Лига Писателей

Катя проснулась вышла в зал. На полу лежала настольная игра, на плечах Георгия сидели две черные птицы.
- Авантюристы во шли в огромный, освящённый магическим светом обеденный зал, на длинных и широких столах были все яства которые только можно было найти в этом мире, от мяса крыс, до мяса белого дракона, и даже кончик его хвоста, который по преданию может даровать вкусившему бессмертие. - Чешир сказал это интонацией рассказчика.
- Очень подозрительно я воспользуюсь навыком обнаружения жизни, а вы подготовьтесь к возможному бою. - Сказал Георгий.
- Да старший инквизитор, раньше я не верил в вашу полезность, но теперь, когда мы минули множество ловушек только благодаря вашим навыкам вора. - сказал Кар.
- Инквизитор использовал обнаружение жизни, но вместо жизни почувствовал холод смерти, это без сомнения был Древний Лич, имя которому Нинел Чиели Римидалв, вождь мирового некромориата, они наконец добрались до сердца его мавзолея.
- Вы во что играете? - спросила Катя.
- В ДеНДи Кошак принес.
- Хорошо не буду вам мешать.
- Мы скоро закончим вот уже до финального босса дошли.

- Что ж сегодня мы будем учиться призывать определенного духа.
- Я уже умею призывать духов.
- Тогда ты призывала случайных духов, а сейчас определенного.
- И как это делается?
- По условиям нашего контракта, я вызываю тебя, инфрит Нарон, исполнил свою часть сделки, вселившись в меня и дав мне свою силу.
Глава Георгия изменились, их как будто заполнило пламя.
- Это называется призывам с мгновенным вселением, но такой призыв тебе пока не по зубам ты сможешь только, призвать духа рядом с собой. Но в любом случае нужно привязать духа к предмету.
- К чему привязан призванный тобой иврит?
- К этому ковру. - Гео показал "ковер", он был чуть больше игральной карты.
"Он называет это ковром?" - подумала Катя.
- Так к чему привяжешь Агния? В твоём случае это должна быть вещь небольшая малозаметная, которую ты сможешь всегда носить с собой.
- Всегда носить с собой?..
- Я предвидел, что у тебя не найдется ничего подходящего, поэтому приготовил заранее. - Он достал из кармана золотую подвеску. - Это "драконий глаз" символ из друидической магии, символизирует связь с огненной стихией.
- Ты сам его сделал?
- Ювелир из меня не очень, так что не обижусь, если она тебе не нравиться.
- Ты ведь для меня старался, даже если она мне ненравится, отказываться от подарка невежливо.
- Так теперь главное, чтобы Агнию тоже понравилось. Агний иди сюда у меня есть вкусный заяц!
При упоминании зайца лис появился. Гео кинул ему духа-зайца, один укус и он был поглощён.
- Покажи ему подвеску.
Увидев блестящий жёлтый металл лис любопытно подошёл и обнюхал его.
"Скажи ему, что он может жить в этом медальоне" - Услышала учителя Катя.
- Миленький Агний, если хочешь ты можешь жить в нем.
Агний не долго думая нырнул в медальон.
- Теперь тебе достаточно просто попросить его и он появиться, где бы он ни был теперь он обязательно придет на твой зов, отныне он привязан к этому медальону, это как с джином в лампе.
Катя попыталась застегнуть цепочку, но у нее не получалось.
- Давай застегну.
- Спасибо.
Катя немного вздрогнула, когда грубоватая рука Георгия коснулась ее шеи.
- Тебе подать зеркало?
- Я уверена, что это хорошо на мне смотрится.
Катя позвала Агния и он появился.
- Это и вправду работает.
- Я забыл упомянуть, что это работает только с духами которые приняли от тебя имя. Нарон получил это имя от меня хотя у нас не такие теплые отношения, они построены исключительно на силе контракта так, что мне всегда приходиться ссылаться на контракт.

- Вот держи все, что я вчера смог выудить из наших "кроликов".
- Артефакты?
- Пробуждающие артефакты встречаются крайне редко, и дворяне обязаны отчитываться о наличии артефактов с полным описанием, включая назначение, и способ применения.
- Мне нужно пробить их по базе данных.
- Да. Меч и серп я пожалуй возьму на себя.

- Есть что-то похожее, но деталей маловато. В нашей базе данных нет пробуждающих артефактов похожих на этот меч и серп, но есть несколько похожих с неизвестными свойствами. - сказал Георгий.
- Я тоже не обнаружила несколько артефактов из категории "неизвестные свойства". - сказала Катя - Но я заметила, что у одного дворянина, недавно были похищены артефакты: серп, весы, меч, лук и стрела.
- Я буду ходатайствовать о встречи с ним. Сколько мороки! Ты можешь идти домой.
- Вернись к ночи.
- Хорошо.

- О ты вернулась, Катя, а где Гео я хочу ещё раз сыграть в ДеНДи.
- Он задержался на работе отправил меня домой.
- Тогда ты будешь играть вместо него.
- Я не знаю правил.
- Ты быстро научишься, только главное запомни я ГМ и могу отступать от правил, это называется мастерским произволом. Коровы вы ей подсказывайте.
- Да ГМ.
Они начали играть, Катя с головой окунулась в мир настольного фэнтези.

История восьмая: жизнь.

В палате было очень тихо, аж до жути. Приборы, находящиеся в помещении и издававшие совсем недавно разные звуки, теперь молчали. Лишь вентилятор, стоящий в углу тихонько шелестел лопастями, но это скорее не успокаивало, а наоборот – ещё больше подчёркивало гнетущую тишину. И это была не просто тишина, здесь всё было пропитано смертью. Сердце пациента уже не билось, а тело с головой было накрыто белой простынёй. Приборы жизнеобеспечения молчали. В палате находился ещё один человек - мужчина в сером костюме, остроносых модельных туфлях и с хорошо уложенными волосами. Он сидел немного сгорбившись, опустив голову – словно что-то разглядывал на полу. Лицо было бледное и уставшее, со стороны даже могло показаться что он тоже мёртв.
Дверь в палату отворилась и на пороге показался доктор. Человек на стуле выпрямился и посмотрел на вошедшего впалыми глазами.
- Ну как ты? – спросил доктор.
- Ничего, справлюсь, -ответил человек в сером костюме.
- Извини, но, как говорится, тут медицина бессильна, - врач развёл руками.
- Ой, оставь это, - посетитель отмахнулся, - я всё прекрасно понимаю, - затем он взглянул на накрытое простынёй тело и добавил: - наверное так даже лучше для него. Закончились наконец-то мучения.
- Он же вроде здоров был до падения, а в коме, я думаю, он вряд ли мучился.
- Да нет, дело не в этом, - человек в костюме встал и шагнул к выходу,- пойдём выйдем, - произнёс он на ходу.
Всего несколько метров от крыльца больницы, а а всё казалось уже совсем другим, даже воздух был более прозрачный и чистый. Невыносимая, давящая тишина сменилась трелями птиц и стрекотом кузнечиков. Человек в сером костюме стоял с зажатой между пальцев и смотрел, как она медленно тлеет. Вот здесь, за этими стенами, лежит его брат, огонь жизни которого уже погас. Он точно так же как и эта сигарета медленно угасал.
- Ну так что ты мне хотел рассказать? – нарушил молчание доктор.
-Ты же не был с ним знаком, правда? – человек в костюме сделал последнюю затяжку, затушил окурок и выбросил в урну.
- Не довелось, - признался врач.
- О том, какой он был я тебе говорил не раз: целеустремлённый, сильный духом, никогда не унывал, - он вздохнул и задумчиво посмотрел вдаль. – Но около пяти лет назад его жизнь здорово изменилась. От него ушла жена, просто так, собрала вещи, помахала ручкой и скрылась в неизвестном направлении, оставив его с двухлетней дочерью на руках. Все были очень удивлены, ведь они выглядели такими счастливыми и всегда было всё хорошо. Но даже тогда он оправился довольно быстро, - человек в костюме замолчал, достал из кармана пачку сигарет, вынул одну и закурил.
Он курил не спеша, будто смаковал каждый затяг, аккуратно стряхивая пепел в урну. И не говорил не слова. Казалось, что после того как он замолчал, сразу все звуки тоже стихли, но это была всего лишь мимолётная иллюзия. Мгновение спустя вновь затрещали кузнечики и запели птицы, даже стали различимы голоса других людей.
- Но, я так понимаю это не всё? – резонно спросил доктор. Он сам не курил, но внимательно наблюдал за тем как это делает его собеседник, будто созерцал какое-то произведение искусства.
- Нет, не всё, - человек в костюме выпустил струю дыма и затушил сигарету, - Брат три года растил дочь один и, надо сказать, у него это хорошо получалось. Впрочем у него всё хорошо получалось, - он усмехнулся, - Но два года назад они с дочерью поехали за город на озеро. Решили устроить небольшой пикник. По пути он остановился возле ларька, чтобы купить мороженого, - он вновь замолчал и устремил свой взгляд куда-то вдаль, в пустоту, - Об этом потом все газеты писали, - тихо произнёс он.
- Авария с автобусом? – догадался доктор. Собеседник кивнул.
- Дочь осталась в машине. Пока мой брат покупал мороженое, в неё на всей скорости въехал автобус. Никто не выжил. Двадцать четыре трупа.
Вновь повисла тишина. Звенящая, давящая на виски, сжимающая всё пространство до одного вздоха – тишина.
- Ты знаешь, - продолжил человек в костюме, - он на днях приходил ко мне. Принёс бутылку виски. Посидели на кухне, попили. Он говорил о смерти и времени. О том, что время нисколько не лечит, что оно просто дряхлый, никчёмный старикашка. Представляешь? Я тогда прям рассмеялся, - он усмехнулся, - только вот сейчас мне не до смеха.
Жизнь продолжалась. Жалкий старикашка волочил своё существование изо дня в день. И ему было не до переживаний людей, он просто был. И никто не властен над ним, даже смерть просто смотрит вслед. Он молод, стар, силён и слаб. И всё это одновременно.

