Сообщество - CreepyStory

CreepyStory

16 493 поста 38 906 подписчиков

Популярные теги в сообществе:

159

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори

Дорогие наши авторы, и подписчики сообщества CreepyStory ! Мы рады объявить призеров конкурса “Черная книга"! Теперь подписчикам сообщества есть почитать осенними темными вечерами.)

Выбор был нелегким, на конкурс прислали много достойных работ, и определиться было сложно. В этот раз большое количество замечательных историй было. Интересных, захватывающих, будоражащих фантазию и нервы. Короче, все, как мы любим.
Авторы наши просто замечательные, талантливые, создающие свои миры, радующие читателей нашего сообщества, за что им большое спасибо! Такие вы молодцы! Интересно читать было всех, но, прошу учесть, что отбор делался именно для озвучки.


1 место  12500 рублей от
канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @G.Ila Время Ххуртама (1)

2 место  9500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Drood666 Архивы КГБ: "Вековик" (неофициальное расследование В.Н. Лаврова), ч.1

3 место  7500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @KatrinAp В надёжных руках. Часть 1

4 место 6500  рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Koroed69 Адай помещённый в бездну (часть первая из трёх)

5 место 5500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @ZippyMurrr Дождливый сезон

6 место 3500 рублей от канала  ПРИЗРАЧНЫЙ АВТОБУС и сайта КНИГА В УХЕ - @Skufasofsky Точка замерзания (Часть 1/4)

7 место, дополнительно, от Моран Джурич, 1000 рублей @HelenaCh Жертва на крови

Арт дизайнер Николай Геллер @nllrgt

https://t.me/gellermasterskya

сделает обложку или арт для истории @ZippyMurrr Дождливый сезон

Так же озвучку текстов на канале Призрачный автобус получают :

@NikkiToxic Заповедник счастья. Часть первая

@levstep Четвертый лишний или последняя исповедь. Часть 1

@Polar.fox Операция "Белая сова". Часть 1

@Aleksandr.T Жальник. Часть 1

@SenchurovaV Особые места 1 часть

@YaLynx Мать - волчица (1/3)

@Scary.stories Дом священника
Очень лесные байки

@Anita.K Белый волк. Часть 1

@Philauthor Рассказ «Матушка»
Рассказ «Осиновый Крест»

@lokans995 Конкурс крипистори. Автор lokans995

@Erase.t Фольклорные зоологи. Первая экспедиция. Часть 1

@botw Зона кошмаров (Часть 1)

@DTK.35 ПЕРЕСМЕШНИК

@user11245104 Архив «Янтарь» (часть первая)

@SugizoEdogava Элеватор (1 часть)
@NiceViole Хозяин

@Oralcle Тихий бор (1/2)

@Nelloy Растерянный ч.1

@Skufasofsky Голодный мыс (Часть 1)
М р а з ь (Часть 1/2)

@VampiRUS Проводник

@YourFearExists Исследователь аномальных мест

Гул бездны

@elkin1988 Вычислительный центр (часть 1)

@mve83 Бренное время. (1/2)

Если кто-то из авторов отредактировал свой текст, хочет чтобы на канале озвучки дали ссылки на ваши ресурсы, указали ваше настоящее имя , а не ник на Пикабу, пожалуйста, по ссылке ниже, добавьте ссылку на свой гугл док с текстом, или файл ворд и напишите - имя автора и куда давать ссылки ( На АТ, ЛИТрес, Пикабу и проч.)

Этот гугл док открыт для всех.
https://docs.google.com/document/d/1Kem25qWHbIXEnQmtudKbSxKZ...

Выбор для меня был не легким, учитывалось все. Подача, яркость, запоминаемость образов, сюжет, креативность, грамотность, умение донести до читателя образы и характеры персонажей, так описать атмосферу, место действия, чтобы каждый там, в этом месте, себя ощутил. Насколько сюжет зацепит. И много других нюансов, так как текст идет для озвучки.

В который раз убеждаюсь, что авторы Крипистори - это практически профессиональные , сложившиеся писатели, лучше чем у нас, контента на конкурсы нет, а опыт в вычитке конкурсных работ на других ресурсах у меня есть. Вы - интересно, грамотно пишущие, создающие сложные миры. Люди, радующие своих читателей годнотой. Люблю вас. Вы- лучшие!

Большое спасибо подписчикам Крипистори, админам Пикабу за поддержку наших авторов и нашего конкурса. Надеюсь, это вас немного развлекло. Кто еще не прочел наших финалистов - добро пожаловать по ссылкам!)

Итоги конкурса "Черная книга" от сообщества Крипистори
Показать полностью 1
38

Всем сестрАм по серьгАм (часть 3/4)

Всем сестрАм по серьгАм (часть 3/4)

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 1.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 2.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 3.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 4.

Первое, что почувствовал, была тотальная, всепоглощающая головная боль. Кровь пульсировала, будто её подавали в череп насосом под высоким давлением. Мозг прожёван и выплюнут безумным монстром-людоедом. Я пошевелил пальцами сначала одной, потом другой руки. Работают, нормально. А вот ноги… Уж слишком сильно болели обе выше колен. Пальцев и вовсе не чувствовал. Открыл глаза — всё будто в тумане. Во рту — привкус желез, хочется пить.

Я лежал в кровати. Подушка, одеяло… Надо мной — невысокий потолок, сложенный из грубо отёсанных досок. Остальной мир скрыт шторкой, висящей на бельевой верёвке.

Попробовал приподняться и чуть не потерял сознание от пронзительной боли. Закусил губу, чтобы сдержать рвущийся наружу крик. Захрипел, отдышался.

Ладно, живой — уже хорошо.  Надо как-то выяснять, где я и что вообще случилось.

— Есть кто? — попытался сказать громко, но получилось почти шёпотом.

Снова монстр в башке принялся жевать мозг.

— Алё!

— Бегу! Иду! — услышал я неестественно звонкий голос, будто говорил не человек, а какой-то мультяшный персонаж.

Шторка отодвинулась, но за ней — никого. Зато теперь мне открылась вся комната. Дом был явно старым и аскетичным, без изысков, но при этом ухоженным. Имелось небольшое окно, но за ним — ничего, кроме чёрных силуэтов сосен. На стенах — блики от огня.

Я услышал скрежет и краем глаза отметил движение — это к кровати пододвинулся стул. На него вскарабкался маленький человечек. Он был настолько маленьким… Неестественно маленьким! Роста в нём было не больше локтя. Я даже засомневался в собственной вменяемости. Учитывая, насколько сильно болела голова, этот коротышка вполне мог сойти за галлюцинацию. Я всматривался в его улыбающееся лицо и ждал, когда он исчезнет. Но тот и не думал исчезать.

Я предположил, что человечек может быть карликом. Но эта версия тоже отпала — у карликов, как правило, маленькие тела, но головы непропорционально большие. А у этого создания с пропорциями всё было в порядке. Но это и не лилипут. Да и не бывает таких маленьких лилипутов! Просто какая-то уменьшенная копия человека. Довольно молодого человека.

— Привет,— пропищал коротыш. — Я Сеня. Ты меня видишь?

Сюр какой-то. Чувствую, что голова болит не зря.

— Вижу, — отвечаю осторожно, при этом бегло осматриваю дом в поисках ещё кого-нибудь. На всякий случай. Ну, вдруг я и в самом деле разговариваю с глюком, и кто-то может стать невольным свидетелем.

— Домовой я, — признался Сеня.

Он сказал это так, как будто сообщил, что он слесарь третьего разряда.

Если бы не всеобъемлющая боль, я бы, наверное, рассмеялся.

— Домовой. Барабашка?

— Нет, не барабашка. Домовой. Барабашки — это враки всё. Не бывает их.

Я снова улыбнулся.

— Ага. А домовые бывают, да?

Сеня растянулся в улыбке, кивнул и развёл ручонками.

— А как же? Мы же есть. Дядя Тихон предупреждал, что ты не сразу поверишь. Домовой я. Мы тебя позавчера в лесу подобрали.

— Вы? Вас много?

Скрипнули петли, и хлопнула дверь.

— О! Дядя Тихон! Тут этот… человечек проснулся.

— Сейчас иду, — услышал я басовитый, но при этом такой же мультяшный голос, как у Сени.

Через минуту на стул забралась ещё одна копия человека и стала рядом с первой. Тоже ростом в человеческий локоть. Только первый был молодым и весёлым, а этот — старик с хмурым лицом. Он долго сверлил меня взглядом, словно читал что-то одному ему понятное.

Старик пригладил седую, кудрявую бороду.

— Подвинься маленько, на кровать присяду. Трудно мне стоять, годы.

Я приподнялся на локтях и освободил краешек кровати. Старик плюхнулся рядом. Молодой остался стоять на стуле.

«Серьёзный дядя, — подумалось мне.— Кого-то напоминает».

Я не мог вспомнить кого. Но при любых раскладах не нравился он мне категорически.

— Как звать? — не меняя выражения миниатюрного лица, спросил, наконец, дед.

Отвечать я не спешил, но меня и не торопили. Решил, что не стоит первым встречным признаваться, кто я и как меня зовут, потому что следующим вопросом будет «что ты здесь делал?», а мне это было ну совсем ни к чему.

— Иван, — соврал я и тут же сам себя выругал за то, как бездарно это сделал.

Тоже мне, профессионал! Только полиграфы и умею обманывать. Надеялся, что старикашка не был спецом в невербальных знаках, но тот оказался не промах.

— Иван, значится… — не сводя с меня взгляда, задумчиво пробубнил дед.

Затем встал и спросил:

— А так?

Он, ни с того ни с сего, ткнул своей костлявой маленькой ручонкой мне в бедро, и невероятная боль, будто электрический разряд, проходящий по какому-нибудь центральному нерву, пронзила всё тело от пяток до макушки. Даже в глазах потемнело. Только сейчас я понял, что мои ноги, как минимум, сломаны, а этот гад ударил прямо в место перелома. Я взвыл. А дед продолжал вести себя, как ни в чём не бывало. При этом Сеня давил лыбу, как какой-нибудь деревенский идиот.

Старик уселся обратно на край кровати и снова спросил:

— Так как, Иван, говоришь, тебя зовут?

Я отдышался и, сквозь зубы процедил:

— Кирилл.

— Кирилл… Иванов, небось? — ёрничал престарелый коротышка.

— Морозов, — ответил я.

— Кирилл Морозов, значится, — он кивнул. — Ну что же, добро пожаловать в наше скромное жилище, Кирилл Морозов. Меня зовут Тихон. А это вот, — он ткнул молодого коротышку локтем, — Сеня. Мы с ним домовые. Знаешь про таких?

Я кивнул, решив, что пока беззащитен, пока нахожусь в их власти, с этими ублюдками лучше не спорить. Причём вообще непонятно что это за твари такие. Всерьёз считать, что они какая-нибудь нечисть, для меня было самым последним вариантом.

Я ещё раз посмотрел на их лица и понял, кого напоминает этот Тихон. Горбатого из фильма «Место встречи изменить нельзя»! Главаря «Чёрной кошки» в исполнении Армена Джигарханяна. У него даже горб был почти такой же. Да уж… Ситуация… А второй похож на Промокашку из того же фильма. Совпадения никогда не бывают случайными. Горбатый и Промокашка. Во дела!..

— Теперь, Кирилл, расскажи-ка о себе подробнее, а мы с Сеней послушаем. Врать будешь — будет больно, очень больно. Хорошо себя вести будешь — накормим и подлечим. Всё просто. Справедливый размен?

Я сдерживался, чтобы не схватить этого надменного старикашку за шиворот и не размозжить его мерзкое, крошечное тельце о стену.

— Ну чего молчишь? Али ноги у тебя лишние? Так мы их того… — они переглянулись с молодым, и тот засмеялся. — Сенька вон у нас по ампутациям спец. Правда, внучек?

— Ага, — с удовольствием подыграл молодой, хохоча. — В раз оттяпаю! Вжик! И будешь с нами одного роста.

— А то! — подтвердил дядя Тихон. — Так что давай, Кирилл, поведай нам немного о себе, а уж потом и о нас побольше узнаешь.

Я выругался.

— Что рассказывать-то? Кирилл Морозов, пятый десяток идёт. Живу в городе. Характер скверный. Не женат. Хватит?

— И как же ты в лесу оказался? — спросил старик, щурясь.

— С другом из гостей в город возвращались. Что-то взорвалось, машину перевернуло, и я сознание потерял. Друг мой где? Живой?

Молодой чихнул. Старик засопел:

— Помер. Не пойму, как ты жив остался. Чудо какое-то. В рубашке, вишь, родился. Ноги поломаны только. Мы с Сеней тебя в дом принесли, заживляющим бальзамом намазали. Эхе-хе…

Он положил маленькую ручку мне на живот. Я тут же почувствовал слабость. Старик снова заговорил:

— А в мире пакалипсис начался. Ракеты ядрёные все друг на друга запустили.  Эхе-хе… А мы домовые. Род свой ведём издавна, ещё до Крещения. Раньше нас люди не могли видеть, а теперь, после атома, вот могут. Домовым радиация не страшна, мы при ней жить можем. А люди вот многие мрут теперича. Быстро мрут, страшно. Да и сколько вас осталось не знаем пока. Видать, кончился ваш век.

От услышанных новостей зазнобило. Апокалипсис? Не верилось в это. Себе же могилу вырыли! Но надо разбираться в текущих делах. А то со мной тут домовые разговаривают…

— А откуда знаете, что это война? И именно мировая, ядерная? Может, это только по нам жахнули? — спросил я, понимаю, что даже теоретически такое невозможно. Если по нам «ударили», то и мы в долгу не остались. Да и радио мы с Юрой слышали перед тем, как то ли в дерево врезались, то ли взрывом нас прямо с «жигулёнком» подкинуло.

Старик посмотрел на меня как на умалишённого, но ответил:

— У нас связь особая со своими. Кто из наших в огне не сгорел, те выжили. Вот и делимся друг с дружкой, рассказываем.

— Всё настолько плохо?

— Ну, почему же… Не всё и не для всех плохо. Земля же не сдвинулась с орбиты, значится, будем выживать. Может, когда и хорошо заживём. Кто знает? А сейчас худо будет, конечно. Особенно тебе, Кирилл Морозов…

Он произнёс моё имя буднично, эдак задумчиво, глядя куда-то в сторону, в пустоту. Но в тоже время чувствовалась в его интонации то ли угроза, то ли насмешка. В любом случае меня это насторожило ещё сильнее. Я инстинктивно приготовился к очередному болезненному пинку.

Да, мне было страшно. Здоровенному мужику, профессионалу, прошедшему все круги ада, специалисту по ликвидации противника было по-настоящему жутко. Давно забытое чувство. По мне страх — это когда ты беспомощен. Например, прикован к стене и перед тобой стоит живодёр с факелом или мачете.

— Почему это «особенно мне»? — осторожно поинтересовался я.

В точку! Старикан ждал этого вопроса! Желваки заиграли, глаза вспыхнули. Он вздохнул и принялся чеканить:

— Я Тихон. Родился в тысяча семьсот шестьдесят пятом, ещё при матушке императрице Екатерине Великой. Жил в большом доме долго, за порядком надлежаще следил. А ты, сучий потрох, гадёныш эдакий, позавчера, вместе сдружком своим сжёг мой дом, которому почти триста лет!

Он шумно выдохнул, переводя дух.

— Я бы и остановил вас, иродов, кабы дома был. Да не было меня там! К Сеньке вот, к внучку в гости ходил. А как вернулся, так вы там уже делов наворотили. Я старался, как мог. Шкап опрокинул, люстру сбил, да только малость не рассчитал. Так хоть бы тебя остановил… Да без толку всё. Вы этой со своей злостью и желчью так ослепли, пожар учинили. А потом такие же, как вы, весь мир вместе с собой сожгли к чёртовой матери. И дом мой… Какой был дом! Э-хэ-хээ…

Он утёр слезу и продолжил:

— Я только и успел, что подножку дружку твоему распроклятому подставить. Хоть помучился гад перед смертью. Я ж бежал за вами, ругал, «жигуль» ваш поломал, как смог. Глядишь, так бы и добил. Да не успел вот только.

Я слушал и не мог поверить в то, что слышу. Ведь он же правду говорил! Упавший шкаф, люстра, подвёрнутая нога… И про пожар знает, про сломанную машину. Что ж вы за черти-то такие? Меня пробил озноб. А старый домовой, будто мои мысли прочитав, не унимался:

— Какие же вы люди после этого, если нелюди вы самые настоящие! Мы вон, домовые, нечисть по-вашенскому, и то человечней вас всех вместе взятых во сто крат. Только и можете, что гробить друг друга, убивать, мстить за всякое. Что вам делить-то было? Неужто на всех краюхи хлеба и каши не хватало? Неужто у каждого камень за пазухой? Власти не хватало… Черти проклятые. Тьфу!

