«Доброе утро, балам (дитя - с татарского). Вставай, я сделала твои любимые блинчики», - сказала, разбудив меня, нанай.

Она нагнулась к постели и, откинув одеяло, стала тормошить и щекотать мне пятки и смеяться, глядя как я весь сжимаюсь от щекотки и одергиваю ноги. Она умела так заразительно смеяться, что любой человек, услышав ее смех, тоже, начинал, как минимум, улыбаться…

«Нанай, сделай мне «усюсюшечки», - попросил я и она, сжав мои плечи своими руками, стала передвигать руки, вдоль боков моего тела, вниз, в район груди.. живота.. моей попы, приговаривая при этом:

- Усь, балам, усь (расти).. Усь, усь, усь!..

Очередной день счастливых летних каникул набирал свои обороты..

…

Ах, какие нанай умела делать блинчики!.. На молоке и каком-то еще дополнительно секретном ингредиенте, который знала только она. Они получались у нее очень тонкими и какими-то воздушными! Однако, при этом, я наедался с двух-трех, а мой папа с четырех-пяти! Мама, сколько ни старалась, таких блинчиков делать не умела.

***

Нанай осталась сиротой, будучи еще совсем маленькой девочкой, после революционного красного террора. Ее приютили дальние родственники. Когда она рассказывала о своем рудном детстве, я думал о том, что, наверное, сказку про Золушку писали с нее.

«Абый, апа (дядя, тетя), можно уже мне, тоже, ходить в школу, учиться?» - так она спрашивала, раз в неделю, своих дальних родственников, у которых жила.

Однако, абый только посмеивался и приговаривал: «Нет еще, Магира. Работы по дому много – как поменьше станет, так и пойдешь», а апа, лишь опускала голову и вытирала глаза кончиком платка, покрывавшего ее голову…

И еще много лет, нанай, даже уже став взрослой, ставила крестик, вместо подписи.

…

- Ма-ма мы-ла ра-му.

Я учил ее по азбуке. Мне шел девятый год, а ей, тогда, шестьдесят шестой.

Она поднимала напряженный и сосредоточенный взгляд от книжки и, встречаясь с моим взглядом, оттаивала и начинала улыбаться.. а потом, откладывая учебник, хохотать.. И я, тоже, заразившись ее смехом, смеялся до колик в животе.. Нанай же, с гордостью, восклицала: «А ведь былдырам але (могу еще!)».

***

- Аккошлар кебек, аккошлар кебек, Менәбез һаваларга (Как лебеди, как лебеди, поднимаемся в небеса).

Ах, как нанай любила и умела петь.

Слух у нее был уникальный и память ого-го! Один раз услышав, она могла, без аккомпанемента, спеть любую песню.

Пела она красиво.. Она пела вкусно.. Она пела так, что казалось, будто ангелы помогают ей раскрасить песню в божественные небесные краски из слов и мелодии создаваемой только голосом.

Было понятно, что нанай сама получала огромное удовольствие от процесса.

А потом она замолкала и начинала плакать, всегда говоря одну и ту же фразу: «Ий, балам, тиз гумер узды! (Эх, сынок, жизнь пролетела быстро!)».

***

Мне было 5 лет, когда я, впервые, полетел на самолете ТУ-134, с нанай, в Узбекистан.

Это было незабываемо! Огромный красавец-самолет, специфический запах в салоне – я «помню» его даже сейчас, красивые тетеньки-бортпроводницы, обед на высоте 9000 метров над землей и твердая уверенность, что я буду жить вечно!

Мы еще много раз летали с нанай на самолетах.. И я никогда не боялся. Ведь рядом со мной была она.

А потом был большой промежуток времени в жизни без авиаперелетов.. А потом настало время, когда жизнь продолжалась, а нанай не стало.. И я, вновь попав на самолет, уже во время взлета понял, что я боюсь.. Я боялся и во время полета и во время посадки..

С тех пор я очень боюсь летать.. Всегда. Из раза в раз.