— Долго нам ещё идти?

— Да, мы ходим уже почти вечность.

Худощавый ссутулившийся маг обернулся и в который раз произнёс:

— Скоро...

Воин с лучницей устало выдохнули, но мужчина вдруг обнажил меч и пожаловался:

— Если это ловушка, я разоблачу её наперёд! Такие как ты, нам попадаются не впервые!

Старый маг шёл себе прямо, опираясь каждый хромой шаг на корявый посох.

Он резко остановился и дал ответ:

— Попробуй.

Девушка внезапно ахнула и коснулась локтя молодого воина, жестом подозвав к себе. Она шепнула ему на ухо свою идею.

Парень нехотя озвучил слова застенчивой подруги:

— Вы — злой волшебник?

Дедушка захихикал и по каменному туннелю поползло злобное эхо, составив компанию старику.

Но ответил он, будто рубит с плеча:

— Нет. Хуже!

Воин спрятал спутницу за спиной и выставил клинок вперёд. Его голос звучал слишком мужественно, без тени страха:

— Тогда почему бы нам не расправиться с тобой прямо сейчас?

Маг стукнул посохом в непримечательный булыжник и в каменной стене со скрипом открылся проход.

Слова старика, казалось, стали более угрожающими:

— Потому что мы наконец пришли, а ещё вы не знаете как отсюда выбраться.

Мужчина и девушка схватились за руки, меч всё ещё блестел, держа старика на безопасном расстоянии.

— Хорошо. Ты обещал научить нас магии, это здесь мы будем обучаться?

— О да, пройдёмте.

Троица направилась вперёд по узкому коридору. Когда они вышли в свет, воин осмотрел хоромы старика: в середине журчала вода внутри широкого бассейна, вокруг него стояли шкафы с книгами, деревянные столы с кипами бумаг, серебряные чаши на подозрительных пьедесталах.

Мужчина направил лезвие на мага и смело задал вопрос:

— Так кто же ты такой, если ты — хуже злого волшебника?

Старик безумно улыбнулся, от чего воин, к своему удивлению, отшагнул назад и упёрся в лучницу позади.

Маг быстро метнулся к столу заваленному свитками, выдернул один пергамент из высокой кипы и поднял над собой, прокричав:

— Я — писатель. Верней, хочу им стать. В отрыве от своей первой книги, я набросал вот это! На, прочти.

Маг почти вплотную приблизился к лезвию меча, протягивая исписанный пергамент.

Мужчина забрал его неохотно и краем глаза пробежался по верхней строчке.

Мнение о прочитанном произнёс ещё менее увлечённо:

— Неплохо.

Он медленно опускал пергамент и также медленно встречал испытывающий взгляд старика.

Началась словесная перепалка:

— Блефуешь, молодой! Прочти заново и вслух, с выражением. Твоя подруга пусть тоже услышит!

— Мы здесь вообще не для этого! Ты обещал обучить магии, а не текст оценивать!

— Да какая разница?! Просто прочти, никуда я от вас не убегу с этим обучением волшебству. Вы, кстати, от меня тоже никуда не убежите.

Старик стукнул посохом в каменный пол и минуту все молча слушали, как в конце узкого прохода закрывается со скрежетом проход...

Неожиданно воскликнула девушка:

— Кья! Пожалуйста, прочитай эти дурные наброски. Я хочу домой!

Маг дополнил её слова:

— Видишь, молодой, даже твоя подруга на моей стороне!

Воин с яростью сжал рукоять меча, дёрнулся, но остепенился. Другой рукой смял пальцами пергамент, что-то пробормотал и спрятал клинок в ножны.

Он небрежно разгладил чахлую бумагу и вслух прочёл написанное, выкрикивая почти каждое слово:

А нет, старик между делом умудрился ляпнуть:

— Сердишься, будто тебя заставляют.

Мужчина вздохнул поглубже и сквозь зубы процедил:

— Ты заставляешь.

Маг огляделся, пригладил бороду и, почесав ухо мизинцем, незаинтересованно произнёс:

— Тут кто-то прочитать рассказ собирался...

У мужчины вздулась вена на лбу и с испепеляющим взглядом, он уткнулся в пергамент.

Его речь звучала столь же пламенно:

— Агиондеру, муфус чикала! Пиермо зигза жужавью! Племино гюта расспелида, маэро вандо кандерью!

Внезапно женские руки тронули лоб мужчины, и лучница обеспокоено произнесла:

— Ты разучился читать или тебе плохо?

Ясность внёс маг, он стоял по колено в воде, а его мантию съедал чёрный огонь:

— О, нет, всё с ним хорошо. Просто, понимаешь ли, я обвёл вас вокруг пальца. Подсунул древнее заклинание, под видом рассказа. Только смертные могут его прочесть, причём есть важное условие: нужно ненавидеть это заклинание! Я вас переиграл и теперь цена вашей ошибки — моё перерождение.

Старик ударил посохом по дну и чёрный огонь на его мантии вспыхнул, завихрился, как вдруг жгучим кольцом разошёлся по воде и мигом потух.

От старика в бассейне остался лишь пепел.

Девушка прижалась к мужчине. Они оба молчали, но думали об одном и том же: «что всё это значит?».

И внутри их мыслей раздался зловещий ответ: «Некромант возродился».

На ритуальных пьедесталах сами собой зажглись свечи, в бассейне забурлила вода, а в расщелине на потолке запищала стая летучих мышей... Из воды поднимался Властелин Ужаса!

Молодые люди побледнели от страха, однако лучница отпустила тетиву и стрела устремилась в цель, а воин резанул перед собой клинком в изящном пируэте... но всё в молоко.

Тогда мужчина досадно прокричал:

— Так значит ты — Великий Некромант из тёмных времён?

Враг захохотал. Эхо смеха отражалось от пещерных стен и ничем не отличалось от леденящих душу криков.

Властелин Ужаса не заговорил, его просто услышали:

— Идиот. Я всего лишь жертва для Совершенного Зла.

Долговязая тень вышла из воды ни медленно, ни быстро. Её тонкие пальцы обхватили кинжал на пьедестале. Отточенное лезвие из чистого серебра с лёгкостью прокололо черноту Некроманта и капля крови упала на дно ритуальной чаши. Кровь зашипела, поднялся пар, а через секунду вспыхнуло алое пламя.

