даже успел обрадоваться, найдя следы оленя и кабана, но теперь даже днем слишком тихо: даже птицы не щебечут. А ночью это ещё тревожнее – я думал, что меня пугает уханье филина. Теперь меня пугает гробовая тишина, в которой я могу услышать биение своего сердца.

В крайнем доме я нашёл нечто любопытное. Видимо, там жила семья с маленькой дочкой, у которой было огромное количество тряпичных кукол и фигурок животных, вырезанных из дерева и оленьего рога. Комната была завалена ими – пыльными, забытыми, не моргающим взглядом пялящимися в пустоту глазами - пуговицами. Я даже в магазинах игрушек чувствовал себя неуютно в отделе с куклами. В брошенной всеми деревне, в полуразрушенном, покосившемся доме найти такое – нет уж, спасибо!

В другом доме удалось найти секатор, что решит ещё одну проблему – задний двор моего обиталища весь порос шиповником, и эти унылые кусты меня бесят! Выстригу все, потом прополю. Может, удастся вырастить урожай какой-никакой. Хотя сейчас для меня главная задача – избавится от тревоги. Мне и так казалось, что я здесь вторженец, а теперь ещё и эти куклы…


14 июля 2017 г.

Когда же это прекратится?! Здесь никого нет, кроме меня и этих чёртовых кукол на отшибе! Я так не могу! Ни труд, ни сон, ни творчество не могут отогнать мысль, что сейчас в эту проклятую халупу вернётся хозяин. Деревня будто отторгает меня, но это бред! Бред! Бред! Бред!

Я обчистил все дома. Деревню бросили со всеми пожитками, так как ни одного жителя в доме я не нашёл. Или того, что от них должно было остаться. Лес подобрался слишком близко – без надзора человека деревья выросли так близко к домам, как им никогда бы не позволили прежде. Иногда на крыши падают шишки с сосен и лиственниц, и я подскакиваю, как напуганный кот – звон тишины в ушах стал для меня привычным.

Ходил на охоту. Лес этот изменился со времен моего детства, и я сейчас не про то, что деревья были выше. Просто теперь все иначе. Я привязывал к деревьям яркие, красные ленты, которые нарвал из чьего-то платья, чтоб не потеряться, и теперь это тоже моя разведанная территория. К сожалению, видимо, только моя – ни следов, ни дерьма зверей. Ничего. Даже гнезда пустые. Неужели я настолько нашумел?

Срезал шиповник, покосил дорогу, повыдергивал молодые сосны. Деревня Имени Меня даже перестала быть похожей на заброшенную – вот что делает рука человека! Весь мусор сжёг перед домом напротив, вместе с проклятыми куклами и резными игрушками – когда опускается ночь, мурашки бегут по спине. Не могу перестать думать о них, когда один в темноте. Хуже, что при мыслях о них, я не чувствую себя в одиночестве.


20 июля 2017 г.

Я не один. Кто-то тут есть, черт подери! Может, из соседней деревни? Отшельник, как я, или кто-то из жителей? Скорее всего. Увидели дым от костра, когда я сжигал мусор и пришли проверить. Могли бы и в гости зайти.

Видимо, приходили рано утром, когда я спал. По утру, а у меня это примерно полдень, я хотел было пойти умыться. Однако, стоило мне открыть дверь, как я чуть не взвизгнул! На ручке двери были повязаны те красные ленты, которые я оставлял в лесу, чтоб отмечать, где я уже был, и, при случае, вернуться домой – не хотелось бы заблудиться в тайге. Но кто и зачем? Что за мерзкие шутки? Если кто-то хотел меня напугать, то у него вышло. Но в первый и последний раз. Ружье наготове, мне не нужно, чтоб кто-то знал, что я тут.

За прошедшие недели привел в порядок печь. Пришлось повозиться, но, худо-бедно, почистил дымоход. Дома теперь куда теплее, и можно не тратить электричество на плитку. Оставлю генератор на крайний случай, а пока – справляюсь своими силами.

За домом разбил огород, в одной из разрушенных халуп нашёл какие-то семена и посадил их. Похоже было на морковку, но я не знаю, что это было. Поживём-увидим.


3 августа 2017 г.

Я не один. Точно не один. Но… никого нет. Я схожу с ума? Или это воображение? Паранойя?

Дома смотрят на меня окнами, разинули рты-двери, все как один. Я вижу в грязных стёклах свое отражение – оно как зрачок в глазу, не отрывает от меня пустой, мутный взгляд. Смотрит, как я иду, что я делаю, как озираюсь, когда один из домов-призраков скрипит, глубже погружаясь в сырую могилу. Туда тебе и дорога!

Я зашторил все окна – не могу смотреть в них. Каждую секунду, глядя в окно, я жду, что кто-то посмотрит на меня снаружи. Это бред, но эта мысль как дятел – стучит у меня в висках в такт пульсу. Я чувствую, это место хочет избавится от меня. Выжить отсюда, как предыдущих жильцов. Вернуть контроль над домами. А хер тебе в рыло! Я – человек. Мои предки подчинили лес, и я смогу!

Главное – не давать лампам потухнуть. Только при свете я чувствую себя в одиночестве и безопасности. А вот в темноте… моя фантазия берет верх над рациональным мышлением. Благо, я стал больше спать – хотя бы во снах я чувствую себя в далеко от надуманных тревог. Просыпаюсь часа в четыре, если старые часы, вытащенные из соседского дома, меня не обманывают. Судя по солнцу – нет.

В деревню вернулись звуки – я слышу, как каркает воронье где-то далеко, но это лучше чем тишина, от которой уже болят уши. Лучше, чем ничего.

10 августа 2017 г.

Я хочу уйти. Я так больше не могу. Это место – проклято! Каких духов я рассердил, какое зло потревожил?! Что происходит?

