Мысли о мерах борьбы с революционной партией конца семидесятых годов. 1880-й год.
...Революционная партия, как бы она ни называлась, – монтаньярами, карбонариями, фениями, клерикалам, воггабитами, дунганями, тайтенчами, социалистами, нигилистами или просто бандитами Италии и Испании, – может быть в разные времена слабою и сильною. Революционная партия не только не опасна, но презирается обществом, если за правительством стоит большинство народа. Если же народ раздражен административною неурядицею, равнодушием властей к его интересам, отсутствием способности, уменья и твердости управления, одним словом, – если кредит к управляющим лицам потрясен, революционные принципы начинают приобретать разрушительную силу. При этом народ обыкновенно становится раздражительным и восприимчивым ко всякого рода революционным бредням, не потому, чтобы он им верил, а потому, что он не верит более властям. В подобные времена политический смысл будто оставляет общество, и крайние учения начинают, если не поддерживаться, то покрываться людьми умеренными и состоятельными, т. е. самыми уважаемыми в государстве.
Следовательно, для успеха революционной партии необходимы три условия: 1) ослабление веры в способность правительственных лиц, и в их желание угадывать действительные нужды народа; 2) брожение общественного организма, вызванное чрезвычайными надеждами или разочарованиями и 3) содействие, оказываемое революционерами со стороны умеренных граждан.
Отсюда, как кажется, вытекает и программа действий для борьбы против революций. Эта программа может быть выражена так: 1) необходимо освежить и усилить правительственный элемент способными людьми; 2) успокоить народ, заставивши его перенести внимание с политики на свои собственные дела и 3) привлечь на правительственную сторону умеренных и влиятельных людей. По выполнении этой программы революционная партия должна потерять всякое значение, потому что исчезнет среда, в которой она могла распространяться, и пропадут элементы, которые ее питали и множили. Тогда инициаторы беспорядков попрячутся по своим углам, а менее фанатизированные люди искренне возвратятся на истинный путь.
...Петр Великий казнил десятки тысяч революционеров, которые в его эпоху поставлялись наиболее отсталыми людьми. Если серьезный историк не поставит это в вину гениальному преобразователю, если Россия могла снести его беспощадную суровость, то потому только, что он гораздо более творил, чем истреблял, потому что он много горячее заботился о благе всех, чем об ослаблении своих врагов.
Во время польского мятежа Муравьев безмилосердно казнил и давил поляков, но он имел право это делать, потому что, в то же время, он неустанно работал над упрочением свободы миллионов замученных и забитых панами крестьян.
В обеих приведенных случаях, люди, не щадившие врагов государства, нашли оправдание своим крутым мерам в сочувствии масс, в том, что они заставляли страдать некоторых, но улучшали материальное положение всех.
В этом и заключается различие между Ришелье, истребившим массу людей, чтобы создать единую Францию, и Фердинандом Бурбонским, делавшим то же самое, чтобы передать Неаполитанское королевство ненавистной ему Савойской династии.
И так, для успеха борьбы с революционерами нужно купить сочувствие главной массы народа рядом мер, направленных к улучшению его материального благосостояния.
Тот, кто этого достигнет, имеет право действовать против революции не только решительным, но и беспощадным образом, причем, во всяком случае, будет поддержан народом.
К несчастью, хозяйство России и ее материальный быт не озабочивает никого в высших правительственных сферах, между тем от большего или меньшего их процветания зависит покой страны и ее преданность существующему порядку. В Петербурге забывают, что народ кормится не циркулярами, не образчиками высокого канцелярского красноречия, – урожаем, скотом, хорошими путями и отсутствием болезней в городах и селах.
