Свои первые деньги 83 рубля 40 копеек (помню до сих пор) я честно заработал на заводе в электроцехе, где летом трудился в качестве ученика электрослесаря почти три месяца. Мне было тогда 16 лет, можно было купаться и загорать на речке, кататься с товарищами на велосипеде, в конце концов, просто валять дурака, как это делало большинство мои знакомых. Мотивация была очень простой- нужно было заплатить за подготовительные курсы в институт, и еще, я мечтал купить новое пальто и сапоги-дутики, а оставшиеся деньги отдать маме. Сейчас я с теплом вспоминается то время, особенно тот момент, как я устраивался на завод.
Безо всяких протеже и знакомств ранним июньским утром я пришел в отдел кадров завода и заявил о своем желании работать, пояснив, что учусь в УПК на электрика. Молодой специалист ОК предложила мне написать заявление о трудоустройстве в качестве ученика, прокомментрововав, что от нее ничего не зависит, решение принимает начальник цеха, если он подпишет, то меня возьмут, в противном случае- отдыхай. На проходной мне выписали временный пропуск, и я направился в электроцех.
Кабинет начальника был на третьем этаже, я тихо постучал в дверь и приоткрыл, попросив разрешения войти. В ответ услышал: «Закрой, у меня совещание». Мне показалось странным, что никого в кабинете не было, кроме седоволосого и очень строгого на вид мужика, очевидно, начальника цеха. Через тридцать минут ожидания он вышел, строго посмотрел на меня и спросил: «Что надо?»
-Да вот, на работу к Вам в цех направили из ОК.
- Так иди и работай, че ко мне то пришел?
- Сказали, что Вы должны вначале подписать заявление
- Сколько тебе лет?
- Шестнадцать
- Нет у меня для тебя работы, езжай домой, лето, отдыхай…
Я насупился, как бык, но промолчал и, не знаю почему, остался около кабинета начальника в растерянности, не теряя надежду, прождав его где-то час.
- Ну что стоишь, горемыка, так работать хочешь?
- Да, очень.
- Хорошо, возьму, пойдешь бесплатно работать?
- Да мне вот надо курсы в институт хм…, пальто…
-Понятно, давай свое заявление, как пройдешь мед комиссию, сразу на работу. Будешь в учениках, бригадиру скажу…
Я вылетел из цеха окрылённый, бежал в отдел кадров и инспектор, направлявшая меня, была очень удивлена, сказав, что до этого начальник цеха отказал человекам пяти, таким же как я.
Начало работы и рабочие отношения в цехе- это тема для отдельных рассказов. Скажу только, что мне было непросто поначалу в бригаде, мужики гоняли, как сидорову козу и, конечно, подшучивали над молодым. А вот день первой получки я помню, как вчера. Я бежал с работы., подпрыгивая, забыв про автобус. Никакого мороженого и эклеров покупать не стал, жалко было тратить на всякие пустяки, ведь это была моя первая получка, кровно заработанная. А начальник цеха на деле оказался очень правильным и порядочным мужиком, не зря его так уважали в цехе, ведь он поднялся из простых рабочих, поэтому хорошо знал все цеховые специальности, всегда давал дельные советы и отстаивал свой коллектив перед руководством. В мой последний рабочий день он вызвал меня к себе и сказал, что если с институтом сразу не получится, то с удовольствием возьмёт меня и уже не учеником, а электрослесарем. Эти слова я до сих пор с теплом вспоминаю, ведь я тогда понял, что если чего-то очень хочешь, то добьешься, нельзя сдаваться, да и как здорово, когда на жизненном пути встречается хороший руководитель- понимающий и внимательный.
Мы познакомились в поезде. Две мамаши с дошкольниками. Повезло? Сейчас поймем… Елизавета и сын соседки по купе – Руслан мгновенно нашли общий язык. Играли, общались, оставалось наблюдать за ними, поить, кормить, время от времени уделять время гигиене и прочим мелочам. Мы - мамочки понемногу заговорили про книги и фильмы, котиков и собачек. Стало понятно, что какие-то трудные темы моя спутница обходит стороной из-за любопытных детских ушей.
Когда наши озорники наконец отключились, мы устроились за чаем, тихо, как две шепчущиеся мышки. Хорошо помню вопрос, который, что называется – выстрелил. - Почему не хочешь говорить о своих родителях? Ни разу их не упомянула? Фаина замолчала. Отвернулась, отодвинулась. Я сказала, что не хотела задеть или обидеть… Пошла в туалет, умываться, чистить зубы, готовиться ко сну.
Вернулась, увидела, что Фаина в коридоре рядом с нашим купе. На плече полотенце. Им она вытирает слезы… Дальше – все понятно. Фаина рассказывала. Я слушала.
Она училась почти на одни пятерки. Лучше всех в школе знала английский, хотя никогда не ходила к репетиторам.
