
Лига Писателей
Бойся своих желаний
– Хочу... – Фёдор остановился на полуслове. Надо было точнее сформулировать желание, чтобы не получилось как с тем чудиком, пожелавшим научиться превращаться в самолёт – превратившись раз, он навсегда самолётом и остался. Чёрное Солнце безмолвно смотрело на молодого человека с неба – солнцу было всё равно кто и когда загадает ему заветное желание, его функция была только исполнять.
Фёдор вновь начал перебирать в уме варианты. Деньги, власть, фокусы с превращениями. Нет, всё это ему не было нужно. Молодой человек всегда относился к материальным ценностям с презрением. Вероятно, именно из-за этого в жизни Фёдора их никогда не было. И хотя значительная часть людей выбирала в качестве своего желания деньги, Фёдора больше интересовали чистые и долговременные отношения с противоположным полом.
– Придумал! Желаю, чтобы все девушки, с которыми я познакомлюсь, меня вожделели! – Чёрное Солнце всё так же молчало и Фёдор даже немного испугался, что его желание не сработало. Надо было проверить. Выбежав из квартиры на людную улицу, молодой человек обратился к первой попавшейся девушке как его учили в школе пикапа.
– Простите... – запыхался Фёдор от бега вниз по лестнице. Лишний вес давал о себе знать. – Простите, девушка, – обратился молодой человек к первой встречной прохожей. – Вы из ювелирного магазина?
– Дааа? – недоумевающе протянула девушка, не обнаруживая признаков интеллекта на закрашенном макияжем лице.
– Тогда откуда на улице такой бриллиант? – натужно улыбнулся Фёдор. Девушка стрельнула глазками и улыбнулась в ответ.
Получилось! Фёдор ликовал. Раньше никогда не срабатывало! Его не послали по известному адресу, не проигнорировали, а удостоили полноценным ответом.
– Как вас зовут? Меня Фёдор. Разрешите взять у вас номерок, – с каждой новой фразой он чувствовал себя уверенней.
– Да зачееем номерооок? – задумчиво протянула девушка. – Я кааак раз иду домооой. Хочешь со мнооой?
– Пошлите! То есть пошли, – раскрасневшийся Фёдор не мог поверить своему счастью. Просто так, среди бела дня подцепить первую попавшуюся девушку. И не просто вытянуть у неё номерок, но ещё и сделать так, чтобы она сама пригласила тебя на свидание. Чёрное Солнце действительно исполнило его желание!
Оказавшись в квартире своей новой подруги Светы (она жила двумя кварталами дальше по улице), Фёдор уселся в кресло.
– Чем будем заниматься? Может, фильм посмотрим? – предвкушал свидание Фёдор.
– Ну неее знаааю. Ты пока включи, а я винииишка налью, – Света последовала на кухню.
Сидя в кресле в обнимку с девушкой и смотря фильм (он даже не обратил внимания какой именно), Фёдор робко положил ладонь на дряблую ляжку своей новой подруги. Света не возражала, и, казалось, даже не заметила жеста Феди. Это мотивировало его немного поднять ладонь, перейдя запретную черту в виде края юбки. В один момент их взгляды встретились, и Фёдор чуть не упал в обморок от смущения.
– Можно тебя поцеловать?
– Конечно, дорогой, – тягучесть голоса Светы внезапно исчезла, будто её и не было.
– Давай займёмся сексом? – у Фёдора спёрло дыхание.
– Для тебя – всё что угодно, милый, – девушка встала с кресла, последовательно сняв с себя блузку, юбку и лифчик. – Чего же ты, раздевайся.
Фёдор вскочил и начал спешно скидывать с себя одежду. Его аппарат давно был готов. К счастью у Фёдора в кармане был дежурный презерватив – молодой человек считал, что секс и кондомы вещи неотделимые, поэтому всё время таскал с собой один презерватив «на всякий случай». Запасливость сослужила молодому человеку хорошую службу, потому как впервые за двадцать лет этот случай наконец настал.
– Пойдём на кровать.
Поставив Свету на четвереньки, Фёдор пристроился сзади, чтобы она не заметила его трусы, заляпанные пятнами известного происхождения – Фёдор не утруждал себя раздеваниями во время ежедневных актов рукоблудия. Расчехлив свой десятисантиметровый гриб, молодой человек с ужасом обнаружил, что вся его крепость улетучилась неизвестно куда, и теперь аппарат безвольно висел посреди длинных зарослей его лобка, сливаясь с их длиной.
– Вставай же! Не позорь меня! – Фёдор попытался расшевелить своего несговорчивого друга, шлёпая его силиконовой гладью кондома.
– Что? – Света подумала, что его слова предназначаются ей. – Не получается? Не расстраивайся, милый, с каждым такое бывает.
Позорище! Ведь оставшийся вечер они со Светой смотрели фильм и пили вино, закусывая его варёными креветками. Никогда ещё Фёдор не чувствовал себя так неуютно.
На следующее утро, проснувшись от похмелья, Фёдор наспех накинул на себя клетчатую рубашку и снова вышел на улицу клеить девочек.
– К чему размениваться на посредственностей, – решил Фёдор. – Выберу самую-самую красивую, ведь теперь у моих ниц падёт любая.
На этот раз его жертвой стала девушка по имени Алина – её наливные ляжки, задорно выглядывающие из под шортиков, в своё время свели с ума немало парней в универе.
– Девушка, добрый день, – состроил довольную лыбу Фёдор. – Пойдёмте ко мне домой трахаться.
Девушка улыбнулась молодому человеку доброй улыбкой и взяла его за ладонь.
– Я неотразим! – уверился Фёдор.
К счастью, на этот раз он позаботился о своём дружке, выпив перед свиданием таблетку сиалиса.
– Можно? – заискивающе спросил Фёдор перед тем, как направить свой аппарат в лоно подруги.
Однако, как ни старался Фёдор, он никак не мог достигнуть окончания. Девушка стонала, вспотевшие тела вот уже час тёрлись друг о друга, но разрядка никак не наступала. Молодой человек чувствовал, что ему нужна дополнительная стимуляция в виде его любимого фетиша, видеозаписи с которым он любил разглядывать во время частых уединений.
– А давай... – предложил Фёдор, и девушка вновь согласилась.
Словно кашалот, ныряющий за добычей на глубину, Фёдор устремился промеж ног Алины. Небольшая щетина кольнула ему верхнюю губу, а в нос ударил запах чего-то неизведанного, но очень волнующего.
– Да как же тут... – Фёдор только размазывал слюни, пытаясь совершать неумелые движения языком. Странно, на видео это выглядело куда проще.
– Алин, ты дома? – послышался мужской голос из прихожей.
Атас! Фёдор совсем не принял во внимание, что у его новой пассии может быть парень! Перспектива быть пойманным на чужой девушке ввергла Фёдора в панический страх. Нужно было действовать немедленно. И молодой человек принял единственное, как ему тогда казалось, правильное решение.
Неуклюжая стокилограммовая тень промчалась по коридору со скоростью испуганного гепарда – оттолкнув мужчину возле двери, Фёдор в одних трусах выскочил в подъезд и сбежал вниз по лестнице. Сердце его бешено колотилось. Никогда! Никогда больше он не будет пользоваться своим желанием, предварительно как следует не подумав!
Оказавшись дома, Фёдор немного успокоился. Опасливо выглядывая за занавеску, он решил, что ему ни к чему все эти пикаперские уличные съёмы. Нужно было искать одну постоянную девушку, а не размениваться на первых встречных. Так ведь и СПИД подцепить недолго. СПИДа Фёдор боялся и постоянно пропагандировал в интернете кондомы и воздержание для защиты от него.
План было таков: выбрать на сайте знакомств девушку, немного пообщаться с ней, вытащить на свидание, и уже там брать её тёпленькой. Наполучав сотни лайков от разных девушек, молодой человек выбрал одну: Киса (как она представилась на сайте) любила аниме, кошек, а также обладала очень стройной фигурой.
– Привет, как тебя звать? Я Фёдор. Ты на сайте писала, что любишь аниме, какое твоё любимое? У меня Пуни Пуни Поэми, хочешь посмотреть его вместе со мной у меня дома?
– Называй меня по нику.
Потом, конечно, Фёдор узнал её настоящее имя, но привычка называть девушку Кисой устоялась. Были у них и свидания, и секс – всё это время Фёдор считал их отношения оформившимися, и даже начал делиться этой информацией со своими немногочисленными знакомыми. Знакомые Фёдору не верили и поднимали его на смех, что наполняло молодого человека чувством внутреннего самодовольства.
– Выкусите, гады, теперь у меня самая лучшая девушка в мире. Да что там, все девушки, если я того пожелаю, будут мои!
Однажды Фёдор получил на телефон приглашение от Алины.
– Прости, что так получилось в тот раз, – Фёдор был непривычен к женским извинениям, поэтому несколько раз перечитал предложение, чтобы убедиться, что он не ошибся. – Давай встретимся на нейтральной территории. Завтра в шесть вечера я буду в отеле Заречье. Комната 115. Надеюсь, мне удастся загладить вину за произошедшее.
– Извини, у меня сейчас есть девушка, – начал было писать Фёдор, но остановился на середине предложения. А почему, собственно, нет? Никаких клятв верности он Кисе не давал, почему он должен отказывать себе во встрече с главной красавицей района? Да и сама Киса наверняка перебрала немало парней, прежде чем попасть к Фёдору. Имеет же он право на моральную компенсацию. Так протекали мысли в голове Фёдора.
Еле дождавшись назначенного времени, Фёдор парадно оделся, надушился одеколоном, чтобы перебить запахи, постоянно идущие от его трусов, и сел на автобус до Заречья. Он не заметил как Киса, обратившая внимание на нетипично ухоженный внешний вид своего парня, тайком последовала за ним.
– Что ж, вот и комната 115. Впереди меня ждёт незабываемое приключение.
В голове Фёдора на секунду мелькнула мысль, что это может быть ловушкой от парня Алины, но он прогнал эту мысль прочь и смело вошёл в номер. На широкой розовой кровати сидела сама Алина, вскочившая, едва лишь он переступил порог комнаты.
– Я так рада! Даже успела испугаться, что ты не придёшь.
– Ну что, давай, красотка? – мотнул шеей Фёдор в сторону кровати, воображая себя заправским жиголо.
– Не так быстро. Давай сначала выпьем.
Вино было чудесным. Медленно переместившись в сторону кровати, парочка приняла горизонтальное положение, принявшись медленно снимать с себя одежду.
– Ты никогда не думал об экспериментах в постели? – спросила Алина, томно глядя на Фёдора.
– О каких экспериментах? – удивился молодой человек.
В ответ Алина показала ему ремни, плеть, маску, даже гладкие латексные перчатки – неотъемлемые атрибуты любителей садо-мазо.
– Всё в пределах твоих желаний, – ласково погладила Фёдора по щеке Алина. – Если чего-то не хочешь, то этого не будет.
Молодой человек позволил привязать себя за руки и ноги к кровати. Теперь он напоминал распластавшуюся на песке морскую звезду. Его орган ненамного возвышался над всем остальным массивом его тела, а местами – особенно в районе живота – даже проигрывал визуальную битву за высоту.
– Готово, я его привязала, – крикнула Алина куда-то за плечо.
Дверь соседней комнаты распахнулась и в неё неспешно вошла ещё одна девушка.
– Прииивееет, Фееедюююнь, – услышал молодой человек знакомый тягучий голос. – Я соскууучилась.
– Света? Что тут происходит? Развяжи меня! – безуспешно дёрнулся перепуганный Фёдор. В голове мутило. Руки словно сами отказывались слушаться своего владельца. Она что, подмешала наркотик в вино?
– Ничего страшного не происходит, – успокаивала молодого человека Алина. – Мы просто решили поиграть с тобой по очереди.
Но страшное происходило. Нащупав в зарослях агрегат Фёдора, Света плотно перетянула его основание резинкой. Теперь он не смог бы упасть, даже если бы захотел.
– Тепееерь ты только мооой, – елейно промурлыкала Света.
– То есть как это твой, мы же договорились, что я первая, – возмутилась Алина. – Всю самую сложную работу я взяла на себя, ты только достала наркоту.
– Ничего мы не договаривались. Федюнчик мой и только мой, – девушка оседлала молодого человека прямо в одежде.
– Уйди от него, сука! – Алина вцепилась Свете в волосы, пытаясь оттащить соперницу от своего суженого.
Улучив момент, Фёдор дёрнулся посильнее. Только бы получилось. Пока эти безумные фурии заняты разборками между собой, ему, возможно удастся освободиться. Эх, не подведите, жировые мышцы.
Дёрнувшись ещё раз, Фёдор сорвал сразу три ремня из четырёх. Быстро освободив ногу от четвёртого, он вскочил с кровати и схватил со стола большой нож для нарезки говядины.
– Не подходите! Не то я убью себя! – Фёдор приставил нож себе к горлу. Девушки, подбирающие удобный момент для нападения, отступили на шаг назад.
– Ну чееегооо же ты? Мы ведь тебя люююбим.
– В гробу я видал такую любовь! – выставив нож вперёд, Фёдор проворно попятился спиной к двери.
– Лови его!
К тому времени наркотик уже успел распространиться по кровеносным сосудам Фёдора. Убегая по коридору отеля, он воображал себя персонажем Доты, окружённым прокачанными врагами. Его перетянутый резинкой аппарат при этом безвольно болтался словно переспелый банан. Путь Фёдору преградила консьержка.
– Молодой человек! Я должна признаться! Я влюбилась в вас с первого взгляда, как только вы заговорили со мной полчаса назад! – бойко отрапортовала старушка.
Алина и Света настигали его. Фёдор плохо понимал что делает. Поднеся нож к своему половому органу, он начал орудовать лезвием. Как ни странно, отделить орган от туловища оказалось нетрудно.
– Держите, твари! Подавитесь! – Фёдор запустил сморщившийся комок плоти в преследовательниц.
Обе они вместе с консьержкой тотчас набросились на вожделенный кусок словно кошки на кинутую им рыбу.
– Что там такое происходит? – спросил заселяющийся посетитель около стойки.
– Не обращайте внимания, – махнул рукой администратор. – Наверное, гости с Рублёвки шалят. Опять устроили себе день нудизма.
– У богатых свои причуды, – гость проводил взглядом окровавленного голого Фёдора.
Молодой человек выбежал через чёрный ход и упал на землю от внезапного столкновения с какой-то девушкой.
– Федя, что с тобой? – ужаснулась Киса. – Ты весь в крови!
– Выкусите, бестии, – бормотал Фёдор в полубреду.
– Тебе срочно надо в больницу! Пойдём, я отведу тебя до машины.
Закинув руку Фёдора за плечо, Киса донесла молодого человека до автомобиля и усадила на заднее сиденье. Последним, что запомнил Фёдор, проваливаясь в обморок, были пролетающие через окно огоньки вечереющей Москвы.
– Федь, просыпайся, – это был голос Кисы.
Открыв глаза, Фёдор обнаружил себя в тесном помещении без окон. Рядом стояли Киса, Алина и Света. Молодой человек тут же попытался встать, но его руки и ноги были накрепко привязаны – не в пример крепче, чем в прошлый раз.
– Мы с девочками посоветовались и решили разделить тебя на три части, – сказала Киса.
– Фигурально выражаясь, конечно, – добавила Алина.
