Несмотря на столь ранний час, Широкий Луг был полон народу. Утреннее солнце уже начинало припекать, обещая погожий летний день. Самое время для хорошей лесной прогулки. Широкий Луг располагался недалеко от поместья графа Андрея Михалкова, одного из самых богатых дворян в округе. Евгений Талтин, подъезжая верхом к месту всеобщего сбора, условленному ещё вчера, не смог сдержать удивления. Да он, оказывается, чуть не опоздал!
Подготовка шла уже полным ходом, на лугу царил невообразимый шум и гвалт. Всюду сновали слуги, трава почти везде была примята. Присутствовал здесь и личный волшебник графа Михалкова Мастер Чародейства Фирсов. Граф вообще был единственным помещиком во всей округе, кто мог держать личного чародея. Мастер Чародейства, обычно степенный и преисполненный достоинства, сегодня необычайно суетился у своего большого сундука и постоянно понукал своих помощников. Он явно к чему-то готовился, но наверняка не к охоте. Охотиться с помощью чародея считалось в обществе дурным тоном. Неужели граф Михалков затеял сделать волшебное огненное представление, как в день какого-нибудь большого празднества?!
Покачав головой от изумления, Талтин двинулся дальше, туда, где стояли псари. Заездные еле сдерживали своры борзых, чующих дело и рвущихся в лес, а доезжачих даже и не было: вероятно, уже ушли на место напуска. Граф Михалков затеял самую подлинную охоту! Не хватало только настоящей добычи — зверя.
Талтин невольно залюбовался великолепными борзыми графа. Сам Талтин не обладал достаточным состоянием, чтобы содержать даже малую охоту, но всегда с удовольствием принимал приглашения от своих соседей поучаствовать в подобной забаве.
Талтин скользнул взглядом по собравшимся. Похоже, вся местная знать посчитала своим долгом поучаствовать в сегодняшней охоте. Иные приехали в коляске, запряжённой двойкой, чтобы просто понаблюдать за интересным зрелищем. Так всегда поступал дородный граф Михаил Коренев, страстный охотник, с возрастом ставший слишком тучным, чтобы садиться на коня. Другие выехали верхом с явным намерением внести свою весомую лепту в охоту. Прибыл даже суетливый маркиз Антон Смолин, обычно всегда под тем или иным предлогом пропускавший подобные зрелища. Раскланиваясь с каждым в знак приветствия, Талтин проехал дальше, где должен был находиться сам владелец охоты.
В центре луга, на самом высоком месте нетерпеливо гарцевал на своём породистом скакуне граф Михалков, одетый в новый охотничий дублет, и отдавал короткие распоряжения своим многочисленным слугам. За ним держались несколько дам, элегантно восседавших верхом на дамских сёдлах. Особенно выделялась в новом прекрасном изумрудном платье Элеонора — сестра графа Михалкова. И как всегда, возле неё крутился этот заносчивый барон Бортков.
Прикоснувшись к полям своей шляпы, Талтин поклонился в знак приветствия. Граф Михалков лишь холодно кивнул ему в ответ, дамы вообще сделали вид, что не заметили его. А графиня даже опустила глаза, когда барон что-то зашептал ей на ушко. Это мне в отместку за то, что я припозднился! — догадался Талтин.
— Как идёт подготовка, господа? — нарочито громко поинтересовался он. — Уже нашли логово зверя?
Граф на полуслове прервал очередное своё распоряжение.
— Зверя?! — переспросил он и хохотнул.
— Зверя?! — переспросила графиня.
И тоже засмеялась, одарив Талтина благодарным взглядом. Он был прощён! Ради её белоснежной улыбки можно было стерпеть всё. Барон лишь скривил лицо, пытаясь изобразить ухмылку, но ничего не сказал.
Тотчас же все подхватили остроумную шутку Талтина, и теперь только и говорили, что о предстоящей охоте на зверя. Лишь граф Сельтрин, приехавший в полной охотничьей экипировке и со своим стремянным, недовольно проворчал себе в усы, что он предпочитает настоящую охоту на настоящего зверя, а не эту декорацию. Но на старого брюзгу, как водится, никто не обратил внимания.
На низкорослой чалой лошади к владельцу охоты подъехал ловчий и что-то сообщил. Граф Михалков сразу же подстегнул своего скакуна и поднял его на дыбы.
