Лига Писателей

«Мне ничего не понятно. Тишина и темнота. Рысканье в мозгах. Перескакивание от одного к другому. Тишина.

Нет чёткости. Это всё нематериально, но это я. Сколько было всего. Вопрос в том, сколько будет? Или всё пройдено. Можно всё, что было, растянуть в одну мысленную дорожку из «оттуда», от самого «начала», до сюда... До самого конца? Одна дорога со всеми триллионами моих шагов.

Страшно и неспокойно. Как у воды темной ночью. Если долго нырять в привычные воды прошлого, то будет ли проще завтра не захлебнуться в волнах нового опыта? Смелеешь, готов же. А у океана жизни всегда находятся непредсказуемые и внезапные встречи с рифами, акулами и холодными течениями, сводящими душу до судорог.

Всё же просто? Но так было только в самом начале той мысленной дорожки. Мозг тщательно и старательно спасает меня от памяти о самых первых шагах и падениях. Наверное, тогда было страшнее всего, вот он и заставил меня забыть. Я же совсем ничего не знал. Или воспоминаний нет, и всё взаправду было просто, потому что «сложно» я ещё не умел? Зачем научился тогда?»

Свет ударил в глаза. И погас так, будто тьма тоже умеет бить.

«Наивно было, вроде? А сейчас, что, иначе? Я чувствовал и делал, хотел и делал, а если нельзя, то мне скажут, а я и поверю. Если мне не нравится, дам знать, а если мне хорошо — засмеюсь. С этого же всё началось?

И это было настоящим. Что-то было важным, что-то нет. Это для всех я был маленьким мальчиком, и никто не воспринимал меня всерьёз. Это изнутри моей тогда ещё некрупной головы всё выглядело значительным, а им-то всем что? Вот вырастешь и... А сейчас, что, иначе?

Страшно и непонятно. И всегда нужно что-то решать. Я помню своё первое решение. Бытует мнение, что имена определяют судьбы. Как корабль назовёшь, так он и поплывёт, да ведь? Не знаю, относится ли это к котам. Но первым моим решением было имя для кошки. Я очень им гордился, а ведь что я решил? Определил её судьбу? Назначил курс в её плавании в океане жизни? Вряд ли. Зато потом началось: одно, второе, третье.

А может мне кажется, что это решения? Может быть это суперпозиция случайностей, которая вынудила меня поступить именно так. И всех всегда вынуждает, порождая новые случайности. Я же знаю, что мысли застревают в мозгах так, что и клещами не вытащить, так откуда я знаю, что они мои? Решение должно быть абсолютным, будто только ты его придумал и ты сам его решил, но я даже не уверен, что у меня было такое хотя бы одно.»

Вокруг так тихо, что стук сердца слышен, кажется, отовсюду. Лоб старательно гонит капли пота вниз.

«Дорожка из «оттуда», от самого «начала», до сюда... До самого конца? Как узнать, где конец? Ожидание.

Если бы мне кто в детстве рассказал, что бóльшая часть моей жизни пройдёт в ожидании чего-то, я бы никогда не поверил. Да многие и сейчас не верят, но я-то знаю, даже сейчас жду.

Страшно и непонятно. Проще всего ждать в движении, но иногда не пошевелиться. Иногда ты скован обстоятельствами, а иногда ты сделал всё, что мог, и осталось только ждать, когда судьба сделает свой ход.

Как понять, что я сделал всё, что мог? А если не сделал? А если судьба ждёт, что ты свой ход завершишь? А ты всё ждёшь, это сладострастное ощущение предвкушения затмило всё и подменило собой цель.

Или вот удача, как так выходит, что кому-то везёт, а кому-то нет? Это же просто возможность, едва показавшаяся, подмигнувшая мне и скрывшаяся за углом. Только от меня зависит, схвачу я её за хвост или нет. Часто, как и все, я просто не верил ей и оставался на своём месте, а кто знает, если бы я пошёл? А бывает ходил, и ничего мне за это не было, то есть и не удача это была вовсе.»

Свет ударил в глаза. «Новых сообщений нет». Тьма ответила почти сразу. Аккумулятор окончательно сел.

