Мир кошмаров и приключений

Действие первое

Темный лес

Дыханием ночи холодный ветер проскальзывал в сочленения лат и гонял мурашки по телу рыцаря. По обеим сторонам тропы с одиноким всадником смыкался лес. Рыцарь не гнушался прибегнуть к заступничеству, которое строго порицала церковь – латная перчатка сжимала амулет ведьмы: завернутые в кусок савана кости черного петуха, зарезанного в канун Дня Всех Святых. Колдунья заверяла рыцаря, что оберег отгонит порчу и нечисть. В Баварском лесу нечисть обитала. Как и во всех лесах, озерах и болотах, издавна считавшихся логовами потусторонних сил.

Трясясь от укусов ветра, баварец Герхард Вайцер недобро вспоминал барона, отправившего его в дебри вслед за пропавшим гонцом, посланным в недавно захваченный замок Айнзидлерхёле. «А вдруг и я пропаду?» размышлял рыцарь, ерзая в седле «сдалась ему эта затерянная в глуши крепостица, где нередко пропадают люди?». Не было у рыцаря даже собеседника, за болтовней с которым он мог отвлечься от шорохов леса. В мимо плетущемся пейзаже суеверному Герхарду мерещился то косматый шрат , на деле оказавшийся хвойным кустом, то бледнеющий нахцерер , клацавший клыками, коем служило всего лишь иссушенное дерево, об которое билась на ветру сломанная ветка. На пригорке, увенчанном изъеденными червями ведьмином кругом, рыцарь не стыдясь осенил себя крестным знаменем той же рукой, в которой сжимал колдовской оберег. С минуту на минуту, как считал Вайцер, сюда сползутся костлявые вихты и темные альвы, чтобы в пляске и оргиях славить ложных богов Баварских лесов, чьи имена первые проповедники огнем и мечом выжигали и вырезали из памяти язычников.

Плюмаж на шлеме задел низколетящий филин, которого Герхард в неверном свете луны принял за нетопыря. Боевой конь, чувствуя тревогу хозяина, недовольно фыркнул и сам побрел по теряющейся в папоротнике тропе, вновь нырявшей в лес. Рыцарь не осмелился обернуться на ведьмин круг, преследуемый студенистыми взглядами и ледяным ветром. Для Герхарда, как для дневного жителя, ночью все переворачивалось с ног на голову, приобретало потусторонний облик и выглядело неестественным. Как и неестественным ему казалось то, что основатели замка Айнзидлерхёле забрались в баварскую глухомань, когда вокруг столько оживленных дорог и рек, а между ними толкались границами деревни и города.

Поносить барона у Герхарда не было сил, поворачивать назад уже не имело смысла, потому что до замка путь был ближе, чем до окраин леса. К тому же, позади раскинулся ведьмин круг, притягивающий нечистую силу. В спутавшихся мыслях рыцарь поминал святых покровителей, да покрепче сжимал ведьмовской талисман – что-нибудь из этого уж должно помочь ему в борьбе со страхами ночи. Баварец позабыл о нетопырях и лесных духах, когда из-за скрывавших поворот тропы сосен в спор с тьмой вступил свет фонаря. Незнакомец слепил бликам и покачивался навстречу Герхарду. Тревожные мысли уложили руку рыцаря на меч. Он окликнул низкого бродягу, чей силуэт маячил за светящимся ореолом. Тот молчал.

– Следующий вопрос я задам, приставив тебе лезвие к глотке! – крикнул Вайцер, влив в голос сталь.

– О, что? – ответил мужской голос.

«Вот так всегда, – мелькнуло в голове баварца. – Никто не понимает по-хорошему».

– Я слаб слухом, – продолжал незнакомец с фонарем.

– И умом, раз бродишь в такой час в одиночку. Кто такой?

– Ночной сторож из Айнзидлерхёле. Иду возжечь придорожный фонарь. Я встречаю и сопровождаю путников.

«Как же! Придорожный фонарь, встреча путников в никому не нужной глуши. Ещё б сказал, что к покаянному камню помолиться вышел. Либо колдун, либо разбойник».

– Ну давай, зажигай.

Светящейся точкой незнакомец несколько шагов пролетел в темноте и от него родился второй огонек в фонаре, установленном на длинной жерди, которую рыцарь ранее не заметил. Герхард ухмыльнулся, убрал руку с меча и запрятал ведьмовской талисман, да поддал коня к ночному сторожу, чтобы разглядеть его. Это был мужчина лет сорока, из-под капюшона выступал мясистый нос. Незнакомец взирал на рыцаря с такой же долей опаски, с какой долей недоверия смотрел на него Вайцер. Долгого взгляда сторож на себе не выдержал, как если бы боялся, или просто от природы был нелюдим. Фонари бросали скупой свет, пытаясь дотянуться до земли, но темнота густо укрывает её.

– Почему от вас не вернулся гонец?

– Здесь рыщут отряды мятежного герцога. Думаю, это их рук дело. К нам никто не приезжал.

– Правда? Веди меня в замок, сторож.

– Моё имя…

– Веди в Айнзидлерхёле.

Продолжение на сайте. Подписывайтесь также на авторскую группу в VK и следите за новостями :)

Едва начало светать, в небольшом домишке холостяка Васьки Лиходеева надрывно и требовательно задребезжал старый механический будильник. Васька со стоном пошевелился, схватившись за похмельную голову и с трудом сел на кровати. Глаза жгло, словно песком засыпало, во рту чувствовался неприятный привкус.

Он залпом опрокинул в себя кружку прохладной воды, стоящую на тумбочке возле кровати. Закашлялся. Выдохнул перегар и встал. Заплетая ноги, побрел к будильнику, который специально поставил на подоконник подальше, чтоб сразу со сна не выключить и не проспать работу. По пути к будильнику Васька мучительно вспоминал, что же такого произошло вчера, почему так голова раскалывается и на душе муторно…

Непрекращающаяся трель антикварного механизма донеслась до кирпичного курятника в лиходеевском дворе, переполошив дремлющих птиц и заставив заорать единственного петуха. Ему вторили эхом соседские крикуны, а за ними, по цепочке, и другие, распространяя сигнал ранней побудки по всей деревне Киселёво.

Впрочем, деревеньки той было немного. Дворов тридцать со стоящей сельхозтехникой у ворот почти каждого дома. Всё мужское население усердно трудилось на парочку фермеров, оказавшихся наиболее предприимчивыми из деревенских в своё время. Вокруг единственной улицы раскинулись сплошные поля, лесополосы и снова поля. Потому как земля вокруг Киселёво делилась богатым урожаем ежегодно, невзирая на любую погоду, о чем недоумевали заезжие наёмные агрономы, которые в жизни удивлялись только двум вещам – какого чёрта они стали агрономами и сколько пьют трактористы.

А вот деревенские жители, особенно женщины всех возрастов, напротив, этому не удивлялись, а приписывали эту благодать пенсионерке Антонине Андреевне Тюриной, живущей на окраине и развозящей на стареньком велосипеде почту два раза в неделю. Местные сплетницы поговаривали, что эта хрупкая старушка то ли с чёртом знается, то ли с силами природы договаривается по-своему, а когда бигуди свои накручивает на седые волосы, то у неверных мужей в деревне головы болеть начинают. Покойный бухгалтер, Станислав Иванович, даже как-то обмолвился, что Тюрина, дескать, и мёртвых поднять может, если ей заблагорассудится. В целом, все киселёвцы, склонные к вере в сверхъестественное, сходились в одном: нечистыми делами занимается одинокая пенсионерка. Без всякого сомнения, ведьма, хоть и с поличным не пойманная.