— Трогаемся! — отрывисто скомандовал он. — Пора начинать гон, господа!
Стремянной, стоявший позади графа и ловящий каждый его жест, тотчас же затрубил в рожок. Охота началась!
— Трогаемся! Трогаемся! — пронеслось по толпе собравшихся. — Пора начинать!
Все пришли в движение, и шум усилился. Все всадники во главе с графом Михалковым лёгкой рысью устремились вниз, к Тёмной Дубраве, откуда и должен был выйти зверь. Заездные на меринах с завязанными хвостами последовали за ними, осмотрительно держа своры с левой стороны. Коляски тоже пришли в движение, пытаясь занять освободившееся центральное место Широкого Луга, откуда было всё видать вокруг. Произошла даже небольшая заминка, как увидел Талтин, оглянувшись, чтобы посмотреть на Элеонору. Дамы, бывшие верхом, также остались на лугу.
Доскакав до опушки Тёмной Дубравы, охотники по обыкновению разделились на две группы. Дворяне победнее и менее знатные по молчаливому всеобщему согласию составили одну группу. Дворяне более состоятельные и более знатные составляли другую группу, во главе которой, конечно же, стал сам граф Михалков. Талтин, несмотря на то, что не отличался особой состоятельностью, состоял в этой же группе, как ближайший сосед и друг графа Михалкова.
— Мне кажется, господин Талтин, — с усмешкой заметил вдруг барон Бортков, — что вы занимаете не совсем то место, которое вам подобает. Поправьте меня, если я не прав.
Это был несомненный намёк на бедность рода Талтиных. Барон явно решил кольнуть Талтина в отместку за его утренний успех перед Элеонорой. От неожиданности не зная, что ответить, Талтин лишь прикусил губу и положил руку на эфес шпаги.
— Я могу вас поправить, сударь, если вам будет угодно, — резко сказал граф Михалков.
— Прошу меня простить, господин граф, — тут же склонился в поклоне барон Бортков.
Но граф продолжал сурово смотреть на барона. Тот густо покраснел, поскольку понял, что от него требуют.
— Прошу прощения, господин Тилтин, — процедил барон сквозь зубы.
Поспешно отъехав, он стал позади всех охотников. Талтин бросил благодарный взгляд на графа. Тот ответил лёгким кивком.
Ловчий повёл первую группу вместе с половиной свор на склон всхолмья. Там он принялся расставлять охотников вдоль опушки через каждые полтысячи шагов. Вторую группу охотников вместе со второй половиной борзых расставлял по местам сам граф Михалков, но уже вдоль зарослей в самой низине. Эта сторона была выбрана графом не зря: зверь обычно выходил именно сюда.
Все стремились стать как можно ближе к долине, но Талтина эта охота не очень прельщала и поэтому, не желая никого обидеть, он занял место с краю, у самого всхолмья. Мимо проскакал вниз ловчий, закончивший расставлять охотников наверху. Значит, скоро будет сигнал. Талтин не ошибся. Вскоре до него долетел звук рожка, призывающий доезжачим бросать гончих.
Началось ожидание. Талтин сначала высматривал своих соседей справа и слева, но те через некоторое время исчезли. Наверняка от нетерпения углубились в заросли. Да и сам Талтин, устав ждать, стал постепенно забираться в лес.
Уже слышался лай гончих, шум трещоток и улюлюканье заездных. Наконец, издалека донёсся долгожданный сигнал рожка. Талтин усмехнулся. Выжлятники трубили «Голос по волку». Однако, с какой стороны раздаётся сигнал, здесь, среди деревьев, куда заехал Талтин, разобрать было трудно. Ладно, подумал Талтин, всё равно зверь побежит в долину. Почти сразу же раздался протяжный крик «Ату его!», будто травили зайца, но, кажется, с какого-то совсем другого бока.
Талтин постоял некоторое время, прислушиваясь к гону. Он уже хотел было повернуть коня, чтобы двинуться в сторону низины, как внезапно раздался шум и из ближайших зарослей падуба выскочил человек.