«И ещё слова. Такие точные и такие размытые, такие острые и такие тёплые. Пожалуй, универсальнее инструмента, орудия и оружия не придумать. Они могут быть честными и лживыми, решать задачи или быть сказанными зазря. Горячими и ледяными, забытыми и высеченными в камне.

Столько ролей, функций и применений я не могу найти никакому другому средству, доступному в распоряжении человека. А если вспомнить, что оно всегда с тобой, то можно и вовсе решить, что в жизни достаточно обходиться одними только словами.

Это благословение и проклятие одновременно. Сколько раз я говорил лишнего или, наоборот, не мог найти правильных слов, когда кто-то в них так нуждался. Сколько раз слова, смело и вовремя произнесённые, украшали путь цветами и вселяли надежду на то, что эта сакура вдоль моей дороги никогда не отцветёт, а её нежные розовые лепестки никогда не осыпятся и не пожелтеют, прилипая к подошве моих сапог. Сколько раз слова оставляли во мне пустоту или такое смятение, что, услышав их и оглянувшись назад, я вдруг осознавал, что шёл по потолку, а деревья, на самом деле, росли корнями вверх.

Значение же иных слов осталось загадкой. Это особый сундучок с высказываниями, целыми предложениями или даже монологами, которые звучат совершенно иначе от смысла, который должны были донести. Видимо, по-другому просто никак, слова объективны и рациональны, а поступки порою нет. И если мы хотим выразить одно через другое — слова поступками или поступки словами —, то может выйти что-то нелепое.

А иногда напротив, я им давал столько всяческого смысла и счастливо верил в иллюзию, хотя стоило бы услышать их чётко и прямолинейно. В конце концов, кто же знал, что «Я тебя живьём закопаю», — не метафора?»

И стук сердца прекратился.

Рассказ для тех, кто не был в отпуске этим летом

Первый отпуск за 10 лет – это вам не шутки шутить. Все было распланировано заранее и реализовано, не будем скромничать, в лучшем виде. И вот менеджер среднего звена Общемировой организации «Death Corporation» господин-товарищ Смерть предавался долгожданному отдыху на берегу пещерного озера где-то в глубинах Греции. Здесь все было по высшему разряду – приятно холодная вода, в меру соленые сталактиты, полезное для кожи абсолютное отсутствие освещения.

Г-н-тов-щ Смерть, одетый лишь в серые шорты, возлежал на шезлонге и потягивал через трубочку «Кровавую Мэри». Впереди еще целый месяц безмятежного покоя. От осознания своего счастья новоиспеченный отпускник даже начал насвистывать веселенький похоронный марш – чем напугал невидимых существ, живущих под сводом пещеры.

– Пи-и-и-и-и… – внезапный писк разрушил благодушное настроение Смерти, – пи-и-и-и-и-и-сьмо!

Вопя ультразвуком, в пещеру влетела летучая мышь. Сделав круг почета над приунывшим отдыхающим, она бросила ему на колени клочок пергамента, очень похожего на ощупь на человеческую кожу – но, разумеется, в век высоких технологий сей дорогой материал был заменен на дешевый кожзам.

– Чтоб вас всех… – г-н-тов-щ Смерть развернул послание, заранее зная, что в нем написано.

«Уважаемый господин-товарищ Смерть, прошу Вас срочно явиться в мой офис.

Подпись: Заместитель генерального директора ОО «Death Corporation» г-н Смерть-старший.

P.S. «Срочно» означает «Прямо сейчас».

– Чтоб вас всех! – в бессильной злобе повторил г-н-тов-щ Смерть и как был – в одних пляжных шортах, переместился в головной офис своей корпорации. Отпуск, понятное дело, накрылся медным тазом. Надо не забыть в следующий раз поставить на входе в пещеру барьер-антимышь – относительно новое, но набирающее популярность изобретение, вводящее почтовых летучих мышей в заблуждение, что адресата нет на месте.

– Вызывали, шеф? – Смерть вошел в кабинет руководителя, нагло засунув руки в карманы шорт. Пусть начальник видит, что подчиненный формально все еще в отпуске.

– Не соскучился еще по работе, а? – издевательски прищурившись, спросил г-н Смерть-старший. Но, заметив, мягко говоря, несчастный взгляд младшего сотрудника, сжалился. – Ну пойми, у нас тут аврал, без тебя никак.

– У нас каждые полгода аврал, – скривился Смерть. – Что, месяц без меня вообще не протянете?