Бывало, бабы мужиков своих за пьяное дело пугали Антониной Андреевной. Что, мол, пожалуются они ей, и самогон весь обратно сразу выходить будет, от сигарет тоже отговорит навсегда. Мужики эту трескотню от жён выслушивали, недоверчиво улыбались и поддакивали, но по-нетрезвому про подозрительную почтальоншу спорили на полном серьёзе – оправданы ли угрозы или жёнам лишь бы потрепаться.

Пока собирался на работу, вспомнил Василий, что особенно горячим вышел спор по поводу «ведьмы» вчера на его дне рождения. Сороковник Лиходеева мужским коллективом праздновали даже те, кому и пить нельзя было вовсе. Как обычно, после обычного трёпа про работу и политику, зашёл разговор про старушку Тюрину и про её ведьмовские дела.

— Может и правду народ говорит, — задумчиво сказал седой осанистый Никанор, водитель самосвала.

— И верно. На свете чего ведь только не бывает. Вот то, что сейчас обычное дело, пару веков назад магией бы считалось, — поддержал Никанора рассудительный Серёга-весовщик и для убедительности щёлкнул зажигалкой.

— Да ладно вам, взрослые мужики же, начало двадцать первого века на дворе! А вы, магия, ведьмы, тьфу! — рассердился порядком подвыпивший именинник.

Ваську изрядно зацепило суеверие мужиков и то, как они его обосновать пытались. Не такой человек Лиходеев, чтобы вестись на глупые россказни и давать мистической заразе распространяться среди друзей.

И неспроста Васька прицепился к ним. Дело в том, что батя его покойный при СССР ярым коммунистом был, да ещё не рядовым, а целым парторгом в колхозе. Сыну за годы втолковал такое же атеистическое воспитание, какое и сам имел. Вот и не стерпел Васька и поспорил с мужиками, что крепко насолит Тюриной, и ничего с ним за это не случится. По пьянке много ли надо, чтобы что-нибудь учудить?

— Ну, сейчас я вам, дурням, докажу, что чушь это всё! — выкрикнул именинник. Хлопнул он очередной стакан, налитый до краев, не закусывая, завёл старенький трактор МТЗ да под улюлюканье и гогот нетрезвых товарищей рванул на окраину, к дому почтальонши. Доехав туда, виляя по дороге и лишь по счастливой случайности не задавив свору дворняжек, одурманенный алкоголем горе-водитель принялся за своё чёрное дело…

Бездушно Васька исколесил, измял кусты смородины перед тюринским двором, лихо крутанул пятака на заботливо ухоженной клумбе под самым невысоким дощатым забором. Зацепил и сам забор огромным ребристым задним колесом, не рассчитал на нетрезвую голову, хоть обычно мастерски с машиной управлялся. Затем, закончив безобразничать и развернув ревущий трактор, поехал Лиходеев обратно к своим друзьям-приятелям, отчитаться о проделанном.

Соседка Тюриной позже людям рассказывала, что на шум происходящего дебоша на крыльце дома появилась в светлой ночнушке, словно бледная тень, Антонина Андреевна. Она изумленно смотрела на Васькины проделки. Однако ничего не предприняла, не стала ни соседей на помощь звать, ни в милицию звонить. Ничего не крикнула дебоширу, даже словом ему не обмолвилась, не попыталась урезонить. Сказала только тихонько что-то себе под нос, постояла секунд десять, глядя вслед удаляющимся красным габаритам трактора, нервно усмехнулась и убралась обратно в дом.

Такими были события вчерашней ночи…

Выключив ненавистный будильник, Васька, наскоро перекусил остатками жареной курицы, сунул подсохшие полбатона и бутылку минералки в холщовую сумку и уже более уверенным шагом вышел из дома. Хотел было привычно погладить дремлющую на лавочке кошку Марусю, но не далась пушистая животина, а грозно зашипела на дышащего перегаром мужика. Даже попыталась цапнуть за палец своего хозяина. Васька отдёрнул руку и недоумённо пожал плечами. Направился к трактору.

«Ничего, есть захочет вредина, прибежит вечером в дом, сама ластиться будет, — подумал он. — Ишь, о себе возомнила!»

Разбираться с кошачьими капризами и вправду было некогда. Время подошло ехать на работу, не то начальник-фермер Егор Палыч на самом деле выгонит, как грозился в прошлом месяце, когда Лиходеев прогул устроил после обильного возлияния. Если выгонит, то дело плохо. Другой работы в Киселёво ему не сыскать. Его тут как облупленного знают. Не почту же потом, как старуха Тюрина, развозить на потеху местным?

Снова вспомнив про пенсионерку, Васька помрачнел и яростно дёрнул шнур пускового двигателя. Пускач затарахтел и завёлся с третьего раза. Тогда мужчина заглушил пусковой, завёл основной двигатель и покатил в сторону полей за деревней.

Как назло дорога лежала мимо пострадавшего забора, кустов и клумб Антонины Андреевны.

«Не дай бог увидит меня Тюрина. Вечером явлюсь к ней и денег дам, чтоб людей наняла да поправила. Самому никак, иначе мужики решат, что ведьма заставила», — так раздумывал Лиходеев, вцепившись в руль и надеясь, что пострадавшая старушка не выскочит сейчас на дорогу из дома, заслышав знакомый рокот его трактора, и не устроит прилюдный скандал. Или того хуже — в сельсовет жаловаться побежит. Хотя вроде сроду не видели её в сельсовете по таким поводам.

Ему повезло, Тюрина не выходила из своего двора. Однако он готов был поклясться, что в какое-то мгновение видел, проезжая мимо дома почтальонши, её бледное и сморщенное лицо в одном из окон, смотрящих на дорогу. Аж испариной вмиг покрылся, но когда отвел взгляд и снова глянул на окна быстро промелькнувшего справа от дороги дома, то никого там не оказалось. Мужчина облегчённо выдохнул.

С раннего утра и до самого полудня Васька вкалывал как проклятый, а на обед решил в соседнее село Заречное сгонять, к знакомой молодухе, давно зазывавшей его в гости. Отпросился у начальника, получил разрешение опоздать максимум на полчаса с обеда.

Всё складывалось как нельзя лучше. Делов-то немного, за час туда и обратно по грунтовке, пролегающей через солончак, обернуться запросто. А может и ещё кое-что помимо обеда перепадёт скучавшему без женского внимания холостяку. Начальство с полей уже отбыло, так что припоздать и больше, чем на полчаса, не грех. Никто и не узнает.

«Вон как я до обеда работал, что сам Палыч похвалил. И это после вчерашней пьянки. Работа всё похмелье сняла. Есть ещё здоровьишко жить и гулять в своё удовольствие!», — с гордостью думал про себя Лиходеев, заворачивая с дальнего от деревни угла поля на дорогу, ведущую к давно засохшему солончаку, за которым десять минут езды — и уже Заречное, горячий обед и молодая хозяйка.

Едва тракторист заехал на территорию старого болота, от которого ныне остались только растущие вдоль неровной грунтовки редкие заросли рыже-зеленоватого камыша, как вдруг его МТЗ заглох на ходу. Такого с вверенной ему техникой ещё не случалось. Бывало, не заводился, бывало, пару раз пружина ломалась на переднем колесе и появлялся крен, или коробка передач шалила. Но вот чтобы бы намертво стать — ни разу!

Васька выругался, вытер грязной ладонью вспотевшее лицо, оставив грязные полосы. Хотел выйти и проверить помпу подкачки и топливный насос, но вдруг оторопел и словно прикипел к сиденью, взирая на окружающее через пыльное лобовое стекло. Там было от чего оторопеть!

После неожиданной остановки Васькиного трактора с местностью вокруг заглохшей сельхозмашины стало происходить нечто неладное. Пересохшая от недельной жары без дождей засоленная растрескавшаяся почва в один миг стала вязкой, напитанной влагой, наполнилась лужами и жирной грязью, а некогда хилые пучки камышей теперь могучей стеной вырастали вверх с немыслимой скоростью.

