Написал от нечего делать, вечером, перед сном.
Дуэль

Чёрные зрачки стволов пистолетов, казалось, смотрели друг на друга. Время замерло, природа затаила дыхание, чтобы не мешать двум людям в их попытке убить друг друга.

Всё началось банально, как впрочем и всегда. Два дворянина не поделили внимание дамы. Француз, маркиз де Вальмон, позволил себе язвительное публичное замечание в адрес русского поручика Артемия Курагина. Тот, вместо того чтобы решить дело кулаками, как станет принято в будущем, действовал согласно кодексу чести — вызвал обидчика на дуэль.

Маркиз, опытный дуэлянт, с холодной улыбкой выбрал пистолеты. В этом и заключался его план: спровоцировать поединок, чтобы под его видом совершить простое убийство. Он знал, что Курагин никогда не держал в руках оружия. Для юного поручика эта дуэль была первой.

Соблюдя все формальности, противники встретились на рассвете в уединённой роще. Секунданты, подобранные маркизом, проверили пистолеты. Дуэлянты отказались от примирения, разошлись на роковые десять шагов и по сигналу выстрелили одновременно.

Оба остались на ногах. Сначала показалось, что оба промахнулись. Но секунданты, осмотрев пистолеты и мишени, ахнули: пули столкнулись в воздухе — случай невероятный, из области легенд.

На лице де Вальмона мелькнула досада. Прервать дуэль теперь было бы верхом подозрительности.

И тут неожиданно заговорил Курагин, и в его голосе не осталось и тени прежней неуверенности:
—Не ожидал, монсеньёр? Думал, скроешь убийство за фасадом чести? О, я всё знал. И я намеренно выстрелил в вашу пулю. Вы полагали, я не владею оружием? Огорчу: я владею им в совершенстве. Лучше любого на свете. А теперь заявлю, что не удовлетворён и требую продолжения. Но теперь-то вы знаете, что шансов у вас нет. И да, целью этого «убийства» были вы. И ведь никто не заподозрит — все решат, что опытный маркиз пал жертвой неудачника, чистой случайности. Попробуйте бежать — и смерть вашей чести меня тоже устроит. Весь свет узнает, как вы позорно бежали, и двери лучших домов для вас захлопнутся навсегда.

Де Вальмон, оправившись от изумления, скривил губы в усмешке:
—Ловко. Но одно вы упустили: я знал, кто вы и что вы. И выстрелил так, чтобы вы попали в пулю и выдали себя.
—Я знал, что вы это знали! И выстрелил так, чтобы вы думали, будто ваш план сработал!
—Разумеется! Именно в этом и заключался гений моего двойного раскрытия!
—Прекрасно! Но вы не учли, что я предусмотрел ваше двойное раскрытие и построил все расчеты вокруг него!
—И тем самым попались в ловушку третьего уровня! Именно таков был мой изначальный замысел!

Их абсурдный диалог, напоминавший схватку двух павлинов, готовых заспорить до хрипоты о том, чей хвост пышнее, прервали два точных, хлёстких выстрела.

Маркиз де Вальмон и поручик Курагин рухнули на землю, не успев понять, что случилось. Над их телами склонились «секунданты».

— Ну и болтуны, — брезгливо сказал первый, обыскивая карманы француза. — Целый роман сочинили. «План… раскрытие…» Тьфу.
—Зато план наш, Василий, сработал, — хмыкнул второй, стаскивая с русского офицера дорогой ремень с пряжкой. — Выманили на утёрок, как куропаток. Глядь-ка, часы серебряные.

Они обобрали тела до нитки, сняв даже сапоги и камзолы. Вся добыча, включая пару отличных пистолетов, уложенная в холщовый мешок, потянула в пересчёте на семь целковых. Для бывших беглых каторжников, проведших последние десять лет в лесах, это была целая фортуна. На эти деньги они потом знатно гуляли неделю в ближайшем кабаке, хвастаясь перед девками трофейными табакерками и даже не помня имён тех, чья высокомерная игра в честь так выгодно для них закончилась.