– Не протянем! – начальник с чувством ударил кулаком по столу. – Никак не протянем.

– Ну и что тут у вас? – Пришлось смириться.

– Ох, у нас просто голова кругом! – в доказательство этих слов шеф обхватил ладонями свои лысые виски. – Большинство сотрудников пришлось отправить на разгоревшийся вчера военный конфликт. Еще несколько – на внезапное извержение вулкана. Ну и остальные – на рутинной работе: больницы, аварии, и все такое…

– Ну а меня куда?

– А тебя – в командировку. В Африку. Там в одном племени хорошая такая эпидемия началась, работы невпроворот. Наш третий менеджер один не справляется.

– Ладно, понял я… – г-н-тов-щ Смерть тяжело вздохнул. – Когда приступать?

– Да сейчас же, конечно же, сию секунду!!! – замахал руками начальник.

– Слушаюсь, шеф!

«Эх, про компенсацию за неиспользованный отпуск не спросил!» – г-н-тов-щ Смерть покачал головой. Зайдя в свой кабинет, снял отпускные шорты и надел форменную одежду – черный плащ с нашивкой PV-1366/2-BH. Что означали сии символы Смерть до сих пор не удосужился узнать. Хорошо, хоть от косы в прошлом столетии отказались – она осталась лишь формальным артефактом и сейчас стояла в углу кабинета, гордо демонстрируя посетителям свой инвентарный номер КС-0934/Ст.

Что ж, в Африку, так в Африку. Смерть посмотрел на карте место дислокации злополучного племени. Ну неплохо, можно посетить новые места… Стараясь себя успокоить и не думать о темной прохладе греческой пещеры, г-н-тов-щ Смерть собрал необходимые документы и, немного помедлив, затолкал в рабочий портфель пляжные шорты. В конце концов, вдруг и в Африке найдется симпатичная пещерка с озерцом, на берегу которого можно будет отдохнуть часик-другой.

Через раздвинутые двери в зал врывался свежий воздух, несущий звуки дождя, запахи влажной листвы и земли, к ним примешивался терпкий аромат туши.

Платон занимался чистописанием и старательно водил пером по бумаге, высунув кончик языка. Мастер тоже увлеченно выводил слова, сидя на своем привычном месте возле южной стены зала.

Платон красиво написал свое имя и залюбовался.

— Мастер, а как имя влияет на судьбу человека? Ведь если меня назвали в честь великого философа, это не значит, что я стану со временем таким же мудрым как он?

— Ты прав, не значит, мало того, ты пока даже не широк в плечах, — ответил Мастер.

Платон и правда был довольно хилым молодым человеком и не отличался ни комплекцией, ни физической силой.

— Но, тем не менее, — продолжал Мастер, — имя влияет на судьбу человека, название на судьбу вещи, более того, оно меняет саму суть, крадет истину. Чем был камень до того, как ты назвал его камнем? Осколок метеорита, кирпич древнейшего храма, кусок породы, хранящий в себе неограненный алмаз? Все это исчезает, когда ты произносишь — камень. Что уж говорить про человека, который думает о себе, как о том, которого назвали в чью-то честь.

Мастер поднялся и подошел к Платону.

— Зачеркни это имя и напиши, кто ты есть на самом деле.

Платон перечеркнул свое имя размашистым жестом. Задумался, посмотрел на блестящие от влаги листья деревьев в саду.

«Вселенная» — осторожно вывел Платон.

Порывом прохладного ветра сдвинуло листы, зашевелились белесые волоски на руках Платона, а глаза его заблестели, что те листья.

Мастер поклонился Платону и пошел дописывать свою поэзию.

Вот дождь прошел,

Я слышу свежее дыханье лета.

И будто сам весь мир…

Посмотрел на работы  Дениса Бодрова, особенно зацепила картинка "Маяк". Так и родился этот текст.

Унылый пейзаж, куда не посмотри. Бурьян в пояс, вперемешку с камышом. Заброшенные дома, уныло и однообразно стонущие на холодном ветру. Хлопающие, давно не крашенные, ставни пустых, без стекол, окон.

- Кажись, пришли, - Валерка выбрал холмик посуше и присел.

Облокотиться на ветхий заборчик, однако, не посмел.