Мой режим сбился ко всем чертям, и теперь я засыпаю под утро и просыпаюсь после заката. У меня нет сил, чтоб восстановить режим – даже пытаясь не спать днем, я просто вырубаюсь, будто не спал несколько суток, чтобы снова проснуться уставшим и вялым. Проводить солнце на боковую, а затем сесть у лампы, поближе, ютиться в маленьком островке света от темноты, будто кишащей тварями, с которыми я не хочу сталкиваться. Я… не могу. Не могу есть, не могу спать. Держу оборону от того, кто не нападает, не существует, не преследует. Но смотрит на меня. Смотрит и издевается, смеётся над моей трусостью и беспомощностью.

Утром, перед тем как лечь спать я выглянул на улицу. Убедиться, что никого нет, что таежная ночь прошла. Сегодня мой дом окружили куклы. Они стояли, будто хотели водить хоровод. Обожжённые, скорченные, они смотрели на меня глазами-пуговицами, и я знал, что этот взгляд – настоящий. Их головы были повернуты в сторону двери, а точнее – на меня, глядящего в немом ужасе на них.

Сегодня же ухожу отсюда. Оно того не стоит.

12 августа 2017 г.

Куда я попал? Зачем сунулся сюда?! Помогите!

Куда бы я ни пошёл, как быстро бы не шагал, как не пересиливал сонливость – я всегда выхожу к халупе, которую по глупости назвал своей. Я припомнил сначала все молитвы, а затем приметы, которые рассказывала бабушка – вывернуть одежду наизнанку, задобрить духа-абасы, решившего поиграть со мной, но все тщетно – любой путь кончается там, где я его начал. Я либо отрубаюсь на мхе и просыпаюсь в кровати, когда вечереет, либо выхожу к своему дому из леса, с той стороны, где когда-то рос шиповник. Не надо было его срезать. Бабуля говорила, что он отгоняет зло.

Деревья шепчутся, я слышу, как они смеются надо мной. Бедный человечек, столкнулся с тем, что он не в силах понять. ДАДАДАДАДА!! Я не знаю, что делать! Оставьте меня в покое, духи! Хватит с меня! Я не оставлю попыток. Я буду идти, буду звать на помощь. Сколько бы не потребовалось, но я покину это место, чего бы мне это не стоило! Ночной тьме не остановить меня.


16 августа 2017г .

МНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИМНЕНЕУЙТИ


17 августа 2017 г.

Вчера приходил Игорь. Тот охранник, что пытался остановить меня с деньгами. Я рад, что он не держит на меня зла. Сказал, что давно уже не знал, что делать с этой жизнью, и я решил его муки выбора.

Попили с ним чаю, он угощал печеньем. Я уже и забыл, как это, просто беседовать с кем-то. Мы сидели с ним при свечах, довольно романтично, кстати. Игорь даже сказал, что если бы я был по-симпатичнее, то он пришёл бы на второе свидание.

Наверное, он прав. Я не бреюсь, не умываюсь – мне страшно выходить на улицу. Там Тот, Кто Расставляет Кукол. Не хочу знать, кто это. Или что это. Оно из леса, а я – простой парень из деревни. Пока нас разделяют стены – все в порядке. Правда Игорю эта мысль почему-то очень не понравилась. Когда я рассказал ему об этом, он назвал меня сумасшедшим и ушёл. Понимаю, я тоже не стал бы общаться с парнем, который рассказывает о злых духах. Наверное, в его глазах я выглядел чокнутым.

Я соскучился по людям. Я не могу справится с этим один.

29 августа 2017г.

Сегодня я видел его. Того, Кто Расставляет Кукол.

Я стараюсь не выглядывать в окно. Там – Жуть. Темно. Страшно. Никого нет, но есть. Я чувствую. Душой или мозгами, кожей.

Они смотрят на меня.

Ждут, что я их впущу. А я не впущу.
Теперь мы – соседи. Соседи бывают разные. Бывают – как я. Нормальные, здоровые люди. Или как Игорь, он тоже начал жить в доме слева. Он не очень здоровый, зато очень вежливый. Когда я ложусь спать, он заглядывает в окно. Улыбается и желает хороших снов. А бывают соседи большие.

Вчера видел его. Он здоровенный. Как сосна, и такой же худой. Он выглядывал из-за ствола лиственницы. У него одна нога, одна рука и один глаз. Я не видел, но знаю. Точно-точно. На него садятся вороны и рассказывают ему, у кого какое горе случилось, а он улыбается.

Каждому свое, я не осуждаю. Лишь бы не пытался зайти в гости. Я не починю крышу в темноте.

Кукол я оставил. Пусть стоят. Одной я даже дал имя – Рита. Она похожа на мою первую жену – карие глаза, тёмные волосы, платье голубое. Как в день свадьбы. И смех звонкий, как ручеёк.

Пока пусть на улице стоит.

3 сентября 2017г.

Я слышу как в подвале кто-то плачет. Хныкает, стерва, просит еды и попить. Говорит, что ей страшно в темноте. Ноет и ноет, ноет и ноет. Задолбала! Я бы вышиб ей мозги. Пальнул из ружья и все. Проблеме конец. Лишил бы мучений и её и себя. Так и сделал, точно тебе говорю! Жаль, подвала у меня нет, а то бы я к ней спустился.

Решил ночью сходить на охоту. Игорь говорил, что я потеряюсь, но он не знает, что куда тут не пойдешь – всегда вернёшься домой. Сходил, проветрился. Конечно, ничего не поймал. В темноте не видно нихера. Просил абаса помочь, ему с высоты виднее, где олень бежит, а он молчит. Идёт попятам, от дерева к дереву, кроной шуршит и молчит.

Ну и молчи, дылда, сам справлюсь.

9 сентября 2017г.

Выхода нет. Часы в доме стоят. Всегда останавливаются на двух часах. Солнца нет. Я не видел его уже два дня. Я жду. И Игорь ждёт. Рита говорит, что солнце отвернулась от меня, потому что я променял его на свечи и лампу.

Много б она понимала, глупая кукла.

Тайга подобралась вплотную. Сколько я здесь? Годы? Больше?

