Сообщество - Лига Писателей

Лига Писателей

4 763 поста 6 809 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

7

Глупая история

Николай Иванович любил сидеть, поджав под себя ноги.

Это очень раздражало Веру Петровну, и она неоднократно высказывала ему свои претензии.

Николай Иванович Веру Петровну любил, но ног с дивана не убирал.

Характер Николай Иванович от природы имел мягкий, даже слишком мягкий, домашние звали его не иначе, как «Коленькой», причем даже при посторонних. Если случалось, к примеру, друзьям или сослуживцам Николая Ивановича прийти к ним в дом, из кухни непременно высовывалась кудрявая голова Веры Петровны с этим неприличным «Коленька».

Николай Иванович каждый раз искренне краснел перед сослуживцами, ведь они могли решить, что он «баба» и «каблук». А ведь этого никак нельзя было допустить.

Поэтому Николай Иванович вздыхал и шел с коллегами, исступленно напивался до поросячьего визга, не потому что любил это дело, но, чтобы все видели, что в он в доме хозяин и никто ему не указ, и вернется он домой, когда и каким захочет.

Вера Петровна была умная женщина, два высших образования, но такой пустяк понять не могла. Ведь именно из-за ее «Коленьки» Николай Иванович, прораб и вообще мастер на все руки, должен был оправдываться перед всем миром и доказывать, что он не нюня.

Вера Петровна обижалась на мужа за пьянство. Вера Петровна даже искренне завидовала подругам, мужья которых пили «по чуть-чуть». Как человек, склонный к самообразованию, Вера Петровна изучила массу книг по семейной психологии, купила кружевное белье и научилась готовить всевозможную бешамель.

В одном журнале Вера Петровна вычитала, что мужчины немного сродни собакам, и их полагается дрессировать. «Должен быть какой-то каприз в женщине, - поучала статья, - и надо заставить выполнить мужчину самый глупый каприз, тогда он покорится и станет доверчив».

На женских форумах сообщали о всевозможных капризах, вроде платьев и духов, но Вера Петровна была человеком образованным. Она понимала, что если и добьется норковой шубы, то покупка будет осуществлена из ее семейного бюджета, поэтому она сама же и будет потом сидеть несколько месяцев на хлебе и воде.

Выход нашелся сам собой – делом всей жизни Веры Петровны теперь стала необходимость заставить Коленьку не поджимать под себя ноги.

Николай Иванович не заметил перемен в жене, разве только одну: раньше он терпел только её «Коленька» при сослуживцах и гостях, в ресторанах и магазинах, теперь к этому добавилось маниакально-настойчивое «убери ноги с дивана».

Николай Иванович, всю жизнь боявшийся прослыть подкаблучником, перепугался не на шутку, ведь если он даст слабину и согласится убрать ноги с дивана, последние бастионы его мужской свободы и независимости падут.

Поэтому, хоть Николай Иванович и очень любил жену, но ноги с дивана не убирал.

Вера Петровна сердилась, ругалась, умоляла и плакала. Муж не сдавался, посиделки его с друзьями стали чаще. К ним прибавилось теперь и еще одно: раньше он пил, чтобы доказать друзьям, что не каблук, теперь он пил, чтобы доказать себе то же самое.

По утрам к похмельному запаху изо рта примешивался сжигающий внутренности стыд от того, что он, Николай Иванович, так дурно поступает с своей женой. Глубокие внутренние монологи Николая Ивановича стали продолжительнее, большею частью теперь они были посвящены выяснению того, кто все-таки виноват в том, что он вчера напился. Вывод был сух и ясен: Вера Петровна и виновата со своим «Коленькой».

Николай Иванович даже пробовал побить Веру Петровну за то, что она довела его до такой жизни. Однако не смог: то ли воспитание, то ли любовь к жене не дали ему этого сделать. После такой провальной попытки Николай Иванович навсегда потерял к себе уважение. И запил окончательно и бесповоротно, навсегда, без внутренних диалогов и стыда.

Характер Николая Ивановича был мягкий, а сердце хрупкое. Через неделю Николая Ивановича не стало.

Безутешная вдова заказала на похороны венок с надписью: «Любимому Коленьке»

Показать полностью

Всем привет!

Всем привет! Всем хорошего настроения и пользы! Предлагаю вашему вниманию отрывок из "Гимки-1". Это про то, как один избалованный молодой человек, сын одного известного богача, отправился на планету, заселённую некими муслинами, и решил, что всему ему чего-то там должны. Принялся скандалить, истерить... и для начала остался без денег. Но это для начала.


"- Это командор Кэкущ, глава военной полиции Гимгилимов, - представил Трощ. - Он отвечает за безопасность города, а значит и за вашу, уважаемый Верум.

- Уже чувствую себя в безопасности. Скажите, что будет с востоковцем?

- Ничего особенного! – Рот мэра широко раскрылся, раскалывая его мясистое лицо на две половины. "Наверное, это весёлая, дружелюбная улыбка", - вяло подумал Верум. – Голову отрежут, а тело сварят в ярмарочном котле на потеху детям! Хо-хо-хо!

Тут же захихикал командор Кэкущ, захехекали горколдуны и загоготали музыканты. Но Веруму стало не до смеха. Ему стало не по себе. В голове всё перемешалось и закружилось. «Надо срочно разыскать Михудора и ехать к начальнику космопорта, пока по милости Улита никого не казнили. Надеюсь, Лерген сможет предотвратить это», - лихорадочно соображал Верум.

- Сварят? За что?! – слабо воскликнул он.

Мэр оборвал смех. Веселье на его лице резко сменилось выражением максимальной умственной сосредоточенности. Как по команде, члены делегации и оркестранты тоже умолкли.

- Я вас чем-то напугал, важный землянин? - виновато спросил мэр.

- Признаться, да. - Верум расстегнул верхнюю пуговицу. Дышалось с трудом. – Я бы не хотел, чтобы из-за нас кого-то лишали жизни.

- Ох! Это я так пошутил! Глупо, глупо пошутил! - запричитал мэр Гимгилимов и стукнул себя пудовым кулаком по широкому лбу. - Не переживайте, уважаемый Верум, никто не будет лишать его жизни! Ничего с ним не случится. Ведь правда же? – оглянулся мэр на свою делегацию. И горколдуны загомонили:

- Верно!

- Не будем убивать!

- Посидит в тюрьме немного, да и будет!

- Не убьём, а жаль! – наперерез всем упрямо заявил какой-то муслин с низким лбом и глубоко запавшими глазами. – Терпеть не могу этих заносчивых востоковцев!

Но его тут же схватили за плечи, бока, захлопнули рот ладонью и втянули в толпу. Мэр поднял руку. Гомон стих.

- А вы шутник, однако, - пробормотал Верум, расстёгивая верхнюю пуговицу куртки.

Справившись, хочет ли землянин слушать оркестр или желает отобедать и прогуляться по Гимгилимам, Трощ велел музыкантам и горколдунам расходиться и возвращаться к повседневным обязанностям. Остались командор и двое военных.

- Важный Верум, прошу, - кивнул Трощ, - в мой личный транспорт.

Благодаря эллипсоидной форме и поверхности корпуса, схожей с мятой фольгой, а также благодаря цвету, машина напоминала тёмно-зелёную металлическую котлету на колёсах.