***

Шло время.. Я учился в техникуме, потом в институте.. Моя нанай всегда была рядом.

Когда я женился, и у нас с женой родилась наша первая дочь, она предложила нам жить в ее квартире. Точнее, в двух ее комнатах - в большой коммунальной квартире на несколько соседей.

…

Она шаркала ногами, по утрам, когда мы еще спали, проходя из своей дальней смежной комнаты, через нашу, в общую коммунальную кухню. И я знал, что она делала это специально) Значит пора было вставать моей жене и готовить завтрак, для ее балам))

Она сажала на коленки свою правнучку и поила ее чаем, таким крепким, что этой крепости могли бы позавидовать бывалые каторжане. Она говорила, что такой чай помогает избавляться от лишней детской энергии и позволяет ребенку спокойно засыпать по вечерам))

***

Старела нанай как-то незаметно.

Но пришло время, когда она стала забывать события произошедшие в ее жизни ранее. Затем она стала забываться в реальном времени.. А затем стала забывать и нас. Она уже мало и плохо ходила (до туалета и обратно) и все больше спала.. Тогда ей было 84.. а мне 28.

Мы с женой забрали ее в свою большую квартиру и решили, что доживать она будет у нас.

Жена (ей было тогда всего 24 года), для которой, по сути, это был совершенно чужой человек меняла ей дневные и ночные (когда успевала) подгузники, мыла ее в ванной, кормила с ложки.

Нанай, нередко забывала, что ее только-только недавно кормили, просила еды и обижалась..

Рано просыпаясь она, все так же шаркала по квартире, еле двигаясь по одному, посильному для нее, маршруту..

…

Она ушла, когда я был на работе.

Мама и жена были дома.. Когда я приехал они рассказали, что нанай позвала их.. Взгляд у нее был осмысленный и ясный..

«Коя минем балам? (где мое дитя?)» - спросила она и, сделав последний вздох, ушла..

Надеюсь, мы еще увидимся, нанай.

***

«Ну хватит, папа! Не щекочи! Лучше сделай мне опять «усюсюшечки», - просит меня, всегда, моя младшая дочь, когда я бужу ее по утрам…

«Ну вот как?! Как у тебя так быстро руками двигать получается, а?! – воскликнул Маратей. – Нее, я знаю - это, потому, что ты моложе меня на целых семь лет и у тебя рефлексы», - сказал он и вынув шайбу из ворот поставил ее в центр игрового поля...

…

Мы с Маратеем жили в пригородном поселке Тимашево.

В нашем поселке размещалось и размещается по сию пору, городское (Уфимское) северное кладбище. Именно на кладбище я и познакомился с Маратеем – мы встретились с ним на озере, которое находилось внутри кладбищенского периметра и в котором было полным-полно карасей!

Вообще, кладбище, для нас, для тимашевских пацанов, было излюбленным местом для игр.. Сейчас бы эти игры, наверное, назывались квестами)

Мы и на похоронных процессиях присутствовали.. И карасей на кладбищенских озерцах ловили.. И конфетки, что уж греха таить, на могилках собирали.. И даже по ночам бродили, чтобы увидеть, как могилы светятся..

***

«Эй, пацан, поделись червями, а то у меня закончились», - ко мне подходил черноволосый, то ли подросток, то ли юноша.. Ростом, чуть выше меня.. И все же было понятно, что парень годами постарше. Разрезом глаз и овалом лица мы с ним были будто бы братья-близнецы..

…

Моя нанайка часто гладила меня по голове и с нежностью говорила, что лицо у меня, как луна – круглое, а глаза, как два татарских лука)

…

«Ой, а я на перловку ловлю», - ответил я.

«Ну, давай перловку, - сказал парень, - никогда на перловку не пробовал».

Он присел рядом со мной.

- «Меня Маратей зовут, а тебя?»

Я назвал свое имя..

«А ты чего с карасями пойманными делаешь?», - спросил он.

