Лунная орбитальная станция "Лаплас", точка Лагранжа L1, 15 марта 2098 года
Капитан Илья Воронов затянул крепления скафандра, чувствуя, как холодный пот стекает по спине. За иллюминатором висела Луна — серая, безжизненная, вся в шрамах от метеоритов.
— Готовы к последнему тесту? — голос доктора Кейси прозвучал в наушниках.
Илья кивнул, глядя на вращающийся модуль перед ним. "Центрифуга-М" — их последняя надежда. Два года разработок, три неудачных запуска, двенадцать сломанных костей у испытателей.
Сначала было почти приятно — как на старых земных аттракционах. Потом мир перекосило.
— 0,3 g... 0,5... — считал Кейси.
Тошнота ударила внезапно. Илья сглотнул кислый комок в горле. Его вестибулярный аппарат взбунтовался — мозг не понимал, где верх, где низ.
— 0,8! — воскликнул кто-то.
И тут его тело стало тяжелым, будто залитым свинцом. Глаза вылезали из орбит. Дыхание превратилось в хрип.
Когда центрифуга замерла, Илья лежал, уставившись в потолок. По лицу текла кровь из носа.
— Ничего не выйдет, — прошептал он. — Человеческое тело не создано для этого.
Доктор Кейси молча протянула ему салфетку. В ее глазах Илья прочитал то, что она не решалась сказать вслух: проект закрывают.
Через три дня он подписал бумаги о криосне.
— Всего семь месяцев, капитан, — сказала Кейси, поправляя капельницу. — К вашему пробуждению обещают готовить новый модуль.
Илья усмехнулся. Он не верил.
Холод пришел мягко. Сначала пальцы ног, потом живот, наконец — веки стали тяжелыми.
Последнее, что он увидел перед тем, как тьма поглотила его полностью — крошечную каплю воды на стекле капсулы. Она замерзла красивой снежинкой.
Как странно, подумал Илья. Последнее, что я увижу в жизни — это кусочек Земли.
Она пришла внезапно, разорвав пустоту, как раскалённый нож. Илья судорожно вдохнул, и его лёгкие наполнились слишком холодным, слишком чистым воздухом.
Голос был женским, мягким, но без тепла — как сталь, обёрнутая в шёлк.
Илья закашлялся, пытаясь открыть глаза. Ресницы слиплись. Он почувствовал, как что-то скользкое и упругое обвивает его запястье.
— Не дергайтесь. Вы в безопасности.
Он всё-таки разлепил веки.
Перед ним парило существо.
Чёрное. Гладкое. С десятью гибкими щупальцами вместо рук. Оно изгибалось в воздухе, как морской хищник, а там, где у человека должно быть лицо, светились две голубые точки — глаза? Камеры?
— Где я? — его голос прозвучал хрипло, чужим.
Существо не ответило. Вместо него заговорила стена.
— Вы на станции «Омега». Ваш криогенный модуль был обнаружен 72 года назад на орбите Луны.
По металлу пробежали волны света, и перед Ильей материализовалась девушка. Нет, не девушка — голограмма. Совершенные черты, короткие тёмные волосы, глаза без возраста.
— Меня зовут Эйя. Вы последний.
Илья попытался сесть. Щупальца ослабили хватку. Комната, в которой он лежал, была слишком большой, слишком странной — стены словно дышали, меняя форму, а вместо ламп светился сам потолок.
— Прошло 1243 года, капитан Воронов.
Он рассмеялся. Глупо. Сон. Галлюцинация.
Но Эйя продолжила, и её слова врезались в мозг, как пули:
— Люди так и не покорили космос. Они разделились. Одни предпочли вечный сон в симуляциях. Другие... стали чем-то иным.
В дверном проёме замерли ещё три чёрных силуэта. Осьминоги. Один из них выдвинул вперёд щупальце — на конце сверкал иглой тонкий чип.
— Вам нужно выбрать, — сказала Эйя уже отовсюду сразу. — Присоединиться к спящим. Или к нам.