Вокруг дома вырос осиновый бор. Со стволов ко мне заглядывают десятки чёрных глаз, ко мне тянутся ветки, но им не пробить мои стены. Думаю, Того-Кто-Расставляет-Кукол это бесит. Я слышал, как вчера ночью он стучал по крыше. Хаха, глупый дух! Я ее починил! Мой крыша не течёт, понял?! Я знаю, что ты это читаешь. Знаю, что ты воруешь листочки из дневника, а я от этого забываю, что было в ту ночь,но они все равно все, как один, одинаковые!

Осталось подождать. Чуть-чуть. Срок давности пройдёт и все. Вернусь, буду при деньгах. Сколько там? Всего лет пять или десять? Пролетят незаметно. Я, хотя бы, с Ритой и Игорем.

Вчетвером нам все по плечу!

20 сентября 2017г.

Прости Игорь. Мне жаль, что пришлось снова это сделать.

24 сентября 2017г.

Стены дышат. Окна смотрят в мою голову, ждут, что я их разобью. А я не буду. Стекла отгораживают меня от тайги. Я не стану твоим!

30 сентября 2017г.

Мне плохо. Не знаю, почему, но мне плохо. Рита обиделась на меня, что мы с ней давно не ходили в кафе. Она права, кафешка всего в паре шагов, но мне страшно выходить на улицу. Там куклы, которых я сжёг. И они хотят мести. Точно знаю, что хотят. Рита говорит, что я выдумываю. А как ещё объяснить, что они вскарабкались на подоконник? Тот-кто-их-расставляет клянётся, что это не он. Я ему верю. Зачем ему меня обманывать?

Скучаю по Игорю. Он сам виноват, что приставал к моей женщине.

1 октября 2017 г.

Ты слышишь это? Это лес говорит. Делится секретами, шепчет листвой песни, древнее которых на свете нет.

Убаюкивает колыбельными, тушит свет. Свет ночью в лесу – это чуждое, ему не место в глуши ночью. Только светлячки, луна, звезды и не потухающий взгляд духа, приглядывающего за мной. Да.
Он следит, чтоб я не натворил дел. Охраняет от меня тайгу, чтоб я не жег, не убивал. Прячет от меня дичь, выращивает бурьян.

Вчера рухнул старый дом кукол. Скрылся в земле, из которой был построен, провалился в недра. Поделом ему. Главное, чтоб моё обиталища выстояло.

4 октября 2017. Г.

Дух тут не один, как и я. Ночью я смотрел в глаза самой смерти. Она ждала на улице приглашения войти, но я не пустил.

Мертвый олень стоял у меня перед окном. В его белых глазах отражался свет лампы, которой я освещал его морду. Синий язык вывален, с черепа свисали остатки гнилой кожи и мяса. Я смеялся над ним. Игорь говорил, что это я погано выгляжу. А олень смеялся надо мной в ответ. «А я думал, это у меня дела плохи!». Не понимаю о чем он, но рожа у него глупая, надеюсь, он будет держаться подальше. Рита сказала, что он ищет её. Тут все, что ли, тупеют? Зачем оленю кукла?

7 октября 2017 г.

Воронье ждёт пир. Каркают и каркают. Олень приходит каждую ночь, заглядывает внутрь, ищет Риту. Я прячу её под подушкой. Не хочу отдавать трупу. Она моя!

Сегодня я пущу их в дом. У меня сегодня день рождения. Придут гости. Приедет мама, бабуля. Игорь придёт мириться. Принесёт торт, я точно знаю. Он хороший парень.

Еще вчера накрыл на стол. Постелил на стол скатерть, подготовил дорогой, хрустальный сервиз, поставил лучший свой подсвечник. Как красиво! Счастье в мелочах. Все хорошо, когда рядом с тобой твои друзья.

Кажется, это они. Время вечеринки!

8 октября 2017 г.

