Научная фантастика. 200 млн. лет спустя археологи изучают электронные переписки XXI века. Идея - авторская. Краткий сюжет - нейросеть. Текст авторский. Иллюстрации - нейросети. Меня критиковали за фотореализм, но именно в этом жанре я решил иллюстрировать этот рассказ. Нейросети использовались на всех этапах, включая редакцию. Однако, последнее слово оставалось за мной. Я ушёл от детского желания заменять нейросетями труд. Нейросети использовались мной как мощный инструмент, но трудился над этим произведением я больше, чем над каким-либо другим. И главное, помните: это - фантастика, а нейросети могут ошибиться, придумывая правдоподобные обоснования сюжету.
Бару оказался прав: Земля в иллюминаторе разогнала мою апатию. За все свои тысяча двадцать четыре года жизни я ни разу не посещал колыбель человечества. Возбуждённый щебет попутчиков, ринувшихся к иллюминатору, заразил меня, и вот я сам, растолкав толпу, взираю на гигантский материк, припорошённый облаками и окаймлённый океаном.
– Глазам своим не верю: Амазия! – восклицала высокая девушка с красными локонами, стискивая в объятьях парня с иглами из белых волос.
– Не впечатляйся! – брюзжал тот. – Это не та Земля, что была в начале. Когда появились первые представители Homo Sapiens, здесь насчитывалось шесть материков. Шесть!
– Не придирайся, а то укушу! Это – наша Земля! Да, она изменилась за двести миллионов лет, но Земля – та самая!
Я провёл пальцем по стеклу иллюминатора. Девушка права. И Бару угадал. Земля – та самая, и она унесла мою хандру.
Я родился далеко от Земли, работал и учился на бесчисленных планетах, сменил множество профессий, повидал немало чудес космоса, принимал разнообразные биологические формы, но в последнее время всё казалось бесконечными вариациями одного и того же.
– Каждый в возрасте примерно тысячи лет проходит через этот кризис, – наставлял Бару, рывком головы стряхивая с глаз надоедливые чёрные пряди. – Тебе требуется прикоснуться к корням. Посети Землю и займись археологией на краю Амазии! Только так ты откроешь для себя новое. Много диковин таят галактики, но зов предков – совсем иное!
В ту ночь мы стояли на пристани:
– Если бы дело было лишь в возрасте, – сомневался я, глядя на освещаемые лучами прожекторов розовые волны Леоноры. – Я же почти ничего не помню из того, что случилось пятьсот лет назад... Прошло так много веков, что всё опять должно стать для меня новым. – Я чувствовал, что в моём голосе пробиваются нотки надежды: Бару умел убеждать.
– Не время, а смысл, – настаивал он. – Смыслы не стираются, они кумулируются! Тебе нужен принципиально новый смысл. Земля, Амазия, океан, археология, и однажды ты пожелаешь продолжить исследования Вселенной, которая всё ещё полна загадок...
С этими воспоминаниями, под гомон путешествовавших со мной красивых людей и ароматы их духов, затаив дыхание, я наблюдал за приближающимися горными хребтами, пустынями, лесными массивами, за равнинами, кажущимися из-за рек рваной зелёной тканью, прислушиваясь к зачарованным голосам:
– Не может быть! Это – Амазия!
– Конечно, Амазия! Ты куда билет заказывал?
Космопорт меня не впечатлил. Стандартный терминал, такой же, как в любом другом уголке галактики, ничего уникального. Его элегантная архитектура и изящные интерьеры не заслуживали моего внимания, и я тут же вызвал флайер до вокзала. Мне не терпелось воочию увидеть земные пейзажи, известные прежде лишь по голограммам. Как ни странно, на Земле до сих пор работала железная дорога на магнитной подушке, и я решил, что это лучший способ познакомиться со здешней природой. Мне предстояло пересечь всю Амазию с Запада на Восток.
Я занял место у окна, на втором этаже вагона. Сиденье нежно поддерживало мою спину, адаптируясь к её изгибам. Напротив устроилась блондинка со зверьком на коленях. Это был одомашненный лесной землянин, носивший на спинке кожистые зелёные листочки, в клетках которых обитали одноклеточные водоросли. Я понимал, что Земля – планета древняя, а значит, симбиотические связи в живой природе здесь успели развиться лучше, чем в большинстве колоний. Питомец требовал солнечных лучей для фотосинтеза, и хозяйка то и дело отлучалась с ним на крышу вагона, где животное могло напитаться досыта.