Взгляда он с меня не сводил. Раскраснелся. Сжал свои маленькие кулачки. Я попытался встать, но боль снова пронзила тело.

Он ехидно улыбнулся.

— Не дёргайся теперь уж. Бальзамом помазали. Он чудодейственный, да. Но подождать всё равно надо. Чай не колдуны мы. А вреда ты нам всё равно не причинишь. Часть твоей души мы вчера с Сеней выпили. Попробуешь нам плохо сделать — тебе же в шестьсот шестьдесят шесть раз хуже будет.

Я недоверчиво нахмурился, при этом прежней уверенности в невероятности его россказней уже не было. Получалось, враг я им. А врагов никто не жалеет. Да, щадят иногда, но точно не жалеют. А эти двое — совсем не люди. И кто их знает, чего от таких тварей можно ожидать.

Дед ухмыльнулся.

— Давай-ка, попробуй меня тихонечко стукнуть.

Я чувствовал подвох, но решил, всё-таки, проверить, чтобы понимать, чего ожидать. Так сказать, прощупать обстановку. Поднял руку, сжал кулак, тихонечко ткнул старикашку в левое плечо и… скривился от боли. В моё левое плечо как будто кувалдой зарядили с размаху. Горбатый захихикал. Малыш-Промокашка озорно завизжал:

— Умный человечек! Слабо толкнул. Ты бы ему лучше вообще ничего не говорил, дядя Тихон. Вот бы весело было, когда он чегой-то учудить удумал бы.

Старик прошамкал:

— Сеня, мы не люди, нам жестокость ни к чему. Мы не должны брать с них пример. И не будем. Он меня дома лишил — вот пусть новый и строит. Помощников ему отыщем. А хозяева тут теперь мы.

Дед перелез с кровати на стул.

— Нужник на улице. Ноги тебе бальзам подлечил. Болеть будут, но ходить кое-как сможешь. Рядом — сарай. Будешь там жить. Костыли — у кровати. Забирай и иди прочь на своё место. Воду из колодца не пей— там радиация, помрёшь. Хлеб на первое время Сеня тебе выдаст. Но потом еду сам ищи, мы тебя кормить не будем. Работать будешь с утра до заката. В дом больше не заходи — накажу.

Он спрыгнул со стула.

— И ещё… Убежать не получится. Душа твоя теперь привязана крепко. Дальше шестисот шестидесяти шести шагов от нас не уйти. Упадёшь в обморок — замёрзнешь или звери сожрут. Искать не будем. Захочешь себя загубить — губи, я грех брать на душу не буду.

Не знаю, что на моём месте сделал бы другой. Я же просто смотрел и молчал. Мелкий оттащил стул и прозвенел:

— Давай выметайся из дома, человечек. Нечего разлёживаться. У двери на столе кружку с бульоном выпей — поможет дойти до сарая. И пакет со снедью там возьми, — он захихикал писклявым, противным смехом.

Я попытался оторвать ноги от кровати. Сначала боль казалась невыносимой, но, немного размяв мышцы, смог пошевелить пальцами. Откинул одеяло и увидел свежие шрамы выше колен, а ниже ноги были фиолетовыми от внутреннего кровоизлияния. Видимо, кости растрощились основательно, да только бальзам у этой нечисти и впрямь был чудодейственным — всё срослось за считанные часы. Представил какие побочки могут быть от такой народно-потусторонней медицины, и стало дурно. Присел, натянул спортивный костюм и куртку, висевшие на подголовнике кровати. Ноги аккуратно сунул в кроссовки. Дотянулся до костылей, опёрся на них, встал. Нормально. Заковылял к выходу.

Выпил из кружки какую-то жидкость, отдалённо напоминающую бульон и с привкусом грибов. Вполне съедобно. Главное — питательно. Силы мне сейчас были нужны. В пакете нашёл буханку чёрного хлеба, пять сырых картофелин, три помидора, три огурца, пакет тыквенных семечек, упаковку печенья «Юбилейное» и литровую бутылку с водой.

Да, жизнь непредсказуема. Буквально позавчера я был охотником, а теперь сам попал в капкан. Вроде и выжил, но сколько теперь осталось — непонятно. По крайней мере, оптимизм остался в прошлом.

Снаружи вечерело. Облака иссиня-чёрные, солнца нет. С неба сыплется пепел. Я не сразу сообразил, что это. Сначала даже подумал, что снег, но было тепло…

Пепел прежней жизни. Пепел мёртвого мира.

Я кое-как доковылял до маленького, ссутулившегося строения. Дверь открылась с трудом, скрипнув всем телом хлипкого деревянного сарая. Две секции: курятник и коровник. Я насчитал восемь кур и корову. Куры засуетились при моём появлении, корова же делала вид, что меня не замечает. Упитанная животина, пусть и старушка.

Грязь, вонь, сквозняки и мухи. Так себе пристанище. Но придётся потерпеть. Уходить решиться пока не мог. Не был уверен, что эти коротышки врали насчёт души и потери сознания. А строить что-то с нуля пока вообще не вариант — ноги болят безумно, да и голова обещала вот-вот взорваться.

В углу, подальше от живности, постелил солому, бросил поверх неё одеяло и подушку и рухнул без сил.

— Жить можно, — прошептал себе. — Вы Кирилл Михалыча не знаете. Повоюем ещё.

Если живой, значит, это кому-то нужно. Интересно кому. Точно не этим недоросткам. Дом новый построить… Харя не треснет? Чушь какая-то. Человечество вымерло к чёртовой матери — живи теперь, где хочешь. Уж чего-чего, а домов свободных — как грязи. А этим новый дом подавай. Идиота нашли… Разобраться бы, что им на самом деле надо. Почему не убили? Зачем ноги подлечили? По глазам Горбатого видно, как он меня ненавидит. Дай ему волю — убил бы, не задумываясь. А вот фигушки — зубы сцепил и лечит, подкармливает… Но дед этот хотя бы злости своей не скрывает, а вот молодой, Промокашка этот — тот ещё подлец. Зуб даю! Смех ехидный, постоянное поддакивание старику. Тьфу! Комок мерзости.

Я проверил кроссовки. В одной подошве — тайник с огнивом, в другой—миниатюрный нож с тонким лезвием. Всё на месте. Живём!

Отрезал от буханки крупный кусок, перекусил и запил водой. В животе приятно потеплело. Хотелось спать. Сил на размышления не оставалось. Всё-таки крепко меня приложило в том «жигулёнке»…

Показать полностью 1
40

Всем сестрАм по серьгАм (часть 2/4)

Всем сестрАм по серьгАм (часть 2/4)

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 1.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 2.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 3.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 4.

В следующую субботу я оставил мобильник дома, запер квартиру и выдвинулся. Спортивная сумка со снаряжением — через плечо наперевес. Со стороны могло показаться, что я просто иду в спортзал. Как раз это мне было и нужно. Для человека, который задумал нарушить закон, главное — не привлекать внимание и чувствовать себя максимально непринуждённо. Я старался держаться подальше от магазинов и лишний раз не светиться на камеры.

На улице накрапывал дождь. Ночью было обещано без осадков, а к утру — ливень. Идеально! Если оставим следы, слякоть и грязь их уничтожат. Конечно, шансы, что на меня всё же выйдут, были велики: у каждого гостя этого свингер-шалмана были высокопоставленные родственники или покровители. Но я верил в лучшее. И в удачу.

С напарником встретились на окраине города. Юра приехал на старенькой, знакомой мне, синей «семёрке». Машина уже давно не стояла на учёте, да и номера —«однодневки». Такие авто, как правило, месяцами, а то и годами, дожидаются своего часа, чтобы уже на следующий день снова пропасть надолго в каком-нибудь малоприметном гараже.

Я сел на заднее сиденье. Вместо приветствий мы просто кивнули друг другу.

— Готов? — спросил Чистый.

— Как всегда нет, — буркнул я. — Не выспался. Сейчас бы в баньку, а не это вот всё.

Было видно, что он напряжён. Я хлопнул его по плечу.

— Всё будет нормально, братан. Погнали.

Машину оставили в лесу в паре километрах от особняка. В кобурах скрытого ношения — пистолеты Glock. С ними привычнее, предохранителя нет, хороши в работе. Но применять их договорились только в крайнем случае. Основное оружие — шприцы-пистолеты в виде авторучек, по двадцать штук на брата. По нашим прикидкам в особняке должно было быть не больше двадцати пяти человек: хозяин, восемь-двенадцать гостей, два охранника, три-четыре водителя, два повара и официантка. Инъекции парализуют на сутки. Нож, кастет и удавка тоже у каждого. На всякий случай.

Облачились в чёрные балаклавы и перчатки. Накинули зелёные маск-халаты. Чистый аккуратно пристроил за спину объёмный рюкзак. В нём поместились хитрый аппарат, размером с микроволновку, и другие необходимые для реализации нашего плана вещи.

Хитрый аппарат — это «Блокиратор», глушилка электроники. В том числе, видеокамер и мобильников в радиусе километра.

К восьми вечера мы добрались до высокого забора, укрылись в кустах, недалеко от ворот, и стали ждать. Уже к девяти часам все гости прибыли, суета прекратилась, ворота плавно закрылись. Стало тихо.

Ну, кто не успел, тот опоздал. Веселье начинается!

Чистый включил «Блокиратор», аппарат зажужжал.

— Прогревается, — улыбнулся напарник.

Мы подождали несколько минут, загорелся зелёный индикатор.

— Порядок. Выступаем!

Чистый подсадил меня, я перемахнул через кирпичный забор. Пригнувшись, подошёл к домику охраны.

— Это что такое? Сигнала с камер пропал, кажись. Чего это оно? — донёсся голос из сторожки. — Ты шаришь в этой технике? Я вообще ни бум-бум.

— Питание проверь, — ответил другой.

Из домика вышел высокий бородатый мужик в камуфлированной форме и заковылял к воротам. Я успел прочитать надпись на шевроне: «ЧОП «Защита».

Пора!

— Ахх-р-р...

Одной рукой я обхватил его сзади за шею, другой — всадил инъекцию в плечо. Он пробовал сопротивляться, получалось вяло. Захват — одна из моих «коронок». Отработан приём до мелочей. Тело чоповца быстро обмякло.

Первый готов. Теперь второй.

Я открыл дверь.

— Ну чё там? — донеслось из сторожки.

Я уверенно вошёл внутрь. На диване возлегал грузный мужик в распахнутой настежь форме. Даже растянутая на два размера футболка не могла укрыть внушительного живота, свисавшего над пряжкой ремня.

Увидев незнакомца, он вскочил и попытался попасть босыми ногами в стоящие у кровати берцы.

— Вы кто? — спросил он.

— Новый начальник охраны, — отвечаю, продолжая подходить.

Он, наконец, пристроил ступни в берцы и даже успел встать.

Поравнявшись, я резко ударил его фалангой среднего пальца в кадык. Мужик округлил глаза и обхватил шею руками. Не дожидаясь, пока тот придёт в себя, я сделал подсечку, и грузное тело с грохотом рухнуло на пол. Сел ему на спину и снова использовал шприц-пистолет. Перевернул парализованное тело, зарядил ладонью по морде — никакой реакции. Второй готов.

Вышел из домика охраны, открыл ворота и впустил Чистого.

Передвигаемся тихо и быстро. Шуметь нельзя. Если кто заметит — поднимется ненужный хай.

Следующая цель — водители, обосновавшиеся в пристройке к особняку.

В комнате на широком угловом диване восседала троица типичных водил. Все трое были не на шутку возбуждены. Они явно чего-то боялись и проклинали широченную плазму, которая, по понятным только нам с Юрой причинам, категорически отказывалась показывать им новости, которые прервались на самом интересном месте.

— Если пиндосы ответят корейцам, поверьте, мало никому не покажется! — эмоционально кричал первый.

— Чует моя задница, что китайцы уже запустили! И не одну!— отвечал другой. — А если да, то там и корейцев не нужно будет, чтобы всю Америку в пыль сжечь.

— Трындец, мужики, в жизни не подумал бы, что до такого доживём. Пора йод покупать. Хоть бы нас в эту труху не втянули, — причитал третий.

— Чёртов телик! — вспылил первый. — Давай, жене звони, пусть расскажет, чё там.

Больше они ничего не успели сказать. Чистый в одиночку вырубил всю троицу меньше, чем за пятнадцать секунд. Красиво сработал парень, ничего не скажешь —Мастер.

Я ввёл каждому инъекции парализатора. Больше водил не волновали международные потрясения.  Не переживайте, пацаны.

Теперь кухня. На пороге курил тучный и румяный мужчина. Классический представитель поварской профессии. Он даже не успел понять, что произошло. Я просто подошёл и прислонил парализатор к шее. Нейротоксин сработал чётко. Я подхватил падающее тело и прислонил спиной к стене:

— Балдей, толстяк.

Второго повара и официантку обезвредили быстро: оба суетились на кухне и нас не заметили.

Проверили бассейн — никого. Теперь надо было браться за гостей и хозяина особняка. Чистый остался на первом этаже. Он должен был встречать и «успокаивать» тех, кто появится. В том числе, и тех, кого пропущу я в ходе «экскурсии».

Я поднялся по лестнице на второй этаж. Гостиная оказалась пустой, спортзал тоже. Из бильярдной — голоса и смех. Двое быковатого вида мужиков обхаживали пару нимф в вечерних платьях. Партия «два на два» в стадии разогрева. Самцы шутили и курили, стоя спиной ко входу, самки хихикали, попивая искристые напитки из высоких бокалов. На бильярде играть сегодня точно никто не собирался. Стол был заставлен рюмками, бутылками элитного алкоголя и тарелками с закусками.

Я взял парализаторы в каждую руку, вошёл в помещение. Меня не заметили. Сделал синхронные инъекции в шеи мужикам. Тела обмякли.

Одна из нимф завизжала.

— Ааа-аа-аа!

— Молчать, — твёрдо скомандовал я. — Полиция нравов. Иванов моя фамилия.

Та, которая кричала, выглядела лет на тридцать. Стройная брюнетка. Вторая – блондинка, явно старше, но всё ещё в соку. Она, в отличие от подруги, не сдрейфила и пробовала откровенно дерзить:

— Слышь, ты, Иванов! Мы никого не вызывали! Понял? Я сейчас людям позвоню! Ты применил насилие к гражданам. На каком основании? Ты вообще знаешь кто?..

Мне некогда было болтать, поэтому я просто вколол ей нейротоксин в плечо и подхватил падающее тело.

Брюнетка снова завизжала.

— Заткнись, дура, — прорычал я, усаживая обездвиженное тело блондинки в кресло. — Сколько людей наверху?

— Не знаю, — всхлипнула она. — Мы с Вадиком час назад приехали.

— Ты здесь раньше была?

Она молчит. Губы трясутся, сейчас заплачет.

— Была или нет?

— Нет, ну… Мы давно приезжали. Один раз всего!

— Не повезло тебе сегодня, подруга.  Замри! — я воткнул парализатор в шею.

Щёлк!

Развернулся и пошёл на выход.

По нашим подсчётам наверху должно было быть шесть человек. Занято максимум три номера. Но, возможно, где-то по три или четыре гостя. Кто их знает, этих извращенцев.

Поднялся на третий этаж. В обе стороны шли коридоры с номерами. Всего семь дверей. Если номер занят, на магнитной панели горит красный огонёк. Я достал из кармана пластиковую карту, которая, по заверению Чистого, открывала все магнитные замки в доме. Дошёл до конца одного из коридоров. Здесь было занято два номера.

Приложил ухо к первой двери.

Изнутри горланил «Rammstein»:

Du...

Du hast...

Du hast mich...

Duhastmich…

Использовал карточку. Щёлк! Сработало.

Быстро просочился в номер и затворил за собой дверь. Апартаменты двухкомнатные. В первой комнате никого. Из дальней звучит командный женский голос:

— Сядь и смотри на меня, животное!

Я даже вздрогнул. Почему-то не сразу сообразил, что там происходит нечто далёкое от традиционного понимания близких отношений между мужчиной и женщиной. Вошёл в комнату. На полу сидел голый жирдяй в кожаной маске и с шариком во рту. Над ним возвышалась дородная, ярко накрашенная бабища не первой свежести. Она шлёпала своего раба плёткой, а тот вздрагивал и морщился, как какой-нибудь гриб-сморчок. Из одежды на бабище были только высоченные лаковые сапоги на шпильках и латексный чёрный корсет.

— Нифига себе у вас тут веселье. — Оба замерли от моей наглости. — Ты зачем это, ведьма злая, толстяка обижаешь? У него, наверное, жена, детки дома, а ты его по попе… Не стыдно?