Я ответил: «Кошку и кур комлю. Нанай говорит, что нам их есть нельзя, потому что они останками людей питаются».

«Да нее, чепуха!» - рассмеялся Маратей.

Затем добавил: «Но я тоже сам не ем. Я их в «Карасевку» (озеро на краю поселка) выпускаю. Чтобы они там росли и размножались».

Я с уважением посмотрел на него…

…

Так мы и познакомились..

***

Маратею, в тот год, исполнилось 17, а мне 10..

Домой с озера мы возвращались вместе.

Оказалось, что мы живем на одной улице, только напротив и в разных ее концах.

…

Нашу улицу разделял большой сквер со сценой-помостом, на котором никто никогда не выступал и футбольное поле.. Летом, почти каждый день, и взрослые мужики и малые дети гоняли на нем в футбол.

Но, как оказалось, мы с соседом были большими любителями другой вида спорта – в котором гоняли не мяч, а шайбу!))

У соседа была крутая игра - «Настольный хоккей».. Мы с ним проводили чемпионаты мира и СССР - составляли очень подробные турнирные сетки и играли – кто-то за Канаду или ЦСКА, кто-то за СССР и Салават Юлаев.

***

«Я все равно этот матч у тебя выиграю, - нервничал Маратей, – ты у меня сегодня почти все игры выиграл, но я за Канаду играю и значит у меня еще есть шанс».

«Давай давай, дружище, - подзадоривал я его, - догоняй меня».

...

Через год мой сосед ушел в армию.

Его мама с гордостью говорила: «Минем болам (мой ребенок) на Байконуре служит!»

И мы тоже гордились Маратеем. Потому что служить на Байконуре считалось большим везением и великим подвигом!

…

Прошло еще полгода..

Мама моего взрослого друга часто получала письма, в которых он всегда передавал мне приветы.. А еще рассказывал об армейских буднях – о том, как проходит служба. Оказывается, он служил водителем бензовоза и отвечал за доставку горючего до космических ракет и немножко за их заправку.

…

«Нанай, почему ты плачешь?» - спросил я у бабушки, когда вернулся из школы и застал ее сидящей на кухне и всю в слезах.

«Ий, болам, - ответила она, - Ты же помнишь Маратика, который напротив по улице живет? Ты же к нему часто в гости бегал..».

«С ним что-то случилось?!» - спросил я.

Нанай заплакала еще сильнее.. Притянула меня к себе.. Обняла и молча кивнула головой..

Затем вытерла слезы подолом передника, взглянула на меня и сказала: «В пожар он попал.. Сильно сгорел.. Обе ноги у него кистэляр (ампутировали).. Домой вот привезли вчера».

Я сел рядом с нанай и от шока не знал что делать. В голове стоял гул..

Потом, вскочил и выбежал на улицу и побежал к дому Маратея..

…

Меня встретила его мама..

Она не плакала.. Уже не плакала.. Но огромное горе было отпечатано на ее лице.

Меня завели в дом.. Провели в дальнюю комнату..

Пахло в комнате очень плохо (потом я узнал, что так пахнет гной).

На кровати, весь в бинтах, лежал человечек.. Маленький человечек..

Его глаза были огромными.. и из них текли слезы..

Я не смог сдержаться и тоже заплакал.. И.. И я убежал..

…

Дни тянулись за днями.. Весна сменилась очередным летом..

Прошлым летом мы играли с Маратеем в нашу любимую игру.. А в это лето.. В это лето мой друг лежал на кровати и не хотел никого видеть.. Ни с кем не разговаривал.. Почти ничего не ел..

…

Как он ушел, не знаю.. Его мама никому не рассказывала. Соседи конечно шептались и сплетничали всякое, но я не верил.. Не хотел верить!..

На похороны приехал взрослый военный со звездами на погонах и говорил прощальную речь перед гробом.

Он рассказал, как наш Маратей, когда загорелся бензовоз, во время заправки космической ракеты, прыгнул в кабину и постарался отогнать машину как можно дальше от ракеты.. А потом машина взорвалась..