Поезд мчался стремительно, смазывая пейзажи за окном в изумрудные, жёлтые и серые полосы. Однако, перед станциями состав тормозил, после остановок – разгонялся, и я на короткое время получал возможность созерцать реликтовые пески и луга, болота и джунгли, степи и тундру, вспаханные поля и водохранилища, города с индустриальными комплексами и жилыми белыми зданиями, кажущимися ажурными из-за многочисленных окон. При этом я не забывал бросать взоры в сторону очаровательной попутчицы, губы которой трогала воздушная улыбка, едва она замечала мой взгляд.
Через четыре часа мы достигли Дереба, где я вновь заказал флайер, на котором добрался до океана. Ещё с высоты птичьего полёта я узрел относящиеся к Дальневосточному отделению Института Земной археологии одноэтажные прямоугольные постройки с солнечными панелями на крышах. Они вытянулись вдоль береговой линии в ряд, подобно гребню морского ящера. Аппарат сел у пристани. Покинув его, я жадно втянул ноздрями отдающий йодом ветер. Авиатакси улетело восвояси, оставив меня наедине с пасмурным небом и стальными волнами, грохочущими о ржавые скалы и хромированный причал. Пронзительно кричали потревоженные чайки.
– Алан? – раздался приятный и ласковый женский голос, от которого моё сердцебиение резко участилось.
Обернувшись, я увидел румяную девушку с прямыми и длинными рыжими волосами, облачённую в белый халат. Взгляд её серых глаз был мечтательным и задумчивым, кожа – чистой и гладкой, морской свежестью дышала каждая чёрточка её лица. Вряд ли незнакомку следовало полагать стройной, но именно такой нехарактерной для колоний фигурой она пробудила во мне томную, жгучую и неукротимую тягу к сближению. Будучи воплощением женственности, она смешала мои мысли в первобытный хаос из изречений древних: «Мать-Земля», «Богиня плодородия», «Устойчивое развитие», «Деметра», «Гея»…
– Ира, – представилась девушка, протягивая мне руку.
Мне не хотелось выпускать из пальцев её сводящую с ума бархатистую и мягкую ладонь, но разум заставил разжать мышцы. Моя кисть безвольно упала и повисла.
– Скоро начнёт темнеть, – молвила Ира. – Поужинаем и спать. Об исследованиях поговорим завтра. Пошли!
Словно забыв обо мне, она зашагала к зданиям, а скорее – поплыла, величественно и с достоинством, как если бы ей прислуживала сама природа. Немного помешкав, я поспешил за ней.
Ира привела меня в светлое и уютное просторное помещение с круглым столиком и окнами до потолка. Появились роботы с кастрюлей и столовыми приборами на руках. Ловко орудуя ножами, половниками и ложками, они бросили в тарелки по кусочку сливочного масла, наложили пельменей, нарезали на доске извлечённые из выдвижных стальных карманов зелёный лук, укроп и петрушку, посыпали ими блюдо, залили майонезом и кетчупом, и ушли. Ира занялась перемешиванием источающего пар ужина. Внезапно я осознал, что зверски проголодался.
– Роботы у вас довольно простые, – заметил я, уминая сочное мясо.
– А зачем тебе сложные? – откликнулась девушка, вытряхивая перечницу в тарелку. – Тебе нужен электронный друг? Надоело со мной разговаривать?
– Нет-нет-нет! Просто это странно. И железная дорога у вас старинная. Она популярна среди туристов?
Ира посмотрела мне в глаза.
– Глупо тратить энергию на телепорты, когда есть железная дорога, – сказала она, забросив себе в рот пельмень. – Я понимаю, если спешка. Телепорты слишком жрут. Использовать их без нужды неразумно.
– Здесь, на Земле, всё как-то старомодно.
– Вот-вот! Вилка! Такими же вилками пользовались в Эру Разобщённого Мира. Это удобно, и точка.
Я смутился и попробовал сменить тему:
– А если бы мы ели настоящее мясо животных, я бы ощутил разницу?
– Конечно, нет! Ты что, первобытный человек? Веришь в священные ритуалы? Земля – не музей.