"Котлета" горовождя имела два боковых ряда белых сидений, обращенных друг к другу, как в лимузине. Или катафалке. В зелёном катафалке.

- Интересная у вас машина, - сказал Верум.

- Очень рад, что вам нравится! - сказал горовождь. - Такая машина дается в пользование вместе с должностью горовождя. Я могу возить вас в любое время дня и ночи, куда вам только вздумается, важный Верум.

- И важного землянина Улита, - добавил командор.

- Мы не хотим злоупотреблять, - вежливо отказался Верум.

- Но можете, - поспешил заверить Трощ. - Сочтем за честь быть злоупотребляемыми."


https://author.today/work/124944

Показать полностью
6

Бывают дни...

Валерий Галактионович с самого утра сегодня был крайне бледен. Впрочем, это нисколько его не портило. Напротив, восковая белизна его высокого надменного лба обнаруживала в нем сегодня фигуру незаурядную и глубокомысленную, в противоположность всегдашнему амплуа стареющего бабника.

Валерий Галактионович сегодня с самого утра был не только бледен, но и холоден. Новый с иголочки костюм, ослепительно белая рубашка… Он был настолько холоден, что, если бы он забыл в нагрудном кармашке шариковую ручку, можно было бы не беспокоиться, что она растечется от тепла и обнаружит себя некрасивым чернильным пятном в области впалой груди Валерия Галактионовича, как это постоянно случалось раньше.

Даже осанка Валерия Галактионовича сегодня была особенно восхитительной. Сегодня с самого утра Валерий Галактионович предстал перед всеми с по-гимнастически распрямленными плечами, во фрунт. В другие дни, он бы побоялся так выпрямить позвоночник: подобная дерзость могла бы отозваться острой болью. Но сегодня Валерий Галактионович не боялся ничего. Бывают такие дни в жизни человека, когда ему больше нечего бояться.

Сегодня с самого утра Валерия Галактионовича, почувствовав в нем разительную перемену, окружали дамы. Каждая немного склоняла перед ним голову, как будто в знак почтения, никто не хихикал за его спиной.

С самого утра Валерию Галактионовичу несли цветы. С самого утра Валерия Галактионовича хвалили за все мыслимые и немыслимые заслуги.

Бывают дни.

С самого утра Валерий Галактионович был мертв

Показать полностью

Живым здесь не место!

И лишь теперь до него дошло, что “Не абыкнавеные десерентные ублюды из абыкнавеных вады, муки и сахора” не могла быть единственной книгой по кулинарии. У Бадабума аж внутри защекотало. От предвкушения того, сколько всего нового он может узнать, посетив библиотеку, в его животе запорхали бабочки.

Кстати, кто выдумал эту метафору, имел явные проблемы с избытком газов и, видать, часто шутил по поводу бабочек, а кто-то, имеющий явные проблемы с воображением, воспринял всерьёз и подхватил. Так-то приятного мало, когда скопления неких насекомых шевелятся у тебя в животе. Лучше уж такой вариант “сладкое дуновение тёплого ветерка обдуло мои сизые кишки”. Хотя тоже как-то не очень.

Ругая себя распоследними словами за безбожную тупость, будущий кулинарный гений и граф отправился в библиотеку. С этими гениями всегда так. В чём-то одном любого за пояс заткнут, а в остальном дураки дураками. Наверное, оттого у многих из них столь скверный характер. Так что сколько не учись, а дураком помрёшь. Однако это вовсе не значит, что не надо учиться, если, конечно, нет желания умереть пораньше.

Люди, у которых нет цели, запоминают информацию в лучшем случае как интересную. Люди, у которых есть цель, стараются использовать любую полученную информацию на её благо. Но что есть цель, как не суть человека? Что есть судьба человека, как не результат взаимодействий его сути с реальностью? Может, потому у одних судьба прямая, как лунная тропа, а у других запутанная, как котята в клубке ниток.


https://author.today/work/168329

Показать полностью
1

Роберт

В пригороде Пьемонта, по аллее Розмари ехал на велосипеде светловолосый мальчик лет десяти. Остановившись у дома номер 74, он слез с велосипеда и позвонил в дверь.

—Здравствуйте тётя Агнесс, а Роберт выйдет?

—Роберт, к тебе пришли, заходи Марк, он сейчас спустится.

По лестнице спустился мальчик 11 лет, волосы его были темны, и он выглядел заметно старше Марка.

—Угадай, в какой руке? – он вытянул передо мной руки со сжатыми кулаками.

—Левой.

Он открыл кулак, там лежали конфеты. Я взял одну.

—Куда пойдём?- спросил я.

—Поехали на поле, я взял рогатку, погоняем птиц!

—Долго не гуляйте, скоро ужин!

—Да мам.

И мы поехали наперегонки, пересекая улицы в не положенных местах, и ловко уворачиваясь от машин, пока не выехали на большое поле. Положив велосипеды под деревом, мы пошли искать ворон. Чёрные и большие, они вечно летали над нами, при этом отвратительно каркая. День выдался пасмурный, и видимо вороны все улетели.

—Смотри, тарзанка - сказал Роберт.

На большом, раскидистом дубе, возвышающимся над оврагом, болталась верёвка с подвязанной снизу палкой. Видимо ребята постарше катались тут, и забыли её отвязать.

Мы подошли к краю оврага, было довольно глубоко, а на дне оврага лежали камни и журчал ручей. Роберт взял в руки тарзанку, приготовившись прыгать.

—Стой, а ты не боишься?

—Чего тут бояться! Мой отец служил в армии, и всегда учил меня быть храбрым, неужели я струшу перед какой-то тарзанкой?

—Там опасно Роб, может не стоит?

—Ахах, не бойся, не зря я старше тебя, смотри как это делается.

И он уцепился руками за палку, разбежался и полетел.

—Ух, смотри, как я могу.

Он развернулся ко мне и покачивался над оврагом.

—Роберт слезай, опасно это.

—Да не бойся ты так, ничего опасного.

Он так сильно раскачивался, что сухая палка не выдержала и сломалась, и Роберт с криком полетел вниз.

Мальчик подбежал к краю оврага и начал звать друга.

—Роберт, Роберт, ты где?

Но Роберт не откликался, внизу было слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

—Подожди меня, я сбегаю за помощью.

И Марк стремглав бросился по полю обратно к велосипеду.

***

Днём на старинном, большом кладбище началась похоронная процессия. Четыре человека в чёрных костюмах несли гроб, остальные участники шли со скорбными лицами, кто-то плакал, вытирая платком слёзы. На небольшом отдалении от всего этого играл ребёнок лет десяти, это был Марк.

—Марк привет.

—Роберт? Но ты же свалился в овраг.

—Разве? Ничего такого не помню, смотри какие статуи красивые, пошли, поиграем.

—Пошли.

И тут действительно было на что посмотреть, огромные мраморные статуи блестели на полуденном солнце, мощные скакуны гордо возвышались над остальными сооружениями. Кладбище было очень старое.

—Марк, а давай поиграем в рыцарей!

—Хорошая идея, чур я буду на этой лошади.