Родителям и бабушкам с дедушками было на нее наплевать. Все внимание двух семей доставалось младшему брату. Который родился, когда Фаина ходила в четвертый класс. И с этого момента до конца школы каждый час был расписан – «на благо семьи». Так говорила мама, отправляя на молочную кухню, в аптеку, на прогулку с братом во двор, к бабушке через весь город за какой-нибудь вещичкой для малыша и так далее. Фаина стала нянькой, уборщицей, помощницей по кухне, курьером… Было ли ей обидно? Росла нежеланным ребенком и свыклась с тем, что ей пренебрегают. Но на контрасте с мелким, на которого лились потоки заботы и тепла чувствовала себя третьим сортом.
Махнула на себя рукой. Разъелась на булках, голову мыла раз в две недели. Сальный хвостик, прыщавая мордочка, не леченые зубы. Только учебу почти не запустила – выручала хорошая память и репутация отличницы.
Когда однажды класснуха пристала с вопросами, ответы, которые Фаина считала нормальными – взрослую женщину ужаснули. Она пришла в гости. Попыталась достучаться до родителей. Но добилась только того, что отец довольно сильно избил девочку после ухода учительницы. Звон в ушах от тех оплеух она помнит до сих пор. С этого момента затрещины и пинки стали сыпаться на дочь практически ежедневно.
Фаине исполнилось восемнадцать, когда узнала на семейном ужине, который своим вниманием почтили бабушки и дедушки, что на ближайшие пять лет ее жизнь полностью распланирована родителями. Пойдет учиться на медсестру? А параллельно будет работать на 0.5 ставки санитарки? Деньги пойдут «на благо семьи»?
Моя собеседница взбунтовалась не оттого, что придется лишаться зарплаты. Не потому, что терпеть не могла медицину. Поняла, что ее жизнь для родителей ничего не значит. Она только ресурс. Польза, которую из нее выжимают. Ответила: - Нет.
Отец удивился неповиновению. От его пощечины старшая дочь слетела со стула на пол, больно ударилась спиной и затылком. Брат громко засмеялся. И толкнул лежащую сестру ногой… Бабушки и дедушки промолчали. Мама не слишком серьезно одернула мужа. Кажется, ее волновало, что сцена происходит на глазах старшего поколения и портит праздник.
Пока девушка лежала ничком, в голове гудело, спина горела огнем, вдруг увидела себя сорок лет спустя. Одинокую старую деву, которая ишачит на семью брата, а параллельно ухаживает за старыми родителями.
И что-то произошло. Ведь жертвы, которыми помыкали много лет, редко начинают бунтовать без поддержки. А Фаина действовала как она говорит: в одно рыло. В самый трудный момент оказалась одна против тирана и матери, полностью разделяющей его взгляды на жизнь. Фаина была давно принесена в жертву… В тот вечер молча встала и ушла в детскую спать.
Не мыла посуду после ухода родни. Не готовила сумку брата к походу на тренировку. Не привела в порядок грязную обувь отца и матери… Не. Не. Не. И не… Все это ей с утра выкатили родители. Как будто предъявили неоплаченные квитанции. Фаина не спорила. Ведь и правда ничего не сделала. Но потом отец ударил ее. И девочка отлетела к мойке… Грязный нож сам оказался в руке.
Отец не поверил в решимость «непослушной гадины», попытался отобрать оружие, тут Фаина и порезала ему руку. Не до кости, но кровь ливанула.
Пока родители орали, вызывали скорую, старшая дочь сложила в рюкзак и небольшую сумку свои скромные вещички, достала с антресолей уродские теплые ботинки и страшный зимний пуховик, купленный отцом на распродаже, взяла документы. Прихватила небольшой запас наличных из отцовского кошелька. Уходить без денег показалось глупым.
Закрыла за спиной не дверь в родительскую квартиру… Задраила люк между прошлым и настоящим.
Решила добраться до дома Вити Петухова, который стабильно списывал у нее физику, математику, химию – последние несколько лет. Потянуло, как на веревке. Не могла ни тогда, ни позднее объяснить, почему поступила именно так… Знала, где живут. Хотя ни разу не приходила в гости. Витя звал ее, когда приглашал других одноклассников, но у Фаи не было времени и возможности…
Поначалу не повезло, никого не оказалось дома. Но Фаина уперлась. Или наоборот сдалась. Села у ворот. И почти не двигалась. Ждала. Пару раз отлучалась в кустики… Сказать, что одноклассник и его родители удивились – застав неожиданную гостью – значит сильно преуменьшить.
Задали десятки вопросов, это напоминало не беседу, а допрос, в финале которого Фая предложила показать синяки. И они с Витиной мамой ненадолго уединились в ее комнате… Покусывающая губы и шепотом ругающаяся Елена Викторовна сказала, что уговорит мужа помочь девочке. Потому, что такого быть не должно.
Когда все снова собрались в гостиной, отец семейства спросил, чего она хочет? И не влюблена ли в их сына? На этом месте Витя испуганно подпрыгнул. Фая замахала руками как мельница. Мол, классный, самый лучший, но никаких чувств к однокласснику она не испытывает. После этого Елена Викторовна поговорила с класснухой… Ну а что? Сверили показания…
Позвонить родителям заставил Игорь Леонидович. Во время короткого диалога с матерью Фая тупо повторила раз пять, что ей уже есть восемнадцать и она не собственность семьи. Ей все равно, кто завтра отведет брата в школу, кто сходит с ним на плавание. Вопросов о самочувствии отца не задавала, судя по тому, как он матом орал на заднем плане – был вполне в порядке.