Талтин сразу узнал его. Это был тот самый рудокоп-разбойник, ради которого и затевалось всё это дело. Он являл собой жалкое зрелище: грязный, тощий, даже тщедушный, с длинной всклокоченной бородой и в сплошь изорванной одежде. Рудокоп испуганно уставился на Талтина своими большими глазами. Талтин, совершенно забыв о своих обязанностях охотника, с рожком в руке растерянно смотрел на бедолагу. Тот никоим образом не смахивал на ужасного разбойника, которым его описывали, а больше походил на какого-нибудь нищенствующего оборванца.
Вспомнилось, что говорили про этого рудокопа, забредшего в местные края. На базаре стащил пирожок с капустой, напугал старушек, идущих из храма, и пытался ограбить местного старосту. В округе поднялся шум, что если немедленно не поймать это чудовище, тот со временем начнёт похищать малых детей, грабить и убивать неповинных людей. Конечно, Талтин слышал множество историй про злодейства рудокопов, но ещё ни разу ему не доводилось видеть хотя бы одного из них наяву.
Однако этот рудокоп не вызывал к себе ничего, кроме жалости. Если он и стащил пирожок, то только потому, что умирал от голода. Если и напугал старушек, то только своим оборванным видом. А в то, что этот тщедушный коротышка мог угрожать высокому полнотелому Иосифу Пронину, вообще верилось с величайшим трудом! Пожалуй, единственная вина этого несчастного в том, что он был здесь изгоем.
Некоторое время Талтин и рудокоп молча смотрели друг на друга. Послышались чьи-то голоса, и рудокоп, тут же сорвавшись с места, скрылся обратно в зарослях. Из-за деревьев показались двое всадников и подскакали к Талтину. Талтин натянул поводья и развернулся. Лишь бы не заметили, что он смешался, увидев разбойника. В одном из подъехавших охотников Талтин с неприязнью узнал своего соперника, барона Борткова.
— Господин Талтин, вы не видели зверя? — спросил второй всадник, Дмитрий Гуртов.
— Кажется… — Талтин чуть замялся. — Кажется, я слышал шум в той стороне, господа.
Гуртов, благодарно кивнув, поскакал в указанную сторону. Барон, не удостоив Талтина даже взглядом, вытащил свой рог и поскакал туда же. Едва он скрылся за деревьями, как послышался его сигнал «Голос по волку». Талтин выругался про себя. Похоже, Гуртов и Бортков всё-таки успели заметить, как он растерялся, столкнувшись с разбойником. И барон непременно в самое ближайшее время разболтает всей округе об этом эпизоде, весьма вероятно, выставив Талтина несомненным трусом. Рука невольно легла на эфес шпаги. Если это произойдёт, то дуэли не миновать. Барон, конечно, серьёзный соперник, но у Талтина не было страха перед ним.
Снова послышался сигнал рожка «Голос по волку». Талтин некоторое время постоял в раздумье, затем развернулся и медленно поехал вон из дубравы. Продолжать охоту ему совершенно расхотелось, но покидать её совсем было бы проявлением невежливости. Едва выехав из зарослей, Талтин с сожалением понял, что попал на самую травлю. Бородатый рудокоп из последних сил испуганно метался по лугу. Его со всех сторон с улюлюканьем травили собаками, особенно неистовствовал барон Бортков, первым заметивший зверя среди охотников. Однако бродягу пока щадили, поскольку для ловли ждали появления владельца охоты, графа Михалкова.
Талтин отъехал от опушки и встал позади всадников, равнодушно наблюдавших за происходящим. Солнце было уже в зените и вовсю припекало, особенно здесь, на лугу. Талтин расстегнул дублет. Вскоре со стороны долины показался граф Михалков. Все участники охоты сразу оживились. У графа было очень раздосадованное лицо. Судя по разбитой губе ловчего, скакавшего следом, тот уже попал под горячую руку графа.
Догадаться о причине недовольства владельца охоты не составляло труда. Он явно сердился на то, что разбойник вышел из леса не на него, а совершенно даже в другом месте. Талтина вдруг осенило. Человек, хоть и разбойник, всё же умнее зверя, и против него не всегда могут действовать обычные правила охоты. Наверняка бродяга осмысленно удирал не в низину, где его ждали, а вверх по склону…
Талтин подстегнул своего коня и двинулся наперерез графу.
— Граф, — с лёгким поклоном сказал Талтин, приблизившись, — очень прошу тебя пощадить беднягу.
Сжав тонкие губы, Михалков чуть заметно кивнул и, не удостоив его даже взглядом, проскакал дальше.