- Вот она, Вершанка, - махнул грязной рукой Валерка в сторону ветхих домов. - Туточки это село и было.

Я окинул еще раз взглядом "село".

Два десятка домов, половина которых уже поклонилась земле в пояс, стараясь с ней слиться. Проваленые крыши, серые доски и мусор. Именно тот мусор, который определяет - живут ли люди или давно ушли, махнув рукой на свой быт.

Посреди улицы, зарощей травой, валялся большой оцинкованный таз. Любая хозяйка за такой таз держаться будет, ведь в нем, хоть стирай, хоть ребенка купай. А тут, лежит бесхозный посреди улицы. Застраявшие в траве ветхие остатки каких-то тряпок, которые при желании можно было определить как женское платье и мужской пиджак.

- Люди отседова давно ушли, - закивал лысой ушастой головой Валерка, мой проводник. - Почитай уже годов шешнадцать.

Он обвел тоскливым взглядом улицу и, сплюнув под ноги, добавил:

- Али более шешнадцати. Не упомню уж.

Мой маршрут лежал вдали от Вершанки, но волею судьбы, меня занесло в бар небольшого городка Оракова.

Я уехал из опостылевшего мегаполиса в пятницу, не забыв предварительно, и как следует, грохнуть дверью кабинета. Тем самым поставив точку в своих отношениях с работодателем. Потом был длинный и нудный разговор с девушкой, которой желалось "отдых машину кольцо на свадьбу", разбираться в ее "хотелках" и расставлять запятые в них же давно осточертело и я вновь громко хлопнул дверью.

"Форд" пёр как сумашедший по дорогам страны. Менялись города, пейзажи, цифры на одометре и банковском счету. Еще неделя-две такого путешествия и мне пришлось бы продавать "Экспедишина" и устраиваться на работу хоть кем, лишь бы деньги платили.

С такими невеселыми мыслями и туманными перспективами я въехал в славный город Ораков. Городок мне показался уютным. Не слишком заморенным и частично ухоженным.

Старая, явно еще советских времен, гостиница "Приморская" ярко заявляла о себе огромной светящейся вывеской.

- Добрый вечер, - как старому знакомому мне улыбнулась девушка у стойки. - Номер?

- Да, если можно, одноместный с душем. - Это был полный список моих требований к комфорту.

- Одну минуту. - Девушка склонилась над монитором компьютера и, спустя секунду, объявила, - второй этаж, одноместный номер с санузлом, телевизор, кондиционер, курение в номере. Две тысячи триста сутки. Оформлять?

- Конечно! - Я протянул паспорт и заулыбался. - Не номер, а мечта.

После освежающего душа, куря у открытого окна, я подумал, что неплохо было бы задержаться в этом городе подольше. Мне тут определенно нравилось и захотелось отметить свое решение парой пива, которое здесь, наверняка, тоже вкусное.

И я спустился в бар...

- Море давно отступило, - проводник грустно вздохнул, - было-было, а потом ушло. Странно, да?

- Не очень, - честно ответил я и закурил. - Валер, а люди куда ушли.

Он задумчиво почесал бок, потом поскреб сосредоточенно щетину на щеке и выдал:

- А хтой их знает? Куды подались - неведомо, а то что отсель утекли - верно.

Я усмехнулся - прав ведь черт лысый, как пить дать, прав.

Валерка смахнул с колен невидимую пыль, прихлопнул руками и резко встал.

- Ты, это. Я то провел значить? Провел. Мое дело сделано, - он покосился на горизонт, который начал окрашиваться в красный. - Расчет давай, да я почапаю обратно.

Я послушно полез в карман ветровки и вытащил тысячу рублей.

- Держи, - я протянул купюру проводнику.

- На семьсот договаривались, - мотнул отрицательно головой Валера.

- Завтра с утра загляни за мной и выведешь заодно, - я потряс купюрой. - А завтра еще тысячу сто получишь в городе. Три рейса по семьсот.

- Страхануться решил? - Валерка улыбнулся щербатым ртом. - Лады.

Отцепив от пояса зайца, застрелянного по дороге в Вершанку, он протянул его мне.

- Освежуешь, пожаришь да съешь, - он вдруг стер улыбку с лица, - первый кусок Смотрителю. Запомни!

Я недоуменно уставился на него:

- Что за Смотритель?