Потом Фая сделала свое «непристойное предложение» родителям одноклассника. За кров и стол она… поможет Вите все сдать. Как? Например, будет писать его вариант. А свой потом… Если Игорь Леонидович договорится в школе… Тут глава Петуховых проявил твердость. Натаскивать сколько угодно. Подсказывать тоже. Но свой тест Фаина должна сделать в первую очередь.
Девочку отправили в гостевую комнату. Выдали ключи от входных дверей…
В семье Петуховых все было просто и понятно. Папа любит свою жену и сына. Они любят его. Мама домохозяйка, но немного учится для души. На кого? На психолога…
Тут Фая и попала. Елена Викторовна снова и снова приставала с советами и подсказками. Надо отдать должное – без эзотерики. Давала практические рекомендации. Еще оттащила постоялицу к стоматологу… Практически за ухо. А что делать? Надо, Фая, надо.
По словам Витиной мамы – если человек хочет наладить свою жизнь – его мало что может остановить. И однажды Фаина поняла, что перестает спорить с этой фразой.
Закончили школу. На прощание глава семьи подарил телефон, в который вбил все контакты семьи. Елена Викторовна за эти месяцы немного приодела девушку. Отнесла на помойку ее жуткие ботинки и страшный пуховик… Взамен купила в спортмагазине темные, немаркие, но легкие и теплые вещички.
Пока Фая жила у Петуховых, которые обожали овсянку и гречку, хорошее мясо, разнообразную зелень, а сладкое и белый хлеб редко появлялись на столе, - немножко подтянулась в талии. Зато прыщи после лечения зубов и перемены в питании прошли полностью.
Уехала, почти убежала в Москву. Не хотела быть в тягость. Хотя Игорь Леонидович предлагал помочь с училищем и общежитием здесь же, в их городке. Но постоянные встречи с бывшими родными в планы нашей героини не входили. Это Петухов старший понял.
Поступить в выбранный ВУЗ на бюджет не смогла. Но встретила парня, с которым съехалась, устроилась официанткой в кафе, а параллельно стала готовиться к следующему году. Тут ее первый бойфренд и начал драться… Словом, произошло все, о чем предупреждала Елена Викторовна. Жертва нашла себе нового тирана.
Как оказалась на вокзале? Ночевала почти две недели. Голову мыла в туалете, там же чистила зубы и застирывала вещички. Когда второй парень Фаины выставил ее за дверь. Но он был намного лучше предыдущего. Не пил и не пытался избивать.
Полиция гоняла с вокзала таких как Фаина не слишком усердно. Не воруешь? Тогда – все зависит от начальства, может и повезет, дадут спокойно отсидеться среди людей с чемоданами, желательно недолго и без хлопот для себя.
Потом Фаина стала студенткой. Это отдельная песня. И училась, и работала. Сна было мало, нагрузки много. Хорошо, что организм не подводил.
Приключился длинный перерыв в личной жизни. В это время несколько раз виделась с Петуховыми. Когда они ехали куда-то через Москву, всегда предлагали встретиться. Фаина чаще отказывалась, чем соглашалась. После общения с родителями Виктора плакала ночью, жалела, что у нее нет таких мамы с папой. Решила, что сама будет как Елена для своих детей. Есть с кого взять пример. И совет можно попросить. Не откажет…
Пока училась Игорь Леонидович переводил небольшие суммы денег к дню рождения и на восьмое марта. Елена Викторовна пополняла баланс к новому году, к началу лета и первому сентября…
Сама девушка не просила. И стеснялась, переживала. Но Витя объяснил по-дружески, мол это небольшие средства для семьи, а ей будут кстати. И вообще, его дедушка по маме – Виктор, в честь него и назвали, когда его мама – прабабушка Вити умерла, вырос в доме друга отца. Петуховы не считали свои поступки чем-то из ряда вон… В их картине мира это называлось «помочь ближнему». Раз дают – пусть берет с благодарностью, а не отбивается ногами. Потом в свою очередь кого-нибудь поддержит. Ведь правда? И она ответила: - Конечно! Да! Подтверждая, что принимает правила. Добро возвращается. Не Петуховым, а кому-то другому позднее, однажды.
В двадцать семь вышла замуж. Без любви, по холодному спокойному расчету. Ее муж чем-то походил на Витиного отца. Такой же невысокий, худощавый, уверенный в себе. И втрескался в нее – ехидину по уши. Так и сказал, когда предложение делал. За ним многие бегали. Ну еще бы. Разведенное начальство. Умный, при деньгах, не злой.
А Фаина держалась чуть в стороне. И если он сам цеплялся – сначала в шутку – растопыривала колючки. Натренировалась на языкастом Витьке, с ответом не медлила.
Ивана это забавляло. Привык к их специфическим «обменам любезностями». Фаина откровенно не хамила, но и не стелилась под ноги, как многие. И сохраниться бы этому формату отношений, но…
Однажды ее сослали по работе в Канаду на несколько месяцев. Шеф заскучал. Раз в неделю начал звонить. Вроде бы по делу… Потом присылать сообщения через день уже без всякой связи с работой…
А когда вернулась в офис с полностью выполненной задачей – выяснилось, что кактус расцвел. Фаина похорошела поздно и неожиданно для себя самой и окружающих. То ли успокоилась. То ли возраст подошел. Бывает с некоторыми такое.