— Зверь в полном вашем распоряжении, господин Михалков! — громогласно заявил барон Бортков, кланяясь. — Я бы предложил приструнить его…
Прочие охотники восторженно поддержали затею барона. Граф Михалков соскочил с коня с красным от непрошедшей ещё досады и волнения лицом. Стремянной и ловчий кинулись помогать графу. Талтин отвернулся, чтобы не видеть дальнейшего. Вскоре по возгласам окружающих стало ясно, что всё кончено.
Талтин поднял голову. На лошадь стремянного поперёк седла водружали пойманного и связанного разбойника. Талтин даже разглядел у того на лице струнку, в глазах у него стояли слёзы. Охота благополучно завершилась.
Ловчий протрубил в рожок сигнал для доезжачего: выходить из леса и выводить гончих. Все охотники во главе с графом Михалковым неспешно двинулись в центр Широкого Луга, где их с нетерпением ожидали остальные. Сразу за графом шёл стремянной и вёл свою лошадь с добычей под уздцы. Сзади шли заездные со сворами борзых.
Охотники вернулись к прежнему месту, откуда был дан сигнал к началу охоты. Здесь был поставлен большой навес, под сводами которого уже накрыли длинный стол. Господа, не принимавшие участия в охоте, вполне себе обосновались и лакомились лёгкими закусками. Слышался басовитый утробный хохот развеселившегося графа Коренева, сидевшего с кубком в руках. Личный чародей графа уже принял свой всегдашний важный вид и восседал за столом вместе с остальными. Его сундук стоял за навесом под охраной помощников.
В нескольких местах позади навеса горели костры, вокруг которых вовсю хлопотали слуги-наварщики. Как успел разглядеть Талтин, на самом большом костре жарился бык, на двух или трёх кострах поменьше — молодые барашки. Хотя охота продолжалась не очень долго, Талтин почувствовал, что уже успел нагулять аппетит.
Как только охотники подъехали, им навстречу из-под навеса вышла Элеонора. Увидев её прелестную улыбку, Талтин сразу же забыл обо всех своих переживаниях.
— Ну как, Андрей? — весело поинтересовалась Элеонора у брата. — Удалось ли вам изловить зверя?
Граф Михалков уже вполне отошёл от своей досады, и к нему вернулось хорошее расположение духа. Он спешился и бросил поводья подбежавшему слуге. Следом принялись спешиваться и остальные охотники. Многочисленные слуги принимали лошадей и уводили в сторону, к коновязи.
Граф Михалков подошёл к Элеоноре и поцеловал грациозно протянутую руку.
— Конечно, сестрица, — мягко ответил он.
Граф приглашающе махнул рукой назад, и стремянной тут же вывел вперёд свою лошадь со связанным разбойником.
— Извольте взглянуть, господа! — воскликнул граф, обращаясь уже ко всем присутствующим.
Все потянулись поближе, а сидевшие за столом повскакивали с мест, чтобы лучше рассмотреть пойманного рудокопа. Даже граф Коренев, всегда избегавший лишних движений, и тот вышел из-за стола. Иные просто покачали головами, а другие, особенно дамы, жеманно заахали. А маркиз Смолин и вовсе брезгливо поморщился, прижав к лицу свой батистовый платок.
— Какая мерзкая борода, — сказал он. — Как можно отрастить эдакую пакость на лице!
Талтин невольно провёл рукой по своему гладко выбритому лицу. Никто не знал доподлинно отчего, но рудокопы никогда не брили свои бороды. Всякого рудокопа можно было отличить от обычного человека по бороде и малому росту.
— Граф Михалков собственноручно пленил его, господа! — громогласно заявил барон Бортков.
Граф одарил барона покровительственным взглядом, давая понять, что утренняя выходка того прощена и забыта. Талтин невольно стиснул зубы. Хоть барон и недалёкого ума, но обладает удивительным даром, проявлять прыть в самый необходимый момент.
— Браво, Андрей! — радостно воскликнула Элеонора.
Обернувшись к собравшимся, она торжественно провозгласила:
— Разбойник пойман моим братом, и теперь нашей округе ничего более не угрожает!
Собравшиеся принялись рукоплескать графу. Раздались крики вразнобой:
— Да здравствует граф Михалков!