Мальчики бесились и играли, представляя, как они скачут по большим полям навстречу славным сражениям и боевым подвигам. Гордо восседая на лошади, Марк представлял в своих руках огромный блестящий меч, рубящий невидимых врагов, а Роберт скакал в бой с ружьём в руке.

—Но что это, смотри?

—Ты о чём, друг?

—Щенок, вон видишь?- и Марк показал рукой на надгробие.

—Ничего не вижу.

—Да вот же смотри, он бегает среди статуй.

—О, точно, а давай поймаем его!

И мальчишки слезли с мраморных лошадей и бросились вдогонку. Щенок же, как будто почуяв опасность, ускорил свой шаг, а потом и вовсе стремглав бросился вперёд.

—Лови, лови, убегает!

Но сколько не пытались ребята поймать его, щенок всегда оказывался хитрее и быстрее их. Уже порядком уставшие, они окружили его, с двух сторон были высокие стены, и бежать было некуда, ребята медленно приближались к нему.

—Вот теперь не уйдёшь!

У Роберта в руках была палка. С такого расстояние щенка можно было хорошо разглядеть: это была одна из мелких, но очень пушистых пород собак, и светлая шёрстка слегка покачивалась на ветру, а на шее красовался бант. Ребята подходили всё ближе, щенок заметался на месте, а потом резко развернулся и юркнул в ближайшую дырку, дети едва не схватили его за задние лапы.

—Какая прыткая собака! Но мы тебя всё равно поймаем.

Роберт осмотрел место, куда пролез щенок, засунув туда палку.

—В дырку нам не пролезть, слишком мала.

Оказалось, ребята стояли у входа в старинный склеп. Две каменные колонны и лепнина на стенах украшали вход. Над нами красовалась медная табличка с надписью: Склеп Турнболов.

Марк показал рукой на старинные деревянные двери с железной оковкой.

—Мы можем войти внутрь и поискать его там.

—Ты прав, идём.

Еле открыв старые ворота, мальчики вошли в тёмное сырое помещение. По обеим сторонам комнаты в стенах были углубления, внутри них стояли гробы.

—Жуткое место, и куда этот щенок мог спрятаться.

Ребята разбрелись по комнате и стали искать собаку. Внезапно ворота отворились и кто-то вошёл внутрь, включив свет.

—Марк, что ты тут делаешь один?

—Я не один, тётя Агнесс, мы с Робертом ищем щенка, он забежал в склеп, и мы ищем его.

Услышав имя сына, Агнесс побледнела и закрыла лицо платком, ноги её подкосились, и она чуть не упала на каменный пол, но её успели подхватить вошедшие за ней люди. К Марку подошёл человек и положил руку на его плечо. Это был его отец.

—Марк, что ты делаешь тут?

—Я же говорю, мы с Робертом побежали за щенком, он забежал сюда и мы его ищем, правда же Роберт?

Он оглянулся, пытаясь найти мальчика, но никого не нашёл.

—Роберт! Выходи!

—Роберт умер, сынок.

Отец показал рукой на нишу в стене, внизу была табличка: Роберт Турнбол, 12.05.2009- 24.06.2019.

Поддержать автора: 5536 9137 8189 1946.

Показать полностью

Битва при Меже на Разломленном Поле

I

И пришли эти воины с севера. И принесли с собой кровь и запах смердящей рыбы. И не было меж них ни одного, кто бы не был искусен в битве.

Земли их были богаты, но короли их погрязли в алчности и распрях, и стало им мало земли, и мало коров в их стадах, и мало стало золота. Разжигала их сердца вражда и грозила гибелью их народам.

И тогда старший из них по имени Медведь стал, опершись о стены под сводами своей высокой башни и долго смотрел на Восток, сам тем временем был объят тяжкой думой.

Три зари он стоял так, не двинувшись с места, не сводя глаз с водной глади. И на третьей заре увидал вдалеке неизвестную землю. Радость проникла во мрачное сердце короля королей тех земель.

Пир учинил ввечеру, к себе всех призвал королей. Меду в тот вечер немало опрокинуто было, сладкого, словно объятия женщины милой. Развеселились сердца, и тогда лишь Медведь сказал главное слово.

Им рассказал о видении третьей зари и предложил позабыть все былые печали, выдвинуть снова союзно свои корабли и завладеть неизвестной землей, что явилась в виденьи, тем разрешив междубратские распри, что они затевали, воюя друг с другом от века.

Молча его речь встречали могучие воины, испытанные во многих битвах. Самый юный из них, Ирбизом Легким прозванный, смел поперек слово молвить. Был он не только умелец с копьем в обращеньи. Тем он прославился, что черпал мудрости в книгах.

- Полно вам, братья, поделим владения наши мы миром, останемся дома. Знаю я, слышал, о чудном восточном виденьи. То лишь… Лишь облако, отраженное в зеркале водной глади. Полно вам!

То утаил лишь одно Ирбиз Легкий, что это виденье гибель сулит роду их, славных семи королей. Было пророчество в книгах, гласящее так: распри пойдут между древних родов семи королей, и, если миром они не поделят всё злато и власть, прахом полягут к ногам неизвестных народов.

Стали тут спорить они меж собою. А были тут все: Медведь Сребробородый, сын Элвы и Грома, Ирбиз Легкий, что славный умелец во многих искусствах: и музыкант, и сказитель, и знающий законы, и Зверь Лютый, известный тем, что вскормила его волчица, и Рысь Хитроумный, которому ведомы все пути тайные и ходы подземные, и Черный Ворон, известный целитель, знающий темные дивные заклятья и держащий при себе «воина из-под камня» , и поэтому многим золотом облаченный, ибо ведомо, что тот «воин из кости на костях костями погоняющий» не знает пощады, но только золото может его отпугнуть, был Соловей между них, искусный в пениях и стихах, тем знаменитый, что мог он любую бурю на море игрой своей на арфе успокоить, был Горностай Разящий, прославившийся тем, что любого может нагнать, уходящего из битвы, и никому нет пощады от Горностая.

Полночь уж грянула. В небе Луна молодая спорящих королей застала за пиром в покоях. Час приближался уже, когда меняются одеждами день и ночь, и, по старому поверью, надобно было решить этот спор. Если ж не кончить его, горем слова обернутся несогласные, застрявшие между складок рубах двух Братьев Великих .

Так порешили: собрать быстроходный и легкий корабль, каждый пусть из семи королей в него вложит свою долю: даст человека и жертву. Пусть он уйдет одинокий к Востоку, вести оттуда потом принесет: есть ли земли в краях тех.

Пусть не боится ни Грома, ни Молний на море, Соловей его снабдит заклинаньем искусным, пусть не боится он стрел и камней из пращи, имя ему нарекут по славному городу владений семи королей. Да не коснутся его ни словами, ни чарами духи, - так повелел Ворон. Щепоть земли королей в дубовой шкатулке будет его охранять, драгоценным увитой металлом.

Строго курс на Восток держал тот корабль. Трижды три девять ночей глядел вдаль Гарон на вышке. И только увидел он вдалеке неизвестную землю, как был он свержен с высокой мачты и канул в клокочущем море, так не успев никому возвестить, что искомое близко.