Некромант с удовольствием осушил чашу, но языки пламени умудрились лизнуть ворот его плаща из ткани бездны и Властелина Ужаса захлестнул огонь.

Молодые люди держались за руки. Надежда теплилась в их сердцах от неописуемого зрелища у ритуального пьедестала.

Вот только с течением времени Некромант краснел, вздувался, а вскоре и вовсе вспарил над землёй, будто огонь выжег цепи притяжения.

Через мгновение, у ритуального пьедестала парила краснокожая сфера, размером с три книжных шкафа.

Воин взял хороший разбег и мечом ударил сферу, но даже не царапнул. К удивлению мужчины, сфера развернулась и на него уставился её одинокий глаз.

Он видел ВСЁ!

Девушка сразу упала в обморок, мужчина еле держался на ногах.

Губы воина дрожали, однако вопрос прозвучал без запинки, хоть и неуверенно:

— Так значит ты — Совершенное Зло?

Казалось, сфера хочет рассмеяться, но вместо этого мужчина обнаружил, что смеётся сам. Хохотала и подруга, которая лежала без сознания. Смех стоял истерический.

Всё же, Совершенное Зло улыбалось, а из рта выглядывали острые клыки.

Оно дало ответ:

— Идиот. Я в этом мире ненадолго. Моё задание — сотворить преемника Зла, того, кто по-настоящему заставит людей мучиться.

Из рта Совершенного Зла вдруг полилась кровь. Вены на красной коже выделились и посинели, а глаз побледнел. Сфера сдувалась, быстро старела.

Воин почувствовал, как дрожь перестала его донимать. Он выпрямился, поднял перед собой клинок и приготовился разить, однако...

Сфера выплюнула в воду большой сгусток крови, а сама сдулась окончательно.

Мужчина заглянул в бассейн: в мутной воде барахтался кто-то весьма знакомый.

Они случайно столкнулись взглядом.

Преемник Зла имел острый взгляд и тень безумия мелькала в них. Он поднялся из воды, взял плавающий рядом посох и на каждый хромой шаг облокачивался на него. Седой волшебник вышел из бассейна.

Воин громко выпалил:

— Ты!

Со старика капала вода, рукой он выжимал бороду.

Его голос звучал спокойным, житейским:

— С этим не поспоришь.

Воин спросил, что беспокоило больше всего:

— Ты преемник Зла? Ты заставишь людей мучиться?

Маг с улыбкой помотал головой и дал чёткий ответ:

— Нет конечно! Какой из меня преемник Зла? Я же говорил, что хочу стать писателем!

Девушка пришла в себя. Мужчина помог ей встать и вкратце рассказал произошедшее.

Лучница не верила своим ушам, воин обнял её и счастье скатилось блестящей слезой по их щекам.

Старик покашлял в кулак и громко произнёс:

— Не хочу вас прерывать, но пока мои второстепенные рассказы не прочитаны, отсюда никто не выйдет.

И глаза воина внезапно открылись в изумлении — он всё понял.

С этих самых пор, мужчина всегда избегал писателей.

Автор извиняется за те ошибки, которые допустил в тексте, ибо его плохо научили русскому языку в школе и он сам жалеет о том, что не учил этот предмет. Автор будет очень благодарен, если вы посоветуете какой-нибудь учебник по русскому языку с нуля.

Первая глава уже размещалась ранее, но не здесь. Дабы его было интересно читать тем, кто интересуется подобного рода рассказами он был размещен здесь. А что бы не было так мало, то рассказ был объединён в две главы.

Глава I.

Кладбище.

За окном плыла серая пелена. В маленькой комнате однокомнатной квартиры, расположенной в типичной хрущёвке, царил мрак, борющийся с тусклым светом утреннего солнца, а на кровати лежал молодой парнишка, лет, так скажем, двадцати двух. На его лице была такая же серость, царившая как и везде в этом маленьком провинциальном городке, какие всегда бывают недалеко от Москвы. Но помимо серости на его лице, этого застывшего, безжизненного выражения лица античной статуи, в его глазах была грусть.

Квартирка эта была обклеена старыми, еще с советских времён обоями и заставленная точно такой же мебелью. Квартира досталась ему от родителей. А на стене висели обычные китайские часы. И вот на безжизненном лице античной статуи появились признаки жизни. Лежавший неспешно направил свой взгляд на сие чудо китайской инженерии. Было уже девять - пора было вставать и идти.

На кухне стоял стол с немытой посудой и тарелкой с засохшими макаронами и надкусанной сосиской. В раковине, к слову, немытой посуды было не меньше. Наш главный герой посмотрел на всё это с отвращением, что-то буркнул под нос и направился к холодильнику. В холодильнике же была совсем другая обстановка. Если квартира была заставлена всем, чем только можно, то холодильник был практически пустой. На дверце стояли яйца и молоко, а на полке - кастрюля из которой доносился весьма неприятный запах. "Мда, суп нужно выбрасывать" - подумал про себя незнакомец. Не долго думая он взял молоко, поставил на стол, а на плиту поставил кипятиться чайник. Перекусив парой печенек и выпив кофе, наш главный герой двинулся в прихожую.

На вешалке висела старая засаленная куртка, а под ней стояла обувь. "Эх, кроссовки пора выбрасывать - каши просят." - смотря на отваливающуюся подошву, уже на обутой ноге, думал наш герой. Накинув на себя весеннюю куртку и не застёгивая её, парень немедленно двинулся на улицу.

Его квартира находилась на первом этаже. Домофон в подъезд был сломан и поэтому в нём всегда воняло саньём, пахло куревом и валялся всякий мусор. На лавочке валялся какой-то алкаш, на его руке можно было увидеть воровскую наколку. На всё это парниша посмотрел и сказал про себя: "Ну и чего же ты в жизни добился? Девок? Деньги? Нет, гепатит ты себе заработал и живёшь в проголодь. Быдло". Но он не стал долго засматриваться, поскольку такого в городе можно было увидеть чуть ли не в каждом дворе и пошёл дальше.

Проходя через соседний двор он увидел её. Она гуляла со своим маленьким братом, которому было лет пять на вид. Это была очень красивая девушка. Её черные волосы кудрились и развивались на ветру. Так и хотелось взять и окунуться в них, растаять средь этих мягких локонов. А чего стоила эта горбинка на носу, её пышные красные щёчки и пухленькие губки нежно розового цвета. Вот, вот взять её, нежно обнять, смотреть в эти карие глаза, и расцеловать, и самому растаять в её горячих объятиях и поцелуях. Но она не была девушкой нашего главного героя, как мог подумать читатель, а была очень хорошой подругой.

- Смотри, там Миша идёт. - пропищал её маленький братик.

- Да, Миша идёт. - сказала она с той самой интонацией, с которой обычно говорят с маленькими детьми и посмотрела на Мишу.

Миша подошёл. Как он на неё смотрел! Он любил её, что сказать? Как не влюбиться в эту прекрасную девушку, настоящую женщину, которая может пожалеть и поддержать в трудную минуту. Хоть ей всего и было восемнадцать лет, но она обладала отличительными моральными качествами, она не была такая, как все эти школьницы и первокурсницы этого серого города. Не было в ней распутности и меркантильности, не было в ней этой слабости перед этим серым городом , она не увязла в серой трясине. И не было у неё отвращения перед оборванным Мишей с нечищеными зубами и немытой головой. Потому что она понимала его. Но видимо не судьба быть его девушкой, хотя кто знает?

- Привет, с братом гуляешь? -

- Да, детский сад вообще весь с этой штукатуркой обсыпался. Его закрыть хотят, слышал?-

- Да у нас здесь все разваливается. - буркнул Миша и кинул свой взор на заброшенный магазинчик.

Пошла какая-то задумчивая минута молчания, но была прервана вопросом.

- На кладбище идёшь? -

- Да, на могилке прибраться хотел, ну и родителей естественно навестить. -

- Прилизался бы хотя бы, а то не стыдно тебе в таком виде по городу ходить? -

Миша промолчал.

- Наташенька, возьми деньги, внученька, хлебушка купи, а Максимку домой, а то не бось застудит себе что. - донёсся из окна первого этажа женский старческий голос.