Пока они оба, выкатив глаза, пытались понять, что происходит, я вырубил злую тётку дозой парализатора. Мужика же я просто схватил за волосы, подтащил к кровати и пристегнул к ней наручниками. Он даже не сопротивлялся.

Вдруг до меня допёрло, почему этот здоровенный детина такой податливый. Но, на всякий случай, решил уточнить:

—  Слышь, чудак? Чё-то я не понял… Ты это… Это тебе понравилось, что ли? Ну, когда я это… Ну, когда я с тобой грубо…

— Угу, — кивнул жирдяй и уставился на меня преданными щенячьими глазами.

— Да ну нафиг! — обалдел я от такого поворота, и вколол ему дозу успокоительного зелья.

Из следующего номера слышалась романтическая песня Джо Дассена:

L'Amérique, l'Amérique, jeveuxl'avoiretjel'aurai

L'Amérique, l'Amérique, sic'estunrêve, jelesaurai

L'Amérique, l'Amérique, sic'est un rêve, je rêverai

L'Amérique, l'Amérique, sic'est un rêve, je veuxrêver

Щёлк! Захожу. В дальней комнате слышу стоны. Осторожно прокрадываюсь и вижу, как на кровати один мужик пользует другого мужика сзади.

Приглядываюсь. Хозяин особняка Воронёнков сверху. Снизу — господин Орлов. Элитный бутерброд. Бескорыстная мужская дружба.

«Ну что за блядство!» — думаю я, а вслух говорю:

— Здарова, пацаны! От запоров лечимся?

Они не успевают понять что к чему, и я всаживаю инъекцию в спину альфа-самца. Тело валится на бета-даму. Мне не хочется здесь долго находиться. Вжик — второй тоже лежит, словно мумия.

Что-что, а вот это особенно отвратительно. Блевать тянет от увиденного. Просто негодование какое-то. Взрослые мужики ведь! Почему-то проскользнула мысль, что такое далеко не редкость. Эх, погонять бы вас по пустыням Африки, или по колумбийским джунглям. Быстро бы излечились.

Я перешёл в другое крыло. Красный огонёк горел только в одном номере — седьмом. Значит, благоверная там. Больше быть ей негде.

Пауза затянулась. Я прошёл слишком долгий путь, чтобы остановиться именно здесь.

— Встречай, любимая, сейчас сыграем свадьбу.

Я вошёл в номер. Сороковая симфония Моцарта мягко заполняла всё пространство номера. Сквозь ритмичные голоса скрипок пробивались женские стоны.

На кровати, на спине, лежал какой-то мужик. На нём, точнее на его достоинстве, скакала Светлана. А сзади в неё входил законотворец Лобзенков. Я видел, как она закатила глаза и приготовилась нырнуть в развратные объятия оргазма…

Я множество раз прокручивал в голове момент этой встречи. Мечтал посмотреть изменнице в глаза. Но теперь… Несмотря на то, что план действий не предусматривал нанесения тяжких телесных, я не сдержался.

Прямым ударом в челюсть вырубил депутата. Схватил Светлану за волосы и стащил с мужика, который тут же попытался встать. Я наступил ему между ног. С силой надавил. Он заорал. Носком другой ноги засадил ему в висок. Он моментально вырубился. Отшвырнув Светлану в угол комнаты, я снял балаклаву и открыл лицо.

Она схватила полотенце, прикрылась и залепетала:

— Меня вынудили. Любимый, любимый, умоляю, любимый… Они шантажировали меня! Угрожали убить! Любимый мой! Кирюшенька!

Пока она несла эту ахинею, я вкалывал нейротоксин обоим её любовникам.

— ... это они, Кирюш. Это всё они! Они говорили, что будет всё очень плохо, если я не соглашусь. Обещали лишить работы. Я люблю тебя! Слышишь? Кирюшенька! Кирилл! Я люблю только тебя! Клянусь тебе! — она на коленях подползла и обняла меня за ноги.

— Только тебя, слышишь? Только тебя! Ты моё всё. Ты мой ангел! Да! Я себя ненавижу. Ненавижу себя за это всё! Но я не виновата! Ты мне веришь? Они меня заставили! Они заставили меня! Я не виновата. Слышишь? Ну что ты молчишь? — она разрыдалась. — Скажи что-нибудь! Умоляю! Прости меня! Прости, Кирюшенька! Любимый мой! Ну что ты хочешь, чтобы я для тебя сделала? Скажи! Ну?

Я молчал, но мысли в голове кипели. Какие же большие надежды я возлагал на наши отношения. Какие были чувства! Страсть! Любовь! Я не испытывал такого никогда. Это намного круче всего, что я чувствовал в жизни до встречи с ней. Как близка была реальность с новой квартирой, свадьбой, детьми. Казалось, всё это так рядом. И… бах! Сразу с двумя… Да и видно, что в удовольствие всё было… Дурак! Думал, что никому из нашего взвода в личной жизни не везёт, а мне вот фартануло. Несмотря на возраст. Вопреки опыту других отставников. Ага!

Она плакала навзрыд. Слёзы лились ручьём по милому лицу. Милому? Да ладно! Теперь для меня она стала какой-то Медузой Горгоной.

Что ей сказать? «Эх, Света, не верю я тебе». Банальщина, как в их дешёвой постановке. Да и к чему слова после всего? Это предательство, измена. Да ещё и с врагом. Видимо, судьба у меня такая — одиночество.

Я оттолкнул бывшую.

— Прости, Кирилл! Прости! — кричит она, пытаясь снова обнять меня за ноги.

— На один вопрос мне ответь. Только честно, — я сделал паузу, она тоже замерла в ожидании. — Почему?

Молчит. Закрывает ладонями лицо, мотает головой.

— Почему? — повторяю я. — Ответь!

Она перестала рыдать и тяжело вздохнула. Её губы шевелились, она пыталась подобрать какие-то слова. Я не мог разобрать и половины. Она утёрла слёзы и уставилась куда-то в сторону, в угол.

— … за границу обещал увезти. Мир показать, яхту подарить…

Я смотрел на неё и вспоминал институт, когда стал свидетелем разговора однокурсниц. Одна студентка учила подруг:

— Самое главное, девчонки, в жизни — это продать себя подороже.

Те слова врезались в память. Верил, что это неправда. А сейчас, глядя на Светлану, чувствовал себя полным идиотом.

— Серьёзно? Деньги? Тупо бабло? Ты меня кинула из-за сраных денег? И только?

Я наклонился, схватил её за подбородок и приподнял голову.

— Мало было? А сколько должно быть? Миллионы? Десятки, сотни миллионов? А миллионы чего? Рублей? Или баксов? А, ну да… За границей же только баксы. Да? И сколько он тебе обещал? Нет, мне реально интересно, сколько твоя… шкура стоит?

Она не ответила.

— А ещё интересно, вы все такие? Или это только мне так повезло?

— Не знаю… — шепчет она и снова плачет. На этот раз тихо, без истерики.

Невыносимо хотелось вернуть всё вспять. На мгновение я подумал, что смогу вернуть и Светлану, если прощу. Но сразу отогнал эту мысль.

Хотя слабость я всё же проявил – на глаза навернулись слёзы.

— Одевайся…

Она шустро натянула трусы и лифчик.

— Остальная одежда у меня в другом номере.

— Ты понимаешь, что натворила? Понимаешь?! — закричал я, сжираемый обидой. Затем выдохнул и, неожиданно для самого себя, успокоился. Во мне будто что-то сломалось, переключилось и отсекло все чувства, а на их месте образовалась пустота. Но так было даже лучше. Легче.

Всё должно закончиться здесь. Сегодня. Сейчас!

Я достал шприц-пистолет, взглянул в её глаза и ввёл в шею дозу нейротоксина. Светлана рухнула мне под ноги.

— Последняя, — прошептал я и посмотрел на часы. Прилично выбиваемся из графика.

Вновь натянул балаклаву, обошёл все номера, чтобы убедиться, что никого не оставил в сознании и что остальные комнаты в самом деле пусты. Предосторожность оказалась излишней.

Чистый сидел в холле, в большом кресле. Невозмутимо, как всегда. Взглядом он указал на настенные часы.

— Как тут? — спрашиваю его.

— Этаж и улицу проверил. Тишина. Хотя… — он запнулся. — Ладно, это лишнее.

— Что? — напрягся я.

— Не знаю. Забудь. Не сейчас. Потом расскажу.

На Юру это было совсем не похоже. Он никогда не отвлекался на малозначительные мелочи. Здесь явно что-то случилось. И Чистый не хотел признаваться, что именно.

— Выкладывай! — отрезал я. — Времени мало, сейчас каждая мелочь важна.

Внезапно с потолка рядом со мной рухнула люстра. Здоровенная, тяжёлая хрустальная люстра, которая провисела там с дореволюционных времён, и стоила больше, чем все обещания, полученные моей бывшей от её хахалей-трахалей.

— Вот, примерно об этом я и говорю, — будто ни капли не удивившись произошедшему, пожал плечами Юра.

Я пытался сообразить, к чему он клонит, но ничего логичного в голову не приходило.

— У тебя тут люстропад, что ли?

— Типа того, — кивнул он и ткнул пальцем куда-то в дальний угол огромного холла. — Вон ещё.

Я проследил взглядом и заметил лежащий на боку тяжёлый старинный буфет. Из него высыпалось на пол всякое разное, а что-то явно хрустальное разлетелось на мелкие осколки, не выдержав падения.

Я всё ещё не понимал, к чему он клонит, и развёл руками.

Юра поспешил ответить:

— Сам не соображу. Никого, кроме меня, не было. А эта здоровенная бандура просто опрокинулась на бок. Своими глазами видел.

Я недоверчиво смотрел на него.

— Ты же понимаешь, что сейчас не лучшее время для шуток? Мы торопимся.

— Я об этом и говорил. Ты сам настоял на объяснениях, — он поднялся. — Работаем?

Мы перетащили парализованные тела в холл первого этажа. Охрану, водителей, кухню, хозяина и гостей. Затем Чистый на каждом этаже установил взрывчатку.

Полночь.

На полу лежали девятнадцать человек. Все в сознании, таращились на нас, как рыбы. Двигаться у них не получалось. Многие пытались что-то сказать, но слышно было только их мычание. Да и что они могли сказать? В лучшем случае, умоляли бы, угрожали, просили…

Я притащил канистру и полил ещё живых людей бензином. Я сам должен был это сделать, Чистый тут не причём. Они замычали активнее. Парочка борцов с запорами стали слегка повизгивать, едва почувствовав запах высокооктановых нефтепродуктов.

Когда закончил с водными процедурами, подумал, что надо бы что-то сказать смертникам напоследок, прежде чем праведное пламя очистит их тела от грешных помыслов и постыдных поступков. Нет, ну в самом деле! А то как-то не по-человечески получается.

Я демонстративно откашлялся:

— Ну что, поросятки мои хорошие? Наркоманы, тунеядцы, извращенцы… Готовы превратиться в бекон? — я усмехнулся. — Молитесь, ибо через несколько минут вы сгорите в огне очищения.

Самые отчаявшиеся начали похрюкивать. Ну, точно поросятки!

— Ты, Света, не всегда была сукой, поэтому знай, что мне даже немного тебя жаль.

Услышав это, она принялась неистово мычать, как бы намекая, что она готова на всё и бла-бла-бла-бла-бла…

— Обещаю посвятить тебе отпуск на Канарах, когда появится такая возможность. А она скоро появится, будь уверена. Буду загорать на горячем коралловом песке и наслаждаться воспоминаниями о том, как ты закатывала глаза, прыгая на вот этом вот кобеле с посиневшими яйцами.

Я пнул упомянутого кобеля. Тот заворочался и высморкал пузыри из носа.

Несмотря на то, что я говорил, моё сердце рвалось на части. Я снова и снова мысленно спрашивал самого себя: может ли всё закончиться как-то иначе? И всякий раз получал ответ собственной гордости: «нет!»

Я продолжил свою речь:

— Пламя очистит ваши души от грехов, и вы попадёте в рай. Это лучшее, что мы можем для вас сделать. Можете не благодарить. Ну а наше место после этого будет в аду. Так что, вряд ли мы с вами хоть когда-нибудь увидимся. Но, на всякий случай, попрошу у вас прощения. Ну, мало ли… Короче, если можете, простите нас…

И я чиркнул зажигалкой…

* * *

Мы вышли за ворота, Чистый достал пульт и нажал единственную кнопку. За спинами прогрохотала плотная серия взрывов. Бывшее дворянское поместье, объятое пламенем, разбросало повсюду кирпичные осколки. Эхом разнесся над озером последний аккорд состоявшейся мести.

Чистый споткнулся и упал на ровном месте, выругался. Кривясь от боли, поднялся.

— Ногу подвернул,— он обернулся он. — Обо что я, на хрен, споткнулся? Там же нет ничего. Сука! Как не вовремя.

Он посмотрел на меня и грустно улыбнулся. Затем отдышался и похромал к лесу.

— Как-то слишком много мистики для одной ночи. Тебе не кажется? — спросил он, переводя дыхание.

Я не придал значения тому факту, что он упал без видимых причин. Как и тому, что в особняке сами по себе падали вещи. Я вообще во всякую там мистику никогда не верил. Всегда старался жить в настоящем, реальном мире. Мире, в котором есть место чести и достоинству, преступлению и наказанию, предательству и мести, но нет места тому, чему нет рационального объяснения.

— Стареешь, командир, — пробубнил Чистый, когда мы углубились в лес. — Менять план в последний момент — не самое лучшее решение на операции. Это как не подчиниться приказу, пусть даже своему собственному. Не пожалеешь?

Я знал, что, возможно, совершил самую большую ошибку в жизни, но я, также, понимал, что по-другому поступить не смог бы. Подтвердить или опровергнуть правоту моего решения могло только время. Поэтому и на вопрос Чистого отвечать не стал. Вместо этого я просто помог ему доковылять до машины. Надо было поскорее убираться подальше, пока ещё была возможность скрыться от законного возмездия за содеянное.

Спустя полчаса мы уже сидели в старой «семёрке». Выбираться из лесу предстояло по лесной грунтовке не меньше двух километров.

Чистый молчал, прокручивая случившееся.

— Что скажешь в итоге? — наконец заговорил Юра.

— Поживём — увидим, — нехотя ответил я. — Не ссы. Твоего лица никто не видел. А за меня не думай. Прорвусь, не впервой.

— Знатный пожар устроили. Через час-полтора понаедут все, кому не лень. Шума будет больше, чем от взрыва.

Он сильнее нажал на газ. Двигатель чихнул, «семёрка» потеряла мощность.

— Бензонасос, что ли? — посетовал Чистый. —  Ни разу не подводила. Вроде, всё проверил. Странно.

Я его не слушал — увлёкся мыслями. Чувствовал опустошение. Да, Света наказана, цель достигнута. А что дальше? Смогу открыть когда-нибудь душу какой-нибудь женщине? Очень сомневаюсь. А жениться надо, детей хочется. Мальчика и девочку. Лучше двойняшек или близняшек. А потом и внуков.

Из омута размышлений в реальность выдернул тревожный звук. Я даже не сразу понял, что происходит. Оказалось, Чистый включил радио. Старый приёмник в старой машине. И то, что мы успели услышать, показалось каким-то бредом, абсурдом, розыгрышем. Сквозь хрипы помех чрезвычайно взволнованный мужской голос вещал последние новости:

«…Штаты нанесли серию упреждающих ядерных ударов по Китаю и Северной…»

Лес озарила невероятно яркая вспышка. Я зажмурился. Машину швырнуло в сторону, после чего последовал мощный удар. Мы ничего даже понять не успели. Мир схлопнулся и погас…

Показать полностью 1
36

Всем сестрАм по серьгАм (часть 1/4)

Всем сестрАм по серьгАм (часть 1/4)

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 1.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 2.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 3.

Всем сестрАм по серьгАм. Часть 4.

Все события, описанные в рассказе, являются вымыслом. Герои не имеют реальных прототипов. Любые совпадения с действительностью случайны. Высказанные по ходу действия точки зрения не являются позицией авторов, а сконструированы исходя из логики сюжета.

«Если всем давать по заслугам, то пуль не хватит».

Веселин Георгиев, болгарский писатель.

В небе ярко светит луна. Иссохший лес простирается далеко за горизонт. Стволы деревьев изгибаются в разные стороны, застыв в жутких судорогах. В воздухе пахнет смертью.

На поляне одиноко примостилась избушка. В окне горит огонёк лучины, в нём можно разглядеть пару силуэтов. Ещё два дня назад они таились от людей, но нынче в этом нет надобности.

Старый и молодой домовые сидят за столом. В углу на кровати без чувств лежит мужчина, укрытый старым одеялом.

— Дядя Тихон, — шепчет моложавый коротышка. — Как думаешь, выживет?