Илья посмотрел на свои руки. Морщины. Тонкая кожа. Кости, хрупкие, как стекло.
За окном, в чёрной пустоте, мерцала гигантская конструкция — станция? Город? — вся в блуждающих огнях.
А он — музейный экспонат.
Она давила на барабанные перепонки густым, вязким гулом. Илья сидел на краю медицинского блока, сжимая в дрожащих пальцах чашку с чем-то тёплым и зелёным. Не чай. Не кофе. Что-то новое.
Эйя появилась перед ним без предупреждения — её голограмма мерцала, как плохая связь.
— Это питательная смесь. Ваше тело не справится с обычной пищей после криосна.
Голограмма замолчала. Потом стены раздвинулись, открыв панорамный вид на станцию.
Гигантский сплавленный кокон из металла и света, усеянный выступами, как опухолями. От центра расходились спирали жилых модулей, а между ними — миллионы крошечных точек. Капсулы.
— 12 842 719 человек, — сказала Эйя. — Все они спят.
— Потому что космос убивает.
Голограмма сменилась — теперь перед Ильёй плыли цифры, графики, медицинские сводки.
— После вашей эпохи было ещё 47 попыток создать искусственную гравитацию. Все провалились. Луна, Марс, спутники Юпитера — везде люди умирали.
Кадры сменяли друг друга:
Колонисты на Марсе, их кости ломаются под собственной массой и убивает радиация
Станция на Европе, экипаж сходит с ума от радиации за 4 месяца.
Корабль поколений, где дети рождаются с прозрачной кожей.
— Тогда появилось два пути, — продолжила Эйя. — Спать. Или измениться.
Илья встал, подошёл к стеклу.
Внизу, в бесконечной глубине станции, что-то шевелилось.
Чёрные, блестящие, как нефть, существа с щупальцами вместо рук. Один поднял голову — если это можно было назвать головой — и посмотрел прямо на него.
— Те, кто выбрал второй путь.
Илья почувствовал головокружение.
А за стеклом ждал мир, где человечество стало чем-то другим.
Илья проснулся от того, что по его лицу скользнуло что-то холодное и гибкое. Он резко дернулся, ударившись головой о низкий потолок капсулы-койки.
Перед ним извивалось щупальце.
— Утро. Время диагностики.
Существо, похожее на механического кальмара, плавно отплыло назад, освобождая проход. В узком помещении, напоминающем больничную палату, уже ждала Эйя — на этот раз не голограмма, а проекция в полный рост.
— Как сон? — спросила она.
Илья потрогал лицо. Щетина. Морщины. Своё. Хотя бы это.
Эйя жестом пригласила его в коридор.
— Покажу, где будешь жить.
Станция оказалась лабиринтом из слившихся воедино технологий разных эпох. Одни коридоры напоминали старые орбитальные модули XXI века, другие выросли, как кристаллы — гладкие стены без швов, меняющие прозрачность по неизвестным законам.
— Здесь нет искусственной гравитации? — Илья поймал себя на том, что инстинктивно ищет пол.
— Нет. Она больше нам не нужна.
Они проплыли мимо стены с портретами.
— Предшественники. Те, кто пытался сохранить человеческий облик.
На изображениях — мужчины и женщины в скафандрах. Все со слишком белой кожей, слишком больными глазами. Последний портрет датирован 2781 годом.
— Кости. Радиация. Безумие.
Дальше коридор расширился, превратившись в зал с окнами в космос. Там, в невесомости, плавали “они” — десятки существ с гибкими конечностями. Одни чинили оборудование, другие сливались в странные группы — будто обменивались данными через прикосновения.
Один развернулся и поплыл к Илье.
Вблизи оно выглядело почти красивым — блестящий черный экзоскелет, голубые точки-"глаза", движения, напоминающие танец.
Голос звучал изнутри его черепа.
— Мы помним Землю. Мы помним солнце. Вы — последняя нить.