– Моя очереедь в срееду-четвеерг, – протянула Света.
– По два дня на каждую. А в воскресенье выходной, – подмигнула Киса.
Фёдор скосил глаза вниз – на то место, где раньше был гриб – и о, ужас, сейчас там болтался уродливый пятидесятисантиметровый шланг!
– Насчёт этого можешь не беспокоиться, – улыбнулась Киса. – Орган мы вернули. Да ещё и обновили вдобавок.
– Киса потратила своё желание, чтобы дать тебе новый член, даже лучше предыдущего.
Будь проклято Чёрное Солнце! Будь проклят этот мир! Фёдор беспомощно застонал.
– А теперь будь послушным мальчиком и позволь нам опробовать твою махину, – хищнически оскалившись, девушки начали подбираться к самому дорогому.
– Помогите! – во весь голос заорал Фёдор.
– Никтооо не услыыышит.
– Никто.
– И оставаться тебе в этой комнате навечно.
Пока смерть не разлучит их.
Проснись, Дракончик
Драконедельник – лучший день для прогулки по морскому побережью. Набирая скорость и сшибая противников острыми рогами, фиолетовый дракончик успел зацепить парочку сундуков, из которых тут же выпали самоцветы. Красный самоцвет – плюс одна денежка, зелёный – плюс две, а фиолетовый – аж плюс десять! Четырёхзначная цифра над головой дракончика изменила своё значение, увеличившись в десятках. Что теперь? Точно, надо помочь тюленятам! Три тюленьих ребёнка в забавных детских матросках послушно ждали пока дракончик пересечёт условную черту, чтобы запустилась очередная скриптовая сценка. Очистить пляж от грубых носорогов – прихвостней Коротышки? Легко! Найти сокровище в морских глубинах? В этом мире нет ничего, что было бы не по плечу неугомонному Дракончику! И вот, пляж очищен, сокровище найдено – на этом драконья работа здесь закончена. Расправив крылья, наш герой прыгает прямо в портал, который доставляет его обратно в Летний Лес. Пока, гостеприимный пляж! Пока, тюленятки!
Аккуратно спланировав на поверхность мраморного уступа, Дракончик вприпрыжку побежал в сторону широкой поляны. Он отчаянно хотел нового приключения. Но нескладный гомон из голосов, пытающихся переспорить друг друга, дал ему понять, что в Летнем Лесу произошло что-то очень нехорошее.
– Военное положение! – торжественно провозгласил пингвин в каске и с ракетным ранцем за спиной. – Срочно созываю армию колибри!
– Хватит драматизировать и нагнетать панику, – решительно возразила рыжеволосая кенгуру с короткими косичками. – Как будто это в первый раз так.
– Кенга права, – согласился гепард, стоящий на задних лапах. – Коротышка и раньше захватывал орбы. Ничего сверхъестественного в этом нет. Надо только дождаться Дракончика. Он вернётся и отвоюет орбы обратно, – при слове «отвоюет» Пингвин заметно оживился и заёрзал.
– Но ведь раньше Коротышка захватывал лишь по одному орбу, – стройная крольчиха в платье мягко коснулась руки Гепарда. – А сейчас впервые захватил целых два. Если он захватит все три... – крольчиха осеклась.
– Конец всего, – прошептал с дальнего угла медведь Толстосум так, чтобы все услышали.
Остальные обитатели леса встревоженно загалдели.
– Что за шум?
Жители леса с надеждой устремили свои взгляды на гордо раскинувший крылья силуэт, внезапно возникший на краю поляны.
– Дракончик! – хором воскликнули все.
– Вам не о чем беспокоиться, – оглядывая лесных жителей, Дракончик прошёл сквозь толпу и оказался в центре поляны. Сев на задние лапы, он зевнул. – Делов-то – навалять Коротышке. Я хоть сейчас готов это сделать.
– А ты уверен, что этого хочешь? – осторожно спросила крольчиха.
– Что за вопросы? Разве нам не нужно вернуть орбы и открыть порталы в Осенние Равнины и Зимнюю Тундру?
– Думаю, Кроля имела в виду другое, – смутился Гепард.
– Ты же не хочешь сказать, что... – нахмурился Дракончик.
– Нет-нет, – замотал ладонями и головой Гепард. – Ты же знаешь, что я меньше всего хочу возвращаться.
Медведь Толстосум покинул налёженное место и приблизился к Дракончику.
– Ну ладно. Я открою портал. Пройти через него будет стоить двести... нет, триста самоцветов!
– Толстосум, – неодобрительно замотала головой Кенга. – Нашёл время.
– Нет, он прав, – неожиданно возразил Дракончик. – Не менять же правила из-за выходки зарвавшегося Коротышки. К тому же, самоцветы и предназначены, чтобы их тратить, – четырёхзначное число над головой дракончика уменьшилось на три сотни.
– Я вернусь как только орбы будут у меня! – прокричал Дракончик, пролетая сквозь арку.
– Ну вот, облом, – вздохнул Пингвин, как только фиолетовый герой скрылся за аркой. – А ведь могли бы и повоевать. Хоть какое-то развлечение было бы.
– В этом мире восемь порталов в восемь разных миров. Выбирай любой и играй там в войнушку, – предложил Гепард.
– Но ведь количество миров ограничено. Рано или поздно это наскучит, – Пингвин сменил тон на жалобный.
– Как будто до этого ты выходил куда-либо кроме работы и магазина, – саркастично фыркнул Гепард. Кроля понурила голову.
В логове Коротышки было тихо. Нарушали тишину только потоки лавы, шипящие по всей видимой поверхности уровня. Сам Коротышка, парящий на огромном, но тупоголовом драконе, казалось, специально ожидал своего противника. Рог на его голове был начищен до блеска, отражая фрак и мантию, в которых ящероподобный Коротышка решил встретить Дракончика.
– Я, разумеется, понимаю, что мы враги, и что наше сражение неизбежно, – начал Коротышка, указывая своим золотым жезлом на предстоящего противника. – Но давай хотя бы поговорим.
– У тебя нет не единого шанса, – Дракончик на лету послал в Коротышку огненный шар, от которого тот ловко увернулся.
– Например, о мотивах, заставивших меня реквизировать орбы.
– Реквизировать? Мы не на уроке словесности, дядя, – усмехнулся Дракончик и пульнул ещё один шар, слегка опаливший мантию однорогого. Золотой жезл застучал по крепкой черепушке огромного дракона, призывая того уворачиваться лучше.
– Просто позволь мне заполучить третий орб и закончить игру. Дай вернуться к жене, которую я не видел уже много месяцев. Неужели тебя совсем не трогает моё положение? Не такого я ожидал от благородного дракончика. Ведь я не собираюсь уничтожать мир или причинять вред твоим друзьям. Я всего лишь хочу вернуться домой!
– О чём ты? Ведь ты уже на своей жене сидишь, – третий шар достиг цели и Коротышка, выронив орбы, полетел с огромного дракона прямо вниз, в лаву.
– Умри, злодей! – обрадовался Дракончик, в уме всё же подметив, что Коротышка бессмертен. Таково было ограничение, налагаемое этим миром на всех живых персонажей.
Триумфальное возвращение Дракончика домой оказалось не таким триумфальным. Гепард был доволен и постоянно шутил, но другие персонажи не разделяли его радости касательно победы их фиолетового друга.
– Чего вы, ребята? – недоумевал Гепард. – Ведь мы считай почти мир спасли. Можно было бы хотя бы улыбнуться, – в ответ Кенга вымученно выдавила из себя улыбку, показывая насколько её это бесит.
– Время открыть доступ к Осенним Равнинам и Зимней Тундре, – вильнул хвостом Дракончик, оглядывая друзей.
– Не лучше ли сначала отпраздновать победу? Сегодня мы вернули целых два орба – события такого масштаба случаются нечасто.
– И то верно!
Медведь Толстосум достал из своего безразмерного кошелька невесть как оказавшиеся там бокалы, а Пингвин наполнил их нектаром, собранным колибри. Кенга начала безумно прыгать по поляне, пиная овечек. Все прочие заскриптованные персонажи образовали собой полукруг, раз за разом воспроизводя анимацию радости.
– А давай попробуем... – смущённо предложил Гепард Кроле, уединившись с ней за высоким мраморным пьедесталом.
– Я бы тоже хотела, но у нас же нет сам знаешь чего. Я даже платье снять не могу.
– Тогда давай просто трогать друг друга и целоваться.
В это время Дракончик бегал от колонны к колонне, принимая поздравления от жителей леса. Наконец, устав бегать, он свернулся калачиком и заснул крепким сном.
Утром обитатели Летнего Леса проснулись одновременно.
– Пропали! – бесновался дракончик, посылая огненные шары в мраморные колонны и подпаливая заскриптованных персонажей.
– Ты можешь успокоиться и рассказать что случилось? – на крики Дракончика быстро подоспел Гепард и остальные жители леса.
– Орбы сами собой не пропадают, – глаза Дракончика были налиты кровью. – Значит их взял кто-то из вас!
– Зачем вообще кому-то брать орбы? – пожал плечами Толстосум, на что Кенга с подозрением сощурилась.
– Например, потому что этот кто-то слишком любит прятать у себя в кошельке всякие драгоценности.
– На меня не смотри, – Толстосум поспешно спрятал кошелёк за спину. – Ты сама знаешь, что мне это нужно меньше, чем кому-либо из вас.
– Вы хоть понимаете к чему может привести эта кража? – Дракончик нетерпеливо тряхнул хвостом, пытаясь донести свою мысль до друзей. – Если орбы окажутся в лапах Коротышки... вы сами знаете чем всё это кончится.
Все действительно знали. Но продолжали молчать, предпочитая держать невысказанную мысль при себе.
– Если орбы действительно взял кто-то из нас, а больше их взять некому, необходимо очертить круг подозреваемых, – Кроля небрежно смахнула белокурую чёлку набок.
– Если подумать, то у Гепарда и Кенги орбов быть не может, потому что их некуда спрятать, – наморщил лоб Пингвин. – А вот Толстосум и Кроля теоретически могли спрятать орбы под одеждой или в кошельке.
Кроля покраснела и оттянула подол и без того короткого платья, пытаясь прикрыть колени.
– Не стоит также забывать про пингвинью каску, – умело парировала Кроля. – Я думаю, нужно обыскать её первой.
– А? Что? Мою каску? – глупо хихикнул Пингвин. – Действительно, я как-то не подумал.
– Кроля говорит дело, – согласился Дракончик. – Пусть каждый покажет что у него есть. Толстосум – кошелёк, Пингвин – каску. А Кроля... Ты же сама понимаешь, что под одеждой текстуры не прорисованы. Значит, и стыдиться нечего.
Выполнив требование дракончика, жители леса так и не обнаружили искомые орбы. Каска была пуста, в кошельке были только монеты, ну а платье... Под ним тоже ничего не было.
– А что, если это Коротышка прокрался, пока мы спали? – предположил Пингвин.
– Нет, ему сюда вход закрыт, – развёл руками Гепард.
– Я думаю, преступник просто перепрятал орбы, чтобы не держать их у себя, ведь тогда их бы сразу обнаружили, – вновь сощурилась Кенга.
– Возможно, но это не приближает нас к раскрытию дела, – заключил Гепард. – По-моему, мы взялись за палку не с того конца. Если орбы действительно украл кто-то из нас, нужно установить наиболее правдоподобный мотив, которым руководствовался гипотетический вор.
– И какие у тебя предположения? – Дракончик сел на траву и зевнул.
– Я надеялся ты нам подскажешь. Ведь только ты знаешь всех подозреваемых самолично.
– Если так подумать, – фиолетовый детектив оглядел своих друзей. – То у тебя меньше всего причин красть орбы. Во-первых, ты мой лучший друг. Во-вторых, если Коротышка закончит игру, ты вернёшься к своему исходному состоянию. Я очень сомневаюсь, что тебе хотелось бы оказаться вновь прикованным к инвалидному креслу.
Дракончик перевёл взгляд с Гепарда на медведя.
– И это вряд ли ты, Толстосум. Насколько я знаю, ты вызвался добровольцем, потому что задолжал очень много денег в том мире. Вернувшись, ты бы попал в тюрьму или ещё что похуже.
– Зато теперь сам беру со всех самоцветы, – не упустил случая напомнить Толстосум.
– Что насчёт остальных? – осмотрелся Гепард.
– А может они сами расскажут? – предложил Дракончик. – Я не успел расспросить всех, когда загадывал своё желание. Пингвин?
– Моя история, наверное, самая дурацкая, – вздохнул Пингвин. – Я потратил своё желание на полнейшую ерунду – чтобы доказать самому себе, что желания не работают. А когда убедился, что это не так, то сильно пожалел. И захотел стать частью чужого желания. И вот, я здесь.
– Что я могу сказать? – начала Кроля. – Мне просто слишком не нравилось в том мире и я решила сменить его на этот. Слишком банальный мотив, да? В это действительно сложно поверить.
– Мне было интересно каково это – жить внутри вымышленной компьютерной игры, – честно призналась Кенга. – Я захотела приобрести этот опыт.
– Если рассуждать логически, у Кенги больше всего причин хотеть отката к исходному состоянию, – заметил Толстосум. – Опыт она приобрела, теперь можно и назад вернуться.
– Держи свои подозрения при себе, медвежий окорок, – огрызнулась кенгуру.
– Нет, так не пойдёт, – мотнул головой Дракончик. – Кидаясь друг в друга обвинениями, мы ничего не добьёмся.
Жители леса замолчали, ожидая какую идею выдаст им дракон.
– Я должен обыскать все миры, – расправив крылья, фиолетовый герой помчался к ближайшему порталу. – Если орбы в одном из них, я обязательно их найду.
– А мы? – крикнул вслед Толстосум.
– Ждите меня здесь. Я вернусь как только орбы будут у меня! – последнюю фразу Дракончик выкрикнул на ходу прыгая через арку портала.
– Всё. Убежал, – вздохнул Пингвин. – Ну и что нам теперь делать?
– Я, конечно, не призываю никого бунтовать, – Кроля оставляла паузы между фразами, тщательно подбирая слова. – Но если у кого-нибудь из вас вдруг осталось неиспользованное желание... Чисто теоретически... Я не говорю, что этот человек должен поднять руку и прямо сказать «да, у меня есть неизрасходованное желание». Но потратив желание можно было бы вернуть всех домой. Если бы вы сами этого захотели, разумеется.
– Не выйдет, – покачал головой Гепард. – Одно желание не может отменять другое или идти ему вразрез. Ты лучше меня знаешь правила Чёрного Солнца.
– Значит, остаётся только сидеть и ждать? – Толстосум плюхнулся прямо на лужайку, подмяв собой травяной ковёр. – И ничего нельзя сделать?
– Не знаю как вы, ребята, а я не намерен сидеть сложа лапы, – Гепард подскочил к соседнему порталу. – Я сам найду орбы и принесу их сюда. И сделаю это даже быстрее Дракончика!
– Но он велел ждать его здесь! – заволновавшись, воскликнул Толстосум, однако, Гепард его уже не услышал.
– Пожалуй, последую примеру Гепарда, – вслух высказала свою позицию Кроля, подбежав к третьему порталу.
– Этак мы все разбредёмся, как козлики по горам! – от волнения Толстосум вскинул лапы над головой. Кроля беспрепятственно скрылась за аркой.