На красной подушечке, которую нес какой-то мальчик (родственник, наверное) лежала красная звезда, которая переливалась на солнце кровавыми искорками, похожими на огненные язычки пламени..

…

Когда похороны закончились, когда установили памятник и оградку и родственники пошли на выход с кладбища, я подошел к могиле Маратея и поставил на горизонтальную железную полоску памятника стеклянную банку.. в банке плавало два карася.

«Таттарин! Монголо-таттарин!» - крикнул мне в лицо Андрейка Трачук и побежал по коридору третьего этажа нашей школы.

«Ха-ха, татарва!» - эти слова я услышал уже за спиной, когда бросился за Андрейкой. Обернувшись, заметил, краем глаза, ухмылявшегося Сашку Беляева..

Ладно, Санька, с тобой разберемся позже..

Андрейку я догнал на лестнице.. Хватило небольшого толчка в спину и он, кубарем, полетел вниз - пересчитывать ступеньки. «Ну что, - заорал я, сбежав по ступенькам и сев ему на грудь, - хватило тебе или еще наподдать?».

«Хватит, хватит..» - захныкал Андрейка, прикрывая лицо руками, видимо предполагая, что я его все же буду добивать.

Я вскочил и бросился, ниже, по пролету.. затем по второму этажу.. и вышел на врага с тыла. Санька Беляев не ждал этого маневра… Хлопнув его по плечу и дождавшись, когда он повернет голову, я от всей души врезал ему кулаком по уху! Охнув и схватившись, почему-то, обеими руками за отбитое ухо Сашка стал пятиться от меня спиной. Посмотрев ему в глаза, я понял, что и этот, на сегодня, больше уже не боец…

…

Да уж.. Мне, единственному татарину в классе 36-й средней школы поселка Тимашево было очень нелегко..

А все началось с уроков литературы, которые вела Нина Савельевна Челикова.

Именно ее однобокая подача материала о татаро-монгольском иге.. именно ее подковырки и прямые (сейчас я это ясно понимаю) издевки в адрес моего народа и привели, к тому, что для пацанов своего класса (русских, украинцев и даже одного марийца – Изибая Аптышева) я стал изгоем и белой вороной.

Иной раз и дня не проходило, чтобы я не дрался. Ух, какое неимоверное количество «дуэлей» на кулачках я провел в тот год в мужском школьном туалете)

***

Но, нет, это не вся история!..

Любил я (и по сей день люблю!) стихи – и читать и пописывать в рифму (акынствовать, как я шутливо говорю своим близким). В те советские школьные времена, да в пригородном поселке.. в общем, я как-то не рисковал кому-то признаваться об этих своих увлечениях и только нанайка видела, как я сидел на подоконнике, покусывая зубами кончик карандаша и устремившись невидящим взором куда-то вдаль ловил поэтическое вдохновение)

«Журналистом будет, алла бирса», - говорила, глядя на меня, нанай и смахивала навернувшиеся на глаза слезинки))

***

Случилось так, что наш классный штатный декламатор, Маринка Мусина, заболела ангиной прямо перед школьным конкурсом декламаторов стихов и Нина Савельевна, которая отвечала за проведение этого конкурса, бросила клич, призывая, кого-нибудь, поддержать честь класса и: «ну, хотя бы по книжке прочитать какой-нибудь стишок».

Никто не откликался.. Все смотрели, кто в пол, кто в окно, но никто – в сторону учителя!

Тогда я набрался смелости и встал..

Глаза, под очками, у Нины Савельевны стали округляться и увеличиваться в размере кратно +2.5))

«Ты? Ты хочешь выступить?!», - спросила, после паузы, учительница.

«Да, я хочу. И не по книжке – наизусть», - ответил я.

…

В актовом зале было не протолкнуться. Были гости из ГОРОНО и, поэтому, обязаловкой, в зал загнали почти всех детей нашей небольшой сельской школы, за исключением дежурных по столовой.