Иван встретил новую Фаю – с раскрытым ртом. Вслед за этим распахнул сердце и расстегнул кошелек. Ухаживал красиво.
Офис бурлил. Фаина пренебрегала. Она мало внимания обращала на чужое мнение. Слышала о себе, что бессердечная. Иногда представляла, что может нажать на слив и смыть любое плохое, что накопилось в душе, уме. Воображение не подводило. Приемчик, кстати, подсказанный в свое время Витиной мамой – работал.
Расписались через несколько месяцев. Без свадьбы. Фаина не хотела ни белого платья, ни толпы гостей. Иван не стал спорить. Он вообще легко соглашался с женой. Фаине это было очень приятно. Ушла с работы. Стала заниматься тем, что давно нравилось – слушать лекции, переучиваться. Муж поддержал. Он шутил, что в гамме его жизни все было ровно, гладко, но не хватало ноты фа… Фаина с сентенцией не спорила. Привыкла, что в кругу друзей Иван поднимает такой тост. - За мою любимую ноту фа.
Она разрешала себя любить. Ей льстили чувства взрослого солидного мужчины. Но сама то ли не доверяла в душе, то ли ждала очередной подставы судьбы… Для нее гамма их семейной жизни звучала иначе. Сбоило что-то самое важное. Три года не могла забеременеть.
Иван не злился. Говорил, что от первого брака есть сын и дочь, переживет, если у любимой Фаи не получится. Сам глубоко православный человек – ее в храм не тащил. С ним было спокойно, хорошо.
В тридцать едва не изменила супругу. Начался роман с соседом по поселку... Высокий, шикарный, чуть постарше Фаины. Остановилась, справилась.
Вдруг в один из вечеров, отвечая на звонок мужчины, уговаривающего, выйти прогуляться к озеру… услышала внутри себя голос Елены Викторовны, которая рассказывала, как важно доверие… Мол разрушить его легче легкого. А потом назад разбитое блюдо не склеить. Ну или склеить, чтобы поставить в шкафу. А пользоваться не получится. Прочности больше не будет…
Фаина поднялась, перестала отвечать на любезности без пяти минут любовника, отключилась. Сходила умыться. Причесалась. Привела себя в порядок. Дождалась, когда муж вернется домой… Рассказала, что… она дура. Призналась, что целовались. Что земля шла из-под ног. Что не знает, как все это тормозить. Но справиться хочет. И если Иван ее простит… То…
Думала – разозлится. А он усмехнулся грустно, сказал, мол, искушения у всех бывают. - Победила свое – вот и умница. Хвалю. Рад.
Потом вышел ненадолго. Вернулся с разбитыми костяшками пальцев, содранной кожей на виске и хищным огнем в глазах.
Фая встретилась с ним взглядом и поняла, что то, что она испытывала к видному статному соседу - страсть. Или похоть… Ничего настоящего. И в эту минуту чувство выливается из души. Захотелось отмыться окончательно.
Потащила мужа в ванную, чтобы обработать ссадины. А потом сама пристала, прямо там… Словно мартовская ополоумевшая кошка… Так что, душ приняли совместно.
Все у них наладилось. Раскрепостившаяся Фаина позволяла себе многое, от чего раньше шарахалась. При этом с удовольствием. Видимо заодно и какой-то шлюз в организме открылся. Хлынул гормональный поток? Забеременела в тот же год. И легко родила.
Невысокий худощавый муж обычной внешности вдруг стал милее и роднее самых высоких и красивых. Влюбилась? Нет… Полюбила. Фаина считает, что между двумя этими глаголами целая пропасть.
Своих родителей и брата не видела и не собирается. Хотя они нашли ее в соцсетях и регулярно пишут, просят помочь финансово. Болеют. Страдают. Брат отсидел разочек. Бездельничает. Фаине абсолютно все равно. Рассказывала об этом пару лет назад…
Несколько лет назад они переехали на юг. Поближе к морю. Ее сын Руслан успел жениться. Родил внуков для папы с мамой. Так что Фаине некогда скучать. Малыши оказались шустрыми донельзя.
С Петуховыми изредка видится. Виктор стал прекрасным юристом, впрочем, ему всегда нравилось кого-нибудь убалтывать. Талант. У него детей целая куча, бывшая одноклассница в ней давно запуталась.
Интересно, передала ли Фаина дальше добро? Помогает кому-нибудь сейчас?
Сижу, курю. Посреди дворика лежит собачья кучка, какой-то мудак не убрал. Подбегает другая собака, мелкая, тщательно обнюхивает и открывает пасть, чтобы сожрать. Потом закрывает и смотрит на хозяина, который тупит в телефон. Снова открывает пасть, снова закрывает и оглядывается по сторонам. Замечает мой осуждающий взгляд, поджимает хвост, бежит к хозяину и начинает изображать послушного пёсика.