– Ты не похожа не девушек из колоний…
– Конечно, здесь чувствуется история. Но ты же знаешь, что еда синтезируется точными машинами по безупречным рецептам. Каждая молекула на своём месте. Учитывается всё: случайности, разбросы. Но тебе пришло в голову…
Я вылизал тарелку ломтиком хлеба. Вновь возникли роботы. Один из них убрал посуду, другой разлил по чашкам чай с чабрецом.
– И пьёшь ты из чашки, – продолжала Ира. – Не робот заливает чай тебе в рот, хотя, наверное, так вышло бы быстрее, а ещё можно вколоть питательные вещества внутривенно… Откуда у тебя такая вздорная идея, что всё должно меняться?
Я сделал слишком большой глоток горячего чая, поперхнулся, и напиток пролился на стол.
– В древности многие задавали глупый вопрос: вот наступит коммунизм, и что дальше? Ведь мир развивается, и рано или поздно коммунизм обязан смениться чем-то ещё. Им не приходило в голову, что эукариотическая клетка не эволюционирует миллиарды лет. Теперь всем известно, что миллионы лет существует коммунистическое общество. Подобно тому, как живая материя, с возникновением эукариот, прогрессировала уже не на уровне клетки, а на уровне многоклеточной организации, так и люди, с исчезновением классов, устремились в других направлениях: колонизация космоса, продление жизни, гуманное отношение к животным, ну ты понимаешь… Я правда не могу взять в толк, почему надо отказываться от железной дороги…
Пришёл робот, протёр стол. Я добавил в чашку пару ложечек сахара.
– А ведь можно было бы синтезировать сразу сладкий чай, – не унималась моя собеседница. – Тебе не кажется, что именно такие мелочи, как этот ритуал с ложечкой, делают жизнь интересной?
– Двадцать четыре? Без приставки из скольких-то там тысяч?
– Нет, мне всего двадцать четыре года.
– Я старше тебя на тысячу лет, но ты кажешься мудрее…
– Мудрость «Матери-Земли»? – Ира вскинула брови, её круглые глаза уставились на меня с озорным интересом.
– Наверное, во мне опять проснулся троглодит.
– На самом деле, жизнь на Земле не так уж отличается от жизни в колониях, – сказала девушка. – С завтрашнего дня ты начнёшь приобщаться к духу предков по-настоящему, но это будет завтра.
– Какой период истории вы здесь изучаете?
– Эра Разобщённого Мира. Эпоха Великой Катастрофы.
– Это когда люди что-то натворили, и им пришлось скрываться под землёй от красного солнца?
– Совершенно верно! Но самое удивительное – мы даже не предполагаем, что произошло. Ядерное оружие не способно повлиять на спектр солнечного излучения… Когда размышляешь об этой загадке, мурашки по коже!
Ира заметила, что я допил чай и поднялась на ноги.
– Ты выглядишь уставшим, – произнесла она. – Я провожу тебя спать.
– Здесь много народу? – спросил я, опустошая чашку.
– Ты, я, да роботы. Тебе скучно со мной?
– Да нет же! Я просто интересуюсь.
– Может быть, кто-нибудь заглянет к нам. А так люди здесь не нужны. Роботы со всем справляются.
Ира отвела меня в маленькую комнатку с мягкой койкой. Сквозь форточку с антикомариной сеткой доносился шум прибоя. Работал тепловентилятор. На подоконниках под розовыми лампами росли цитрусовые деревца: мандарины, апельсины, лимоны.
– Ближе к ночи свет сам выключится, – сообщила Ира.
Я забрался под тёплое одеяло и прикрыл веки, впервые за долгие годы испытывая совершенное спокойствие, как-будто всё встало на места, пришло в гармонию с естеством, а я вернулся домой с дороги, длиною в тысячу с лишним лет. Безграничное счастье и чувство удовлетворённости жизнью наполняли моё существо. Вскоре перед глазами поплыли сладкие цветные видения, и я провалился в сон.
Проснулся я поздно. Складывая постельное бельё, я услышал робота, который осведомился, что я желаю на завтрак. Я выбрал бутерброды с колбасой и сыром, а также – кофе с молоком. Подкрепившись, я отправился на поиски Иры. Поблуждав по коридорам, открывая наугад двери, я, наконец, на неё наткнулся. Девушка работала за компьютером в лаборатории.
– Как спалось? – поинтересовалась она.
