Рэймонд Робинсон, известный как "Зелёный Человек" или "Чарли Безлицый", стал героем городских легенд 1950-х годов в западной Пенсильвании. Его силуэт, маячивший на обочине тёмной дороги под покровом ночи, порождал шепотки о призраке без лица, излучающем зловещий зелёный свет. Но за мифами скрывалась трагическая история жизнь мужчины, чьё детство оборвалось в мгновение ока.
Всё началось в 1950-х годах на дороге 351, узкой дороге недалеко от городка Коппел в западной Пенсильвании. Подростки, мчащиеся на машинах по сельским трассам, играли в игру: найди "Зелёного Человека". В безлунные ночи, когда туман стелился по земле, они замечали фигуру, бредущую вдоль кромки леса. Это был "Чарли Безлицый" призрак без лица, чья кожа светилась бледно-зелёным свечением, словно фосфоресцирующий гриб. Легенды о нем множились каждый год.
По одной версии, "Зелёный Человек" был духом молодого парня, погибшего в ужасной аварии: он коснулся оборванного высоковольтного провода, был поражён молнией или сбит поездом, отчего его лицо просто исчезло. Теперь он скитался по дорогам вечно, в поисках своего потерянного лица. По другой версии он якобы преследовал подростков, паркующихся недалеко от дороги и убивал их при этом сдирая кожу с лица.Но на самом деле история была куда печальнее, чем любые выдумки.
Рэймонд Робинсон родился в 1910 году в округе Бивер, Пенсильвания. До восьми лет он был типичным мальчишкой бегал с друзьями, лазил по деревьям, хулиганил. Но 18 июня 1919 года всё изменилось .
В тот день Рэймонд и его приятели купались в местном озере недалеко от Коппела. Рядом проходил старый трамвайный мост, уже тогда опасное место, где высоковольтные линии часто соприкасались с мостом. Годом раньше там уже погиб 12-летний Роберт Литтелл, коснувшись оголившегося провода. Мальчишки знали об этом, но любопытство взяло верх когда на мосту они заметили птичье гнездо. Рэймонд, на спор полез за ним и рукой коснулась кабеля, в тот же момент через его тело прошло 11 000 вольт. Раздался оглушительный треск, и мальчик упал, полностью обожжённый.
Остаются только дыры там, где раньше были глаза, одна рука обожжена до кости, вторая обожжена но не полностью, вся верхняя часть тела, так же покрыта серьёзными ожогами. Врачи не давали никаких надежд на выживание, но Рэймонд выкарабкался. Он потерял почти всё лицо- глаза, нос, часть верхней губы, ему так же ампутировали одну руку чуть выше локтя. Он ослеп но сохранил слух, речь и, по словам родных, даже чувство юмора. После нескольких месяцев в больнице его выписали домой, где семья укрывала сына от всего мира.
Рэймонд вырос в полной изоляции, он научился ориентироваться по звукам и запахам, мастерил ремни, кошельки и коврики для обуви, продавая их из дома. Но ему постоянно хотелось выйти из душного дома на улицу и прогуляться, дыша чистым воздухом. И он начал совершать ночные прогулки по дороге 351, той самой дороге, что в последствии стала местом зарождения городских легенд.
Он ходил медленно, кутаясь в тёмную одежду, иногда куря сигарету. Фары машин отражались от его бледной кожи или одежды, создавая иллюзию "зелёного свечения", отчего и пошло прозвище. Со временм местные подростки начали его выслеживать, что бы сфотографироваться.
Некоторые были жестоки предлагали подвезти, а потом высаживали в незнакомом месте или просто смеялись над ним. Другие относились с сочуствием- приносили пиво, сигареты или просто болтали. Местный житель Пит Павлович вспоминал: "Мы ездили и угощали его пивом". Так же пит рассказал, что новички пугались Рэймонда до дрожи: "Они хотели вызвать полицию или скороую и нам приходилось объяснять им что все нормально".
Рэймонд редко говорил первым, но если подходили дружелюбно, отвечал тихо и вежливо. Он не гнался за машинами и не пугал людей, это были чистые выдумки. Его одиночество было не проклятием, а последствием общества, которое отвергает "не таких". В редкие моменты он даже улыбался или, по крайней мере, так казалось.
Рэймонд Робинсон скончался 11 июня 1985 года в возрасте 74 лет от естественных причин. Но хотя его больше нет, легенда о Зелёном Человеке и Чарли Безликом жива в Пенсильвании так же, как и в 1950-х годах.
Всем спасибо, кто прочитал. Подписывайтесь будет интересно.
Еще есть группа в вк https://vk.com/club230098140 - где статьи выходят чуть раньше, есть короткие посты, и просто исторические фотографии.
Так же сообщество в телеграме https://t.me/+Y-znwBrdDJlhMTIy тут выходит, дополнительный контент 18+ и самые кровавые и ужасные истории
Здарова народ! Решил создать канал для отдушины со страшными историями. Сам любитель различных крипипаст и историй послушать. Вдохновлялся русскими крипипастами и зарубежными аниматорами. Конечно не всё идеально, но руку набиваю.
Если интересно, то велкам в комментарии ну и на канал. Заодно можете покидать в меня помидоры, если всрато получилось, что тоже норм.
Тихое постукивание грубой пластмассы, похожее на ритмичное тиканье метронома в пустом зале, неведомым образом успокаивало Павла. Мало того, погружало его сознание в некое подобие целебного полусна. Воздух в сарае был густым, насыщенным запахами старой пластмассы, пыли и чего-то ещё — сладковатого, как разложение. Холодный бетонный пол отдавал сыростью в ноги, но Павел не замечал этого, убаюканный монотонным перезвоном своих странных экспонатов. «Ещё час», — подумал он, ощущая, как тревога завтрашнего дня медленно отступает перед ритуальным успокоением. Через пару часов он выйдет из своего полутёмного убежища с новыми силами. А силы ему понадобятся — особенно завтра.
Утром ему предстояло здорово побегать: найти двух помощников и приступить к выполнению заказа, на завершение которого им отведено всего четыре дня. «Четыре дня, чтобы стереть с лица земли ещё один дом», — с горькой усмешкой подумал Павел. Он уже предчувствовал этот знакомый холодок в животе, который появлялся каждый раз перед новой работой.
Павел работал когда-то на стройке, а теперь трудился на себя. Брал заказы на демонтаж ветхих домов, что означает обычную их разборку и слом. Странно, правда? Раньше строил, а теперь — наоборот, ломает. Но что поделаешь, если лучше всего сломать может лишь тот, кто умеет строить. А люди звонили часто — у кого дом сгорел, у кого покосился, а кто-то просто решил на месте бабушкиной хибарки дворец отстроить. Всем площадку для новой стройки расчистить надо. Вот Павлу и звонят с заказами.