ВСЯКОГО
КТО
ПРИДЕТ
В МОЙ
ЛЕС
ЖДЁТ
ТА ЖЕ
УЧАСТЬ

Гайдуки нагрянули в Решинари в канун Георгиева дня перед самым рассветом. Быстренько окружили село, зажгли факелы и принялись под заливистый, захлебывающийся собачий лай сгонять народ на площадь перед церковью. Впрочем, даже матерые сторожевые псы умолкали и пятились от плетня, когда мимо них проезжали два всадника на холеных мадьярских жеребцах.
Передний — кряжистый, усатый мужчина средних лет в ярко‑красной бекеше и высокой меховой шапке — на ходу отдавал приказания. Но по тому, как он оглядывался на спутника, закутанного в черный шерстяной плащ безусого молодого человека с непокрытой головой, сразу становилось ясно, кто здесь главный. Волосы у безусого были ярко‑рыжего цвета, и когда мимо пробегали гайдуки, казалось, что именно от головы начальника они и зажигали свои факелы.
Безусый всю дорогу молчал и лишь одобрительно кивал, наблюдая за действиями подчиненных. По всему видать, что управляться с селянами им не впервой. Угроза поджечь дом подгоняла даже самых неторопливых, и через четверть часа все жители села, от малых детей до немощных стариков, собрались на площади. Тут рыжеволосый спешился и наконец‑то заговорил:
— Радуйтесь, селяне! С кровавыми убийцами Батори покончено навсегда. Новый господарь Трансильвании князь Ференц Ракоци скоро наведет здесь порядок, и вы заживете спокойно и счастливо. И в первую очередь он повелел извести всякую нечисть, которая развелась по всей стране при попустительстве злокозненного негодяя Габора Батори. Для этого он и прислал нас сюда из Клуж‑Напоки.
Ну, старик, — обернулся он к старосте, не такому уж и дряхлому на вид бородачу, не успевшему впопыхах надеть безрукавку и теперь поеживающемуся от утренней прохлады, — рассказывай, есть ли у вас в округе морои?
— Как не быть, — хмуро ответил тот. — Чай, не где‑нибудь, а в Трансильвании живем.
— Чего ж ты тут стоишь? Показывай, где они хоронятся.
— Так, господин хороший, кабы мы это знали, давно бы сами справились, — виновато пробасил староста. — А те, кто знал, уже не расскажут.
Рыжеволосый зыркнул на него пронзительно‑голубыми глазами, но затем самодовольно усмехнулся:
— Ну, старый, ты, видать, просто спрашивать не умеешь. Гляди, как это делается. — И он кивнул усатому, стоявшему по правую руку. — Начинай, хорунжий!
Разъяснений не требовалось. Дело было нехитрое и уже привычное. Гайдуки по одному подводили селян к хорунжему, а тот доставал из мешка головку чеснока и выдавал по дольке каждому испытуемому. Крестьяне морщились, но старательно прожевывали, после чего стражники отводили их в сторону.
Вдруг одна довольно миловидная девица с длинной черной косой, седьмая или восьмая по счету, поперхнулась, закашлялась и выплюнула чеснок на землю. Все замерли в испуге, даже собаки на мгновение перестали брехать. От неподвижного хищного взгляда рыжеволосого у многих по спине пробежал холодок. — Повторить! — коротко распорядился он.
Хорунжий буквально вбил в рот несчастной новую порцию. Всхлипывая и пряча глаза, она все‑таки разжевала едкую чесночину и после пристального осмотра — не утаила ли чего за щекой — заняла место среди прошедших испытание.
Зато следующий за ней тщедушный паренек даже не попытался попробовать чеснок на вкус. Отвернул голову, дернулся было бежать, но тут же забился в цепких руках гайдуков. По толпе прошелся ропот, но тут же утих от зычной команды рыжеволосого:
Один из стражников поднес нож к горлу паренька, чтобы и не думал рыпаться, а второй резко дернул за ворот рубахи. На бледной, с синими прожилками шее только наметанный глаз смог бы разглядеть крошечные красные точки. Но гайдуки как раз и были народом бывалым.
— Укушенный, ваше благородие, — четко доложил тот, что рвал ворот.
Парнишка сразу обмяк и повалился бы на колени, если бы его все еще не удерживали под локти.
— Показывай, кто тебя кусал.
Крестьяне опять загудели, многие стали оглядываться по сторонам, но острые пики гайдуков убедили их, что лучше оставаться на месте. Да и укушенный в сопровождении четырех стражников, к всеобщему облегчению, направился не к ним, а в сторону кладбища.
Рыжеволосый с ними не пошел. Уже рассвело, и ему и отсюда было прекрасно видно, что творится за кладбищенской оградой. Паренек указал на старую, уже осыпавшуюся могилу с завалившимся набок крестом. Хорунжему принесли заранее заготовленный осиновый кол. Усатый воин долго примеривался, а потом воткнул заостренную палку в могильный холмик. Дюжий гайдук поднял над головой прихваченный в кузне молот. В этот момент с бугорка вновь посыпалась земля, крест накренился еще сильнее, и кое‑кому из собравшихся на площади почудился короткий и глухой стон.
Гайдуку, видимо, тоже почудился, потому что ударить как следует у него не получилось. Кол углубился едва ли на локоть. Раздосадованный силач замахнулся снова и на этот раз приложился от души, с оттяжкой и уханьем. Но его голоса никто не расслышал.
Ни одна трембита не смогла бы издать звук такой высоты, какой разнесся над сельским кладбищем. И уж конечно, не было бы в нем такой боли, отчаяния, ярости, злобы и еще чего‑то трудно уловимого. Наверное, обиды. Хотя кому и на кого тут следовало обижаться?
Народ на площади еще долго не мог прийти в себя. Мужчины и женщины одинаково тяжко вздыхали и истово крестились на купол церкви. И только появление гайдуков с укушенным вернуло их к действительности.
— Больше никого не знаешь? — со зловещей ухмылкой спросил у паренька рыжеволосый.
Тот отчаянно затряс головой, но так и не смог произнести ни слова.
— А если еще чесночку?
— Н‑н‑нет, н‑не знаю, — выдавил‑таки из себя несчастный.
— Ну и ладно, — с неожиданным равнодушием заключил предводитель гайдуков. — Уберите его, он мне больше не нужен.
Паренек приободрился и почти радостно зашагал за конвоирами. Но дошел только до хорунжего. Бывалый воин плавным бесшумным движением выдернул из ножен саблю и с одного удара снес бедняге голову. Очень аккуратно, отработанным, точным движением, так что даже кровь брызнула в противоположную от него сторону. Гайдуков тоже не замарало, привычные ко всему ребята на замедлили шаг и теперь направлялись к притихшей толпе, продолжающей осенять себя крестным знамением. Возмущаться жестокостью хорунжего никто и не думал. Все правильно — укушенный мороем после смерти сам мороем становится. А жить пареньку и так оставалось недолго — чахотку ни с чем не спутаешь.
Дознание продолжалось еще около часа. Выявили троих укушенных, обезвредили еще одно логово мороя. Но каждый раз толпа вздыхала все тише, крестилась не так истово и замерзала под взглядом рыжеволосого на все меньшее время. Наконец ему и самому надоело. Стариков и детей проверять и вовсе не стали.
— Заканчивай, — вполголоса приказал безусый хорунжему. — Скажи только, пусть хвороста принесут побольше и трупы жгут подальше от села. Не хватало еще аппетит себе испортить.
Он повернулся к старосте, подмигнул ему и весело спросил:
— Ну, старый, в дом‑то пригласишь, за стол посадишь? Проголодался я что‑то. А она, — рыжеволосый указал тонким пальцем с длинным, чуть загибающимся ногтем на ту девушку, что закашлялась от чеснока, — она мне за столом прислуживать будет. Ну, что встал‑то? Дорогу показывай!
Он шутливо подтолкнул старика в спину и двинулся за ним следом, наступая черными остроносыми сапогами на длинную утреннюю тень, тянущуюся от проводника. И только тут все заметили, что сам рыжеволосый тени не отбрасывает. — Пресвятая Дева! — охнула немолодая дородная крестьянка, стоявшая у него за спиной. — Да он же сам… морой!
— Ты, тетка, о том, чего не понимаешь, лучше не болтай! — одернул ее дюжий гайдук, тот самый, что забивал кол в могилу. — Какой же он морой? Морои — это мертвые кровопийцы, из могил по ночам встающие. А их благородие — стригой. Стригои — они живые, солнечного света не боятся, и чесноком их не проймешь. И у нового господаря они в большой чести. Так что помалкивай, если хочешь до преклонных лет дожить.
— Да как же это? — не унималась женщина. — Он же дочку мою с собой увел! А ежели укусит?
— Знамо дело, укусит, — согласился гайдук. — Сам же сказал, что проголодался. А какой же барин кровушки крестьянской не любит? Так ведь не убьет же небось! Ничего, стерпится, привыкнет.
И стражник направился вслед за начальником. Пожилая крестьянка хотела еще что‑то сказать, но передумала, подняла глаза к нему и зашептала молитву.
А в небе над освобожденной Трансильванией поднималось солнце новой счастливой жизни.