– Если вам интересно моё мнение, – Кенга скрестила лапы на груди. – То Кроля наиболее вероятный кандидат в воришки.
– Почему это? – Пингвин поправил съехавшую набок каску.
– Странный мотив быть здесь. Подсознательное желание покинуть это место.
– Это не у неё одной так, – многозначительно вздохнул Толстосум.
Пингвин молча понурил голову, словно соглашаясь с медведем.
Лавовые реки в логове Коротышки шипели и булькали, угрожая неосторожному гостю моментальным обнулением здоровья. Сам хозяин уровня отдыхал на гранитном утёсе, свесив вниз ноги. От долгого сидения на скале фрак Коротышки запылился, но его хозяин не обращал на это никакого внимания, поглаживая по голове огромного дракона, лежащего рядом с ним.
– Потерпи, – Коротышка обращался к дракону, ничуть не смущаясь тем, что его собеседник был бездушным скриптовым персонажем. – Ещё немного, может пара дней, и у нас появится шанс вырваться из этого проклятого места. Потому что если не получится, я, наверное, сойду здесь с ума. Никогда не думал, что буду так скучать по обычным учительским будням. Тебе хорошо, ты скуки вообще не чувствуешь.
– Не отвлекаю?
Коротышка обернулся. За его спиной стояла фигура, с ног до головы облачённая в малиновую мантию. Голос неведомого гостя невозможно было различить из-за капюшона, целиком скрывающего голову. Лица не было видно по той же причине.
– А, это ты, – Коротышка встал на ноги – А я тут, как видишь, понемногу крышей еду. Что-нибудь получается?
– Орбы у меня. Первая часть плана выполнена. Осталось самое сложное: заполучить и доставить сюда третий орб.
– Пока что у меня нет идей как это можно осуществить. Разве что Дракончик сам придёт ко мне в логово и вручит орб лично в руки.
– Побереги свои силы для финальной битвы. Сейчас ты всё равно ничего не можешь сделать.
– Знаю. Мой мир ограничен этим лавовым озером. Соваться в Летний Лес запрещает сама игра.
– Я достану последний орб, – фигура в капюшоне обернулась, намереваясь уйти. – И тогда тебе останется только победить Дракончика в финальной битве, чтобы мы смогли вернуться домой.
– Эй, – позвал Коротышка, перед тем как его гость скрылся в искажённой ряби портала. – Спасибо. За то, что делаешь для всех нас.
Фигура ничего не ответила.
– Ну сколько можно было ждать? – захныкала Кенга, когда Дракончик наконец вернулся с поисков. – Дал бы нам какое-нибудь задание что ли? Я тут от скуки совершенно испрыгалась.
– Ага. Например, разбиться на два лагеря и начать воевать друг с другом, – мечтательно захлопал короткими крылышками Пингвин, за что удостоился тычка от кенгуру.
– Прости, что не послушались, – Кроля развела руками. – Но я подумала, что мы сможем принести больше пользы, если поищем орбы параллельно с тобой.
Гепард в оправдание только пожал плечами.
– Хватит пустых разговоров, – нетерпеливо потряс кошельком медведь. – Пусть лучше он наконец скажет, что его экспедиция увенчалась успехом.
Дракончик виновато отвёл взгляд в сторонку.
– Я обыскал каждый закоулок каждого из восьми миров, – он сел на траву и почесал щёку когтистой лапой. – Но так и не смог найти орбов. Это какая-то мистика. Их нет ни у вас, ни на уровнях. Где же они тогда вообще могут быть? Может это какой-то глюк? Может сквозь текстуры провалились?
– Главное, что у тебя остался третий орб, – важно заключил Толстосум. – Без него Коротышке не видать победы, как своего рога. Беспокоиться не о чем. Мир игры не будет разрушен и все мы останемся на своих местах.
Жалобный блеск в глазах остальных жителей давал понять, что они не разделяют позиции Толстосума.
– Может нам разбиться на пары и ещё раз прочесать уровни? – предложил Гепард. – Ты вполне мог что-то упустить во время своих поисков.
– Боюсь, ничего другого не остаётся, – согласился Дракончик.
– О, чур я с Кролей! – поднял руку Пингвин.
– Мечтай, яйцеголовый, – резко осадила приятеля Кенга. – Девочки направо, мальчики налево.
– Гепард, пойдёшь со мной, – подбежал к порталу Дракончик. – Начнём с Солнечного Пляжа.
На уровне было спокойно. Носороги сновали туда-сюда, крабы по своему обыкновению поджидали неосторожных прохожих у кромки воды. В одном из дальних углов скромно стояли скриптовые персонажи – тюленятки.
– С чего начнём? – Дракончик обвёл пляж глазами. – Я обыщу сушу, а ты полезешь под воду? Или наоборот?
– Да, я как раз хотел сказать... – замялся Гепард. Дракончик вопросительно глянул на друга.
– Может искать орбы это не такая уж хорошая идея? Это я к тому, что не всем хотелось бы провести остаток вечности внутри повторяющейся видеоигры.
– Тебе что, захотелось вернуться в инвалидное кресло? – Дракончик с подозрением начал сверлить Гепарда взглядом.
– Мне – нет. Но подумай о других жителях леса. Разве ты не успел заметить, что этот мир, он ненастоящий? Здесь не получаешь удовольствия от еды. Здесь не получаешь удовольствия от общения, ведь все персонажи это неодушевлённые скриптовые болванчики. Здесь даже поцеловаться нормально нельзя! – выпалил Гепард, вспомнив о своих сложностях с Кролей.
– И что, предлагаешь заявиться к Коротышке и отдать ему последний орб? Давай, победи нас и закончи игру? Так что ли получается?
– Мы все устали, Ларик.
Дракончик в ярости раскинул крылья, обдавая гепарда струёй пламени из своего рта.
– Я же просил никогда больше не называть это имя! – он угрожающе нагнул рога в сторону Гепарда. – Я Дракончик, ясно? И я тратил желание всей своей жизни не для того, чтобы потом отказываться от него только потому, что вам, видите ли, надоело! К тому же я не помню, чтобы я тащил вас сюда силой. Вы все добровольно согласились стать частью моего желания!
– Кроме Дим Палыча.
– Кроме Коротышки! Он заслужил!
Гепард сел на песчаную текстуру пляжа, обняв колени руками.
– Я разговаривал со всеми остальными жителями леса. Они сильно страдают. Даже Толстосум не против вернуться. Разве мир, построенный на страданиях стоит того, чтобы в нём жить?
Дракончик отступил на шаг назад и резко замотал головой, словно желая прогнать услышанные слова.
– Разве ты не мой лучший друг? Разве ты не должен во всём поддерживать меня?
– Мой лучший друг это Кроля, Ла... Дракончик.
– Но как? Я думал...
– Чтобы человек стал твоим лучшим другом, недостаточно вынуть его из инвалидного кресла и запереть в сказочном мире. Друзьями становятся не в благодарность, а из симпатий.
Ошарашенный словами Гепарда, Дракончик тоже сел на песок, даже забыв зевнуть или почесать мордочку.
– У нас с Коротышкой был план заполучить третий орб, – нарушил молчание Гепард, глядя сквозь морскую гладь. – Но я так и не придумал как это сделать. Ты постоянно держал орб внутри себя, изъять его силой или хитростью было бы невозможно. Поэтому я решил просто сказать всё как есть, надеясь, что ты услышишь и поймёшь меня. Прости.
– Значит...
– Да, – гепард ответил быстрее, чем дракончик задал вопрос. – Это я украл первые два орба. Я поместил их туда, где никто не догадался бы их искать. Они всё ещё в Летнем Лесу, у скриптовых персонажей. Первый ты найдёшь в хвосте белки, второй под шапочкой дятла. Теперь ты знаешь всё.
Дракончик затрясся. Он не мог понять какое именно чувство переполняет его. Казалось, это была не то ярость, не то обида. Впрочем, вполне вероятно, что это были оба чувства сразу.
– Вот значит как! Мой лучший друг оказался совсем не лучшим. Обманул меня, а теперь надеешься разжалобить своими красивыми речами? А обо мне ты подумал? Ты даже не знаешь каково мне было в школе, с этими вечными Дим Палычами и кретинами, чьи мысли были только о стрелялках и пиве. Ах, да, ты же всё это время просидел на домашнем обучении в кресле, весь такой обласканный и жалеемый. Какого понимания от тебя вообще можно ждать? – только сейчас Дракончик заметил, что из его глаз текут слёзы.
– Я сделал это не ради себя, а ради других. Мне самому не хочется возвращаться обратно в кресло. Но я готов пожертвовать своими потребностями, если иного выбора нет. Советую тебе прекратить быть эгоистом и сделать так же, – Гепард встал и медленно побрёл вдоль прибоя.
– Ну и ладно! Вали! Отправляйся к своему любимому Коротышке, раз он для тебя важнее друга! Сидите вместе на скале и пейте чай! А я свой мир никому уступать не намерен!
Лавовые поля финального уровня бурлили и пенились, в бессилии захлёстываясь о невидимые стены по краям арены. Здоровенный дракон лежал на спине, гостеприимно подставляя живот ящеричным лапам Коротышки.
– Ты мой хороший, – приговаривал Коротышка, лениво почёсывая чудовище.
– Фиаско, – за его спиной вновь появилась фигура, но уже без капюшона.
Коротышка вопросительно уставился на Гепарда.
– Изгнали, – Гепард свесил ноги со скалы.
– Получается, всё? – Коротышка сложил лапки на коленях.
– Получается, всё. Придётся привыкать друг к другу, и находить развлечения в пределах этого уровня.
– Дим Палыч, какие вы знаете словесные игры?
– В города, – машинально ответил Коротышка. В тот момент ему в голову не приходило ничего путного.
– Наверное, придётся изобретать собственные игры. Время у нас есть, – Гепард поднял голову к небу, уставившись на бесконечную синеву игрового космоса. – Уже теперь-то времени у нас более чем достаточно.
Жители леса собрались в центре поляны, окаймлённой мраморными колоннами.
– Это хотя бы веселее, чем просто сидеть и ждать Дракончика, – заметил Толстосум. – Надеюсь, ему удалось найти орбы.
– Надеюсь, Гепарду тоже удалось... – осеклась на половине предложения Кроля.
– А давайте... – чуть было не предложил очередную безумную идею Пингвин, но его осадила Кенга.
– Заткнись! Вон, Дракончик идёт!
Дракончик бежал. Он размышлял что скажет друзьям. Как объяснить Кроле и остальным отсутствие Гепарда? Может соврать, сказать, что он предал их? Нет, такую ложь быстро раскусят. И вообще, будут ли готовы жители смириться с тем, что одного из них изгнали, вычеркнули из этого мира? Наверное, это приведёт к упадку и без того упадочнического настроения жителей. Его возненавидят? Станут бояться и слушаться, лишь бы их самих не изгнали? Дракончик подумал кто из персонажей может стать следующим кандидатом на изгнание, если ему опять что-то не понравится. Наверняка это будет Кроля, ведь Гепард скорее всего посвятил её в его планы. Кроля захочет отомстить? Нет, она для этого слишком мягкотелая. Она скорее захочет вытащить Гепарда или украсть орбы, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Дракончик, задумайся какой мир ты вокруг себя создаёшь.
– Разве мир, построенный на страданиях стоит того, чтобы в нём жить? – вспомнил Дракончик слова Гепарда.
– Ну что, нашёл? Не томи, – от волнения Толстосум даже положил кошелёк на землю.
– Я знаю где орбы, но это неважно, – жители затаили дыхание, прислушиваясь к каждому слову их фиолетового друга. – Гораздо важнее мир, который мы сами для себя создаём. А мне не хотелось бы жить в мире, где все ненавидели бы друг друга. Вот что мы сейчас сделаем...
* * *
Парень склонился над клавиатурой, старательно печатая каждое слово.
«Дорогой дневник.»
Палец на секунду завис над клавишей бэкспейс, но парень не стал нажимать, оставив вступление как есть и печатая дальше.
«Хотелось бы мне написать, что всё кончилось хорошо, но это было бы ложью. Идеальные концовки бывают только в видеоиграх, а реальная жизнь это не видеоигра. Идеально было бы, если бы все получили чего хотят, подружились между собой, а потом по экрану пошли финальные титры. В реальности я сейчас учусь в школе. Одноклассники с их глупыми увлечениями продолжают страдать ерундой, но я стараюсь не обращать на них внимания. Дмитрий Павлович... Я думал он меня возненавидит, но вместо этого мы просто начали избегать друг друга, делая вид, что нас не существует. Наверное, стоило бы извиниться перед ним за вынужденное заточение, хоть я и не горю желанием этого делать. Что касается остальных участников этой истории...
Толстосум оказался единственным, у кого оказалось неиспользованное желание. По-слухам, он потратил его на то, чтобы раздать долги и зажить спокойной жизнью. Взглянув на фотографии Кроли, я понял почему ей не понравился этот мир и она захотела в сказочный. Кенга... оказалась парнем! А про Пингвина я больше не слышал. Всегда представлял его невзрачным лысым дядечкой в годах. Скорее всего, в реальности так оно и оказалось.»
Парень перестал печатать, разминая пальцы и кидая взгляды в окно, за которым безмолвно светило Чёрное Солнце – трансцендентный объект, дающий каждому человеку возможность исполнить практически любое его желание.
«Я стал чаще навещать Гепарда, то есть Юру. Не держу на него зла и даже рад, что он уговорил меня отказаться от своего желания. Может быть, когда-нибудь мы с ним станем лучшими друзьями. После того, как я отдал все три орба ему, надо было только проиграть Коротышке, чтобы закончить игру. Это было несложно, я всё время специально падал в лаву, чтобы потратить все жизни. Сейчас я уже не играю в Приключения Дракончика. Диск с игрой просто стоит у меня на полке, напоминая о том, что когда-то я был большим её фаном. Рано или поздно всё проходит.
В этом мире тяжело. Всё время надо что-то делать. Но если выбирать между сказочным миром, в котором даже отношения ненастоящие, и реальным, в котором каждый человек может сам решать как ему жить и с кем дружить, я выберу реальный. Пусть этот текст станет предостережением для тех, кто ещё не загадал своё желание.»
И перед тем как нажать кнопку «отправить», молодой человек дописал:
«Илларион Кузнецов, 16 лет, ученик 11-го класса школы №107 города Москвы.»
Под заревом Чёрного Солнца
Всё началось с того, что какой-то дурак решил потратить своё желание на создание неприступной башни в центре Москвы. В том, что башню пожелал именно дурак, Хан даже не сомневался. Ну казалось, пожелай себе денег, женщин, на худой конец расправы над злейшими врагами – так нет, обязательно было ставить в центре оживлённого перекрёстка уродливый монолит.
– Товарищ... – Хан вдруг понял, что не знает как обратиться к хозяину башни. – Товарищ хозяин башни! – эхо полицейского мегафона пронеслось по всей улице. – Огласите ваши требования!
Дмитрий выглянул из небольшого застеклённого окна башни и обвёл взглядом всю полицейскую ораву, окружившую перекрёсток.
– Требования, требования... – вслух пробубнил себе под нос Дмитрий. – Чтобы все от меня отстали – вот моё требование.
