Рий
Шел монах по улице, и размышлял о премудростях ораторского искусства: ляпнуть что-то красиво, приятным голосом, с правильной интонацией, расставляя надлежащие акценты и выдерживая драмматическую паузу? Хорошо, но, будто чего-то не хватает. Нужно ведь, сначала привлечь внимание слушателя! Выйти на лобное место, метнуть посох в петуха, чтобы огласил своим рваным фальцетом всю округу, а потом состроить умное лицо и поднять перст к небу? Отлично, но у людей разное настроение, и каждый понимает на свой лад одни и те же слова. Но ведь слова для всех едины! Желание каждого оратора, чтобы его понимали однозначно.
Монах стал учиться вещать особым голосом, который был созвучен бою набатного колокола, при звуке которого, у паствы вскипает тревога, чувство очищающее от прочих других, и заставляющее слушать и внимать.
Много лет монах пестовал свой особый голос, и довел его до совершенства. Теперь, он был способен своим словом заполнить все сознание слушателя, и ему внимали, ибо не оставалось ничего у паствы в тот момент, кроме гремящего, точно набатный колокол слова.
Его фразы впечатывались в сознание людей не буквами, а смыслом, который он прикрепил к ним, связав нитями души своей, распустив ее, точно бабушкин шерстяной носок, и окутав ими все содержимое словаря. Монах сам стал тем словом, которое глаголит.
Вскоре, оратор стал замечать, что проповеди его, порабощают паству, и понятия не имеет он, что люди хотят на самом деле. Пока монах шлифовал свои навыки, стал бесконечно далек от простых человеческий чаяний. А ведь хотелось доносить истину до свободных, а не рабов.
И понял он однажды, что нужно уметь не только говорить, но и слушать. Осознал также, что совсем не способен делать это.
Пришел монах как-то в город Ауф, и сказал тамошним жителям все, что думал, не используя своих сокровенных навыков. Его распяли на кресте.
Висел он, и думал: " однако ж боль сильная в ладонях гвоздями пронзенных..а ведь боль-это сила, и кого-то должна привлечь?"
Подошел к нему мальчуган и сказал:
--Мне папка обещал, что когда ты сдохнешь, он из твоих коленей маслы вырежет, и я буду с друзьями ими в ашычки играть...
Монах, понизил голос, и прогудел в ответ:
--Беги домой, дитя неразумное, когда придет ночь, возьми нож, и вырежи маслы из коленей отца своего.
Мальчишка убежал калечить папу.
"Нет"--подумал монах:"моя боль - не повод так обходиться с людьми, добрее надо быть..."
Подошла к висящему на кресте монаху старуха, и сказала:
--Ты, милок, перед тем как душу Богу приставишь, прокляни мою соседку, которая каждый день с моего огорода морковь крадет...я слышала, проклятье умирающего силой немалой обладает..
--Здрисни дура!,--крикнул на нее мученик,--я тут добрым собрался хоть последние часы жизни побыть...
Бабка убежала сторожить морковь.
Приблизилась девушка, и сказала:
--Ты, видно, человек бывалый, скажи ты моему суженному, чтоб в ополчение на заставу не шел, порубят ведь, жаалко, он смотрящего смерти в лицо послушает...
--Веди сюда, парня своего,--ответил монах.
Подошел парнишка, а мученик ему и говорит:
--Не ходи на заставу, юнец, побереги сердце невесты своей...
--Не твое собачье дело, полудохлик,--ответил парень,-- я таких как ты на крестах вешать хочу, и ты мне точно не указ.
Забасил тогда разьяренный монах:
--Разбегись, и ударься головой о стену воон той мельницы.
Юнец разбежался, и через несколько мгновений от его головы осталось лишь кровавое месиво.
--Не умеешь ты людей слушать,--услышал монах голос сзади, и через секунду, перед ним появился рыцарь в черненых доспехах, с золотой бабочкой на груди.
--Твоя правда,--согласился монах,--может научишь?
--А не поздно, навыки новые получать?--спросил незнакомец,--недолго тебе осталось, как я погляжу.
--Я не могу уловить твои чувства,--ответил монах,--что это?
--Это называется - состарадание,--грустно улыбнулся рыцарь,--похоже, оно тебе неведомо.
--Твоя правда, я многого еще не ведаю--согласился осужденный,--слову "сострадание" я так и не придал мыслеформы, но мне нечем его подвязать, остатки души своей я распустил на другие слова, но придет время, и на кресте будет висеть тот, кто вложит в это единственное слово всю свою душу без остатка...
--А до тех пор, может быть, я на что сгожусь?--спросил рыцарь.
--Я тебе нужен?
--Да,--просто сказал рыцарь,--мне за тебя живого награду обещали, если тебя по доброй воле к герцогу Юзу приведу.
--Не пойду.
Рыцарь задумался, а потом произнес:
--А знаешь, хоть бы и так..ты мне нужен...нужен просто так.
--Так бывает?--удивился монах.
--Сам в шоке,--пожал плечами незнакомец,--похоже, бывает. Я-человек ищущий, смотрящий на жизнь, и недоумевающий, на кой хрен все это нужно? Ответить на этот вопрос мне, уж точно не смогут ни пахарь ни прачка, а ты странный, авось, нагляжусь на тебя, и что-то про жизнь пойму, так сказать, со стороны чуждой, неведомой...а со стороны, бывает, виднее.
Воспрял духом монах при словах этих, ибо впервые почувствовал себя кому-то нужным, рявкнул басом на охрану:
--Солдатня! Стоять-боятся!
Рыцарь, когда увидел, что стража встала как вкопанная, снял монаха с креста, и подставил ему свое плечо.
--Как звать-то тебя, воин?
--Рий.--ответил тот.
--Что ж Рий, подем отсюда.
--Куда?
--Искать тебе смысл жизни...
Написано в качестве дополнения к роману "Жизнь лжепророка".
Андрей Малажский (с)