Автор: Сергей Удалин

Едва затих последний удар, двери со скрипом отворились и открыли перед девушкой синеватый полумрак каменного холла. Потянуло холодом, плесенью, мышами и свистящим ветром. Осторожно оглянувшись, Регина зашла внутрь, и дверь с резким стуком закрылась за ней, заставив девчонку вскрикнуть от страха.

- Не бойся и проходи в наш зал, странница. - раздался из ниоткуда скрипучий голос, такой же, как у недавно встреченного гнома. - Там тебя ждут пища и тепло.

И в подтверждение слов невидимого хозяина невдалеке весело затрещал камин и запахло жаренным гусем.

Едва аромат коснулся ноздрей девушки, живот её отчаянно завыл и забулькал соком. Регина покраснела и пошла вперёд, где под высокой шаткой лестницей были приоткрыты двери в обеденный зал.

Кажется, её воображение вновь потрясено, который раз за день. Переступив порог комнаты, девушка попала в высокую небольшую комнату, грубым сводчатым потолком и неотёсанными камнями стен больше напоминающую тесный грот пещеры.

У дальней стены трещал и гудел огонь в старом камине, на вертеле запекался жирный гусь, слева в стене прорезаны были длинные стрельчатые окна с плохо уцелевшим витражом под самым потолком, а напротив висели портреты рыцарей и дам, уродски написанные кистью больного мастера. Когда Регина прошла дальше, показалось ей из-за колеблющегося пламени костра в камине, что портреты двигают головами, ворочают шеями под тугими воротничками и шепчут что-то безобразно маленькими ртами с выпяченной нижней губой. У некоторых кавалеров и дам были заячьи губы и бессмысленный взгляд - совсем, как у Ганса-дурачка из соседней деревушки, что сидел по воскресеньям у церкви, ожидая мать со службы, и сыпал песок себе на голову, в рукава и панталончики, вызывая хохот детишек.

Поглядев на шептавшиеся портреты и почувствовав себя неуютно, Регина отвернулась от них и пошла вперёд, к длинному низкому столу, за которым сидели и трапезничали... гномы.

Их было штук девятнадцать, все примерно одного роста, но разного возраста: были и белобородые старики, посасывавшие трубки и ковырявшиеся в тарелке, потрясая жидкой головой, были и молодые гномы, как мужчины, только будто уменьшенные раз в десять и со смешными хмурыми лицами. Все одеты были в кафтаны, жилеты, штанишки и башмаки - кожаные, деревянные... Почти все были в колпаках разных цветов, лишь пара гномов обошлась без них, наверное, сняла за столом.

Регина остановилась нерешительно у скамьи и произнесла дрожащим голосом:

- Добрый вечер хозяевам. Я - Регина Шнек из деревни Хайссебрюке, что в двух днях пути пешком отсюда. Я шла в Восточный город через лес, заплутала, но появился ваш друг, - Регина поискала его глазами за столом, - и подсказал мне найти жилище на ночь Так я попала к вам.

Из-за стола встал давешний гном - в красном кафтане, зелёных штанишках - и сказал девушке, сминая колпак в руках от волнения:

- Ты не обессудь, Регина Шнек из Хайссебрюке, что так неожиданно появился я перед тобой, но такое у меня задание, старейшина сам послал меня к тебе. Раньше ты гномов не встречала?

- Конечно, не встречала, - пролаял и закашлялся гном, что мешал кашу в тарелке и пыхтел тлеющей трубкой, - это и был старейшина. - Посмотри на неё, что в жизни она, кроме свинского загона и птичьих потрохов, видела?

- Мой отец, Ларс Шнек, потомственный егерь, как и покойный дед Фриц, а я им обоим помогала, - обидчиво задрала нос Регина, - я с детства в лесу росла и кормилась им.

- А, старый Фриц и его рыжебородый сыночек Ларс, что распугали нам всю дичь в округе, перерыли все норы в поисках изумрудов и разорили птичьи гнёзда, ища золотые яйца? - усмехнулся молодой гном с рыжими волосами и в зелёном наряде. - Как же, как же, знаем. Весь наш гномий род их вплоть до двадцатого колена изо дня в день проклинает.

Регина затряслась вдруг: прийти в пристанище и попасть к кровожадным гномам, точащим мелкий зуб на её отца и деда, было ужасно.

Девушка отступила на шаг и покрутила головой:

- Это чудовищно, то, что вы говорите, но бежала я от ещё большего ужаса...

Гномы вдруг всполошились, бросили свои плошки, нехитрую снедь, стали сердито потрясать кулачками, ругаться, спорить друг с другом, таскать соседа за грудки и даже отчаянно дёргать за жидкие бородёнки, и со стороны бы всё выглядело жутко уморительно, если бы не было так... странно и жутко.

Регина поняла, что толпа гномов сейчас полезет на неё, желая разодрать на куски, и хотела достать не отогревшимися ещё пальцами кортик для самообороны, но старый гном властно взвизгнул:

- Гномье царство, тихо!