Однако, Ворона темная сила не покидала корабль и скоро призвала черную деву удачи, та показала матросами вдали скрывающийся остров. Радостно те повернули корабль в сторону тверди. Вдруг налетел сильный ветер, в бок корабля ударяя: тросы порвались, швыряло корабль, как щепку, все паруса как взбесились. В спину затем он толкнул - носом посудина вдруг понеслась прямо в скалы у брега, рискуя в щепки разбиться.

Ловкость Ордына смогла уберечь от погибели. Тот смог собрать все веревки и стали послушны слову его, словно змеи в далекой Индии. Так усмирил паруса он. Руль повернули и боком зашли они в бухту.

Каждый думал одно: не хочет их берег принять. Смерти желает странникам, чуя их замыслы злые.

- Что ж, - говорили они меж собою. – Однако, берег ведь найден, хотя и неласков был с нами. Нужно теперь возвестить семи королям нам об этом. И подготовить к приему сей остров, чтобы к прибытию их был благосклонен к семи королям.

Прибыли также с другими людьми и жертвы. Девы прекрасные телом и голосом прибыли с ними: косы златые завязаны в кольца тугие, косы по-своему каждая заплетены. И запылали на бреге костры. Ровно семь их. Жертвы взошли и покорно сгорели, не выпустив стона, чтоб королям был бы мир обеспечен в прибытьи.

Жертву восьмую готовили корабельники позже. Ловкого Ордына, сумевшего усмирить берег, тут же решили оставить, чтоб дух его звал к себе родичей и смог показать, где именно эта земля, что прячется с глаз семи королей.

Славно, нарядно одет и изящно накормлен, Ордын стоял меж друзьями и с ними прощался. Сзади накинули петлю шелковую на шею ему и стали тянуть. Долго тянули, пока он не стал задыхаться. И только тогда ослабили путы. В печень, и в почки, и в ноги удары ножом получил он. Хлынула кровь, но еще жив был Ордын. И только когда стало глаза заволакивать смерти туманом, следовал мощный удар, расколовший череп надвое.

После всего горячее сердце Ордына из тела извергли и положили с собою в дубовую бочку. Тело остывшее тут же под самой скалой закопали, место отметив камнями, сложенными в четыре ряда. С тех пор зовется та бухта – Бухтой Ордына.

Сердце с собой погрузив на корабль, к дому отплыли. В следующий раз оно приведет корабли к этой бухте, где тело родное зарыто.

Славно был встречен военный корабль быстроходный семью королями.

Быстро надув паруса, все они кинулись в море. Но перед выходом, каждый ответ свой держал перед главным, Медведем:

- Что ты, - он вопрошал, - Ирбиз Легкий, сделать готов для нашей поездки удачной?

- Я, - отвечал он, – раз уж не смог остановить давно реченное слово о нашей погибели, буду славные песни слагать и вдохновлять стану к битве воинов наших! Чтоб дух их был тверд, чтоб они ни за что не свернули!

- Ты же, Зверь Лютый, - другого Медведь вопрошал. – Что ты для нашего общего сделаешь дела?

- Я призову лучших воинов, сам между ними встану как равный. А впереди себя выдвину кости устрашающие древнего воина, если позволит то Ворон. Известно ведь, нет никому на этом свете пощады от оружия его!

- Что же ты, Горностай мой юркий, сделаешь для успеха похода?

- Я выслежу всех и каждого наших соперников, будь они демона братья, ни один не уйдет от меня.

- Что же ты, Ворон?

- Каждого, кто упадет в бою – подниму я. Раны его исцелю, завяжу в узлы жилы, лишь бы они снова в бой пускались за общее дело. И обещаю, до тех пор, пока голову не отсекут нашим воинам или не сломают спины, все они снова и снова в строй возвратятся.

- Я же, - ответствовал Рысь, не дождавшись вопроса. – В стан ко врагам прокрадусь умело и все тайны узнаю и спутаю планы противников.

- Ты, Соловей? Что молчишь? – обратился Медведь к королю.

- Я расскажу о победах твоих средь народов!

Море катило свои воды мягко и плавно. Каждый смотрел в эти воды и видел в них длинные кудри доброй жены, драгоценным расчесанные гребнем. Каждый вздыхал о своем, о том, что покинул. Ирбиз же думой сильнее всех был огорчен. Видел он в древних пророчествах гибель народу от этого набега. Готовил пути отступные, чтоб самому уцелеть, раз не слушают его братья. Страх леденил его душу. Он храбрый был воин, смело кидался он в битву любую, но в эту… Против проклятья? Он понимал, что впустую затеян поход, что ни славы, ни золота он не добавит. Лишь смерть. Так он до ночи стоял на корме, со слезой провожая милую землю, которую ради смерти покинул.

К утру никто не нашел Ирбиза на корабле. Видно, волна унесла. Ветер в море его опрокинул, недаром ведь звался он легким.

А впереди показалась земля.

Меж тем туман опустился на море, повис на мачтах, скользкими сделал веревки и тросы, выел глаза у матросов и застил дорогу.

Дивное дело, как только корабль к земле подходил, тут же снова она и терялась. Три дня корабли ходили вкруг острова, не находя, где бы пристать им. Словно скрывалась чудная земля. И тогда, к середине третьего дня выкатили бочку с сердцем Ордына. Открыли. Сердце к телу дорогу им указало, вдруг озарился бледный огонь на земле той, к которой искали подохода. К вечеру третьего дня смогли лишь они встать в той бухте.

Так начиналась история битвы при Рваной Меже. Снова скажу, как всё было.

И пришли эти воины с севера. И принесли с собой кровь и запах смердящей рыбы. И не было меж них ни одного, кто бы не был искусен в битве.

И когда они сошли на берег и заполнили весь берег собой, то смрад поднялся до небес и завыли овцы, пасшиеся на холмах поблизости, будто это были не овцы, а волки. После чего все за одной спрыгнули в море. В мелкие куски их тела раскидало на камнях, рыбам на корм, но поскольку отравлены горем были тела их, то рыба, наевшись их, тут же вся повсплывала и стухла.

С тех пор зовется этот берег Смердящим.

От вони такой пожелтела трава на утесах, птицы и звери с криком умчались вглубь острова. Змеи, чуя добычу, выползли на поверхность, вороны, зная приметы грядущего пира, мигом сюда все слетелись. Однако, от запаха и смрада глаза их лопнули и растеклись желтым ядом по всему берегу, отравив ближайшую реку. Та покатила свои воды вспять, иссыхая навеки и с горя бросилась в море с утеса в пыль разбиваясь и мелкие брызги.

Солнце, и то отвернулось от воинов с севера. Тьмою окутало бухту Ордына. Однако ж, ни одна звезда не спустилась глядеть на пришедших. Ночь с пустотой – все, кто встретили воинов славных. Стало неясно, где верх и где низ в этом мире. Только зловонный ветер их овевал.

Стало не по себе прибывшим героям. Ворон, чтобы их дух поддержать повелел жечь костры средь безмолвной пустыни. А чтоб неповадно было назад повернуть, избегнув сраженья, Ворон велел сжечь все корабли, что пристали к берегу этой земли.