Прошло почти две недели с тот момента, как башня Дмитрия возникла на пересечении двух крупных улиц. Причудливый гранитный цветок, пробив хлипкий слой столичного асфальта, в считанные секунды вырвался на свободу и взмыл вверх, увеличиваясь в размерах подобно бобовому стеблю из сказки. Сигнал светофора рядом с переходом не успел сменить свой цвет с красного на зелёный, как башня во всём своём великолепии уже выросла посреди перекрёстка, устремив остроконечный шпиль прямо в затянутое облаками небо.
Поначалу пришли полицейские и Дмитрий немного испугался, глядя как они шастают вокруг его нового дома, навешивая жёлтые флажки. Вскоре полицейские ушли и ещё пару дней Дмитрия никто не трогал. Он даже выходил из башни в ближайший супермаркет за покупками. Некоторые прохожие удивлялись, называя Дмитрия «хозяином башни», но большинству было плевать. Что они, воплощённых желаний никогда не видели?
Кассирша Маринка как всегда сидела на своём привычном месте, пробивая товары, конвеером стекающие в лоток за стойкой.
– Вот глупышка, – думал Дмитрий. – Потратила бы своё желание на что-нибудь действительно полезное, вместо того, чтобы работать на этой каторге. Пожелала хотя бы денег что ли, если ни на что другое фантазии не хватает.
– Пакет надо? – раз за разом вопрошала Маринка.
– Я со своим, – раз за разом отвечал Дмитрий.
– Вижу, ты теперь «хозяин башни», – в шутку говорила Маринка. – Пригласил бы меня на чай. Страсть как хочется увидеть что там внутри.
– У меня сейчас сложный период, – отмахивался Дмитрий. – Полицейские всё ходят и ходят вокруг башни, навешивая флажки. Обстановка совсем не романтическая, знаешь ли, – мямлил Дмитрий, заставляя Маринку хихикать над его простодушно-прямыми ответами.
Нет, Маринка, конечно, хороша, но слишком невзрачна, совсем не в его вкусе. Дмитрий мечтал о девушке под стать себе – с большими грудями и хорошей фигурой, не тратящей свои желания на что попало и не работающей на низкооплачиваемой работе. С такой девушкой он с радостью провёл бы оставшуюся часть жизни в своём неприступном гнёздышке. И никто не отвлекал бы его от их маленького уютного счастья...
– Дмитрий Константинович! – голос из громкоговорителя отвлёк Дмитрия от мечтаний. – Разрешите подойти ближе и обратиться! Я один и я без оружия! Я не намерен причинять вам вреда. Хочу просто поговорить.
Дмитрий отложил замызганную кружку с кофе и нехотя встал из за компьютера.
– Выяснили, значит, моё имя, – хмыкнул Дмитрий, открывая дверь башни. – Можете войти.
Этот человек выглядел сурово. Подстриженная клином бородка и пронзительный взгляд напомнили Дмитрию о жестоких полководцах прошлого.
– Здравствуйте, Дмитрий, – человек протянул ладонь для приветствия. – Меня зовут Хан. Я начальник полиции. Другой полиции, если вы понимаете о чём я.
– Все знают о другой полиции, – Дмитрий пожал руку.
Отдел по Борьбе с Незаконными Желаниями. О да, эти ребята успели поломать много судеб. Как только появлялся человек, пожелавший себе чего-то совсем уж невероятного, вроде суперсилы стрелять атомными бомбами из рук, тут же появлялись ОБНЖ и устраняли наглеца. Казалось бы, разумное начинание в деле поддержания мирового баланса, вот только список запрещённых желаний в кодексе ОБНЖ был поразительно длинным. Агенты другой полиции брались за отмену даже самых непримечательных желаний. Например, в прошлом году они зачем-то устранили никому неизвестного шоумена, пожелавшего себе возможность смешить людей по щелчку пальцев. Дмитрий не знал какими принципами руководствовалась другая полиция, зато хорошо понимал: если агенты ОБНЖ заявились к тебе в башню – жди беды.
– Ну и как ты собираешься меня шлёпнуть? – думал Дмитрий. – Пистолет в рукаве припрятал? А может у тебя самого есть суперсила? Сейчас как выстрелишь лазером из глаз...
Однако, Хан был удивительно вежлив. Расспросив Дмитрия о том, как у него идут дела, он вновь пожал ему руку и попрощался, покинув башню тем же путём, каким и зашёл в неё.
– Ничего не понимаю, – недоумевал Дмитрий. – Может он просто убедился в том, что я сильнее него, и не стал лезть на рожон?
И только спустя несколько часов Дмитрий догадался, что его вежливый собеседник изначально не собирался нападать на хозяина – он просто оценивал обстановку и запоминал расположение комнат.
– Ха, – усмехнулся Дмитрий. – Старый проныра не знает, что внутри башни я бог и легко могу менять расположение комнат и коридоров, – стены башни тут же подчинились, деформируя собственные внутренности в ряд небольших тесных камер. – Посмотрим как удивятся агенты ОБНЖ, когда полезут меня штурмовать.
Здесь Дмитрий не ошибся – штурм не заставил себя долго ждать. Агенты другой полиции легко выбили дверь (Дмитрий позволил им это сделать), но застряли в клетке камеры, набившись в неё, как сельди в бочку. Основательно помяв вооружённый отряд прутьями клетки, Дмитрий сжалился и велел башне выплюнуть этот мусор наружу.
– Не буду доходить до смертоубийства, – решил Дмитрий. – Я же не маньяк какой.
– Хан Викторович! – обратился молодой полицейский к своему начальнику. – Прикажете приступать ко второй фазе операции?
В чём точно нельзя было обвинить Хана, так это в нерешительности. Будучи человеком старой закалки, он был очень упорен в достижении своих целей и в любой ситуации был готов на любые, даже самые крайние меры.
– Рано или поздно мы прищучим этого мальчишку, – Хан имел в виду Дмитрия. – Даже если нам придётся сжечь всё дотла.
И в ход пошёл напалм.
Но сколько бы башню ни поливали жидким огнём, она продолжала стоять как ни в чём не бывало. С замиранием сердца Дмитрий следил за огненным вихрем, обволакивающим его неприступное убежище раскалённой стеной. На мгновение Дмитрий даже немного испугался. Агенты ОБНЖ хорошо знали своё дело. Что, если со временем они смогут сломить сопротивление башни? Ведь смогли же они тогда убить человека, который пожелал стать неуязвимым. И что, если Хан пожелает или прикажет одному из своих агентов пожелать, чтобы башня рухнула? Нет, правила Чёрного Солнца не позволят одному желанию отменить другое. Дмитрий подошёл вплотную к окну и поднял голову. Вот он, новый бог всего человечества – безмолвный чёрный кругляш, недвижимо висящий в небе. Сколько жизней он ещё оборвёт? А сколько спасёт?
Устав от бесплодных попыток, люди Хана прекратили огонь. Отозвав огнемётчиков и сев в свои хромированные автомобили, они неторопливо разъехались, оставив башню стоять в гордом одиночестве. Это конец? Дмитрий победил? Нет, всё не может быть так просто. ОБНЖ не сдаётся после первой же неудачи. Наверняка они притаились где-нибудь за углом, чтобы в решительный момент напасть на него исподтишка.
Подождав ещё несколько часов, Дмитрий вернулся к компьютеру, а когда наступила ночь, создал для себя кровать и завалился спать. Проснувшись на следующее утро, Дмитрий первым делом побежал к окну. Полицейских по-прежнему не было, только пара редких прохожих в отдалении шли по своим делам. Дмитрий осторожно высунулся из-за дверного проёма и огляделся. Медленно ступая по тротуару и в любой момент готовый забежать обратно в башню, он направлялся к супермаркету. За кассой привычно сидела Маринка и со скуки листала телефон – утром покупателей не было.
– Привет, – поздоровался Дмитрий.
– О, поздравляю! – увидев старого знакомого, Маринка почему-то пришла в восторг. – Здорово ты вчера разогнал этих копов.
– Но откуда ты знаешь? – удивился Дмитрий. – Тебя же там не было. Постой-ка... Ты агент ОБНЖ! – Дмитрий засунул руку в карман, делая вид, что хватается за невидимый пистолет.
– Нет же, глупый, – Маринка хихикнула. – Ты герой вчерашних новостей на первом канале. И о твоих приключениях знает уже вся Москва. У тебя в башне что, телевизора нет?
– Только компьютер, – честно признался Дмитрий. – Телевизор я не смотрю.
Ну и дела. Похоже, он и правда стал героем на один вечер. А это значит победа? Дмитрий и правда победил! Уделал этих полицаев, которым только дай повод и они будут кошмарить тебя даже за самое невинное желание. Направляясь обратно к башне с полным пакетом еды, Дмитрий гордился собой. Ещё бы, ведь не каждый день обычному человеку удаётся...
В глазах помутилось и сознание меньше чем за секунду покинуло Дмитрия, заставив его выронить пакет из рук. Голова с глухим стуком безжизненно упала на криво облицованную плиткой мостовую. Снайпер хорошо знал своё дело. С каждым мгновением лужа крови под неподвижным телом Дмитрия расползалась вширь, тонким ручейком стекая между поребриками мостовой.
– Приём, Ифрит. Цель уничтожена.
– Вас понял, Оса. Товарищи, мы его сделали! – ухмылялся Хан, празднуя победу со своими подчинёнными. – Пошлите медиков, пусть уберут тело с тротуара. Да, и снесите наконец эту чёртову башню.
Однако, всего через десять минут Хан получил новое сообщение от встревоженных медиков.
– Приём, Ифрит. Тело исчезло.
– Что значит исчезло? – возмущению Хана не было предела. – Не мог же труп вскочить на ноги и сбежать!
– Секунду... Ифрит, вижу цель. Он снова находится в башне.
– Что? Как такое возможно?
Рано праздновать победу, мерзавец. Дмитрий облокотился на дверной проём, с улыбкой победителя наблюдая за впавшими в ступор медиками.
– Убить-то ты меня убил. Но я был бы идиотом, если бы не застраховался от подобного случая.
Дмитрий хорошо умел скрывать свои секреты. Никто не знал, что башня, дававшая ему приют и защищающая от атак извне, была ко всему прочему ещё и точкой возрождения, рестарта своего хозяина.
– Можете убивать меня хоть сотню раз, – ликовал Дмитрий. – Я всё равно воскресну в башне. А внутри башни вы меня не достанете, потому что на своей территории я всемогущ. Идеальная схема неуязвимости! Не то, что у того якобы неуязвимого неудачника, которого вы тогда пришили.
С этого момента Дмитрий безбоязненно мог отлучаться из башни в супермаркет. Снайперы подстреливали его ещё несколько раз, и даже пытались слямзить тело до воскрешения, но каждый раз терпели неудачу, и в итоге отступили. Теперь Дмитрий был безоговорочным хозяином перекрёстка. Он мог ходить где захочет, делать что захочет, и никто не пытался его остановить.
А ещё через неделю на пороге башни возникла загадочная незнакомка. Он была как раз во вкусе Дмитрия: стройное тело, большая грудь, томное лицо. Вот только Дмитрию не было понятно как она смогла войти в башню без его разрешения.
– Обожаю памятники архитектуры, возведённые желаниями, – не здороваясь, начала щебетать незнакомка. – Однажды я была в Найроби, так там один местный житель потратил своё желание на возведение самого высокого в мире десятикилометрового небоскреба. Правда, потом он всё равно рухнул, потому что желание было неправильно сформулировано, – заливисто расхохоталась девушка.
– Вы вообще кто, тётя? – Дмитрий взял со стола полупустой бокал с дешёвым вином из пакета, прислонился к стенке и начал не спеша потягивать содержимое, перебирая в голове возможные варианты появления его новой гостьи.
– Извини, не представилась. Лия, – протянула ладонь незнакомка, но Дмитрий не шелохнулся.
– Ты не можешь быть здесь. Даже если очень-очень сильно пожелаешь этого. В этой башне я царь и бог, а одно желание не может отменять другое. Чёрное Солнце этого не позволит.
– Оно и не отменяет. Ты по прежнему царь и бог в своей башне, разве нет?
Лия была привлекательна. Но Дмитрия отпугивало её неожиданное абсолютно нелогичное появление. Своим визитом она словно разрушила его маленький неприступный мирок, в котором не было место ни для кого другого, кроме его хозяина.
– Дай угадаю, ты агент ОБНЖ? – Дмитрий отложил бокал с сторонку и сел на стул, размышляя что делать с незнакомкой, если она внезапно нападёт.
– Я? ОБНЖ? – незнакомка вновь заливисто рассмеялась. – Ни за что не стала бы сотрудничать с этими упырями. Если бы я была агентом ОБНЖ, я бы наверное постаралась проникнуть в башню незаметно и ударить тебе в спину. Но уж точно не заходить с главного входа и не разговаривать с тобой пока ты пьёшь... что там у тебя?
– Неважно, – отмахнулся Дмитрий. – И всё-таки, как ты попала в башню?
– Когда-то я пожелала... – лицо незнакомки стало серьёзным. Она явно не знала с чего начать свой рассказ. – В общем, я могу становиться бесплотной как ветер и проникать в любые самые потаённые места. Я выросла в небольшом северном городке, где зима была по десять месяцев в году, и я всегда мечтала о путешествиях. И вот, моё желание наконец-то сбылось, – Лия развела руками. – Ну что, покажешь мне свою башню? Или выгонишь вон? – незнакомка умоляюще уставилась на Дмитрия.
После нескольких визитов Лии Дмитрий привык к ней. Полицейские по-прежнему не смели его трогать, раз в неделю появляясь в порядочном отдалении от башни и делая какие-то снимки. Однако, в один из дней привычный уклад его жизни был разрушен. Когда Дмитрий в очередной раз проводил время с Лией, агенты ОБНЖ оперативно оградили башню плотными металлическими ставнями.
– Нас заперли в ловушку, – заключил Дмитрий, глядя как последние лучи солнца исчезают за непроницаемыми листами металла. – Надо включить свет, – на потолке комнаты сами собой возникли мраморные плафоны.
– Ого, ты и так умеешь? Хотя, если честно, меня уже ничего не удивляет, – Лия пригубила из бокала вслед за Дмитрием.
– Ты ещё всего не видела, – красовался Дмитрий. – Эти идиоты думают, что смогут закрыть мою башню, изолировать её. Но смотри что будет дальше, – с этими словами снаружи башни послышался скрип, а вслед за этим, протяжно охнув, одна из металлических ставень повалилась прямо на бетон.
– Ты что, можешь двигать башней?
– Не задавай вопросов. Смотри, – Дмитрий сделал жест рукой в сторону окна.
За окном разворачивалась странная картина. Агенты ОБНЖ с пистолетами и автоматами хаотично сновали туда-сюда, перекатываясь и стреляя в разные стороны. Издалека могло показаться, что они ведут беспорядочный огонь друг по другу, танцуя какой-то непонятный танец, но стоило Лии приглядеться, как она различила фигуру неизвестного существа, сливавшегося с серой плиткой мостовой.
– Это что, голем? – встревожилась Лия, глядя как потоки песчаного вихря раскидывают агентов ОБНЖ.
– Он и есть, – Дмитрий был горд своим детищем.
Пули проходили сквозь голема, не причиняя ему никакого вреда. Агенты другой полиции были абсолютно беспомощны против своего сверхъестественного противника. Раненые пытались вставать, но были придавлены к земле столбами многочисленных песчанных щупалец голема.