- Ой, меня зовут. Миша, ты это, может к нам вечером зайдёшь? Моя бабушка пирожки испекла, а отец с тобой поговорить хотел. -

- Хорошо приду. - Миша снисходительно улыбнулся. Наташа улыбнулась в ответ, но резко сменила свою улыбку на строгое выражение лица.

- Прибери себя только! -

- Хорошо, хорошо, приберу. -

- Вот и славненько. - и Наташа потрепала тёмные волосы Миши - ну я пошла. - и тот час же скрылась в подъезде.

Миша проводил её взглядом. О чём то мечтательно вздохнул и пошёл дальше.

А дальше был небольшой магазинчик, возле которого толпились местные пацанчики. Миша хотел было поскорее пройти мимо магазинчика, дабы не светиться на глазах у местной шпаны и не пересекаться с ними, но возле входа в магазинчик прокричали:

-Миха!-

Возле входа в магазинчик стоял человек маленького роста, весьма худой, но в отличии от нашего главного героя выглядел опрятно, и самой главной отличительной чертой у него была светлая и добрая улыбка на его лице. Он быстренько подошёл к Мише и протянул ему руку. Миша протянул ему свою руку в ответ. Их приветствие закончилось крепким рукопожатием.

- Родителей навестить идёшь? А я вчера мимо проходил, и скажу тебе сразу - нужно оградки покрасить. Давай завтра сходим покрасим? У меня как раз чёрная краска осталась, да и время будет свободное. А? -

- Да, не плохо бы и покрасить. Да там вообще одна оградка покосилась, нужно на место поставить. -

- Это верно. Не хочешь вечером у меня посидеть, выпить? -

- Не, сегодня вечером я к Наташе иду. -

- А-а-а.- ответил он протяжно и спросил - Кстати, как там с ней у тебя? -

Миша опять вздохнул, но уже печально.

- Да всё так же. -

- Подожди, я прям чувствую что вы сойдётесь. -

- Надеюсь. -

И на этой нотке Миша посмотрел в сторону местной шпаны. Они стояли кучкой возле ржавой заниженной жигули, из которой доносился блатняк. На капоте стояли бутылки пива, а над их головами витал сигаретный дым. Один из братков метнул взгляд в сторону наших друзей:

- Эу! Есть курить? -

Миша тут же поспешил отвести свой взгляд куда-то в сторону. А Саша же, то есть друг нашего героя, дружелюбно ответил:

- Не, нету! -

И на этом весь диалог со шпаной и нашими друзьями был закончен.

- Ладно, я пойду. - негромко, даже как-то вяло сказал Миша.

- Давай. - они опять пожали руки. - мне тоже пора идти.

Саша ушёл, а Миша остался стоять на своём же месте. Он снова бросил робкий взгляд на веселящуюся толпу и решил не проходить мимо, а сделать небольшой крюк. Мало ли что случится?

Уже прошёл час. Миша был на кладбище возле могилки своих родителей. Краска на оградках вся потрескалась, местами даже виднелась ржавчина; одна из оградок была наклонена, а калитки не было вовсе. Но несмотря на всё это, могилка была ухожена - на ней не было высокой травы, а на бугорках уже пробивались первые весенние цветы. Под двумя крестами стояли лампадки и Миша неспешно зажёг их, после чего сел на лавочку с поникшей головой и погрузился в свои воспоминания. По щеке тихонько скатилась слеза, упала на листик, и уже по нему, медленно стекла на землю и впиталась в неё. Так прошло десять минут, пока тишину не прервали дравшиеся вороны на кучке мусора. Миша посмотрел на это и сердито сказал:

- Как же задрали они здесь мусорить. - и достал из кармана мусорный пакет и перчатки.

Стоя с мусорным мешком в руке, Миша кинул свой прощальный взгляд в сторону могилки и пошёл в город.

Глава II.

Воспоминания.

По приходу домой Миша тут же вылил протухший суп в унитаз, и таким же образом избавился от засохших макарон с сосиской, и принялся мыть посуду. В желудке начало бурчать и Мишу накрыло чувством голода, который он решил удалить пожарив яичницу и заварив себе крепкий чёрный чай с сахаром. Когда с яичницой было покончено, Миша понёс только что заваренный чай к себе в комнату и уселся на кресло. Посидев немного с закрытыми глазами Миша встал и подошёл к шкафу из которого вынул старый фотоальбом. Миша опять вернулся в кресло и стал рассматривать фотографии. На первый фотографии была запечатлена группа детей, среди которых стояла женщина средних лет, а с краю стояла девочка, державшая табличку с надписью "1Б". И вот какая-то неведомая пелена накрыла нашего героя.

Это было светлое утро первого сентября. Маленький Миша шёл со своей мамой за ручку, весело приплясывая, считая ворон и держа в руке ленточку к которой был привязан воздушный шарик. Подходя к школе, Миша поспешил сбросить свой шаг, и уже с какой-то осторожностью и щекотливым любопытством он рассматривал окружающих и чуть ли не притирался к ноге своей мамы, норовя сбить её с ног. И вот они подошли к толпе, возле которой стояла та самая женщина средних лет, но с табличкой в руке "1Б". Его тут же повели в толпу и оставили среди детей, а мама осталась разговаривать с учительницей и другими родителями. Пока его мама разговаривала, Миша уже успел подружиться с ребятами стоявшими рядом.

Потом их повели на площадку. Естественно детям было не интересно слушать долгую и монотонную речь директора, и они разговаривали о чём-то своём.

Пока Миша разговаривал, сзади толпы успела сформироваться ещё одна толпа и от туда прокричали:

- Женщине плохо! -

Дети тут же обратили внимание на столпившихся людей. К ним подошли директор и завуч. Потом раздался чей-то громкий голос:

- Скорую вызывайте! -

Мише тут же стало не по себе и он начал искать свою маму. Он подошёл к толпе и увидел её, с кровью тёкшей из носа. Миша тут же бросился к ней и начал трепать её за рукав осеннего пальто крича:

- Мама! Мамочка! -

У него начали течь слёзы из глаз и хриплый голос директора сказал:

- Уберите ребёнка! -

Так прошло первое сентября, которое врезалось в память на всю оставшуюся жизнь.

Потом он стал листать дальше, и наткнулся на свою выпускную фотку. На фоне девятиклассников он увидел своего одноклассника, как ему показалось, с не очень приятным лицом. Какое-то чувство неприязни и обиды появилось у него на душе и его накрыло ещё одно воспоминание.

За окном плавно и монотонно шёл снег, и точно так же, плавно и монотонно проходил скучный урок математики. Миша сидел в крайнем ряду у окна на второй парте. Скажем так, для начала, что урок математики любили не многие, и поэтому, его как можно чаще старались прогулять или проболеть, тем более что в зимнее время это можно было сделать довольно просто и с удовольствием, к примеру играя в снежки и бегая с растёгнутой курткой. И вот благодаря всем этим обстоятельствам, на уроке математики не было половины класса, а сзади Миши две парты были пусты. Последняя же была занята двумя быдловатыми ребятами: одним худощавым, с ехидной улыбкой и пожелтевшими зубами от сигарет; второй был тот самый с фотографии, весьма крупнее своего соседа и даже Миши, хотя тот кстати был таким самым средненьким середнячком. Что первого, что второго часто звали по кличке давшей им местной гопотой. Первого - Кубырдой, второго же - Лёхой Шипилявым, Шпилей или просто Лёхой.

Лёха сидел на задней парте, периодически харкая на пол и лузгал семечки. Кубырда же сидел и рисовал на парте непристойности и писал всякие матерные слова. Лёха сидел с каким-то безразличным или даже туповатым лицом, распухшем от пива и водки, и сверлил Мишину спину. Он ткнул Кубырду локтем и мотнул головой в сторону Миши (к слову, учителя в тот момент не было). Кубырда взглянул на Мишу и скривил свою пасть в мерзкой, ехидной улыбке.

- Махруша! - и в Мишу Махрушина полетел скомканный листок бумаги.

Миша обернулся.

- В рот возьмёшь? - и два подонка заголосили мерзким смехом.

Давно Мишу доставали эти две обезьяны и потому ему в голову прыснул лёгкий приступ ярости. Миша посмотрел ему в глаза - их взгляды пересеклись.