Из новой работы выросло и его необычное увлечение. Вот, вы никогда не замечали, что на пепелищах домов почти всегда валяется какая-то нелепая кукла из пластмассы? Их лица, оплавленные жаром, кривятся в немой гримасе, а пустые глазницы, кажется, хранят память о последних мгновениях дома. Павел чувствовал, как мурашки бегут по спине, когда он поднимал очередную фигурку, но это ощущение было сладким — как будто он прикасался к чему-то запретному. Рядом стеклянные бутылки, съёжившиеся от жара в бесформенный комок, а кукла в худшем случае слегка вымазана сажей от сгоревшей игрушечной одежды. Странно, правда?
Также и Павлу казалось, но потом он решил, что в этих грубых подобиях человека заключена какая-то неведомая сила, способная сохранить их даже в раскалённом брюхе пожара. «Они выживают, когда всё вокруг умирает», — думал он, и это наполняло его странным благоговением. Павел потихоньку стал собирать коллекцию.
Жил он в небольшом доме, полученном от деда в наследство. Вот небольшой сарай, стоящий во дворе в тени клёна, Павел и приспособил под коллекцию кукол, подобранных на месте сгоревших домов. Так как Павлу часто доводилось разбирать то, что осталось от сгоревших строений, его странный музей стремительно пополнялся. Все стены сарайчика были заняты разных размеров куклами, подвешенными на верёвочках.
У одних не хватало рук, у других ног, третьи не имели одного или обоих глаз. В общем, получилась не коллекция, а, скорее, паноптикум, но Павлу нравилось проводить время в сарае. Когда щелястое строение наполняли сквозняки и тонкие, игривые лучики света, куклы начинали раскачиваться, слегка стукаясь пластмассовыми боками, и сверкать выпученными глазами. А уж в грозу интерьер сарая имел вид совершенно пугающе-инфернальный: молнии освещали кукол, и на мгновение казалось, что они двигаются сами по себе, перешёптываясь на языке скрипящих верёвок.
В центре композиции Павел поместил свою недавнюю находку — слегка подпаленную импортную парочку. В отличие от находимых им ранее бесполых человекоподобных чудовищ советского производства, эти куклы были похожи на мужчину и женщину. Причём женщина обладала красивой пластиковой фигуркой и пышной копной светлых волос, а мужчина — подтянутым и мускулистым телом. Павел не стал подвешивать эту парочку на стену, а воткнул в землю старого цветочного горшка. Воткнул таким образом, чтобы они всегда смотрели друг другу в глаза. «Как влюблённые», — с иронией думал он, хотя сам уже давно забыл, что такое близость.
Посидев ещё немного в окружении пластиковых тел, Павел отправился спать, а наутро, полный сил и энергии — или, скорее, иллюзии сил — отправился на работу. На знакомом пятачке у строительного рынка он быстро нашёл себе в помощь двух крепких азиатов. С трудом подбирая немногие известные им слова русского языка, Павел объяснил, что надо делать и сколько за это будет заплачено. Ударили по рукам, и, погрузившись в машину, отправились в село, где они и должны были разобрать очередной домик.
Нужное место Павел определил без особого труда: растрескавшиеся стены из обугленной штукатурки могильной оградой окружали кирпичную стелу устоявшей в огне русской печи. Деревянные перекрытия и стены выгорели практически дотла, лишь кое-где чёрными болванчиками выстроились головни, оставшиеся от толстых брёвен. Воздух всё ещё пах гарью и пеплом, а под ногами хрустело битое стекло.
Внезапно взгляд Павла остановился на объекте, поразившем его, как опытного человека, видавшего не один десяток уничтоженных пламенем строений. Рядом с пепелищем, всего в двух метрах, стоял красивый, почти уже достроенный дом. Так вот, этот коттедж совершенно не пострадал от такого близкого и сильного пожара — не то, что повреждений, а даже ни одной подпалины или пятна сажи не осталось на стенах. «Словно огонь его боялся», — мелькнула нелепая мысль.
«Ну, надо же, как людям подфартило», ― подумал Павел, заметив, как из «удачливого» дома выбежал низенький толстяк в кожаной кепке и брезентовой куртке лягушачьего цвета. Незнакомец бодро и уверенно двинулся к Павлу, протянув приветственно руку. Его лицо было круглым и румяным, но глаза — маленькие, как у свиньи, — бегали быстро и внимательно, словно оценивая Павла. Улыбка была слишком широкой, неестественной, как маска:
― Привет, соседи!
Павел про себя отметил, что, будь он и в самом деле соседом, вряд ли оценил бы весёлый настрой толстяка, стоя перед обугленными остатками своего жилища.
― Привет, только мы не соседи. Нам сейчас всё это разбирать придётся — участок расчищать.
― Так я и говорю — соседи. Я ведь тоже не хозяин — у меня своя бригада. Вот этот дворец мы и достраиваем.
Павел восхищённо поцокал языком:
― Отличная работа! А как получилось, что огнём дом не зацепило? Может у тебя секрет какой есть?
Толстяк улыбнулся ещё шире и кивнул кожаным козырьком:
― А как же, есть секрет — следую древним строительным обычаям, о которых все уже позабыли. Вот мои дома и стоят, как крепости — всё им нипочём. Ну, бери своих чернявых, и за знакомство. Чтоб работалось легче.
Неизвестно откуда в руках нового знакомца появилась бутылка водки. «А что, по маленькой можно, пожалуй. Всё равно, ломать не строить, веселее дело пойдёт», ― Павел позвал своих помощников, и они вчетвером расположились во дворе под обгорелой стеной.
Однако по чуть-чуть выпить не получилось — за бесконечными байками толстяка незаметно опустела одна бутылка. Павел чувствовал, как алкоголь туманит его сознание, но не мог остановиться. Каждая новая рюмка приносила не только тепло, но и смутную тревогу, которая гнездилась где-то глубоко внутри. Толстяк говорил о старых традициях, и в его словах было что-то зловещее, но Павел не мог понять что именно. Он лишь смеялся и подливал ещё.
«Возможно» — это потому, что точно Павел уже не мог сказать, ведь проснулся он уже затемно, а тьма в памяти рассеялась не до конца. Он помнил только, что весёлый собутыльник постоянно рассказывал про свою любовь к каким-то старым строительным традициям, про то, как в старину дома строили «на совесть». У Павла тоже была своя традиция: в первый же день начинать работу, не допуская проволочек. Пусть малую часть сделать для затравки, но тут ведь главное — начать. Он с трудом поднялся на ноги и попытался растолкать помощников, но те едва смогли промычать в ответ что-то на своём языке, а возможно, это был просто бессвязный набор звуков.
Павел со злостью пнул чей-то бок в темноте, потом нащупал кувалду. Рукоятка была холодной и шершавой, и это ощущение немного протрезвило его. Он пошатываясь отправился к печи. Ночь была тёмной, и только слабый свет луны выхватывал из мрака очертания разрушенного дома. Ветер шелестел обгорелыми досками, и этот звук был похож на чьё-то шёпот. Павел почувствовал, как по спине пробежали мурашки, но он отогнал этот страх, списав его на пьянство.
Он решил начать разбор дома со слома её кладки. Вот и она — кирпичная стенка очага. Павел примерился и нанёс первый удар. Старая кладка оказалась на удивление прочной — ни один кирпич даже не сдвинулся с места. Павла это удивило, и заставило в приступе пьяного упрямства снова и снова обрушивать тяжёлые удары на угол кирпичной стенки.