Я не нашёл, что ответить и перевёл разговор:
– Значит, так. Бараки здесь возведены неподалёку от места раскопок дата-центра Эры Разобщённого Мира. Двести миллионов лет назад дата-центр использовался для облачного хранения файлов, вроде переписок в мессенджерах. Затем он фоссилизировался, и теперь мы исследуем окаменелые останки жёстких дисков с кусочками мыслей и чувств древних людей. Вот, смотри!
Ира оторвалась от компьютера и подошла к столу с громоздким круглым чёрным резервуаром, на гладкой поверхности которого играли блики от ламп. Резервуар подключался к чёрно-белому ящику.
– Это наш сканер, – объяснила Ира, прикоснулась к прибору, и его крышка медленно откинулась.
Внутри я увидел окаменелость. Ира повела меня к другому столу, где лежала ещё одна глыба, в текстуре которой я угадал очертания диска, прямые углы и отпечатки микросхем. Лёгким и изящным толчком ладони девушка затворила сканер.
– Да, – улыбнулась Ира, – прямые углы – почерк антропоцена. Природа не умеет делать углы в девяносто градусов. Только человеческий разум. Когда мы завершим сканирование фоссилии, то заменим её на другую. Робот принесёт новый камень и заберёт старый. Всё как по нотам.
– Как здесь могла сохраниться информация? – изумился я.
– Чаще всего она не сохраняется. Но этот дата-центр фоссилизировался в уникальных бескислородных условиях на дне океана, в присутствии ионов железа и некоторых других соединений. Так что, с одной стороны, жёсткие диски не проржавели и не разрушились, с другой стороны, их материал частично заместился магнетитом, который осаждался в зависимости от намагниченности различных областей диска. Ведь информация на носитель записывалась именно посредством намагниченности одних участков и размагниченности других. Поэтому мы сканируем окаменелость на молекулярном уровне и передаём данные в системы искусственного интеллекта для дальнейшей расшифровки. Конечно, мы получаем только малые фрагменты жизни предков, чаще всего – тексты, иногда – фото, редко – аудио или видео.
– Как он угодил на дно океана?
– Кто знает? Быть может, из-за природной катастрофы, например, землетрясения, наводнения или цунами. Или во время войны, когда содержимое серверов пытались спрятать или перевезти в безопасное место, но их сбили, либо потопили. Вероятно, дата-центр специально уничтожили, чтобы скрыть информацию от врага. Не забывай: это – Эра Разобщённого Мира.
– И здесь правда что-нибудь есть?
– Конечно! Вот, например, сегодняшнее.
Ира показала нейросетевую дешифровку на мониторе своего компьютера.
«Пользователь № 61222: Как здоровье?
Пользовательница № 61223: Температурю, думаю посижу несколько дней дома.
Пользователь № 61222: Лечись, выздоравливай!
Пользовательница № 61223: Спасибо».
– А ты не видишь? Она болеет, а он переживает за её здоровье.
– Конечно! Тут много чего пропало, но вот. – Ира вывела на экран новую дешифровку:
«Пользователь № 61222: Какие впечатления от корпоратива?
Пользовательница № 61223: Я всё примерно так и представляла. [Символ улыбки].
Пользователь № 61222: Понравилось?
Пользовательница № 61223: Думаю, да, такие мероприятия нужны – как минимум потом будет что вспомнить. [Символ улыбки].
Пользователь № 61222 удалил сообщение
Пользовательница № 61223: Так это и интересно, когда такие миры объединяются в одном месте.
Пользователь № 61222: Психологический эксперимент?
Пользователь № 61222: Я – про корпоратив. Ты – классная.
Пользователь № 61222: И красивая. Политику и мат я удалил».
– Что такое корпоратив? Что такое мат?
– Корпоратив – это праздник по месту работы. Мат – это неэтичные слова, употреблявшиеся в Эру Разобщённого Мира людьми, пребывающими в состоянии агрессии.
– Зачем ему понадобилось проявлять агрессию в отношении девушки, которая ему нравится?
– Откуда мне знать? Он же пожалел и удалил мат.
– А зачем он удалил про политику?
– Это же Эра Разобщённого Мира! Государство следило за всеми. Опасно! Здесь ещё что-то есть, я пока не видела. Давай посмотрим вместе! – Ира показала очередную дешифровку:
«Пользователь № 61222: Сдалась она мне, когда главное ты предала.