Я выступал третьим.. Сказать, что я волновался, значит не сказать ничего! Пот с меня лился в три ручья.. И что самое страшное, мне показалось, что я забыл, напрочь, все слова стихотворения.

…

Выйдя в центр сцены я представился и назвал произведение, которое собирался декламировать. Муса Джалиль. «Варварство».

«Ого», «Не вытянет» - услышал я шепот и увидел переглядывание гостей из отдела образования города Уфы.

…

Как декламировал, честно, я не помню..

Потом в зале повисла тишина..

Потом раздались хлопки из одного, из другого конца зала.. И потом на меня полились овации!..

Одна пожилая дама из ГОРОНО плакала.. плакала навзрыд..

Это был фурор! Это был мой первый публичный грандиозный успех на сцене!

Я занял первое место по школе!

…

Затем были другие конкурсы – районный, к которому меня готовила сама Нина Савельевна. Мы решили выступать с тем же стихотворением, но она научила меня делать необходимые паузы, усиливать интонационно некоторые места произведения, учила добавлять мимику лица и действия рук.

Я выиграл районный конкурс.

Затем выиграл и городской.

А на республиканском занял третье место.

***

Прошел месяц..

В нашей школе готовилось очередное школьное собрание.

На сцену вышла Нина Савельевна и представитель ГОРОНО – та самая старенькая тетечка, которая плакала на моем первом выступлении.

И Нина Савельевна вызвала меня из зала на сцену..

Для меня это было неожиданностью, так как все подарки и призы и грамоты уже давно были вручены.. фанфары отгремели и лавровый венок пиита уже висел у нас дома на самом почетном месте))

Оказалось, что ГОРОНО решило наградить меня еще одним призом – путевкой в пионерский лагерь «Звездочка», пожалуй лучший, в то время, в Башкирии.

Однако, не этот подарок, не этот приз стал для меня самым ценным!

Нина Савельевна взяла меня за руку и мы вышли с ней чуть вперед.. Она громко сказала, что у нее тоже есть подарок для меня и раскрыла книгу, которую держала в руках - первую страницу книги. И зачитала: «Победителю ученику от побежденного учителя!»

Повернувшись ко мне, она обняла меня и вручила книгу. Это была книга Григория Бакланова «Навеки - девятнадцатилетние» о Великой Отечественной войне 1941-45 гг.

***

И, вы знаете, с тех пор меня больше ни один из моих одноклассников не обзывал и не задирал)

А с Ниной Савельевной Челиковой мы еще долго дружили.. я помогал ей в тяжелые 90-е годы..

Сейчас ее уже нет в живых..

…

Мир Вашему праху, дорогая Нина Савельевна! И спасибо за то, что, может быть, сами того не ведая, сделали меня сильным духом человеком!

.. Сегодня я проспал и уже опаздывал в школу!

Все пришлось делать на ходу – чистить зубы и завязывать еще не подсохший, после мокрой глажки, пионерский галстук.. пить чай, обжигаясь, по глоточку, забегая на кухню и обратно и, между забегами, собирать портфель, вспоминая, что не доложил учебник по русскому, (ведь математичка заболела!) и кубик-рубика, потому что обещал дать Славке поиграть.

…

До школы было пять минут обычным шагом.. Я добежал за две.

- Эй, пацан, стой! - в школьном тамбуре стояли три подростка..

Один из них был Серега Маркичев (Маркиз) – гроза нашей школы. Он был второгодник. Его побаивались даже ребята из десятого класса - мало того, что Серега и сам был, физически, не по годам здоровенным пацаном, так еще и все знали, что он водил дружбу с отсидевшими, по разу-другому, взрослыми местными жуликами.

Учился Серега в седьмом «Г» - в классе, в который, со слов моей мамы, слили всех бездарей и хулиганов (я же учился в 7-м «Б»).