Человеческая настойчивость победила, и кладка, наконец-то, рухнула, открыв чёрную пустоту печного нутра. Павел отдышался, вытер градины пота со лба, и вдруг вздрогнул от неожиданности — из беспросветной мглы на него пристально смотрели два сверкающих глаза. Они были величиной с пятирублёвую монету и горели холодным, мертвенным светом. На мгновение ему почудилось, что эти глаза не просто смотрят, а видят его насквозь, видят каждый его страх. Павел вскрикнул и бросился прочь от разрушенной стенки, чувствуя, как ледяной ужас сковывает его тело.
Добравшись до своей машины, он подождал, пока успокоится оглушительное биение пульса в висках. «Видать, зверь какой-то в печи поселился. До утра убежит, наверное», ― лишь придумав такое, пусть не очень убедительное объяснение, Павел смог немного унять нервную дрожь. Он, подобрав ноги, устроился в салоне машины. Теперь можно и поспать — работа ведь начата, осталось только закончить. Но сон не шёл. Каждый шорох снаружи заставлял его вздрагивать.
― Вставай, да вставай же, сосед, ― глухо, как сквозь несколько слоёв ваты, донёсся голос весельчака бригадира из соседнего дома. Павел с огромным трудом разлепил тяжёлые веки.
― Здравствуй, сосед. Ну и погудели же вчера.
― Да, хорошо посидели, но я не за этим пришёл. Ты не знаешь, кто из твоих у моего дома угол развалил?
Павел после вчерашнего соображал очень тяжело, но после этих слов у него тревожно засосало под ложечкой. Он встал и взглянул в сторону печи. Так и есть — ни единой трещины на её кирпичных стенках. Значит, он по ошибке в темноте разрушил не ту кладку. Павел нервно сглотнул:
― Слушай, похоже, это я в темноте ошибся. Но мы всё исправим, и сегодня же.
Толстяк положил руку на плечо Павла. Ладонь была тяжёлой, влажной.
― Да ты не беспокойся. Ну, выпили лишнего, с кем не бывает. Мои парни сейчас всё сами заделают. Ты лучше скажи, не заметил ли чего подозрительного, странного?
Память услужливо подбросила Павлу пугающие картины вчерашней ночи. Он помотал головой, пытаясь прогнать эти неприятные эпизоды своего неожиданного испуга. Не желая показаться новому знакомому трусом или психом, он соврал:
― Нет, ничего такого.
Сосед, продолжая держать его за плечо, покачал головой, давая понять, что он сомневается в честности ответа. Неожиданно, он вытянул из каркаса плоскую фляжку и с той же натянутой улыбкой протянул Павлу:
― Ладно, проехали и забыли. На, глотни, поправь здоровье.
Павел не стал отказывать в просьбе и глотнул содержимого фляжки, потом глотнул ещё. Головная боль улеглась, и приятное тепло волной прокатилось по жилам. Но вместе с теплом пришла и странная тяжесть в конечностях.
― Спасибо, друг. А теперь, я, пожалуй, ещё посплю немного, ― Павел не стал ждать ответа, и, откинувшись на сидение, моментально уснул.
Проснувшись, он с изумлением увидел серую, с мутными потёками, поверхность бетона. Павел опустил руки, и нащупал всё тот же бетон. Он сел, и луч света прыгнул с бетонного перекрытия на кирпичную стенку. Ему на голову ремешком прикрепили маленький, но яркий фонарик. «Остроумно. А кто же у нас тут самый остроумный? Сосед!» ― закипая изнутри безумной яростью, сообразил Павел.
Он оказался стиснутым сверху и снизу прочным бетоном, и с четырёх сторон ― стенками из красного кирпича. Воздух в этой тесной камере был тяжёлым, спёртым, с примесью известковой пыли и чего-то ещё, сладковато-тошнотворного. Каждый вдох обжигал лёгкие. Павел пытался пошевелиться, но пространства было так мало, что он не мог даже выпрямиться. Его сердце бешено колотилось, ударяясь о рёбра, как птица в клетке.
Когда Павел хотел закричать, призывая на помощь и одновременно проклиная толстяка-бригадира, даже рецепторы языка ощутили жуткое зловоние, настолько едкое, что желудок мгновенно отреагировал. Павла вырвало, и так сильно, что он едва не задохнулся от сотрясавших его изнутри судорог.
Желудок успокоился, лишь когда избавил себя от всего содержимого. Павел попытался восстановить дыхание, но это едва ли было возможно, ведь зловоние лишь усилилось. И когда Павел поднимал голову от пола, луч фонаря вырвал из тьмы источник тошнотворного запаха. Из бетона торчала верхняя часть мёртвого тела. Судя по пышной копне прекрасных светлых волос, при жизни это могла быть красивая девушка.
Теперь же это был омерзительно раздувшийся отёчный труп, по самую грудь утопленный в бетон. По бетону, вокруг трупа, разлилась мерзкая лужа гноя и трупных выделений, перемешанных с извергнутым содержимым желудка Павла. Нежные веки женщины сгнили первыми, обнажив выпученные глазные яблоки, которые смотрели Павлу прямо в глаза. «Так вот чьи глаза я видел ночью, когда по ошибке разломал не ту стену», ― сообразил Павел. Теперь ясно, что он замурован в стену бригадой толстяка, для того, чтобы никто не узнал об этой жертве.
Жертве? Ну, конечно! Только сейчас Павел вспомнил старые байки о строительных жертвах. Вроде, в старые времена, чтобы дом стоял долго и надёжно служил людям, при закладке фундамента необходимо было совершить жертвоприношение. И лучшей жертвой считался человек, вмурованный заживо в фундамент или в стену.
В Европе для этих целей выкупали детей бедняков или подманивали едой бродяг. У наших же предков, на Руси, считалось, что лучшей строительной жертвой станет первый человек, прошедший мимо при закладке дома. Сначала, когда жизнь человека ценилась невысоко, людей, которым не посчастливилось пройти около стройки в неурочный час, связывали и закладывали под фундамент или под первый венец. Позже стали незаметно, на глаз, снимать мерку с прохожего, после чего делали зарубку на жерди, и закапывали её. Считалось, что в скором времени «промерянный» человек умирал, а его душа становилась душой дома, охранявшей его и хозяев.
То-то толстяк всё про какие-то старые традиции говорил. Так вот, значит, какие у него строительные секреты. Мерзавец! Эта светловолосая женщина, видимо, оказалась первой, кто попался им на глаза после начала работ. И, судя по глубоким бороздкам, оставленным на бетоне пальцами, они замуровали её живой. Как, впрочем, и его теперь.
Неожиданно сознание Павла вернулось к его коллекции кукол. А вдруг души строительных жертв иногда находят способ отомстить домам, служить которым призваны, сами, при этом, вселяясь в грубые корпуса пластмассовых болванов. Вот и остаются лежать посреди пепелищ эти странные игрушки. Неожиданная идея, но...тогда получается, что до сих пор некоторые строители совершают жертвоприношения при закладке начального венца или первого камня. А может так оно и есть? И безумный толстяк в кепке не одинок в своём пристрастии к старым, жестоким обычаям. «А это значит, что мимо начинающейся стройки лучше не ходить, если есть желание ещё пожить», ― мужчина горько усмехнулся, заметив, что получилась, пусть корявая, но рифма.