Маленькие человечки тут же притихли и сели на свои места, уткнувшись в тарелки. Старец огладил бороду и кинул Регине:

- Сядь, чего стоишь. Только аккуратно, моих ребят не раздави. Сядь вот здесь, между синим и голубым, бери себе миску с тыквой и свёклой, сейчас стряпчие гуся подадут. Хочешь кубок ежевичного вина и кусок сыра? Подсох и заплесневел, правда, но очень вкусный.

Регина втиснулась между пискнувшими гномами, и старец засмеялся:

- Да ты плащ-то хоть сними, дурёха. И сапоги стащи, небось, все промокли. Да кто в мокром-то ужинать садиться, хочешь, чтобы мои ребята тоже продрогли? Им за день и так несладко пришлось, как и всему нашему гномьему племени веками. Эй, кто-нибудь, притащите этой глупой гусыне рубище, стащите с неё сапоги, намотки и повесьте сушиться у камина, а ей дайте полотно сухое, чтобы ноги укутала.

Из-за стола выпорхнуло пятеро проворных гномов и, разбежавшись кто куда, вернулись через минуту. Живо стащили они с опешившей Регины плащ, сняли сапоги, брезгливо стянули намотки и бросили ей два огромных куска ткани, пыхтя и едва таща их, а одежду и обувь поставили у камина сушиться и побежали обратно к столу. Девушка пробормотала слова благодарности и несмело начала жевать и пить.

Подали гуся. Едва блюдо с золотистой птицей коснулось столешницы, гномы радостно завопили и заёрзали, старейшина сдвинул брови и подал жест разрезать птицу. Стряпчие справились с этим и плюхнули по щедрому куску каждому в подставленные миски и тарелки. Регине дали ножку, и девушка начала есть ароматное мясо с привкусом яблок и чернослива. А гномы готовили неплохо, лучше, чем в деревне, где в неурожайные годы перебивались кислой капустой и грибным супом с луком.

Вино оказалось какое-то чародейское: после пары глотков из потрескавшегося кубка Регина ощутила, как румянец охватил всё её лицо, глупая улыбка расползлась до ушей, а сухой жар медленно полз вниз по телу, согревая простуженное седалище и ноги.

Сделалось тихо, даже огонь трещать стал меньше, гномы все потянулись к кубкам, и гном в красном кафтане и зелёных штанах, что встретил Регину, нараспев заговорил:

- Ты, Регина Шнек, наверное, задаёшься вопросом, кто же мы такие, взаправду ли существуем и что делаем здесь?

Регина кивнула.

- Слушай меня внимательно. Мы, гномы, как вы пишите, люди, в своих глупых преданиях, действительно существуем уже сотни лет. Мы - порождение матушки-земли, её сыновья и подчиняемся лишь её силам. Мы живём в лесах, пещерах, горах и неохотно к вам, грубым варварам, приближаемся потому, что ничего хорошего встреча с вами не сулит. От вас одни беды. Мальчишки ради забавы разоряют гнёзда и убивают кроликов, заманивая в силки, женщины безжалостно отравляют реки нечистотами своих домов из корыт и лоханей, а мужчины, эти дикари, подчистую вырубают леса, опустошают наши укромные запасы и недра, жгут травы, уничтожают дичь, ведут на нас охоту. Мы приставлены всегда к одному господину - духу горы, пещеры или леса, и раньше мы принадлежали хозяину Звонкого леса, испокон веков, но он прогневался и изгнал нас из леса, отдав другому господину - хозяину Тусклого леса. Новый господин из жалости подобрал нас и поселил сюда, на опушку в давно опустевший замок вымершего дворянского рода. Вот уже десять лет мы здесь живём.

Красный гном вздохнул печально, и Регина улыбнулась невпопад ему, чуя, как хмельное вино играет в голове.

- Мы живём здесь по милости нашего господина и всячески прислуживаем ему в лесу, стараясь сделать его чище и богаче, за жильём сами присматриваем, как можем, от глаз людских его оберегаем, прячем и чары наводим, но чары слабенькие. Посмотри на нас, из чрева земли-матушки вылезших, разве можем мы серьёзное колдовство сотворить?

Регина окинула взглядом гномов, их морщинистые лица, лёгкие, как пух, волосы, и слёзы невольно заблестели на её глазах.

- Мы, как можем, держим оборону против злых и дурных сил, что помешать нам могут. Но раз в год совсем тонкой становится грань между нашими чарами и вашим миром, смывает её проливными холодными дождями, и тогда в самую ненастную осеннюю ночь может одинокий редкий путник забрести в такую чащу леса, что верная погибель ему грозит. И в эту ночь должны мы, повинуясь законам природы, приютить такого путника и обогреть, если он потерялся в нашем лесу. Сегодня такая ночь, и мы обязаны спасать тебя.

- А если бы мы встретились в другое время в вашем лесу, что бы вы со мной сделали? - задала вопрос Регина, предчувствуя ответ.

- Съели, - улыбнулся острыми зубами красный и облизнулся.

И все гномы, даже трухлявый старейшина, задрожали вдруг от возбуждения, защёлкали языкам и тоже принялись облизываться, обмакивая собачьи языки в вино, как в кровь.

Регину замутило, и она вышла из-за стола, подобрав с пола тряпку, в которой грела ноги.

- Спасибо за ужин и обогрев, сейчас я хочу пойти спать. Где мне можно переночевать?

- Красный, проводи эту глупую гусыню до опочивальни, пусть спит там, но только до рассвета. На рассвете сюда придёт наш Хозяин и будет очень недоволен, застав человека в замке. Настолько недоволен, что может даже убить тебя, ведь чары уже спадут, и мы больше не сможем тебя защищать. Едва забрезжит солнце - бери свой скарб, остатки ужина и уходи.