II

В замке Карвена, что правил на этой земле, в этот день чудо замечено было: в котел, что стоял на огне, зайцы прыгали сами. Выбежав из лесу, мчались они через двор королевский, и тут же ныряли в дымное варево, что назначалось для дня выходного и праздника, что Карвен затеял.

Слуги собрались и жены Карвена и молча глядели, как твари лесные с жизнью прощались. То-то, решали они, это знак. Но хороший? Или плохой это знак. Люди гадали.

Тут появился в сером плаще дивный странник. Видом не местный и странный, но знатного, видимо, рода. Были черты его тонки и кожа бела.

Свой капюшон не снимал он, приблизился к Карвену.

- Хочешь ли знать, что сулит это царству?

Карвен вскочил:

- Как ты смеешь, несчастный, со мной говорить без доклада?

- Время такое, что можно и не доложившись к королю обратиться. Знай же, что добрая каша в этом котле заварилась из нежной зайчатины. Только, чтоб расхлебать ее, силы тебе и уловки многие скоро понадобятся. Если ты хочешь выжить…

В ножны меч свой вложил Карвен. Не тронул нахала. Задумался крепко.

- Что? Говори мне, ответствуй, не скрой ничего. Что происходит вокруг? Что принес ты? Какие вести? Какую судьбу уготовал наш мир нам? Ну, а сначала скажи мне, кто и какого ты рода?

- Родом я из земель семи королей, а зовут меня Ирбизом Легким. Здесь я по зову сердца и дабы исполнить пророчества. Сказано в книгах, что дни те последними станут для всех семи королей, когда они не поделят славу и власть, и имущество между собой. В тот день, когда вступят вместе на чуждую землю. Знай же, что день тот настал. Дичь, что бежит в твой котел – дурная примета, следом за нею несутся разруха и смерть королей.

- Что же в пророчестве сказано о тех, кто предал своих братьев?

- Не предавал, но хочу отвернуть лишь погибель. Сдайся на милость семи королей, и тебя пощадим мы.

- Как? Мне вам сдаться? – Карвен усмехнулся.

- Нет, не сдавайся. Лишь не окажи противленья. Братьев прими, услужи им почетно, в дар подари полземли своей, разве же трудно?

- Прочь убирайся, покуда ты жив, мерзкий Ирбиз!

Вместо ответа тот странник плащом обернулся и тут же словно пропал из виду короля и прислуги.

Выждав немного, король сообщил о собрании скором. Всех, кто был близок призвал в просторную залу. Все вошли, кто был зван, и дверь за собой затворили.

Были здесь плотник Руйнен, кузнец Колорайтен, маги искусные Куску и Выберген тоже, Книпштель заклёпщик и бард Вездесущий собрались.

- Как сможем мы одолеть искусную в битвах армию семи королей? Что мы можем маленьким нашим царством им противопоставить?

- Я смогу быстро чинить, если сломается древко, - первый ответит Руйнен. – Будет так, что ни разу не отвлечется боец на то, что сломает копье. Тут же я новое вставлю в руку его.

- Будет и так, что любой меч, который в бою затупится или поблекнет, или сломается, тут же будет исправен, - сказал Колорайтен. – Новое тут же оружье получит боец, не придется ему стоять среди битвы без дела!

- Мы излечим каждого, кто будет ранен. Впридачу к тому же наши заклятья на нашей земле нам позволят воскресить воинов тех, что пали в бою. Словно снова родившись, выйдут умершие вновь на защиту отчизны. Реки мы вспять повернем и сокроем озера. Жаром пылающим будет охвачен наш враг. Но быстро кончатся запасы воды его. Меж тем ни одна наша речка не даст им прохлады и влаги. Им не найти на погибель свою пресной воды.

- Я же не дам ни одному воину вспять повернуть и покинуть битву, - бард отозвался. – И я призову духи предков. Станут они на защиту родных берегов. Страшен и грозен их вид будет нашим врагам. Ибо ужасны они и огромны, и страшны. Только одною рукою и смогут сражаться, так как нельзя покидать им покои нетленных . Зато каждая их сторона нам десять заменит бойцов. Я же во время свое арфу достану и стану играть им. Песню сыграю им грустную, все захотят они к милому дому отсюда уйти. С этой тоской их покинет и дух боевой, потому что незачем людям в чужой им стране сражаться, смысла в том нет. А затем, сонную песню свою заиграю на флейте. Сонных всех мы перережем легко, как овец.

- Так победим! Подготовимся к бою! Жен своих милых всех расцелуем и выйдем вскоре на встречу врагу. Туда, где пылают их корабли, подымая черный дым над берегом моря. Милые земли на нашей все ж стороне, каждый росток в бой пойдет между нами против врагов.

III

Выслал Карвен меж тем посольство навстречу воинам семи королей. Велик и радушен прием был оказан ворам, что пробрались в зеленые луга острова. Много серебра принесли с собой посланцы короля Карвена. На поле перед бранью костер разложили, тучные ноги свиней затомили в углях, на усладу воинов выкатили медовые бочки. Всю ночь принимали посольство семь королей. Отдохнуть дали воинам после морского похода, так полагая, что сразу в бой кидаться не стоит. Надо бы выведать хитростью у простых поселенцев, много ль обучены битве их люди.

Выведав все, что им нужно схватили семь королей послов мира и разрубили на мелкие части, раскидав их на поле, чтобы никто не собрал их обратно, чтобы и в мире загробном не были приняты люди, принесшие им дары.

Весь содрогнулся остров, увидев такое коварство. Трещина в земле пролегла большая перед войском семи королей, не давая им вглубь острова проходу. Однако, выиграли время обманщики, ночь была на их стороне. Пока спали мирно, не зная беды, подданные Карвена. Ночью пожгли все леса, что хватило огня воины семи королей, а что получше нашли древесины – то постелили мостами чрез трещину в поле.

С тех пор поле то стали звать Разломленным Полем.

IV

Солнце палящее выжгло межу между армий. Справа от солнца стояли войска Карвена. Слева – воины всех семи королей, но не было Ирбиза меж ними.

- Что закручинился, Карвен? – бард вопросил его тихо. – Или не веришь в победу на острове нашем родном?

- Я не знаю, - тихо промолвил король. – Нет такой сильной армии, воинов нет столько много, как у семи королей. Может быть, и не стоит мне в жертву народ приносить мой? Может, отдать им земли, как они просят? Может, принять, услужить? Но сберечь свой народ? Разве могу ради гордости своей всех положить моих подданных? Пусть сам умру, лишь бы в истории не вспоминали меня как убийцу народа!

- Как? Разве же ты не знаешь, о мой король всемогущий? Есть истина в мире! Тот, кто неправ, то повержен в бою будет точно! Тот, кто напал – от меча и умрет в той же битве! Тот, кто от жадности хочет чужое добро присвоить нечестно, тот и неправ, мой король! Мы же правы. С нами подмога, хоть и воинов нам не дадут, но, однако, силы пришлют и оружие тайное, магию, старшие братья, что скрыты от нас за чертою.

Если же ты малодушно решишь свой народ уберечь, вытопчут и уничтожат всех слуг твои эти войска, и проклянет тебя всякий, кто будет об этой истории сведущ. Все твои люди имеют право славно умереть в бою за свободу, а не пойти за тобой в рабство к чужакам. Смело гляди же вперед! – так бард отвечал.