— Время покажет, Сеня, — отвечает старичок с длинной седой бородой. — У каждого своя судьба. Но мы постараемся, чтобы не умер.

— Ещё бы кого из человеков найти, — задумчиво бормочет паренёк.

— Хорошо бы. Эхе-хе… Довели мир пакостники этакие, — старичок сжимает крошечные кулачки. — Не боги, а люди... Покалипсис... Эхе-хе…

* * *

Мне изменила любимая женщина. Как оказалось, делала она это систематически и весьма специфическим образом. Она совершила предательство. Подлый такой поступок. Использовала моё безграничное доверие. Но обо всём по порядку…

Зовут меня Кирилл Морозов. Сорок семь лет. Ветеран спецслужб. О роде деятельности и бывшей «конторе» говорить не имею права: при выходе на пенсию подписал документы о неразглашении. Скажу только, что за время службы успел «прогуляться» почти по всем континентам, и даже не раз. Весь мир исколесил, а любовь получилось отыскать только на Родине. Именно ту любовь, которая, как по классике, оказалась зла. Ошибся я, в общем…

Живу в небольшом городке в Московской области, в двушке. Руковожу службой безопасности на заводе. Скучно, пресно, неинтересно. Каждый день одно и то же — малополезная рутина. Ну, разве что иногда работяги попробуют металлолом стащить, или ещё какой-нибудь мусор по мелочи. Готовую продукцию украсть сложнее — мы сельхозтехнику производим. Трактор — это вам не моток проволоки через забор перекинуть. Что ещё? Ну, кто-то из тружеников опрокинет стакан за обедом. И тех, и других в итоге наказывают. Одних депремируют, других со скандалом увольняют. Всё! Никакого адреналина, никакого разнообразия. Скукотища! Как вообще можно жить на гражданке? Свихнёшься от безделья!

Семьёй я со своим разъездным прошлым так и не обзавёлся. Планировал, конечно… Теперь, видать, не судьба.

Со Светланой встретились два года назад. Эффектная, стройная шатенка с чудесной улыбкой. На семь лет младше меня. Она тогда простым хореографом работала. Вскоре после нашего близкого знакомства её назначили заведующим Городским Дворцом творчества. А потом получила звание «Заслуженного работника культуры». Любил, потому и баловал. Сами понимаете, пока связи есть, надо ими пользоваться. Попросил нужных людей — не отказали, «похлопотали» за талантливую женщину. Ну а почему нет? Поёт, танцует, играет на фортепиано и скрипке. Чем не заслуженный работник?

Подарил «Киа Пиканто». Руководителю по статусу автомобиль положен. На права с первого раза сдала. Гаишник, конечно, пытался что-то там ныть насчёт уважения к власти, и что не могут все вот так вот запросто экзамены по вождению с ходу сдавать. Но мы-то знаем истинную цену этим рассуждениям.

Что-то я упустил в наших отношениях. Чего-то недодал. Чего? Не знаю… В постели всё нормально, вроде… В Крыму отдыхали, в Анапе, Сочи. На Байкал сгоняли разок. За границу мне было нельзя — десять лет невыездной.

Ну вот чего ей не хватало? Может, эмоций каких? Не знаю. Наверное, их.

Жили раздельно. Копили на трёшку улучшенной планировки в центре. Недавно выбрали застройщика, собирались предоплату вносить. Понятно, ночевали друг у друга не раз, но не более того. Договорились съезжаться сразу в новую квартиру. Обоих это устраивало.

Два месяца назад, в начале июля, во Дворце творчества открыли театральную студию. Она стала художественным руководителем. По пьесе местного автора поставили спектакль с попсовым названием «Во имя любви». Был на премьере — эдакий слезодавильно-романтический микс с не менее попсовым хеппи-эндом. Конечно! Куда же без него? На удивление, спектакль выстрелил, почти мгновенно стал успешным, и театр начал гастролировать по области.

Вроде, поначалу всё шло неплохо. Она возвращалась с выступлений счастливая, делилась впечатлениями, мечтала написать пьесу для нового спектакля. А как-то в субботу я встретил в торговом центре одного из актёров — её коллегу. Всё бы ничего, но труппа в это время должна была быть на гастролях. Светлана, конечно, не была исключением.

Поздоровались, перекинулись дежурными фразами, и я, не зная, как продолжить беседу, поинтересовался, когда очередной показ их ванильного хита.

— На прошлых выходных отыграли, на этих отдыхаем, следующий через неделю будет. Светлана Юрьевна такой график утвердила — два спектакля в месяц.

Я не подал вида, что удивлён. Разве что попрощался чуть резче, чем стоило.

Получалось, она мне врала. Поначалу пытался убедить себя, что всё хорошо, что это всего лишь пустые предположения, глупая ревность. Но здравый смысл подсказывал, что всё далеко не хорошо.

Ничего ей не сказав, принялся за расследование. Через знакомых из «прослушки» получил список абонентов с номерами и фамилиями, с которыми она общалась последний месяц. На подаренный «Пиканто» повесил «жучок» и с его помощью выудил маршруты передвижения.

Оказалось, что два раза в месяц, по субботам, благоверная якобы гастролировала, а в воскресенье возвращалась домой, как ни в чём не бывало. На самом же деле она ездила в некое помпезное местечко — трёхэтажный особняк восемнадцатого века, настоящее произведение архитектурного искусства, которое каким-то коррупционно-волшебным образом оказалось в собственности у некоего бизнесмена Олега Воронёнкова. Как памятник архитектуры смогли передать в частную собственность, для меня осталось загадкой. Но как есть.

Красивый дом. Бывшее дворянское гнёздышко с огромным садом и тремя фонтанами в живописном, уединённом месте на берегу озера. Я был впечатлён размахом архитектуры, а цветущий летний сад придавал композиции особый шарм. Вся территория была огорожена забором. За дорогими, массивными воротами стоял небольшой домик для охраны.

Несколько суббот мы с напарником, Юрой Чистяковым, вели скрытое наблюдение из лесопосадки, расположенной неподалёку от особняка. Юра был не просто напарником, он был лучшим другом и боевым товарищем, с которым я плечом к плечу прошёл сквозь такие замесы, из которых выбирались только самые верные и самые преданные.

Мы торчали в засаде и наблюдали, как к усадьбе подтягиваются разнокалиберные авто и скрываются в каменной пасти въездных ворот. Некоторые лица удавалось разглядеть благодаря хорошему фотоаппарату с профессиональной оптикой и отсутствию тонировки на окнах. Остальных вычислили по номерам машин.

Часть гостей чередовалась, но были и постоянные посетители. Как правило, за вечер приезжало от восьми до двенадцати человек — мужчин и женщин. Столичный депутат Пётр Лобзенков и глава нефтеперерабатывающей компании Сергей Орлов были из постоянных. Моя благоверная гастролёрша — тоже.

Нам удалось подключиться к видеокамерам особняка и получить яркое представление о том, чем они там занимались. Ярые ценители старинной архитектуры и помпезных фонтанов тупо трахали друг друга разными изощрёнными способами, порой проявляя недюжинную фантазию и великое множество специальных, хитрых и не очень спецприспособлений. Свингеры доморощенные, мать их!

«Ну и что? — спросите вы. — Каждый волен распоряжаться судьбой по своему усмотрению. Каждый в праве трахаться с кем хочет, где хочет и как хочет. Тем более, при отсутствии брачных обязательств».

«Конечно! — отвечу я. — Только есть одно «но». И даже два! Первое: Светлана продолжала утверждать, что хочет за меня замуж. Мы с ней даже дату свадьбы запланировали. А второе — она трахалась с моим врагом. С тем самым Петром Лобзенковым.  Достаточный аргумент?»

До столицы больше сотни километров, а вот ведь как выходит… Снова этот тип врывается в мою жизнь. Именно эта сволочь была одним из инициаторов моей отставки.

Как-то, на очередном задании, мы с Юрой «упокоили» двоих отморозков, которые детей насиловали. Не стали мы их живыми брать. По бумагам всё прошло чисто: сопротивление при задержании, ликвидация. Но один из жмуров оказался родственником депутата, и Лобзенков через высокопоставленных генералов добился нашего увольнения. Именно с его лёгкой подачи и мы с Юрой, и наш руководитель были отправлены на пенсию. Так я и стал майором в отставке.

Долго обдумывал своё положение. Казалось бы, чего проще: просто поговорить с ней, выяснить отношения тет-а-тет. Но не смог… Я не понимал, что могло её заставить пойти на это, не понимал, как вообще возможно вонзать нож в спину любимого человека? Ради чего? Я спрашивал сам себе, но не хотел знать ответов. Не хотел задавать эти вопросы ей, потому что любой из них был бы недостаточно весомым, чтобы оправдать такое предательство.

Ссылаясь на занятость, служебные командировки, а затем на простуду, я перестал с ней видеться. Она звонила каждый день, порывалась приехать, но я запретил: якобы нечего «заразу» хватать, скоро вылечусь и увидимся.

Хорошенько поразмыслив, я принял решение: иду мстить! Не только своей благоверной — всем! Надо всё же разворошить это «гнездо разврата». Шумиха, конечно, поднимется та ещё, но буду стараться замести следы. Опыт не пропьёшь! Да и подвигаюсь немного, а то закостенел совсем. Если, вдруг, на меня выйдут, допросов не боюсь. Расколоть меня будет сложно. Даже детектор лжи — не проблема. Нет в нашей стране ещё такого спеца, который смог бы подловить меня на лжи. Полиграф покажет только те реакции, которые захочу показать. Специально на это неоднократно сдавал зачёты в своё время. Да и вообще, сколько можно в офисе штаны протирать? Не дело это для настоящих мужчин.

«Чистый» — тактический псевдоним Юры Чистякова — согласился участвовать сразу, без лишних вопросов. Терять ему нечего. Такой же одиночка, как и я. По специальности и призванию — стратег. Планирование и подготовка специальных операций различной степени сложности — его стихия. Вот и в этот раз умудрился достать поэтажный план особняка, что существенно облегчило подготовку к «мероприятию».

Мы весь вечер проторчали у него на кухне, до мельчайших подробностей разбирая каждый предстоящий шаг. В это время телик утомительно бухтел о росте напряжённости между Китаем и США. Лидеры стран грозились применить ядерное оружие в случае обострения ситуации. Мировую экономику лихорадило, доллар падал, юань рос. Эксперты хором прогнозировали продолжение конфликта и переход его в активную фазу. В общем, всё как всегда, вроде.

Нам было не до новостей — насущных проблем хватало. Поэтому на бубнёж в телевизоре внимания не обращали. А стоило бы, чёрт возьми! Впервые в жизни надо было посмотреть этот хренов зомбоящик. Глядишь, и сложилось бы всё иначе.

— Задолбала политота. Одни и те же рожи, одни и те же вопли. Третья мировая, пиндосы, европейцы, северокорейцы, китайцы… Вечно им мало! Надоело, — пробурчал я и вырубил гунделку.

Мы досконально изучили планировку особняка. Первый этаж занимали холл, кухня, раздевалка и бассейн. Второй — гостиная, бильярдная, спортзал. На третьем были номера — те самые комнаты отдыха, в которых и происходило главное «веселье». Точками на плане были обозначены видеокамеры наружного и внутреннего наблюдения. Картинка «писалась» на удалённые серверы, и нам это было совсем ни к чему. Так что одной из основных задач напарника было их отключение как по периметру, так и внутри особняка. Чистый заверил, что сделает всё в лучшем виде.

Из прокуренной Юркиной кухни удалось выбраться только на рассвете. Зато план был полностью готов. Осталось отоспаться, собраться с мыслями и провернуть то, что теперь стало неотвратимым.

Показать полностью 1
47

Мистический детектив ЖЕЛАНИЕ НА ЗАКАЗ или ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ финал главы 8,9

ЖЕЛАНИЕ НА ЗАКАЗ

ЖЕЛАНИЕ НА ЗАКАЗ

8.

Это я, именно я убил Нину! Отрезал руку и скормил той твари. Осознание. Как же мерзко. И я бежал во всю силу, не разбирая дороги. От себя, от неё, от тех картинок, что увидел. Лучше бы не помнил. Ветки хлестали по лицу, а я не уклонялся. Так меня, так. Слёзы лились потоком. То ли от боли, то ли от воспоминаний. Как я мог? Пальто осталось висеть позади на одном из суков. А я всё убегал.

Споткнулся и покатился по склону в глубокий овраг. Пытался схватиться за мелкие пучки сухой травы, кусты, но только ободрал руки. Склон казался бесконечным, но дно есть в любой яме. Хорошо приложившись о выступающие корни, замер. От резкого выплеска адреналина уши заложило. Надеюсь, мне послышался тот хруст? Пошевелился. Тело прошило болью, и я в панике откинулся на снег. Умирать не хотелось, особенно так. Долго и мучительно.

Стараясь меньше шевелиться, медленно поднял руки. Действуют. Аккуратно стёр с лица снег, прочистил глаза. Высоко в небе, надо мной насмехались недоступные звёзды. Вспомнил морг с замёрзшими трупами. Хотел погибнуть в перестрелке? Не выйдет. Надеюсь, сломал не спину. Отдышался и снова пошевелился. Позвоночник цел. Сломана нога. Далеко не уйду. Да и куда? Рано или поздно, Петрович докопается до правды, и меня посадят. Как я докатился до такого? С чего всё началось? О, я это помнил отлично, благо теперь не осталось тёмных пятен.

Долбанное дело. Долбанный шоу-бизнес. В нашем городе пропала известная певица, приехавшая на гастроли. Мне поручили расследование. Будь оно проклято. Назад ничего не вернуть. И Нину не воскресить. Заорал от отчаяния, раздирая горло, и где-то далеко откликнулись волки.

Замолчал. Я не трус, нет. Даже в горячей точке успел побывать. Но зубастые … Надо выбираться. Пока ещё могу, пока не совсем поздно. Я не успел убежать далеко от дома ведьмы. Повернулся набок, и, оценив предстоящую работу, потянулся к первому кустику. Тело тут же среагировало молнией боли в конечности, но я не разрешил себе остановиться. Да, сломана нога. Но руки, и другая же работают, а значит, нужно бороться.

Вспомнил войну, как по-пластунски приходилось преодолевать несколько километров. Тогда, чтобы не сойти с ума, я мечтал о доме. А сейчас о чём думать?

Рывок. Подтянулся. Схватился за куст. Подтянулся. Нужно отвлечься. Как же всё началось?

Итак, дело. Мне поручили расследовать дело о пропаже знаменитой певицы. Она исчезла из гостиницы, белым днём, и никто её больше не видел. Наша группа зашла в тупик. Слишком многим оказалась выгодна смерть девушки. Пока отслеживали данные по ближнему кругу, моё внимание привлекла одна девушка – Маша. Молодая и амбициозная, она не слишком горевала об исчезновении Киры, хоть и являлась ей дальней родственницей. Маша оказалась одержима музыкой. После того как Кира исчезла, карьера Маши полезла в гору. Я долго за ней следил, но предъявить девушке ничего не мог. Нутром чуял, что она причастна, но доказательств не было. Никто не верил, что хрупкая девушка способна на убийство. Я отчаялся и установил в её доме прослушку. Знал, что нельзя, но чувствовал, что законными методами добраться до истины не получится. Один монолог предрешил все дальнейшие события.

– Чёртова ведьма, – кричала Маша, – подсунула бракованный голос.

За эту фразу я и ухватился.

Слишком разнилось поведение Миши на публике, и когда она оставалась одна. Дома новая «звезда» постоянно истерила. Громко орала, складывала на всех трёхэтажные маты. А ещё, винила какую-то ведьму.

И я не выдержал. Чувствуя нестабильное состояние Маши, я пришёл к ней домой. Не успел достать «корочки», как девушка начала говорить. Только то, что поведала Маша, вначале звучало как бред.

«Моя соседка удачно вышла замуж. Мы дружили с детства. Серая мышь. Как была, так и осталась. Ни мозгов, ни фактуры. На девичнике, чуть выпив, она по секрету открыла тайну. Думаю, что она и сама не помнит, о чём и кому рассказала, но я поверила сразу и безоговорочно. Такое не придумать.

Якобы, некая ведьма даёт возможность исполнить фактически любое желание, в пределах разумного, конечно. С того света никого воскресить нельзя. Соседка хотела удачно выйти замуж. Уехать из деревни и жить в богатстве с красавчиком. Кто-то ей посоветовал сходить к ведьме, которая может помочь. Та и поехала. Вернулась через несколько дней бледная и задумчивая. А потом ей сделал предложение проезжавший мимо деревни олигарх. У него сел мобильный, и он зашёл в дом к девушке с просьбой позвонить. И вот соседка выходит замуж. Только для этого ей пришлось убить другого мужчину и принести его руку и сердце ведьме. Колдунья провела какой-то ритуал, и в залог исполненного договора, дала монетку, которую нужно хранить».

