Лига историков

В 1940 году, вернув накануне кое-какие территории на западе, СССР решил, что настала очередь Румынии возвращать награбленное.
В отличие от других территорий, здесь пришлось повоевать. Эта, теперь небольшая войнушка, вошла в историю под именем "Прутская операция". Целью было отодвинуть границу от Днестра до реки Прут. То есть, километров на 80 - вернуться к границе, что была до 1918 года.

С этой целью была создана мощная военная группировка, более 200 тысяч, подкрепленная большим количеством танков, авиации и артиллерии. Командовал операцией Георгий Жуков. Противник собрал у своих границ вдвое большее войско.
Операция была проведена успешно, во время ее проведения были применены самые современные методы ведения боев. Чего стоил один, хотя бы, воздушный десант при захвате города Белгород-Днестровский! Эта десантная операция на многие годы оставалась самой крупной воздушно-десантной операцией в истории.

Посудите, планировали брать довольно большой город с большим гарнизоном, силами всего 1200 десантников. Но, по причине не совершенства техники, десантировать удалось лишь человек 800. В течение нескольких часов город был взят, потери десантников составили человек 20.

За короткий срок задача была решена. Румыны сопротивлялись вяло. Есть мнение, что им поступило предупреждение из Берлина: не расстраивайтесь, это ненадолго!

Увлекшись, видимо, прошли за Прут, до устья Дуная. В очередной раз взяли Измаил. На новых территориях учредили Аккерманскую область. После завершения операции местным жителям-румынам была предоставлена возможность переселиться за новую границу. Большинство этим воспользовалось.

Таким неуспехом закончил своё правление румынский король Кароль II. Человек, которого обвиняют в том, что он превратил монархию в диктатуру. Еще в 1927 году его отстраняли от трона (за некоролевское поведение - загулял с любовницей). Но вскоре он его себе вернул.

Военным поражением воспользовалась внутренняя оппозиция, короля прогнали, а на трон вернули хорошего мальчика - Михая. Его еще в 1927 ненадолго сажали вместо отца. Тогда он был вот таким:

Премьер-министром при молодом короле стал Ион Антонеску. Видимо, испытывая нажим со стороны своего старшего союзника - Германии, правительство Румынии решило вопрос по-своему. Евреев стали выселять из страны. Кто посмотрел хороший фильм про артистку Софью Раневскую, помнит, что ее семья оказалась в Дании. Более 20 тысяч евреев Румыния выслала в СССР. Увы, они отселились недалеко от границы и многих из них это не спасло.

Летом 1941 г. румынские войска с лихвой вернули утраченное в 1940 году, но обломали зубы об Крым. Довоевывать за них пришлось немцам, в следующем году.

В 1944 г. повзрослевший король Михай сошелся с антифашистами, скинул прогерманское правительство Антонеску и объявил войну Германии. Я был знаком с пожилым румыном, имевшим советский статус ветерана Великой Отечественной войны.

Последний и самый молодой кавалер советского Ордена Победы - бывший король Михай I прожил долгую жизнь.

В сегодняшней Румынии сильно движение за возврат "исторических территорий". Особенно, части Молдавии, которая также была занята в результате Прутской операции. Ну, а уж одесские земли - само собой, "до кучи".
Вот что ожидает Украину, если дело дойдет до раздела, о котором некоторые даже мечтают.

Продолжаю цикл о жизни дореволюционных городов. На очереди Екатеринбург.

Датой основания города считается 1723 год, когда был запущен железоделательный Екатерининский завод, но тогда речь шла о крупном предприятии, а полноценный город образовался позже. В 1781 году императрица Екатерина II пожаловала Екатеринбургу статус уездного города Пермского наместничества.

Воспоминаний о жизни Екатеринбурга 18 – начала 19 века немного. Подробный рассказ можно найти в очерке Д. Н. Мамина-Сибиряка. О городе конца 18 века он писал так: «В 1781 г. образовалось пермское наместничество. Оно распадалось на две области: Приуральскую, или собственно Пермскую, и Заураль¬скую. От распавшейся Сибирской губернии Екатеринбург пере¬шел в Пермское наместничество и был возведен в звание про¬винциального или областного города. Тогда же был утвержден герб Екатеринбурга: в зеленом поле серебряная плавильная печь и рудокопная шахта. Конечно, появились городской маги¬страт, ратуша и целый ряд разных других «градских» учреж¬дений, как земский, уездный, сиротский и совестный суды, «град¬ская полиция», «тюремный острог» и т. д. Выиграв как общий административный пункт, Екатеринбург проиграл в качестве горного центра, потому что все дела, касавшиеся горных заво¬дов, были переданы в ведение казенной палаты в Перми. При этой палате организовалась специальная горная экспедиция. Так продолжалось до преобразования при Павле I наместни-честв в губернии, и только в 1797 г. в Екатеринбурге опять открылась канцелярия главного правления заводов, не зависев¬шая от казенной палаты, а в 1802 г. эта канцелярия преобразо¬валась в самостоятельное горное управление, которое дошло с разными изменениями до наших дней. Отметим здесь одну важ¬ную особенность Екатеринбурга, как города, именно то, что, не в пример другим российским городам, он оставался без город¬ничего — его роль заменял главный горный начальник. Впо¬следствии, когда водворилась так называемая «шестигласная дума», утверждение градского головы зависело от того же гор¬ного начальника, хотя в служебном отношении городской голо¬ва и был подчинен на общих основаниях губернской палате. Эта двойственность служила источником многих затруднений, и екатеринбургские головы должны были гнуться "семо и овамо".