Ещё Павел невольно вспомнил кукольную парочку в цветочном горшке. Чем-то они были похожи теперь. Конечно, он мало напоминал того пластикового повесу с идеальной фигурой и решёткой пресса на животе. И у пластмассовой красотки, кроме копны светлых волос, было мало общего с этим разлезшимся трупом, по грудь залитым в бетон. Однако, им тоже отныне придётся вечно торчать здесь, взирая друг на друга мёртвыми пуговицами глаз.
Павел в отчаянии сбил кулаки о стену, но кладка не сдвинулась и на миллиметр. Он пытался кричать, но лишь потратил последние запасы воздуха, и так едва пригодного для дыхания. Исполненный безумного ужаса, он вжался в стену, желая быть подальше от зловонной лужи с мертвецом посередине. Его разум метались между отчаянием и надеждой, но надежда таяла с каждым мгновением. Он думал о своих куклах, о том, как они висели в сарае, и теперь он сам стал одной из них — замурованной, беспомощной, обречённой на вечное молчание. И тогда он понял, что толстяк был прав: только тот, кто умеет строить, знает, как лучше сломать. И Павел, строитель, был сломлен окончательно.
Его сердце грозило разорваться в мелкие клочья от недостатка воздуха, а душу нестерпимо жгли страх и отчаяние. Используя остатки сил, мужчина сорвал с головы фонарик, и разбил его о стену. Он не желал перед смертью видеть выпученные глаза строительной жертвы. Тесная каморка погрузилась во тьму, липкую, как смола, удушливую и зловонную. Но и в этой черноте два мёртвых зрачка продолжали излучать тусклый свет, как далёкие звёзды в космической пустоте.
Затухающему сознанию Павла почудилось, что строительная жертва смотрит на него с сочувствием. «Мы теперь навсегда», — шепнули ему высохшие губы, которых не было. Последнее, что он почувствовал — это лёгкое прикосновение холодных пластиковых пальцев к своей щеке. Или ему только показалось.
Иногда нас встречают сложные ситуации, когда всё может пойти не по плану. Ну плана то и толком не было, но всё явно должно было бы быть иначе. Вот эта ночь, именно такая.
Я проснулся как мне казалось очень рано. Чувствовал я себя не выспавшимся и очень голодным. Похоже из-за дыры в боку я не смог нормально отдохнуть, а из-за лечения чувство голода, ощущалась как ломка. Всё вокруг словно было приглушено, а некоторые отдельные звуки были слишком громкими.
От кого-то в этом заплесневевшем подвале веяло запахом крови. Не знаю был ли кто-то еще ранен, или это была чужая кровь, но я уже начинал прикидывать, удастся ли в этой тьме, съесть кого, и остаться не узнанным.
Разумеется нет. Следы крови не так просто убрать, а здесь и нечем. Как только включат свет, всё станет ясно. Наши кураторы вряд ли как-то накажут, но мне еще здесь торчать незнамо сколько. Критическое мышление спасает, даже когда оно бредовое.
Прошло чуть больше получаса, и на улице стали слышны машины. Стук дверей машин, шебуршания ключа в замочной скважине, скрип двери и ослепительный свет. Ну мне он казался ослепительным. Я знаю что лампочки тут тусклые, но их свет вызывал боль в глазах.
К нам спустились наши кураторы. Очкарика кажется зовут Артём. Они о чём то переговаривались. Что-то про багажники. Неужели нам наконец-то привезли вещи? Подумал я.
Жека позвал за собой меня и еще двух парней. Раньше я с ними не пересекался. Оба как и я покоцанные, у одного нога разорвана, второй в каких-то проколах и оба в медицинских костюмах. Почему все одеты как фельдшеры?
Мы поднялись, нам выдали наши вещи. Пока Жека искал вещи парней, я сразу переоделся в своё. Наконец-то комфорт. Мои привычные вещи. Мягкие и удобные. Только от этого стало самую капельку, но легче.
Интересно, если я сейчас попробую выпить Жеку, пока он ко мне спиной, что сделают парни? Будут ему помогать, или примкнут ко мне? А смогу ли выпить и их пока они будут заняты Жекой?
Снова какая-то дурь в голове. Пока я об этом думал, я словно выпал из реальности. Овца? откуда у меня в руках овца? "Ешьте" - раздался голос Жекича. Я не раздумываясь впился в эту овцу и в одно мгновение осушил её. Отвратительный вкус, словно помои.
Этого очень мало. Я всё еще безумно голоден, но по крайней мере туман рассеялся. Сознание прояснилось. Я осмотрелся и заметил, что вместо бобика Жекича, была газель. Оказывается пока я ловил бэдтрип от голода, нам выдали вещи, в газели с надписью "Хлеб", нам привезли овец, каждому по одной, которых мы только что выпили.
Жека обрисовал ситуацию. Они нашли того, кто обратил нас троих, и наша задача его убрать. Нам дадут возможность позадавать ему вопросы. Я познакомился с парнями, Серёга и Антон.
Нас загрузили в кузов газели, Жека сел с нами и рассказал, обративший нас вампир, можно сказать фрилансер. Время от времени выполнял "кое-какую" работу для них. А в миру работает фельдшером скорой помощи. Обращён он уже как 3 года. Зовут Александр Васильев. Нам подготовили квартиру, куда его заманят. У нас будет пол часа, на то что бы убить его и по желанию что-то от него узнать.
Парни задавали кучу бессмысленные вопросы. Почему-то все мои спутники, то ли невероятно непонятливые, то ли надеются непонятно на что. В прочем, среди дурацких вопрос, были и вполне насущные. Ребята спросили про оружие, про место. Некоторые вещи о нашем "родителе", я узнал как раз из их вопросов Жекичу.
Так же Жека немного рассказал о себе. Обращён он с десятого года. Раньше он был обычным "Решалой", а кураторствует он впервые. Это его эдакий шанс подняться повыше в глазах начальства. Показать свою полезность. Между собой вампиры взаимодействуют редко, и в основном решают вопросы лично без посторонних.
Пока мы ехали, парни решили обсудить, кто что хочет узнать от нашей цели. Серёга хотел узнать зачем и для чего нас обратили. Мне в принципе тоже это было интересно, но если бы мы этого не узнали, я не расстроился бы. В общем интересы парней более чем закрывали моё любопытство, и мне нечего было добавить.
Что бы получить ответы на вопросы, Артём предложил сначала попытаться с ним поговорить. Возможно разыграть сценку, якобы мы хотим ему помочь выжить. В крайнем случае связать его и допросить. Мне кажется это слишком не уверенный план. А что если он даст дёру? Он наверняка сильнее нас, не факт что мы его удержим. Не понятно что он из себя представляет, может он сразу кинется в драку.