- Да пошёл ты! -

Лёху тут же накрыло чувство униженного достоинства, и дабы не опорочить свою честь он поднялся со стула и быстро прочесал к Мише. Миша встал и они сошлись лбами. Но не был Миша сильнее Лёхи, и не обладал бойцовскими навыками, и сильная шустрая рука Лёхи обхватила шею Миши. Дальше гопарь нагнул жертву и начал раздавать ей удары коленом, то по голове, то по животу, иногда добавляя удары кулаками в бока и спину.

Домой Миша вернулся с разбитым носом и повесткой к директору. Мама долго распрашивала его что случилось, долго пыталась открыть дверь в душ, но Миша не открывал ей и горько плакал под звуки струящейся воды.

Но что мы всё о плохом, да о плохом. Разве не было в жизни Миши что-то приятного? Давайте смотреть дальше.

Почти полностью погрузясь в печальные воспоминания, Миша решил отогнать их, и на следующей странице достал старые тетрадные листки. На первом листке был текст написанный очень аккуратным и красивым почерком: "Привет, это твоя тайная поклонница. Не хочешь сегодня прогуляться после школы? Давай у дуба? Напиши да, если согласен (и подмигивающий смайлик в конце)". А в правом нижнем углу листка корявым почерком было написано "Да". На следующем листке был написан стих с выражением любовных чувств.

Выйдя из школы, он решил пойти к тому самому дубу о котором упоминалось в записке. Тот дуб стоял за школьным забором на пустыре поросшим травой. Возле дуба стояла красивая длинно-волосая девочка. Миша подошёл к ней. Она повернулась, посмотрела на него и улыбнулась. Миша не мог не удержаться и улыбнулся в ответ.

- Привет. - пропела она своим тоненьким голоском.

- Привет. - как-то неуверенно ответил наш герой.

- Пошли прогуляемся до парка. Мы же не будем здесь стоять? Да к тому же я там живу не далеко - проводишь как раз. -

И они пошли к парку. Парк был не большой, весь поросший, с разбитой плиткой на тропинках и даже ямами, но была в нём какая-то манящая тишина, тень от разросшихся деревьев и сказочный запах весенних цветов. И воспоминание о парке, о этой первой встрече породило другое воспоминание.

Был тот же самый парк. Только это не был тёплый весенний денёк, а прохладный, после дождя, августовский поздний вечер. Они сидели на лавочке освещаемые тёплым тусклым светом уличного фонаря.

- Вот скажи, ты бы прыгнул ради меня с дерева? -

- Конечно прыгнул. - и она рассмеялась тихим, аккуратным смехом.

- А на руках бы носил? -

- И на руках бы носил. - и она снова рассмеялась.

- Слушай, дай кое что шепну! - и Миша наклонил свою голову. Внезапный горячий поцелуй отразился жгучей отметиной на щеке Миши.

Это могла быть совсем другая история, но в самом конце лета, перед днём, когда им нужно было расстаться, ей пришлось сказать, что она переезжает в другой город. Они гуляли до самого вечера и долго разговаривали между собой, как-то по детски наивно клялись, что никогда не разлюбят друг друга и обещали вернуться, когда закончат учиться. Видно не судьба. Но на лице Мише, это воспоминание отразилось приятным, щекотящим чувством и улыбкой на лице.

Чутка подогретый приятными чувствами, Миша решил подложить дров в топку. Он перелистнул страницу и увидел на фотографии своих родителей и себя маленького между ними возле старой "девятки". Он помнил, что отец долго работал вахтами, чтобы купить эту машину. После покупки машины, на оставшиеся деньги он решил свозить семью в московский зоопарк. Миша помнил как смотрел на крокодилов, переглядывая через перила, боясь упасть к ним в воду. Помнил он и то, как смеялся над кривляющимися обезьянами; как кормил жирафа; как долго спал на заднем мягком сиденье, когда они возвращались домой. Ещё горячее закипела в сердце вода приятных воспоминаний и в носу появился запах старого салона жигули.

Долго сидел Миша, перелистывая старый фотоальбом и вспоминая приятное, но как-то резко взглянул на часы, как будто что-то забыл. Время было предвечернее. Нужно было идти в душ прибирать себя.

* * *

Миша подошёл к Наташиной квартире. Он постучался и услышал чьи-то шаркающие шаги. Дверь отворилась и Мишу обдал запах старушечьего тела и свежеиспечённых пирожков.

- А-а-а, Мишутка, здравствуй. Гриша с Наташей тебя совсем заждались. Ну заходи быстрей. Чайник только только вскипел - сейчас пойду заварю. - и старушка бодренько ушла на кухню, а Мишу остался встречать пухлый пушистый кот.

Наташа жила с родителями в трёхкомнатной бабушкиной квартире. Родители Наташи были строги с ней, но очень сильно её любили. Вы только представьте, что было бы с этим ангельским цветком, если бы его начали поливать водой серой трясины? Но лишь благодаря родительской любви и заботе, этот цветок поливали водой из озера, наполняемым реками всех добрых чувств и качеств, и вокруг него смог образоваться неприступный ров, который было не преодолеть болотной гнили.

Насколько сильно они её любили, так они её и опекали. По вечерам Наташа часто сидела дома, делая уроки или помогая родителям, а днём гуляла лишь только в своём дворе. Но родителям и бабушке нужно отдать должное, что привили своему ребёнку самые положительные качества: доброту, стремления к знаниям, трудолюбие и много ещё каких качеств, которых не перечесть одним длинным предложением.

Гриша - папа Наташи, сидел вместе с ней и её подругой на кухне, пили чай и ели пирожки со всякими разными начинками. Кухня была маленькая и уютная, одурманивающая своим вкусным, аппетитным запахом, но была через чур душная.

Миша зашёл на кухню и поздоровался со всеми.

- Душно у вас как-то, можно форточку открыть? -

- Ну это мы всегда за. - и дядя Гриша ловким движением руки отворил форточку. Кухня тут же наполнилась весенней прохладой.

- Ну рассказывай, как жизнь, как работа? -

- Да жизнь ничего пока, правда на заводе сокращение идёт и зарплату урезают. -

- Ездил бы ты, Миша, в Москву работать. -

- Пожалуй придётся, да только пока не знаю куда. -

- Ну с этим я могу тебе помочь. У меня друг работает в Подмосковье

на заводе по производству тепло, звукоизоляции, ну что-то в этом роде. -

- А сколько платят? -

- Ну как сказать, - и усатое лицо дяди Гриши расплылось в задумчивой гримасе. - смотря кем работать будешь. Ну не зря же ты на электрика пошёл? Вот на кой ляд тебе там грузчиком работать? Ну ты и сам это понимаешь. Там оплата-то почасовая. Рублей пятьсот - час. Пять дней в неделю. -

- Хех, это не мои жалкие десять тысяч. -

- Да-а-а, но загадывать не будем. Я тебя для чего позвал, мне на даче помощь будет нужна - работа чисто мужская. Там дрова поколоть, печку помочь новую поставить, сарай снести - совсем уже за зиму сгнил. -

- Конечно, только вот вопрос когда? -

- Да на следующих выходных. Я же знаю что ты пять дней в неделю вкалываешь. -

Чаепитие это продолжалось где-то около двух часов. Они смеялись, вспоминали былое. А тот самый пушистый кот, который был в прихожей, часто тёрся об ноги, в попытках получить ласку. Дядя Гриша в этом плане был не преступный, лишь изредка он трепал его за ухом. Зато гора ласки свалилась на кота со стороны Наташи, и он вскоре забрался ей на колени, свернулся колачиком и крепко уснул. После чаепития Миша распрощался со всеми и пошёл к выходу, дядя Гриша пошёл за ним следом его проводить.

- Какой милый! Вы бы были отличной парой с ним. Но только он какой-то грустный, весь замученный, загнанный какой-то. - заголосила вдруг подруга Наташи.