Город распланировался в форме продолговатого четырех¬угольника, причем упраздненная крепость очутилась внутри. По новому плану считалось 335 кварталов, из которых было за¬строено вновь 52 квартала. Улицы были разбиты по всем пра¬вилам городского благоустройства. Всех улиц насчитывалось 31, а именно: Проспективная (Главный проспект), Береговая, Сто¬ловая, Ординарная, Ломаевская, Коробковская, Холодная, Отресиха, Дубровинская, Уктуоская, Косой порядок, Пролом¬ная, Волчий порядок, Заячий порядок, Соборная, две Наземки, Большая и Малая, две Разгуляевских и т. д. «В рассуждении благочиния» город делился на две части. К городу приграничен выгон в 5284 десятины и 1475 кв. сажен. Что касается "знатнейших публичных зданий", то из "их, прежде всего, обращали на себя внимание 5 каменных церквей, железный завод с фабриками молотовой, резной, плющильной, укладной и стальной, меде¬плавильная фабрика, монетный двор (два каменных корпуса и каменный дом монетной экспедиции), золотопромывальная фабрика, горная экспедиция мраморной ломки и прииска цветных камней, полковая гауптвахта, уездное казначейство, почтовая контора, городовой магистрат, городская дума, сиротский и совестный суды, винный "магазеин", пороховой подвал, архив, арсенал, 2 училища, богадельня, гостиный двор (14 каменных лавок), 3 харчевни и т. д. Все эти учреждения помещались в каменных зданиях, да кроме них было еще 18 каменных обывательских домов. Остальные постройки все деревянные: судей¬ский дом, горная аптека, городская полиция с уездным и ниж¬ним земским судом, два госпиталя, 102 лавки, 2 харчевни и 1837 частных обывательских домов.

Количество жителей — берем цифры из "Хозяйственного описания Пермской губернии" Н. С. Попова — мы можем привести только приблизительно, потому что тогдашние статистики «брали наприклад» один мужеской пол, а бабы в счет не шли. Не считая военных, горных и штатских чиновников, в Екатеринбурге жителей мужского пола было 3892 человека: мещан 1416, мастеровых при монетном дворе 848; на других фабриках 883, приписных к заводам крестьян, имеющих в городе свои дома, — 99, дворовых 199 и 1 казенный крестьянин, священно-и церковнослужителей с детьми 40 человек (при них женска пола 60), купцов 2-й гильдии 25, 3-й гильдии 341 (при обеих гильдиях женска пола 511), чиновников, не состоящих на службе, 40 человек. Кроме того, в Екатеринбурге стоял особый «мушкатерский полк», в состав которого входили: 3 штаб-офицера, 28 обер-офицеров, 60 унтер-офицеров, 38 музыкантов, 864 рядовых и 163 нестроевых. При полке считалось 230 жен, детей мужеска пола 97 и женска 69,— всего мужчин, женщин и детей 1553 души. К этому остается прибавить еще "штатную команду": 1 обер-офицер, 4 унтер-офицера, 23 рядовых и 1 барабан¬щик. Была еще монетная рота, состав которой нам неизвестен. Собственно горное начальство распадалось на два департамента; в одном, заведывавшем казенными заводами, находились два члена, казначей и т. д., а в другом, заведывавшем частными заводами,— 3 члена; при монетной экспедиции 2 члена и 2 чле-на при экспедиции мраморной ломки. Низшее горное начальство неизвестно, как и состав -специальной горной команды, — Н. С. Попов в своей книге говорит, что "не доставлено от них нужных для того сведений". В общем можно сказать, что население тогдашнего Екатеринбурга состояло из 8—10 тысяч, что говорит уже за быстрое процветание новоустроенного города. Кстати, городских обывателей, плативших подать, насчитывалось всего 1982 человека.

По роду занятий городские обыватели делились на гильдейных купцов, цеховых мастеров и остальных рукомесленников, занимавшихся разным мастерством у себя на дому; последние, по новейшей терминологии, составляли класс тогдашних куста¬рей. Вот перечень цеховых мастеров: живописного и иконописного цеха 3 мастера, серебряного и золотого 15, портного и шапочного 9, сапожного 30, гранильного 9, каменной клажи 9, набивного по холсту 11, пряничного 18, шляпного 3, кузнечного 4, часового 1, "парукмахер" 1, резчиков по дереву и столяров 4, делающих рого¬вые гребни 4, плотников 10, кожевников 8, маслеников 5, делаю¬щих кирпичи 3, маркитантов 8, медников 2, мыловарщиков 6, оконишников 3, делающих подносы, посуду и проч. 3, мясников 8,— всех записных цеховых 176 человек. Но, кроме этого, рукомесло производилось в 301 доме без всякой цеховой записи: кузнецов и слесарей 126 (кузниц 57), столяров и токарей 36, гранильщиков камней и резчиков печатей 64, сапожников 39, портных 6 и т. д. Этот численный перевес кустарей уже тогда говорил за будущность этого промысла в Екатеринбурге, развитие которого в главной отрасли было заторможено ст. 394 Свода законов, т. VII, запрещавшей на Урале всякие частные огнедействующие заведения…

Частные "заводы" начали основываться только в последней четверти XVIII в. Первый салотопенный завод основан в 1776 г., масло¬бойный в 1777 г., кожевенный в 1782 г., солодовенный в 1785 г., мыловаренный в 1787 г. Особенно быстро развилось здесь салотопенное дело, во главе которого стали купцы Рязановы (вытапливали ежегодно на 120000р.), Казанцевы (на 75000 р.),. Толстиковы (тоже 75 000), Гилевы (60 000), Коробковы (75 000),. а на всех заводах вместе вытапливалось сала на 600000 р. Коже¬венных заводов в 1797 г. считалось 20, с годовым производством в 30 000 р. Мыловаренных заводов 3, маслобойных 6Г солодовенных 6, кирпичных 9 я т. д. Всех таких заводов в Екатеринбурге считалось 54, из них 10 каменных и 44 деревянных. Конечно, все эти заведения были выстроены за чертой города, главным образом в том месте, где теперь через Исеть проходит Царский мост — эта часть города и сейчас носит совершенно особенный отпечаток, а тогда она называлась "заимкой". Впоследствии, когда город начал разрастаться, заимки были отнесены дальше, а на их месте выстроены были лучшие дома тогдашних богачей-сальников».