Регина хотела что-то сказать, но вид щёлкающих челюстей и зубок был настолько омерзителен, что она проглотила ком в горле и лишь молча кивнула, удаляясь из комнаты обратно в холл и по шаткой пыльной лестнице в убогую опочивальню, провожаемая взглядами лиц на портретах. В ночи они казались голубыми и болезненными.

В спальне в пыли было очень натоптано - гномы бестолково суетились тут после ужина и расстилали кровать. Кое-как смахнув пыль с одеяла и взбив подушки, гномы указали ей на кровать и с писком удалились, а красный вручил ей старый замызганный ключ и проскрипел:

- Запрёшься изнутри на ночь, такова традиция замка. Никто тебя ночью трогать не будет, но утром сама проснись, забери свои вещи и уходи из замка, ступай прочь с поляны. Ослушаешься - плохо будет, Хозяин разгневается.

- Каков он на вид, ваш хозяин? - осмелев и поняв, что такой шанс даруется раз в жизни, спросила Регина, задержав ключ в руках и не выпуская его из рук малютки.

- Задержишься здесь дольше - узнаешь, - хихикнул гном и выбежал на коротеньких ножках из спальни, стуча башмаками по лестнице.

Регина мигом захлопнула за ним дверь, от волнения не сразу попала ключом в замочную скважину, закрыла дверь на пять оборотов и без сил упала на высокую кровать, внутри которой шуршали и попискивали мыши. Девушка убеждала вначале себя просто полежать и отдохнуть, не смыкая глаз, а с первыми лучами солнца или хотя бы посветлевшим небосклоном уйти из проклятого замка, подальше от нечистой опушки, но два дня без сна в пути, слабость и разморившее дух и тело вино сделали своё дело, и дочь егеря сразу же заснула, едва закрыла саднившие веки.

...Поутру её разбудили дикие крики и грохот внизу. Поднялась, недоуменно оглянулась, увидела пыльные столбики для балдахина перед собой, разбитое витражное окно, за которым встало ленивое бледное солнце, посмотрела на грязные ноги без обмоток и сразу всё вспомнила. Регину забила мелкая дрожь при осознании увиденного и пережитого. Наспех прочтя утреннюю молитву, она вскочила с кровати и вспомнила слова гнома: "...Хозяин прибудет на рассвете и очень разгневается, если застанет в замке постороннего". Кажется, он уже прибыл, и гномы воют от его немилосердности.

Регина подбежала к двери, осторожно провернула ключ и, едва скрипнув дверью, спустилась в мрачный холл, освещаемый тускло пыльными бликами. Замок успел за ночь остыть и больше не пах заманчиво и сытно.

В который раз уже достав из ножен кортик, девушка приблизилась к двери обеденной, в которой сушились её плащ, намотки и сапоги, и приоткрыла врата. То, что она увидела, повергло её в ужас и заставило тяжело задышать.

Гномы метались по залу трапезной, воя и падая на колени, кто-то валялся на каменных плитах пола без чувств. Под самым потолком зала, раскачивая пустые канделябры, клубился длинный серебристый дракон и изрыгал клубы голубого пламени в гномов, гоняя их по всему залу.

- Где она? - шипело пламя, извергаясь из глотки на головы несчастных существ. - Куда дели девчонку? Зачем привели?

- Господин, мы ничего не делали, она сама напросилась и пришла! Её ночь застала в лесу, и мы по закону не должны были дать ей погибнуть! А эта дура в медвежьей лежанке ночевать пыталась! И мы послали красного направить её на путь!

- Я не желаю после рассвета видеть паршивую человеческую плоть в своём замке. Почему вы до сих пор не убрали её? Уберите!

Регина стояла в дверях, наблюдая сцену расправы, ужаса маленьких существ, и вдруг её лицо исказила дикая дурная улыбка. Она поняла, что не может оставаться в замке больше ни секунды, пока дракон не разорвал её на части, но и пойти в Восточный город без худого, но плаща и босиком просто невозможно. Вернее, пойти возможно, но дойти нельзя - не пройдёт и двух километров по кислой стылой траве, как околеет. Что же делать?

Пока девушка размышляла, око дракона блеснуло недобро, заметив рыжие локоны в дверях, уши насторожились, учуяв шорох, и голос зычно проорал:

- Вот она, стоит за дверью, схватить её, быстро!!

Регина не успела даже опомниться - настолько быстро всё произошло, как толпа гномов вцепилась в неё маленькими ручками и втянула её в зал, повиснув на кожаных штанах и для верности вонзив зубы в ногу. Регина закричала, подпрыгивая на месте и стряхивая нежить, но тщетно.

Серебристое тело дракона, резанув глаза ослепительным блеском, молнией метнулось под потолком и грузно, с шелестом приземлилось так, что стены задрожали, и от когтей растрескалась плитка. Регина зажмурилась, когда дракон, извиваясь, подполз к ней, и попыталась задержать дыхание, когда он заговорил, опалив смрадом и жаром лицо:

- Взгляни мне в глаза, смертная. Взгляни.

Что-то массивное, холодное и гадкое коснулось её лица, наверное, загнутый куриный коготь дракона. Девушка ни за что не хотела разлеплять глаза и смотреть в лицо своей смерти, но вездесущие гномы ловко вскарабкались по ней, пребольно пнув в плечо, и насильно разжали ей веки. Сейчас уже не были они такими милыми и не кровожадными, когда их седой старейшина валялся в обмороке на полу, а красный яростно пыхтел, удерживая верхнее веко Регины.

И ей пришлось посмотрел на дракона, приблизившегося вплотную. От страха сердце её заколотилось так сильно, что всё тело начало трясти. Регина увидела самое жуткое чудовище на свете.

- Отец... - едва прошептала девушка и ощутила, как слёзы режут глаза.

Перед ней стоял жилистый перепончатый дракон с острыми ушами, крупной серебристой чешуей и лицом её отца, от которого Регина бежала, как от страшной гибели, как от чумы. И сейчас хозяин леса явил ей лик самого жуткого чудовища на свете - Ларса Шнека, бегством от которого несчастная девушка спасалась, как могла, но угодила в лапы дракона. Не понимала уже она, то ли мерещится ей это страшное лицо, то ли наяву видит, но сердце тоскливо говорило: это последние вздохи и секунды жизни.