Пользователь № 61222: И типа я должен сделать для тебя, проявить сочувствие, что ты не выспишься. Вот ведь в чëм дело.
[Информационный блок не поддаётся восстановлению]
Пользовательница № 61223: Не, я не жду сочувствия или чего ещё. Просто говорю.
Пользовательница № 61223: Хотела бы спать, давно бы спала.
Пользователь № 61222: Я сегодня пытался, вернувшись с работы. Не смог.
Пользователь № 61222: Злоба душила.
Пользовательница № 61223: Ну ты сам решать на что обижаться, на что злиться.
Пользователь № 61222: У меня сейчас нет к тебе сочувствия. Было в прошлый раз, когда писал тебе, что ты наивная и искренняя, что же я творю, хотел бы обнять. Сейчас сочувствия нет. Я – честный.
Пользователь № 61222: Решать? Смеëшься?
Пользователь № 61222: Пытался решить уснуть, вырубиться. Не вышло.
Пользовательница № 61223: Всегда можно отпустить те или иные эмоции. Человек сам решает на чём зацикливаться».
Я ощущал, что мозг перегружен мыслями и чувствами.
– Да! Ты же видишь номера.
– Это и есть агрессивное поведение, когда употребляют мат?
– Почему он злится на девушку, которая ему нравится?
– Я же сказала тебе, что не знаю.
– У меня мозг сейчас взорвётся!
– Какой бред! Значит, у них всё плохо, да?
– Значит, у них всё плохо. Не забывай, что эти люди скончались примерно двести миллионов лет назад, и теперь им никак.
– Всё, больше информации нет. Фотография ещё сохранилась. Но плохо.
Ира показала мне размытое фото шатенки в зелёной блузе, выступавшей за кафедрой на каком-то собрании. Справа от неё висел белый экран, на котором ничего нельзя было различить.
– Что у неё вокруг глаз? – спросил я.
– Очки. У неё плохое зрение. Тогда медицина была слабая.
– Да откуда же я знаю! Больше ничего в этом камне нет! Надо грузить в сканер следующий!
Я был потрясён, поражён, ошеломлён, шокирован.
– Нам нужен ещё один стул! – крикнула Ира вверх. – И поменяйте окаменелости!
Через несколько секунд явились роботы. Один – с креслом для меня, другой завозился у сканера.
– Садись рядом! – сказала Ира. – Ну что ты распереживался? Эра Разобщённого Мира, она такая. Я научу тебя всему. Видишь метки, оставленные машиной? Вот они: #коллеги #Он_и_Она #эмпатия #симпатия #ссора. Все их нужно проверить, возможно – добавить свои. Пересчитать количество символов, отнесённых машиной к каждой категории. Всё требуется разложить по полочкам. Такова наша работа. Главное – пропустить поток через себя. Машины умеют многое, но наша задача – контролировать их работу. Зачем весь их труд, если нет нас, людей, способных его прочувствовать? Вот эти твои эмоции и есть главное! А вообще нас интересуют не такие диалоги, а свидетельства Великой Катастрофы. Они редкие… Кстати, нейросеть определила датировки сообщений, переведя один из календарей ЭРМ в современную историческую шкалу. Диалог произошёл в период Великой Катастрофы и состоялся под землёй. Но на фото, если ты заметил, слева от девушки – окно, через которое падает свет. Следовательно, это фото старше, вероятно, они делились друг с другом воспоминаниями. Если на нём – она, то на момент диалога ей могло быть намного больше лет, чем на снимке…
– То есть, во время Великой Катастрофы они продолжали работать и влюбляться?
– Ну, конечно! Как и во время любой войны!
Я не заметил, как нас покинули роботы.
Работу за компьютером я освоил за пару дней. Большая часть окаменелостей не содержала в себе информации, подлежащей восстановлению. А та, что извлекалась, чаще всего представляла собой тексты переписок категории «ссора». Люди конфликтовали по любому поводу: по политическим и идеологическим соображениям, из-за жизненных взглядов и эстетических предпочтений, по вопросам национальности, возраста и гендера, при несовпадении характеров и психотипов, от недоразумений и из предвзятости, а то и вовсе – просто так. Я узнал, что в Эру Разобщённого Мира существовало понятие «низменного удовольствия». Это когда человек наслаждается страданиями другого. Такие обрывки диалогов встречались в массе, и всех их требовалось проанализировать и систематизировать.