- Он добрый, не обидит. Но и его обижать нельзя.

Бар был маленьким и уютным. Стены, потолок и пол были обшиты деревом, имитируя кают-компанию какого-нибудь старинного парусника. Столы, подвешенные на цепях к потолку, стеновые светильники, имитирующие факелы. У стойки, матово поблескивала старой бронзой, судовая рында.

Посетителей не было, бармен, облаченный в тельник, неторопливо натирал пивные кружки.

- Добрый вечер, - он был явно рад моему приходу.

- Добрый, - я кивнул в ответ и уселся на барный стул. - Пива, пожалуйса, вкусного только.

Бармен расплылся в обиженной улыбке:

- У нас оно все вкусное. "Старая пристань" - светлое, "Смоль" - портер, "Три якоря" - светлое нефильтрованное.

- Названия какие, - я аж присвистнул. Каждого по кружке.

Бармен заулыбался и тут же нацедил светлого.

- Проездом?

Я отпил пива, имевшего приятный вкус:

- Да. Пиво действительно отличное!

- Серега, - бармен протянул руку, которую я пожал с удовольствием. - Сам варю. Конечно, брендовое пиво тоже есть, но...

- Нет, нет! - Я запротестовал, - отличнейшее пиво, Серж! В задницу все эти гуси-муси.

В обсуждении алкогольных напитков и превратностей судьбы, мы провели несколько литров пива и часов времени.

- Скажи мне, Серый, а что у вас тут интересного есть в городе? Прям, что б "вау!", а?

- Вершанка, - содержатель "таверны" не задумывался ни секунды. - Если ты туда попадешь, то интересней не найдешь ничего! Там такое, брат, творится, что мама не горюй! Сплошное потустороннее и удивительное. Но путь туда труден и опасен.

Я посмотрел в глаза бармену - он еле сдерживал смех.

- Да иди ты, - я толкнул его в плечо.

Он покачнулся, расплескивая пиво и мы захохотали.

Отсмеявшись и вытерев слезы, наполнили кружки.

- Так что с ней такого, с этой вашей Вершанкой?

Сергей вздохнул и, закурив, начал рассказ:

- Давно это было. Я тогда еще мелкий был, мне бабка моя рассказывала. Мол, если на Пасху невеста с женихом утопнут, то в аккурат через двадцать лет море уйдет.

Я невольно бросил згляд на карту области, висевшей на стене бара, море от Оракова было в паре сотен километров.

- Ага, - закивал головой Сергей, перехватив мой взгляд. - Лет семдесят назад, перед самой войной. Свадьбу гуляли в Вершанке. Пели, пили, плясали. И проворонили невесту, которая в море ноги смочить пошла. Жених - первый рыбак в области, денег как у дурака махорки! Платье девке в городе купил, себе костюм пошил. Первый день гуляли, ветер тогда был сильный с берега. Запарусило платье у девченки, похоже, и утащило в море. А там, сам понимаешь, волна дело доделала. Горевал жених не долго, через неделю ушел в море один и не вернулся. Так легенда и сбылась.

Он вздохнул, затушил сигарету, отхлебнул пива и продолжил:

- А спустя двадцать лет море ушло. За ночь от прежнего уровня, метров на двести отхлынуло. А дальше - больше. Вооот. А Вершанка знаменита была тем, что в ней маяк был. Один на сотню километров по берегу. А теперь ее болота окружают, без знающего тропы не пройти.

Молча курили, обдумывая сказанное.

- А добраться туда как? Хочу на маяк посреди степи посмотреть.

- Не вопрос, найду тебе проводника.

Я прошелся по селу, выбирая менее обветшалый дом для обустройства ночлега, о котором надо было позаботиться заранее.

Почти около самого маяка, оказалась банька, у которой сохранилась крыша, дверь и полы. Слепенькое окно я затянул куском пленки, расстелил спальник и достал "летучую мышь", купленную в городе загодя.

Солнце стремительно катилось к горизонту и я решил, именно сегодня, во что бы то не стало, подняться на маяк.

Прихватив светодиодный фонарь я двинулся к маяку. Поросшие зеленым мхом, каменные ступени привели меня к железной двери. Потянув за ручку, я удивился, насколько легко она открылась.