Граф слегка поклонился в ответ на эти восклицания.
— Просто изумительно, господа! — воскликнул своим пискливым голоском маркиз Смолин. — Разбойника приструнили по всем правилам охотничьего искусства!
Раздалось ещё несколько рукоплесканий, которые, впрочем, быстро оборвались, поскольку даже сам граф Михалков не обратил внимания на грубую лесть маркиза. Однако тот, нисколько не смутившись, продолжать стоять рядом, прижимая платок к лицу.
— Сударь, а кто же взял разбойника? — поинтересовался граф Коренев.
Талтин взглянул на графа Михалкова, к которому был обращён вопрос. По лицу графа промелькнула тень, поскольку он, конечно же, не мог этого видеть. Но гости во главе с Кореневым отвлеклись на свору борзых, и замешательство графа осталось незамеченным.
— Кажется, это были Быстрый и Хват, — тут же пришёл на помощь барон Бортков. — Я не ошибаюсь, граф Михалков?
— Так и есть, барон, — с облегчением подтвердил граф.
— Я нисколько в этом не сомневался! — воскликнул граф Коренев. — Ах, какие красавцы! Если бы я ещё мог охотиться, я бы выложил за Быстрого и Хвата какую угодно сумму!
Если Коренев и преувеличивал, то самую малость. Борзые графа Михалкова безусловно стоили целого состояния. Талтин и сам не уставал восхищаться ими.
— Я бы их всё равно вам не продал, — заявил граф Михалков.
— Браво, граф Михалков! — хохотнул Коренев. — Это лучший ответ, какой только может дать настоящий охотник!
Довольно улыбнувшись, граф Михалков потрепал своих любимцев, которыми он чрезвычайно гордился.
— Иногда мне даже кажется, — с мягкой улыбкой посетовала Элеонора, — что своих собак Андрей любит даже больше, чем меня, свою сестру.
Талтин тоже улыбнулся. Никто не умел шутить так изящно и мило, как это делала Элеонора. Граф повернулся к сестре и ещё раз поцеловал грациозно протянутую руку сестры.
— Моя дорогая сестрица намекает, — с улыбкой ответил граф, — что я, увлёкшись своими борзыми, забыл не только о ней, но и о своих гостях.
— Именно, милый братец!
Граф повернулся к гостям и объявил:
— Прошу всех к столу, господа!
Он взял сестру под руку и направился с ней под навес. Остальные последовали за ними. Граф с графиней заняли, как и полагается владельцам охоты, центральное место за длинным столом. Талтину, как хорошему другу графа, досталось место также недалеко от хозяев. Барон Бортков, считая себя снова в фаворе, уверенно уселся рядом с Элеонорой. Талтин старался не смотреть на него, чтобы не испортить своё прекрасное расположение духа. Он не без удовольствия отметил тень, пробежавшую по лицу Элеоноры, когда рядом с ней сел барон и наклонился, чтобы что-то прошептать на ушко.
Не успели охотники как следует расположиться за столом, как забегали виночерпии, разливая вино в кубки. Небольшую заминку, как обычно создал маркиз Смолин, который сначала никак не мог найти себе места, а потом — расположиться таким образом, чтобы не побеспокоить соседей.
К навесу неспешно подъехал запоздавший старый граф Сельтрин со своим стремянным.
— Господа! — сказала Элеонора, понизив голос. — К нам приближается граф Сельтрин. Сейчас он обязательно скажет что-нибудь эдакое в своём духе!
Граф Михалков улыбнулся и, подмигнув сестре, поднялся с места, чтобы обратиться к спешившемуся старому графу.
— Господин Сельтрин, не желаете ли взглянуть на наш трофей.
— Трофей?! — встрепенулся граф Сельтрин. — Какой ещё трофей?
Он осмотрелся, будто ожидал увидеть невесть какой трофей. Однако, увидав, что граф Михалков указывает ему на связанного разбойника, весь передёрнулся и недовольно нахмурился.
— Разве это трофей?! — воскликнул он. — Смех один! Вот у меня — настоящий охотничий трофей!
С этими словами граф Сельтрин махнул рукой своему стремянному. Тот отцепил от своего седла притороченную тушку зайца и поднял её, чтобы показать всем. Талтин не смог сдержать улыбки. Так вот кто кричал «Ату его!» во время охоты! Пока все ловили разбойника, старый граф, как ни в чём не бывало, вёл обычную охоту.