А у меня нет по этому поводу ни слез, ни грусти, ничего. Сейчас еду на похороны, пишу этот пост.
Сколько я себя помню - он пил, вонь пивного и водочного перегара останется со мной, как самая осознанная ассоциация.
Он не был буйным, не бегал с топором, никого не бил. Он морально уничтожал всю семью. Едкими комментариями, подозрениями, издевательствами, ложью, презрительным отношением.
В моем детстве он хорошо зарабатывал, мы ездили заграницу, купили дачу, любые побрякушки и несколько больших подарков на день рождения - классика. А потом крупная фирма, в которой он работал, закрылась и переехала в другой город. И начался кошмар. Он перестал работать, совсем, на 3 года, пил каждый день. Сначала по 0.5 светлого пива, потом по литру, два, перешел на коньяк, потом и на водку. Пил до красных глаз и морды, до муровозенья, оставлял на столе заплывшие жиром сковородки, растерзанные куски хлеба и уходил спать в 7 вечера. Деньги у него были с пенсии по инвалидности, немного, но были. Причина не идти, даже не искать другую работу: «нечего бывшему директору идти в охранники».
Мама за эти 3 года из здоровой, сильной и красивой женщины превратилась в худой нервозный скелет. Она работала одновременно на нескольких работах, но заработанного едва хватало, чтобы покрыть нужды семьи из 4 человек.
Каждый раз, когда она плакала от бессилия, я умоляла, упрашивала ее развестись. Ответ всегда был один и тот же -« в семье должен быть мужчина».
Со временем, мама начала пристраивать его через связи на предприятия начальником отделов, но из-за запойности он всегда был первым в очереди на увольнение.
Они сходились и расходились много раз. Пальцев на двух руках не хватит, чтобы пересчитать все. Он уезжал, мы жили спокойно пару недель или месяцев, а затем он возвращался. И так по кругу.
Каждый раз на время своего отъезда, он расходился не только с моей мамой, но и со своими детьми. Мама обеспечивала нас сама в это время. Помню, что у меня порвались джинсы, я подошла и попросила у мамы денег на новые. Она предложила позвонить отцу, тем более что он на днях должен был получить зарплату. «Пока я не живу с вашей мамой, я не буду вас обеспечивать, попроси денег у нее, могу разве что подвезти тебя на рынок». Мне было так стыдно, так больно, так страшно в этот момент.
Я уехала из дома очень рано, просто сбежала в ужасе, поджав хвост. Я не могла больше на это смотреть.
А потом он заболел. У него нашли новообразование, приковавшее его к постели на полгода. Мама мыла его, выносила утку, кормила с ложки, искала и привозила домой врачей, оплачивала анализы. Ему запретили пить навсегда, насовсем запретили.
Как только встал на ноги, он стал прятать дома чекушки с водкой. И втихую пить. Устраивал скандалы из-за просьб мамы опустить стульчак, убрать за собой грязное белье или посуду, бил посуду и пробивал кулаком гипсокартонные стены. И тогда я решилась. Мне было страшно, меня трясло, он был для меня авторитетом не смотря ни на что. Я позвонила ему и сказала, что он чудовище, что не буду общаться с ним пока он не решит измениться и не закодируется. Я сказала что договорюсь с знакомыми в полиции, если узнаю что он обижает мою маму - его посадят в обезьянник на столько, сколько потребуется. Он навизжал на меня и расхохотался.
И с тех пор мы не общались 5 лет.
Мама ушла от него 2 года назад. Строит свою карьеру с 0, даже счастлива.
А позавчера вот он умер. Многолетний цирроз его убил за сутки.
Ко мне как-то клиент зашёл с другого офиса, а я его знать не знаю и вижу впервые. Армянин, да армянин, мало их, что ли? Зашёл и замер в ожидании. - Вы кто? - спрашиваю. - Я грач, - отвечает он так, словно что-то и без того неочевидное сказал. Тут уже я завис. Думаю, нихуя откровения подъехали, а главное, что мне с этой информацией теперь делать-то? Благо в этот момент коллега отписался, что его клиент ко мне планирует приехать. Грач - это оказывается его имя было. Каламбур какой-то.
Есть у меня знакомый, зовут Вова. Ну как знакомый, сосед мой. Мужик неплохой, эмоциональный немного. Его любимая присказка « ебать ту Люсю» и если рядом находилась его жена, то всегда добавляла « лучше эту». Кто не знал, стоял в раздумьях, а кто знал, тот знал, что жену Вовы зовут Людмила( Люся). Соседствуем уже лет двадцать пять. Привет, Вова! Пока, Вова. Как дела, Вова? ….А вчера я узнал, что на самом деле его зовут Оганез.
Лет 5 назад я пошел работать в судоремонт - газорезчиком. Было у нас в бригаде несколько человек старшего возраста, самые опытные. Некоторых из них их жены, иногда с детьми, встречали с работы на своих автомобилях. Я поначалу очень завидовал им, ведь такие семьи у них дружные, жены о мужиках своих заботятся... Но поработав подольше и присмотревшись, был разочарован - проза жизни была в том, что эти самые работники оказались махровыми алкашами, и жены их возили на работу и с работы просто для того, чтобы они по дороге домой не потеряли человеческий облик, и не ушли в запой. P.S. В последствии оказалось, что эти самые алкаши еще вдобавок постоянно искали везде, где надо и где не надо, "справедливость", строили козни, интриговали, сплетничали. Но это уже совсем другая история..