Яркий дневной свет померк, что сделало всё в округе тусклым, серым, потерявшим естественные цвета. Камыши тем временем охватили плотным кольцом возникшее из ничего болото с застывшим трактором и перепуганным водителем в самом его центре. Лиходеев смотрел на эти чудеса и не верил своим глазам.

Придя в себя, дёрнул Васька ручку дверцы, чтобы выбраться наружу после безумной мысли, что переработал и от жары видится ему то, чего нет. Один раз дёрнул дверцу, второй, третий, но та не поддалась. Скрипнула только жалобно. С другой дверцей — та же история. Обе будто намертво прикипели к кабине, пленившей водителя.

— Что за хрень? — забормотал Васька, не зная, что предпринять. Не стекло же выбивать, из своего кармана потом чинить. Да и крепкое оно, так просто не разобьешь. Опять же — изрезаться можно.

Впрочем, заклинившие дверцы — это было только полбеды. Настоящий кошмар начался, как только Лиходеев прекратил исступленно дёргать ручки зловредных дверец и стал озираться вокруг.

Из серой жижи, зашевелившейся волнами, к трактору отовсюду потянулись истлевшие человеческие руки, затем показались макушки прогнивших черепов их обладателей, выпрастывающих себя из вязкого болотного плена. Завыл налетевший ветер, затрепыхались неестественно гигантские камыши. Вокруг стало ещё темнее, как при наступающих сумерках. Из болота тем временем выбиралось нечто, не поддающееся разумному Васькиному объяснению и всем его многолетним устоям. И это нечто было не одно…

Не прошло и полминуты, как десятки мертвецов обступили МТЗ с похрюкивающим от ужаса Васькой внутри кабины, чудовищные руки схватились за колёса, ручки дверец и прочие выступающие детали. Гнилые тела облепляли кабину, скользили, срывались и снова цеплялись, силясь ворваться внутрь спасительного пространства к съёжившемуся человеку. В довершение кошмарного хаоса трактор стал медленно проседать в болотную грязь, а в щели под дверцами потекла грязная, отвратительно пахнущая вода. По металлическим деталям пробежала коричневая волна ржавчины, с невероятной быстротой поедая недавно нанесённую синюю краску.

Жуткие лица ожившей нежити прильнули к стёклам, вжались в них, всматриваясь в живого мужчину бесцветными глазами у тех, у кого они ещё сохранились, и пустующими глазницами у тех, кто лишился их давно. И некоторых из них, из тех покойников, что ещё сохранили остатки плоти, Васька узнал!

Вон Станислав Иваныч, бухгалтер, утопший в реке в позапрошлом году, а вон соседка начальника Прасковья, которая на вилы случайно напоролась, от пьяного мужа убегая, а вон та городская парочка, которую три года назад перемолотил жаткой комбайна на пшеничном поле Генка Курин, приятель Васькин с малолетства. Ещё одно знакомое лицо и ещё!

И тут не выдержал Василий Лиходеев, завизжал тонко, по-женски, начал крестными знамениями сыпать вокруг себя во все стороны и отчаянно молиться всевышнему об избавлении от напасти, которую никогда не признавал!

Однако, как оказалось, с тех молитв и знамений мертвецам ни холодно, ни жарко. Как упорно лезли к Ваське, так и продолжили, даже злее стали, принялись вдобавок по погружающемуся в грязь трактору бить с такой силой, что тот раскачиваться стал, несмотря на более чем трёхтонный вес.

Когда грязная вода дошла визжащему бедолаге до середины икр, и нечисть вот-вот грозила сорвать дверцы, растеклось вдруг на свободном от мёртвых тел участке лобового стекла кровавое пятно, выделившись алым огнём посреди серого кошмара. Интересно так растеклось — в форме человеческого лица, очень Ваське знакомого!

Замолк и уставился Лиходеев на тонкие кровавые сетки морщинок, резные красные завитушки, имитирующие седые старушечьи волосы, а потом разглядел известный всей деревне овал лица почтальонши Тюриной. И понял он тогда, что надо ему делать, как пытаться самому себя спасти!

— Прости меня, Антонина Андреевна! Всё исправлю и сверх того искуплю! Прости дурака пьяного, ни в жисть больше никого не обижу и спиртного пить не буду никогда! Пропасть мне, если слово нарушу! — орал Васька, сыпя обещаниями и обращаясь к оплывшему кровавому лику, потому как не было у него никакой другой надежды на спасение.

Доорался он исступлённо до того, что не выдержал его организм, и провалился тракторист в спасительное забытьё, мигом отрешив сознание от насевшего на него ужаса.

Пришёл в себя Васька в мерно тарахтящем тракторе, посреди привычного глазу сухого солончака. Никакие чудовища не лезли к нему в кабину, да и в самой кабине пол был чистый, без малейших намёков на потёки. А округу радостно заливал яркий солнечный свет.

Глянул на наручные часы Лиходеев, удостоверился, что не прошло и десяти минут с тех пор, как он с поля уехал. Значит, не мог он уснуть и во сне увидеть всё то, от чего страху натерпелся. Потемнел лицом, нахмурился, воткнул со скрежетом передачу. Не медля ни секунды, развернул трактор в обратную сторону, решив не ехать ни за обедом, ни за женской лаской.

Работал Васька до самого вечера, не обращая внимания на голодный желудок и томительную жару. Никому о случившемся, кроме молодухи из Заречного, и то по строгому секрету, не рассказал, чтоб за сумасшедшего не приняли. В деревне Киселёво только слушок пусти — тут же кличку «Дурачок» или чего похуже придумают.

А вечером пришёл к Антонине Андреевне с двумя мужиками, которых нанял забор поправить и клумбы в порядок привести. Сам прилюдно прощения просил, а когда получил его, присоединился к работникам исправлять свои грехи. Работая, без умолку болтал, обещая улыбающейся старушке саженцев привезти и посадить и вообще всячески помогать, как только надобность в том возникнет.

С тех пор Васька и в самом деле и мухи не обидел, и спиртного всячески избегал. Хоть иногда и сомневался в реальности своего кошмара, внушая себе, что заснул он тогда всё-таки с похмелья в тракторе, посреди солончака.

Вот только иногда на лобовом стекле его трактора странное розовое пятно проступает, размером с человеческую голову. Знакомых черт в нём не узнать, сильно размазанное оно, но сменив стекло два раза и получив тот же результат, Лиходеев рисковать и нарушать данное обещание не стал. Правильной жизнью живёт с того дня и чем дольше живёт, тем больше в глубине души считает, что тот ужас ему просто приснился. Наверное…

Автор: Дмитрий Чепиков https://www.litres.ru/dmitriy-chepikov-21842323/

После жаркого полудня, покряхтывая от усилия, Борис выбрался из своей земляной норы. Он встал вначале на четвереньки, а потом поднялся на ноги и осмотрелся вокруг. Предосторожность прежде всего. Не заметив никого и сопя, он шагал по лесу добрых десять минут, пока не вышел на опушку, за которой через поле лежала его родная деревня. Выйдя из стены деревьев, он пристально посмотрел в сторону домов. Увидев вдалеке квадратики деревенских строений, грозно зашипел и потёр чешуйчатой лапой вымазанную почвой морду. И в шипении этом можно было одновременно различить и злость, и грусть по нормальным, настоящим людям, теперь живущим на том месте, где когда-то стояла его родная изба, а ныне выстроились ровные ряды кирпичных домиков.

