Автор Волченко П.Н. (иллюстрация - моя срисовка, автора первичной картинки - не знаю)
Ссылки на предыдущие части:
Остаток дня они с Леной не разговаривали. Она к нему не заходила, он не выходил к ней из своего подвальчика – нейтралитет, пакт о ненападении. Правда Толик малость побаивался, что она вновь может выключить свет, только на этот раз уже не шутя, а из мести, и тогда он уже не откупится несколькими секундами. На всякий случай он держал фонарь при себе. Свет она не выключила – повезло.
Когда в полуподвальном окошке стал меркнуть солнечный свет, послышался хлопок двери, легкие шуршащие шаги Лениных кроссовок. Толик кивнул сам себе. Когда-то эта беседа должна была состояться, и, почему-то, сейчас он не боялся разговора. Он точно решил и точно понял, что Прекрасная незнакомка, боже, как же так сложилось, что он до сих пор не знает ее имени, - это его настоящая любовь, а Лена… Лена – это девочка, может ее по настоящему люби Петя, кто знает? Но он точно ее не любит, в чем в чем, а в этом Толик был уверен.
Лена вошла, оперлась спиной о косяк двери, сказала, жуя жвачку:
- Там эта твоя пришла. Как ее?
- Не знаю. – он встал со стула. – Чего она хочет?
- Сам спроси. – она обернулась и крикнула особо вредным голосом. – Заходи.
- Лена! – зло одернул ее Толик.
- Че? – она усмехнулась, сказала не в тему, - Мне можно, я любовница.
Вошла Прекрасная незнакомка, встала при входя, будто Лена границу меж ними прочертила.
- Лена, уйди пожалуйста. – сказал тихо Толик, смотря на Прекрасную незнакомку.
- Неа. – она надула розовый пузырь, тот громко лопнул. – Неохота.
- Елена, - незнакомка стянула перчатки, обнажив тонкие белые пальцы, - оставьте нас.
Погас свет. На секунду повисла тишина, а потом кто-то из девушек взвизгнул, Толик метнулся к столу, к забытому на нем фонарику, ударился о угол столешницы, послышался стук – фонарь упал, следом за ним, на четвереньки упал и Толик, его пальцы шарили в темноте, но фонарь в руки не давался
В подвальчике становилось все темнее. Толик, шаря руками по полу, оглянулся на окошко под потолком, от ужаса у него перехватило дыхание. Словно морозный узор зимой окно закрывало кружевами темноты. Почему то тьма на этот раз не боялась боли от света.
- Бегите! – заорал Толик. – Бегите отсюда!
- Не могу. – сдавленно закричала Лена, - Держит.
- Помоги! – тоже сдавленно шептала незнакомка. Голос ее был совсем слабый, задавленный.
- Любимый, - шептала в ушах темнота скрипуче, словно дерево старое, - ненавижу, любимый…
Он уже чувствовал нити темноты, как и тогда, на выпускном, цеплялись за его кожу их острые коготки, и… Он нашел, ухватил фонарик, нажал на кнопку и тут же в ушах громко и злобно взорвался скрипучий крик Тьмы, а в месте с ним закричали испуганно и девушки. Толик навел фонарик на вход, где стояли Лена с незнакомкой, но вместо них увидел огромный черный кокон, и свет фонаря не мог его пробить, он только рвал его, обрывал кусками, лохмотьями, но дыры зарастали, слишком быстро они зарастали.
- Любимый… - снова зашептала темнота, только голос ее на этот раз был не такой, не древесный, она будто очеловечивалась, - я всегда была рядом, любимый… ненавижу… любимый…
- Нет! – он медленно отступал назад, в малюсенькую келью, где у него стояли канистры с реактивами. То и дело он вертел фонариком, обрубая тянущуюся к нему плотную тьму. Он вдруг с неожиданной четкостью вспомнил того лысого мужика, тот лаз в пещере, что видел по телевизору. Спрятаться, спрятаться в маленьком уголке, где света от свечи или фонаря хватит на все пространство, хватит для того, чтобы не подпустить тьму к себе. Именно поэтому волхвы заползали в эти узкие щели, потому что только там тьма не могла дотянуться, подкрасться со спины.
- Не подходи! – кричал Толик, - Уйди! Я тебя никогда не полюблю! Уходи! Уходи!