Двух других пацанов, что стояли рядом, все называли «санчо пансами» Серого: это одноклассник Маркиза - крепыш Анвар, полутораметровые плечи которого делали похожим его на квадрат – злобный и вечно сквернословящий квадрат; и худой шкет по прозвищу «Селедка» - никто не знал его настоящего имени, так как он был не из нашей школы, а дружки его называли только по прозвищу. Селедка, видимо, был в этой компании за шныря – выполняя поручения Сереги и Анвара.

…

- Ты же у нас новенький? Откуда переехал? - взгляд у Маркиза был тяжелый и жесткий. От такого взгляда хотелось сжаться в комочек и отсвечивать как можно меньше. Наверное, Серый знал, о том, каков эффект у его взгляда и пользовался своим козырем.

Я ответил, сглатывая появившийся откуда-то комок в горле: «Привет. Да, я из Тимашево. Из 36-й школы.».

- Где сейчас живешь? - вклинился в разговор Анвар и положил мне на плечо свою пудовую руку.

- На Жданова (от автора: - сейчас это улица Черниковская)».

«Ну, добро пожаловать в Черниковку, в нашу 118-ю школу, - с усмешкой произнес Маркиз, - значит дальше по жизни вместе поедем. Гони рубль за проезд!».

…

Моя родная Черниковка!..

Сколько раз ты проверяла меня «на слабо»?!.. Скольких друзей и врагов ты мне подарила?! Сколько литров моей крови оросило твою благодатную землю?! (эти истории ждут своего часа).. Сколько скопилось к тебе этих риторических вопросов?!..

Не перечесть!..

И все же, я люблю тебя – район моего детства и юношества.. район, где я встретил свою половинку.. район, где я учился терпеть боль и потери.. район, где, через какое-то время, предстоит упокоиться и моим костям – на таком мне близком и таком знакомом северном (Тимашевском) кладбище..

…

До 1922 года эти земли входили в Богородскую волость Уфимского уезда.. Затем, в 1936 году, это стал Сталинский район города Уфы, с центром в селе «Моторное» - село, где в 1931 году было начато строительство Уфимского моторостроительного завода.

Во время Великой Отечественной войны в Уфимский Сталинский район было эвакуировано, из центра страны, великое множество промышленных предприятий. И с 1944 года этот район был преобразован в город Черниковск – город «рабочих и крестьян» - город обычных простых работяг.

Ну а новое воссоединение Уфы и Черниковска случилось уже в 1956 году.

…

- У меня нет с собой денег – ответил я, пытаясь не выдать дрожь в голосе.

Удар в лицо, который последовал за этим, я, разумеется, пропустил. Все поплыло перед глазами и я упал на пол

Бил Маркиз. Он же, стоя надо мной, произнес: «Завтра, здесь же, за пять минут до уроков. И с тебя уже два рубля».

…

Я пришел в тамбур на следующий день.. и на следующий.. Пока не накопились - пятирублевый «долг» и с дюжину ссадин и кровоподтеков на моем теле.

По лицу меня больше не били, но тело обрабатывали знатно – профессионально!

Маркиз спрашивал: "Принес?, - и услышав отрицательный ответ, добавлял - По печени или по почкам?" и бил совершенно в другое место – куда-нибудь по ребрам или по шее..

Затем наступил долгожданный выходной день – воскресенье.

И я поехал в свое «милое отечество» - в Тимашево..

…

Бывших одноклассников я встретил в нашем излюбленном месте - в пышных и высоких кустах желтой акации, которая росла по всему периметру школьного футбольного поля.

Несколько лет назад, когда деревья были большими, а кусты ниже и реже, мы делали из трубочек акаций забойные свистульки. Их трели раздавались на всю улицу и звучали во всех звуковых диапазонах..

Здесь, в кустах, у нас было все оборудовано для приятного времяпрепровождения – на вытоптанной прямоугольной площадке стоял старый диван, который мы, помнится, притащили из химлаборатории и несколько пустых бутылочных ящиков. В центре площадки стоял небольшой круглый стол на котором мы, частенько, резались в карты. Мы называли себя карточными рыцарями круглого стола))

…

- Пацаны, нужна помощь, наших бьют! – я, подробно, рассказал о сложившейся ситуации.