К полудню солнце настолько сильно нагревало пустой внутренний двор монастыря, что казалось, будто все мы находимся посреди огромной сковородки. Наши лица давно обгорели и напоминали цветом и фактурой пережаренное куриное филе в панировке, из наших тел давно выпарился весь жир и влага, из наших голов вышли все другие мысли кроме одной – копать! Вниз, к центру земли, в адище, где гораздо прохладнее и комфортнее, чем в этом полуразваленном монастыре посреди облупленного и утомлённого жарой провинциального городишки. Нет, были конечно и побочные мысли: «сметать», «таскать», «трясти» и где-то на задворках сознания «пить», но основной, конечно, оставалась мысль про копание.
У нас заканчивалась практика и оставались считанные дни до окончания археологической экспедиции.
Три недели назад, мы, специально отобранные за кривые и сильные руки, наблюдательность и невысокий уровень интеллекта двадцать шесть человек, были вывезены сюда двумя рабовладельцами, палачами, адовыми псами научными руководителями Петром и Леной. Все двадцать шесть человек прямо излучали искренний интерес, азарт и наивность, точь-в-точь как домашние лабрадоры. Каждому казалось, что раскоп – это крутецкая крутотень, что вот сейчас мы найдём как минимум Трою, и наши имена запишут золотыми буквами в подвалах ЮНЕСКО.
Нас завезли на автобусе в этот монастырь, поселили в бывших кельях, где не было ничего кроме старых советских алюминиевых раскладушек, по одной на рыло, после чего показали на половину двора и сказали, что здесь мы и сдохнем совершим свои первые подвиги во славу российской исторической науки и самой Клио. Поведал нам об этом декан факультета, после чего указал на наших научных руководителей и свалил вместе с автобусом так быстро, что, казалось, его и не было тут никогда.
Невысокий черноволосый к.и.н. Пётр, с гнусным недоразумением под носом, которое он называл «усами» и длинная, как швабра, белобрысая Лена внесли каждого из нас в уже замызганный журнал экспедиции, довели до нас распорядок дня а так же заставили каждого изучить, прочувствовать и запомнить название археологических инструментов, разложенных перед нами. Это было несложно, так как разновидностей этих инструментов было всего четыре.
Первым была лопата, или на языке, которым нам предстояло разговаривать - «Копало». Обычная совковая лопата (штыковые, которые могли попортить ценные предметы в земле, были изначально прокляты видимо ещё самим академиком Рыбаковым и отсутствовали вообще), отличались от строительных только тем, что их деревянные черенки имели цвет, сравнимый с цветом цевья винтовки Мосина (и то и то насквозь пропитано кровью, только винтовка Мосина кровью врагов, насаженных на её трёхгранный штык, а черенок копала кровью из рук личинок археологов).
-Это – указывая на Копало торжественно произнёс Пётр - главный инструмент археолога при перемещении большого количества грунта. Систематическое перелопачивание почвы группой раскопщиков является лучшим способом для снятия слоев перепаханной земли при раскрытии археологических слоев.
(«Простые, но в то же время великие слова…»)
Вторым, но не менее важным, шло «Ковыряло». Маленькая, типа мастерка в виде ромба лопатка. Им можно было снимать почву с хрупкой находки и краями расчищать объекты ( то есть всё, что ценнее закаменевшей собачьей какашки), можно было, привязав к рукояти флажок, обозначать археологические пласты (инструмент стратиграфического фиксирования, как выразилась Лена), можно было наточив края вспороть горло любому японскому самураю. Короче вещь.
На третье нам был продемонстрирован огромный военный ящик (судя по всему из под сумрачного ядерного фугаса) в которым находился широкий ассортимент малярных кистей, обувных щёток и веников. Это было «Сметало», предназначенное для очистки найденных ништячков. Предполагалось, что это вторая стадия очистки найденного, а третьей должна была быть тряпочка, смоченная чистейшим медицинским спиртом, коего в привезённых вещах у нас был большой алюминиевый бидон. Однако, по понятным причинам, спирт экономился для иных нужд. Поэтому Сметало в своих вариациях было последней инстанцией перед отправкой найденной монеты (например) на хранение. Ну, можно было плюнуть на неё ещё, но так бездумно расходовать влагу мы разучились уже в конце первой недели.
Ну, и наконец, четвёртым инструментом стало «Трясило» самодельный просеиватель, смастряченный каким то энтузиастом из подстолья какого-то стола, деревянного ящика и металлической сетки. Его надо было загружать породой и сильно трясти, после чего на сетке можно было найти всё, что так мило душе настоящего археолога: пивные крышки, ржавые тракторные запчасти, пуговицы и прочий хлам, к историческим источникам отношения не имеющий. (вернее имеющий, но для будущих поколений археологов).
После знакомства со средствами призводства, мы перенесли в кельи наши жалкие пожитки и имущество экспедиции, в том числе консервы и макароны, которыми нам предстояло питаться на протяжении месяца. А со следующего утра приступили к раскопкам.