- Сегодня он ходил на кладбище родителей навещать. -

- А что случилось с его родителями? -

- У мамы его рак мозга был. Опухоль давила куда-то, и она бывало теряла сознание. Ей очень становилось плохо в тот момент и доходило до того, что её забирала скорая. Два года назад ей снова сделалось плохо. Его отец звонил в скорую, но видимо никто не отвечал, или скорая не приезжала. И его отец решил отвезти её сам, но их машина попала в аварию с другой машиной, и все те кто там был, умерли.

История четвёртая: трамвай.

Я раньше даже не думал, что тишина может пахнуть. Но сейчас, идя по улицам большого города, среди высоких, современных зданий, я очень явственно ощутил его. И это был не просто запах, который витал в воздухе, нет – это был он – запах тишины. Это словно поджаренная корочка хлеба с некой примесью металлической стружки. Так и кажется – нарушь, и она захрустит на зубах, рассыплется мелкими осколками и больше никогда не вернётся – не будет больше тишины, а только лишь горькое послевкусие. И я старался не нарушать её. Даже гулкие отзвуки наших шагов были словно частью тишины – настолько всё гармонично вписывалось в этот день: город, полуденное солнце, бьющее оранжевым светом из каждого окна, пустые улицы и, конечно, тишина с примесью наших шагов.
Мне казалось всё это странным. Почему в разгар рабочего дня на улице ни души. Ведь должен же быть хоть кто-нибудь. Но нет – никого, вообще, даже машин нету, а ведь это центр города. Мы шли по небольшому переулку, который выходил на главную улицу, её было видно через два дома. Я с надеждой посмотрел вперёд, но нет, и там никакого движения, словно вымерли все. Друг остановился. Я тоже.
- Я думаю это место подойдёт, - его слова прозвучали очень громко и звонко в нависшей полной тишине. Я даже подумал, что сейчас из окон начнут высовываться люди, чтобы увидеть, кто же это таким бессовестным образом нарушил их покой. Но увы, этого не произошло.
- А тебе не кажется странным, что вокруг никого нет? – спросил я наконец.
- Возможно, - он огляделся, - но так даже лучше.
- Лучше для чего?
- Ты же помнишь, что я тебе говорил? Про Неё, про продление контракта, про повышение? – он смотрел на меня так, словно пытался понять помню ли я.
- Да, конечно, - поспешил я заверить его.
- Так вот, - продолжил он, глядя уже вперёд, - меня всё интересует вопрос повышения. Что бы это могло значить? Как ты думаешь?
- Даже не представляю, - тихо признался я.
- Мне кажется, что у меня появится суперсила, - он повернулся ко мне и улыбнулся так, что мне стало не по себе. Даже мурашки побежали.
- Ну ты скажешь тоже, - отмахнулся я, стараясь не выдать своего минутного испуга.
- Нет, ну ты сам подумай, что может быть выше жизни, - он сделал театральный взмах руками. Я улыбнулся и задумался: а действительно, что?
- Даже не знаю, - я почесал голову.
- Вот и я не знаю, поэтому сейчас будем проверять.
Он выставил вперёд руки и напрягся, будто толкал невидимый груз, выглядело очень комично. Я улыбнулся. Но вдруг воздух начал дрожать, небольшой хлопок, и прозрачная воздушная волна поплыла по переулку набирая скорость. Неужели и в самом деле суперсила? Из-за поворота донёсся звонок трамвая.
Дальше всё словно в замедленной съёмке: трамвай выезжает на перекрёсток, волна настигает его, и он, словно игрушечный, слетает с рельс, несколько раз переворачивается и останавливается у противоположной стороны улицы. Сколько мы простояли замерев словно статуи, я не знаю. Первым очнулся мой друг.
- Откуда появился этот трамвай? – пробормотал он, - Я же всё просчитал. Никого не должно было быть, - он повернулся ко мне, - никого, слышишь! Никого не должно было быть! – словно заклинание повторял он всё громче и громче.
- Я не знаю, - тихо пробубнил я. И я действительно не знал. Всё это было настолько неожиданно, что мозг просто не мог уловить даже малейшего смысла происходящего – оно просто было и всё.
- Надо убираться отсюда, - резко сказал он придя в себя. В следующий миг развернулся и пошёл обратно. Я побрёл за ним. Через несколько секунд мы повернули за угол. Обернувшись перед поворотом, чтобы ещё раз взглянуть на трамвай, я вдруг заметил женщину в длинном, ярко-красном платье. И тут, словно переключатель в мозгу щёлкнул, и мне всё сразу стало понятно: всё именно так и должно было быть.

История первая: приглашение.

Сбивая недельную пыль дождь крупными каплями шлёпал по стеклу. Я сидел у окна с кружкой кофе и наблюдал, как серые ручейки устремлялись вниз, оставляя за собой неровные полосы прозрачного стекла. До сегодняшнего дня я даже и не думал что окна такие грязные. Надо бы помыть. Вскоре отдельные капли сменились непрерывными струями, и музыка дождя перетекла из прерывистого и спокойного соула в динамичный джаз. Я закрыл глаза. В висках пульсировало так, что казалось ещё немного и мои вены лопнут от напора крови. По телу тоже перекатывалась боль, делая каждое движение чуть ли не подвигом для меня. И я старался не двигаться.
Что вчера произошло? Единственное, что я помнил – это крыша. Да, точно, я там был. Но зачем? Как я туда попал? И что было потом? Это оставалось для меня тайной. Первое, что я помню после крыши – это то, что проснулся у себя дома. И вот сейчас сижу у окна, слушаю музыку дождя и пью кофе.
Сквозь темноту и переливающиеся партии дождя донёсся неясный вибрирующий звук. Хоть он был далёким и тихим – отдался в голове так словно кто-то хотел просверлить дыру в моей голове. Я ещё сильней зажмурился от наплывшей волны боли, рука непроизвольно потянулась к виску, как будто она сможет утихомирить её. Осторожно открыв глаза, я заметил, что причиной этого звука был мой сотовый, лежащий на столе. Неизвестный номер, наверно спам какой-нибудь. Немного подумав, я отхлебнул из кружки уже порядком остывший кофе и взял телефон.
- Алло, - произнёс я в трубку, ожидая какого-нибудь предложения от банка или опроса телевидения.
- Здравствуйте, мне нужно с Вами встретиться, - глубокий, пробирающий до самого сердца мужской голос. Даже телефонная связь не смогла уменьшить потрясения от него. Я даже на миг забыл о своей боли.
- А кто вы, - задал я резонный вопрос.
- Я, - небольшое молчание, - Я ваш ангел хранитель, - довольно неожиданно. Но, как ни странно, я ему почему-то поверил.
- И зачем Вы хотите встретиться со мной?
- Это не просто объяснить, - вновь пауза, - Могу только сказать, что это касается Вашей смерти.
- Моей смерти? – непонимающе переспросил я.
- Да. Ну так что, мы договорились?
- Что ж, раз так, почему бы и нет, - вздохнул я.
- Тогда жду Вас в торговом центре послезавтра к половине третьего.
- В каком именно торговом центре?
- Вы сами поймёте когда придёт время.
Короткие гудки.
И всё? Как я узнаю? Или он ещё позвонит? Я смотрел на потухший экран телефона и не понимал что делать дальше. За окном звучала всё та же композиция, а ручейки превратились в водопад. Ангел хранитель, подумать только. Я с большим трудом встал и побрёл в комнату. Послезавтра я с ним встречусь, вот тогда и посмотрим какой он ангел и хранитель ли.

…– Спартак! Спартак!

«Никакой фантазии», – грустно думал Спартак. – «Ни малейшей. А ведь культурная нация. Образованная. Мда».

Гладиаторы неспешно выходили на арену. Оказавшись в центре, они единым отработанным движением выбросили вверх мечи. Дерзкий Скодзос присовокупил ещё и оттопыренный средний палец руки, распластанный по рукояти меча, но толпа этого не заметила. Она жаждала крови и только крови.

– Крикс!!! Сабион!!! Лисимах!!! – зрители продолжали выкрикивать имена своих кумиров, сопровождая их кровожадными репликами: – Убей его, Крикс! Разорви! Эй, фракиец, выпусти им всем кишки! Смерть «синим»! - и снова многоголосое: - Спартак! Спартак!

– Никакой фантазии, – озвучил мысли товарища Крикс. – Одно и то же орут. Вот придурки!