…

...

Во вторник, на пустыре за ДК «Машиностроителей», мы встретились с бандой Маркиза.

За день до этого, в утро понедельника, я передал, вновь поджидавшим меня, в тамбуре школы, гопникам, что на завтра им назначена стрела и за меня будут говорить люди.

Странно, но в тот день меня не били..

…

Нас было четверо - я, двое моих одноклассников – Адрейка Трачук и Лешка Лопатин из соседней одноименной деревни «Лопатино», учившийся в нашем классе, потому что в его маленькой деревне не было школы. И еще, с нами был старший брат Андрейки – Николай. Он учился в городе - во втором училище и уже состоял на учете, за хулиганство, в детской комнате милиции, чем очень гордились и он сам и его братик.. и, что уж там, мы гордились тоже..

В карманах у нас были самодельные кастеты и тяжелые цепки, а Андрейка, по секрету, сказал, что брат взял нож..

Маркиза мы увидели издалека – он на целую голову возвышался над пацанами из своего войска.

Наш Николай тоже был ниже Серого, но чуть выше квадратного Анвара..

Шел Маркиз неторопливо, вразвалочку.. лузгая семечки. Было видно, как его армия старательно копирует его движения.

За нас, разумеется, мазу тянул Коля. Он вышел чуть вперед и спокойно произнес:

- Привет честнОй братве!

Я удивился его самообладанию.. Самого меня трусило от переполнявшего тело адреналина и я напрягал все свои мышцы, чтобы никто не видел этой тряски.

- Здоров, коль не шутишь – Серый тоже вышел чуть вперед.

- Поговорим?

Они приблизились друг к другу и о чем-то минут десять разговаривали..

Затем, Николай повернулся и подозвал меня.

Когда я подошел, Маркиз, глядя на меня, произнес: «Что ж ты, татарин, сразу не сказал, что у тебя в друзьях такие уважаемые люди? И проблем бы не было!»

Я взглянул ему в глаза.

В них не было ни грамма насмешки..

- Ты это.. Если кто будет наезжать – говори мне – порешаем, - произнес Маркиз и, повернувшись, не спеша, пошел к своим, со словами: – Пошли, братва! Разбор окончен.

…

Уже потом, когда мы сидели в кафе (я проставлялся) и пили лимонад, а Николай пил пиво – я узнал, что Коля, учась во втором училище, а училище находилось менее чем в километре от нашей школы, был в серьезном авторитете среди местной шпаны.

И что он пообещал, за мою голову, что Маркиз со своей бандой может приходить в его училище и, раз в неделю, трясти первокурсников..

Такова оказалась, в 1985-м году, цена моей полной свободы на районе..

…

Жизнь продолжалась..

Погоняло «Татарин», с легкой руки Маркиза, так и прилепилось за мной.. А где-то с 1991-го добавилось прилагательное «Злой»..

Маркиз, став постоянным «жителем» башкирских тюрем, зон и лагерей, подсел на наркотики и умер, лет через десять, от заражения крови.

Анвар был зарезан, в подъезде, на улице Кольцевой, будучи данщиком (человеком собиравшим дань) одного местного жулика.

Селедка, так и остался Селедкой – вечным шнырем у сменявших друг друга авторитетов.

Николай, тоже, шел по пути Маркиза - отбывал.. освобождался..

А мы, пацаны Советского Союза и новой, проходящей кровавое становление, России – мы, наивные и глупые, обманутые и озлобленные, мечтающие и стремящиеся.. мы, потерявшие национальные предметы гордости и в отсутствии всякой государственной идеологии.. Мы… Мы гордились нашими «николаями» и «маркизами».. И шли по их стопам – в далекое, обязательно богатое и светлое, как нам тогда казалось, будущее…