Собравшиеся со смехом зааплодировали графу Сельтрину.
— Милый граф, — заметила Элеонора, — вы, как всегда, оригинальны!
— Вот настоящий трофей! — ещё раз повторил граф Сельтрин. — Господин Михалков, клянусь своими усами, скоро вам надоест смотреть на эту нечисть, и тогда вы с удовольствием отведаете настоящего жаркого из зайца.
Слова старого графа вызвали новую волну смеха.
— Нисколько не сомневаюсь в ваших словах, граф Сельтрин! — рассмеявшись, ответил граф Михалков.
Не обращая никакого внимания на смех, граф Сельтрин вернул добычу слуге и жестом отослал его к костру, где суетились наварщики. Граф Михалков также жестом велел своему стремянному убрать пойманного разбойника-рудокопа. Владелец охоты подождал, пока старик пройдёт к столу, и, подняв свой кубок, громко провозгласил:
— Господа! За успешное окончание нашей охоты!
Все дружно поддержали Михалкова и осушили свои кубки. Лишь граф Сельтрин снова что-то проворчал себе в усы. Талтин со своего места не расслышал старого графа, но догадаться, на какую тему тот высказался, не составляло труда. Однако присоединиться к тосту старый граф всё же не отказался.
Только вынесли холодные закуски, как издалека донёсся рожок ловчего, что гончие все собрались. Вскоре послышался лай собак, и показались доезжачие, ведущие смычки гончих.
— А вот и выжлецы! — громогласно заявил граф Коренев. — Не будь я столь тучен, господа, я бы вышел из-за стола, чтобы посмотреть на гончих!
— Дорогой граф, — ответила ему со смехом Элеонора, — полагаю, собак на сегодня вполне достаточно.
— Как скажете, сударыня! — не стал возражать Коренев и крикнул, обращаясь к виночерпиям: — Тогда налейте мне ещё вина, проклятые лентяи! Я хочу выпить за замечательных собак графа Михалкова!
Сразу двое слуг с кувшинами бросились с двух сторон к графу и чуть не столкнулись лбами.
— Скажите мне, господин Талтин, — обратилась вдруг графиня Элеонора, — ходят слухи, — хотя я в них не верю, — что вы сильно растерялись, когда увидели разбойника. Неужели это правда, сударь?
Если бы это сказал кто-нибудь другой, Талтин немедленно бы вспыхнул и вызвал обидчика на дуэль. Однако из уст прекрасной Элеоноры даже эта ужасная фраза прозвучала почти как комплимент. Талтин через силу улыбнулся. Хотя его взор был устремлён на графиню, краем глаза он всё же заметил, как самодовольно смотрит на него барон Бортков.
— Представьте, милая графиня, я действительно растерялся! — сказал Талтин.
Брови Элеоноры удивлённо поползли вверх, а по ряду гостей прошелестел удивлённый шёпот. Талтин выждал паузу и продолжил.
— Я растерялся, — повторил он, — но вовсе не из-за того, что увидел этого разбойника. Я просто вообразил себе, как этот жалкий оборванец, у которого не осталось сил обидеть даже ребёнка, попытался ограбить самого Иосифа Пронина, которого, как известно, в простонародье называют Великаном.
Гости рассмеялись, но Талтину был милее всего заразительный смех Элеоноры. Во всё время, пока Талтин говорил, она бросала короткие взгляды на барона Борткова, сидящего рядом. Из-за этого у Талтина создалось впечатление, что графиня смеётся не над его остротой, а над бароном. Кажется, барон это тоже понял, потому что вдруг нахмурился и сухо произнёс:
— Разбойник есть разбойник, что бы он собой не представлял.
Но на слова барона уже никто не обратил внимания, потому что началось пиршество. День был в самом разгаре. Ветер, дувший с утра, совсем стих, и под сводами шатра стало душно и жарко. Талтин до конца расстегнул свой дублет.
— Мастер Чародейства, — обратился к Фирсову граф Михалков, — будьте любезны, поднимите для нас лёгкий ветерок.
— Сию минуту, ваше сиятельство, — поклонился Фирсов.
