Темнота навалилась мгновенно, стоило экрану телефона погаснуть. Тяжелая рука на плече исчезла так же внезапно, как и появилась, но ощущение холода осталось, словно мороз прожег ткань футболки и въелся в кожу.
Артем с криком, в котором страх смешался с животной яростью загнанного зверя, развернулся и со всей силы махнул статуэткой в пустоту. Бронзовый конь со свистом рассек воздух. Никакого сопротивления, никакого звука удара о плоть. Только инерция тяжелого предмета чуть не опрокинула его самого.
Он замер, тяжело дыша. В комнате снова воцарилась тишина, но теперь она была другой. Хищной. Если раньше тишина давила, то теперь она прислушивалась.
Артем попятился к двери, выставив перед собой статуэтку. Он помнил, что дверь заклинило, но инстинкт самосохранения требовал проверить выход еще раз. Пальцы нащупали ручку. Он нажал. Механизм щелкнул легко и маслянисто, и дверь бесшумно распахнулась в коридор.
Коридор тонул в мраке. Свет из уличных окон, который обычно хоть немного разбавлял темноту квартиры, сюда не доходил. Казалось, пространство за порогом спальни стало гуще. Артем сделал шаг, стараясь ступать на полную стопу, чтобы не скрипнул паркет.
Ему нужно было на кухню. Там, в верхнем ящике, лежал длинный шеф-нож. Бронзовая статуэтка -- это хорошо, но сталь успокаивала больше.
Он двинулся вдоль стены, касаясь пальцами обоев. Фактура винила под пальцами казалась странной: влажной и чуть теплой, будто он гладил не стену, а вывернутую наизнанку кожу. Артем отдернул руку, вытирая ладонь о штаны. Показалось. Это просто пот и нервы.
Слева должен был быть проем в гостиную. Артем шагнул, рассчитывая повернуть, но плечо врезалось в твердую поверхность. Стена.
Он замер. Этого не могло быть. Он жил в этой квартире пять лет, он мог пройти этот маршрут с закрытыми глазами. Проем в гостиную был здесь всегда. Артем ощупал преграду. Гладкая, холодная поверхность. Зеркало? Нет, просто полированный бетон.
Паника, которую он с трудом загнал вглубь сознания, снова начала подниматься горячей волной. Артем двинулся дальше, к входной двери. Если планировка квартиры меняется, нужно уходить. Немедленно. Плевать на одежду, плевать на документы. Просто выбраться на лестничную клетку, к людям, к свету.
Вот и входная дверь. Массивная, металлическая, с надежными замками. Артем нащупал "вертушку" ночного засова. Она не поддавалась. Он налег всем телом, пытаясь провернуть механизм. Металл был ледяным, пальцы скользили.
Внезапно с той стороны двери, с лестничной клетки, раздался звук.
Звонок лифта. Мелодичный, привычный "дзынь", оповещающий о прибытии кабины на этаж. Затем грохот раздвигающихся створок.
Артем прильнул к глазку. Круглый кусочек оптики был единственной связью с нормальным миром.
То, что он увидел, заставило его отшатнуться, зажав рот рукой, чтобы не закричать.
За дверью не было лестничной площадки. Там не было привычных зеленых стен подъезда и мусоропровода.
В глазке он увидел свою собственную спальню. Ту самую, из которой только что вышел.
Вид был с потолка, словно камера наблюдения висела в углу. Он видел смятую постель. Видел разбитое окно, осколки которого блестели на полу. И видел фигуру, стоящую посреди комнаты.
Фигура стояла спиной к глазку, но Артем узнал свою пижаму. Существо в его одежде медленно, дергано поворачивало голову, осматривая комнату. В руке оно держало телефон Артема. Экран светился, освещая лицо существа снизу.
Это было лицо Артема, но словно надетое на череп неправильной формы. Кожа висела мешками, а глаза смотрели в разные стороны, вращаясь независимо друг от друга, как у хамелеона.
Существо в спальне поднесло телефон к уху.
В ту же секунду в тишине коридора, прямо за спиной настоящего Артема, раздался звонок домашнего телефона. Старый радиотелефон, база которого стояла на тумбочке в прихожей, начал трезвонить, разрывая ватную тишину.
Артем медленно обернулся. Маленький красный огонек индикатора на базе мигал в ритме звонка.
Существо в глазке -- там, в невозможной спальне за входной дверью -- что-то говорило в мобильник.
Артем, как под гипнозом, протянул руку и нажал кнопку громкой связи на базе.
-- Алло? -- прошептал он.
Из динамика, сквозь треск статических помех, раздался его собственный голос. Голос был веселым, будничным, абсолютно нормальным:
-- Привет, Тем. Ты чего дверь не открываешь? Я ключи забыл. Я стою прямо тут, за дверью. Впусти меня. Я очень устал носить эту кожу, она мне жмет.
Артем снова посмотрел в глазок. Спальня исчезла. Теперь за дверью была сплошная, пульсирующая темнота. И в этой темноте, вплотную к линзе глазка, плавал огромный, человеческий глаз без век. Зрачок сузился, фокусируясь на Артеме.
-- Я вижу тебя, -- прошелестел голос не из трубки и не из-за двери.
Голос прозвучал у Артема в голове.
Он отпрянул от двери и побежал в сторону кухни, единственного места, где еще оставался путь к отступлению. Но стоило ему вбежать в кухонный проем, как он поскользнулся.
Пол кухни был залит водой. Холодной, темной водой по щиколотку. Кран был открыт на полную, но вода не текла из гусака. Она била фонтаном из сливного отверстия раковины, черная и густая, как нефть.
А у окна, спиной к нему, сидела его мать. Она умерла десять лет назад, но сейчас она сидела на табуретке, в своем любимом халате, и чистила картошку.
Нож стучал о тарелку. Тук. Тук. Тук.
-- Ты не помыл руки, Артемка, -- сказала она, не оборачиваясь. Голос был молодым и звонким. -- А мы с папой так ждали тебя к ужину.
Она повернулась. Вместо лица у нее была гладкая зеркальная поверхность. И в этом зеркале Артем увидел не себя.
Он увидел, что стоит в коридоре абсолютно голый, а его кожа аккуратно сложена на кухонном столе рядом с картофельными очистками.