Из этих соображений, я предложил, в первую очередь лишить его конечностей, раз парни так сильно хотят ответов. Без конечностей он далеко не убежит, и нам вряд ли что сделает. Так и решили действовать как экстренные действия, на случай если план "просто поговорить" провалится сразу.
Мы приехали. Выйдя из кузова, я увидел что мы находимся в каких-то подворотне. Очень похоже на южное Бутово или Бирюлёво. В прочем какая разница, трущобы и есть трущобы. Перед нами была одноподъездная пятиэтажка. Похоже бывшая общага. Весьма характерные для такого района решётки на первом и втором этаже, а пластиковые окна, лишь некоторым жильцам похоже по случаю достались. Некоторые из этих окон, явно сделаны не на заказ, а откуда-то сняты ранее.
Жека выдал нам оружие. Кувалда, лом, таким обычно отбивают лёд и топор. Первые два мне показались громоздкими и не удобными в условиях маленькой квартиры (а в таком доме на хоромы рассчитывать не приходится), так что я предпочёл топор. Серёга сразу выбрал кувалду и попросил большие гвозди, оживлённа презентуя свою идею, повторить распятие. Тохе же достался лом, еще он зачем-то попросил наручники. По мне так это бред. Будто они удержат вампира. Но Жека раздобыл нам и их, однако предупредил, что спросит с Антона за них, если они будут испорчены.
Мы зашли в подъезд, на каждом этаже коридор расходится в две стороны. По 5 квартир с каждой. Обшарпанные стены, сыплющаяся штукатурка, одна тусклая лампочка в голом патроне на весь этаж. По полу разбросана шелуха от семок, крышки от пивных бутылок и смешанный запах давно засохшей крови, блевотины, мочи и дерьма. И какой-то странный запах. Кажется в какой-то квартире во всю курят травку. На фоне такой картины, наш подвал выглядел столь же лучше, как квартира Джеки в сравнении с нашем же подвалом.
Наш путь вёл на второй этаж, в квартиру номер десять, в самом углу дома. Жека вставил здоровенный ключ, в старую самодельную металлическую дверь, и со скрипом отворил замок. Зайдя в квартиру, нас встретила старенькая однушка, которая неплохо просматривалась с порога целиком.
Справа от входной двери, занавеска за которой был небольшой закуток с обувницей и вешалкой, после нее санузел, кухонка, в которой виднелся столик и часть кухонного гарнитура. Жека с порога сразу пошёл на кухню, мы же продолжили осматриваться. Слева от входа была спальня.
Там стоял старый советский платяной шкаф, пустой стол с компьютерным креслом. В одном углу стояла тумба с небольшим ЭЛТ телевизором. В другом углу была старая односпальная кровать. По центру лежал турецкий ковёр. Такие раньше часто вешали на стены, как признак достатка. На стене же одиноко висели часы конца нулевых указывая время одиннадцать с чем-то. Не люблю я такие часы, они не тикают.
Парни задали Жеке ещё несколько вопросов о нашей сути. Благодаря этому я узнал, что вампиры всё таки могут лучше видеть в темноте, и в этот момент глаза светятся красным. Но не все. У всех разные способности и что бы они проявились, нужно просто пробовать что-то сделать, как с клыками.
Жека покинул нас, сказав что нам нужно ждать Саню. Сколько ждать, не известно. Входная дверь осталась открытой. Мы с парнями начали обсуждать план. У нас у всех были схожие мысли, так что план и подготовка прошла быстро. Мы переставили кровать на место тумбы с телевизором, тумбу оставили у кровати, сам телевизор переставили на стол, ковёр передвинули что бы закрыть следы от другой краски под местом где раньше была кровать. В общем планировка не сильно поменялась.
Так как Саня фельдшер, то к нам он придёт на "вызов", для правдоподобности мы на тумбу у кровати поставили свежезаваренный чай и ведро взятое из уборной. Роль же больного будет играть Антон, он же и будет пытаться разговорить Саню. Серёга спрятался на кухне у раковины, так как это было единственное место на кухне, не просматриваемое со входа. Моя роль была закрыть за Саней дверь и заблокировать выход, по этом я встал за занавеску у двери.
Мы не знали как скоро придёт наша цель, поэтому ждали в тишине. Ждать пришлось долго. Час, два... Время шло медленно и утомительно, а меня еще и жажда мучила. Жажда крови. Выйти "покурить", всего 5 минут, за которые можно вцепится в какого-нибудь алкаша или торчка за углом дома. Ночь, трущобы. Никто не обратит внимание. Нет, нельзя. Большой риск наделать шума, и упустить момент прибытия Сани. В добавок за нами наверняка следит Жека.
Стрелка часов миновала цифру два. В коридоре подъезда послышались неспешные тяжёлые шаги. Дверь скрипнула и в квартиру зашёл Александр. Он с порога спросил кто его вызывал, Антон позвал его к себе и Саня не разуваясь как и положена врачам скорой помощи, направился к Антону.
Саня взял стул сел рядом с кроватью и спросил:
-- На что жалуемся?
Антон не спешно ответил:
-- Кажется сердце не бьётся... Ты помнишь меня? Ты меня спас.
Александр кажется ни капли не удивился
-- А, это ты. Я хотел найти тебя.
В этот момент я вышел как ни в чём не бывало скрипя половицами и закрыл входную дверь. Повернувшись встал у двери словно охранник.
-- Ну привет. Тихо сказал я.
-- О, и ты здесь. Слегка удивился Саня.
Антон спросил зачем Александр нас обратил.
-- Ну... Это будет долгий разговор. Курить будете? Сказал Саня и достал пачку сигарет.
Я подошёл, взял сигарету, прикурил и вернулся к двери, перекрывая путь к отступлению.
Антон стал расспрашивать Александра. Задавал кучу вопросов, а Саня вполне спокойно с ним общался и отвечал на всё. Речи его были сладки, и похоже он был с нами весьма искренен. Он рассказал что, обратил нас что бы спасти. Что он был вынужден делать много грязи и хотел хоть как-то искупить свои грехи.
От двери, я увидел что меня жестами пытался подозвать к себе Серёга. Я так же непринуждённо как когда закрывал дверь, пошёл на кухню. Серёга пытался мне что-то объяснить жестами, но у него это выходило не очень. Я отмахнулся от него, и что бы не вызвать подозрений, набрал себе стакан воды и начал пить.
Это было зря. Вода вызвала какие-то очень не приятные ощущения, и явно просилась обратно. Она обжигала так, словно я хлебнул бензина. Меня чуть начало тошнить. Я едва успел сделать шаг к раковине. Проблевавшись я крепко выругался и пробормотал с сарказмом, не громко, но явно так что бы Саня меня услышал с кухни:
-- Ага, спас.
После чего вернулся к двери. К тому моменту, Антон уже сказал, что нас нашли, и что нас послали убить Саню. Саня же в свою очередь предлагал сбежать. Что у нас еще есть шанс спастись, выйти из под влияния семьи вампиров.