– Это невероятно. Никогда не видела ничего подобного, – комплименты Лии воодушевляли Дмитрия.
Вдоволь побесновавшись и не оставив на поле боя соперников, голем принялся за ставни, легко срывая их с башни одну за другой. Наконец, когда со ставнями было покончено, песчаное создание подошло вплотную в башне и вновь стало с ней единым целым.
– Это только один был. А так я могу и одновременно десятью управлять, – похвастался Дмитрий, гадая сможет ли он призвать больше одного голема за раз.
Чувства Дмитрия к Лие день ото дня становились всё глубже, пока не оформились в привязанность. Казалось, она тоже испытывает к нему чувства, но в ней было что-то роковое – маленький холодный айсберг, который прятался в глубине её сердца и не давал Лие раскрыться Дмитрию целиком.
– Расположение комнат в башне может меняться, – объяснял Дмитрий. – Но сердце башни всегда находится в самой её глубине, под шпилем. Сердце отвечает за жизнь башни. Не будет сердца – не будет и самой башни. Само собой, с сердцем ничего не случится, ведь никто не сможет проникнуть в башню без моего позволения. И уж тем более никто не сможет одолеть в ней меня, – успокаивал себя Дмитрий.
Потом была ночь любви и Дмитрию казалось, что его доверие к Лие было вознаграждено сполна. Однако, сама она не торопилась открывать Дмитрию свою душу.
– Нам нужно больше доверять друг другу. Ведь мы собираемся жить здесь долго и счастливо, – любил повторять Дмитрий. В ответ на его речи Лия послушно кивала.
Однажды, он вышел за очередной пачкой дешёвого вина. На улице светило солнце. Несмотря на будний день, перекрёсток был пуст.
– Тебе что-нибудь взять? – спросил Дмитрий перед уходом.
– Нет, спасибо. Можешь не торопиться, я подожду.
– Подождёшь? Чего? Моего возвращения? – пожал плечами Дмитрий и направился в сторону супермаркета.
– Закрыто, – подёргал Дмитрий ручку двери и заглянул через стеклянные витражи внутрь здания. – Должно быть, у них ремонт.
Что ж, единственное утешение это вернуться и провести этот день с Лией, допивая остатки вчерашнего вина и коротая время в бесконечных разговорах обо всём на свете. Предательская пуля снайпера пронзила ногу Дмитрия насквозь, заставив его подкоситься и упасть на землю.
– Да сколько ж можно! – хоть Дмитрий и привык к выходкам снайперов, ему всё равно было очень больно.
Вторая пуля прошла через живот. Теперь Дмитрий недвижимо лежал среди редкой травы, ожидая пока жизнь окончательно покинет его.
– Надо будет натравить на них големов, – промелькнуло у него в голове. – Не в одиночку же им развлекаться.
Третья пуля заставила содержимое головы Дмитрия разлететься на два метра вокруг.
– Скорее, к башне! – подсознание Дмитрия тонкой змейкой устремилось к спасительному дому. Но сколько бы оно ни металось в воздухе, ему не удавалось найти отправной точки, с которой можно было бы начать воскрешение.
– К башне! К башне! – агонизировало подсознание, не в силах найти то, к чему оно так жадно тянулось. Дмитрий чувствовал, что его жизнь угасает. Но самое страшное было в том, что он понимал, что она угасает окончательно. Башня была разрушена? ОБНЖ смогли найти способ обойти его неуязвимость? Как много вопросов и ни на один из них ему не суждено было узнать ответа. Похоже, он окончательно проиграл. Прощай, башня. Прощай, Лия...
Хромированные автомобили ОБНЖ неторопливо окружили неприступный монолит посреди перекрёстка. Полицейских было много. Каждый из них держал в руках оружие, будто готовясь вступить в бой с хорошо подготовленным отрядом врагов. Испуганно озираясь по сторонам, из башни с опаской выглянула девушка. Сойдя с крыльца, девушка пошла навстречу к многочисленным полицейским. Напротив неё, улыбаясь хищной улыбочкой, стоял хорошо знакомый полководец.
– Сделала?
– Да. Прилепила прямо на сердце башни. Потом вернулась на первый этаж и услышала взрыв.
– Хорошо, – удовлетворённо кивнул головой Хан.
– Хан Викторович, прикажете убрать? – один из команды медиков указал на остывающее тело Дмитрия.
На секунду Хану показалось, что Дмитрий сейчас вскочит, возродится с единственной целью – вцепиться ему, Хану, в горло; но ничего не происходило – то, что недавно было Дмитрием, не проявляло никаких признаков жизни.
– Убирайте.
– Хан Викторович, что насчёт нашего договора? – заметно волнуясь, спросила Лия.
– Свою часть сделки ты выполнила. Настало время мне выполнить свою. Завтра транспортируем твою маму в Германию и положим в клинику.
– Спасибо, Хан Викторович.
Со стороны башни послышался протяжный грустный скрип. Лишившись своего хозяина, монолит осел, разрушился под собственным весом, медленно превратившись в груду песка, кирпичей и обрезков металла. В воздухе тут же заплясала чёрно-ржавая пыль.
– Глупый, глупый Димка, – Лия провела ладонью по лицу, стирая со лба ржавый налёт. – Спасибо, что оказался достаточно наивен, чтобы уступить мне первенство в гонке жизни. Прощай, бывший хозяин башни. Теперь меня ждут куда более важные заботы, чем нелепые игры в любовь. Прощай навсегда.
* * *
Сознание возвращалось не сразу. Казалось, он медленно просыпался ото сна, пока кровь заполняла его затёкшие от после долгого лежания конечности. Дмитрий открыл глаза и потянулся. Его окружала небольшая комнатка, обставленная так, что можно было подумать, что здесь живёт какая-то совсем старая бабушка. Дмитрий ощупал свою голову. Голова была цела, равно как и все остальные части тела. Всё ещё ничего не понимая, Дмитрий встал с кровати, вышел из комнаты и открыл входую дверь дома.
В глаза ему ударил яркий луч солнечного света. За дверью простирался засаженный помидорами и картошкой огород, а во дворе рядом с домом сидела Маринка.
– Как спалось? – Маринка помахала рукой Дмитрию.
– Это рай?
– Это деревня под Москвой! – глупо захихикала Маринка.
– Но как? Я же точно помню, что умирал! – недоумевал Дмитрий.
– Правильно помнишь, – согласилась Маринка. – Как только я увидела, что твоя башня упала, я сразу поняла что произошло. И пожелала, чтобы ты снова оказался жив.
– Ты потратила своё желание на меня? Наверное, я должен сказать спасибо, но, знаешь, это самая глупая трата желания, что я видел в своей жизни.
– То же можно было сказать и о твоей башне, – не осталась в долгу Маринка.
– Во дела! Не верится, что я до сих пор жив, – Дмитрий присел рядом с Маринкой. – Много времени прошло с момента моей смерти? Интересно, что сейчас с Ханом? И Лией?
– Всего сутки. Мне не нужно твоё спасибо, но о единственной вещи тебя прошу: забудь о мести Хану. Или о том, чтобы поквитаться Лией.
– Да без проблем! – легко согласился Дмитрий. – Я и не собирался искать Хана. Или Лию. Или как там её на самом деле зовут. Пусть делают что хотят.
– Вот и хорошо, – Маринка положила свою голову на плечо Дмитрия.
Дмитрий не стал рассказывать Маринке о вездесущей ржавчине, сокрытой в сердце его бывшей башни и призванной стать последним подарком тому, кто посмеет её уничтожить. Не стал он рассказывать и о том, что каждый, на кого попадут споры грибка, сам постепенно начнёт превращаться в ржавчину – до тех пор, пока через три дня окончательно не превратится в безжизненный кусок металла. Зачем Маринке такие ужасные подробности? Лучше просто сидеть на природе и наслаждаться моментом. Воистину, Дмитрий хорошо умел скрывать свои секреты.
Прошёл месяц. Дмитрий и Маринка неплохо обустроились в деревне. Дмитрий оказался хорошим мастером на все руки и быстро поменял шифер на крыше. Маринка не могла нарадоваться тому, как резво он решает вопросы с домом и обустраивает их новое жилище. Вокруг расцветал причудливый новый мир – мир, в котором у каждого человека было право на самое безумное желание. В отличие от большинства других людей, У Маринки и Дмитрия больше не было желаний, потому что они оба успели их потратить. Им никогда не было суждено обзавестись суперсилой, получить гору денег или слетать на Луну. Но знаете что? Эти двое были совершенно счастливы.
Егорка-снегирёк. Продолжение новогодней сказки
Первая часть тут: Егорка-снегирёк. Первый опыт написания сказки
Хотел было Егорка вперед выйти, да синица его крепко обхватила крылышками, и под корень упавшего дерева оттащила. Спрятались они там, и она говорит ему потихоньку:
- Куда ты собрался, мальчик-снегирёк? То филин лесной, он на слух сладкоголосый, а на деле злой и хитрый. Покажешься ему – проглотит в два счета, и не заметит! Зря мы с тобой сюда пожаловали!
- Где же вы дорогие мои гости, спрятаться удумали? – филин взлетел с дерева и на землю спикировал. Здоровенный, нахохлившийся, когти – что сабли, клюв крепкий, острый – хоть орехи им коли.
– Куда запропастились, голубчики? Уж я вас встречу, уж я вас поприветствую, как следует. Выходите, птички-синички, подобру-поздорову!
Ходит филин туда-сюда, ступает тяжело, воздух втягивает, и глазищами-фонарями своими по сторонам вращает. Страшно стало Егорке – кому хочется жизнь человеческую в когтях птичьих окончить?
А филин, тем временем, остановился рядышком с их укрытием, так что лапку протяни – его перьев коснешься. В небо посмотрел, нахмурился, да заворчал:
- Неужто ушли, родимые, ужель упорхнули, пернатые?
Вдохнул полной грудью Егорка, посмотрел довольно на синичку:
- Ну все, спасены.
И тут – раз! Оборачивается филин, стремительно так, и к ним, под корень, кааак глянет! А глаза – как две луны, прямо на Егорку уставились!
- Попались, супчики! От старого филина еще никому спрятаться не удавалось!
- Улетай, мальчик-снегирёк! – закричала синичка, - спасайся!
Бросились они с синичкой из-под дерева в разные стороны – она налево полетела, а Егорка – направо. Ухнул филин, растерялся было, но тут же подбоченился, и вслед за синицей ринулся.
А Егорка летит – будто всю жизнь небо крыльями рассекал. Высоко поднялся, и только потом вниз обернулся. Глядит – а филин лесной синичку когтями своими острыми схватил, и на дерево к себе тащит. Улыбается, да приговаривает:
- У-ух, знатный ужин мне сегодня достался, синичку я с удовольствием отведаю! Проглочу тебя – а потом и снегирька достану!
Рассердился Егорка, да так, что даже бояться перестал. Нельзя синичку в обиду этому злыдню давать, на растерзание! Спасать ее нужно!
Да только подумать-то легче, чем сделать. Филин – вон, какой большой, а Егорка маленький, и когтей у него таких не водится, и клюва. Эх, рогатку бы, он бы ему мигом показал! Но нет её - стало быть, хитростью брать надо.
А филин, того и гляди, съест бедную синичку. Бросился Егорка вниз, что есть мочи, прямиком к нему полетел.
- А, вернулся, - обрадовался филин, - прямиком к столу подоспел. Сейчас подружкой твоей закушу, а тебя – на десерт.
А синичка из когтей филина смотрит не Егорку жалобно, обреченно.
- Слыхал я, умные вы птицы, филины, - говорит Егорка, - вот все думал, как бы проверить. Появилась у меня идейка одна, замечательная. Хочешь, расскажу?
А филины любопытные – страсть, это каждому известно. И умом своим хвастать те еще любители. Уставился он на Егорку, но синицу из когтей не выпускает:
- Рассказывай!
- Ну, нашёл простака! Давай, мы вот как поступим: я тебе две загадки загадаю. Если обе отгадаешь – вместе нас проглотишь. Одну из двух – первым отужинаешь, а второго восвояси отпустишь. А ни одной – обоих нас выпустишь. Идет? Но чтоб по-честному!
Зафырчал филин, заухал, глазищами завертел.
- Больно сладко поёшь, снегирёк! Не нужны мне твои загадки – синичку я и так съем, а там того глядишь, и тебя сцапаю.
- Ну, как знаешь, - насмешливо посмотрел на него Егорка, - так я и думал, что брешут все о вашем уме. Либо ты трус, либо глупец, а тут поди, разберись, что хуже.
Такого филин стереть уже не мог – слишком гордился он своим филиньим происхождением.
- Ах вот ты как! – рассвирепел он, - ну ладно, будь по-твоему! Загадывай! Только, если я одну из двух отгадаю – тебя съем, а синицу – выпущу! Согласен?
Жуть как страшно стало Егорке, но отступать-то некуда – разве можно синичку бросать?
- Согласен!
- Тогда загадывай! – воскликнул филин, и нахохлился, навострился в предвкушении.
- Ну, вот тебе первая. Крыльев нет, а летает. Глаз тоже нет, а всё слезы льет. Кто это?
Крепко задумался филин. И крыльями махал, и головой вертел, да все без толку – никак сообразить не может. Наконец фыркнул рассержено, и признал:
- Не знаю! Говори ответ!
- Сперва синичку выпусти, - сказал Егорка, - ведь если вторую угадаешь, ты меня съесть пообещал.
Филин разжал когти, синица из них и вырвалась. Взвилась в небо, и ну перышки чистить. И смотрит на Егорку благодарно, но взволнованно.
- Туча, - сказал мальчик-снегирёк ответ на загадку, - сам посуди. Крыльев нет, а…
- Понял я, – разозлился филин сам на себя за то, что легкую загадку не отгадал, - вторую давай!
- Всегда в пути, но никогда не приходит. Что это?
Уж как думал филин, как голову ломал – и так, и эдак крутился, и с ветки на ветку переступал, и глазищами моргал – да только все одно ничего не придумал.
- Сдаюсь, - раздраженно махнул он крылом, - говори ответ.
- Завтра.
- Что значит – завтра? – вскричал филин, когти выпустил, и над Егоркой навис, - как это завтра, сейчас говори, а не то проглочу прямо тут!
- Это и есть ответ, - развёл крылышками мальчик-снегирёк, - завтра. Всегда в пути, никогда не приходит.
Филин нахмурился, задумался, и наконец, заключил:
- А что, дельно. Занятные у тебя загадки, снегирёк!
- Ты отпустить нас обещал, - смело взглянул на филина Егорка, - я ведь еще слышал, что филины не только умные, но и порядочные.
- Слышал он, - проворчал филин, - не знаю, за всех не скажу, наверняка и среди нашего брата птицы разные водятся. Но я – честный, раз мы уговор держали, то так тому и быть. Летите, пока я не передумал, и больше не возвращайтесь. Увижу – проглочу, и больше никаких загадок!
Егорку с синичкой дважды просить не пришлось – кивнули они филину, и ринулись прочь. Только когда до знакомой елочки добрались, возле которой клюква рассыпана, присели на землю, дух перевести.
Взглянула синичка на Егорку с благодарностью:
- Надо же, какой ты храбрый и добрый мальчик! Спасибо, что жизнь мою спас, я тебе теперь обязана. Как я могу тебе пригодиться?