В той избе, без малого две сотни лет назад, он родился и жил обычным ребенком со своей матерью Настасьей, которую местные величали ведьмой, а его – пятилетнего Бориску, сучьим ведьминым выкормышем, нагулянным от змея лесного. Его называли и похлеще, хотя тогда он ничем не отличался от бесшабашной деревенской ребятни. Разве что бледноват был, да кожа временами, особенно летом, целыми клочьями с него сползала. И это случалось даже без солнечных ожогов, как бывало у заработавшихся в жаркую погоду мужиков. Помнил до малейшей детали, как его чурались все кроме старостиной рыжеволосой дочери, Алёнки, не раз вступавшейся за него перед жестокими детьми. Мать Борьки была нрава далеко не кроткого, однако лечила местных травами, испуг у детей заговаривала, точно указывала, где найти пропавший в лесу скот. За деньги занималась и заговорами, возвращала неверных мужей и жен в семьи, что и стало ей самой впоследствии приговором.

Как-то летом приехал к ведьме зажиточный престарелый торговец и предложил немалую сумму за то, чтобы та помогла чужую жену увести, втрое младше его по возрасту. Ведьма категорически ему отказала, на что проситель взбеленился, обругал ее последними словами и уехал из деревни. А через неделю, под вечер, в округе появились двое здоровенных бородатых типов, смахивающих на преступников. Местным денег дали, подначили их ведьму богопротивную изгнать. С толпой подогретых алкоголем и рублем мужиков эти двое явились к ведьминому дому, и люд, размахивая факелами и рогатинами под закрытыми ставнями окон, потребовал у матери Бориса убираться из деревни. Ответа им сначала не было.

А потом… Самый ярый горлопан вдруг смертельно побледнел, упал, пуская пену изо рта и испустил дух. Увидев смерть товарища, взревел второй вожак и поджег угол избы. Его примеру последовали и другие. Запылало жилище ведьмы.

Схватила тогда мальчишку Настасья и вырвалась из объятого пламенем дома. Прорвалась сквозь разъяренную толпу израненная и обожжённая, бросилась к лесу. А за ней четверо рванули, добить ведьму и мальца. У самой опушки, брошенная вслед рогатина пробила беглянке спину, вышла окровавленным рогом из груди. Последним, предсмертным усилием Настасья дотащила саму себя и ребенка до гущи деревьев, опустилась на колени, захлебываясь кровью выдавила из себя запретные, магические слова. Слова те были адресованы перепуганному мальчишке и смысла он их тогда не познал. Понял лишь только: «Беги».

Что сталось с матерью дальше Бориска не знал. Ломанулся он тогда, весь забрызганный материнской кровью, в густую чащобу и затих. Прятался малец несколько дней в лесу, не решаясь вернуться в деревню, а потом заметил в себе странные перемены. Ни есть, ни пить почти не хотел, зато чувствовал всё вокруг себя более остро, чем обычно. Не найдя матери на том месте, откуда он ночью убежал, двинулся к ближайшему озерцу. Разглядел свою личину Борис в отражении водной глади и поразился. Кожа из просто бледной, стала бледно-зеленой, а местами и вовсе покрылась чешуей, нюх и зрение обострились, под зеленоватым покровом рук забугрились мощные мышцы, пальцы удлинились, ногти превратились в когти, зубы – в смертоносные клыки. Изменились и черты лица: нос словно запал, образуя две дыхательных темных дыры, уши заострились по-звериному, а глаза округлились, пожелтели и навыкате стали. Отпрянул Борис от чудовищного отражения, завыл. Нет, такому нет места в деревне. Засопел тяжело, развернулся и ушел в чащу.

Так и жил с тех пор в лесу, изредка пробираясь к деревне и глядя по вечерам на огоньки деревенских окон. За год он вымахал во взрослого двухметрового монстра. Лесное зверьё ему бед не причиняло, но и расположено не было. Медведи, кабаны и волки его стороной обходили. Местным мстить Борис не стал, а вот мужика, того из двоих предводителей, который уцелел, выследил пьяного у соседней деревни и развесил его частями на ближайшем плетне.

Охоту на него объявили тогда с собаками и ружьями, но не нашли. Да и поди найди его в лесу, если он замрет недвижно как змея, цвет окрестности примет и не дышит почти, а магический запах ни одна псина не берёт. Днем на дереве, ночью в земляную нору забивался. Три сезона охотились на лесное чудовище люди без всякого успеха, потом угомонились. Потянулись для лесного получеловека годы и десятилетия. По теплу он охотился на мелкую живность, хотя ел совсем редко, а на зиму, подобно косолапому, в спячку впадал. В еде и воде почти не нуждался Борис, силы его подпитывали иные.

А вот разум через пару веков затуманился, погасли старые образы знакомых и близких, с трудом он новую жизнь людей в родной деревне понимал. Иной год только на весну-лето и просыпался, да и то из желания взглянуть как железные машины по полям, да дорогам, близко к лесу расположенным снуют. Дивился на гудящих железных птиц в небе и тоскливо вздыхал, что летать не умеет. Собирал возле деревни выброшенную негодную одежду или вовсе ночью воровал белье, забытое сушиться на веревках у домов. На себя напяливал, потому что на человека хотел походить.

Но помнил и про то, что людей опасаться надо, ибо зла в них немерено. Охотников и собирателей грибов в лесу за километр обходил или замирал как камень, но к деревне его всё так же тянуло.

Вот и сейчас, выбравшись из земляной норы и прогулявшись к опушке, собрался Борис вначале к ручью воды попить, а потом к другому краю леса, за которым поле пшеничное начинается. Посмотреть хотел как одна железная машина едет и в другую зерно сыпет из изогнутой трубы. Зрелище – не оторваться. В его понимании…

Почистившись от налипшей почвы, он побрел к лесному ручью на прогалине. Борис, как и раньше ел крайне мало, а вот воды пил вдоволь, особенно летом. Потому и вырыл себе дополнительную нору у подземного источника, чтоб далеко не бегать. Поплескаться в небольших лесных озерцах любил. А вот собственное отражение терпеть не мог, со временем оно лучше не стало. Где-то в глубинах памяти он ещё помнил себя нормальным мальчишкой и осознавал каким он должен был стать, какую жизнь прожить. Пусть короткую, но человеческую. Вспоминая это, тут же гнал от себя печальные размышления, чтобы не войти в конфликт с собственным сознанием. По словам бродячего лешего, случайно встреченного им сорок лет назад, он знал, что вот так нелюди и превращаются в абсолютных монстров, сходя с ума. Трансформируются в бессмысленные машины для убийств и тогда за ними, рано или поздно приходят настоящие охотники. И это совсем не те глупые людишки, которые приходят в лес выпить водки, пострелять по зверью и намусорить, а является неумолимая кара для монстров.

Даже если убить одного охотника, за ним придет, другой, третий и история все равно подойдет к логическому финалу. Борису тот леший поведал о двух самых известных людях, с которыми точно не стоит встречаться – Артёме Чернове и мужике по прозвищу Трактор. От этих двоих еще никто из нелюдей, перешедших черту, живым не уходил.

Посмеялся тогда на бродячим лешим Борис, а теперь задумался. Насколько он далек от красной черты и кто за ним придет, если он её переступит. Так в глубоких раздумьях он и доплелся до ручья.

Только собрался склониться над бьющим из-под земли ледяным источником, как почуял чужой, человеческий запах, топот шагов и сбитое, отрывистое дыхание бегущих людей. По слуху он различил троих. Причём, одного человека бежавшего отдельно, Борис определил как женщину. Об этом ему сообщил едва ощущаемый запах изысканного парфюма. Двое других, тяжелых, грузных, похоже ее преследовали. И вся троица бежала как раз сюда – в направлении ручья.

Борис инстинктивно спрятался за вековое дерево и замер, приобретя древесный цвет подобно хамелеону. Он слился с лесом и ожидал, что будет дальше.