Серёге похоже надоело притворятся торшером, или ему остро захотелось поговорить, он вышел с кухни, присоединившись к разговору. Какой-либо момент неожиданности упущен полностью. Саня подтвердил нам то, о чём нам рассказал Жека. Рассказал что делал грязную работу за хорошие деньги, его обратили добровольно, и что он старался для вампиров изо всех сил, так как очень хотел обратить кого-то близкого, и пытался добиться разрешения. По моем с ней что-то произошло, он как-то совсем вскользь об этом упомянул.
Парни же в какой-то момент начали предъявлять Сане, за то, что мы не просили нас обращать, то что нас нашли до того, как мы успели что-то понять, что теперь у нас нет иного пути, а Саня пытался нам доказать, что мы можем сбежать, что вампиры, не столь могущественны. Что нам вместе хватит сил.
Не знаю, я много пропустил мимо ушей. Голод путал мысли, а те фразы о шансе, о том что, у нас есть шанс, стоит только захотеть, не стоит опускать руки, меня как уставшего от бессмысленности этой жизни, выгоревшего до тла человека, человека которого этот мир разбил о скалы быта и личных трагедий, только сильнее бесили. В какой-то момент я не выдержал и сорвался.
-- Да вы блядь, нахуй, издеваетесь?! Вы внатуре пытаетесь, сука, уговорить его встать на грёбанную плаху?! Того, кто ниебически сильнее нас, того в ком блядь очевидно треплется какая-то ёбаная, блядская, сука, надежда, того кто пытается уговорить сбежать вместе?! Да вы ебанулись в край! Нахуя эти сопли!?
Парни что-то совершенно спокойно буркнули мне в ответ, но я был взбешен. Это какой-то детский сад. Саню может и гложет чувство вины, но вряд ли настолько, а учитывая то, что они продолжают просто болтать, меня похоже вообще не воспринимают. Я что единственный адекватный в это комнате?! Голодный, в полу бреду, единственный адекватный?! Надо что-то делать!
Я подхожу вплотную к Сане, осматриваю его смеряющем взглядом, быстро оценивая его, и возможно надеялся на какое-то замешательство со стороны Сани, в виду не логичности моих действий. Простояв так несколько секунд, я кинулся на него в пытаясь вцепиться зубами в шею. Меня уже не пугало то, что я буду пить вампира и потеряю контроль. Не впервой мне это, да и голод был очень громким.
Увы, Саня совершенно спокойно схватил меня за шею, до того как я смог приблизиться к шее, и одним движением кинул на кровать, прямо на Антона. Я по инерции кубарем скатился на пол, и на удивление даже не ударился.
Я осмотрелся по сторонам. Саня, Антон и Серёга общались, словно ничего и не было. Как же это бесит! Раз Саня настолько ко всему готов, может мне удастся глотнуть пару раз кого-то из своих напарников. Антоху жалко, он тут вообще словно не к месту. Благодарен Сане за "спасение". А вот Серёга... Ничего не могу про него сказать, вроде нормальный, но мне его почему-то не жалко. А того и глядишь как уталю голод, и в прям сбежим втроём.
Эти мысли промелькнули в моей голове довольно быстро, и как только я скатился на пол, поднялся и скалясь на Саню и обходя его, я зашёл за спину к Серёге. В этот же момент Антон уже встал с кровати, и тоже подошёл ближе к Александру.
Тем временем разговор зашёл уже к тому, что Саня готов расстаться с посмертной жизнью, что бы дать нам выполнить миссию, раз уж таков наш выбор, но требовал дать ему один звонок. Подозрительно это. Кому он собрался звонить в такой ситуации? Той кого он хотел обратить? Но с ней вроде же что-то случилось. А может хотел позвать кого-то на подмогу? И не хочет отвечать кому звонить собрался. Серёга согласен на такой расклад, но требует что бы Саня звонил при нас, а вот с этим Саня уже был не согласен.
Саня с Серёгой уже начали бычить друг на друга. Это плохо. Если они дойдут так до драки, то у нас мало шансов. Саня явно сильнее нас, он знает что нас трое и где мы находимся, он следит за тем, кто где стоит. Напасть неожиданно не получиться из-за этого быкования. Надо что-то придумать.
Я уже хотел вцепится в Серёгу, но тогда есть шанс сразу же попасть под удар Сани. Нет, надо первым делом валить Саню. Раз Саня на стрёме, надо обернуть это в свою пользу, и пара уже переходить к активным действиям, и желательно не в соло. Если толкнуть Серёгу на Саню, то я думаю, получится отвлечь его и нанести удар, а там глядишь и парни подключатся.
Я толкнул Серёгу на Саню, и хоть я видел как Александр моментально среагировал на меня в первый раз, того что произошло далее, я не ожидал.
Одним махом Саня оторвал нижнюю челюсть Серёге. Обескураженный Серёга с паникой в глазах наблюдал за тем как его оторванная челюсть покатилась по полу словно перекати поле. Серёга что-то оживлённо и возмущённо мычал. Ну как мычал, скорее издавал какие-то гортанные звуки.
Я уже замахнулся топором, что бы из-за Серёги нанести удар Сане, но тут я учуял сладкий аромат свежей крови, струящийся от ошметков мяса Серёги с того места где недавно у него была челюсть. Я так и замер с занесённым топором и лишь медленно повернул голову на Серёгу. В голове промелькнула лишь одна мысль - "ЕДА!"
Я попытался зацепить Серёгу топором как крюком за плечо, что бы подтащить к себе, но Серёга сумел увернутся, продолжая издавать невнятные звуки своими ошмётками.
Вероятно развернувшееся перед Саней зрелище было весьма занимательным, так как он отвлёкся на нас в достаточной мере, что бы Тоха этим воспользовался. В момент когда я замер, Антон насадил на лом Саню, так же, как недавно насадили на вилы меня.
Явно напуганный и возможно обиженный на меня Серёга размахнулся кувалдой на отмаш, и не ясно, то ли он хотел вломить по Сане, то ли по мне, но кувалда прилетела в меня, где-то на стыке шеи и головы, но я ничего не почувствовал, мне пофиг, я хочу жрать.
Голод, подкреплённый манящим ароматам крови, затмил всё вокруг меня. Мне уже не было безразлично что там происходит с Саней и Антоном, я видел только кровь. Я желал не просто впитать её клыками, я хотел ощутить этот вкус железа во рту, сделать прям глоток, особенно после того мерзкого чувства от воды.
У Серёги в глазах читался немой (особенно потому что сложно говорить без челюсти) "Что чёрт возьми происходит?", а у меня уже сверкали клыки. Но это я уже помню постфактум. К тому моменту Антон уже пригвоздил ломом Саню к полу, проткнув его сердце, а я уже ничего не соображая кинулся на Серёгу.
У страха глаза велики. У Серёги наверно мой прыжок был как в замедленной съёмке. Каким-то чудом, он успел среагировать и перекинуть меня прямо моими клыками на Саню. Я впился в него еще до того как коснулся пола.
Я был настолько голоден, что даже не разобрал что я испытывал. Пришёл в себя я только когда понял, что кровь закончилась. Я оторвался от Сани и в этот же момент он стал обращаться пеплом.