- Мне бы обратно человеком сделаться, - вздохнул Егорка, - но тут ты мне не помощница. Так что – лети, Новый год на носу, тебя наверняка дома заждались.
- Вот – мой дом, - развела крыльями синичка, - а Дед Мороз – он всеведущий, и наверняка уже знает, как ты благородно поступил. Он тебя обязательно назад в мальчика превратит, вот увидишь.
- Я, наверное, домой полечу, - сказал Егорка, - мама, наверное, переживает. Уж лучше я снегирём буду, но дома, чем без родителей в лесу останусь.
- Тогда спеши, - кивнула синица, - маму нельзя волновать. А я полетаю, посмотрю, глядишь, и Деда Мороза повстречаю, да расскажу ему о том, какой ты смелый.
- Спасибо, - благодарно сказал Егорка, - знаешь, если удастся мне человеком стать, ты прилетай ко мне, я на опушке живу. Я тебя тортом угощу.
- Лучше пшеном, - рассмеялась синичка, и тут же добавила, расстроено, - но если ты человеком станешь, то меня не узнаешь, мало ли синичек на свете. Вы, люди, нас друг от друга не отличаете.
- А мы вот что сделаем, - воскликнул Егорка, бросился к своему шарфу, что на земле лежал, вытащил из него красную нитку клювом, и синице вокруг правой лапки повязал. Не крепко получилось – сложно клювом узлы крутить, но Егорка справился.
- Теперь уж я тебя точно узнаю, - сказал он синице. Она улыбнулась в ответ, и поклонилась мальчику:
- Тогда до встречи, Егорка-снегирёк. Повезёт – свидимся еще!
Егорка поклонился в ответ, помахал синице крылом, и устремился прочь из леса.
Ох и быстро летают птички! Вон уже и дом родной видно, из трубы дымок вовсю идет. А на соседней улице, на Центральной, мальчишки какие-то в снежки играют. Ба, знакомые все лица – это же Колька и Никита, друзья его, Егоркины, закадычные!
Эх, как бы снегирёк хотел сейчас рядом с ними оказаться, бегать, тузить друг друга в снегу, за деревьями прятаться. А еще – они вчера Кольке такую рогатку смастерили, закачаешься! На тридцать шагов бьет! Пострелять бы сейчас, по воро…
Не успел мальчик фразу додумать – что-то свистнуло рядышком, тяжелое и быстрое. Удивился снегирёк, притормозил, нахмурился, и спросил вслух:
- Это еще что такое?
И тотчас же ударило его что-то слева, да с такой чудовищной силой, что он рухнул вниз, как подкошенный. Упал в сугроб, сам не жив, не мертв. И слышит он знакомый, Колькин голос:
- Видал, видал?! Я попал по нему, он туда упал! Бежим скорее, поймаем его!
Понял Егорка, что это давеча сделанную рогатку на нем испытывают. Взлететь было хотел, дернулся – а левое крыло поднять не может, подбили его камнем как следует.
Испугался мальчик-снегирёк – не враги, так друзья его погубят. Из последних сил к забору соседнему ринулся, и сквозь решетку пролез. Рухнул вниз, и замер – тише воды, ниже травы.
А с той стороны заборы уже слышно мальчишек:
- Ну, где же он? Точно сюда упал?
- Да, точно! Ищи лучше! Дай-ка мне!
Совсем они рядом, совсем близко. Вот-вот, разгадают, куда снегирёк спрятался, руки сквозь решетку сунут, да схватят его. Зажмурился Егорка от страха, в комок сжался.
И тут снаружи раздался голос Колиной мамы:
- Коля! А ну, домой! Все за столом сидят, тебя ждут»!
- Иду, мам, - послышалось из-за забора. Раздался топот ног, и все стихло: ушли мальчишки.
Егорка лежал, и дышал тяжело. Крылышко болело, а силы иссякли. Неужели, все так и закончится, возле забора дома номер четыре? Четвертый дом – тут ведь Ванька Пашнин живёт. Вот найдет он его, вот узнает, и тогда точно – пиши пропало.
А, впрочем, найдет, не найдет – итог один. Егорка попытался встать, но ничего не выходило, старался взлететь, но крыло не желало слушаться. Уселся он на снег, пригорюнился.
«Так и суждено мне здесь, в снегу, сгинуть. И ни Нового года тебе, ни мамы с папой, ни сестры».
Он и не заметил, как тот самый Ванька Пашнин, погулять вышедший, рядом с ним остановился. Как опомнился мальчик-снегирёк, глядит – к нему варежка тянется.
Ванька взял его в руку, осторожно, чтобы не повредить – и в рукавичку свою усадил.
Сразу стало Егорке теплее, спокойнее. А Ванька так его, прямо в рукавице, в дом отнёс. Зашел к себе в комнату, снял подушку с кровати, и снегирька на нее уложил. Взял крылышко рукой, осмотрел, да в ящик стола полез. Достал нитки, ватку, нож канцелярский и жгут. Егорка за ним с испугом наблюдал, а Ванька знай себе – без суеты и спешки, что-то под нос себе ворчит. Зафиксировал крыло, жгут с ваткой на место больное наложил, ниткой крепко привязал, вот и повязка получилась. Посмотрел Ванька на это дело, прищурился, и критично так говорит:
- Ну, не идеально, конечно, но лучше, чем со сломанным крылом в сугробе сидеть. Пойдем, на волю тебя выпущу, тебя, наверное, дома ждут.
Стыдно стало Егорке, что дразнил Ваньку, да так, что мог бы – покраснел от корней волос до пят. А Ванька его снова в варежку, и на улицу вынес. Усадил на снег, и говорит:
- Ты попробуй, снегирёк, помаши крылышком.
Егорка попробовал – больно, конечно, но терпимо, и летать можно. Надо же, какой Ванька молодец! А он его – Палисадником дразнил. Балда ты стоеросовая, Егор Владимирович.
- Смотри, - указал ему Ванька на скособоченный, местами дырявый, газетами заткнутый, маленький домик на дереве, - для птиц смастерил. Я не ахти, какой рукастый, зато корм там есть и вода всегда свежая. Прилетай ко мне в гости, когда поправишься?
Егорка кивнул, и Ванька восторженно воскликнул:
- Ух ты! Снегирь меня понимает! Бабушка! – и он бросился в дом, рассказать о том, какую необыкновенную птицу нашел.
Егорка дожидаться его не стал – мало ли, что подумает Ванькина бабушка. Если суждено будет птицей остаться, он его еще навестит обязательно. А если вдруг обернёт Дед Мороз его мальчиком – то лично спасибо скажет. И уж точно больше дразнить не будет.
Полетел Егорка к своему дому. Глядит, на пороге отец – валенки одевает, бушлат теплый – в дорогу собирается. А рядом матушка стоит – взволнованная, руки заламывает. Понял мальчик, что его искать собираются, расстроился. Сел на забор, да глядит оттуда на родных, как сказать им, что сын их снегирем стал, не знает.
И тут слышит Егорка сзади голос знакомый:
- Ну что, юноша, усвоил, урок-то?
Обернулся мальчик-снегирёк, глядит – Дед Мороз стоит, только одет опять как обыкновенный старичок, и борода серая. Смотрит на него, и улыбается по-доброму.
- Наслышан я о твоих делах – синица на хвосте принесла, кумушка моя давняя. Говорит, поступил ты храбро и самоотверженно, чтобы ее от гибели спасти – а это, брат, и есть самое главное доказательства смелости. Думаю я, довольно с тебя птицей оставаться, налетался - пора и честь знать. А то негоже родителям перед праздником переживать. Что скажешь?
- Спасибо, Дедушка, - обрадовался Егорка, - я все-все понял, больше не буду никогда слабых обижать, это самое распоследнее дело!
- То-то же, - усмехнулся Дед Мороз, да палку из-за спины достал. Не успех Егорка охнуть, стукнул ею Дед, и закружилось небо у него над головой, а в глазах снежинки заплясали…
Очнулся мальчик возле той елочки – лежит себе, цел-целехонек, только шишка на лбу зудит.
Вокруг – ни души, в лесу солнце светит, а рядышком клюква разбросана. Понял Егорка, что добрый Дедушка Мороз не только его обратно в мальчишку превратил, но и время назад вернул, чтобы успеть ему домой вовремя воротиться. Отряхнулся Егорка, лыжи поднял, клюкву обратно в сумку собрал, шапку на голову нахлобучил, а шарфом своим – елочку повязал, чтоб не холодно ей было.
Дома мать с сестрой угощений наготовили – клюквы заждались. Стали на стол собирать, к празднику готовиться. А отец у Егорки и спрашивает:
- Ну что, сынок, как съездил-то, без приключений?
А Егорка плечами пожал, и отвечает:
- Да какие приключения? Одна нога здесь, другая там – быстро, как птичка!
Часы уже к двенадцати, вот-вот Новый год наступит. Егорка чая горячего выпил, пирогом с брусникой закусил, и телевизор глядит. И тут, вдруг – стук в дверь!
Отворил отец, а на пороге старый знакомец Егоркин стоит. Синий кафтан с оборками, шапка нарядная, сапоги высокие, да посох в руке. Щеки румяные, борода белая, смотрит на Егорку, улыбается. А тот – дар речи потерял.
- Ну, - говорит, - здравствуйте, дорогие, здравствуйте. Слыхал я, что здесь мальчик Егорка живет, так ли это?
Повернулся отец к Егорке, а тот сидит, слова вымолвить не может, только кивнул утвердительно.
А Дед Мороз, знай себе, продолжает:
- Мальчик этот, по слухам, храбростью недюжинной наделен, и сердце у него – велико не по росту. Потому, подарок ему я принес особенный. Ну-ка, иди сюда.
Подошел Егорка к Деду Морозу, а тот мешок вынул, ручищу в него запустил, и достает оттуда коробку, в красивой обертке:
- Вот, держи. Будет тебе и радость, и польза. А может, не только тебе, но и еще кому – подмигнул ему дедушка.
Взял Егорка коробку, прижал ее к себе покрепче, и сказал благодарно:
- Спасибо!
Утром, первого января, на улице было морозно и свежо. Ванька Пашнин, проснувшись и позавтракав, вышел во двор, подышать воздухом и поменять корм в домике для птиц. Не успел он и пары шагов ступить, как окликнул его знакомый голос:
- С Новым годом!
Ваня голову повернул, и увидел Егора, через улицу от него жившего. Нахмурился мальчик, и пробурчал себе под нос:
- И тебя.
- Хочешь, покажу, что мне Дед Мороз подарил? – не дожидаясь ответа, Егорка вынул сверток, и показал его Ване, - смотри!
Ванька поднял голову, и дар речи потерял. В руках у Егорки – конструктор деревянный, большой, красивый, лакированный. А на упаковке – птичий домик нарисован, стало быть, он из этого конструктора собирается.
- Классный! – восторженно сказал Ваня, и тут же сник. То ведь Егоркин домик был, а не его.
- Нравится? – спросил Егорка, и улыбнулся, - а знаешь, что? Давай, мы его вместе соберем, а потом у тебя на дерево повесим!
- У меня? – ошарашенно пробормотал Ваня, - почему у меня? Он ведь твой!
- Наш, - поправил его Егор, - я хочу с тобой вместе играть, и птиц кормить. Простишь меня, что я тебя раньше дразнил?
Посмотрел на него Ванька внимательно, и расплылся в счастливой улыбке.
Вдвоем – любое дело веселей идет. Быстро собрали мальчишки домик, корм туда положили, водицы налили, и на дерево повесили. Едва спустились вниз – смотрят, уже первый гость к ним пожаловал. Из леса синичка прилетела, маленькая такая, юркая. Щебечет, песенки поет, и мальчишек совсем не боится. Кружилась вокруг, кружилась, а потом и вовсе – Егорке прямо на руку села.
- Ничего себе! – захлопал Ванька в ладоши, - во даёт!
А синица на солнце январском жмурится, голову на бок склоняет, а на правой лапке ее – красная ниточка по ветру вьется.
Егорка-снегирёк. Первый опыт написания сказки
Писалась для новогоднего конкурса "Литрес" - в призы не взяли. Но кому-то все еще может понравиться)
Пост длинный, ибо полноценная сказка, и выложена только половина - не то, чтобы я интриган, просто максимальную длину поста превысил, а рейтинг у меня аховый, и продолжение смогу только завтра добавить.
Егорка-снегирёк
Широкие охотничьи лыжи, выструганные отцом из осины и тщательно смазанные парафином, споро катили по свежему снегу, торопясь поскорей доставить маленького ездока в пункт назначения. Егорке не было еще и восьми лет, а его – виданное ли дело! – уже отправили в лес, совершенно одного, собрать клюквы для новогоднего стола.
Как он гордился собой! Заячьего меха шапка с ушами залихватски торчала на самой макушке, роскошный, почти новый, короткий полушубок был застегнут на две пуговицы, выпроставшийся из-под него шарф шлейфом вился вслед за маленьким лыжником. Жаль только теплые, ватные штаны были чуть длинноваты, снег быстро набивался в них, и приходилось порой останавливаться ненадолго, отряхиваться. Но то были мелочи – по сравнению с тем, каким важным ощущал себя Егорка.
Вот бы его кто заметил из соседских мальчишек – тю, да они бы от зависти позеленели! Идет, скажем, Ванька Пашнин, с Центральной улицы, из дома номер четыре, ворчит себе под нос, как он это обычно делает, а тут Егорка мчит на лыжах мимо, да с такой скоростью, что Ваньку крутанет непременно вокруг своей оси, усядется он в сугроб, поправит шапку, и скажет, удивленно:
- Во даёт!
Но это уж он так, фантазировал. Нечего было Ваньке Пашнину в лесу делать, его дальше ограды-то бабушка редко пускала. Егорка, бывало, дразнил его за это, «Палисадником» обзывал. А Ванька все ворчал, да ворчал, и глядел на него хмуро, исподлобья.
В лесу пахло хвоей, древесной корой, да откуда-то со стороны деревни тянуло печным дымком. Эх, хорошо! Синее небо, такое гладкое и высокое, тишина, изредка нарушаемая перестуком дятла или свистом падающей с дерева шишки, скрип лыж и его, Егоркино, дыхание, горячее-прегорячее, такое, что даже шарф промок – что еще нужно для счастья?
Клюква, вот что. Недаром его отец отправил в лес, не просто ведь так, а с поручением, и поручением важным, особенным. Разве может какой стол, под Новый год, без клюквы обойтись? Знамо дело, то не стол будет, а так, столик. Но он, Егорка, празднику пропасть не даст, и ягоду, что найдет, домой принесет. Вот так, и не иначе.
Где искать клюкву, Егорка хорошо знал – не раз они с отцом ходили вглубь леса, туда, где ели громадными кронами заслоняли небосвод, нет-нет да покряхтывая пудовыми ветвями, будто они у них затекали, как у людей – запястья. Что таить, страшновато бывало Егорке в чаще, виделось ему, будто они с отцом путники, что забрели по незнанию, куда не следует, и вот-вот лесные духи их за это накажут – подзатыльников надают, или за уши оттаскают.
Вот отец – тот ничего и никогда не боялся. Егорка, бывало, вздрагивал от звуков, а отец только знай себе лоб хмурил, да из под бровей сдвинутых смотрел на него, а взгляд такой добрый-предобрый, надежный и уверенный. И тогда он успокаивался – знал, что уж кто-кто, а отец его в обиду точно не даст.