Всем привет, это 3 глава моей книги под названием "Чужой свет", главы 4 и 5 можно почитать здесь: https://author.today/work/519928.
Буду очень благодарен, если поставите лайк! Приятного чтения! Без рейтинга.

Глава третья: Пробуждение.

Тишину лаборатории нарушил лишь едва уловимый гул анализатора. Зифан склонился над сканером, его пальцы замерли в сантиметре от сенсорного поля. Багровый луч вырисовывал в воздухе голографический клубок разорванных спиралей и тревожных, мигающих рун.

Тарр стоял неподвижно, как изваяние. Его взгляд был прикован к лицу учёного. Он читал в нём знакомую до боли историю: надежду, затаившую дыхание, и неизбежное разочарование, которое вот-вот должно было стереть всё остальное.

– Ну? – голос Тарра прозвучал хриплым шёпотом.

Зифан вздрогнул, словно возвращаясь из далёкого путешествия в глубины генома.
– Облучение… мощное. Но здесь… – он ткнул пальцем в мерцающую аномалию среди голограммы, – здесь что-то не так. Искажение полей. Такого я не видел никогда. Я не уверен, что наши протоколы сработают.

В груди Тарра что-то холодное перевернулось.
–Шанс есть. Всегда. Мы обязаны попробовать.
–Обязаны, – без особой веры повторил Зифан, его глаза снова стали пустыми и острыми, как скальпель.

В клетке что-то шевельнулось. Грузное тело волколака дрогнуло, издав низкий, хриплый стон. Зверь с трудом поднялся на дрожащие лапы. Мутные жёлтые зрачки метнулись по сторонам, зацепились за фигуры за решёткой. И тишину разорвал рык – растерянный, полный животной боли.

– Время пришло, – пробормотал Зифан и шагнул к панели управления.

Его пальцы коснулись светящихся рун. В ответ с глухим нарастающим гулом ожил Подавитель. Сферическое устройство, напоминающее стальное соцветие с сердцевиной из тёмного кристалла, опустилось над клеткой. От него пахло озоном и статикой.

Зверь почуял угрозу. С рефлекторной яростью он рванулся вперёд и всей своей массой обрушился на прутья. Синее свечение сдерживающего поля вспыхнуло ослепительной вспышкой. Чудовище отбросило назад, шерсть задымилась. Оно бросалось снова и снова, и каждый удар отзывался в Тарре глухим эхом старой жалости.

Гул Подавителя достиг пика, превратившись в оглушительный, пронизывающий визг. Воздух в клетке засверкал, заполнился мелкими, ядовито-синими молниями. Они жгли не плоть – они жгли саму суть, пагубный паттерн, вшитый лунным светом.

Волколак взвыл. Это был крик абсолютной, невыносимой агонии. Он бился о пол, скрёб когтями по собственному телу. А потом силы оставили его. Он рухнул, беззвучно захлёбываясь. Гул пошёл на спад, молнии угасли. Воцарилась тишина, густая и звонкая.

Оба ифрилийца замерли. Тело в клетке не двигалось.

– Жизненные показатели… стабильны, – монотонно прочёл Зифан. – Но молекулярная последовательность… Без изменений. Паттерн закреплён. – Он отвернулся, его плечи сгорбились. – Всё. Мы сделали, что могли.

Тарр ничего не сказал. Его рука потянулась к бедру, к массивному, угловатому пистолету. Звук заряжаемого патрона – особого, предназначенного для милосердного забвения – прозвучал в тишине громче любого выстрела. Он поднял пистолет, прицелился в висок спящего зверя.

– Прости, брат, – прошептал он, и в его голосе была только бесконечная, вымерзшая пустота долга.

Тело в клетке дёрнулось. Судорожно, беспомощно. Затем – снова.

– Тарр! – голос Зифана сорвался на крик. Учёный впился в экран. – Последовательность! Она… она меняется! Смотри!

Тарр опустил пистолет. На гладкой шерсти появились проплешины, обнажая бледную кожу. Кости затрещали тихим шелестом перестройки. Массивный костяк съёживался, конечности укорачивались, когти втягивались. Морда, искажённая звериным оскалом, словно таяла, сглаживаясь в черты лица – нос, подбородок, скулы. Через несколько минут, показавшихся вечностью, на полу клетки лежал не зверь, а человек. Молодой мужчина, худой и бледный. Он дышал ровно и глубоко.