Не прошло и пяти минут, как во входной двери появился Жекич. Окинув нас взглядом, его тут же пробило на ржач. Пока Жека угорал с нас, я поднялся и вытирал кровь с лица. Серёга махал перед ним руками показывая на меня и пытался что-то объяснить. Жека же продолжал ржать, и сфоткал эту "потрясающую картину" на телефон.
-- Ты бы прирастил челюсть обратно, пока она тово. Не обратилась прахом. Продолжая давится от смеха выдавил из себя Жека.
Серёга огляделся в поисках челюсти, подобрал её, и пытался как можно сильнее впихнуть на место. На удивление, очень неуверенно но челюсть стала неуверенно прирастать на место, со странным хрустом. Хотя почему к удивлению, мой бок тоже весьма неплохо заживал.
Пока Серёга возился с челюстью, Жека продолжая угорать пошёл на кухню и что-то там забрал. Не знаю что, да и мне всё равно. Пока Жека был накухне, я обшманал вещи Сани и забрал пачку сигарет.
Серёга подошёл ко мне и стал расспрашивать нахрена я его так подставил. И возможно дошло бы до драки, но с кухни вернулся Жека и прервал нас.
-- Вы молодцы, не повелись как лохи, но заливал вам в уши, он конечно красиво. Я думал что вы поведётесь. Уважуха что, не купились. Я всё слушал, что у вас тут происходило. Сказал Жека.
-- Что нас ждёт в будущем? Поинтересовался у Жеки Антон.
-- Да в общем-то ничего особенного. Будете жить как жили. Иногда выполнять работу для нас. И всё будет хорошо, если не нарушать правила как эта крыса. Ладно. Пора сваливать. Все на выход.
Картинка сгенерирована ИИ по описанию персонажа
На улице я увидел карету скорой помощи. Её водитель был выпит, и кажется не дышал. Нас снова погрузили в "Хлеб". По пути обратно, Серёга продолжал возмущаться моим поступкам. В общем его возмущение понятно и справедливо, но оправдываться перед ним мне совсем не хочется. Я пару раз отшутился, а потом игнорил его.
Мы снова вернулись первыми. В подвали нас ждали уже нормальные матрасы с постельным бельём. Куллер с водой, и в этот раз нам не отключили свет. Хотя это возможно до тех пор пока не вернутся остальные. Я подошёл к кулерру что бы отмыть следы растёртой крови, а парни пошли в дальние комнаты.
Мне показалось что они о чём-то шепчутся, и немного выждав, пошёл за ними пытаясь прислушаться. Но говорили они слишком тихо. А так как я не очень аккуратный, что бы не спалится на подслушивании, просто спокойно зашёл к ним, сделав вид что осматриваюсь. Парни как-то косо посмотрели на меня.
Да уж... С ними спать мне как-то не хочется. Я ушёл спать в основную комнату.
Я лёг, немного залечил свой бок. Образовались мышцы, уже не было сквозной дыры, но кожа еще не наросла. После я попытался уснуть, но сон не приходил. Похоже слишком рано что бы спать, и голова вновь наполнилась размышлениями.
Нельзя доводить себя до такого голода. Сегодняшний опыт явно показал что, так можно наломать дров. Надеюсь Серёга не будет мне мстить. Надо теперь быть настороже рядом с ним.
Чёрт! У Санька же был мобильник! Надо было прихватить его. Поискал бы хоть информацию о себе, или предупредил бы на работе что "заболел", я же просто пропал. Да и интересно стало, остаётся ли от вампиров цифровой след. Раз цель не оставлять следов, то можно было бы почистить хвосты. А возможно и найти других обращённых.
Мне постепенно становится интересно как всё устроено в "семье", но просто так мне вряд ли многое расскажут. Надо проявить себя как потенциально полезного.
Хм... Жека так угарал от уведенного, а ведь если представить всё со стороны это и правда угар.
Интересно, раз мы уже нашли и убили Санька, то что нас ждёт завтра...
О... я кажется понял почему парни так долго "мяли сиськи". Нам же говорили что, отношение к Сане будет как к близкому человеку. Я наверное этого не почувствовал из-за голода... Ну и наверно из-за того что, при всей его искренности, его позиция для меня звучала как издёвка над всей моей жизнью.
Я могу больше, не мучатся от "правильности", я больше не человек. Больше никаких дилемм о "неправильности" чего либо. Максимум - трезвое рассуждение в рамках необходимого.
Я убил четыре человека, ну... не все они был людей, но не суть. Я это к чему, убил, и я не сожалею об этом. Я сделал то, что счёл нужным.
Хм... странно, в первый день мы были с Джеки, во второй с Жекой. Я думал третий день будет с Артёмом, странно что мы были снова с Жекой. Есть за этим какой-то смысл?
Надо продолжать адаптироваться, надо становится своим. Надеюсь что вскоре, пройдёт и этот этап в моей жизни, и этот чёртов подвал будет как дурной сон. Там наверняка вышла новая серия... как там было название того аниме? Блин, последние ночи были столь насыщены, что я уже не помню сюжет, придётся пересматривать заново.
Без лишних слов выбираем самый зрелищный, крутой, атмосферный, будоражащий, щекочущий нервы, полюбившийся, самый страшный фильм ужасов 80-х с помощью простого голосования на выбывание. 1/4 финала.
Третий раунд, 1/4 финала (шестой круг)
"Восставший из ада" (Hellraiser / 1987) - Хоакс – Существует артефакт, путешествующий из рук в руки, особенно любящий лавки старьевщиков. Говорят, что он способен доставить высшее наслаждение владельцу. Понятие наслаждения у его настоящих хозяев – сенобитов – довольно своеобразное. Последний владелец артефакта – эксцентричный парень Фрэнк, выбирается из самого ада и просит помочь восстановить своё тело свою любовницу. Для этого им будет необходимо убивать людей.
Кадр фильма "Восставший из ада"
"Сияние" (The Shining / 1980) - писатель Джек Торренс приезжает в гостиницу «Оверлук» с целью устроиться на работу сторожем во время мертвого сезона. В течение нескольких зимних месяцев он планирует жить там вместе с женой и сыном, отрезанный от всего мира снежными завалами. Хозяин гостиницы рассказывает, что предыдущий смотритель во время своей работы сошел с ума от заточения и убил свою семью. Джек надеется, что не повторит судьбу предшественника…. Но время идет, работа над романом не двигается с места, и Джек становится раздражительным. Мужчина начинает подозревать, что корень всех бед - в его жене, а в это время их сын Дэнни разговаривает с выдуманным другом, и время от времени сталкивается со странными видениями.
Кадр фильма "Сияние"
Лучший ужастик 80-х 3 раунд 1/4 финала (шестой круг)
Голосуем не стесняемся - вспоминаем позабытое, узнаём новое, и выбираем лучший хоррор. Полный список оставшихся после пятого отборочного круга фильмов - здесь Реакции, плюсы, и комментарии горячо приветствуются!