Сейчас, почти месяц спустя, все территория монастыря, передающегося РПЦ под восстановление, была изрыта нами, как кротами, вдоль и поперёк. Позади осталась радость первых находок медных и серебряных монет разных датировок, черепков и осколков утвари. Чингисхана, разумеется, мы не откопали, самым ценным из находок был бережно унесённый ликующим Петром медный женский гребень века, приблизительно, пятнадцатого, но кучу всяких мелочей мы нашли. Позади были редкие походы в город за алкоголем с вкусняшками и досадное опиздюливание на местной дискотеке. Однажды, в особо жаркий день, мы с моим товарищем по келье Иваном обнаружили под стеной монастыря небольшой схрончик с двумя бутылками французского вина 1812 года. Поскольку бутылки с вином не входили в перечень важных находок, задиктованный нам Петром и Леной, их запечатанные сургучом горлышки были немилосердно сбиты лопатами и вино варварски пущено по кругу. Подумать, что бутылка имеет большую ценность, в наши головы не пришло. Мысль была простая - попробовать вино, которому около двухсот лет. Затея завершилась лютым фиаско: вино деградировало в жуткий, мерзкий на вкус уксус, и осколки бутылок были захоронены там же, в раскопе.
Намного позже я прочитал известное правило Даннинга-Крюгера, о том, что «люди, имеющие низкий уровень квалификации, делают ошибочные выводы и принимают неправильные решения. При этом они неспособны осознавать свои ошибки в силу в силу низкого уровня своей квалификации». По-русски это правило звучало гораздо короче: «Долбоёбы не могут понять что они долбоёбы. Потому, что они долбоёбы.» Мы с Ваней как раз и являлись классической иллюстрацией этого правила.
Вечерами, когда все заябывались, вместе с ужином и прохладой, накатывала и романтика. По вечерам на широкой стене монастыря с видом на город и реку накрывался стол и ужин с разговорами о профессиональном и личном затягивался до темноты. Такие закаты как тогда, сами по себе были шедевром. Иногда играли на гитаре, редко выпивали, но совсем немного. Ради этого стоило горбатиться целый день в выжженном пекле.
И вот сегодня всё это заканчивалось. Сегодня у нас был предпоследний день экспедиции и после обеда и небольшой сиесты нас ждало главное событие – посвящение в археологи.
Ближе к вечеру, часа в четыре, Пётр и Лена объявили построение на склоне монастырского холма спускающегося к речке. Нам сообщили, что начинается торжественная часть марлезонского балета. И, кто хочет, может в ней не участвовать. Только вот настоящим археологом хрен станет. Согласились все.
Посвящение состояло из трёх частей. Первая - полоса препятствий. Вторая –документальное закрепление (чтобы это не значило) И третья, самая тёмная – скрепление нутром. Здесь многие немножко очканули.
Полоса препятствий виднелась уже за спинами научных руководителей. Прошедший её, по их словам становился «чёртом» и должен был помогать в инициации остальных. На резонный вопрос одного из нас, если прошедшие – «черти», то кто же тогда Лена с Петром, учёные упыри загадочно промолчали.
Сама полоса препятствий представляла собой закопанные на склоне в виде большой буквы «А» лопаты , под которые была налита грязища и накиданы ветки. Все лопаты следовало обползти снизу вверх на собственном пузе и, таким образом, показать, что ты не боишься преград во имя мамы-анархии археологии. Сами же руководители, а потом и «черти» должны были всячески препятствовать проползанию буквы путём охуяривания ползущего крапивой. Вот такие развлекухи были у людей в эпоху до интернета, да.
Первой была выбрана самая слабая из девушек. Вообще первыми выбрали сначала баб, над которыми мы сначала прикалывались, некоторые потом оторвались на всю ебаша по всем нашим конечностям чуть ли не розгами из крапивы. Адски хотелось встать и выбить зубы насевшим на меня двум подругам, однако я сдержался.
После того, как все мы стали «чертями» (сорян, если кому-то воспитанному в православии или другой религии режет слух, но мы все были продуктом советского атеистического времени, нам было плевать) всем грязным, вымазанным в земле и траве стадом мы прошли на монастырский двор. Во дворе, прямо перед раскопом был накрыт прямо таки праздничный стол, на котором имелись все сэкономленные припасы и та самая, алюминиевая бидонина со спиртом.
Здесь нас ждала процедура «документального закрепления». Посвящаемый целовал самое ржавое Копало, после чего ему ставилась на лбешник печать с буквой «А» (печать была вырезана из картофелины и покрыта чёрным кремом для обуви) . Дальше человеку надевалось ведро на голову и по ведру хуярилось черпаком.
После этого в тот самый черпак наливалась «бодяга», спирт, разбавленный водой, и посвящаемый должен был его выпить без запивки. Это считалось «скреплением нутром» и прошедший всё всеми признавался полноценным археологом. После этого он мог садиться за стол и закусывать вожделенной тушёнкой.