Сохранилась такая интересная статистика за 1860 год:

Всех жителей в Екатеринбурге считалось 19 832 человека (9839 мужчин и 9993 женщины), из них православных 17 842 чел., единоверцев 832, раскольников 949, католиков 47, протестантов 193 и магометан 36. Ни одного иудея в городе не зафиксировано. По сословиям: дворян потомственных 281 (135 муж. и 146 женщ.),. дворян личных 892 (469 муж. и 423 ж.), белого православного духовенства 104 (при них 111 женщ.), монашествующих 79 (3 муж. и 76 женщ.), единоверческого 16 (при них 10 ж.), евангелическо-лютеранского 3 (при них 5 женщ.), потомственных почет¬ных граждан 61 (32 м. и 29 ж.), личных граждан 8 (6 м. и 2 ж.), купцов 528 (261 м. и 267 женщин), мещан и записанных в окладе 3824 (1632 м. и 2192 ж.), цеховых 114 (82 м. и 32 ж.), крестьян государств. 1171, удельных 187, горного ведомства, приписанных к казенным заводам 7457, помещичьих (хлебопашцев и дворовых людей) 419 чел., регулярных войск 1447 (при них 668 женщ.), бессрочно-отпускных 337, отставных нижних чинов, солдатских жен и дочерей 724, инородцев 82, иностранных подданных 107, лиц, не принадлежащих к вышепоказанным разрядам, 1195 чел. В гостином дворе помещалось 520 лавок. Фабрик и заводов было около 30. Из них 6 салотопенных заводов, при 120 рабочих, изготавливавших товара на 1262599 р., 3 свечно-сальных завода (71 т. р. год. оборота), водочный 1 (тоже на 71 тыс.), стеариновый (на 62 т.), инструментный 1 (на 45 т.), писчебумажный 1 (на 14 т.), кожевенный 1 (на 15 т.), свечно-восковой 1 (на 23 т.), клейный 1 (на 3 т.), гончарных 2 (на 2450 р. оба), кирпичных 5 на (2110 р.), изразцовый 1 (на 625 р.) и экипажных 2 (на 8300 р.). Церквей каменных православных было 12 и 2 каменных часовни, единоверческих церквей было две — Спасская и Троицкая. В городе была одна типография при горном правлении, четыре библиотеки.

Надо заметить, что Екатеринбург 1960 года и, например, 1870-го отличались даже сильнее, чем многие другие города. Значительная часть жителей города и окрестностей были казёнными крестьянами, которые работали на заводах. Благосостояние города во многом держалось на их ударном труде, фактически принудительном. Если освобождённые после отмены крепостного права крестьяне-землепашцы могли оставаться привязанными к прежним хозяевам, так как не получили вместе со свободой и землю, то у местных рабочих такой привязки не было. Они могли идти своей дорогой. В результате казённые предприятия, особенно связанные с горнодобывающей промышленностью, стали менее рентабельными и приходили в упадок. Начались банкротства и среди купцов, которые зарабатывали на добыче полезных ископаемых, началась смена элит. Академик В. П. Безобразов, который путешествовал по Уралу в 1867 году, писал: «Без этого последнего обстоятельства Екатеринбург едва ли бы мог ныне служить сколько-нибудь значительным центром для частных горнозаводских интересов; в этом отношении в нем замечается даже некоторый упадок, изобличаемый опустелыми домами заводчиков и золотопромышленников, и отливом капиталистов и капиталов, обращавшихся здесь в прежнее время. Не входя здесь в рассмотрение причин этого явления, я могу указать только на следующие: на отлив золотопромышленной дея-тельности с Урала в Сибирь, отчасти и к южной уральской области и киргизским степям, на распространение вообще к югу горнозаводского приуральского района, сосредоточившегося прежде по преимуществу в северной части Среднего и на Север¬ном Урале, наконец, более всего — на упадок казенного годного производства и разложение посредством недавних реформ организации горного ведомства. Последнее, как особый от прочих отраслей государственного управления административный мир, который был для типической его характеристики назван горным государством, более не существует». На некоторое время появилось много свободных, но безработных рабочих. Зато со временем стали развиваться другие отрасли, о которых раньше не заботились.

Из очерка писателя Д. Н. Мамина-Сибиряка об Екатеринбурге 1870-х: «За вычетом неизбежных в каждом новом деле промахов и неудач, мы все-таки видим в деятельности земства и городского управления известные руководящие, общие начала и на первом плане должны поставить заботы о народном образовании. Школьное дело так шагнуло вперед, что уже одно это составляет крупную заслугу земского и городского самоуправления. Среднеучебные заведения тоже зажили совершенно новой жизнью, а екатеринбургская женская гимназия и реальное училище прямо могут называться земскими-городскими. Женская гимназия образовалась из женского училища 1-го разряда, и в 1874 г. в ней было уже 265 учениц. Реальное училище к Екатеринбурге основано уже прямо на инициативе нового городского управления: на призыв города откликнулись земства екатеринбургское, пермское губернское и камышловское. Так что это училище является прекрасным и знаменательным памятником совместной деятельности новых учреждений...

Дополнительной статьей этой плодотворной совместной деятельности явились заботы земства и города о разумной благотворительности, где эти учреждения также пошли рука об руку. Основано было детское убежище, преобразована Александровская богадельня, возник родильный дом и т. д. Конечно, в этом последнем направлении оставалось желать еще многого, но за семидесятыми годами все-таки остается известный почин.

Оживление промышленности и торговли вызвало возникновение, кроме отделения Государственного банка, целых трех кредитных учреждений: Сибирского банка, отделения Волжско-Камского банка и общественного городского. Можно пожалеть, что не было основано тогда же общество взаимного кредита, какое прекрасно уже оперировало в Перми, и что упомянутыми банками удовлетворялась по преимуществу потребность в кредите коммерческом и люди некоммерческие попали в руки тогда же появившихся ссудных касс. Возникшее общество взаимного страхования от огня и общество потребителей не привились до сих пор в таком бойком городе, как Екатеринбург, единственно по неумению публики вести самое простое общественное дело, по известной косности, присущей русскому человеку вообще, и просто по недостатку общественной энергии. Мы опять должны указать на пример Перми, где взаимное страхование от огня и общество потребителей крепнут и развиваются с завидной быстротой.