Осветив "нутро" маяка, обнаружил винтовую железную лестницу, которая показалась надежной. Я двинулся вверх.

- Валерка, - Сергей хлопнул по плечу щуплого лысого мужиченку, - местный охотник и краевед.

- Чаво обзываесси? - Шмыгнув красным носом, покосился на бармена, представляемый.

- Краевед, чудило, это знаток дорог и местности, - терпливо и беззлобно объяснил Сергей.

- Так и гутарь. Валерка, - он протянул заскорузлую мозолистую ладошку.

- Валерка малость умом тронутый, - шепотом пояснил бармен мне на ухо, пока "краевед" уминал предложенную жаренную картошку с салом. - Главное, ему алкоголь не давать, а так ничего, нормальный парень.

- А Вершанка на кой тебе? Может лучше на Косинскую пахоту пойдем? Там заяц ростом со слона! - Проводник с удовольствием прихлебывал ежевичный чай и вел светскую беседу со мной. - Я-то дорогой проводник! Пятьсот рубликов за рейс! Я места такие знаю, что закачаесси. Фазан стадами по две сотни голов бродит!

- Маяк хочу увидеть, - перебил я хвастовство Валерки.

- На кой ляд тебе он? Вот я...

- Надо человеку на маяк. Поведешь? - Перебил Сергей.

- Семьсот за рейс.

Лестница, как и дверь не скрипела, звук стука каблуков моих берцев о металл ступеней, метался в тесной "трубе" маяка. Свет фонаря выхватывал из полумрака то останки деревянных ящиков, то какое-то тряпье, то почти целый стул, стоящий одиноко на площадке второго этажа, который я прихватил с собой, собираясь в относительном комфорте проводить дневное светило и встретить ночное.

На смотровой площадке было холодно. Разбитые вкруг стекла не защищали от ветра. Догнивающие останки села, заботливо укрыли сумерки.

Я повернулся лицом к морю. И пошатнулся от неожиданности. На самом краю площадки сидел человек, на точно таком же стуле, как был у меня в руках.

- Чего встал как вкопанный? - Буднично спросил человек. - Проходи, садись.

Я молча мотнул башкой, все еще находясь в оцепенении.

- На кой ляд тогда тащил его сюда? - Человек обернулся и я разглядел его.

Обычное человеческое лицо - нос посередине, два глаза, уши, борода.

- Рога думал увидеть? - Хохотнул человек и повернулся вновь к солнцу. - Садись давай или проваливай.

Я подтащил стул на площадку, поставил рядом, но на некотором удалении от незнакомца, и сел.

- Николай, - мужик протянул широкую ладонь для рукопожатия.

Я пожал протянутую руку, с некоторым удовольствием отметив, что она теплая.

- Правильно, - в ответ на мои мысли откликнулся мужчина, - я ж не мертвец какой. Валерка всем про меня бает, мол, я и есть Смотритель маяка. Его за дурачка держут, потому и не верят. А мне так спокойней.

Николай выудил из кармана початую пачку "Герцеговины Флор" и протянул мне:

- Будешь? Зря, - видя мое отрицательное мотание головой, сказал мужчина, - это в твоих сигаретах бумага резанная с ароматизаторами, а у меня табачище натуральный. Давай уже не молчи что ли.

- Вы...Валерка..., - это все что я смог выдать.

- Мысля прёт, а речи нету, - Николай расхохотался, запрокинув голову. - Валерка-то, приврал, конечно, но немного, если честно...

- Смотрителю годов то под сотню, абы не более, - мой проводник поёрзал, усаживаясь на своем бугорке поудобнее. - Мне еще бабка гутарила, звать его Николаем. Нормальный мужик был, не пьющий, роботящий. Дом, скотинка, мотоцыкла. Все как у людей. Женат даже был. Только одна странность об нем была. Кажную ночь счезал он из дома. Никто не видел когда уходит и когда возвращается. Сначала даже спалить его хотели, потом рукой махнули. Не куралесит, беды никакой от ево нет. Ну, счизат маленько себе и ладно. Только кода море схлынуло и люди уходить стали, у него жена померла и детки - хворь какая-то с ними случилась, за неделю в могилу сошли. Похоронил он всех, запил страшно, волком выл в пустом доме. А на третью ночь полыхнул дом, будто бензином обольёный. Среди пепелища костей его не нашли, хотя пожар потушили быстро. Счез Николай совсем, больше не появлялся на селе.