Он уперся спиною в дверь, непрерывно вертя перед собой фонарем в одной руке, другой потянулся к ручке, послышался щелчок – дверь открылась. Он резко обернулся, осветил все пространство кладовки разом, прогнав оттуда шипящий мрак, втиснулся меж тремя высокими пластиковыми канистрами с реактивами и рулонами запакованной фотобумаги, захлопнул за собою дверь.
- Открой, любимый. – голос стал уже почти человеческим, женским, но был он каким-то усредненным, не было в нем индивидуальности, - Прости. Впусти, я люблю тебя.
- А я тебя нет. – зло буркнул Толик влезая в угол кладовки, роняя рулоны бумаги. Крикнул, - Слышишь, я тебя не люблю!
Он уселся в углу кладовки на корточки и выставил перед собой фонарь. Света хватило – вся кладовка была освещена, теперь главное, чтобы не сели батарейки, чтобы их хватило до… А до когда?
- Что тебе от меня надо? – заорал он осознав, что он у тьмы в ловушке.
- Твоя любовь. Люби меня. – голос совсем очеловечился. Казалось за дверью стоит девушка и говорит ему ласковые слова, а он, дурак, заперся и орет заполошным голосом – идиот.
- Не могу, ты слышишь, я не могу!
- Почему? Открой дверь, впусти меня. – раздался тихий стук. Так Темнота не умела, звук был именно такой, какой должен быть от костяшек пальцев. – Открой.
- Нет, не могу. Уходи. Убирайся! Убирайся отсюда! Я не могу тебя любить! Я уже люблю! Я не могу… прости, не могу… - он обхватил голову руками, свет в кладовой заметался, - прости, не могу… уходи, пожалуйста уходи. Уйди…
- Кого ты любишь? – спросила Темнота с интересом.
- Я… Я не скажу. Ты опять, как тогда. – он закусил губу, ему казалось, что еще чуть-чуть и он заревет. – Ты опять, как… ты помнишь?
- Помню. – возможно ему показалось, но в голосе Тьмы он услышал наслаждение, удовольствие. – Я ничего не забываю. Я все и всегда помню и всегда тебя люблю, всегда любила. Всегда была рядом. Впусти меня, любимый.
- Не хочу! Нет… Не хочу. – он поднял голову, - Нет, ты не была, я… Я от тебя сбежал, я помню, ты не можешь видеть если это не в тебе, ты сама, сама мне показывала. Я сбежал от тебя, я прятался, - он засмеялся, наверное как сумасшедший засмеялся, - я теперь другой стал, ты не меня любишь. Я другой, я совсем другой! Я изменился.
- Любимый. – в голосе явная насмешка, - Я всегда была с тобой. Милый, какой же ты у меня глупый.
- Нет, не может быть, - он бешено замотал головой, - нет!
- Да. Я хотела быть с тобой, я хотела прикасаться к тебе, а ты не позволял. Ты делал мне больно…
- Ничего страшного, милый, я тут. Я тебя люблю. Мы будем вместе, мы уже почти вместе, открой дверь, милый, открой.
- Нет, - снова мотнул головой, - Нет!
В дверь постучались настойчивее, как будто били кулаком.
- Нет, не надо. Убирайся! Вон! Вон отсюда! Вон!
Тихо затрещала древесина, он увидел как тоненькие, словно иглы, нити темноты пробиваются сквозь дверь, растекаются по ней изнутри. Тьмы становилось больше и вот уже белой краски почти не видно – дверь черна, и потом с хрустом, с треском дверь провалилась во тьму.
- Здравствуй, любимый. – голос был ласковый, нежный, истосковавшийся. – Какую из них ты любишь?
Перед вырванной дверью стояло два черных кокона и тьма с них заскользила, словно ткань, сошла, скрутилась. Перед Толей стояла незнакомка и Лена, обе неподвижные, обе будто скованные черными нитями. Толик было навел на нити эти фонарик, но темнота не пропала, снова раздался голос:
- Не делай мне больно, любимый. Ты любишь одну из них? – Толик молчал. – Скажи мне, не бойся.
- Зачем? Зачем тебе это нужно. – он горестно усмехнулся. – Ты же можешь убить их обеих.
- Одна из них я. Скажи, кого ты любишь?
- Я убью вторую. – беспечно сказала Тьма.
- А если это будешь ты. – Толик встал, уставился в темноту нагло, даже с вызовом, - А? Если я тебя не люблю, что ты сделаешь?
Темнота входила в кладовку, черные ее изгибы тянулись по стенам словно трещины, она обволакивала кладовку, заполняла ее.
- Я убью вторую. – повторила Тьма. – Говори.