Глаза дракона полыхнули серым, изо рта вырвалось облачко голубого пламени, и бездыханное тело Регины медленно осело на пол, придавив несколько гномов. Они пискнули и тут же разбежались, прячась от гнева господина. Но кара настигла и их: дракон обвёл всех огненным взглядом, и все девятнадцать гномов застыли в самых нелепых позах, окаменев, а вместо глаз их сверкали рубины.

- Посидите так десять дней без движения, пока пылью и паутиной не покроетесь, и затем вновь служить мне. Если ещё раз пустите жалкую человеческую тварь в замок, я вас в пепел превращу и развею над лесом.

Дракон мигом свернулся в кольца, метнулся к окну и вылетел из него тугой стрелой, разбив ещё пару квадратов витража.

На полу лежало неподвижное тело босоногой беглянки и девятнадцать застывших тел подневольных гномов. Солнце равнодушно осветило их и скользнуло дальше, сушить неяркими лучами мокрый от вчерашнего ливня лес, по которому, как по мокрой траве слизни, со стороны деревушки пробирались охотники.

***

- Я нашёл её, нашёл!

На отчаянный крик молодого охотника сбежались все мужчины и молча застыли над распростёртым телом, подавив в себе крик.

Девчонка лежала на спине, без плаща, босая, все вещи небрежно валялись рядом на прелой листве. Правая нога странно была подтянута к другой ноге, руки раскинуты, пальцы и волосы утопают в грязи, глаза изумлённо распахнуты, а губы и лицо синие, в фиолетовых пятнах. Бедняжка просто замёрзла под проливным дождём.

- Безумная, зачем она сбежала? - покачал головой староста, а нашедший Регину молодой охотник заплакал.

Стоявший среди мужчин врач быстро склонился над телом, беззастенчиво пощупал его, пошуршал скудной одеждой, оголил бледную кожу в грязных потёках, повозился минут пять под изумлёнными взглядами поисковиков, выпрямился и сухо объявил:

- Её избили и изнасиловали около двух дней назад, но умерла она от переохлаждения. Когда совсем охладилась, показалось, будто жарко, и стала в приступе агонического безумия раздеваться и легла в грязь отдохнуть, больше не проснулась. Сбежала от своего мучителя за спасением куда-то и так страшно умерла.

Глаза его пронзили стоящего поодаль и не проронившего ни слова мужчину со светло-рыжими волосами.

- Ларс, у тебя есть, что сказать?

- А, что?.. Нет, Адриан, ничего нет. Просто так странно... девчонка молодая, мало ли что ей в голову дурную взбрело, ни с того-ни с сего взбесилась недавно и среди ночи убежала в лес, я пришёл проверить, спит ли она, а кровать пуста и мешок охотничий пропал, с которым мы на дичь ходили. Думал поначалу, с ухарем каким-нибудь деревенским сбежать решила, отца своего на произвол судьбы бросив, он ей голову-то и задурил, чертовке рыжей, сказок наплёл, горы золотые наобещал, а сам заманил в лес, воспользовался девкой и был таков. Вот тогда и кинулся я за ней в погоню, но понял, что не сдюжу один, на подмогу кого-то нужно звать, чтобы лес прочесать и найти её было больше шансов.

- Понятно, - непонятно хмыкнул доктор, а остальные мужчины начали подбирать вещи погибшей и осторожно заворачивать тело в плащ одного из преследователей.

- Решил новую добычу себе найти, Ларс? - невесело усмехнулся доктор, приблизившись к отцу погибшей, пока остальные возились с телом и не обращали на врача и егеря внимание.

- Не понимаю, о чём ты, - прохрипел тот и облизал губы.

- Прекрасно понимаешь. Девчонка явно сбегала от чего-то и в истощённом состоянии побыстрее стремилась добраться куда-то. А куда ведёт этот гнилой лес, если насквозь его пройти, как не в Восточный город?

- Может, просто сдуру так далеко забралась, мало ли что у девчонки в голове было, - зелёные глаза отца бегали.

- Нет, она явно в город за подмогой шла, раз у сельчан найти её не могла. А кто у нас в городе из сильных есть? Хирург, корчмарь-крёстный и бургомистр. К ним девчонка и стремилась. Вовсе не на косуль ночью охотилась и не белками любовалась. Не было с ней никакого ухаря - следы все только её в лесу, одна она была, одна из дома убегала и не с запудренной сказками головой, а по собственной воле, отчаявшись, когда выхода другого уже не видела, лишь в бегстве было её молодой души и жизни спасение. Всё сходится, Ларс. Я знаю, от кого она бежала и погибла. И я похлопочу в городе, чтобы ты тоже солнцем ясным недолго на свободе любовался.

Егерь шумно втянул воздух носом, заклокотал, но молча посмотрел на доктора и, глядя, как молодой охотник взваливает тело дочери на плечо, ничего не сказал и лишь гневно сверкнул глазами.

- А ты докажи, - шепнул он спустя время очкастому доктору, когда невесёлая компания повернула и двинулась в обратный путь с печальной своей ношей. - Докажи, что это я.

Доктор лишь повернулся к нему, усмехнулся презрительно, сверкнув очками в тусклом солнце Тусклого леса, и быстрым шагом догнал начало процессии, брезгливо покинув отца-погубителя в одиночестве и молчании.

- Где приют твой, странник? Где найдёт пристанище твоя душа, куда отлетит после смерти, когда упокоишься с миром? Спи и видь сладкие сны, Господь с тобой, Господь с нами. Аминь, - пропел старую молитву-присказку молодой охотник и поправил окоченевшее тело на плече, чтобы не так больно врезалось в кожу.

Говорят, даже самые худые покойники после смерти начинают неимоверно много весить, и тяжело их нести.

Эта, наверное, разбухла за ночь от воды...