Через полминуты на прогалину выбежала растрепанная рыжеволосая девушка в разорванной окровавленной одежде, с резанными ранами на плече и бедре и синеватыми следами от веревки на тонких запястьях. Она поскользнулась на влажной почве, полетела кувырком и со всего маху впечаталась в ствол ближайшего дуба. Совсем рядом с тем, за которым спрятался Борис. Моментально вскочив на ноги, она тут же осела, вскрикнув от боли. Её лодыжка оказалась вывихнута, вне всякого сомнения. Но еще за миг до того, как несчастная бессильно опустилась к подножию дуба и с ужасом посмотрела в сторону шума, издаваемого её преследователями, прятавшийся Борис едва не выдал себя, шумно выдохнув от удивления.

Перепуганная девушка была до невозможности похожа на ту рыжеволосую старостину дочку, которая постоянно спасала его от нападок жестокой детворы, когда он был маленьким человеком. Или же память играла злую шутку с затуманенным веками разумом лесного монстра?

В любом случае, Борису было некогда размышлять о сходстве беглянки с ушедшей в глубину времени его подруги. Из ближайших кустов вывалились двое рослых мужчин в камуфляже и тут же бросились к раненной девушке. В руке одного блеснул нож с каплями крови на длинном лезвии, второй сжимал в руках пистолет.

Что такое огнестрельное оружие Борис знал и понимал, насколько оно опасно даже для него – чрезвычайно долгая жизнь и невероятная для человека мощь не спасли бы его от точного выстрела. Во время большой войны его зацепило пулей, когда местные партизаны вели бой в лесу с пришлыми, чужими людьми в серой заграничной форме. Тогда, получив шальную пулю в плечо, он забился в нору и не показывался оттуда несколько месяцев до полного излечения раны. Боялся Борис огнестрельного оружия как огня. Но выбора у него не было…

Защищая рыжеволосую, он оторвался от ствола, вмиг потеряв скрывающую его маскировку и бросился между преследователями и жертвой. Оба мужчины ненадолго остолбенели, потом завопили от ужаса и ярости, переполнявшей их. Но наутек не бросились. Короткой заминки Борису хватило, чтобы вцепиться когтями и клыками в ближайшего, замахнувшегося ножом. Острые когти вспороли грудную клетку человеку и вывернули наружу рёбра, укус оторвал врагу половину его лица. Соскочив с обмякшего мертвеца, Борис устремился ко второму… И грянул выстрел. Потом последовали остальные. Второй мужчина высадил весь магазин в чешуйчатую грудь монстра, но тот одним прыжком оказался возле стрелка, повалил на землю и попросту оторвал руку с пистолетом от самого плеча. Клыки, вцепившиеся в горло противника, довершили дело.

Борис, впавший в боевое безумие и ослепленный болью от полученных ран сумел подняться. Его грудь нестерпимо жгло, светло-зеленая кровь лилась из пробитых пулями дыр, но он, покачиваясь, дошагал до девушки, а та, едва взглянув на него – потеряла сознание.

*************

Он нёс её через лес к асфальтной дороге, примыкающей к опушке. Тяжелораненый, ведомый лишь волей и остатками древней магии, поддерживающей в нём жизненные силы, Борис упрямо тащил раненую девушку, взвалив её на залитое кровью плечо. Она несколько раз приходила в себя и взглянув на чудовищную голову и торс своего спасителя снова отключалась. Так и провела всю дорогу без сознания. В отключке оставалась и тогда, когда Борис бережно положил ее у обочины дороги, увидев на горизонте силуэт несущегося большого грузовика.

Оставив девушку и собрав последние силы, монстр быстрым шагом направился к лесному массиву. Бежать уже не было сил. На короткий миг, у самой опушки, он обернулся, чтобы удостовериться, что машина остановилась возле раненой. Увидел, как из кабины выпрыгнул седой мужчина и тут же залез обратно, выбравшись во второй раз к пострадавшей уже с небольшой квадратной сумочкой с красным крестом на боку.

Борис отвернулся, растянул в болезненной улыбке бледную обескровленную пасть и долго брёл к своей норе, иногда хватаясь за древесные стволы, чтобы не упасть. Он знал, что если сможет туда добраться и залечь на долгие-долгие годы, то у него будет шанс справиться с ранами и продолжить теперь уже небессмысленное существование. А может быть, исцелившись и сохранив до тех пор человеческое сознание, он спасёт ещё чью-то жизнь…

Автор: Дмитрий Чепиков https://www.litres.ru/dmitriy-chepikov-21842323/

Пенсионер Анатолий Павлович Ветров рыбалку обожал с детства. Отвлекала она его от жизненных невзгод и печальных мыслей на разных этапах жизни. Любил Анатолий эти небольшие пруды и речушки, которые в изобилии были разбросаны вокруг его деревни. Даже сообщающуюся водную систему в них некую усматривал, мол соединяются все прудки и речки подземными перетоками. Статью про это на стареньком ноутбуке написал уже на пенсии. Популярностью она, правда не пользовалась, и творческий труд Ветрова заглох.

Множество рыбных мест в округе посетил старик, кроме одного пруда - Солотинского, пользующегося дурной славой еще с царских времен. Там, по рассказам стариков, помещик Солотин ради забавы провинившихся крестьян топил. Помимо того, душегуб оккультизмом занимался и всё грозился устроить ад селянам «как только получит достаточно магической энергии». Черная магия кровопийце не помогла. Как только красная революция захлестнула страну, за все прегрешения Солотин был поднят на вилы разъяренными мужиками и в собственный пруд сброшен. Повозились тогда с барином мужики пока не прикончили; рослый был мерзавец, богатырского телосложения.

Особняк помещичий, стоящий на изрядном удалении от деревни, люди на кирпичики потом разобрали, портреты хозяина пожгли, а пруд остался – куда он денется. Впрочем, один портрет в краеведческом музее каким-то чудом оказался после развала СССР. Неприятная физиономия у Солотина была, бородатая, наглая, мерзкая. Как и пруд - только отвращение вызывал своей желтоватой, протухшей водой. Никто из местных там не купался и рыбу не ловил по вышеописанным причинам ни до, не после революций и войн. Хватало мест для подобного времяпрепровождения и без того.

Так и вышло, что везде рыбачил Анатолий, а на тот пруд не совался. Хоть и убежденным атеистом был, а из опаски перед неведомым предпочитал не посещать Солотинский или Солотин пруд, как его короче называли деревенские. Впрочем, не только слухов боялся пенсионер. Были и другие причины.

Пять лет назад Анатолий остался один. Оба сына давно выросли, уехали работать и жить в городе, а жена умерла раньше срока и не своей смертью. Произошел с ней несчастный случай. Ехала гражданка Ветрова на велосипеде перед грозой от подруги из соседней деревни. Путь ее пролегал по грунтовке как раз мимо злосчастного Солотинского пруда, поросшего по берегам кустами шиповника. После жаркой декады первого месяца лета с самого утра в тот день собирались на небе грозовые тучи. И дождались своего часа. Не повезло женщине тогда – первая же молния прямо в нее ударила, когда у пруда проезжала. Пропала женщина в обед, а нашли ее только на следующее утро, потому что свалилась она вместе с велосипедом с дороги в кусты под самым водоемом.

Год привыкал Анатолий Павлович к жизни в одиночестве, даже выпивать начал. Сыновья, конечно, навещали, но за три сотни километров часто не наездишься в гости. И снова пенсионеру Ветрову на помощь рыбалка пришла, скрасила его трудное время. Вновь пенсионер все окрестные водоемы посетил, даже Солотинский пруд себе наметил для очередной ловли, чтоб перевернуть для себя эту страшную страницу жизни.