Фонарик в руках Толика стал меркнуть. Свет мерцал.
- Я люблю… люблю… - он закрыл глаза. Лена: яркая, солнечная, она так любит свет, он вспомнил ее цветастый шарф с помпонами, вспомнил вечные ее белые кроссовки с длинными толстыми шнурками, то как она улыбается, щурится. Незнакомка: черная, отец будто придуманный, словно по нотам разыгранный сценарий с поцелуем в первый же день знакомства, эти странные, так хорошо подогнанные встречи. – Я не хочу чтобы ты убивала! Не надо, не убивай, - он понимал, что фраза прозвучит глупо, но все же выкрикнул ее в темноту, - Меня убей!
- Я не могу. Я тебя люблю.
- Я ее забуду, я больше никогда не буду вспоминать о ней!
Тишина. Фонарь в последний раз моргнул и погас. Темнота объяла все вокруг. Он услышал шуршание, непонятный треск, щелканье, похрустывание, будто копошились вокруг него несметные полчища насекомых, по руке пробежало что-то легкое, невесомое – Толик вздрогнул. Тишина затягивалась.
- Слышишь, - закричал Толик, - я больше никогда…
- Выбирай. – звонко, зло резанул по ушам голос. – Выбирай!
- Я… - Толик закрыл глаза. Лена, и незнакомка. Если это… но он не сможет жить без нее, он все равно не сможет. Открыл глаза и сказал осипшим голосом. – Я люблю ее, незнакомку.
Мгновение и включился свет, загудел компьютер, в окно пролился красный свет заката.
Толик, держась за стену, шагнул из кладовки, под ботинками захрустела щепа от разваленной в ошметки двери. При входе в кладовку на полу лежали незнакомка и Лена. Толик уселся на пол рядом с Леной, сейчас она казалась еще меньше чем была, а личико ее детское, непосредственное, было просто ангельским. Толик подтянул ее к себе, уложил на свои колени, погладил по волосам, поцеловал в лоб. Лена была холодна, как будто умерла не только что, а несколько часов назад – не осталось в ней теплоты живого тела. У Толика потекли слезы.
Незнакомка застонала, повернула голову, открыла глаза.
- Толик… - голос у нее был сиплый, даже чуть-чуть похожий на тот самый, каким Темнота заговорила с Толиком поначалу.
- Да, солнышко, все закончилось. Все хорошо, отдыхай.
- Почему? – незнакомка, опираясь на стену, встала, шагнула к Толику. – Почему?
Толику показалось, что вопрос ее какой-то неправильный, не должен был человек так спокойно реагировать на чужую смерть. Может она просто играет, а на самом деле… на самом деле он ошибся.
- Просто. Она просто умерла.
- Подожди… - она оглянулась, увидела свою сумочку, валяющуюся при входе. – Я сейчас позвоню.
Толик улыбался глупо, баюкал на коленях мертвую Лену и смотрел, как незнакомка заполошно набирает номер. Ошибся, как есть ошибся, что он знает о ней, что…
- Ало? Скорая? Человек умер, да, наверное. Да не знаю я! – обернулась к нему, спросила, - Толь, она живая? Может дышит? Да не сиди ты!
- Она мертвая. – ответил Толик грустно, - Совсем мертвая.
- Нет, нет сердцебиения. Да! Да уверена я! Приезжайте! Адрес, Артиллерийская 17, да, фотомагазин. Что? Как меня зовут? Екатерина Ключникова. Хорошо, ждём. – убрала телефон от уха, - Выехали.
- Как говоришь? Катя? – спросил Толик глупо.
- Не похожа. Ты красивой стала.
Она села рядом, положила голову Толику на плечо.
- А я всё думала: «когда же, когда же он вспомнит?»
- А почему тогда ты так… Почему ты бросила меня.
- Боялась. Любила и боялась темноты. Больше боялась.
Наверху послышался вой сирены, зашуршали шины на асфальте.
- Приехали. – сказал Толик. – Приведешь сюда?
Катя встала, пошла к выходу. Все таки какая она стала! Теперь хотя бы можно было понять скоротечность их отношений, она то знала кто он, это он – беспамятный, все забыл. Толик проводил ее взглядом и, на одно короткое мгновение, ему показалось, что от нее, от черного пальто ее, струятся тончайшие нити мрака, хотя… Показалось наверное.
Очень хотелось бы какой-то обратной связи. Высказывайтесь кому что понравилось и, особенно, кому что не понравилось. Спасибо.