Обращаясь к разъяснению причин экономического оживления, мы должны привести целый ряд взаимодействующих факторов, общественная ценность которых, к сожалению, не одинакова. К положительным деятелям мы должны отнести прежде всего постройку Уральской горнозаводской железной дороги, вызвавшей длинный ряд последствий: возникновение отпускной торговли хлебом в обширных размерах, сосредоточение грузов в Екатеринбурге, как конечном пункте железной дороги, и т. д. К отрицательным деятелям относятся водка и золото. Трудно сказать, которое из этих двух зол вреднее отзывается на общественной жизни города, но несомненно, что эти разлагающие элементы выступили в семидесятых годах с поразительной силой. Если существующая акцизная система открыла возможность составлять милионы организованной кучке проворных избранников, то устав 1871 г. о частной золотопромышленности растворил настежь двери людям с средним достатком. Екатеринбург, таким образом, сделался столицей уральского золота и зауральской водки».

Павел Бажов писал о главной улице Екатеринбурга: «Здесь с Уктусской улицы повернули на Главный проспект — лучшую часть города. Окрашенная в голубой цвет церковь, обнесенная довольно тесной оградой с чахлыми деревьями, не привлекла внимания. Церковь как церковь. Не лучше наших заводских. Но вот дом с лепными украшениями — это да! Ничего похожего не видывал. И вывески тут какие-то необыкновенные: “Жорж Блок”, “Барон де Суконтен”, “Швартэ”, а сверху какой-то неведомый “Нотариус”. Сама по себе эта главная улица была непохожа на остальные. Посередине обсаженная деревьями дорожка для пешеходов. В начале каждого квартала, у прохода на эту дорожку, с той и с другой стороны небольшие лавочки, около которых толпится народ. Пьют “кислые щи”, “баварский квас”, ребята отходят с разноцветными трубочками, в которых, как я вскоре узнал, продавался мак с сахаром. Маковушка стоила от одной до трех копеек. Около лавочек прохаживался или стоял городовой. Эти постовые набирались из внешне видных людей, и все четверо, которых я видел в тот день, показались огромными и страшными. На этой же части пути увидел вывеску: “Продажа металлов… графини Стенбок-Фермор”».

Из воспоминаний немецкого исследователя Альфреда Брэма, который участвовал в экспедиции в Сибирь в 1876 году: «К 2 часам увидали мы с последнего перевала Екатеринбург. Широко раскинутый, как и все сибирские города, он производил своими зелеными крышами и шестью стройными церквами весьма приятное впечатление, которое остается и по въезде в него. Особенно хороша та часть города, где разливается, наподобие большого озера, р. Исеть, протекающая весь город. Здесь виден островок с различными увеселительными местами, который летом должен иметь прелестный вид, как и вообще вся окрестность… Екатеринбург один из лучших сибирских городов, виденных нами; ряды красивых домов, базар и прекрасные церкви имеют почти величественный вид. К сожалению, улицы его находятся в ужасном состоянии… Это были не просто испорченные мостовые, но все улицы и площади были покрыты сплошной массой грязи. Эта масса походила на асфальт, который, казалось, должен отвердеть с минуты на минуту, но не твердел, и извозчики развозили своих пассажиров, забрасывая их грязью, в которую колеса уходили по ступицу. Несмотря на то, что под руками имеются отличные ломки гранита, горожане привезли лишь несколько тротуарных плит и камней для исправления улицы, но не принимались за дело, как бы не надеясь достигнуть желанной цели. А между тем придется же приняться за это и даже с энергией, потому что необходима не только поправка, но нужно сделать все заново. Или почва, на которой построен город, содержит в себе много золота, и хотят сделать эти сокровища более недоступными?»

Из письма А. П. Чехова (1890): «Проснувшись вчера утром и поглядев в вагонное окно, я почувствовал к природе отвращение: земля белая, деревья покрыты инеем и за поездом гонится настоящая метелица. Ну, не возмутительно ли? Не сукины ли сыны?.. Калош у меня нет, натянул я большие сапоги и, пока дошёл до буфета с кофе, продушил дегтем всю Уральскую область. А приехал в Екатеринбург — тут дождь, снег и крупа. Натягиваю кожаное пальто. Извозчики — это нечто невообразимое по своей убогости. Грязные, мокрые, без рессор; передние ноги у лошади расставлены, копыта громадные, спина тощая… Здешние дрожки — это аляповатая пародия на наши брички. К бричке приделан оборванный верх, вот и всё. И чем правильнее я нарисовал бы здешнего извозчика с его пролёткой, тем больше бы он походил на карикатуру. Ездят не по мостовой, на которой тряско, а около канав, где грязно и, стало быть, мягко. Все извозчики похожи на Добролюбова.

В России все города одинаковы. Екатеринбург такой же точно, как Пермь или Тула. Похож и на Сумы, и на Гадяч. Колокола звонят великолепно, бархатно. Остановился я в Американской гостинице (очень недурной)...

Здешние люди внушают приезжему нечто вроде ужаса. Скуластые, лобастые, широкоплечие, с маленькими глазами, с громадными кулачищами. Родятся они на местных чугунолитейных заводах, и при рождении их присутствует не акушер, а механик. Входит в номер с самоваром или с графином и, того гляди, убьёт. Я сторонюсь. Сегодня утром входит один такой — скуластый, лобастый, угрюмый, ростом под потолок, в плечах сажень, да еще к тому же в шубе.

Ну, думаю, этот непременно убьёт. — Оказалось, что это А. М. Симонов. Разговорились. Он служит членом в земской управе, директорствует на мельнице своего кузена, освещаемой электричеством, редактирует “Екатеринбургскую неделю”, цензуруемую полициймейстером бароном Таубе, женат, имеет двух детей, богатеет, толстеет, стареет и живет “основательно”. (прим. «Екатеринбургская неделя» — еженедельная политическая и литературная газета, издававшаяся в г. Екатеринбурге с 25 июля 1879 по 1896 год). Говорит, что скучать некогда. Советовал мне побывать в музее, на заводах, на приисках; я поблагодарил за совет».