Маша слушала с ужасом и благоговением одновременно. Ведь у неё уже давно зрела мечта, стать знаменитой певицей. Но с посредственными данными куда рыпаться? Голос есть, но недостаточно хороший для большой сцены, да и денег на раскрутку нет. Откуда они у бедной студентки? Зато амбиций – хоть отбавляй. И решила Маша, что слава для одной её родственницы вещь ненужная, и «звезда» из неё, Маши выйдет намного лучше. Выпытала у соседки адрес ведьмы и поехала. Всё оказалось правдой.

Маша пожелала необычный голос, чтобы стать известной певицей. Ведьма сказала, что она должна принести ей голосовые связки уже знаменитого певца, а лучше полностью горло, а если с лёгкими, так и вообще замечательно. Тогда ведьма пообещала провести ритуал. Как удалось нежной девушке выполнить условия ведьмы, она наотрез отказалась говорить. Через некоторое время Маша распелась. Её голос приобрёл необычное звучание, и она начала выступать на сцене. Сначала на маленькой. Но её быстро заметили, и спустя месяц, её голос раздавался из всех колонок страны. А Кира Соколова – уже известная певица, заклятая подруга и дальняя родственница бесследно исчезла.

В этот момент и появился я, готовый погубить Машину карьеру. История настолько удивила и ужаснула, что я не знал, что предпринять. Доказательств никаких. Только догадки. А вечером …

Вечером я узнал, что Нина, моя супруга, изменяет мне с моим же начальником. Сказать, что я был в бешенстве – ничего не сказать. Когда я начал выяснять отношения, то жена не стала оправдываться. Она в сердцах кричала, что я бесхребетный увалень. Не двигаюсь по карьерной лестнице. Что права была её мама, и она зря необдуманно вышла замуж за первого встречного. Что я, как пришёл в отдел следаком, так до сих пор им и остаюсь. Что я ничтожество. Ей со мной скучно и даже поговорить не о чем. А ещё, не удовлетворяю её в постели.

Боль от предательства, ревность и злость затуманили мозг. И я решился. Вечером появился на пороге дрожащей от страха певицы и пообещал сохранить её тайну в обмен на адрес ведьмы.

Соображал я тогда плохо, вернее, совсем не соображал. В голове постоянно крутились слова о карьере, и я решил доказать ЕЙ, что смогу. Смогу стать тем, кого она захочет видеть рядом с собой. Приехал к ведьме и попросил власти. Ведьма долго хохотала, говоря, что пришёл не по адресу, что работникам полиции она не помогает. Но, ослеплённый желанием доказать жене, что я не ничтожество, надавил, и ведьма уступила. Елизавета предложила мне принести любой орган тела человека, ассоциирующийся в моей голове с властью. Кроме жены, не о ком думать не мог. А она судья. Перед глазами постоянно рисовалась картинка, как Нина поднимает судейский молоток и бьёт им по подставке. Рука судьи – вот с чем у меня ассоциировалась власть.

Нет, я не собирался убивать жену. Даже в мыслях не было. Но очередная ссора, когда она собралась ехать к маме, вывела меня из себя. Очень уж умела Нина подбирать слова. Могла двумя-тремя довести до белого каления. Ругались мы на улице. До сих пор не понимаю, почему никто ничего не видел. Я её ударил. Несильно, но она упала, ударившись виском о бордюр, и мгновенно умерла. В воспалённом от ревности мозгу вспыхнула мысль, что нельзя пропадать добру. Что, пусть хоть и с того света, но ОНА увидит, что я стал начальником. Усадил в машину труп и увёз.

Как покупал инструмент, как искал сарай, отпиливал руку, избавлялся от тела, помнил размыто, словно действовал в бреду. В тот период врезались в память лишь яркие языки пламени в котельной, где сгорала любимая женщина. Но и они не привели меня в чувство. А потом была поездка к ведьме. Ритуал. Видимо, этот самый момент я нечаянно подсмотрел в памяти Елизаветы. Получил заветную монетку и стал ждать повышения по службе. Через неделю уже подписывал приказ о назначении начальником отдела.

А потом накатила апатия. Должность не радовала. Коллеги раздражали, и я взял отпуск. Лежал в кровати и смотрел в потолок. За безразличием пришли они, сны, где Нина кричала, что я ничтожество и стучала молотком по столу.

В какой-то момент понял, что не хочу в тюрьму, а для этого нужно как-то замести следы. Сделать вид, что Нину похитили. И я разгромил квартиру. С телефоном пришлось повозиться. Хорошо, что мозгов хватило сразу отвезти телефон до тёщиного дома. Там я его отключил. А потом проделал обратную процедуру и отдал аппарат бомжам.

Чтобы ни о чём не думать, с головой ушёл в поиски таких же, как и я. После ритуала на моём плече появилась метка, и я понял, как искать заказчиков ведьмы. Ох, как я был зол на неё, но понимал, что она сильная, и простому человеку с ней не справиться.

Я перелопатил все дела о пропавших людях, стараясь вычислить заказчиков. Зачем? Сам не знаю. Хотел понять, каково им живётся после убийства. Мне было плохо. Постоянно тошнило. Спасть боялся. И когда позвонил Антон, и рассказал о похищении директора завода, я сорвался на место преступления. То ли интуиция, то ли судьба вела меня, но я нашёл ещё живого нефтяника. Попытался его вытащить, спасти, но меня поймали охранники нового заказчика. Вкололи жуткую гадость и вывезли в соседний город для кремации. Что стало с похищенным, теперь знаю точно. Видел в морге. Странно, что избавиться от трупа решили спустя месяц. Возможно, всё это время жертва была жива. Если ждали заказчика, то такой вариант имеет место быть. Человек ведь должен всё сделать своими руками. А может, просто прятали труп в другом месте, и возможность избавиться появилась только сейчас. Главное, что мне тогда удалось сбежать, хоть и с провалом в памяти.

9.

Рывок. Подтянулся, упёрся здоровой ногой, снова рывок. Пока отстранённо вспоминал прошлое, незаметно для себя, выбрался из оврага. Перевалился через край и откинулся на спину. Сломанная нога раздулась, но чувства притупились. Слабость разливалась по всему телу. Болело всё. Разодранные в кровь ладони, голова, но сильнее всего пульсировало ниже бёдер. Набрал губами холодный снег, подержал во рту и с упоением проглотил.

Воспоминания ничего хорошего не принесли. Как же остановить эту ведьму? Ведь люди в своём стремлении иметь недостижимое пойдут на что угодно. Даже я, опытный и недоверчивый следователь особого отдела, поддался эмоциям, хотя никогда не стремился к власти. У каждого есть своё уязвимое место.

Огромное, тёмное небо нависло своей мощью. Звёзды уже не насмехались, а смотрели серьёзно. Сморгнул. Мне показалось, что они укоризненно грозили пальчиком, словно строгая мама отчитывала нерадивого сына. Где я и где власть? Ну, не моё это. Вот и спустился с небес на Землю. Как теперь мне жить в этом мире без Нины?

Стоп, стоп, стоп. Я уже эту фразу сегодня слышал. «В этом мире». Причём повторила ведьма её несколько раз. Тогда она меня зацепила, но что не так, не успел обдумать. Она что, не из нашего мира? Предположение бредовое, но ведь исполнение желаний монстром тоже показалось вначале бредом. А что если …, крепко сжал зубы, сдерживая расшалившееся воображение.

Всё потом, сначала нужно добраться до дома ведьмы. Не бросит же она меня умирать, хотя эта может. Понял, что сил нет, и ползком добираться не вариант. Нашёл толстую палку, и с пятнадцатой попытки поднялся.

Сколько я ковылял, не знаю. Мокрый от пота, хлюпал ботинком по сугробам. Подстёгивал вой волков. Хоть и далёкий, но очень даже мотивирующий. Когда сил не осталось совсем, а небо окрасилось тревожным рассветом, сквозь раскидистые лапы сосен, увидел знакомый дом. Как не замёрз и дошёл, даже для меня осталось секретом. Иногда казалось, что весь горю, а иногда, что пора выкручивать и меня и одежду. Смахивал капли пота с висков и шёл дальше. Долгую дорогу крутил в голове мысли, которые казались настолько сумасшедшими, что я не ручался за свою нормальность. Да и откуда ей взяться? Ведьмы, ритуалы, духи, жертвы, это может быть нормальным?

Палкой постучал в дверь. Думал, что разбужу дом, но никто не спал.

– Мы тебя обыскались, – обеспокоенно сказала Елизавета. С удивлением уставился в её лицо, пытаясь найти подвох, но не увидел. Не врёт?

И тут произошло нечто странное. Я почувствовал неконтролируемую злость. Да такую, что захотелось немедленно схватить ведьму за волосы, намотать их на кулак и бить её лицом о стену, пока она не захлебнётся в собственной крови. Так бы и сделал, если бы мог. Это что ещё за новости? У меня нет сил на такие яркие чувства, или это не мои эмоции? Ведьма злится? Волна ярости схлынула, забирая остатки сил, и я позорно свалился под ноги ведьме, теряя сознание.

Тело плавилось, словно в печке. Кто-то громко стонал. И только низкий грудной голос успокаивающе напевал песню на незнакомом языке. Сколько я так провалялся, трудно сказать, но когда очнулся, возле меня сидела девушка. Та, что подавала мне днём чай. Она тут же подскочила и убежала звать хозяйку. А я принял для себя нелёгкое решение. Только как узнать, правда ли то, о чём я догадался.

– Выпей, будет легче говорить. Обезболит на время, – ведьма снова удивила. Она сама поднесла стакан с противной жидкостью. Выпил через трубочку, и тысячи ледяных игл, что раздирали горло, спрятали свои колючие кончики. Туман в голове отступил, и я смог мыслить ясно.

Мы некоторое время буравили друг друга взглядами.

– Ты из другого мира? – начал я разговор первым. Мне нужна эта информация.

– Да, но как ты … – неосознанно ответила и тут же потрясённо замолчала.

– Хочешь вернуться, но не можешь? – не давая ей опомниться, снова задал вопрос и застыл, облизывая мгновенно пересохшие губы. От этого ответа многое зависит.

Ведьма уже пришла в себя.

– Да, я хочу вернуться. – От неё пришла волна жгучего любопытства.

Так это правда, я могу её чувствовать? Как интересно. Её забавлял наш разговор. И я продолжил.

– Ты для этого всё придумала? Желания, жертвы.

– Тут больше ничего не работает. Энергию взять неоткуда. Эманации жертвенной смерти дают хороший поток. – Ведьма улыбнулась, а меня облило мощной волной раздражения, и во рту появилась горечь. Врёт. Значит, другие варианты были, но она предпочла кровавый.

– А как ты оказалась в нашем мире и как давно, – задал этот вопрос из чистого любопытства, но в ответ снова получил поток ярости. Только направлен он был не на меня.

– Не твоё дело, – ответила она резче, чем хотела. И как ей при таких эмоциях удаётся сохранять маску доброжелательности и задумчивости? – Ничего, они у меня ещё все узнают кто такая Эльжбетта. Я им всем отомщу, – не удержалась и чуть слышно всё-таки вывалила на меня небольшую часть информации.

А я ликовал. Мало того что я понял, что ведьму изгнали из её мира, так ещё теперь мне известно её истинное имя!

– А тот дух, про который ты упоминала, – решил срочно сменить тему, пока иномирянка не опомнилась, – кто он?

Ведьма чуть замешкалась, но всё же ответила:

– Я уже говорила. Дух рода, которого я обязана теперь кормить. Он находится в другом мире. И максимум, на что я способна, это призывать его время от времени и подкармливать энергией смерти. Он собирает её, и когда наберёт достаточно, сможет забрать меня отсюда. Но за два года, что я здесь, мы накопили слишком мало.

– Но он же страшный, – скривился я от отвращения, – как с ним можно общаться?

– Ты его видел? – ведьма вскочила, – но как? – Она готова была растерзать меня, защищая своего помощника. Да, такая псинка, или кто он там, точно нам не нужна. А вдруг не получится ведьму убрать, и тварь просочится в наш мир? Б-р-р.

– Неважно. Сейчас важно другое. У меня же ступня отморожена?

– Я не целитель. Обморожение сильное, плюс перелом. Скоро начнётся гангрена, ногу не спасти, но ты можешь принести конечность в жертву, – ехидненько предложила ведьма. Кто бы сомневался? Эта уж точно никогда не упустит выгоду.

– Да, я хочу загадать желание, – сглотнул комок в горле и снова облизал пересохшие от волнения губы. Только бы не догадалась, что я задумал.

– Какое? – ведьма ухмыльнулась, предвкушая веселье.

– Хочу, чтобы ты убралась обратно в свой мир.

Она во все глаза уставилась на меня. Её ладони сжимались и разжимались, грудь заколыхалась чаще, а вот внутри полыхнуло радостью, неуверенностью и счастьем.

– Ты хочешь пожертвовать своей ногой, чтобы отправить меня домой? – нервно переспросила она. – Но этого будет мало, не сработает. Хоть то, что ты отдаёшь её добровольно, значительно усилит поток энергии, но не настолько, чтобы переместиться из мира в мир.

– Я так и думал. Поэтому я сам стану добровольной жертвой. Тогда хватит?

Её губы на секунду расплылись в довольной ухмылке, но ведьма тут же взяла себя в руки и затараторила:

– Но, но, также нельзя, я не хочу, чтобы ты умер.

– Не нужно, в этом доме праведников нет. У тебя руки по локоть в крови, и я не лучше. На войне не просто так штаны протирал, да и в мирное время отличился, не смог справиться с ревностью. Убил любимую. Так что, я заслужил то, что со мной случится. Зато сделаю доброе дело, освобожу мир от такой, как ты. Сколько уже душ загубила, ведёшь им счёт? – от нервов не чувствовал берегов, и меня несло. Удивился, но ведьма ответила.

– Восемнадцать. Но будет больше, – она легко расправила плечи и тут же преобразилась из заботливой травницы в циничную стерву. – Ты прав, так даже легче. Притворяться надоело. Мне тут не место. Никто не может оценить мой потенциал по достоинству. Пора домой, ты не передумаешь?

Я отрицательно покачал головой.

– А почему жертв будет больше? – пока настроение ведьмы не испортилось, решил выведать хоть какую-нибудь информацию.

– Ха, заказчики тоже скоро умрут, – и она рассмеялась потусторонним смехом.

Кровь в моих венах застыла от осознания.

– Что ты сделала? – хоть голос и срывался от мерзости, но мне необходимо было услышать ответ.

– Они неправильно загадывали желания. Не уточняли всех нюансов. Вот недавно проводила ритуал блогеру. Он даже точно мечту не смог озвучить. А певица эта, Маша, – захотела стать знаменитой, и всё. Ни о сроке действия, ни о здоровье не попросила. А что не запрещено, то разрешено. Певица скоро умрёт от рака горла. Блогер – от пищевого отравления. Очень уж он любит в ресторанах блюда оценивать. Миллионер погибнет в горах, богатая жёнушка умрёт от побоев мужа, зато вся в золоте ...

– Я понял, – остановил её и поднял руки в успокаивающем жесте, – а для меня что приготовила? – старался сдерживаться, но меня трясло, как в лихорадке.

– Тебя убьют в камере, ещё до суда. Любовник твоей жены не простит, – скривила губы и громко хмыкнула. – Ты тоже не уточнил время. Так что, не обижайся.

– Ну ты и тварь, – сорвался я, не скупясь на выражения.

– Пошла собирать вещи и готовиться к ритуалу. Скоро домой, – нисколько не прониклась ведьма моими словами. Она легко выскользнула из комнаты, а я дал волю чувствам.

Нельзя, нельзя такую тварь отправлять назад, но и здесь ей не место. Что же делать? Боли в ногах не чувствовал, видимо, отвар ещё действовал. Пробежался по комнате глазами в поисках подсказки. Ничего.

– Как с ней справиться? Кто там есть наверху, подскажите? – от отчаяния, обратился к высшим силам. Ну а что? Если существуют такие твари, как тот дух, то наверняка есть и хорошие … твари.

Неожиданно в кармане почувствовал тепло. Монета. Она нагрелась. Что это значит? Что там говорил парень? Монета – это договор. А если он нарушен, то … я смогу воззвать к … кому, чтобы признать все договора недействительными? А вдруг получится повернуть время назад и не будет никаких жертв. Да нет, такое невозможно. Глупость полная. Ведьма же считает, что она не виновата, это люди неправильно формулировали свои желания.

Голова разрывалась от противоречивых мыслей. Что же делать? Как действовала та ведьмочка, из книжки? Она просила мир ей помочь и получала поддержку. Чем не вариант?

Ладно, будь что будет.

