Однажды Архитектор решил написать собственный портрет. У него не было вообще ничего. Даже представления о своём облике. Был только чистый, нетронутый лист и карандаши с бесцветными стержнями. Этими карандашами Архитектор, в первую очередь, вписал в центр пустого листа гигантские часы, стрелками для которых они и послужили. Установленные без каких-либо делений и отметок, карандаши - стрелки часов, сдвинувшись с нулевого отчёта, начали создание портрета.
Время шло. И энергия чернил писала сложные узоры, завиток за завитком складываясь в формы, образы и пейзажи. Но из-за того, что чернила были бесцветными, на чистом поле изначального листа невозможно было рассмотреть ни одну линию. Тогда Архитектор установил волшебное зеркало прямо над листом со своим портретом. Зеркало это обладало таким свойством, благодаря которому в нём отражались только сами чернила, но не отражался лист, по сути, остававшийся всегда пустым. При этом, зеркало было установлено под таким углом к рисунку, что благодаря игре диффузии рисунок обрёл бесконечное множество ярких цветов и их оттенков, выйдя за пределы двухмерного поля и разбежавшись во все стороны образовавшегося пейзажа. Портрет ожил, заиграл красками, пришёл в движение и стал реальностью. И не смотря на то, что реальность являлась всего лишь отражением энергии пустого листа, по сути – иллюзией, смотрелось всё это более, чем убедительно. Портрет Архитектора выглядел, как бескрайний райский сад, населённый животными, птицами, рыбами и насекомыми всех видов и мастей. Ландшафт сада так же был бесконечно разнообразным и перетекал от тропических лесов до сухих пустынь, с зонами умеренного климата, с реками, озёрами, морями и океанами. И это было хорошо.
Не хватало лишь одного, последнего компонента. Не было того, кто наблюдал бы за всем этим чудом. Того, кто управлял бы созданным миром, видоизменял реальность, изучал её и придавал бы ей бесконечные формы, значение и смысл.
И так, у реальности был фон, в виде чистого поля изначального листа, была энергия, из которой возникала материя видимого мира, со всеми чувствами, формами и образами. Энергия отражалась в зеркале, благодаря которому становилась видимой и разноцветной. Это зеркало было умом первого уровня, отражающим творческую энергию чернил из карандашей Архитектора. Скорее инстинктивным умом, благодаря которому реальность воспринималась на уровне фона, но не осознавалась. Ибо не было во всём этом разума. Ума творческого. Созидающего. Независимого наблюдателя, который придаст хаотичным росчеркам карандашей вид упорядоченности. Хотя, каким образом наблюдатель может быть независимым, если речь идёт об иллюзии? Да самым обыкновенным. Если его независимость и самосознание будут столь же иллюзорны, как и всё остальное (а по-другому и быть не может), но убеждённость в реальности собственного “Я” и окружающего мира не будут подвергаться никакому сомнению.
Тогда архитектор установил второе зеркало, выбрав для этого сознание одного из живых существ, населяющих первозданный райский сад, и поместив зеркало прямо внутрь него. Так как зеркала были установлены напротив друг друга, то они создали целый, стремящийся к бесконечности, коридор отражений иллюзорной реальности. И в этом коридоре появился тот, кто сказал: “Я мыслю, а следовательно существую!” Возникло Эго, благодаря которому Архитектор смог увидеть свой собственный портрет и осознать себя. Ум же, убедив своих носителей в том, что они – это Он, и что каждый из мыслящих существ есть сам по себе, независим и является венцом творения, стал давать всему имена и названия, придавать значение и смысл самому бытию и преобразовывать и видоизменять райский сад, приспосабливая Вселенную для своих нужд, игр и потех, внося в портрет Архитектора всё больше и больше новых черт, исходя из своего видения.
Постепенно выяснилось, что у всего этого есть побочный эффект. Из-за того, что игре отражений нет конца, а образы и формы отражающейся иллюзии бесконечны, то и смысл всему этому можно придавать какой угодно. Придумывать любую мораль и созидать, созидать, созидать…Со временем, в течение этого процесса, стёрлись грани между тем, кто созидает и тем, кого созидают. Сам Архитектор забыл, кто он и заблудился в лабиринте собственных отражений, безвозвратно утратив свою личность и закружившись в иллюзорном танце отражений, под звучание всеобъемлющей мелодии свой творческой энергии. Ум Архитектора рассыпался на бесконечное количество зеркальных осколков, отражающихся один в другом и создающих всё новые и новые формы материального мира и сознания. Но иногда изначальная природа Архитектора просыпается в одном из осколков его творений. И тогда Ум осознаёт истинную природу всего сущего и самого себя. Избавляется от Эго, от собственного “Я” и сливается с изначальной Пустотой, которая не способна отражаться в кривых зеркалах Ума, ибо является ничем, расположенным нигде.
С тех пор так и повелось, если мы говорим о Боге, то подразумеваем, что он триедин. Бог-Отец – Поле, Пустота, чистый лист, которую можно заполнить чем угодно; Бог-Святой Дух – творческая энергия, отражающаяся в зеркале Ума; и Бог-Сын – Эго, Сознание, “Я”, разум, появившийся благодаря бесконечной игре отражений между двумя зеркалами. Блудный Сын идёт от Отца, ослеплённый отражённым светом зеркал и не подозревающий, в чём заключается истинность его собственной природы. Блудный Сын порабощён собственным Эго. Живёт в страданиях и вдохновляется ложными стремлениями, пытаясь искать смысл там, где его изначально нет, и придавать значение тому, чего попросту не существует нигде, кроме как в иллюзорном отражении зеркала выдуманного Ума. И так как Бог забыл самого себя, рассыпавшись прахом бренности по полотну собственного автопортрета, то обрести свою целостность он может только с помощью Сына и Святого Духа. Но, Блудный Сын рано или поздно закончит свои иллюзорные танцы и вернётся к Отцу, отринув всё бренное, материальное, суетное, отказавшись от чувства собственной важности, забыв своё “Я” и вспомнив свою истинную суть. Парадокс же заключается в том, что это уже случилось. И продолжает случаться. И, в то же время, не произойдёт никогда.