Из книги профессора П. А. Замятчинского «Уральская железная промышленность в 1899 году»: «Екатеринбург называют столицей Урала. Нельзя сказать, чтобы он производил впечатление, соответствующее названию. Или столица плоха сама по себе, или Урал плох, и для него Екатеринбург годится в столицы. Говорят, “по Сеньке шапка”. Правда, город большой, но какой-то унылый, сонный. Как будто он и обстраивается и как будто разрушается. Особенно неприятное впечатление производит набережная городского пруда, в сущности самой красивой части города. Когда-то она была построена капитально, “но казённому”; теперь же перила сгнили и на половину вывалились; каменные столбы облезли; кирпичи во многих местах из них вынуты. Около пруда маленький сквер, который почти без всякого присмотра. В городе довольно много больших хороших построек, но нет жизни, движения. Возьмите театр, например. Он имеет вид заброшенной конюшни. Его фундамент бурьяном порос, между тем он находится на главной улице. Возьмите рынок, — все в том же роде. Говорят, очень процветает “Харитоновский сад”. Я в нём не был, но охотно этому верю, так как он, судя по местной газетной хронике, принадлежит к тому типу “садов», которые процветают всюду. Правда, я был в Екатеринбурге лето”, но для большого, торгового или промышленного города не должно быть каникул. Спит Урал, спит и его столица. Мало того, столица его и просыпаться даже не хочет. По крайней мере вопрос о высшем учебном заведении в Екатеринбурге провален был самими екатеринбуржцами. Одно влиятельное лицо, говорят интеллигентное, выразилось будто бы: “довольно с нас полисандру, нам надо дерево попроще”, и екатеринбуржцы согласились с ним... В Екатеринбурге есть одно достойное внимания учреждение, говорящее, что и здесь есть действительная интеллигенция, — это музей Уральского Общества Любителей Естествознания. В нём собрано много прекрасного материала, освещающего естественные богатства края. Особенно хорош по сво¬ему состоянию зоологический отдел. Минералогический отдел, по-видимому, только что приводится в порядок. В нём многого ещё не хватает; многие экземпляры минеральных видов могли бы быть лучшими; но зато есть и прекрасный вещи.

Рядом с городом находится Верх-Исетский чугуноплавильный и железоделательный завод. Постройки, принадлежащая за¬водскому селению, подошли к самому городу. От городской за¬ставы к заводу устраивается прекрасная шоссированная дорога. Сам завод не представляет ничего интересного. Огромные строения, говорящие о широком размахе основателей, облезли и постарели. Видно, что не очень щедро отпускаются средства для поддержания завода в надлежащем состоянии, между тем за¬вод работает хорошо и приносит приличный дивиденд. Ста¬ринный дух витает над заводом: получать барыши, ничего не расходуя».

Одной из главных проблем для горожан была вездесущая пыль, плохая уборка мусора и нечистоты. Справедливости ради, что последнее было бичом многих городов, в том числе Москвы, где по-настоящему активно с этим стали бороться только к концу 19 века, прежде всего драконовскими штрафами для домовладельцев за несанкционированный слив нечистот. В 1897 году газета Урал сетовала: «Домовладельцы, живущие близ Кривцовского моста (прим. сейчас Макаровский), кажется, поставили себе специальной задачей заражать пруд всякими нечистотами, сваливая их в воду: весь берег умощён навозом и некоторые домохозяева комнатные помои выливают вместо помойной ямы прямо в пруд. Вода от этих нечистот превращается в клоаку. Между тем не одна тысяча людей пользуется ежедневно водой из пруда… Лучшего рассадника болезней на весь город трудно найти».

В 1901 году газета «Урал» писала: На любой улице или площади города лежит слой пыли толщиной чуть ли не в четверть аршина, везде валяются обрывки бумаги, конский и коровий помёт, раздавленные голуби и крысы и растерянное возами сено и солома. При малейшем дуновении ветерка эта гадость поднимается в воздух и летит в глаза, в рот и нос прохожих и проезжих. Облачиться в приличный костюм решительно невозможно».

Из «Путеводителя по Уралу» 1902 года В. Г. Чекана: ««Зимою, с установлением санного пути, значит, приблизительно со второй половины октября и до половины марта, излюбленным местом прогулок публики служит часть Главного проспекта, от здания классической гимназии, по скверу, на плотину и до театра. Здесь, начиная с четырех часов пополудни, ежедневно вы встретите скучающих екатеринбуржцев, а в праздники — совершенно разношерстную толпу, устраивающую на этом коротком пространстве сущую толкучку. К семи часам вечера не увидите никого, разве скучающих одиночек.

Зажиточное население в эту же пору, развлекается катанием на лошадях по Главному проспекту до Московской заставы.

Любителям лошадного спорта большое удовольствие доставляют бега на ипподроме Общества любителей конного спорта.

Летом большинство зажиточного населения выезжает на дачи, живут, так сказать, в лесах и на горах.

Остающимся же в городе предоставляется: очень маленький сад при общественном собрании с недурным оркестром и шато-кабак в Харитоновском саду. Здесь «удовольствия» разнообразятся: то какой-нибудь интернациональный хор девиц, то чревовещатели, фокусники, плясуны, балалаечницы.

Случается, впрочем, что летнюю публику развлекают заезжие гастролеры, артисты Императорских театров, концертанты.

Так или иначе, но два-три раза в год екатеринбуржец, даже среднего достатка, но пошляется или по России или за границей.

Любимым летним развлечением массы обывателей служат загородные леса, куда чуть не ежедневно, после трудов, отправляются они целыми семьями, вооруженные самоварами, закусками, питиями.

Под открытым небом, защищаемым густым сосновым лесом от палящих иногда лучей солнца, проводит свой досуг екатеринбуржец.

Или, если почему-либо не удается прогулка в лес — не меньшее удовольствие доставляет катанье на лодке по пруду: и в будни катающихся много, о праздниках же и говорить нечего.