И столкнулись.

Войско семи королей и армия Карвена. Скрежет зубов, крики боли и лязг копий. Вопли проклятий, предсмертные вопли. День и второй и не видно той битве исхода. Нет между тех и этих воинов сильнейших. Кровью земля обагрилась и сдобрилась жиром, покрылась мозгами и вырванными в битве жилами. Скользкая стала земля, удержать равновесие трудно стало в бою. Падали воины с обеих сторон, скользя в земле, и не от ран умирали. Умирали, затоптанные сзади за ними шедшими соплеменниками.

Стали теснить их враги, заставляя вглубь уходить той земли. И тогда к Солнцу Великий Бард обратился. Жечь он призвал беспощадно лучами огня чужестранцев. И чудо! Солнце услышало барда, ведь Силы Вселенной все на той стороне, что правду несут.

Противник под пламенем солнца почти обезумел. Жаждал воды, но все реки, по велению Великого Барда, вглубь уходили под землю, с собой унося прохладные воды, как только чужой человек к ним приближался. Под солнцем палящим врага иссушались тела и сгорали.

Напротив, свои благодатные воды реки несли воинами Карвена, чтобы силы придать им, прохладой утешить и лица омыть.

Вдруг вдалеке черный вихрь родился на фоне яркого солнца. Черный скелет на прогнившей скотине пронесся средь боя. Тут он и там возникал, разя войска Карвена, все пожигая: своих и чужих. И онемели бойцы Карвена, и хотели вдруг отступить, уйти в безопасное место.

Но вдруг щитом перед ними возник страшный, огромный и отвратительный великан. Был он ужасен, имел всего одну ногу и одну руку, и глазом одним поводил по лицам, ища себе жертву. Каждый, кто взглядом посмел пересечься с громадой дух боевой свой терял, в ужасе падая навзничь. То бард призвал духи предков на защиту родимой земли.

Тут же достойного противника себе заприметил «воин из-под камня» и ринулся ему навстречу. Дикая страшная битва случилась меж ними. Длинным копьем поразил великана тот воин. Грохнулся наземь верзила и вздрогнул вдруг остров, и все, кто там был, повалились от шума и грохота с ног. Уши от грохота всех заложило, кровь из ушей побежала, а Ворон вместе с конем опрокинулся на бок тут же на поле. Встать он не мог, придавила кобыла героя, зажав его латы златые. Только лишь выбравшись из доспехов своих драгоценных, мог он спастись. Но как только покинул он тесное жилище златое, как тут же черным вихрем кинулся на него «воин из-под камня», ведь больше не было на Вороне защиты, а месть воина была велика.

Расправившись с долгим хозяином своим, «воин из-под камня» вернулся восвояси на гору свою, ведь это была не его битва.

Снова продолжили биться люди живые. Только увидели вскоре Медведь с Горностаем странность большую.

Все поле вкруг битвы было усеяно трупами воинов их, а мертвых бойцов Карвена нигде не было видно. Выслали Рысь разузнать, подглядеть, в чём же дело? Рысь рассказал, что в долине река есть, и у той реки стоят оба мага и днем и ночью читают заклинания, и каждого воина, кто попадает к ним, кладут они в реку и читают свои заклятия, и воин выходит из воды той реки живым и невредимым и снова устремляется в бой.

Заскрежетал зубами Медведь, обозлился. Зверь Лютый, брат его, нашел всё же выход.

- Скажи своим воинам – пусть носят камни к реке, завалив ее и запрудив. Как перекроем теченье реки, так и не станет, чем воскрешать им своих воинов.

На том порешили. Вскоре заметили они, что прибавилось трупов на поле, а в рядах защитников острова людей поредело. Радость в их сердце вселилась, надежда над ними сияла. Ринулись с большею страстью в бой армии севера.

Только еще одну странность заметили воины семи королей. Многие из них стояли без дела, не сражаясь, потому что не было у них копья, а голыми руками не хотели они сражаться. Однако, у карвеновских войск всегда были клинки и мечи, и копья.

И вновь Рысь разузнал:

- Есть у них и плотник, и кузнец, и таково их искусство, что тут же они возвращают в битву исправленным сломанное оружие. А у нас? У нас нет кузнеца, есть только воины.

- Но зато у нас есть Соловей, - всем напомнил Рысь, указав на того, кто закрывшийся в латах, стоял вдалеке от боя.

- А может ли он ковать наконечники стрел и насаживать их на копья? – хмурый спросил их Медведь.

- Нет, но могу я рассказывать, как же сильна твоя Армия, о Медведь! – ответил Соловей, встрепенувшись. – Могу рассказать всем о твоих победах, о том, как рады тебе покоренные народы и как ждут непокоренные!

- Кому же ты будешь это рассказывать сейчас? – прервал его Медведь.

- Тебе, о Медведь! Кому же еще? Разве не тебе нужны мои рассказы, как ты велик?

- Оказывается, что не так уж и велик, как ты рассказывал! – улыбнулся Медведь такой улыбкой, что не по себе стало Соловью. Побледнел он, и ноги его подкосились.

- Вот, что! – подумав продолжил Медведь. – Смертью своей заслужишь прощенье, в бой же ступай, и умри, как рассказывал сам, ну, а я, позже сложу о походе твоем песню, и на могилу твою принесу ее слова, высеченные в серебре!

Разозлился и так толкнул Медведь Соловья в гущу боя, что тот и слова своего хвалебного сказать не успел.

Каждый тогда из оставшихся тех королей призадумался крепко. Что он хотел в чужой земле добыть? Славу и деньги? А вышло на деле-то что же? Смерть и растраты?

Каждый решенье свое тут же высказал Медведю. Трое из всех порешили домой возвернуться и миром все порешить, а всех их осталось всего лишь четыре. Тем более, ведь земля умерших Ворона и Соловья, и пропавшего Ирбиза им досталась, а значит богатство они добыли.

Но не таков был Медведь, не хотел он позором в мире прославиться.

- Лучше умрут все пускай в этом мире, чем хоть одна живая душа узнает, что я проиграл!

И снова продолжилась битва. Число воинов всех семи королей уменьшалось. Силой искусной магии были призваны новые люди, чтоб их положил всех в сраженьи за городость свою глупый Медведь. Однако, остров весь встал на дыбы против захватчиков поганых. Чертполох обвивал ноги их и они спотыкались и лошади тоже. Осина листьями шумела на ветру, не давая расслышать подходы защитников острова. Птицы выклевывали им глаза на ветру. Змеи их жалили.

Бились еще семь ночей и семь дней. И вот из земли семи королей на утро седьмого дня никто не приехал на помощь. Всех положил ради гордости своей Медведь. Кровью истек на руках у него Зверь Лютый, принявший битву от призванных Бардами предков.

И двое оставшихся королей снова к Медведю приступили:

- Уйдем же, пока не поздно! Каждому хватит из нас и богаств, и земель, и народа!

- Нет! – им ответил гордец. – Не пойдет так. Знаю слова я призыва древнего змея. Змея того, что при сотвореньи земли был одним из тех трех, что вышли из тела первого бога. Двух других змеев уничтожили боги, но этот остался. И далеко он свернулся в восемь колец на дне океана. Но я знаю заклятье, что его вызовет и на нашу сторону мы привлечем его, братья!