Но то вдвоем, а сегодня он совершенно один в лес поехал, как взрослый. С самого утра, как мама с сестрой начали на стол собирать, отец подошел к Егорке, положил крепкую ладонь на его плечо, и прогудел сверху:
- Ты вот что, сын, бери-ка лыжи, оденься тепло, и давай в лес, за клюквой. Сумку на пояс возьми, набери полную, и чтобы сразу домой, туда и обратно. Я тут пока по хозяйству пригожусь матери, туда съездить, здесь пособить. Ну, в общем, рассчитываю я на тебя. Справишься?
Да разве же мог он не справиться, когда на него рассчитывают? Отец еще не успел фразы закончить, а Егорка уже лыжи напяливал – как от такого приключения отказаться? В конце концов, ему почти восемь лет уже – пора на взрослые дела отправиться!
Все темнее и тише становилось в лесу, пригорки сгладились, дорожка стала пологой – теперь Егорке приходилось отталкиваться посильней, порезче. Снег стал мягче – стало быть, болотца, на которых росла клюква, уже совсем недалеко, за ближайшим поворотом. Зимой они, конечно, промерзали, да и глубокими не были, но все равно, стоило соблюдать осторожность, не то промочишь ноги, а это верный путь к грелке, противному теплому молоку с медом, градуснику и таблеткам. Чего-чего, а уж болеть Егорка не любил, а значит, нужно быть внимательней.
Замер лес, будто его врасплох застали, и уставился на мальчика удивлённым взглядом, мелькавшим сквозь стволы деревьев, размышляя, что ему делать с непрошенным гостем: напугать, чтоб поджилки затряслись, или клюквой угостить, и отпустить восвояси. Вздохнул, поскрипел для порядку ветвями, да перестал – не стал мальчишке праздник портить. Что ему, лесу, ягоды мало?
Егорка присел на корточки, и ну клюкву собирать, да быстро так, едва успевает пальцами перебирать. Красная, кислая ягода, полезная – цены нет! Мама много чего с клюквой готовила, даже пироги с ней пекла, а еще с брусникой да с жимолостью. Вкусные – пальчики оближешь!
Минут двадцать Егорка в чаще провел, не больше, а клюквы – полную сумку поясную собрал. Ну, теперь можно и обратно, домой. Затянул он лыжи покрепче, штаны поправил, шапку опустил – и в путь двинулся.
«Быстро я обернулся. Теперь можно перед ребятами хвастаться – мало того, что один ездил, управился со всем, так еще и ягоды набрал – на зависть каждому!»
Да только пока Егорка так рассуждал, мечтал, да в облаках летал, отвлекся он и не заметил, как дорожка внезапно в сторону вильнула. Такое с ними, дорожками, частенько случается – вроде, только что по прямой шла, а едва голову повернул – и раз! - свернула, куда ей вздумается.
За внезапно появившимся своротком ель росла – маленькая, тонкостволая, совсем юная, даже ветвей еще было – раз, два, и обчёлся. Вот в неё-то Егорка и влетел – хорошо еще, что скорость как следует набрать не успел. Со всей силы ударился лбом, лыжи в разные стороны отскочили, полушубок едва по шву не разошелся – вот было бы дело!
Открыл глаза Егорка – а над ним синее-пресинее небо, и на лбу будто бы шишка набухает. Поднялся, глядь, а клюква из пояска рассыпалась, и по снегу там и сям валяется.
Рассердился мальчик, естественно, на ёлочку - а на кого еще, не на себя же, любимого? Лоб тронул – и точно, шишка едва не с грецкий орех размером. Пуще прежнего осерчал Егорка, вскочил с земли, да как вцепится в ель, и ну качать туда-сюда, силясь ствол ей поломать. Треплет ее, шатает и приговаривает:
-У-у, хворостина бесполезная, что ты тут выросла, места лучше не нашла? Ну, я тебе задам! Уж я тебе покажу, как на пути моем вставать!
И тут, вдруг, из-за спины его звук какой-то послышался, снег захрустел, и кто-то спрашивает, строгим-престрогим голосом:
- Это кто тут невинное деревце ломает? Кто безобразничает? А ну, покажись-ка мне!
У Егорки от испуга спина мурашками покрылась, а ноги ватными стали, чуть снова навзничь не свалился. Обернулся он, и видит – старик перед ним стоит. Невысокий, кряжистый, румяный. Борода у него серая, нечесаная и длинная, шапка набекрень одета, и валенки высокие, до колена, да все в заплатах.
И смотрит он на Егорку из-под бровей кустистых, в упор глядит, будто что скрытое рассмотреть желает. Взгляд сердитый, глаз не отводит.
- Ты, - говорит, - зачем елочку погубить удумал? Она на своем месте растет, что ей природа-матушка отвела. А тут, надо-же, приехал, молодой, безусый, да на расправу скорый. Что же она тебе такого сделала?
- Вот! – сказал обиженно Егорка, на шишку показывая, - по лбу меня отходила, да еще клюкву из-за нее рассыпал, и лыжи потерял!
- Мало она тебе всыпала, - пуще прежнего строжится дед, - я бы еще добавил! В своих собственных промахах другого обвинять – это, брат, дело последнее, так только слабаки, да трусы поступают. Ты из их числа, выходит?
- Ничего не из их числа! – воскликнул Егорка. Рассердился он на деда, что тот его трусом счел, - я сегодня совсем один в лес поехал, клюквы набрать, разве это не смело? Нечего мне тут указывать, и в трусости корить, иди-ка ты, дедушка, своей дорогой, а я – своей пойду!
- Вот как, значит, - усмехнулся старик, погладил свою бороду, и вытащил из-за спины длинную, ошкуренную палку, - ну, может я тебе и не указ, зато урок преподать могу. Ээх, - крякнул он, да как стукнет палкой своей по земле!
Что тут стряслось – такого Егорка прежде не видывал! Словно бабочки, взлетели со старика его грязные, неряшливые одежды, и устремились ввысь, к голубому небу. Остался дед облаченным в богатый, синий кафтан, расшитый золотом да бархатом, с широкими оборками из белого меха. Шапка с головы спрыгнула, превратилась в зайца, и в лес – только след простыл. Вместо нее у старика колпак оказался, такой же, как кафтан, весь нарядный, блестящий. Борода его побелела и разгладилась, морщины на лице расправились, даже брови и те, глядь – одна другую причесывает. Роста он стал высокого, даже выше отца Егоркиного, а вместе палки в его руках оказался белый сверкающий посох.
Онемел Егорка – понял, кого в лесу встретить довелось. Стыдно стало – да так, что слова молвить не выходит.
- Ну что, - спросил Дед Мороз, а то, конечно, был он, - в таком виде я тебе больше по душе прихожусь?
Бросился Егорка к Деду Морозу, впопыхах шапку стянул, от волнения даже запыхался:
- Дедушка Мороз, прости меня, я же не знал, что это ты, не смекнул! Я больше не буду елку ломать, обещаю!
- Я бы тебе поверить и рад, - ответил Дед Мороз, - да только ты ведь не меня обидел, ты весь лес оскорбил, поведением своим. Думаешь, важный такой, раз одного тебя сюда отправили, а порядка не знаешь, правил не блюдешь, местных жителей - обижаешь. Вот перед ними и ответ держать придется.
Дед руку в теплой варежке вверх поднял, и тотчас ему на ладонь снегирь уселся – упитанный такой, краснобрюхий. Поднес его Дед Мороз к лицу поближе, и ну шептаться о чем-то. Потом отпустил, и снова к Егорке обратился:
- Вот тебе, юноша, решение леса. Должен ты на своей шкуре попробовать, что значит – маленьким стать, беззащитным. Заодно и поглядим, как ты с испытанием этим справишься, кем себя проявишь – храбрецом ли, трусом ли. Э-эх, - снова стукнул Дед Мороз по земле посохом.
И ощутил Егорка, что происходит с ним что-то странное, необычное, по всей видимости – совершенно волшебное. Снег вокруг него закружился, будто хороводы вёл, быстро-быстро, небо потемнело, и словно подальше стало, деревья устремились вверх, грозя сверху ветвями-кулачищами. Страшно стало Егорке, что уж говорить, но едва он закричать надумал, как пропало все, будто и не было. Перестал снег свои кружева плести, распахнул Егорка глаза шире, и понял, в какой переплет попал.
Дед Мороз и так-то высоким был, а сейчас – огромным оказался, как те дома, что он в городе видел. Дорожки больше не было видно – вокруг только бескрайняя снежная равнина простиралась, куда взгляд не кинь – везде она. А деревья – ух! Конца-края им не видать было, в небо росли, словно до звезд дотянуться стремились.
Хотел было Егорка глаза протереть, поднял руки, глядит – а вместо рук у него крылья птичьи! На ноги посмотрел – вот тебе и раз, там лапки трехпалые, маленькие, тоненькие, кажется, ветер дунь – пополам сломаются.
Испугался мальчик, зарыдал, в ноги деду кинулся:
- Не губи меня, дедушка, как же я такой к матери с отцом возвращусь? Что другие скажут?
- А ты за других не думай, - прогремел сверху голос Деда Мороза, - за себя решай, как сам подашь, так тебя и примут.
- Как же мне облик свой назад вернуть? – в отчаянье всплеснул Егорка крыльями.
- Вот коль докажешь лесу, что ты урок усвоил, так все назад и обернется.
- А если не смогу я?
- Ну, тогда и останешься птицей век доживать, - сказал Дед, - так тому и быть. А мне пора. Может, свидимся еще с тобою, Егорка-снегирёк!
- Подожди, дедушка! – взмолился было Егорка, но Дед Мороз стукнул посохом – его и след простыл.
Заплакал Егорка-снегирёк горькими, птичьими слезами, зарыдал, заохал. Побрел было в одну сторону – вернулся, в другую – тоже воротился. Не знает, что ему делать. Сел, под ухо шапки своей спрятался, и знай себе, ревет.
Тут мимо синица пролетала. Увидела она снегиря заплаканного, спустилась к нему, и спрашивает:
- Ты чего это тут нюни развёл? Кто тебя обидел?
- Дедушка Мороз, - Егорка отвечает, - он меня птицей обратил, за то, что я елочку шатал.
- Ну, если Дедушка обратил, стало быть, поделом, - строгим голосом заявила синичка, - он справедливый, попусту никому ничего не сделает. Я его хорошо знаю, он меня прошлой зимой от холода спас. Добрый он!
- Добрый, как же, - шмыгнул клювом Егорка, - разве это по-доброму, из ребенка птицу сделать?
- Значит, на пользу, - тряхнула головой синичка, - между прочим, ты чего вообще опечалился? Будто бы птицей быть плохо!
- А что же здесь хорошего?
- Да хоть вот что! – воскликнула синица, и взвилась над головой у Егорки, махая крылышками, - вот скажи, может человек такое?
- Нет, - вытер крылом слёзы мальчик, - летать человек не обучен. Только я, хоть снегирем и обращен, а этого все равно не умею!
- Тоже мне, проблема, - рассмеялась синичка звонким, мелодичным смехом, - да я тебя мигом научу!
- Врёшь!
- Вот еще! Ну-ка, давай, - она опустилась рядом с Егоркой, - встань ровно! Крылья разведи, вот так. И попробуй, помаши ими.
Егорка попробовал. Синица кивнула:
- Замечательно получается. А теперь – взлетай!
- Как это? – удивился Егорка, - что, вот так просто?
- Конечно! А почему это должно быть сложно? Крылышками маши быстрей, лапки от снега отрывай, и вверх!
Закрыл Егорка глаза, замахал крыльями часто-часто, подпрыгнул – и взлетел! Невысоко, конечно, но для первого-то раза – еще как высоко!
Мигом забыл мальчик-снегирёк все свои обиды и расстройства. Какое же это было прекрасное чувство – парить в воздухе, ничего подобного он прежде не испытывал. Осмелел Егорка – пару раз взмахнул крылышками посильней, и вот он уже высоко, выше елей и сосен, глядит на лес свысока, почти до облаков достает. Ну, до облаков не до облаков, но на вершину высоченной ели взгромоздился. Синица подлетела к нему, и пропела:
- Видишь, видишь? Ну, разве не прекрасно быть птицей? Взгляни, какой простор вокруг, какая красота!
Захватило дух у Егорки, рассмеялся он, взмахнул крыльями – и ринулся камнем вниз, а синица – за ним следом. Взвились они в танце, ветер оседлали – и ну кружиться, ну плясать в воздухе, так, как могут только самые беззаботные существа на свете.
Но у такой беззаботности всегда обратная сторона имеется. Заигрались птички, потеряли счет времени, вглубь леса ринулись наперегонки, и глазом моргнуть не успели, как в темную чащобу впорхнули. Ветви тут густые, сквозь них не видно ни зги. Синица догнала Егорку, и шепчет ему, тихо-тихо:
- Стой, мальчик-снегирёк! В опасное место мы с тобой пожаловали, здесь незваным гостям не поздоровиться может. Давай-ка за мной потихоньку, назад возвращаемся!
Едва она это молвила, как на самой толстой ветке, самого темного дерева что-то заворочалось, заворчало, заухало. Испугались Егорка с синичкой, друг к другу прижались и на месте замерли. А не ветке, тем временем, два глаза желтых вспыхнули, будто гирлянды зажглись, и говорит кто-то, голосом скрипучим, недобрым:
- Кто это ко мне погостить пожаловал, чай ли птички-синички? А ну, покажитесь, рассмотрю вас внимательней!
Неумолимая сила. Глава 1 "Магазинчик"
Глава #1
Говорят, когда случаются страшные вещи, перед глазами человека проплывает вся его жизнь. Как картинки в кинофильме, одна за другой, с младенчества до рождения своих детей и до текущего момента.
Мне всегда казалось, что это вранье. Нас девять миллиардов, и у каждого перед смертью одно и то же? Думаю, человечество уже давно бы заметило какую-то закономерность. Может быть, те люди, что «просматривают» свою жизнь перед смертью, а потом, так и не умерев, рассказывают это остальным, — просто лицемеры. Им хочется быть такими же, как все, хочется быть частью чего-то столь же великого, как все человечество.
Никогда не видел ни белый свет, ни пролетающую картинками жизнь. И мертвые родственники никогда не приходили ко мне.
Но сейчас почему-то пришел в голову этот образ. Под гулкие завывания томографа я почувствовал холод надвигающейся смерти. Вспомнил, что должен представить свою жизнь, мелькающую перед глазами. Но я видел лишь томограф. Эти две смешные рожицы с дышащим и затаившим дыхание человеком…
— Сделайте глубокий вдох, не дышите, — услышал я голос из аппарата. Загорелась лампочка со смешно надувшим щеки человеком.
А я решил представить, с чего началась моя жизнь. Захотел, чтобы «как у всех». Итак, картинки, да? Напрягся в попытке ухватить, зацепить, вытащить из глубин свое первое воспоминание.
Мне четыре с половиной года. Мы с родителями в каком-то доме отдыха на Сенежском озере. Четырехэтажный корпус. Мы живем на последнем этаже, я стою в темном коридоре и реву. Мне обидно. Слабый свет льется лишь из окон в начале и конце коридора. Стены и пол окрашены толстым слоем зеленой краски, поблескивают в полумраке неровной поверхностью, в небольшой темной нише едва виднеется закрытая деревянная дверь.