Устроено электрическое освещение всего города. Но крупным недостатком Екатеринбурга является отсутствие водопровода и питьевая вода обывателям с достатком доставляется из городских ключей водовозами, а беднота пользуется водой либо из городского пруда, либо р. Исети, в высшей степени загрязненными.

В дождливое лето, образуется грязь настолько внушительная, что парализуется всякое желание перейти улицу, хотя и вымощенную.

Весна и осень редко бывают хорошими. Чаще они несносны. Весна до вскрытия рек очень холодна, а с их вскрытием — либо дождлива, либо снежна.»

В 1917 году в Екатеринбурге проживало 17590 жителей.

P.S. Если хотите пост о своём городе, пишите в комментариях

Изобретение первого винтового парохода "Архимед", построенного в 1838 году английским фермером Френсисом Смитом, стало настоящим прорывом в области морского сообщения, так как переход от гребных колёс к гребным винтам кардинально улучшил ходовые качества пароходов. Это, в свою очередь, повлияло и на развитие военно-морского флота. До изобретения винтового двигателя адмиралы скептически смотрели на паровые судна, так как их большие размеры, огромный расход топлива и уязвимые гребные колёса по бортам делали из них обузу для морской эскадры, а поэтому поначалу из боевых кораблей паровыми машинами оснащались только сравнительно слабые в боевом отношении пароходофрегаты, появившиеся в первой половине XIX века. Однако развитие винтового двигателя вскоре наглядно показало, что паровой корабль в бою был куда манёвреннее своего парусного коллеги, а также, почти не теряя скорости, мог идти против ветра, что для парусника было просто невозможно. После окончания Крымской войны все мировые державы моментально упразднили парусный флот и массово перешли на паровые корабли.

Одновременно с развитием парового двигателя развивалось и вооружение кораблей. Были изобретены бомбические орудия, которые метали ядра с пороховым зарядами. Такие снаряды, помимо нанесения повреждений корпусу корабля, также поражали осколками её команду и вызывали сильные пожары на борту. Это, в свою очередь, поставило перед адмиралами вопрос о защите своего флота от обстрела, что, в конечном счете, привело к созданию нового типа корабля - броненосца. Первым броненосным паровым кораблём, пригодным для плавания в открытом море, стал французский броненосец La Gloire (Слава), спущенный на воду в 1859 году. Корпус корабля был сконструирован из деревянных и металлических частей. Металлические киль и шпангоуты имели двойную обшивку, внутренний деревянный слой снаружи был дополнительно обшит стальными панцирными поясом из плит толщиной в 110—119 мм. В 1860 году свой броненосец появился и у англичан. HMS Warrior (Воин) имел цитадельное бронирование - его броня прикрывала только центральную часть корпуса, защищая машины и артиллерийскую батарею. Несмотря на то, что эти два корабля никогда не участвовали в сражениях, они послужили настоящим трамплином в развитии мирового военно-морского флота нового типа, и вскоре по их образцу начали строить военные корабли по всему миру. В России первыми броненосными кораблями были введённая в строй в 1862 году канонерская лодка "Опыт", построенная на отечественных верфях, и заказанная в Англии плавучая батарея "Первенец", поднявшая флаг в 1863 году.

Первое боевое столкновение между бронированными паровыми кораблями произошло во время гражданской войны в США. 8 марта 1862 года в Хэмптон-Роудс (собирательное название портов и якорных стоянок в устье Чесапикского залива, расположенного между штатами Виргиния и Мэриленд) эскадра Конфедератов предприняла попытку прорвать морскую блокаду северян, отрезавшую от международной торговли крупные южные города Норфолк и Ричмонд. Имея в своем распоряжении броненосец "Вирджиния", южане сумели уничтожить два мощных корабля противника и тяжело повредили третий, тем самым неуклонно продвигаясь к победе. Однако в ночь на 9 марта к месту сражения прибыл броненосец северян "Монитор", который сумел оказать сопротивление "Вирджинии". 9 марта броненосцы устроили между собой ожесточённую перестрелку, однако не смогли пробить броню друг друга, так как не имели на своих бортах бронебойных орудий. Видя бесполезность огня, командиры обоих кораблей попытались протаранить друг друга, и после нескольких неудачных попыток "Вирджинии" наконец, удалось врезаться носом в своего противника. Корабли сцепились, и южане уже готовились пойти на абордаж, однако в последний момент "Монитор" выскользнул из-под противника, дав выстрел в упор и едва не проломив каземат (замкнутое бронированное помещение, предназначенное для защиты орудий) "Вирджинии". Перестрелка возобновилась, и на этот раз южанам впервые улыбнулась удача - один из их снарядов угодил в выступающую над палубой боевую рубку "Монитора" и тяжело ранил его капитана Джона Уордена, который после этого, боясь потерять в сражении свой корабль, приказал отступить. Южане не бросились в погоню за своим противником, так как на "Вирджинии" практически закончились боеприпасы, а её корпус расшатался от попаданий снарядов и сильно протекал. Также, не решаясь рисковать единственным крупным кораблем Конфедератов, командир "Вирджинии" приказал начать отступление. Моряки обеих сторон падали с ног от усталости, проведя несколько часов боя в гулких железных кораблях, сотрясающихся каждые несколько минут от артиллерийских попаданий.

Бой на Хэмптонском рейде привлек пристальное внимание всего мира, для которого стало очевидным окончательное бессилие деревянных кораблей против броненосцев, в результате чего темпы строительства последних в ведущих морских державах многократно увеличились. Была также продемонстрирована слабая приспособленность обычной корабельной артиллерии того времени к пробиванию брони, что привело к быстрому росту мощности корабельной артиллерии, а также к разработке иных способов уничтожения кораблей - таранов, торпед и мин. С развитием технологий броненосцы активно совершенствовались, а очередным прорывом в области военного кораблестроения стало создание класса кораблей Дредноут ("Неустрашимый"), получившего такое название по имени первого корабля этого класса, построенного в Англии 1906 году. Дредноуты обходились без нагромождения второстепенных орудий небольшого калибра, отдавая предпочтение принципу "только большие пушки", а их броневая защита была сконцентрирована вокруг орудийных башен, артиллерийских погребов и турбинных двигателей. Появление "Дредноута" породило поток аналогичных и улучшенных кораблей этого типа и заставило все передовые военные флоты - французский, итальянский, австрийский, русский, американский, японский, немецкий - последовать примеру Великобритании. Пытались не отставать от нового вектора развития и страны, не имевшие возможности строить мощные корабли. Так, Турция заказала дредноуты в Британии, а в Латинской Америке разразилась гонка морских вооружений между Аргентиной, Бразилией и Чили, которые делили заказы между американскими и британскими верфями. На пороге начала Первой мировой войны передовыми кораблями класса дредноут были английские линкоры типа "Куин Элизабет". Эта серия кораблей превосходила своих предшественников по огневой мощи и скорости, а также на них впервые было введено нефтяное отопление котлов.