Валерка быстро-быстро несколько раз перекрестился.

- А я пару годов назад первый раз сюда забрел, тропу найдя. Поднялся на маяк, а он там сидит. Смотрит на меня и улыбается. На, грит, Валерка папироску. А мне страааашно! А он, грит, хошь, золота полну шапку отсыплю? Али алмазов полные карманы? Я дальше слушать не стал, с лестницы кубарем и в лес! Как мимо тропы не ступил - сам не пойму. Аккурат по тропе пробег до Стремянного, - он махнул рукой в сторону от Вершанки, - до Оракова, круголя на попутке ехал. А таперича, как увидит он меня со своего маяка, рукой машет преветственно. Я ему на пороге, то зайца, то фазанчика, то рыбки оставлю. Ни разу дичь он не оставлял. Завсегда орет, мол, благодарствую, Валерка, за подарок. Так то. Он хороший, несчастный тока.

- Ты вот что, - Николай развернулся вместе со стулом ко мне. - Завтра, если сможешь, возвращайся к вечеру. С собой шоколаду прихвати поболее, только обязательно горького, сахару, леденцов каких еще. А я тебе взамен покажу такое, чего отродясь не видел. Договорились?

- Договорились.

- А теперь ступай отдыхать. Завтра трудный день.

Несмотря на впечатления, я уснул тут же, как только залез в спальник.

- Как знаш, как знаш. - Качал горестно лысой головой Валерка, - неспроста все это.

- Надо, понимаешь? Я обещал.

Валерка грустными глазами посмотрел на меня:

- Ой, ахмурит, закружит голову тебе Смотритель. Ой, беда будет.

- Не ной, Валера. Ведешь? Нет?

- Веду.

Мы вновь шлепали по болотной жиже. Впереди проводник, я следом. За моими плечами, в рюкзаке, было по пять килограмм сахару, карамели, леденцов и шоколада.

В рюкзак, Николай, едва заглянул и тут же ткнул пальцем в садящеся солнце.

- Жди, как скажу, быстро-быстро моргай. Вот так. Да.

Пять минут тишины, сигарета почти дотлела в моих пальцах, а солнце почти скрылось за горизонтом.

- Моргай! - Приказал Николай и я послушался. - Все, хорош. Теперь смотри!

Спустя пару секунд, зашедшее было солнце показалось вновь из-за горизонта, разливая вокруг утреннюю зарю.

Я резко обернулся и увидел начищенные стекла маяка, потушенного на день. Перегнувшись через перила, предо мной возникло село Вершанка. Отличные, крепкие, свежекрашенные дома, чистовымытыми стеклами отражали зарю. С другой стороны слышался шелест волн - море!

Да. Во всю ширь, аж дух захватывало, везде была вода. Не редкие кустарники на двадцатиметровой глубине, а настоящее море, величаво катившее свои валы в сторону берега.

- Ну, как? - Хохотнул Николай.

Я повернулся к нему и, снова, был не в силах что либо сказать.

- Ну, ладно, ладно. Я понял тебя. - Он похлопал меня по плечу. - Пошли, детям гостинец сам передашь.

С детьми Николая я провел целый день. Смышленые, самостоятельные пацаны, не то что нынешнее поколение, взрощенное на компах и в полном достатке.

Я ходил по селу, фотографировал жителей и их жилища, представляясь кореспондентом "Правды" из Москвы.

Ближе к заходу солнца, Николай тронул меня за рукав и глазами указал на дверь.

Попрощавшись его женой и детьми, я вышел вслед за ним и пошел на маяк.

- По команде моргаешь. Помнишь как? Тогда поехали.

Человек сидящий рядом в оцепенении, ошалело смотрел на меня.

- А дальше что?

- Дальше? - Я глубоко затянулся трубочкой. - Я не знал тогда, что болею гриппом. А для детей и жены Николая это стало смертельным приговором. Он проклял меня и вот теперь я Смотритель маяка.

Парнишка, так похожий на меня молодого, задумался на секунду и задал хороший вопрос:

- Как я понял, вы в другом времени живете?

- Да. Дальше чем Николай. А если точнее в тысяча восемьсот девятнадцатом.

(с) Сновид/BeSpaleva