– Куриные мозги! – вступил в беседу гладиатор по кличке Меченый, полученной из-за зловещего вида шрама, тянущегося через всё лицо. – Уже второй месяц как Лисимаху башку снесли, а они всё орут!

– Эх, жалко Лисимаха, – вздохнул Скодзос. – Боец был. Как он меня тогда...!

– Да уж! – подтвердил Спартак. – Умел мечом махать! Да и пожрать был не дурак. Четыре миски чечевицы зараз – не шутки!

– Бэ, чечевица, – Скодзос, а с ним и ещё несколько гладиаторов мастерски изобразили непреодолимую тошноту. – Вот же гадость! Хорошо, что игры начались!

– Верно!...Точно!... – понеслось со всех сторон. – На играх скупиться не станут!

– Кстати о птичках, – из задних рядов протиснулся Требий, самый юный гладиатор. Меч в его руках заметно подрагивал и он пытался уверить всех (и себя в том числе) что это только лишь от волнения. – А насколько они не поскупятся?

Спартак усмехнулся:

– Известно насколько, - сказал он. – Мясо, вино, хлеб. Сколько влезет. Ну и бабы, конечно!

«Вот только тебя, малыш, это не касается», – добавил он про себя, видя, как бледное лицо юноши расцветает от удовольствия.

К Требию в школе относились по-отечески. Весёлого и наивного парня любили, расстраивать его не хотелось. Однако Спартак был уверен, что Плутон уже занёс над ним свой трезубец. Дрожь, волнение, страх – это всё до первого выхода на арену, до первого отпечатка сандалии на песке Колизея. Если же не сумел совладать с собой и после – значит не жилец. Впрочем, остальные….

– Да уж, эту неделю крохоборствовать не станут! – развил тему Скодзос. – Зато потом опять – вода и чечевица.

– Как же всё надоело! – с горечью сказал Крикс. – Гадство!

Он быстро огляделся по сторонам и вдруг понизил голос чуть ли не до шёпота:

– Что скажешь, фракиец? Может, уже пора? Может, уже пришло время? Ну, говори же!

Спартак посмотрел на Крикса. Тот подчёркнуто смотрел в сторону, поигрывая мечом. Стоящий рядом Скодзос навострил уши.

– Пришло время, – медленно повторил Спартак. – Да…

Он обежал взглядом беснующиеся трибуны, затем поднял глаза к небу. Ослепительно-синее, без единой тучки, оно равнодушно смотрело на горстку двуногих. На многих из них – в последний раз…

– Пришло время остаться в живых, – тихо сказал Спартак. – Или умереть.

Оскалившись, Крикс хлопнул Спартака по плечу и отошёл. За ним ушёл Скодзос.

Немелодично завизжали трубы, гладиаторы стали разбираться по группам. Спартак, возглавляющий «красных», занял своё место позади основной группы, по бокам от него привычно расположились братья-германцы. Потенциальный смертник Требий попал в ряды «чёрных». Спартаку было всё равно, исход, по его мнению, в любом случае был один.

Трубы смолкли, над Колизеем повисла тишина.

«Солдат любит сражаться и убивать, – отстранённо думал Спартак, глядя как напротив, из-за спин своих бойцов ему ухмыляется старина Крикс, предводитель «чёрных». – Так говорят. Какая же чушь… Если бы кто знал, как солдат любит вот такие моменты затишья. Когда ни звука, ни вздоха… ни крови…»

Время для него будто приостановилось. Движения стали медленными, звуки – далёкими, но осязаемыми. Вот распорядитель Игр, застывший, словно статуя самому себе: ни малейшего движения…. Полуобнажённая женщина в первом ряду, уставилась на бойцов сцепив руки, глаза её с трудом, будто нехотя закрываются и открываются снова…. Меч Крикса, которым он любит поигрывать перед боем; сейчас клинок не перелетает, а переползает из руки в руку…. А вот цезарь, великий император… это его рука, унизанная золотыми кольцами… она парит вверх, а потом медленно опускается… опускается… опускается…

Цезарь взмахнул рукой и под оглушающий аккомпанемент толпы на арене зазвенели мечи, затрещали копья, пролилась первая кровь. Неудачником, как Спартак и предполагал, стал Требий. Меч шедшего в авангарде «красных» Одоакра сразу же достал юнца, не сумевшего ни подавить страх, ни даже поднять рук в свою защиту. Обезглавленное тело рухнуло под ноги сражающимся, зрители выразили одобрение плотоядным стоном.

– Первый пошёл!!! – взревел один из братьев и тут же сравнял счёт, отчекрыжив Теулопику его кудрявую башку, на завивку которой иллириец всегда тратил уйму времени, в ущерб тренировкам. Наставник постоянно ворчал, что желающий выглядеть как баба должен отправляться на кухню к рабыням; гладиаторы, имеющие право выхода в город, обещали прикупить моднику пудры и румян и с шутливой серьёзностью обсуждали фасоны женских платьев. Но несмотря ни на что бойцом Теулопик был умелым, да и везло ему как никому другому из «потерявших жизнь». До сегодняшнего дня…

На арене забушевал железный вихрь, заглушающий порой даже рёв трибун. Скрежет стали, нашедшей, наконец, достойное применение своим возможностям; хрип, стоны, вскрики; какофония прочих невообразимых, не имеющих названия звуков, и кровь…. Красная пьянящая кровь, ради которой в Колизее собрались без исключения все: начиная великим цезарем и кончая последним из рабов…. Зрители взирали на гибельное ристалище с восторгом и любовью, как нечасто смотрят даже на сына первенца. А гладиаторы бросались в бой с такой ненавистью на лицах, что человек непосвящённый уверенно определил бы заклятых врагов в самозабвенно отдающихся своей обычной работе профессионалах и нипочём не поверил бы, буде его кто-либо взялся переубеждать…

Спартак привычно взмахивал мечом, краем глаза подмечая мельчайшие детали боя. Там Скодзос метелит Сабиона, тут обмениваются ударами Дзурес и Эростен, зарвавшийся Одоакр отбивается сразу от двоих, а сзади на него кровожадно поглядывает Меченый; «чёрные» могут себе это позволить, сегодня их больше…всё, нет больше Одоакра…правда и Меченый не долго торжествовал, чей то гладиус – Спартак даже не успел понять чей – прочертил ему ещё один шрам, перпендикулярно первому…один из германцев упал и второй – чёрт, как же его зовут?! – яростно рыча встал над неподвижным телом брата, чтобы через минуту рухнуть на него сверху…. Вот Перисад, Эномай, Ганник…. А вот и Крикс….

– Кто тут у нас? А, Висбальд! Очень кстати! Все назад! – юркий Крикс закружил вокруг звероподобного нумидийца, запорхал бабочкой, отвлекая внимание ложными выпадами и манёврами; остальные расступились, уважая святость одиночной схватки.

– Я там задолжал тебе, а? – продолжал развлекаться галл, ведя свою любимую и очень опасную игру. – Пару сестерциев, верно?

– Должен! – громыхнул в ответ Висбальд. Голос нумидийца разил ничуть не слабее его пудового кулака, сжимающего неподъёмный молот.

– Извини, дружище, – весело крикнул Крикс, - но отдавать мне нечем. И не предвидится. Так что придётся тебя убить.

– Аа-ааааа!! – заорал кто-то прямо в ухо Спартаку; смертоносный меч рассёк воздух. Выручил опыт: тело отреагировало машинально, само собой уходя в привычный, тысячи раз отработанный на тренировках изгиб, меч описал обыденный полукруг; ещё через мгновение чьи-то руки, вроде бы афинянина Перисада (именно так всегда представлялся Перисад: не грек, не эллин – афинянин!), одна за другой летели в разные стоны, обозначая траекторию своего пути пышными кровяными хвостами. Обернувшись, Спартак увидел, как могучее тело Висбальда, располосованное страшными ударами, падает, сотрясая землю, а Крикс, с ног до головы залитый чужой, по большей части, кровью – и оттого похожий на освежёванный труп – но избавившийся от тягостного долга, выделывает вокруг какие-то немыслимые фигуры; скачет и кривляется, изображая виденную как-то на рынке мартышку, а гладиаторы каркающим смехом приветствуют эту очень весёлую, по их мнению, шутку…

«Для них это просто забава», – продолжая работать мечом, думал Спартак. – «Просто бесконечный спектакль. Они, быть может, даже не понимают, что умирающие в нём актёры больше никогда не поднимутся, никогда не сыграют. А понимаю ли я сам? Не знаю…. Раньше понимал, а теперь…. Не знаю…»

Битва продолжалась, медленно, но неуклонно увеличивая список мертвецов. Вокруг стало просторнее, насколько вообще могло стать просторнее на необъятной арене Колизея. Руки начинали уставать, ноги раз за разом проскальзывали в мокром песке. Говорили всё реже, дышали чаще.