- Что говоришь ты, глупец! Этот змей на погибель мира всего, что расцвел под луною и небом был сотворен. На чью же ты сторону хочешь призвать его, глупый! Разве твой шлем золотой не берег твою голову? Разве ты ум растерял от удара глухого по шлему. Змей тот ничью сторону не займет, это точно. Вызывать его – значит протрубить конец мира, ибо выход его ничего другого не сулит, кроме конца нашего мира!

- И хорошо! Лучше так, чем позор! - и Медведь рассмеялся.

Двое других королей в тишине рассудили:

- Тихо низложим старшего между нами. Сами вернемся и всем своим дома расскажем, что предал он нас и поэтому мы проиграли. Нет в том предательства, нет в том позора, чтобы убить того, кто хотел бы весь мир опрокинуть. Это совсем не убийство, а мира спасенье!

Ночью свершили они уговор. И ни одна ведь травинка на свете, ни птица одна, ни змея, ни ворона, даже мельчайшим движеньем не выдала тайну заговора Медведю. Все были рядом, когда совершали убийство глупого старшего брата. Все свидетели были. Каждый по утру разнес в мире весть, что скончался тот, кто хотел прославиться больше всех в мире.

Что было с теми, кто остров покинул, чтобы успеть в свои земли, о том мы расскажем в песне другой.

А тому, кто эту песню читал и проникся, мир будет миром и ладом в семье обернется каждое слово.

Битва при Меже на Разломленном Поле
Показать полностью 1

Туманный город

Было раннее утро, солнце вступало в свои права, освещая ещё сумрачный лес. Мимо быстро пролетали мелкие деревушки, и одинокие домики. Междугородний автобус номер 337 ехал с крейсерской скоростью, лишь изредка обгоняя зазевавшиеся автомобили. Пассажиры автобуса мирно спали. У окна сидела женщина средних лет, рядом с ней спали дети, уже довольно взрослый мальчик и маленькая девочка.

-Мам, а когда мы приедем?- спросила девочка, сонно потирая руками глаза.

-Скоро, милая, скоро.

Автобус снизил скорость и вскоре остановился у двухэтажного здания, ограждённого забором. Люди проснулись и стали выходить, семья последовала за ними.

-Проверяют паспорта, чтобы пропустить через кпп в город,- сказала мама.

На проходной стоял суровый мужчина с автоматом наперевес и проверял документы. Мы взяли вещи и встали в очередь. Когда до нас дошла очередь, дядька взял мамин паспорт, долго вертел его в руках, а потом хмыкнул и указал рукой в сторону машины, стоящей неподалёку.

-Вам туда.

Мы взяли сумки, клетку с попугаем, и направились к автомобилю. Из машины вышел мужчина лет 40, поздоровался с нами и помог донести сумки. Нас с сестрой посадили на задние сиденья, а мама села спереди. Сестра сняла платок с клетки, в которой сидел попугай, и он радостно защебетал.

-Тише Кеша, тише, мы ещё не приехали.

-И как называется этот город? - спросил я у водителя.

-Красноярск-45, -хмуро ответил тот.

-Какое любопытное название.

-Это закрытый городок военного типа, а об остальном тебе знать не обязательно.

-Ну и зачем принесло нас в эту дыру? Жили себе спокойно в Новосибирске, и жили.

-Саша перестань, ты же знаешь, что тут мне положена квартира, улучшение жилищных условий и перспективы, - сказала мать.

-Ха, перспективы,- сказал я, и уставился в окно.

Волга остановилась у пятиэтажного дома, построенного совсем недавно, на это указывала ещё не осыпавшаяся краска, и год, гордо красовавшийся на торце здания.

-Подъезд номер 3, второй этаж направо,- сказала мама, и подала мне ключи.

Я вышел из машины, взял первый попавшийся чемодан и обомлел. Буквально за нашим домом бежала река, а дальше были видны горы. Сестра тоже застыла в изумлении.

-Смотри, какая красота, а из окна, наверное, видно ещё лучше.

Мы наперегонки побежали к двери. Типовая советская квартира давно не видела уборки, по полу явно кто-то ходил в грязной обуви, а шторы давно не видели стирки. Но зато у меня наконец-то есть своя комната! Бросив вещи в коридоре, я побежал осматривать её. Из окна было видно, что мама явно не торопится домой, а о чём-то оживлённо разговаривает с водителем.

-Мама! Иди домой! Посмотри, как много тут убирать! - сестра не стала дожидаться меня, а уже громко кричала в форточку на кухне.

-Ну, вот мы и дома дети,- мать зашла на кухню, и обняла нас, - ох, если только отец был бы жив,- она обняла нас ещё крепче, чтобы мы не видели её слёзы.

Отец умер пять лет назад на службе, он был военным. А мы втроём ютились в однокомнатной квартире. Мама всё время работала, иногда казалось, что она специально задерживалась на работе, чтобы не приходить домой, и не думать о своём горе. Работала она на заводе по производству гальванических покрытий, пока её не перевели на повышение в этот закрытый город.

Устроились мы быстро, прибрали квартиру, сестра пошла во второй класс, а я в девятый. Учились мы в одной школе, недалеко от дома. В городе было совсем немного людей и машин, по крайней мере, нам они встречались редко, выглядели уставшими, и никогда не здоровались. В школе были точно такие же дети, вялые и бледные, и совсем не активные. Дома в тёмное время суток выглядели безлюдными, никто не зажигал свет, а по утрам с реки часто поднимался туман.

У сестры было больше уроков, нас отпустили пораньше, и я пошёл домой один. По дороге домой путь мне преградила странная бабка.

-А ну стой, сынок, - она тронула моё плечо, и уставилась на меня пустыми глазницами, - ты тут недавно? Вижу, вижу.

-Бабуль, может тебе помочь чем? – сказал я.

-Это тебе скоро понадобится помощь, сынок, - она усмехнулась, и отпустила плечо.

Оставив её слова без внимания, я поспешил домой, мы с ребятами устроили игру в фишки на перемене, и у меня появилось несколько новых. До чего же они были красивыми! Тут и Шао Кан, и Кунг Лао, все мои любимые герои.

Стрелой влетев на второй этаж, я отворил дверь, дома мне открылась ужасная картина: все вещи были перевёрнуты, как будто их брали в охапку, и подбрасывали вверх, мебель сдвинута, а наш любимый попугайчик умер.

-Кеша, мой Кешенька, - взял попугая в руку, и тихонько погладил, - скоро придёт сестра, и поднимет вой, надо срочно звонить матери.

Её номер был в записной книге. Я быстро набрал его и позвонил. Раздались долгие гудки.

-Алло, кто говорит?

-Могу я услышать Надежду Валерьевну?

-А кто спрашивает?

-Её сын.

-Ждите.

Наконец она взяла трубку, голос был явно усталым.

-Саша, что случилось?

-Кеша умер, вещи разбросаны по квартире, а мебель сдвинута.

Она вздохнула,- хорошо, я приду домой и разберусь, а попугая спрячь в коробку, скажем сестре, что он спит. Ничего не трогай до моего прихода.