Для тех кто только присоединяется краткий гид по актуальному голосованию: 1 раунд: "Зубастики" против "Кошмар на улице Вязов" 2 раунд: "Полтергейст" против "Зловещие мертвецы"
Всё началось с того, что Петя перестал спать. Не в том смысле, что ворочался или плакал, а в том, что он просто… лежал с открытыми глазами. Каждую ночь. Мама, Алла Викторовна, сначала ворчала, потом беспокоилась, потом повесила в его комнате ночник в виде луны. Но свет мягкого акрила лишь подсвечивал два неподвижных, широко распахнутых зрачка, смотревших в потолок. Или сквозь него.
Он был тихим ребёнком. Семилетним сосудом, заполненным до краёв беззвучным наблюдением. Он наблюдал за тем, как папа, Сергей, щёлкая суставами, резал хлеб. Не на ломти, а строго перпендикулярно, создавая идеальные кубы. Наблюдал, как мама вытирала одну и ту же тарелку до скрипа. Как старшая сестра Лера, четырнадцатилетняя и ядовитая, как оса, разрисовывала в тетрадке губы на всех лицах из учебника истории. Он видел не действия, а схемы. Траектории. Точки напряжения.
Первый «случай» произошёл с хомяком. Не Леркиным, а её подруги, которого оставили на время отпуска. Крошечное, дрожащее создание по имени Пушок. Лера, разговаривая по телефону, забыла закрыть дверцу клетки. Петя наблюдал, как хомячок, увлечённый запахом печенья, забрался на край кухонного стола. Под столом лежал Бублик, их старая, ленивая такса. Бублик не лаял. Он просто поднял голову, оценивающе посмотрел на коричневый пушистый комочек, и мягко, почти нежно, щёлкнул челюстями один раз. Тише, чем щёлкал суставами Сергей. Хомяка не стало.
Лера рыдала, мама кричала, папа грозил усыпить собаку. Петя стоял в дверях. Он не видел трагедии. Он видел цепочку: открытая дверца → запах → любопытство → высота → гравитация → пасть. Идеальная, неотвратимая последовательность. Как домино. Всё, что нужно — поставить костяшки в ряд и сделать первый, крошечный толчок.
Бессонница обостряла восприятие. Мир для него стал прозрачным, как стерильный лед. Он начал замечать нити. Не настоящие, а те, что связывают действие и последствие. Папина чашка всегда стояла на краю стола. На том самом, о который мама, размахивая шваброй, постоянно задевала бедром. Однажды чашка упадёт. Это была факт, ожидающий своего часа. Лера, делая уроки, всегда закусывала кончик шариковой ручки. В ней были чернила. Это тоже был факт. Мама принимала таблетки «от нервов» и потом крепко засыпала на диване. Факт. Дверь в газовую плиту иногда закрывалась неплотно, и оттуда чудился лёгкий запах тухлых яиц. Самый главный факт.
Мысль созревала не как желание, а как неизбежное выводное уравнение. Если А (открытая дверца) ведёт к Б (смерть хомяка), и если весь этот дом — большая клетка с открытыми дверцами, то что должно упасть?
Он не злился. Он был инженером, устраняющим хаос.
Начал он с малого. С папиной чашки. Он не стал её сталкивать. Он просто капнул на край стола несколько капель воды из своего стакана, когда мама уже ходила со шваброй. Мокрое пятно было маленьким и почти невидимым. Алла Викторовна, делая привычное движение бедром, поскользнулась. Фарфор со звоном разбился о кафель. Сергей ворчал, что ему больше не налить чаю. Раздражение, первая микротрещина.
Вечером, пока Лера смотрела сериал, Петя незаметно взял три её ручки, те, что она чаще всего грызла. Иголкой, взятой из маминой шкатулки, он сделал в стержнях, прямо под шариковым наконечником, крошечные проколы. Лера, делая уроки, взвыла: синие кляксы испортили весь конспект. Она обвинила мать, которая купила «какое-то говно». Крики, хлопанье дверью. Вторая трещина.
Он действовал с терпеливой методичностью сапёра. Каждый день — одно маленькое, незаметное движение, смещающее баланс. Подменил мамины успокоительные на такие же по виду, но более сильные снотворные, которые нашёл в аптечке бабушки, когда та гостила. Алла Викторовна стала спать ещё крепче и просыпаться с тяжёлой, мутной головой. Он ослабил газовый кран на плите на четверть оборота, когда мама, сонная, ставила чайник. Запах стал чуть заметнее, но её притупленное обоняние уже не улавливало разницы. Она лишь жаловалась на мигрень.
Семья разваливалась не от удара, а от энтропии. Они превратились в сонм раздражённых, уставших друг от друга атомов, бессмысленно сталкивающихся в тесной коробке квартиры. Сергей орал на жену за разбитую чашку и вонь газа, которую он, наконец, учуял. Лера, вся в синих пятнах, визжала, что сходит с ума в этом сумасшедшем доме. Алла Викторовна, оплывшая от таблеток, молча плакала в раковину.
Петя наблюдал. Он выстроил домино. Осталось найти точку для первого толчка.
Он выбрал ночь. Точь-в-точь такую же, как все предыдущие. Только теперь он встал с кровати. На ногах — тёплые носки, которые не скрипят на полу. Он прошёл на кухню. Открыл дверцу газовой плиты. Запах хлопком ударил в нос. Он повернул ручку конфорки до упора. Не зажигая. Шипение ворвалось в тишину, низкое, змеиное, обещающее.
Потом он пошёл в гостиную. Мама спала на диване, глубоко, бездыханным сном. Папа, Сергей, заснул в кресле перед телевизором, на экране которого шевелился беззвучный инфоканал. На столе перед ним стояла полупустая бутылка пива. Лера в наушниках заснула за своим столом, лицом в испачканный синим тетрадный лист.
Петя всё проверил. Окна закрыты наглухо. Вентиляция забита годами. Квартира была герметичным сосудом, готовым к наполнению.
Он вернулся в свою комнату. Закрыл дверь. Под дверь он заранее подложил мокрое полотенце, которое принёс из ванной. Своеобразный дверной змей, преграда на пути невидимого газа. Он сел на кровать, обняв колени. Наконец-то он мог спать. Всё было расставлено по своим местам. Нити натянуты. Механизм запущен.
Он закрыл глаза. Впервые за много месяцев. И в этот миг он не слышал шипения газа. Он слышал тиканье. Огромное, вселенское тиканье часов, стрелки которых, наконец, совпали. Это был звук завершённого порядка. Идеальной, беззвучной симфонии.
За дверью его комнаты, в сладкой, удушливой атмосфере дома, его семья не проснулась. Они просто погрузились в сон ещё глубже. Сначала Лера, потом мама, потом отец. Без судорог, без борьбы. Как будто просто согласились с предложенной им развязкой. Они заснули навсегда, каждый в своей позе, в своих маленьких трагедиях и раздражениях, ставших теперь музейными экспонатами.
Петя заснул тоже. Крепко и без сновидений. Он не «забил» свою семью в порыве ярости. Он просто нашёл самое элегантное решение уравнения под названием «Дом». И устранил хаотическую переменную, которая угрожала целостности системы. Теперь в доме, наконец, была тишина. И он, наконец, мог выспаться. А завтра… завтра нужно будет аккуратно проветрить комнаты. И жить дальше. В полном, безупречном порядке.