Только всё никак не решался, пока зоотехник Корчин не наплёл ему за бутылкой самогона, что проезжал недавно он мимо того места и видел, как там крупная рыба плескалась. Дескать, сходил бы, пока другие не выловили или живность не перевелась. Пока они обсуждали пропавшего неделю назад бухгалтера Бурмича, тоже рыбака, кстати, Корчин не переставал старику про запретный пруд напоминать. Также вспоминал зачем-то про то, что пропавший бухгалтер странноват стал с тех пор, как нашел на чердаке тетрадь с описанием тёмных ритуалов, оставшуюся от его бабки-ведьмы. И вроде как Бурмич той тетрадью зоотехнику целый месяц хвалился, а потом замолчал до самого исчезновения. Постращал, подначил, в общем, зоотехник Ветрова, а тот возьми и ляпни, что запросто пакет карасей ему из Солотина на днях притащит и не бывает никакой, стало быть, мистики. Сгоряча наобещал Анатолий Павлович товарищу, что прямо на днях дело будет сделано. После, по пути пожалел, но обещано уж, чего делать. Мужик обещал – мужик должен сделать…

На следующий день собрался Анатолий на рыбалку затемно: до жары и порыбачить, и вернуться надо успеть. Взял снасти, банку с накопанными с вечера червями, термос с компотом, завернул в фольгу пирожки, которые заботливая соседка вчера принесла, покурил и отправился заводить старенький мотоцикл с коляской «Урал». С третьей попытки мотоцикл завёлся и поехал пенсионер навстречу своим страхам и жирным карасям Солотинского пруда. До полного рассвета оставался ещё целый час, а значит времени с учетом получаса езды по виляющей среди холмов и полей грунтовке, было более чем достаточно. Ветров неторопливо ехал, выхватывая светом фары все кочки и повороты.

К месту Анатолий Павлович добрался, когда небо на горизонте заалело и кромка тёмных ночных туч медленно поползла, отступая перед рассветом. Съехал старик с дороги и прокатил еще несколько метров по мокрой от росы траве. Заглушил двигатель, нервно огляделся, и взяв из коляски снасти и провизию направился к водоёму. Тишина стояла полнейшая: ни листочек не пошевелился на прибрежных кустарниках, ни малейшая рябь не попортила поверхности пруда, только невесомый туман клочьями стелился над водой. Возле берега громко плеснулся крупный карась. Пошли круги по воде, через несколько секунд достигнув сползающего в воду колючего куста. Солотинский пруд то не слишком большой – и половины футбольного поля не будет, но судя по повторным всплескам рыбы тут навалом.

- Тем лучше, быстрее справлюсь, - сказал сам себе мужчина, сыпанул прикормки и уселся на привезённый раскладной стульчик. Пусть кругом тишь и благодать, а не очень ему хотелось здесь лишнее время торчать. Вот только нос проныре Корчину утрёт и ноги его больше на Солотине не будет. Не то это место, где от рыбалки удовольствие получаешь. Явно не то. Неспокойно тут душе. Ну а всякий стресс, как положено, нужно заесть. Пока рыба на прикормку приплывёт да рассветет окончательно, можно позавтракать, а там и клёв начнется. Заметил пенсионер, что под самым бережком обрывки размокшей бумаги плавают, исписанные растёкшимися чернилами, так что не разобрать ничего. Ругнулся Ветров, что тут кто-то до него побывал и намусорил.

Однако спокойно перекусить Анатолию Павловичу не пришлось. Едва он открыл термос, как услышал справа от себя в кустах равномерные всплески. Будто кто-то бредёт по мелководью в его направлении. Но кто это мог быть, здесь вдалеке от деревни и в такое раннее время? Никакого транспорта, например других рыбаков, помимо его мотоцикла в округе не наблюдалось.

На секунду мужчина отвлёкся от всплеска, потому что поплавок его удочки моментально утонул.

-«Здоровенная рыбина», - с проснувшимся азартом подумал Ветров, вскочил со стульчика и принялся осторожно выбирать леску, натянувшуюся струной. Удилище выгнулось дугой и пенсионеру стоило немалых усилий тащить к берегу тяжелую добычу. А потом она частично показалась из воды, и Анатолий Павлович выпустил удочку из ослабевших рук, вмиг покрывшись холодной испариной несмотря на прохладное утро.

Всего на краткий миг узрел рыбак то, что он тащил из воды и тут же предмет погрузился обратно. Но старик успел, к своему ужасу, признать в нём потемневшее и распухшее лицо утопленника. Знакомого утопленника. Чудовищное лицо того самого бухгалтера, пропажу которого они обсуждали с Корчиным совсем недавно.

- Как он оказался здесь? Где его транспорт? У бухгалтера Бурмича тоже был мотоцикл и его точно нет возле пруда, иначе бы его за это время заметили – дорога то всего в нескольких десятках метрах от Солотинского пруда. А может примерещилось?

Ветров чуть успокоился и нащупал в кармане джинсовой жилетки-безрукавки кнопочный мобильный телефон, глядя как потерянная им удочка медленно дрейфует к тому месту, где только что виднелось кошмарное лицо. Звонить в 112 или почудилось? Если примерещилось – поднимут же на смех всей деревней, когда выяснится, что крючок за гнилую корягу зацепился. Приедут МЧСники, а от него еще перегар чувствуется. Нет, так дело не пойдёт.

Все эти вопросы молниями метались в голове старика. Он уже сомневался в увиденном и телефон так и остался в кармане. Теперь план действий был следующим: залезть в воду, достать удочку, благо та всего метрах в пяти от берега болтается. А потом уж аккуратно потянуть, вытащится чего – тогда и решать.

Вроде план простой, а страх не отпускал мужчину. А если в воде всё-таки труп и не почудилось? Ужасно не хотелось лезть в воду за удочкой, но ситуация побуждала к действиям и выяснению положения с потенциальным трупом. Анатолий Павлович нерешительно снял кроссовки, стащил носки. Попробовал пяткой воду. Тёплая. Там, где удочка болтается – глубина примерно по пояс, значит придется раздеваться полностью, не быть же потом в мокрой одежде.

Едва успел пенсионер жилетку с футболкой с себя стащить, как в тех же кустах справа, нависших над водой захлюпало, затрещало ломаемыми ветками и… зарычало утробно. А потом на замершего человека вывалилось из кустов нечто невообразимое, леденящее разум.

Навстречу Анатолию Павловичу, плюхая по мелководью черными, увитыми водорослями костьми ног, надвигался громадный, покрытый грязным илом скелет, бывший на голову выше рослого пенсионера. Весь остов монстра выглядел охваченным странным, синеватым свечением, а на лицевой части черепа подергивалась, словно искаженный кадр старого черно-белого телевизора, картинка с виденного Ветровым портрета в краеведческом музее. Портрета помещика Солотина, хозяина проклятого пруда. Не дав времени на размышления, монстр протянул костлявые руки, чтобы схватить ошеломленного рыбака.

Закричать хотел старик – но пропал голос, бежать хотел – но ноги не слушались. А вот ясность сознания не пропала. Напротив, моментально сообразил мужчина что к чему. Вмиг понял и про утопленного Бурмича, про обрывки тетради с ритуалами возле берега, и кого бестолковый бухгалтер поднял со дна пруда богохульной магией. Ради чего? Да разве важно это сейчас?

Будто со стороны, видел Анатолий Павлович как его почти касаются лишенные плоти фаланги пальцев чудовища, чувствовал, как обдает его адским невидимым жаром от близкого присутствия твари. Взмолился Ветров любым силам небесным и земным, чтобы спасли его от жуткой смерти, избавили от участи убитого монстром Бурмича и зажмурился.