Он поднялся из-за стола и, поправив свою чародейскую шапочку, степенно прошёл за навес, к своему сундуку. Открыв сундук большим ключом, висящим на шее, чародей некоторое время копался внутри, отыскивая необходимые элементы для волшбы.
Наконец Фирсов запер свой сундук и начал колдовать. За столом смолкли разговоры. Все с большим любопытством наблюдали за чародеем и за таинством, им творимым. В особой чаше чародей из пучка сушёных трав разжёг огонь синего цвета, затем громким поставленным голосом произнёс заклинание и бросил в огонь щепотку какого-то порошка. Пламя в чаше вспыхнуло и тотчас же погасло, окутав волшебника клубами ярко-голубого дыма.
В наступившей тишине стало слышно, как прожужжал шмель. Не прошло и минуты, как задул лёгкий ветерок и унёс в сторону весь дым, открывая взору чародея, склонившегося в поклоне. Талтину уже многажды приходилось видеть волшебство, совершаемое прямо у него на глазах, но каждый раз захватывало дух.
— Браво, господин Фирсов! — зарукоплескали восторженные гости.
Чародей ещё раз поклонился и чинно прошёл на своё место за столом. С поднявшимся ветром сразу стало легче, и веселье возобновилось с новой силой.
Откуда-то вдруг появились бродячие артисты, которые тут же устроили целое представление про сегодняшнюю охоту на рудокопа. Сначала Талтин удивился их неожиданному появлению, но потом догадался, что наверняка они были приглашены заранее. Гости чрезвычайно развеселились, а громче всех хохотал граф Коренев, который по обыкновению снова и снова требовал подливать себе вина.
После представления циркачей проводили бурными аплодисментами. Не успели артисты собрать брошенные им монеты, как подали жаркое из баранины. Граф Сельтрин преподнёс графу Михалкову обещанное жаркое из зайца, вызвав новую волну рукоплесканий в свой адрес.
Граф Коренев до того раззадорился, что стал громогласно требовать, чтобы рудокопа-разбойника вывели обратно и поставили перед столом, чтобы пирующие могли кидаться в него костями. Однако за рудокопа неожиданно вступилась графиня Элеонора.
— Граф Коренев! — сказала она. — Будьте же милосердны к этому несчастному! Ему сегодня и так пришлось пережить слишком многое.
— К тому же у этого разбойника такая мерзкая борода! — заметила графиня Анна Трефилова.
— Да уж! — сказал граф Коренев. — То ещё удовольствие, доложу я вам, когда одна из превосходнейших борзых графа Михалкова ухватит за ногу!
Острота имела оглушительный успех. И громче всех хохотал своей шутке сам граф Коренев.
— Плесните мне ещё вина! — потребовал он. — Я хочу ещё раз поднять свой кубок за великолепнейших собак графа Михалкова!
— Граф Коренев! — недовольно сказала графиня Элеонора. — Опять вы про собак! Мне не по душе ваш тост. Барон Бортков, будьте любезны, скажите более возвышенную и красивую речь, подходящую случаю.
Барон поднялся с места и, бросив взгляд на графа Михалкова, поднял свой кубок.
— За сегодняшнюю великолепную охоту!
Гости уже потянулись было за своими кубками, включая самого хозяина охоты, но Элеонора вновь недовольно прервала всех.
— И вы туда же, барон! — надула губки Элеонора. — Господин Талтин, возможно, вы порадуете нас хорошей заздравной речью.
Застигнутый врасплох Талтин медленно поднялся с места, выкраивая себе время на обдумывание. Он окинул взглядом собравшихся, и его осенило.
— Я хотел бы поднять свой кубок за наше дружное общество, в едином порыве добрососедства объединившееся перед лицом опасности, и за нашего предводителя — графа Михалкова!
— Браво, господин Талтин! — захлопав в ладоши, воскликнула Элеонора. — Я в вас не ошиблась!
Ещё несколько человек, не удержавшись, тоже выкрикнули «Браво!».
— Не будь я столь тучен, — не преминул воскликнуть граф Коренев, — клянусь честью, я бы подошёл к господину Талтину, чтобы облобызать его!
Все встали и дружно осушили свои кубки. Глядя в сияющие глаза Элеоноры, Талтин подумал, что, пожалуй, стоит усилить свои ухаживания за графиней. Пусть он не так состоятелен, как барон Бортков, но знатностью рода не уступит никому из присутствующих.