Однажды я обнаружил множество картинок. Вместе они составляли каталог нижнего женского белья. Я пришёл в неописуемое волнение, но Ира заявила, что ценность сей находки невелика. Я спросил, почему некоторые номера в каталоге совпадают, и Ира пояснила, что речь идёт о рыночных отношениях и стоимости товара: некоторые трусики различного фасона продавались по одинаковой цене.
Как-то раз Ире даже попалась музыкальная композиция, которая, впрочем, мне не понравилась.
Вечерами мы бродили у моря, собирали ракушки и смотрели на чаек, я рассказывал девушке о космосе, она мне – о Земле. Так, за работой, совместными трапезами и прогулками, пролетали дни, и с каждой новой ночью Ира являлась мне во сне всё чаще, а отсутствие близости с ней становилось всё нестерпимее. Я искал признаки взаимности в её жестах и интонациях, но учёную девушку, похоже, не интересовали отношения с мужчинами.
Примерно через месяц Ира повела меня на территорию раскопок. Среди чёрных и красно-коричневых скал трудились роботы. Небо было ясным, солнце светило ярко. Мы взобрались на вершину каменистого отвала, и там Ира указала на необычную глыбу:
– Смотри! – воскликнула она.
Я сразу узнал отпечаток жёсткого диска на почти квадратной плите. Не сговариваясь, мы бросились к находке. Я протянул пальцы к шероховатой поверхности, и Ира нежно накрыла их своей ладонью. Это был второй раз за всё время совместной деятельности, когда наши руки встретились. Горячая волна от низа живота захлестнула меня, ударила краской в лицо, я замер, развернулся к спутнице. Та смотрела пристально и строго.
– Нет, – сказала она. – Так нельзя. Это слишком ценно, чтобы трогать руками. Здесь – их последний шанс на вторую жизнь. Надо вызвать роботов.
Я потерял способность думать о чём либо, кроме как о рыжеволосой богине, а роботы тем временем прибыли, аккуратно выпилили глыбу из породы и унесли.
– Мне кажется, этот камень – счастливый, – молвила Ира, глядя им вслед.
И она не ошиблась. В нём нашлось свидетельство Великой Катастрофы. Дешифровка выглядела так:
«Пользователь № 69564: Всё, крышка!
Пользователь № 69564: Мне конец!
Пользовательница № 69565: Ты успеешь.
Пользователь № 69564: Нет.
Пользователь № 69564: Не успею.
Пользователь № 69564: Всё забито!
Пользователь № 69564: Ну почему они все решили именно сейчас?
Пользовательница № 69565: Что за глупый вопрос? Хочешь жить – должен успеть.
Пользователь № 69564: Зря я не послушал тебя, про катакомбы.
Пользователь № 69564: Кстати, ты в катакомбах?
Пользовательница № 69565: Да. Может, всё обойдётся?
Пользователь № 69564: Я торчу здесь уже час. Слишком много желающих успеть.
Пользователь № 69564: До катакомб далеко!
Пользователь № 69564: Мне конец.
Пользовательница № 69565: Прекрати паниковать!
Пользователь № 69564: Ты понимаешь, что скоро не сможешь меня видеть?»
– Это свидетельство эпизода массовой эвакуации в катакомбы в преддверии Великой Катастрофы! – пояснила Ира.
– Значит, они знали, что приближается катастрофа, если заранее построили катакомбы?
– Разумеется. И они знали точное время, когда солнце станет красным!
– Без понятия. Возможно, слэнг.
Когда, спустя ещё два месяца, мне удалось отрыть второе свидетельство Катастрофы, Ира решила выступить с докладом о новых находках на конференции в Деребе. Убеждён, она специально надела в тот дождливый день зелёную блузу, поскольку знала, как выглядит конференц-зал. Красавица стояла у кафедры, слева из окна падал свет, а на экране справа от неё презентовался текст второй дешифровки:
«Пользователь № 72008: Сегодня я видел красное солнце.
Пользовательница № 72009: С ума сошёл!
Пользователь № 72008: Да ладно тебе!
Пользователь № 72008: Я же умру.
Пользовательница № 72009: Не говори так!
Пользователь № 72008: В катакомбах я встретил врача. Мне не выжить.
Пользовательница № 72009: У меня давление поднимается.
Пользователь № 72008: Оно всю жизнь у тебя поднимается. А умру я.
Пользователь № 72008: И ты это знаешь!