А когда открыл глаза – окружение изменилось. Яростно рыча, скелет пятился, отступая в воду, прочь от берега. Вокруг демонической твари метался настоящий белый вихрь из бестелесных невесомых созданий, лишь изредка обретавших подобие вытянутых человеческих тел. Новые существа врезались в монстра и вспыхивали, погибая, но нанося ему увечья и заставляя отступать всё глубже. Они атаковали с такой яростью, что изумленный Анатолий понял, что у них к Солотину личные счёты, что это он их когда-то погубил без жалости. И смерть помещика в те далекие времена не искупила вину. Последний акт кошмарной трагедии разыгрывался прямо сейчас на глазах у единственного зрителя из нормального, привычного мира. Рой светлых тел слабел, теряя силу. Из десятков мстительных душ осталось не более семи-восьми.

Но и монстр доживал последние мгновения своей неестественной жизни. Обе костлявые руки были оторваны, половина рёбер выбита, на изломанном черепе больше не мерцал образ помещика, да и магическое свечение исчезло. Они отправились в небытие, на дно Солотинского пруда вместе: последние два светлых сгустка и черный распадающийся скелет. С минуту ещё расходились круги над пенящейся поверхностью пруда. Поднявшееся над горизонтом солнце, изгнало ошмётки седого тумана и остатки страха из спасшегося человека.

Ничего теперь не боялся Анатолий Павлович, даже вновь всплывшего и теперь ритмично покачивающегося на поверхности пруда утопленника. Пенсионер натянул снятую одежду, обулся, выудил из кармана телефон и набрал службу спасения. Он сухим, спокойным голосом сообщил об обнаруженном трупе, объяснил как проехать и сказал оператору, что подождет на месте пока прибудут спасатели-водолазы.

Потом достал из мятой пачки сигарету с зажигалкой, поднял опрокинутый раскладной стул, уселся на него и закурил. Так, периодически затягиваясь едким дымом и глазея на утопленника, он до самого приезда властей размышлял о превратностях судьбы и о том, что ни одно неправедное дело не останется безнаказанным…

Автор: Дмитрий Чепиков https://www.litres.ru/dmitriy-chepikov-21842323/

Сидели мы как-то у меня дома, выпивали с друзьями. Немножко выпивали, после майских праздников уже не особо лезло, так - пивом немного расслаблялись. Четверо нас было, тридцатилетних мужиков-одногодок. Я, Витька-электрик, Саня из Подгорного, да Сёмка Алкаш из деревни Топольки. Алкашом Сёмку мы из стёба изредка называли, ему с молодости ни капли спиртного нельзя принимать было по состоянию здоровья. На такой дружеский подкол – он не обижался. Тем не менее Семёну нравилось в компании нашей бывать. Хоть он и не употреблял, однако всегда праздновал с нами, попивая компоты и соки, да мистические байки всяческие рассказывал. Чушь, конечно, несусветная, но мы веселились на всю катушку. Порой даже занимательно было, пробирало, особенно под градусом.

Правда, последняя рассказанная им история никому не понравилась, глупой и нестрашной показалась. История про чертей в горошек. Про то, как его бабка еще в советские времена из деревни в райцентр ездила, а по пути назад водитель грузовичка наклюкался и пришлось ночевать прямо в лесу, пока он проспится. Так вот, вроде как та бабка уже под утро проветриться вышла из кабины, да на группу чертей на лесной дороге наткнулась. Черти издалека выглядели как людишки, а рыла то вблизи оказались нечеловеческие, звериные рыла прямо скажем. И одеты они были в одежду в горошек. Отсюда и название дурацкой байки. Нечистые песни напевали и бабку к себе чуть не затащили. Насилу убежала от них и после кому ни попадя эту историю рассказывала. Народ похохатывал и пальцем у виска крутил от её россказней.

Мы с мужиками исключением не стали, поусмехались над байкой про чертей, предложили Сёмке чего поинтереснее рассказать. А он возьми да обидься на нас, говорит - сам недавно тех чертей виднел, прямо днем, на окраине леса за его деревней двое шатались. Сказал наш товарищ, что в позапрошлое воскресенье, после дождичка, в лес поперся за жердями на раритетном тракторце Т-16, в простонародье «шассиком» называемым. Ну тот, что с кузовом впереди. Там двух мужиков встретил, у завала из деревьев, что в прошлом году буря повыворотила из земли. Оба в кепках, надвинутых на самые глаза. Один мужик, в пятнистом свитере и джинсах, высокий и худой, как жердь, второй, в синем спортивном костюме, грязью заляпанном, едва до плеча ему и упитанный.

Всех в Топольках знает Семён, а этих из трясущейся кабины трактора не признал. Остановился спросить, кто такие и чего надо тут. Вылез из кабины, не глуша двигатель, и приблизился к незнакомцам. Вплотную подошел и обомлел, рыла то у мужиков мохнатые, рожи вытянутые и глаза без зрачков жёлтым светом пламенеют.

Он так и стоял столбом, пока один из нелюдей, тот, что ростом пониже, хриплым голосом не приказал: «Денег дай и вали отсюда».

Ни жив, ни мёртв, Сёмка в карманах порылся, выгреб несколько монет и дрожащей рукой чёрту протянул. Тот жадно монеты выхватил звериной лапищей, чуть кисть сёмкину не оторвал. Потом ошалевшего тракториста развернул и здоровенного пинка отвесил ему, отправив в направлении грохочущего трактора. Без жердей вернулся Сёмка домой и сам себя потом сутки валокордином отпаивал, еле в себя пришёл. Неделю, говорит, спать не может нормально, черти эти снятся. Вот он нам и рассказывает, думает полегче ему будет, если не в себе держать. Потом добавил, что в прошлое воскресенье снова видел тех двоих издали, но приближаться уже не рискнул.

- Носов у них ещё не было, вот! – дополнил байку рассказчик.

Посмеялись мы с Семёна, вынесли вердикт, что его история, конечно, получше бабкиной, но тоже так себе. Я же вообще не утерпел и в лицо ему расхохотался, на «двоечку» говорю, рассказик, давай следующий.

Насупился Сёма, зло из-под кучерявых патл своих глазами на приятелей посверкивает. Потом вскакивает из-за стола и орёт: «Ну поехали покажу, погодка подходящая, пасмурная, и воскресенье опять же, точно нечистые там будут. Коли черти там, с нас ему бочка солярки, если нет – с него следующая поляна. Тут полчаса езды всего до места».

- А давай! – веселился я. – Парни, погнали с Алкашом, на следующей неделе на халяву отдыхаем. Лови брехуна на слове! Саня, Витёк, поехали пока он не передумал.

- Только мелочи в карманы запасите, - ядовито заметил наш трезвый друг. – А то черти могут и не отпустить. Вон, старуху Аркадьевну в начале апреля на окраине леска мертвой нашли. Фельдшер заключение написал, что сердце не выдержало у пенсионерки, а я иначе думаю, потому как дело тоже в воскресенье после дождя было.

- У меня есть мелочишка, - ухмыльнулся я и добавил, обращаясь к приятелям. – Мужики вам монет отсыпать, а то вдруг Сёмка передумает?

- Не, не надо, так от чертей отобьюсь, пол-литрой, - ржал в голосину Витёк, тряся наполовину опустошенной бутылкой.

- Сами едьте, там места в кабине нет, а в кузове грязно, - заявил Саня. – Я лучше за пивком сгоняю на велике, пока вы катаетесь.

На том и порешили. Сёма трактор завел, мы по-быстрому втроем набились в кабину. По-быстрому – потому что из туч, которые с самого утра кругами ходили над нашей деревней, дождь накрапывать начал, а мокнуть не хотелось. На дворе хоть и май-месяц, а прохладно всё-таки, особенно под моросящим дождём. Простудиться враз можно. Тепла еще недели две не предвидится по прогнозу погоды. Покрутил Саня педали в сторону магазина, а мы на «шассике» потарахтели к лесу, который деревню Топольки с трёх сторон обступает.