Военный флот с энтузиазмом воспринял такую новинку, созданную наукой, как беспроволочный телеграф. С его помощью командиры кораблей не только обменивались сообщениями, но и по направлению радиосигнала могли определять позиции вражеских судов, нарушавших радиомолчание. Однако морская радиотелеграфия в 1914 году имела один серьезный недостаток - она могла передавать только азбуку Морзе, в результате чего для передачи сообщения требовалось записать послание, закодировать его, передать на другой корабль, декодировать его на борту принявшего сигнал судна, записать расшифровку и передать ее на мостик. Такая процедура занимала обычно 10-25 минут, что делало телеграф практически бесполезным в качестве средства тактических команд в режиме боя, в котором ситуация менялась в течение нескольких минут. Поэтому отдача команд в сражениях по-прежнему осуществлялась при помощи флагов.

Тем не менее, стратегические приказы отдавались все же через телеграф, и, разумеется, противники активно перехватывали сообщения друг друга в попытке их расшифровать. 26 августа 1914 года немецкий крейсер "Магдебург" сел на мель в русских территориальных водах, и его сигнальные книги с действующим ключом были восстановлены и пересланы в Англию. В октябре этого же года торговый шифр, захваченный с немецкого парохода, также был получен в Лондоне. Позже в том же месяце третья шифровальная книга, использовавшаяся немецкими адмиралами в море и выброшенная за борт старшим офицером группы немецких миноносцев, недавно потопленных в небольшом сражении у берегов Голландии, случайно попала в сети британской рыбачьей лодки и также была передана в Адмиралтейство. Эти три документа раскрывали английским криптологам важные секреты немецкой морской сигнализации, позволяя им читать вражеские передачи зачастую даже в "реальном времени", то есть с той же быстротой, с которой они декодировались предполагаемыми получателями. Германский морской штаб быстро обнаружил, что перемещения их судов становятся известны неприятелю, но этот успех английской разведки они приписали не расшифровке сообщений, а шпионажу. Подозрения немцев вызвали голландские рыболовные суда, промышлявшие в районе Доггер-Банки в центральной части Северного моря. Немцы считали их британскими, несущими ложные флаги и по радио передававшими результаты наблюдений в Адмиралтейство.

Благодаря перехвату радиосообщений 24 января 1915 года опрометчивая вылазка германских линейных крейсеров завершилась боем у Доггер-банки и гибелью немецкого броненосного крейсера "Блюхер". За пять месяцев до этого, в августе 1914 года, британцы провели вылазку крейсерских сил, которая привела к сражению в Гельголандской бухте и гибели трёх германских лёгких крейсеров, находившихся в море без прикрытия тяжёлых кораблей. После этих неудач кайзер Германской империи Вильгельм II издал указ, запрещавший выход в море крупных кораблей без его личной санкции, в результате чего следующие 18 месяцев немецкий флот в основном держался поблизости от своих внутренних баз и обдумывал свою стратегию, не вступая в крупные сражения с противником.

Не очень активно шла и подводная война, так как после инцидента с американским пассажирским лайнером "Лузитания" и последовавшим за этим дипломатическим скандалом, едва не втянувшим США в Первую мировую войну, немцы стали очень острожно ввести себя на море. 7 мая 1915 года немецкая субмарина U-20 в Кельтском море в 19 км от берегов Ирландии, торпедировала "Лузитанию", идущую по маршруту Нью-Йорк - Лондон, ввиду того, что германское военное командование расценило лайнер как вспомогательный крейсер, перевозящий на своем борту боеприпасы. Официальный представитель правительства Германии в США Бернхард Дернбург в последующих разбирательствах заявил, что Германия в соответствии с Гаагскими конвенциями и декларациями о законах и обычаях войны, имела право на уничтожение судна вне зависимости от присутствия на его борту гражданских лиц, так как акватория Кельтского моря с 18 февраля официально объявлена военной зоной. После этой трагедии, унесшей жизни 1197 человек, в Великобритании и США развернулась пропагандистская кампания о варварстве немецких подводников. Командиры немецких подлодок были объявлены нелюдями, что дало следующий виток в нарастании жестокости и насилия в войне на море. Уже 19 августа 1915 года экипаж английского судна-ловушки "Баралонг", идущего под нейтральным американским флагом, атаковал немецкую субмарину U-27 и хладнокровно расстрелял тех, кто пытался выбраться из тонущей подводной лодки. В конце концов, чтобы разрядить обстановку, кайзер Вильгельм II 9 сентября 1915 года заявил, что впредь немецкие атаки будут производиться на однозначно британские военные корабли, а грузовые суда, согласно морскому призовому праву, будут не уничтожаться, а захватываться. Это обязательство на время отсрочило вступление США в войну.

Германия с началом Первой мировой войны оказалась в морской блокаде, организованной британским флотом, которая лишила немцев возможности вести торговлю за пределами Европы. Корабли британцев перекрыли для противника Ла-Манш, а также Северное море на протяжении 249 км между Шетландскими островами (Шотландия) и Норвегией. Из-за морской блокады импорт и экспорт в Германской империи сократился более чем на половину, что привело к нехватке продовольствия и ресурсов в стране, в результате чего за годы войны от последствий блокады в Германии погибло около 700 тысяч человек. Германский флот неоднократно выходил в море в период с 1914 по 1916 год, чтобы ослабить британскую блокаду и восстановить доступ к жизненно важным импортным товарам. Кульминацией этих попыток стало Ютландское сражение, считающееся крупнейшим морским сражением в истории по общему водоизмещению и огневой мощи кораблей, участвовавших в нём.