Пользовательница № 72009: Прекрати!
Пользователь № 72008: Там ещё что-то горело.
Пользовательница № 72009: Где?
Пользователь № 72008: В городе.
Пользователь № 72008: Дым шёл.
Пользователь № 72008: Такие фантастические краски: красное солнце, дым…»
– Как видим, собеседник понимает, что умрёт после облучения красным солнцем, а его собеседница паникует, не желая признать случившееся, – излагала Ира. – Что заставило его выбраться наверх?
Зачем Ире понадобилось вызывать ассоциацию с девушкой, жившей двести миллионов лет назад? – ломал голову я, глядя из зала на демонстрируемые Ирой фото людей в подземельях и извлечённые кем-то давно из камня фрагменты переписок:
«Пользовательница № 1244: Всё хорошо! Я в катакомбах!
Пользователь № 1245: Хорошо? Ты же знаешь, как опасно в городе после того, как солнце стало красным!
Пользовательница № 1244: Прекрати! Я раздобыла нам вино!»
– К сожалению, больше ничего не сохранилось, – продолжала выступление Ира, – и нам представляется довольно странной мотивация покинуть катакомбы ради того, чтобы запастись оставшимся в заброшенных супермаркетах бесплатным вином, понимая, что впереди – неминуемая смерть. Быть может, девушка собиралась воскресить этим вином память об угасших отношениях, кто теперь ответит… Да, я слушаю?
– А что, если короткое пребывание в лучах красного солнца не было смертельным? – задал вопрос поднявшийся с места чернокожий парень.
Ира говорила, а публика внимала, не дыша. За окном моросил дождь…
Ира решила заняться мной всерьёз, как следует обучить археологии Эры Разобщённого Мира, а заодно – палеонтологии. Мы посещали музеи, научные центры и выставки, места раскопок и карьеры. Мне приходилось читать книги и отчитываться перед девушкой о выученных уроках. Однажды мы отправились к реке, где добывали янтарь. Здесь корпели шустрые роботы, ловко ворочающие тяжёлые камни. Среди собираемых ими гор можно было заприметить прозрачную оранжевую слезинку с застывшей мухой, прилипшей много миллионов лет назад к смоле ныне почти вымерших хвойных деревьев. Осень надвигалась на эти края, и редкие жёлтые листья, падающие на воду, зажигали искорки волшебства в этой строгой атмосфере.
– Вообще, в Эру Разобщённого Мира, флора сильно отличалась, – рассказывала Ира, взяв в руку ветку прибрежного дерева. – Уже много позже Великой Катастрофы, концентрация углекислого газа в атмосфере снизилась, наступил новый ледниковый период, потом климат опять потеплел, и вновь падал уровень углекислого газа. Эволюционное преимущество получили растения, использующие C-4 фотосинтез, позволяющий эффективнее усваивать углекислоту. Среди этих растений наиболее распространены были злаковые, с невзрачными цветами и параллельным жилкованием листьев. Как раз те злаковые, из зёрен которых наши предки получали муку для выпечки хлеба. Когда-то земной мир был ярче. Здесь росли красивые цветы и летали бабочки. Цветы привлекали бабочек для опыления, бабочки, радужные как цветы, неотличимые от них для хищников, питались их нектаром. А это были растения, использующие C-3 фотосинтез.
– В колониях всё это есть! – горячо вставил я.
– И в Амазии изредка встречается, но в основном – вот это… – Ира тряхнула веткой с метёлками, осыпая на воду мельчайшие щетинки.
– С исчезновением широколиственных и хвойных лесов, злаковые занимали эту экологическую нишу, эволюционируя в древесные формы, – заключила Ира.
Мы брели босиком по каменистом дну, по щиколотку в ледяной воде, высматривая янтарные осколки. В какой-то момент Ира ушла далеко вперёд, а я узрел на белых шероховатых подводных камнях кусок янтаря с чем-то чёрным внутри. Я надеялся увидеть муху, но когда поднял его, то обомлел. Я узнал это устройство по каталогам, которые изучал под руководством Иры. USB-флеш-накопитель Эры Разобщённого Мира! Я опустил камешек в карман и поспешил к Ире. Она словно порхала над водой, неспешно, погружённая в свои мысли, и я передумал её тревожить. Мне захотелось исследовать находку самостоятельно и сделать Ире сюрприз.