– Получилось… – выдохнул Зифан, и в этом выдохе смешались изумление, триумф и острая тревога.

Тарр молча убрал оружие. Его пальцы коснулись руны. Прутья разошлись. Он вошёл внутрь, сбросил с плеч плотный плед и укрыл обнажённое тело. Лицо было незнакомым.
–Когда он очнётся?
–Не раньше, чем через несколько часов. Отнеси его в жилой отсек. Мне нужно всё проанализировать. Это прорыв.

Душа Тарра дрогнула. В ней вспыхнул тёплый, почти забытый огонёк — радость. Он бережно взвалил тело на плечо.

Ещё одна жизнь. Ещё одна душа, вырванная из когтей проклятия.

Но тут же выползла тень сомнения. Почему лицо было таким… чужим?

В жилом модуле он уложил мужчину на койку и по протоколу заблокировал дверь.

В оружейной он позволил себе расслабиться. Последовательность команд, отточенная веками: шипение расстегиваемых гермоузлов, лёгкий скрежет отходящих пластин. Экзоскелет замер на стойке. Из-под него вышел Тарр.

Его кожа была бледной, почти фарфоровой. Мускулатура – мощная, рельефная. Несмотря на многочисленные схватки, на лице и теле не было ни единого шрама, благодаря ещё одному дару его народа – невероятной регенерации. Он провёл рукой по грубой щетине. В отражении от полированной поверхности зеркала, на него смотрели глаза янтарного цвета. Глаза ифрилийца. Глаза волка. Натянув простой тёмно-серый комбинезон, он направился обратно в лабораторию.

Вернувшись, он застал Зифана сгорбленным над образцом лунного реголита.

– Нашёл что-то новое в этом камне?

Зифан медленно обернулся. Его глаза были красными от напряжения.
–Нет, ничего. Только вопросы. Ильменит, оливин, анортит… банальный состав. Не пойму, как солнечный свет, отраженный от этого камня, вызывает неконтролируемое превращение? Это невозможно! Но он действует. Почему? Я чувствую, что ответ в чём-то ином, Тарр. Он глубже.

---

Рассвет в убежище отмечался лишь едва заметным смещением искусственного освещения. Тарр и Зифан стояли перед дверью.

– Узнаёшь его?
Тарр отрицательно качнул головой.

Зифан поднёс к носу спящего ампулу с резко пахнущей солью. Тот сморщился и открыл глаза.

И Тарр почувствовал, как ледяная рука сжала его сердце.

Глаза. Они были другими. Они были карими. Обычными, человеческими, карими глазами, полными страха.

– Где я? Что происходит?
–Ты в безопасности, – автоматически произнёс Тарр. – Как тебя зовут? Ты помнишь?

Человек отстранился, его взгляд метался по странной комнате без окон.
–Я… Сергей. Где я? Почему здесь так темно? Это… больница?

Темно? Тарр и Зифан переглянулись. Для их зрения помещение было залито мягким светом.
–Сергей? – переспросил Зифан, и в его голосе прозвучала растерянность. – Ты не понимаешь, где находишься?

Сергей с ужасом окинул взглядом футуристичную эстетику убежища.
– Это… космический корабль? Вы… пришельцы?

Тарр ощутил, как почва уходит из-под ног.
–Ты правда ничего не помнишь. Это лаборатория. Я – Тарр. Охотник. Я нахожу таких, как ты, тех, кого поразил лунный свет, и возвращаю их к нормальной жизни. А это Зифан. Он лечит нас.

Сергей слушал, и его глаза становились всё шире от ужаса и… надежды?
– Вы… вылечили меня? От… оборотничества? Значит, это конец? Я больше не буду превращаться в полнолуние? Не буду прятаться в подвале?

«Оборотничество». «Проклятие». Слова ударили Тарра, как пощёчина.
–Как ты смеешь… – его голос низко зарычал. – Это не проклятие! Это наша суть! Наш дар!
–Тарр! – резко оборвал его Зифан. Учёный пристально смотрел на Сергея. – Подожди. Сергей, скажи… когда с тобой это случилось в первый раз?