Прикатили мы, значит, на опушку, где Сёмка по его уверениям чертей видел. Остановились. Дождь усилился, по не слишком чистым стёклам кабины струйки воды неровно стекают, сгоняет их вбок порывами ветра, ухудшая и без того нечеткий обзор из трактора. В кабине тесно, неудобно, там и для двоих то не очень места, а трое взрослых мужчин внутри уж совсем как кильки в банке.

- Давайте вылезем, осмотримся. Убедимся, что тут никаких чертей нет и на магазин рванем Сёму раскошеливать, - предложил я, и мы гуртом вывалили из тесного пространства. Двигатель не глушили, попробуй его потом заведи в сырую погоду.

Поначалу мы ничего не увидели. Ну лес шумит ветвями, ну пасмурно и холодный ветер пронизывает, ну есть какое-то неприятное ощущение от то льющего, то моросящего весеннего дождя. И всего-то! Никаких обещанных тебе чертей и прочего. Да и не могло быть. Это нас Сёмка на понт взял, вроде как нам лень будет поехать с ним, посмотреть.

- Нету чертей Сёма, гони деньгу, - повернулся я к другу, напряженно смотрящего в сторону леса. – Хоть и не карточный долг, но, как говорится, дело чести. Будь добр рассчитаться.

Сёма молчал, ни слова от него не донеслось. Он так пристально вглядывался в ближайший бурелом, что его напряжение и мне передалось. Ещё более странным мне показалось, что мой второй товарищ, Витёк, тоже молчит, и стоит не шевелясь, только горбится под холодными каплями. Оба смотрели в одну точку. Взглянул туда внимательнее и я.

Не холодок, а настоящий мороз прошелся у меня по коже, и сердце затрепыхалось так, будто хотело выпрыгнуть из груди и сбежать отсюда раньше своего хозяина.

Впервые в жизни я не верил своим глазам, глядя как от темной опушки леса отделились и зашагали уверенным шагом к нашей троице две знакомые по описанию Сёмки фигуры. Одна тощая и высокая, другая толстая, приземистая чуть пониже меня ростом. Одежда на обоих такая же как в семеновской байке, кепки, надвинутые на глаза, спортивный костюм и свитер с грязными круглыми пятнами.

- «В горошек…» - мелькнула стынущая мысль. Я еще втайне лелеял надежду, что это розыгрыш, что Сёма подговорил заранее каких-то знакомых, чтобы нас попугать.

Эта надежда растаяла, когда оба силуэта подошли к нам на расстояние пары шагов, и я уже отчетливо видел остевые звериные волосы на их сплюснутых безносых мордах, саблевидные клыки, торчащие из кроваво-черных прорезей ртов и светящиеся желтым огнем глаза. Без зрачков, как и ранее говорилось. Я ясно видел всё это, потому что дождь вмиг прекратился, когда появились эти твари.

Три человека и два монстра замерли друг напротив друга. Они разглядывали нас, а мы не могли сойти с места, прикованные чужой недоброй волей. Я всей кожей чувствовал, что добра от этих двоих ждать не стоит.

- Денег дай! – проревел тот, что пониже, и протянул ко мне чудовищную четырёхпалую ладонь. Мой разум отметил, что каждый из четырёх так называемых пальцев протянутой длани заканчивался крючковатым чёрным когтем, как минимум длиной сантиметров пять.

Не с первого раза мне удалось запихнуть руку в собственный карман джинсов и выудить оттуда имеющиеся металлические кругляши. Всё остальное тело было непослушным, на моих ногах словно повисли двухпудовые гири.

Я содрогнулся от омерзения, когда высыпал монеты в протянутую ладонь. Едва прикоснувшись кончиками пальцев к черной морщинистой коже ладони, я почувствовал нестерпимое жжение и поспешно отдернул руку. Хорошо хоть руки действовали.

Та же процедура с монетами произошла и с Сёмой, который хоть и был бледен, но по нему видно, что подобная встреча ему не впервой. А потом очередь подошла к Витьку…

У Витька мелочи в карманах не было, только почти пустая пивная бутылка в судорожно сжатой руке. Наш товарищ выпучил глаза и бормотал нечто бессвязное. Кажется, пытался произнести слова из «Отче наш», но от одновременного опьянения и испуга у него ничего путного не выходило.

- Нееетуу деньги! – взвыл толстый монстр и дернул за рукав свитера высокого. Тот, не издав не звука, вдруг схватил Витька за голову обеими лапищами и поднял легко, словно пушинку в воздух. Витек судорожно заорал. Его ноги беспомощно трепыхались в полуметре над землей, а потом…

Потом пойманный мужчина начал чернеть лицом и жутко выть, из его глаз повалил светлый дымок. Подвывая, Витек вертел обожженной и уже практически слепой головой во все стороны, то и дело утыкаясь в нас невидящим взглядом. Мы завопили словно по команде и тут нас словно отпустило.

Не разбирая дороги, бросив трактор, нашего друга и мучавших его чудовищ мы рванули аки спринтеры в сторону деревни. Поскальзываясь и спотыкаясь на мокрой после недавнего дождя траве, мы бежали без оглядки, охваченные абсолютной паникой и ужасом. Впрочем, не совсем без оглядки. Один раз я всё-таки обернулся глянуть – вдруг наш товарищ сумел вырваться из хватки обладающих неимоверной силой существ.

Но остатки моей храбрости испарились, когда я увидел, что безвольное тело Витька, два чёрта, или то, чем они были, волокут в сторону лесного бурелома. Больше я не оглядывался до самых Топольков.

Прибежав в деревню, мы вломились в ближайший дом, где сбивчиво объяснили хозяевам ситуацию и те вызвали полицию. Правда, хозяин дома, вызвал стражей порядка скорее для собственной безопасности, поскольку от нас разило перегаром. Но хотя бы так.

Прошло два месяца. Витька-электрик так и не нашелся. Зато нас всех троих, включая не поехавшего в тот злополучный день на тракторе Саню, каждую неделю таскали на допросы в райотдел. Подозревали, что мы по пьянке кокнули своего приятеля и просто несли околесицу насчет чертей. Но потом, слава богу отстали, не найдя ни трупа, ни повода, ни оружия убийства, которого разумеется и не могло быть.

Семён похоже двинулся рассудком. Он и так жил один с престарелым отцом-инвалидом и странноват был, а теперь его, бормочущего что-то непонятное себе под нос на скамейке у отцовского двора, и подавно десятой дорогой местные обходили. Саня не поверил нашей истории про Витька, и больше никаких дел с нами иметь не стал.

Ну а я… я вовремя сообразил, что хватит всем про чертей рассказывать, а то недолго и в психушку угодить. Ищу клиента для продажи своего дома, ведь моя деревня всего в получасе езды от того проклятого места, а я хочу убраться отсюда как можно дальше. Желающих купить тут дом немного, захолустье ведь, потому продажа жилья затянулась. А ещё засела у меня в голове одна назойливая мысль и я ей неумолимо следую.

Дело вот в чём - пока дом продается, я хожу с ружьем каждое воскресенье, в пасмурную погоду, к тому месту, где черти в горошек утащили Витька. Близко не подхожу, хоть и вооружен. Просто пытаюсь осознать и принять открывшуюся мне иную реальность, но пока не очень выходит. Особенно после того, как однажды, издали всё-таки увидел знакомые фигуры у злосчастной опушки. Только их было не две, а три. И третья фигура до боли знакомая. Видать Витёк третьим стал.

Больше я туда не возвращался…

Автор: Дмитрий Чепиков https://zen.yandex.ru/id/622e1beb4481912b6a274a0d