Лично для меня, уже обветренного попойками в общаге, это был куда более лёгкий этап, чем полоса препятствий. Я получил свою печать, без сомнений въебал спирта (а там было грамм двести, черпак был не сильно маленький) и с удовлетворением от пройденного перформанса, прошёл к столу закусывать.
Многие, особенно девушки, второй этап перенесли гораздо хуже, а если учесть что потом застолье продолжилось и окончилось часа в два ночи купанием в реке, то голова наутро раскалывалась даже у самых стойких. Но запомнилось это всем и навсегда. На следующий год большинство из нас в археологическую экспедицию поехали с удовольствием и их ждали уже курганы двенадцатого века. (Меня не ждали, я поехал в другую экспедицию, о чём позже).
Самый главный вопрос (картинка из интернета)
Исторический фон:
Летом девяносто четвёртого года бывшие советские люди продолжали делать всё чтобы стать менее советскими и более бедными. В июне мы, ведомые подбухивающим лидером, полные глупых надежд и несбыточных идей присоединились к программе НАТО «Партнёрство ради мира». В саму НАТУ брать нас не хотели, потому что альянсу была нужна цель, а целью всегда были мы. Кто, если не нас?
В течение лета крякнуло сразу несколько пирамид, во главе с незабвенной «МММ», руководство которых решило что им хватит денежек и на острова и на побережья. Но свято место пусто не бывает, и обманутые долбоёбы, покричав возле госучреждений понесли свои денежки в друге наебизнесы и несут до сих пор такими суммами, что поражаешься, откуда, блядь, столько!
Этим же летом, в маленькой и гордой горной кавказской стране их лидер на съезде любителей отделиться с инициалами Ди-Ди объявил о «русской агрессии» ( ну конечно, какая агрессия может быть в мире коме русской?). Съезд в перерывах между просмотром овец и любованием кинжалами разрешил лидеру «применять любые силовые меры с привлечением любых сил в любом регионе» и дал ему право «в случае дальнейшего осложнения ситуации и призвать к газавату мусульман всего мира». И тут же заочно приговорил всех несогласных к смертной казни. Гражданская войнушка уже в России официально началась, хоть пока и стреляли немного. «Партнёры ради мира» сразу же назвали отделенцев «повстанцами» и «борцухами за свободу». Партнёрство оно такое, да. Ради мира же. Наш в свою очередь, после бутылочки отборной бормотухи, заявил, что «силовое вмешательство в Чечне недопустимо».
Также летом, совсем незаметно, произошло историческое событие: после 290 лет использования в России изъяты из обращения копейки. ( мы их выкапывали и хранили а они их просрали. Логично, хули). Да ёще произошло и второе, не менее важное , но куда более приятное: начали выпускать, на мой взгляд короля наших дорог – «Газель». Я лет пять катался за рулём «Соболя» и могу твёрдо сказать, что это охуенный автомобиль. Несмотря ни на что.
У наших братьев и, в настоящий момент, небратьев прошли выборы. В стране «света и бобра» выбрали (чтобы потом свергнуть) какую-то Кучму, а в жутком картофельном преддверии Мордора, к власти пришёл злобный, но работящий Грыгорыч. И, по моему глубокому убеждению, если бы там выбрали бы вместо Кучмы Грыгорыча, а сям вместо Грыгорыча Кучму, небратьями бы сейчас был совершенно другой народ. Хорошо, что история не знает сослагательного наклонения.
Тем временем более далёкий от нас мир тоже продолжал слетать с катушек.
В июне ООН объявила, что завершила выполнение программы по уничтожению запасов химического оружия в Ираке. Типа, всё, больше у Саддама, солей химии нет. Что не помешало через девять лет американцам сказать что «есть» и заставить Саддама ответить за американский же базар. Путём мыла и верёвки.
В Латвии свободные и цивилизованные люди, решили что русское большинство теперь меньшинство и заставили их сдавать экзамен по латышскому языку, а так же немножко (пока) поразили в гражданских правах. Писать на советские памятники у прибалтов было ещё не комильфо, поэтому доебались до языка. Латышский, конечно, не пиздец какой сложный язык, многие слова заимствованы из русского ( «Шарикас говритс гавс-гавс»), но всё же.
В начале лета кавайные японцы, организовав секту, ебанули теракт. В городе Мацумото, последователи «Аум Синрикё» запустили в метро зарин. Самое смешное, что за год до этого, сектанты приезжали в наш универ и читали там лекции по своему сектантству. Фотка японцев с ректором висела на стенде у ректората вплоть до теракта.
В Китае был одобрен «Закон о труде». Установлены минимальный размер заработной платы и восьмичасовой рабочий день, запрещено использование детского труда. В девяносто четвёртом, да. А вы говорите «чудо». Чудес не бывает.
В космосе тоже было неладно. На Юпитер упала комета – это было первое зафиксированное астрономами столкновение двух небесных тел. Комета принадлежала, судя по названию неким Шумейкерам и Леви, что указывает на её кошерное происхождение и объясняет то, что юпитерианам никто ничего до сих пор не возместил за ущерб.
В кино вышли охренительная «Маска» ( «вжарим рокн-ролл в этой дыре») и не менее охренительный «Леон» ( «Не говори плохо о свиньях. Они намного лучше многих людей»)