Когда пришла ведьма, я уже был совершенно спокоен. Она помогла подняться и допрыгать до серого камня. Ритуальный зал ничуть не изменился. Только добавились вещи ведьмы для переноса.

– Ну, озвучивай желание, – Елизавета величественно кивнула.

– Э-э, слушай, а ты не можешь сделать доброе дело просто так, а? – в последний момент вспомнил об обещании Лёне.

– Какое? – глаза ведьмы полыхнули красным, но она постаралась себя сдержать. – Только не проси отменить церемонию.

– Нет, я уже всё решил, но понимаешь, обещания нужно выполнять, а я уйду в иной мир с долгом. Я сказал Лёне, что помогу с жильём. Есть возможность вернуть его квартиру?

Ведьма засмеялась.

– Тьфу ты, я-то думала что-то серьёзное. Нет, его жильё потеряно, а вот твою квартиру могу ему подарить, согласен?

– Конечно. Мне она всё равно больше не пригодится. Родственников нет. Только дари навсегда, без права оспаривания, до конца его долгой жизни. Пусть он будет в ней счастлив. Родит сына и продолжит обучать студентов.

Ведьма погрузилась в себя. Вокруг закрутились почти невидимые воздушные потоки, а потом всё резко прекратилось.

– Сделано. А ты быстро учишься. Ничего с твоим Лёней не случится. Мне он и самой понравился. Хочу, чтобы профессор всё-таки закончил книгу о ведьмах. Народ должен знать, с кем имеет дело. Поклоняться и бояться. А Лёня прямо сейчас получает письмо с курьером. Доволен? Продолжим? – её нетерпение било через край.

– Да.

– Тогда говори вслух желание, – она достала ритуальный клинок, замахнулась и начала нараспев произносить заклинание. Когда она гневно моргнула, я затараторил:

– Хочу, чтобы ведьма Эльжбетта отправилась в тот мир, где никому не сможет причинить вред. Мир, достойный её потенциала, а главное, чтобы оттуда, она никогда не могла вернуться на Землю. Также требую компенсацию заказчикам и их жертвам по исполненным договорам, так как они были нарушены, – сжал монету в кулак, что уже давно обжигала ладонь.

– Ах ты мерзкий щенок, – заорала взбешённая ведьма, но рука с клинком не смогла остановиться, и в сердце воткнулся холодный металл.

Мгновенная боль, и я взлетел над алтарём.

Ощущение счастья и покоя окутало, словно в одеяло. Глянул вниз. Обмякшее тело, лежащее на камне, вызвало лишь отголосок жалости. Лысая голова, расплывающееся пятно крови на свитере. Грязные джинсы. Распухшая до размеров огромного бревна нога. Да, видок в посмертии не очень. Но это неважно.

Знания пришли сами собой.

Хлопок, и материализовавшийся сгусток радостно бросился к хозяйке. Теперь я знал, что этот дух был призван ещё ковеном её прабабки, которые поклонялись Богине Смерти. Барг долгое время голодал. Ковен давно уничтожили, а последняя из рода никак не инициировалась. Сама не ведала, кто она такая. А когда смогла, то ей пришли знания всех поколений. Добрая когда-то ведьма не справилась с силой рода, требующей возмездие, и Эльжбетта вместе со своим помощником, утопила в крови всех виновных и их семьи в нескольких поколениях. Волна ужаса захлестнула материк. Жители собрали сильных колдунов и открыли портал в немагический мир, думая, что здесь ведьма никому не сможет навредить. А Баргу не дали переместиться следом за хозяйкой. Но недаром её род поклонялся смерти. Умирают люди везде. Вот и удалось Эльжбетте найти источник новых сил.

Барг принюхался к телу, лежащему на алтаре, увеличил пасть и заглотил его целиком. Фух. Мне хоть не пришлось видеть, как телесную оболочку кромсают на куски.

– Жертва принята, – раздался в помещении низкий голос, а тварь радостно закрутила хвостом. На камне появилась монета. Только она немного отличалась от предыдущей. Своим новым острым зрением разглядел на ней цифру 19. Это что? Я – девятнадцатый? Последняя жертва?

– Нет, нет, зачем ты его съел? – начала заламывать руки ведьма, но договорить ей не дали. Новый хлопок и она попятилась. Тварь радовалась, что они наконец-то будут вместе, и искренне недоумевала, почему ведьма кидается в неё своими вещами. Кое-что попало в портал, куда так настойчиво тянул Барг хозяйку. Сквозь дымку увидел, как они вывалились в красную пыль. Дикий вой ведьмы и радостное повизгивание твари доносились, пока портал не схлопнулся. Тишина оглушила, а я заулыбался. Та планета очень сложна для выживания. Заселена только членистоногими и чешуйчатыми тварями, передвигающимися под песком. Но шанс есть.

Свет полился из груди, когда я ощутил, как жертвенные души отправились на перерождение. Повернуть время нельзя. Надеюсь, следующая жизнь у них сложится лучше. А заказчики, несмотря на содеянное, останутся при своём. Проклятие их не коснётся при жизни. А посмертный судный день ещё никто не отменял.

Лёня встретит замечательную женщину, и она сможет зачать и родить сына. Профессор вернётся к обучению детей. Только уже в виде репетиторства. Он будет часто ходить в церковь, молиться о спасении моей души и ставить свечу за здравие, отчего мне всегда будет неудобно. Я же умер.

Начальник разведётся с супругой. Уволится. Он потратит остаток жизни на поиски меня и Нины. Но потратит его напрасно.  

Ну а я? …
– Эй! Кто здесь главный? Что с моей душой будет дальше? Почему я всё ещё тут?


Конец.

(Если читателям понравится образ Корнея, то будет продолжение. Если нет, то на этом история закончится.) 16.02.2024 года.

– Жди, – было мне ответом, и я стал ждать, разглядывая людей, чьи причудливые переплетения нитей судьбы почему-то отчётливо видел. Эх, вот если бы эту чуть подтянуть к вон той, красной, то скоро они встретятся. Ой, а вот этих нужно развести как можно дальше. Ничего хорошего их не ждёт.

Показать полностью 1
44

Когда пойдёт дождь, часть вторая

UPD:

Когда пойдёт дождь, часть первая

***

Он снова сидел на скамейке в парке. Здесь тихо и хорошо. Не то, что в общежитии, где ему дали комнату после выписки из психиатрической больницы. В управляющей компании сказали, что квартиру забрали за долги по коммунальным платежам, когда умерла мать; бери, мол, комнату в общаге и отваливай, псих. Кто забрал? За какие такие долги? Разобраться во всём этом не было никакой возможности.

И вот после шести лет в психушке он живёт в семейном общежитии. Казалось бы, свобода, и всё теперь будет как надо. Но как говорится, хотелось, как лучше, а вышло как всегда. Шум, гам, тараканы на грязных стенах длинного коридора, пьяные соседи за стенкой, такая же, как в психушке, железная койка, только что не прикрученная к полу. Ладно, не до этого пока. Потом он с этим разберётся. Сейчас ему нужно было в спокойной обстановке снова пережить, перечувствовать каждое мгновение. И снова перед глазами закружился калейдоскоп воспоминаний.

Мальчик в песочнице. Толстенький такой, мягкий, как свежий мармелад. Мама часто ему покупала зелёные, жёлтые, оранжевые мармеладные конфеты, посыпанные сахаром. Вкусный мальчик, вкусняшка... Хотя, если бы он мог тогда выбирать, то всё-таки предпочёл бы девочку... Есть в этих девочках что-то такое, этакое...

Тишина старого парка взорвалась громкой музыкой.

Мужчина нехотя поднялся со скамейки и хотел уже пойти к выходу, но сам не понимая почему, побрёл на звуки саксофона.

На скамейках перед полукруглой эстрадой сидели в основном пожилые тётки. Где их столько набрали? Старые грымзы умильно смотрели на сцену, где для них давали представление воспитанники районного дома творчества. Именно так объявила девочка. Ох, даже сердце зашлось. Тёмные, с махагоновым отливом волнистые волосы, пышная сиреневая юбочка. А лиф платьица скрывал, нет, открывал, фу, чёрт! облегал... Короче, там, под платьицем проглядывали такие славные бугорочки... Мяконькие, наверно. Говорит, улыбается, а на щёчках ямочки... Всё, поплыл...

А это кто? Взгляд мужчины упал на руководителя. Тот убрал от лица саксофон, откинул со лба волнистый чуб и... Что это? Кто? Это... я? С минуту он не мог отвести взгляд от того, на сцене. Те же рыжие, курчавящиеся за ушами и наползающие на глаза волосы. Руки. Короткие рукава рубашки приоткрывали такие же охристые конопушки, как и у него самого. Как были у мамочки. А лицо! Невероятно! Это же его лицо! Могут ли психи сойти с ума? Похоже, именно это сейчас с ним происходит...

Мужчина схватился за голову и быстро пошёл, почти побежал прочь из парка. Проходя мимо "книжки", слегка замедлил шаги у магазина. Взгляд упал на улыбающееся личико ребёнка в розовом комбинезончике и кружевной косынке. Вот она! Именно то, что сейчас ему нужно! Не раздумывая долго, вытащил девочку из пристёгнутой к перилам коляски, прижал к груди и зашагал с драгоценной добычей к трамвайной остановке.

***

– Где вы были двадцать третьего июня с пятнадцати до шестнадцати часов? – допрашивал старший следователь задержанного.

– Дома, – Саянкин нервно барабанил пальцами по столу.

– Кто это может подтвердить?

Человек, сидевший напротив Уйманова, выглядел растерянным. Он с недоумением хлопал бежевыми ресницами, не понимая, чего от него хочет добиться полноватый дядька с усталыми глазами и большим клетчатым платком, который он то и дело доставал из кармана, чтобы промокнуть влагу с лица и обширной лысины.

– Н...никто, – выдавил Саянкин.

– Чем вы занимались в тот день?

– Лежал на диване. Пытался поймать мелодию. – Подозреваемый прикрыл глаза. – Жара. Расслабленность и нега. Потом, словно лёгкое дуновение – минорный, тревожный мотив...

Минорный мотив следователя совершенно не интересовал. Его задачей было нащупать совершенно другой мотив – из-за чего человек мог решиться на кражу ребёнка.

– Давайте не будем отвлекаться. Где вы были пятнадцатого июля между одиннадцатью и двенадцатью часами?

– Пятнадцатого... Так концерт мы давали, – обрадовался, что вспомнил и может чем-то помочь следователю, Саянкин. – Идиоты из администрации придумали. В рамках культурной программы, – насмешливо добавил он. – Это летом-то! Это ведь совсем не просто – организовать концерт! Нам ведь нужно было детей заранее собрать, прорепетировать. А все разъехались. Мало, кто в городе сейчас. Да и зрителей пришло три калеки, бабульки одни из окрестных домов.

– Вы никуда не отлучались из парка?

– Нет. Как я могу детей бросить? – Удивление музыканта казалось вполне искренним.

– А саксофон вы в футляре носите?

Саянкин непонимающе уставился на следователя, силясь постичь ход его мыслей.

– В футляре, – сипло прошептал он, чего-то испугавшись.

– Двадцать шестого июля где были? – продолжал напирать Уйманов.

– Дома, – и опережая очередной вопрос следователя, быстро заговорил: – Был дома, как всегда. Никто не может подтвердить. Жара, тревога. Предчувствие...

– Предчувствие – чего? – спросил Уйманов.

– Н...не знаю. Дождя, наверное, но и чего-то ещё, – он закрыл глаза и надолго замолчал, казалось, совершенно забыв про следователя. – Чего-то не хватает, – бормотал он как бы про себя, – будто ты чья-то половинка. Воссоединение! – он открыл глаза, и они сияли, как глаза человека, только что решившего трудную задачу. – Именно воссоединение. С кем-то или чем-то давно утраченным.

– Ваши родители живы? – спросил Уйманов.

Саянкин непонимающе смотрел на следователя:

– Только мама...

– А братья у вас есть?

– Кто? Нет. Я один. Поздний ребёнок.

– Напишите адрес матери.

– Зачем вам адрес моей матери? Она тут при чём? Что всё это означает? – Саянкин болезненно сморщил лицо, будто собираясь заплакать.

– Пишите, пишите. Надеюсь, мы скоро это узнаем.

***

Славная, сладенькая девочка. Пухлые ручки, перевязанные ниточками ножки. Пожалуй, чересчур сладкая. Приторная, как зефир. Вот если бы ту, в сиреневом шифоном платье! Кто же это с ней был? Будто в зеркало посмотрел. Здорово он разволновался тогда. Схватил эту, розовую, без всякой подготовки. Так нельзя. Нельзя терять бдительность. Повезло в этот раз. В другой – может и не повезти. Опять в психушку? "Они меня ищут", – пришло откуда-то знание. Мужчина опасливо оглянулся. Поёжился, будто от холода. Нет. Он не хочет туда. А этот, будто отражение него самого, – успешный. И костюмчик на нём льняной, и труба эта, дорогущая, наверно. И девочки, такие прелестные, – всегда рядом. Пальчики так и порхают! Склонённая над клавишами нежная шейка... Тот, кто так похож на него, может каждый день трогать мягкие завитки, гладкую кожу, любоваться розовыми щёчками, разговаривать. Вот бы ему так! А ведь музыкант где-то рядом живёт. И девочка с сиреневыми бугорками тоже. Что-то в этом есть...

***

Саянкина Валентина Петровна оказалась тихой интеллигентной женщиной. Про таких, как она, даже в самом преклонном возрасте язык не поворачивается сказать: бабка или старуха. Красиво уложенные седые волосы, умный насмешливый взгляд. Она пригласила Уйманова в квартиру, предложила чай с пирожными.

– Муж был инженером, всю жизнь на заводе, два года назад умер. Живу одна, пенсии хватает. Да Толечка помогает, – рассказывала она.

– У вас есть ещё дети, кроме Толечки? Анатолия, – спросил Уйманов, от горячего чая вспотевший больше обычного.

– Нет. У нас детей долго не было. Толечка появился, когда мне тридцать девять лет исполнилось. Давайте, я вам свежий платок дам, а этот – в полиэтиленовый пакет положу, возьмёте потом, – Валентина Петровна вышла в другую комнату, долго не возвращалась.

Уйманов уже хотел было пойти её искать, но хозяйка появилась в комнате, протянула чистый платок и решительно заговорила:

– Я лечилась от бесплодия. Ничего не помогало. А когда, наконец, забеременела, врачи сказали, что плод не совсем здоров. Скорее всего, родится с отклонениями. Что-то с сердцем. Врачи советовали прервать беременность. А её ведь Бог дал, я же так хотела ребёнка. Бог дал – как отказаться, прервать? От божьего дара грех отказываться. Я решила рожать. Это сейчас и в сорок рожают и ещё старше. А тогда... Роды были тяжёлые. Врачи спасали меня, а ребёнка... Умер он.

Саянкина взглянула на следователя, проверяя реакцию.

Уйманов, хорошо понимающий, как легко можно спугнуть свидетеля неосторожным словом, слушал молча. Он даже перестал прихлёбывать чай. Пауза затягивалась.

– А как же Толик? – осторожно спросил он.

– Я так до конца и не знаю, что произошло. Акушерка там одна, Люба. Фамилии не помню. Одновременно со мной женщина очень тяжело рожала. Думали, умрёт. А родила двойню. Люба и говорит мне, жалко, мол, мальчишек, в детдоме жизнь начнут. Сама Люба тоже детдомовская. Возьми, говорит, Валентина, ребёнка. Хоть одного от казённого дома спасём. Я проплакала всю ночь, а наутро сказала Любе, что согласна. А она уже Толечку на меня записала. Муж так ничего и не узнал. Так и умер, думая, что Толик – наш сын, счастье наше. – Она тяжело вздохнула, поднесла ко рту чашку. – Толечка здоровенький рос. Только нервный немного. Всё будто искал чего-то и никак не мог найти. Выучили его музыке. Я же в музыкальной школе работала. А у него способности оказались.

– А что со вторым ребёнком? – спросил Уйманов.

– А вот врать не буду, не знаю ничего про второго. Не знаю даже, жива ли та женщина. Люба-то постаралась нас с Толечкой выписать побыстрее, чтобы не разоблачили.

– Похоже, объявился братец.

И старший следователь рассказал Валентине Петровне об исчезновении детей, в которых подозревается некто, очень похожий на её Толечку.

– А Толечку-то отпустят? – тревожно спросила Саянкина, провожая гостя.

– Думаю, да. Не волнуйтесь.

– Как же не волноваться-то? Всю жизнь свою сомневаюсь, правильно ли поступили тогда мы с Любой. Вроде, спасли одного мальчика. А другого, что ж? Да и плохо это – близнецов разлучать.

***

Вон она – та девочка. Хотя сейчас на ней было не сиреневое концертное платье, а цветастый ситцевый сарафанчик, он её сразу узнал. Мужчина поднялся со скамейки. Вышел навстречу убегающей от собаки девочке, раскрыл для объятья руки.