Весной 1916 года немецкие корабли сделали шесть вылазок в район Северного моря, придерживаясь тактики молниеносных атак против целей, находящихся достаточно недалеко от германских баз, чтобы было возможным отступить, прежде чем тяжелые корабли британского военного флота смогут вмешаться. В середине мая адмирал немецкого Флота открытого моря Рейнхард Шеер разработал план новой вылазки, согласно которому его корабли должны были совершить набег на Сандерленд и тем самым выманить часть сил британского флота в море, где бы их уже поджидали немецкие дредноуты. Также было решено использовать в этой операции дирижабли, которые должны была уберечь немцев от неожиданного появления основных сил британцев, однако из-за сильного ветра их применение оказалось невозможным. Из-за изменившихся погодных условий был переделан и общий план операции, который теперь состоял в выходе немецкого флота к проливу Скагеррак, расположенному между норвежским побережьем Скандинавского полуострова и полуостровом Ютландия, соединяющий Северное море с Балтийским морем для нарушения коммерческого судоходства.

Немцы приняли меры для снижения вероятности раскрытия своей операции. Соблюдалось радиомолчание, а радиосигнал с флагманского линкора "Фридрих дер Гроссе" сначала передавался на радиостанцию в Вильгельмсхафене и уже оттуда на корабли флота. Таким образом, создавалось впечатление, что германские дредноуты стоят в базе. Тем не менее, британская разведка сумела перехватить и расшифровать часть немецких сообщений об истинных перемещениях из флота.

Утром 31 мая свыше 250 британских и немецких боевых кораблей вышли навстречу друг другу, чтобы совершенно неожиданно для немцев встретиться лицом к лицу возле Ютландского побережья Дании. Помимо множества легких крейсеров, миноносцев и субмарин, которые составляли большую часть каждой из сторон, в эскадрах противников находились и крупные корабли: с британской стороны 28 дредноутов и 9 линейных крейсеров, с немецкой - 16 дредноутов и 5 линейных крейсеров. В распоряжении британцев были и 4 новейших быстроходных линкора класса "Куин Элизабет". Около 14:00 разведывательные группы противников обнаружили друг друга, после чего британский лёгкий крейсер открыл огонь по замеченному немецкому эсминцу. За этим в бой вступили линейные крейсеры сторон. Из-за плохой связи у британцев германским кораблям удалось нанести им более серьезные повреждения. Кроме того, попадания пришлись на корабли с ослабленной броневой защитой и с системой предварительной подготовки боеприпаса. Из-за попаданий на кораблях начались пожары в подбашенных отделениях, где находилось слишком много зарядов, готовых к подъему в орудийные башни. Численное преимущество британцев стремительно исчезало. Появление четырех британских быстроходных линкоров поддержки возобновило перевес в их пользу, однако выжившие линейные крейсера обнаружили, что оказались лицом к лицу с основной группой немецких дредноутов. Когда они повернули назад навстречу своему основному флоту, начался "бег на север". В течение этой фазы огонь 15-дюймовых орудий быстрых линкоров нанес тяжелые повреждения немецкому линейному крейсеру "Зейдлиц", тем самым нарушив строй эскадры Шеера, в результате чего около шести часов вечера немецкие дредноуты неожиданно оказались под огнем британских кораблей, после чего Шеер поспешно приказал начать отступление и исчез в наступающей темноте туманного вечера, спускавшегося над Северным морем.

На этом Ютландское сражение могло завершиться, но Шеер решил повернуть назад для того, чтобы прийти на помощь поврежденному легкому крейсеру "Висбаден", который отстал от основной группы, и дредноуты противников вновь сошлись в бою. В момент столкновения британская эскадра развернулась в ряд, а немцы двигались колонной - такая относительная позиция, известная под названием "Т", была весьма выгодна для британцев. Они могли использовать большее число своих орудий, чем корабли германского флота, шедшие один за другим и поэтому представлявшие собой легкую цель. Десять минут артиллерийской перестрелки, за которые немцы получили в общей сложности 27 попаданий крупнокалиберных снарядов, а британцы только два, убедили Шеера вновь повернуть прочь в темноту, сгущавшуюся на востоке, и вывести из сражения дорогие дредноуты, оставив свои линейные крейсера и легкие корабли прикрывать отступление главных сил. Исходившая от них угроза торпедной атаки заставила британцев также повернуть прочь. Пока британская эскадра осуществляла поворот, Шеер успел удалиться от противника на расстояние в 20 км. Многие германские корабли, включая эскадру уязвимых додредноутов (класс судов, предшествующий дредноутам), остались, чтобы прикрыть отступление Шеера. Они провели серию сражений с британцами, в результате которых обе стороны понесли ощутимые потери. Утром 1 июня Шеер привел свой флот домой. Потери немцев в Ютландском сражении составили: один линейный крейсер, один додредноут, четыре легких крейсера и пять миноносцев. Британцы потеряли три линейных крейсера, четыре броненосных крейсера и восемь миноносцев. В сражении погибло 6094 британских и 2551 немецких моряков.

Столь значительная разница в потерях позволила кайзеру Вильгельму II объявить о победе немецкого флота в Ютландском сражении. Однако в реальности дело обстояло иначе. Хотя немецкий флот и потерял меньше судов, чем его британский коллега, его уцелевшие корабли пострадали гораздо сильнее, в результате чего соотношение тяжелых сил противников изменилось не в пользу немцев. В подобных обстоятельствах немецкие корабли более не могли бросить вызов британцам и в своих новых вылазках не осмеливались выходить за пределы внутренних вод. А самое главное, морская блокада Германии так и не была снята, что означало неминуемое ухудшение экономического положение Германской империи, что, в конечном счете, послужило одной из причин поражения немцев в Первой мировой войне.

Продолжение следует.