– Днище что-то давит, – пожаловался между выпадами Скодзос. – Не успел посрать перед боем.

– Теперь уже и не успеешь! – вынырнувший откуда-то Спартак ловко и страшно вспорол Скодзосу живот и германец, не сумевший опорожниться естественным путём, теперь сделал несколько нетвёрдых шагов, тщетно пытаясь затолкать обратно свисающий шлейф кишок, а затем вывалил на жёлто-красный песок изрядную порцию полупереваренной пищи и упал сверху, увенчав архитектуру собственным телом. По сторонам начал распространяться неприятный запах и оставшиеся гладиаторы постарались перенести эпицентр боя в другой конец арены.

Спартак по-прежнему ничего не слышал, навалившаяся в самом начале боя тишина не отпускала, и фракиец был этому рад. Слушать сейчас трибуны было выше любых сил.

Кончик его меча независимо от рассудка коснулся горла Дзуреса, ушёл в сторону, дёрнулся, стряхивая с себя тугие красные капли, и внезапно Спартак остался один на бескрайнем просторе. Ни спереди, ни с боков не было никого: ни «красных», ни «чёрных», хотя и красного и чёрного цветов хватало…

«Так быстро, – подумал Спартак. – Неужели всё? Или нет?…»

Он повернулся и увидел Крикса…

__________________________________________________________________________

С одного взгляда было ясно, что бой действительно закончен. В лучшей своей форме Крикс, конечно, мог доставить – и не раз доставлял – фракийцу массу хлопот. Но только не с глубокой раной в бедре, пропоротым боком и, похоже, двумя сломанными пальцами правой руки…

– В бок прилетело, – Крикс был бледен, но по-прежнему жизнерадостно улыбался. – А Скодзоса зря зарубил. Он мог пригодиться.

Спартак молчал. Он знал, что скажет Крикс. В групповых схватках добивать проигравших было не обязательно, и раненый галл рассчитывал именно на это.

– Надо заканчивать, – продолжал Крикс. – Ты меня щитом стукни, а я притворюсь оглушённым. Как в прошлый раз. Ага?

– Да, - сказал Спартак. – Как в прошлый раз….

Меч его описал замысловатую дугу, послав на трибуны отблески заходящего солнца.

– Прости, Крикс, – прошептал Спартак, – но прошлого раза не будет…

Он выдернул гладиус из ещё тёплого, но уже мёртвого тела старого друга и Крикс, так и не успевший понять, в чём дело, всё с той же глупой улыбкой повалился на песок. Спартак, опустив руки, смотрел на его судороги и чувствовал себя смертельно усталым.

«Да, Крикс», – думал он, – «прошлого раза не будет. Прошлое должно оставаться в прошлом. А в настоящем ему места нет…»

Внезапно кончилась тишина, на голову Спартака обрушилась лавина звуков; зрители были в восторге от развязки боя и свой восторг, словно ведро помоев, выплеснули на голову единственного уцелевшего в кровавой бойне…. Спартак даже вздрогнул от столь внезапно и не вовремя вернувшегося слуха; оглядывая трибуны он не видел ни одного человеческого лица, только оскаленные звериные морды, безумные и возбуждённые видом крови, словно быки на случке. Приветствовать их не было не сил ни желания. Сгорбившись, фракиец шёл к выходу, осыпаемый монетами и цветами, проклятиями и восхвалениями и чувствовал себя смертельно усталым….

___________________________________________________________________________

Поздно вечером, скрывшись, наконец, от незатейливого гладиаторского веселья с вином, руганью и шлюхами, бывший центурион Гай, ныне известный как непобедимый Спартак, сидел в самом дальнем углу тренировочной площадки школы Батиата. В том самом месте, где год назад он закопал тело настоящего Спартака, фракийского смутьяна и бунтаря, на которого Гаю по прихоти Юпитера выпало быть похожим словно две капли воды.

«Восстание», – с грустным злорадством думал Гай. – «Хрена вам лысого, а не восстание. Плавали, знаем. Опять кровь, опять беспорядки…. А не попусти Юпитер, победят?! Уравнение прав, демократия… Оно нам надо?... Но почему же всё-таки, о, боги, почему?!»…

Разжалованный из легионеров, обиженный на весь мир Гай, втихую подрабатывающий на ушлого ланисту Батиата, не раздумывал ни секунды, узнав, что среди его гладиаторов зреет заговор. Спартак был тогда на гребне славы и кое-кто подмечал удивительное сходство самого знаменитого раба и бывшего легионера, которого от такого сравнения просто коробило. Гай постарался насколько возможно отрезать себя от мира, не зная ещё, насколько этот шаг пригодится в дальнейшем….Разоблачить его мог разве что Батиат. Но как раз он был в курсе подмены, к тому же всё это было в его интересах…

Однако две вещи Гай всё-таки не учёл. Как лидер он был на две головы выше неуправляемого полудикого фракийца, и его план разобщить заговорщиков привёл к тому, что гладиаторы сплотились уже вокруг самого Гая. Жестокие, необразованные варвары, которых Гай, будучи солдатом и за людей-то не считал, оказались в своей первобытной чистоте способными на столь высокие чувства, которые (как на опыте убедился Гай) не всякому цивилизованному человеку были доступны. Дружба, честь, совесть, верность…Гладиаторы жадно впитывали слова Гая, которому на первых порах приходилось поддерживать статус главного заговорщика, и как он ни старался, но очень скоро братство, объединённое, к тому же, единой целью, стало сильно и монолитно, как никогда. Это было второй ошибкой. Гладиаторское братство. И Крикс….

«Прости, Крикс», – мысленно повторил Гай. – «Я бы всё изменил, если бы мог. Я с радостью прирезал бы сотню-другую ублюдков вместо тебя. Я даже сам отдал бы жизнь, если бы это могло хоть что-то изменить…. О, боги, если бы это могло хоть что-то изменить!...»

Спартака Гай убил без колебаний и угрызениями совести не мучался. Это было правое дело, ради которого он и поставил крест на своей прошлой жизни. Но, как ни старался, он не мог вызвать в себе ненависть ни к Криксу, ни к остальным гладиаторам, оставшимся лежать на арене. За короткое время Гай сумел хорошо узнать их и даже понять. Он сражался с ними бок о бок и против них. Он делил с ними кров, хлеб и женщин. Они стали его друзьями, они стали его братьями…. Почти…

«Что ж, – думал Гай, – видно судьба. Эта кровь мне воздастся сторицей и вовек не оправдаться перед Плутоном, но пусть.… Пусть…. Зато будет процветать Великий Рим! Зато римские когорты заполонят всё вокруг!! И великий цезарь распрострёт свою сияющую десницу над миром и всякий скажет: здравствуй во веки веков император и другого счастья не надо!!! И пусть я этого не увижу… пусть… зато Рим будет жить вечно!!!!»

Он вскочил, вскинул вверх правую руку со сжатым кулаком, обманывая сам себя, пытаясь патриотическим восторгом заглушить свои чувства. Но перед глазами по-прежнему стояла прощальная жизнерадостная улыбка Крикса, который до последнего верил своему лучшему другу и которого эта вера привела к смерти…. Как и многих других….

«Да, – подумал Гай. – Пришла пора… умереть. Пусть живут другие».

Он вынул из тайника заранее припрятанный гладиус, на котором ещё осталась кровь Крикса, взвесил его в руке, попробовал ногтем остроту лезвия и, не колеблясь более, воткнул его в землю…. Остриём вверх….

А до рождения Аттилы Кровавого оставалось два месяца…