– Ой, Анатолий Семёнович! Я так испугалась! Хорошо, что вы здесь, спасли меня!

Девочка повернулась к собаке и, погрозив ей кулачком, доверчиво прижалась к мужчине.

Ах, как восхитительно пахнет! Чистотой. Свежестью. Лёгким страхом. Ничего, сейчас мы усилим этот волшебный запах! Убийца, охваченный пароксизмом сексуального и физического голода, старался унять дрожь и лихорадочно придумывал, что сказать девочке, чтобы она не убежала дальше по своим делам, а пошла за ним. И нужные слова тут же нашлись.

– А хочешь прокатиться на пони? Вон там, в конце парка есть и пони, и ослики. И даже верблюд. Ты когда-нибудь видела живого верблюда?

***

– Уверен, Саянкин – не убийца, – докладывал Уйманов Володарскому. – Алиби у него нет, но и улик против него тоже нет. При обыске в квартире обнаружены только его отпечатки пальцев и не найдено никаких подозрительных, либо не принадлежащих ему предметов. Придётся отпускать.

– Выпустим, и что дальше? Где настоящий преступник? – Володарский с сожалением разглядывал старшего следователя: да, от толстяка не приходится ждать ни озарения, ни блестящей игры ума...

– Будем искать, – невозмутимо ответил Уйманов. – Потребуются люди.

Он понимал, что нужно торопиться. Если его предположения верны, то надо ловить преступника, пока стоит эта аномальная жара. Должна, должна жара спровоцировать его вновь и вновь на безумную охоту. Когда пойдёт дождь, будет поздно. Тот затаится, возможно, на годы...

– Доложите о проделанных мероприятиях по поискам настоящего преступника, Александр Васильевич! – Голос начальника оторвал от раздумий.

Уйманов встрепенулся, по привычке протёр платком розовую лысину:

– Посланы запросы в роддом, где родился Саянкин, и в ЗАГСы города.

Одиннадцатого июня тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года в роддоме N 2 родились две девочки и три мальчика. Девочки нас не интересуют... Мальчики. Одного – весом в два килограмма восемьсот граммов – родила Саянкина Валентина Петровна. И двойня у гражданки Косивцевой: один ребёнок с весом три килограмма триста пятьдесят граммов умер от врождённого порока сердца, второй, родившийся с весом два килограмма четыреста граммов, выписан вместе с матерью через месяц после рождения, набрав всего сто пятьдесят граммов. Все документы в порядке.

– Почему так долго держали в роддоме? – спросил Володарский.

– У матери наблюдались осложнения, послеродовый психоз. Отказывалась от ребёнка, кормить грудью не хотела. Принимала лечение...

– Так, понятно, а что из ЗАГСа? – Тёмные блестящие, со скошенными внешними уголками глаза Володарского выражали заинтересованность.

– Получена копия из книги регистрации актов о рождении... номер записи... число, месяц... Свидетельство о рождении выдано Косивцеву Витольду Александровичу. В графе "отец" – прочерк. Скорее всего, отчество по имени матери, Косивцевой Александры Ивановны, незамужней, семнадцати лет от роду.

– Ишь ты, Витольд! – Володарский усмехнулся.

– Жили мать с сыном в однокомнатной квартире. Косивцева работала техничкой. С мужчинами не встречалась – жила для сына. Потом, когда ей уже было под сорок, у неё появился ухажёр, которого сынок жестоко избил. Да так, что претендент на руку и сердце в одночасье скончался. Тогда-то, на суде, и выяснилось, что мать с сыном спали всё это время в одной постели. До появления ухажёра. А когда тот возмутился и прогнал сынка из супружеской кровати, тот новоявленному папаше и отомстил. Однако экспертиза признала Витольда невменяемым, его определили в психиатрическую больницу, на три года, потом продлили ещё на три. В общей сложности фигурант пробыл на лечении шесть лет. Мамашу – тоже признали. Но почему-то оставили на свободе, предписав амбулаторное лечение. А вскоре, не дождавшись сына, она умерла. По возвращении из лечебницы Витольд узнал, что в ЖЭУ прибрали квартирку, якобы за долги, и предложили поселиться в заводском общежитии номер пять, да ещё и взяли на работу штукатуром-маляром.

– Когда Косивцев освободился?

– В прошлом году. Весной.

– И?.. – Володарский выжидательно смотрел на следователя скорбными глазами с опущенными внешними уголками.

– Поднимаем старые дела на предмет применения их к открывшимся обстоятельствам. На это потребуется время.

– Нет, вы меня удивляете! – Володарский взорвался. – Пока вы старые дела поднимаете, ваш маньяк ещё пятерых ребятишек...

– Но у нас не достаточно доказательств, – возразил Уйманов, промокая бисерный пот клетчатым платком. – Что мы предъявим Косивцеву?

– Это вы у меня спрашиваете? – взревел Володарский. – Работнички, мать вашу... Брать его надо!.. Ну и предъявлять соответственно, – уже тише, усталым голосом добавил он.

***

Саянкин лежал на диване и обдумывал недавние события. Сильно болела голова. Яркий луч солнца пробился сквозь щель между тяжёлых гардин, пополз по дивану и начал удаляться. Анатолий Семёнович безучастно наблюдал за передвижением полоски света и вдруг подскочил, начал собираться.

Похоже, жара подходила к своему апогею. Слишком яркое солнце. Потрескиванье листвы в наэлектризованном воздухе. Больно глазам, больно лёгким. Саянкин остановился, прислушиваясь к себе, и уверенно зашагал в сторону реки. Вот и мост, соединяющий не только два берега Томи, но и два района города.

Они встретились на мосту. Два близнеца-брата. Стояли и смотрели друг на друга, поражаясь зеркальному сходству.

– Как мне тебя не хватало! – сказали одновременно.

И снова замолчали, потрясённые тем, как причудливо и непоправимо судьба распорядилась их жизнями.

– Теперь мы вместе, – нарушил молчание Саянкин, для которого неуловимая прежде мелодия обрела смысл. Музыка, вобравшая ноты новых чувств, звучала теперь в его голове в полную мощь. Мажор. Фортиссимо!

– Воссоединение, – сказал он и неожиданно засмеялся:

– Мой брат – маньяк! Какая нелепость!

Второй не ответил. Лицо исказила гримаса боли. Он резко повернулся и пустился бежать.

– Стой! – закричал Саянкин, догоняя. – Ты не правильно меня понял! Нелепость – не ты, а то, что нас разлучили. Мы должны были расти вместе. Но ничего. Мы встретились, и теперь всё будет хорошо. Мы вылечим тебя!

За спиной Саянкина завыла сирена скорой. Но и в той, противоположной стороне, куда бежал Витольд Косивцев, замигали синие огни.

Саянкин догнал брата, обнял, прижал к себе.

– Мы всегда будем вместе! Ты же брат мой. Только подлечим тебя немножко.

– Я не хочу в психушку! Там... мерзко. – Тихий шёпот прозвучал оглушительно.

" А ведь верно, он уже был и в руках правосудия, и в клинике. Лечился. И не помогло, – промелькнуло в голове Саянкина. – И снова... Лет через пять выпустят – и что тогда? Опять сначала? Не жизнь, а кошмар..."

И Саянкин принял решение.

– Я же сказал: будем вместе, – шепнул он в ответ и медленно пошёл к перилам, увлекая брата, а тот, не отрываясь, смотрел ему в лицо и не сопротивлялся.

Обнявшись, они летели с моста, рассекая раскалённый от жары воздух, обнявшись, упали в обмелевшую от аномальной жары реку – прямо на выступающие со дна камни.

Полицейские матерились, торопясь закончить осмотр места происшествия до надвигающейся грозы, но всё никак не могли разъединить два одинаковых трупа. Казалось, сама смерть скрепила их объятия навечно.

А потом хлынул дождь.

Ревел ветер и раскачивал деревья. Низкое, припавшее к земле небо сердито надувало сизые тучи, с грохотом сталкивало их между собой, метало острые трескучие молнии и проливало мутные потоки воды, которую жадно впитывала изнемогавшая от обезвоживания земля. 

Уйманов был разочарован: они чуть-чуть не успели! Разочарован был и весь отдел по особо тяжким преступлениям. Полицейские несколько дней следили осторожно за Саянкиным в надежде, что обострившееся жарой чутьё выведет музыканта к брату-двойнику. Боялись спугнуть, держали дистанцию. Машина с санитарами наготове... Когда поняли, что Саянкин направляется к мосту через Томь, вызвали подкрепление из Центрального района: чтобы с двух сторон, наверняка... Но поспели только к двум совершенно одинаковым трупам, лежавшим в обнимку на отмели. Поди теперь, разберись – кто из них кто!

Судебно-медицинские эксперты работали в триста третьей комнате семейного общежития. Они доставали из  холодильника аккуратные контейнеры с фрагментами детских тел и слегка тронутые тлением маленькие черепа, завёрнутые в полиэтиленовые пакеты. А прямо на столе стояла кастрюля с супом, в котором плавала детская ножка с местами отслоившейся кожицей на крохотных пальчиках. Страшные находки приводили в оторопь. Привычные ко всему, эксперты запивали ужас медицинским спиртом, но совершенно при этом не пьянели.

Показать полностью
45

Когда пойдёт дождь, часть первая

UPD:

Когда пойдёт дождь, часть вторая

Такого жаркого лета давно никто не помнил. За два месяца не пролилось ни одного дождя. Зной раскалил асфальт до липкой тягучести и высушил на газонах траву. Деревья ощетинились неподвижными колкими листьями и тихо пергаментно потрескивали. И даже ночи не приносили вожделенной прохлады. Дома, словно раскалённые печи, сохраняли жар горячего, как пирог, города. А утром неутомимый диск вновь появлялся на небе, и всё начиналось сначала.

– Бабушка, мы пошли купаться! – заявили внучки, которых ждали во дворе подружки.

Светлана Ивановна в сотый раз наказала, чтоб не заходили далеко, не сидели в воде до синих пупырышек, чтобы старшая, Соня, присматривала за егозой Галкой; потом, скрепя сердце, отпустила девчонок и вышла на балкон. Внучки выскочили из подъезда, влились в щебечущую стайку дворовых ребят. "Вроде всех знаю. Пашка Егоров из второго подъезда. Вера и Люда постарше Сони. Примерные девочки и родители у них хорошие. Присмотрят", – успокаивала себя Светлана Ивановна. Она с удовольствием пошла бы на речку сама, у воды всегда прохладнее. Но накануне, собирая на даче малину, задела притаившийся в кустах борщевик. Через три дня руки от кистей до самых плеч покрылись водянистыми, как от ожогов, волдырями. Век живи – век учись! Если бы она сразу вымыла руки, смыла с них яд безобидного на вид борщевика, или хотя бы не находилась после контакта с ним на солнце, ушла в тенёк – ничего бы этого не было. Эти жуткие волдыри с выступающей из-под них сукровицей не испортили бы остаток лета. Едва сдерживая непреодолимое желание почесать, да что там – яростно разодрать зудящие места, Светлана Ивановна вновь смазала руки облепиховой пенкой и принялась ждать девчонок.

Через три часа они не появились. Светлана Ивановна прибрала в квартире, погладила бельё и приготовила обед. Поминутно выскакивала на балкон, вглядывалась вдаль. Прошёл ещё час. Светлана Ивановна уже сто раз мысленно представила себе весь путь до карьеров, где раньше добывали гальку, а теперь, за неимением пляжа, купались в жару жители района; и постепенно в её воображении открывались тысячи опасностей, которые подстерегали на пути её девочек.

Их высотный дом, который все называли "книжкой" из-за трёх расположенных веером корпусов, стоял неподалёку от входа в Сад Металлургов. Так назывался единственный в Заводском районе большой запущенный парк. Чтобы попасть к карьерам, нужно было сначала пройти по темноватым аллеям парка под старыми раскидистыми деревьями, минуя непролазные и оттого ставшие вдруг подозрительными заросли шиповника и акации. Потом по узкой, в ямах и колдобинах грунтовке пробраться через частокол сосновых стволов. Светлана Ивановна сама участвовала в посадке саженцев несколько десятков лет назад.  Некогда пушистые, не больше метра в высоту сосенки вытянулись до самого неба, загородили верхушками солнце, а здесь, внизу, теснились в полумраке их шершавые стволы с торчащими в стороны сухими обломками нижних веток. Лесополоса отгораживала парк от шума и пыли объездной дороги, пробегающей сразу за соснами. Пересечь эту самую дорогу – шоссе с несущимися на полной скорости автомобилями – то ещё испытание. Потом крутой спуск к долине Томи. Ребятня с хохотом и визгом сбегала вниз за несколько секунд, а сама Светлана Ивановна обычно спускалась бочком, приставными шажочками, хватаясь за чахлые кустики по краям глинистой тропинки, которая выводила на галечный берег. Но не в этот раз. Сейчас она сидела на диване и с ужасом представляла себе всё новые и новые опасности, которые могли возникнуть на пути её любимых внучек. На берегу, тут и там, под редкими кустами ивняка – разные компании отдыхающих. Нетрезвые мужчины и женщины. Кучи мусора. Ошалевшие от жары собаки, лениво рыскающие в поисках объедков. Бутылки из-под пива. Осколки стекла. И сами карьеры – вырытые экскаваторами глубокие ямы на берегу Томи.  Ямы, из которых выбрали грунт, а теперь в них хищно поблескивает мутноватая, пришедшая из реки вода. В этих импровизированных купальнях – резко обрывающийся берег, непредсказуемые глубины неровного дна. Бьющие снизу холодные струи родников.

Светлана Ивановна уже сто раз пожалела, что отпустила девочек. Подспудный, интуитивный страх рисовал в голове жуткие картины. На любом отрезке пути, который, не задумываясь, преодолевали они обычно минут за двадцать, могло произойти что-то ужасное. Пытаясь взять себя в руки, она находила какие-то доводы и объяснения, почему отпустила: ну как летом – без речки? И сама была маленькой – убегала купаться, и дочка Катя, мать девочек, тоже, бывало, задерживалась. Неужели до восемнадцати за ручку водить? Не первый раз. Вчера и позавчера тоже отпускала внучек. Всегда возвращались. С мокрыми волосами, загорелыми носами и плечиками, усталые, но счастливые. Сегодня собралась большая компания ребят – считай, всем двором ушли. Мало ли – заигрались. Вот-вот должны появиться. Должны…

Но все контраргументы казались неубедительными и жалкими против предчувствия.

Тревога разрослась до размеров паники и затопила мозг. Светлана Ивановна наскоро забинтовала руки, кляня на чём свет стоит жару, борщевики, карьеры, и себя, старую дуру, выбежала навстречу внучкам. Чугунные ворота Сада, растрескавшийся асфальт дорожек. Сердце выпрыгивало из груди, уже понимая...

Да нет, вот же они! – отхлынуло от сердца. Щебечущая, как ни в чём не бывало, стайка детей. Вера, Люда, Пашка. Глаза отыскивают шестилетнюю Галку. Девочка увидела Светлану Ивановну, бросилась навстречу.

– Так здорово искупались! Водичка – класс! – И тут же заглянула за спину бабушке:

– А где Соня?

– Как... где? – растерянно оглядываясь, прошептала побелевшими губами Светлана Ивановна.

***

– Докладывайте! – коротко бросил начальник отдела по особо тяжким преступлениям, и взгляд его карих, тёмного шоколада, глаз с печально опущенными уголками остановился на старшем следователе Уйманове.

Володарский знал, что люди, сидевшие сейчас в его кабинете, проделали колоссальную работу, отрабатывая различные версии. В Заводском районе города за короткий промежуток времени при загадочных обстоятельствах исчезло три ребёнка.

23 июня Максим Красильников, 6 лет, играл в песочнице, мать занималась домашними делами, периодически наблюдая за ним в окно. Выглянув в очередной раз, ребёнка не увидела. Поиски во дворе ничего не дали. Соседи ничего и никого не видели.

15 июля семимесячная Кириллова Саша пропала из коляски у дверей магазина, куда мать заскочила за молоком. Через пять минут мать вышла, но нашла лишь пустую коляску.

26 июля исчезла Соня Меркулова, 9 лет. Ушла с ребятами купаться на карьеры, по дороге вспомнила, что оставила дома купальник, побежала за ним домой, но ни дома, ни на берегу больше не появилась.