Вечером явилась мать с тем самым водителем, что подвёз нас в первый раз. Рослый мужчина с явно солдатской выправкой поздоровался с нами и осмотрел квартиру. Бегло осмотрев жильё, он знаком пригласил маму выйти.

-Что-то странное у вас творится, но это далеко не первый случай за последние месяцы.

-Но что же я скажу детям?

- Не пугайте их, это скорей всего какие-нибудь хулиганы. Ответов мы не знаем, но обязательно разберёмся, а теперь мне пора идти, до свиданья.

Так пролетело несколько месяцев, настало лето, странностей в квартире больше не замечали, за исключением того, что иногда предметы, оставленные на одном месте, вдруг появлялись совершенно в другом, хотя дома никого не было. Соседей же мы вообще не видели, дом как будто вымер, никто не шумел по вечерам, а в окнах не было света, за исключением квартиры той самой бабки, которая постоянно что-то кричала нам из окна и остервенело махала руками, но мы ничего не могли расслышать. Тот мужчина, а звали его Виктор, стал частым гостем в нашем доме, он постоянно пытался подружиться со мной, и завязать разговор, но мне было не интересно. А ещё я стал плохо спать, и не только я, все мы утром чувствовали себя разбитыми, даже младшая сестра. У мамы даже появились синяки под глазами, и она перед выходом на работу активно пыталась замазать их тональным кремом.

В тот вечер мы как обычно поели, а мама собиралась на корпоратив.

-Сегодня ты за старшего, ведите себя хорошо, и ложитесь спать не позже одиннадцати.

-А почему мне нельзя за старшую? – сказала сестра, и засмеялась.

-Потому что ты ещё маленькая, - мама задела её нос указательным пальцем.

-Не хочу быть маленькой, хочу взрослой!

-Тогда тебе придётся работать, платить за квартиру и выйти замуж.

-Фу, не хочу замуж, - Настя надула щёки, - хочу шоколадку.

Мы бесились, как и положено детям, даже немного набедокурили, разбили вазу и поздно легли спать. Никто не слышал, как вернулась мать, подвозил её всё тот же Виктор.

Проснулся я от страшного грохота, пол ходил волнами, как будто состоял из бумаги. Он вибрировал и скрежетал арматурой, пока резко не рванул вниз, пробив первый этаж, и ушёл куда-то в подвал. Каким-то чудом кровать осталась стоять на своём месте, нащупав руками фонарик (я часто спал с фонариком), и осветил комнату. Вся мебель, что стояла в ней, упала вместе с полом, лишь вдоль стены остались куски бетона и торчащая арматура. Мои фишки, что лежали на тумбочке, упали в подвал вместе с ней.

-Мама, мама! – кричал я, но никто не отзывался.

Еле выбравшись из кровати, я прошёл вдоль стены, пару раз едва не упав вниз, и вышел в коридор. Как ни странно, он был совершенно целым. Я быстро пробежал по коридору, рванул сначала одну дверь, потом другую, везде была одинаковая картина: пол вырван с корнем, только ни сестры, ни матери там не было. Охрипший от крика, я со всех сил разбежался и толкнул дверь соседей по лестничной клетке, она отворилась, а внутри никого не было, только вырванный пол, и полная луна вместо потолка. Во всём доме стояла абсолютная тишина, и только в подвале что-то сильно капало, туда я и решил спуститься.

Подвал не был типовым для пятиэтажек, не разделяясь на секции в каждом подъезде, а тянулся по всей длине дома. Железобетон сменился каменными стенами с колоннами, а в центре чернела огромная дыра, в которую вели каменные ступени. Вокруг этой дыры горели факелы. Один я взял в руку, вынув из железной уключины, и стал потихоньку спускаться вниз. Становилось всё холоднее, воздух как будто сгущался, и свет факела стал прерывистым. Я оказался в огромном помещении, которое невозможно было осветить полностью. В середине этого помещения стоял каменный саркофаг с четырьмя ангелами по кругу, крышка у саркофага была стеклянная, с отверстием посередине. В гробу лежал человек со скрещенными на груди руками, глаза его были закрыты. Рыцарский меч, и старомодный костюм выдавали в нём человека средневековья. Он не был мёртв, скорее лежал в каком-то сне, а гроб его был скован множеством цепей. Стараясь подойти поближе и посмотреть, я случайно запнулся о какой-то рычаг и потянул его. Раздался сильный скрежет, и с потолка на четырёх цепях стала спускаться огромная каменная чаша, которая остановилась в метре от саркофага, и накренилась. Оттуда потоком потекла кровь в специально сделанный жёлоб, и начала капать ему на лицо. Скрежет усилился, ангелы стали резко вращаться, освобождая цепи.

Внезапно он открыл глаза, увидел меня, и дикий рёв заставил меня прикрыть уши. Это был не человек, но с чертами человека. Острые клыки его блестели в темноте зала. Он стал рваться, пытаясь быстрее освободить цепи, злобно ревел и смотрел на меня. Невозможно описать тот ужас, который я испытывал, волосы встали дыбом. Ангелы вращались всё быстрее, и вот уже половина цепей упала на дно саркофага, освободив его ноги. Медлить было нельзя, первым порывом было бежать без оглядки отсюда, но что-то остановило меня. Подбежав к стене зала, я увидел тела, множество тел, буквально прибитых к стенам, некоторые были совсем древние, с уже истлевшими одеждами. Среди них были и мои родные. Это существо питалась ими, каким-то образом проникая сначала в их сны, а потом и в реальность. Остался последний ангел, вот вот рухнут оковы, и существо обретёт свободу. Набравшись решимости, я вернулся к саркофагу, держа в руках факел, из цепей остались только руки. Единственным уязвимым местом было то самое отверстие в стеклянной крышке, размахнувшись, я со всей силы воткнул обломок факела существу в грудь, раздался дикий вой, он забился в конвульсиях, плюясь кровавой слюной, и стих. Ангел перестал вращаться, все цепи упали, стеклянная крышка отодвинулась в сторону, поднимая гроб вверх, существо было мертво.

Светало, с реки опять стал подниматься туман.  Я обошёл все окрестные дома, но там было тоже самое: открытые двери, дырки в полу, а вместо потолка небо.
Поддержать автора: 5536 9137 8189 1946.

Показать полностью
1

Лица и цветы - одно и то же

Когда идешь по улицам безмятежно,

В лицах людей цветет надежда.

Так было раньше и с тех пор,

В лицах стал чаще появляться узор.

В виде румяных щек и улыбок.

Как будто все рады, без ошибок.

Странно, было бы представить:

Как все счастье мигом обрели.

Смогли от грусти себя избавить?

Излечиться от вечной суеты?

Сомневаюсь, что нашли мы выход,

От этой плотной духоты.

Казалось бы – прекрасно все.

Так почему же пусто?

Присмотревшись, в огороде,

Как-то слишком густо!

Как-то и странно, вроде.

Заглянул, не смог поверить взгляду!

Кто-то и вовсе – не брался на лопату!

Под цветами сухо, сухие сорняки!

Снаружи красота, но без единою души!

Мрачный вид изнутри скрывают голограммы.

А люди и вовсе не дорожат сердцами!

Лица и цветы - одно и то же
Показать полностью 1
Отличная работа, все прочитано!