Сергей, съёжившись, заговорил быстро:
– Полгода назад… Меня похитили. Какие-то люди. Не помню… очнулся дома. Потом полная луна. Боль. Кости… Я очнулся в лесу. Голый. На руках… кровь. А потом в новостях… про женщину. Я понял. С тех пор каждое полнолуние – клетка в подвале. Но вчера… видимо, я вырвался.

В лаборатории повисла ледяная тишина. Зифан медленно поднялся. Его лицо было пепельно-серым.
–Тарр. Нам нужно поговорить. Сейчас.

Они вышли в коридор. Дверь закрылась.

Тарр впился пальцами в холодный металл стены.
– Что это значит, Зифан? Он… человек? Но как?

Учёный закрыл глаза. Его голос был безжизненным.
– Это значит, Тарр, что наша война только что изменилась. Ифрилиец не мог забыть свою суть. Не мог назвать её проклятием. Его глаза… не могут быть карими. – Он открыл глаза, и в них горел холодный ужас. – Луна теперь не единственный наш враг.

Моя работа — не задавать вопросов.
На самом деле меня наняли в этот дом, чтобы убираться и готовить. Второго я, правда, почти не делаю. Кладовая пуста. Красивые тарелки, изящные столовые приборы — всё скучает на полках. Плиту я зажигаю только чтобы соорудить себе обед или сварить какао.
Единственная еда, которая интересует госпожу, — яблоки сорта «Скарлет». Они очень красиво смотрятся в серебряной вазе, которая стоит в гостиной.
Раз в неделю я заменяю их новыми. А из тех, что утратили свежесть и красоту, пеку себе сладкий пирог.

С уборкой сложнее: приходится не только смахивать пыль, начищать полы и выбивать тяжёлые турецкие ковры, которые госпоже очень нравятся. Ещё я отмываю грязные следы — они появляются ночью и обычно тянутся от задней двери к гардеробу. И держу в чистоте одежду.
Бывает, приходится подолгу сидеть над корытом и сводить бурые пятна с помощью спирта или лимонного сока.

Госпожа, кстати, к чистоте равнодушна. Она никогда не проверяет мою работу. Большую часть дня она вообще проводит в спальне, за плотно закрытой дверью.
Пока я начищаю серебряные подсвечники и стираю скатерти, госпожа спит. Другие служанки любят поболтать о своих хозяйках, и я знаю, что богатые дамы любят вставать поздно.
Но вряд ли они нежатся в кровати до заката.

Смахиваю пыль с книжных полок. Зажигаю огонь в камине. Пью чай. На небе появляются звёзды, а госпожа, лениво потягиваясь, выходит из комнаты.
Спешу подготовить её ванную. Помогаю одеться. Она усаживается перед туалетным столиком, а я достаю косметику.

Никогда бы не подумала, что буду держать в руках дорогую пудру — она похожа на сияющую пыльцу фей. Карандаш, чтобы сделать ярче брови. Алая помада, пахнущая розовой водой.
Госпожа закрывает глаза, пока я накладываю румяна на её белые щёки. От её кожи всегда исходит холод, но я привыкла.
В домах, где я работала раньше, леди красились сами. Но госпоже, я думаю, будет сложно с этим справиться. Потому что в зеркале у туалетного столика суетится только моё отражение.
Её, сонной и спокойной, там нет.

Осматриваю результат и киваю. Госпожа улыбается алыми губами и просит подготовить плащ для прогулок.
На улице темно, но госпожа выходит в ночь так уверенно, будто ничего не боится. Будто это её стоит бояться.

Варю себе какао и падаю с книгой в постель. Веки быстро слипаются. Я знаю: часа в два, а может, в три ночи, щёлкнет замок на задней двери, и госпожа вернётся. Возможно, завтра мне снова придётся убирать грязь. Счищать алые пятна с её одежды.
Что ж, я и не против.
Мне даже нравится эта работа.

225/365

Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.

Мои книги и соцсети — если вам интересно!