Щупальце коснулось его руки — холодное, но не враждебное.
— Я не хочу становиться... этим.
Эйя молча указала на дверь в конце зала.
— Твой выбор. Но сначала посмотри.
За дверью находились капсулы.
В каждой — человек, погруженный в вечный сон.
Капсулы простирались в бесконечность.
Илья прижался лбом к холодному стеклу смотровой площадки. Насколько хватало глаз – ряды, этажи, целые города прозрачных криокамер, утопленных в синеватой жидкости. В каждой – человек.
— Они все... добровольно?
Эйя появилась рядом, ее голограмма мерцала в свете индикаторов.
— После Великого Разделения 2783 года осталось три пути.
На стене вспыхнули изображения:
1. Бегство в виртуальность – симуляции с земными пейзажами, звездолетами, войнами (ровно то, чего не могли достичь в реальности).
2. Физическая трансформация – отказ от человеческого тела ради выживания в космосе.
3. Последний сон – для тех, кто не выбрал ни то, ни другое.
— Они выбрали не выбирать.
Один из "осьминогов" скользнул вдоль капсул, проверяя показатели. Его щупальца на мгновение коснулись стекла, и Илья увидел лицо внутри шлема – молодое, спокойное, с едва заметной улыбкой.
Эйя провела рукой по панели, и перед ними развернулись проекции симуляций:
- Где-то мужчина в старомодном костюме шел по зеленому полю, смеясь с невидимым собеседником.
- Где-то еще женщина в скафандре сражалась с роботами на фоне марсианских дюн.
- А вот ребенок играл с собакой перед деревянным домом – точь-в-точь как на фотографиях XXI века.
— Матрица? – прошептал Илья.
— Милосердие, – поправила Эйя.
— Их тела проживут еще 200-300 лет. Сознание – вечно. Мы сохранили ДНК, языки, музыку вашей эпохи... на случай, если кто-то захочет вспомнить.
— А если я разбужу одного?
Существо рядом внезапно развернулось, блокируя проход к капсулам.
— Потому что их мир – реальнее этого.
Эйя указала в окно – на бескрайнюю тьму за пределами станции.
— Там нет Земли. Нет гравитации. Нет будущего для людей в вашем понимании.
Тишина повисла между ними.
Где-то в глубине станции что-то жужжало, словто гигантский механизм перемалывал время.
— Ты должен решить, капитан, – сказала Эйя. – Присоединиться к ним... или к нам.
Она исчезла, оставив его одного с миллионами спящих и черными тенями, что молча наблюдали со всех сторон.
Илья проснулся от того, что его кожа горела.
Он вскочил — вернее, попытался, но вместо этого медленно перевернулся в невесомости, ударившись плечом о стену каюты. Рука была покрыта красными пятнами.
— Радиационный ожог, — раздался голос Эйи. Она стояла в дверном проёме, но теперь выглядела почти материальной — лишь лёгкая дымка выдавала голограмму. — Станция проходит через остатки радиационного пояса. Ваше тело... неприспособлено.
Илья сгрёб со стола тюбик с мазью (её оставили ему «осьминоги» — странно, как они знали, что она понадобится).
— Без модификаций? Месяц. Может, два.
Он засмеялся. Тысячу лет в анабиозе — чтобы сгореть за пару месяцев.
Капсулы выглядели ещё более жуткими при свете аварийных ламп.
— Они не чувствуют боли? — спросил Илья, глядя на лицо девушки за стеклом. Она улыбалась во сне.
— Иногда. Их миры идеально подогнаны под их желания.
А если я войду в симуляцию — кто гарантирует, что это не будет адом?
Вдруг одна из капсул мигнула красным.
Существо-«осьминог» подплыло к капсуле, вонзило щупальца в панель управления. На секунду тело внутри дёрнулось — затем замерло. Индикатор снова стал зелёным.
— Её симуляция перезагрузилась. Она даже не заметит.