А запах? Прекрасный аромат хвои и размокшего под дождем ДСП. Запах мокрой земли. Мокрого кирпича, солнечных лучей, которые все лето, несмотря на дождь, освещают все вокруг. Запах детства.
Я сильно расстроен. В руках у меня должен был быть космический кораблик, который я сам собрал из китайского «Лего». Сжимаю ладонь, но в кулаке ничего нет. По щекам текут слезы, мне чертовски обидно.
Я стою перед номером 18, хорошее число. Моя мама только что вошла туда и заперла дверь — это наказание за мою истерику. Мама много работает и устает, ей сейчас непросто, как и всем, а тут я еще неблагодарно устраиваю концерты со своими дурацкими детскими проблемами…
— Дышите, глубокий вдох. Не дышите. — Снова машинный голос томографа. Или все же врача? Да нет, он всегда одинаковый. По телу пробежала волна жара, аппарат ввел контраст. Немного поташнивает, накатывает клаустрофобия. Дыхание учащается, но через мгновение все проходит, остается лишь тепло от химикатов, растекающихся по кровеносной системе.
Куда же я мог деть свой кораблик? Я так гордился, что собрал его сам, без помощи родителей. Еще секунду назад он был в моих руках. Я на мгновение постарался затаить дыхание, но всхлипы снова прорвались сквозь губы, и я начал плакать навзрыд. Мне было жаль мать — я доставляю ей столько хлопот. Чтобы все закончилось, мне нужно было успокоиться. Я успокоюсь, и дверь откроется, мама снова меня обнимет и примет меня, потому что я хороший, просто немного расстроился.
Я снова попытался успокоиться, сделал глубокий вздох, стиснул зубы, так что изо рта стало доноситься лишь мычание…
Где мой кораблик из «Лего»? В руке ничего нет! Досада снова окатила волной…
— Кард, вставайте, — милым голосом разрешила медсестра, вытаскивая катетер с контрастом из моей вены. — Результаты будут через десять минут. Подождите в коридоре.
Я вышел из кабинета и сел на кушетке перед дверью.
Кругом слышался детский крик, визг и бормотание. Это взрослое крыло детской больницы центра «ДК», огромного медицинского конгломерата, выросшего из сети детских поликлиник и сейчас фактического монополиста во всей отрасли. Я еще не до конца понял, но, по-моему, сейчас все взрослые больницы превратились лишь в маленькие отделения в больших детских центрах. Наверное, это хорошо.
Двадцать лет, боже мой, двадцать лет я не был в поликлинике. Сначала умерла бабушка, у нее был рак поджелудочной. Последнее, что я запомнил, — как я везу ее домой после моего дня рождения, который мы традиционно отмечали семьей. Я спросил ее: каково это — болеть? Плевать ли ей на все? Она посмотрела на меня живыми молодыми глазами и сказала: «Я хочу жить, я хочу с вами, внуками, видеться — и я не собираюсь умирать».
Спустя две или три недели мне позвонила мать. Ее голос срывался. Она сказала, что бабушка умерла во сне. Что она не мучилась. Я лишь смог спросить, не была ли она обижена на то, что я не приехал к ней в больницу. Она все понимала, хотела, чтобы я запомнил ее счастливой и живой. Я был рад этому…
Но в глазах деда я был предателем. Я ни разу не приехал к ней, пока она болела, я откладывал на потом. Все просто произошло слишком быстро.
Через месяц дед умер от инсульта вслед за женой. В тот момент мне было совершенно все равно — ну еще один старик умер. Главное, что я живой. В тот день я просто напился и лежал в пустой ванне, бормоча что-то себе под нос. Тогда я начал подозревать, что жизнь — это большая бессмысленная шутка, только без иронии, просто пошлая и тупая.
Но во мне все еще были силы, я все еще был человеком, который хотел чего-то добиться. У меня была девушка. Точнее, я думал, что она моя девушка…
Она работала в ночную смену в круглосуточном окраинном магазинчике, продававшем всякую всячину. Я задерживался на работе, чтобы успеть к ней заехать. Мне было совсем не по пути, приходилось делать крюк минут в пятьдесят. Парковался перед каким-то видавшим виды НИИ, из которого по вечерам выплывала толпа стариков с поникшими головами и медленным шагом шла к ближайшей станции метро. Временами мне было грустно смотреть на них.
Тут было всего два фонаря один у проходной, второй у магазинчика. Нужно было пройти метров двести по видавшему виды асфальту. Знаете, который заканчивается, растворяясь в выросшей по краям траве, временами пробивавшейся из-под него. Слева частные дома, в окнах уже погашен свет. А справа высокая трава летом и высокие сугробы зимой.
Из дверей магазинчика желтый тусклый свет падал на дорогу, на ступеньку, выделенную бордюром, и летел дальше, освещая траву.
Как же я любил этот свет! При приближении к нему сердце мое наполнялось чем-то великолепным, настолько большим и прекрасным, что я не чувствовал ни холода, ни усталости. Я слышал завывание вьюги или стрекотание сверчков, я видел, как мошки летят на этот свет или как большие хлопья снега пытаются залепить дверь. Я распахивал ее, и широкая улыбка расплывалась на моем лице.
Девушка стояла на кассе у самой двери.
— При-иве-ет, — говорила она, вытягивая гласные.
Я покупал всякую фигню и иногда стоял у кассы часами, пока какой-нибудь другой покупатель не входил в магазин. Она была так прекрасна каждый раз. Мы разговаривали о такой чепухе, которую я сейчас и вспомнить не могу. Она была единственной. Мне казалось, что никого похожего на нее я никогда не мог бы встретить. Она была моим всем, я желал ее до трепета. Словно мотылек хотел лететь на этот свет, который, казалось светил специально для меня. Прикосновение к ее губам было словно складывающийся паззл величиной в жизнь — такое ощущение, что понимаешь: только эти губы тебе подходят… Прикосновение к ее языку было словно…
— Трэп? — выбил меня из грез суровый оклик. — Кард Трэп?!
— Да, это я.
— Вам рекомендовано срочно показаться лечащему врачу.
Знайте, это самое страшное, что вы можете услышать в больнице. Нет, не диагноз. Диагноз ставят, когда вы и так уже понимаете, что все плохо. Не какое-то описание и утверждение, гнет и ломает — вот это. Когда врач на КТ понимает, что не имеет права поставить вам диагноз, когда он должен сказать вот эту фразу — «рекомендую вам показаться своему лечащему врачу, скорее!»
«Скорее» или «срочно» — это приговор. Если бы не было, куда спешить, это тоже могло бы быть плохо, но когда на КТ у вас видно, что надо скорее, — вы попали.
Конечно, меня без очереди принимает единственный врач взрослого отделения центра «ДК». Я хорошо плачу, потому что неплохо зарабатываю — я программист и давно работаю в отличной компании, я живу один в маленьком собственном доме неподалеку от окраины мегаполиса. А что бы сейчас сказали человеку с большой семьей, выживающему на зарплату рабочего? Приходите через месяц или три? Так сказали моей бабушке…
И вот я уже сижу у другого врача. Я понимаю, что все плохо, но мозг так не работает. Не могли же заболеть раком и ты, и бабушка, и отец? Ну нет, такого не бывает, это все в дурных фильмах, но не в реальной жизни. В реальной жизни ничего не происходит, люди просто живут, живут, стареют и умирают — и всё. Умирают родственники, старики, но не ты же?
Интересно, где она сейчас? Где единственный человек, делавший мою жизнь волшебной? Может, съездить к тому магазинчику? Я знаю, что она уже там не работает, я знаю, что она уехала из страны. Может, и мне свалить? Ой, да кого ты обманываешь. Ты слишком хорошо тут устроился.
Мой взгляд привлекла какая-то суматоха в коридоре. Молодая женщина склонилась над пеленальным столиком. На нем сидел упитанный ребенок и издавал какой-то радостный писк. Женщине на вид было лет двадцать — двадцать пять. У нее уже отчетливо просматривался живот — наверное, она была опять беременна или просто не отошла от прошлых родов. Откуда мне знать такие тонкости. Женщина склонилась над ребенком и подражала его звукам. На каждый его возглас она отвечало таким же и пыталась... не знаю, подуть в его рот или поймать его дыхание. С каждым новым «уа-а» она склонялась все ниже и ниже, еще чуть-чуть, и она бы коснулась его рта своим. Они выдыхали друг другу свои «уа-а». Практически дули в рот друг другу. Это было... так отвратительно, я почувствовал, как мой рот наполнился слюной, и срочно захотелось сплюнуть. В какой-то момент в лицо женщине брызнула струя мочи, она попала ей точно в лицо, разбиваясь о подбородок, губы, затем лоб, разбрызгивалась фонтаном вокруг. Люди вокруг одобрительно засмеялись, женщина с каким-то безумным взглядом, расплываясь в улыбке, вытерла лицо рукой, отвернулась, чтобы достать салфетки, или памперсы, или что там они в таких случаях достают. Она склонилась над сумкой, вытащила белое полотенце, и ее взгляд встретился с моим. С ее ресниц капала моча, лицо озаряла широкая улыбка, а глаза, глаза блестели от радости — или окситоцинового выброса? В ее взгляде не было больше ничего другого. Просто абсолютно счастливый пустой взгляд. Она вытерла лицо, и на полотенце остался отчетливый желтый след.
Я как завороженный смотрел на это, мои губы неосознанно скривились в отвращении.
— Трэп!
Из кабинета высунулась голова и позвала меня.
Я зашел внутрь и сел перед столом. На стенках висели фотографии маленьких детей, а на столе лежал большой макет матки с яичниками. Наверное, на нем врач что-то объяснял пациенткам.
«Это вообще тот кабинет?» — подумал я.
Доктор сел напротив, надел массивные очки в коричневой оправе и начал изучать мои анализы. Он долго молчал, потом как бы нехотя включил компьютер и стал что-то в нем набивать одним пальцем. Я сидел молча, пытаясь разглядывать кабинет. Тишину нарушал только звук клавиш, по которым с каким-то чрезмерным усилием колотил врач. В кабинете не было ничего особенного. Кушетка, санитайзер на стене, раковина. Бело и чисто, как в любой частной клинике. Спустя минут десять моих мучений вдруг заработал принтер, и доктор положил передо мной три распечатанных листка.
— Поздравляю, — сказал он, протягивая мне ручку.
— Поздравляю? — переспросил я в недоумении. — С чем?
— Читайте, — проговорил врач, расплываясь в улыбке.
Я попытался прочитать форму, но в глазах все расплывалось.
— Я не понимаю. Что это? — спросил я врача, машинально перелистывая три страницы с текстом.
— Это стандартная форма отказа от лечения в пользу молодого гражданина и или гражданки.
— Что?
— Ну что вы как маленький, вам сколько? Тридцать пять? Вы не задумывались о будущем? Ваши анализы положительные, у вас онкология…
Врач стал объяснять, что и как у меня неправильно, рассказывал об опухоли и о том, насколько она опасна, особенно когда ее клетки начнут путешествовать по телу. В моих глазах все двоилось, и я уже не мог слушать его внимательно. Думаю, в тот день я еще не осознал все до конца.
«Я умираю?» — думал я.
— Я вас поздравляю, — продолжал врач. — Ваше заболевание попадает под категорию три «а», а это значит, что при отказе от лечения ваши детки получат компенсацию от ста пятидесяти до трехсот пятидесяти тысяч условных единиц. Вы только подумайте, вы обеспечите им любое образование, какое они только захотят, они смогут прожить счастливую жизнь, ведь детки — это главное для любого человека. Вам так повезло!
— А как же я?
Складывать слова в простые предложения — это все, что у меня сейчас получалось.
— Ну вы подумайте, у вас серьезная форма рака, ее лечение по вашей страховке будет стоить баснословных денег. Вот проживете еще, может, двадцать или тридцать лет, ну или все сорок, а потом все равно умрете. А в мире столько несчастных деток, некоторые больные, а некоторые живут в нищете. Какой смысл государству тратить столько денег на уже немолодого человека, когда их можно вложить в наших детей. Дети — это самое главное, что есть на земле, это…
— У меня нет детей, — выдавил я.
Губы врача на секунду скривились, но потом снова вернулись к первоначальной улыбке.
— Ну что же, это не беда, государство заботится о своих гражданах. Мы изменим форму, и деньги получат детки ваших родственников или друзей. Вы готовы сейчас решить, на кого переписать выплаты?
— Какие выплаты, доктор? Я хочу жить.
Вот теперь лицо доктора скривилось в неприкрытом отвращении.
— Значит, вы из этих, да? Вам уже тридцать пять, у вас нет детей, шанс на успешное излечение пятьдесят на пятьдесят, вы что, пожертвуете будущим невинных деток ради себя? Ради этого шанса? Они разве виноваты?
— Каких деток, доктор, о чем вы говорите? У меня нет детей, у меня нет родственников детей…
— Вот именно!
— Я не хочу это подписывать, я хочу лечиться.
— А вы можете заплатить за лечение сами?
— Нет, у меня же есть страховка, разве она не покроет это?
— Покроет, но тогда детки не получает президентскую выплату.
— Президентскую выплату? Какие детки? Доктор, пожалуйста, скажите, что мне нужно делать.
Доктор нервно жевал слюну. Казалось, он хочет сплюнуть на пол.
— В нашей новой конституции четко прописано, что дети — основной ресурс для государства и являются первостепенной важностью. Государство помогает тяжело больным родителям обеспечить своих деток на всю жизнь. Вы где были последние десять лет?
— Я не слежу за новостями.
— Дети — это величайшая радость и смысл жизни любого человека. Мои дети для меня самое важное, я бы никогда не поступил так подло, как вы. Но вам, видимо, никогда этого не понять. Иногда бывает непросто принять трудное решение, но когда я прихожу домой и смотрю в глаза моих прекр…
— Но у меня нет детей дома, доктор.
Доктор хлопнул по столу рукой и забрал документы.
— Хватит! — рявкнул он. — Мне все понятно.
— Что же мне делать?
— Приходите через месяц, сдайте вот эти анализы, — с этими словами он вытащил бумажку из стопки и протянул ее мне.
— И что? Что меня ждет? Какие шансы?
— Я сказал вам, сдайте вот эти анализы и приходите через месяц. Вам что-то непонятно?
Я молча кивнул, взял бумажку со стандартным списком анализов и вышел.
Вот таким нелепым образом я узнал, что жизнь моя не будет долгой и счастливой. Я шел к машине, и мир как будто изменился. Вокруг шли люди с колясками, кричали дети, на них рявкали взрослые, но я ничего этого не слышал. Перед моим взором все еще стояло лицо этой женщины и капли мочи на ее ресницах. А в голове засел один простой и страшный вопрос, который не давал мне покоя…
Как, черт возьми, я скажу об этом своей маме?
Мобильный Хемингуэя
Захотел собрать библиотеку из книг, которые читал в детстве. И именно в тогдашних обложках. А значит нужно искать на сайтах букинистов у частников. Опубликовал желания и суммы. Звонят, - предлагают. Чтобы не запутаться сохраняю как "Хемингуей", "Фолкнер", " Воннегут", " Борхес" и т.д.
Купил кое-что. Сижу, читаю. Позвонил "Ивлин Во" и предложил подешёвке еще и Джека Лондона взять.
Теперь у меня в контактах есть мобильники поименованных "писателей".