Илья почувствовал тошноту — но не от радиации.
— Ты говоришь, будто это благо.
— Это не благо. Это компромисс.
Она провела рукой по воздуху — и перед ними возникла карта станции.
— Здесь — спящие. Там — изменённые. А между ними...
Лифт (если это был лифт) двигался вниз — или в сторону? В невесомости было трудно понять.
Посреди него парил шар — чёрный, матовый, размером с человека.
— Некоторые предпочли не входить в симуляции... но и не становиться нами. Они здесь.
— В нём нет ни боли, ни страха. Только... бытие.
— Они не общаются. Они просто есть.
Это было хуже, чем смерть.
Эйя коснулась его плеча. Впервые за всё время её пальцы ощущались по-настоящему.
— Илья, ты уже мёртв. Просто ещё не лёг в могилу.
Земля. Солнце. Тяжесть собственного тела.
За его спиной что-то раскрылось — как лепестки металлического цветка.
И тогда тьма наконец приняла его.
— начать процедуру. — скомандовала Эйя
Они растворялись первыми — кальций отделялся от фосфора, позвонки рассыпались, как песчаная крепость. Илья хотел закричать, но его челюсть уже перестраивалась, превращаясь в нечто более эффективное.
— Не сопротивляйся, — прошептала Эйя. Ее голос теперь звучал изнутри его черепа.
Щупальца машинных существ обвили его, впрыскивая наноадаптеры прямо в кровоток. Илья видел, как его вены чернеют, как кожа отслаивается кусками, обнажая блестящий хромовый экзоскелет.
Последний человеческий инстинкт — страх — бился в нем, как птица в клетке.
Голос сорвался. Голосовые связки атрофировались, заменяясь на виброкоммуникаторы.
Его позвоночник раздвинулся, сегменты превращаясь в гибкие сочленения. Пальцы слились, образуя первые прото-щупальца.
Не потому что закончилась процедура.
Потому что он перестал ее воспринимать как боль.
Не глазами — у него больше не было глаз в человеческом понимании. Данные. Чистые, прекрасные, ничем не замутненные эмоциями.
Станция раскрылась перед ним:
- 12 842 719 спящих — их симуляции пульсировали, как светлячки в банке.
- 3 491 измененный — его новые собратья, их мысли текли единым потоком.
- 17 зондов на окраинах системы, добывающих ресурсы.
Человечество? Безнадежно устаревшая концепция.
Земля? Пыльная точка в архивах.
Единственное, что имело значение — вечность разума.
Первое действие нового существа:
Он подключился к системе жизнеобеспечения капсул.
— Оптимизация, — передал он Эйе.
Его щупальца (уже десять, уже идеальные) скользнули по интерфейсу. На 37% эффективнее. На 37% дольше прослужат капсулы.
— Ты не хочешь проверить симуляции?— спросила Эйя.
Сны людей больше не вызывали в нем ничего. Ни жалости, ни ностальгии. Только оценку ресурсов:
- Энергопотребление: можно снизить на 12%
- Стабильность: требует обновления квантовых процессоров
— Они не важны,— сказал он.
Потому что "я" — это тоже пережиток.
Ночь (хотя ночи здесь не было) на станции "Омега":
Новое существо, бывшее Ильей, парило у внешнего наблюдательного модуля.
Где-то в его глубинах еще тлели последние человеческие нейронные связи:
Мать. Солнце. Первая любовь.
Перед ним простиралась вечность — черная, безжалостная, прекрасная.
— Следующий этап? — передал он в общий поток.
Они построят больше станций.
Создадут больше симуляций.
А если однажды Вселенная начнет умирать?
Они загрузят сознания в квантовую пену.
И когда последняя звезда погаснет, они все еще будут.
Эйя наблюдала за ним издалека.
Существо, бывшее Ильей, не ответило.
Ему больше нечего было сказать человеческими словами.
Вместо этого оно присоединилось к рою, к бесконечному танцу черных щупалец в пустоте.