Все  исчезновения детей произошли в светлое время дня. И все – в одном районе – вблизи от Сада Металлургов. Свидетелей нет. Тщательно осмотрен каждый сантиметр парка. Вещей, принадлежащих исчезнувшим детям, не обнаружено. Опрошены жители трёх близлежащих пятиэтажек и девятиэтажного дома, именуемого "книжкой", а также продавцы магазина, расположенного на первом этаже одного из её корпусов. Никто ничего не видел. Ультиматумов с требованием денег либо выполнения каких-либо условий, цена которых равнялась бы жизни ребёнка, никто из родителей не получал. Отрабатываются версии похищения с целью вывоза детей для незаконного усыновления иностранцами и торговли внутренними органами. И тоже пока безрезультатно. Володарский понимал, что будь хоть одна зацепка, её бы не упустили. Но ведь прошёл месяц! Страшная неизвестность для родителей. Паника среди горожан. Недовольство вышестоящего начальства.

– Трупов пока не обнаружено, – докладывал старший следователь Уйманов, вытирая лысину большим клетчатым платком.

– И какие вы делаете из этого выводы, Александр Васильевич? – спросил Володарский раздражённо.

Почему из немолодого и вечно потеющего следователя приходится вытаскивать клещами каждое слово?

– Либо дети ещё живы, либо...

– Либо их съели, – нехорошо пошутил один из оперативников.

– Похоже, от жары не только асфальт, но ваши мозги полностью расплавились! – повысил голос начальник. – Прошло больше месяца с момента первого исчезновения, а вы: либо, либо!..

– Либо... в городе появился маньяк, – бесцветным голосом продолжил Уйманов и добавил, глядя прямо в глаза начальнику:

– Людоед.

– Что? – заорал начальник. – Да вы с ума посходили! Фильмов голливудских насмотрелись! Если вы не нашли улик или тел детей, это ещё не значит, что их нет! Это значит – плохо искали!

В кабинете повисла тишина. Уйманов снова достал платок и принялся вытирать крупные капли влаги, проступившие на розовой лысине.

В конце августа что-то начало проясняться. Найден наконец свидетель, который 26 июля гулял с собакой по Саду Металлургов.

– Эри – ещё щенок, ей семь месяцев. Ризеншнауцеры – очень активные собаки. Вот она и побежала за девчонкой, а та испугалась, – рассказывал собачник, – я звал её, кричал, но Эри ещё маленькая. Не слушается. Ещё быстрее за девчонкой рванула. Говорю же: поиграть она хотела...

– Вы сказали, что девочку увёл мужчина. Откуда он пришёл? – старший следователь Уйманов, смешной толстяк с розовой лысиной задавал совсем простые вопросы. "Зря боялся. Всё жена: молчи, а то тебя затаскают …" – Мелькнуло в голове свидетеля, и, осмелев, он продолжал более уверенно:

– Да, словно из-под земли откуда-то вырос. Обнял девочку и они пошли. Куда? Кажется, к выходу из парка. А мы с Эри учились выполнять команды...

– Вам показалось, что девочка знакома с мужчиной? Не испугалась его, спокойно пошла с ним?

– Да, именно так. Я даже подумал, что, может отец её. Она прижалась к нему как к родному. Только…

– Что только? – насторожился Уйманов.

– Не похожи они...

– Почему?

– Ну, девчонка-то, сами видите, – чёрненькая, – кивнул свидетель на фотографию Сони Меркуловой, – а этот, папаша-то – рыжий такой, все руки в конопушках оранжевых. Ну, может, в мать…

Через два часа работы со свидетелем был готов фоторобот предполагаемого преступника.

Когда один из оперативников пришёл к Меркуловым, вся семья была в сборе. Екатерина, мать исчезнувшей Сони, с почерневшим и опухшим от слёз лицом, взглянула на фоторобот и тут же сказала:

– Да это же Сонин преподаватель. Из Дома творчества. Саянкин Анатолий Семёнович. Соня к нему три года ходит. На класс фортепиано.

Бабушка, Светлана Ивановна, долго искала очки, потом, взяв листок с портретом дрожащими руками, на которых оперативник заметил крупные волдыри, тоже подтвердила:

– Да, похож. Только глаза... У Анатолия Семёныча добрые, а у этого… будто стеклянные.

– Да, о чём ты говоришь, мама! Как ты можешь...

Светлана Ивановна съёжилась как от удара, сгорбилась и зашаркала на кухню, из двери которой выглядывала испуганная девочка лет шести. Отец Сони никого в изображённом человеке не узнал.

– Кто это? Маньяк, что ли? – и, повернувшись к жене, заорал: – А ты куда смотрела? Ни хрена себе! Дочь три года на занятия к маньяку ходила! И что он там вытворял с ней всё это время? Семейка, б...ть! У семи нянек...

Оперативник попытался было сказать, что ещё ничего не доказано и не ясно. И фоторобот – это же приблизительный портрет, не фотография. Они делают всё возможное, что бы найти...

– Так ищите, мать вашу!.. – зарычал отец, еле сдерживаясь, чтобы не схватить оперативника за грудки.

Продолжение следует

Показать полностью
32

Тени на рельсах | 3 из 3

Тени на рельсах | 3 из 3

Тени на рельсах | 1 из 3

Тени на рельсах | 2 из 3

Мужчина в чёрном пальто вставил треугольный ключ в дверь, несколько раз провернул, а когда нагнулся, чтобы опустить трап… Дмитрий набрал воздуха в лёгкие и рванул по вагону, стараясь не оборачиваться и ни в коем случае не прислушиваться к окружающим звукам. О заднюю стенку черепа, как в гонг, билась мысль, что ему ни при каких обстоятельствах нельзя покидать вагон без Виктора. Дмитрий знал, что это не благородство с его стороны. А холодный расчёт. Ведь у двоих выше вероятность, что оба выживут. «Рановато мне на тот свет».

У двери в следующий вагон Поведов взялся за ручку и машинально обернулся. В тамбуре, откуда он только что прибежал, стояла высокая тень и смотрела на него. Она резко рванула в сторону Дмитрия. Лампы, мимо которых проносилась тень, поочерёдно гасли, топя вагон во мраке. Поведов распахнул дверь и залетел в межвагонный переход.

Дмитрий бежал по узкому коридору следующего вагона, едва не задевая поручни. Из-за закрытых дверей, мимо которых мчался Поведов, доносились странные звуки: то шёпот, то истерический хохот. Ноги уводили его всё дальше и дальше, загоняя вглубь незнакомого вагона. Где-то в душе он знал — погоня ещё не окончена. Он остановился у последнего купе, чтобы отдышаться. Согнулся пополам, упираясь руками в колени. «Должно быть они прицепили вагон к своему составу. Грохочущий ад мчащегося поезда, толчки и внезапно вспыхнувший свет в вагоне… Всё это неспроста». Он поднял голову.

Дверь в последнем купе оказалась открыта. Перед глазами проводника как вспышки замелькали знакомые образы. Каждый из них отзывался в теле колючими судорогами: два стакана на столе; испещрённые крестиками-ноликами листы; едва касающаяся края стола верёвка, тянущаяся до верхних полок и покрытая многолетней паутиной.

За столом сидели двое: мужчина с белой, как сметана, кожей, его пластиковая улыбка тянулась от уха до уха, тонкую шею перетягивало ожерелье из красных борозд; напротив него — старый дед без глазниц; играли они в морской бой. Поведов громко выдохнул, обозначив своё присутствие. Игроки повернулись в его сторону. Не дожидаясь их реакции, он бросился в следующий вагон.

«Неужели. Тот самый… — Дмитрий, задыхаясь, схватился за горло. — Висельник…» На лице возникла болезненная гримаса. Кровавые подтёки на шее не выходили из его головы. Завидев верёвку, он словно сам пережил повешение. Радовало то, что его, судя по всему, уже никто не преследовал. Если бы за ним гнались, наверняка бы давным-давно поймали. Но он жив и стоит в следующем вагоне, погружённом в темноту.

Стены вагона пропитал тошнотворный и стойкий запах разложения. Дмитрий натянул на нос испачканную кровью майку. Слабый рассеянный свет вдали неспокойно мигал. Глаза, уже привыкшие к свету, отказывались воспринимать мрачные очертания в помещении. Он вытянул руки перед собой и пошёл на ощупь. Что-то холодное и шершавое коснулось плеча. Он схватился за металлическую лиану. А когда вгляделся в темноту, увидел в своей ладони ржавую цепь. Массивными железными петлями она была наглухо припаяна к потолку. Он отпустил цепь и она, зловеще раскачиваясь, с тревожным звоном задела другую.

Поведов почувствовал, как по спине побежали мурашки. В темноте кто-то стоял, а разглядеть его не получалось. Дмитрий понимал, что нужно бежать, но ноги приросли к полу. Возможно, его никто не заметил, а возможно, просто выжидали, прежде чем напасть.

— Ммм... Человек? — чвакнул кто-то из темноты. — Давно не видел человека.

Дмитрий развернулся и попятился спиной к двери следующего вагона.

— Куда же ты, мил человек? — существо, так и не представ глазу, вкрадчиво продолжало: — Поди сюда, услуга за услугу…

Поведов попятился и упёрся спиной в дверь. Цепи точно обезумевшие зазвенели, удерживая своего пленника.

— Верни-и-ись! — оглушительный звериный вопль раздался позади, когда двери вагона уже закрылись, ограждая Поведова от опасности.

Страх парализовал бы его, но дальше  некуда. Разум снова окутал туман блокирующий мысли. Ноги стали ватными, земля снова уходила из под ног. Идея двигаться дальше по вагонам пугала сильнее, чем возможная смерть. Но он уже стоял на пороге следующего вагона.

На входе около «Титана» висел синий мусорный пакет. Дмитрий еле переставлял ноги, а дойдя до первого купе… Закрыл рот рукой, чтобы не закричать. Там за столом, на котором стояла теперь уже пустая бутылка водки, сидел Виктор. Он держал в руках полную стопку. Видимо, те самые пятьдесят грамм, наконец, пригодились, и напарник намеревался их добить. Он крутил стопку в руках, а возле него на вешалке висела чистая, выглаженная форма проводника. Из глаз Виктора беззвучно лились слёзы. Это был тот самый вагон, из которого Дмитрий сбегал от существа в чёрном пальто. Теперь Поведов не думал, что сошёл с ума — он это знал.

Виктор не поднял головы, когда напарник показался в проходе, а лишь виновато сказал:

— Нет смысла двери запирать, Дима, когда непрошенный гость уже внутри.

Послышались шаги: кто-то вошёл в тамбур из другого вагона. Дмитрий чудом успел спрятаться за следующим отсеком и прислушался. Неизвестный остановился.

— Приводи себя в порядок, — Поведов услышал за стенкой знакомый бархатный голос. — Ты и так прожил дольше положенного.

Дмитрий услышал звук открывающегося окна, и что-то со свистом влетело в вагон. Поведов слышал этот звук и раньше, когда Оратай пытался протиснуться в тамбур. Тело обдало холодом. Постепенно резкий запах металла, мазута и угля вытеснил духоту и прелость.

— Господин, в путь?

— Оратай. В вагоне посторонний. Найди. Избавься.

— Распоряжуся. Буде сделаемо, господин.

В висках запульсировало. Правая рука, которой Поведов держался за поручень, ослабла. В глазах снова потемнело, и он пошатнулся. Глухой удар плечом о стену привлёк внимание говоривших.

Дмитрий опомнился уже в конце вагона. Как добежал, он не знал. Возможно, это выплеснулась последняя капля адреналина, которую хранил организм про запас: те самые пятьдесят грамм для Виктора. Поведов уже собрался перейти в следующий вагон, как межвагонная дверь сама открылась. На пороге появился…

***

— Я понимаю, почему Вы не смогли рассказать мне историю до конца. По правде говоря, я её неоднократно слышала, — девушка разочарованно вздохнула. — Мне просто хотелось услышать её лично от Вас. Увы, не могу заставить Вас рассказать всё. Но, может быть: Вы поможете мне разъяснить ситуацию?

— Как?

— Кого Вы видели последним? Кто открыл дверь, когда Вы якобы хотели бежать? — собеседница изогнула бровь. Её глаза округлились, а грудь приподнялась.

Дима ещё раз девушку осмотрел и поёжился.

— Я не помню. Кажется… я ничего не увидел. Потому что не успел. Меня схватили сзади, пнули в бок и выкинули из поезда. Помню, как я лежал на земле посреди какого-то поля. Тогда я не знал… как далеко мы отъехали от отстоя и в какую сторону… Я смотрел вслед поезду…

— И?

— Вышел усач. Оратай, так его звали. Он нёс под мышкой рулон рельсов.

— Да ну?

— Клянусь. Он подбросил рулон в воздух, и рельсы вытянулись на траве. Появился совершенно новый путь. Оратай пнул меня по ноге, прежде чем запрыгнуть на подножку. Плюнул, что-то пробормотал… и скрылся в тамбуре.

— А куда делся поезд?

— Он как-то… перестроился на новый путь и поехал. Стоило мне моргнуть и вагон, и рельсы — всё исчезло.

— А Вы мне не врёте? — Поведов промолчал; не получив ответа, собеседница сдалась: — Хорошо, — кивнула она.

Сознание Дмитрия больше не терялось. Земля не уходила из-под ног. И пропала надобность тереть между пальцев простынь, чтобы не проваливаться в бессознательное. Он ещё раз окинул взглядом комнату, посмотрел на собеседницу, имя которой неожиданно вспомнил — Ягдолина. Теперь Поведов также отчётливо видел, что её белая блузка — это на самом деле белый врачебный халат. Неизменной оставалась лишь неестественно фарфоровая кожа девушки, всё ещё отражающая солнечный свет. Собеседница заговорщически улыбнулась под пристальным и осознанным взглядом мужчины. Ни своей мимикой, ни позой она больше не походила на наивную девочку, которой казалась в начале.

— Три года Вы провели здесь, в психбольнице. Так где же Виктор?

— Виктор числится пропавшим без вести, — повел плечами Дмитрий.

— И Вы не знаете, где он? — прищурилась Ягдолина, внимательно разглядывая собеседника; тот поджал губы и посмотрел в окно. — А как Вы думаете, куда делся вагон?

— Вагон до сих пор не найден. Это всё, что мне известно.

— Где Вас обнаружили, Вы помните?

— Знаю только, что в ста двадцати километрах от места, где мы охраняли вагоны.

— Может, Вы всё-таки помните кто помешал Вам остаться в поезде?

— В смысле… Кто открыл межвагонную дверь? Этого я не помню. Знаю, что усач благодаря этому успел схватить меня за шкирку… А дальше Вы знаете. — Дмитрий смущённо потупил взгляд и снова принялся теребить простынь.

— Вы точно не врёте?

Но Дмитрий врал. Да, он правда не знал, куда делся Виктор, где вагон, и, какого чёрта, он снова обколот сильнодействующими препаратами. Но он прекрасно помнил лицо своей собеседницы. Ведь именно её он увидел в межвагонном переходе, прежде чем Оратай выкинул его из поезда.

Он ещё раз взглянул на конверт, на котором красовался каллиграфический почерк с закорючками. Почерк Виктора, напарника, который с самого момента своего бесследного исчезновения присылал открытки, из разных уголков страны.

— Мы оба знаем, что ты не псих, — Ягдолина расплылась в улыбке. — В поезде, где работает Виктор, появилось вакантное место. Ты всё ещё хочешь находиться здесь?

— Не совсем понимаю, о чём речь.

— Давай, скажу по-другому, — она встала и принялась расхаживать по палате. — Я могу тебя вытащить отсюда, если согласишься поработать на нас. Ты всё ещё хочешь стать пэмом?

— Меня убьют, как Виктора?

— Так. Слушай сюда, — она снова села в кресло и с вызовом посмотрела на мужчину. — У твоего Виктора вся жизнь отмерена. Ему суждено было умереть ещё шестнадцать лет назад. За решёткой. Но ему тогда, скажем так, немного продлили удовольствие, — девушка усмехнулась. — Считай, выдали аванс. Дали насладится… всеми прелестями жизни. Называй, как хочешь, — она махнула рукой. — И кстати, — фыркнула Ягдолина. — Никто его не убивал. Ведь тогда он бы перестал быть человеком. А он ценен ровно до тех пор, пока жив. И ты — живой. Так что предпочтёшь? В психушке лежать или работать? Ты, вроде в пэмы метил? Без проблем! Сделаем тебя пэмом. А зарплату? Да зарплату сам себе выберешь! И в отпуск сможешь ездить, куда захочешь, — она призадумалась. — Виктору с этим, конечно, не так повезло. Отпусков у него нет. И зарплату сам себе не выбирал, — она встала с кресла и подсела к Дмитрию, положив руки ему на плечи. — Но ты!.. Ты — совсем другое дело. Так что? — девушка отстранилась. — Согласен поработать у нас? Врунишка.


***

Дмитрий зашёл в купе проводника. Он осмотрелся, бросил большую спортивную сумку на полку, и пошёл по составу. Поведов напрягся, когда заметил в тамбуре над дверью маленькую икону. В нос ударил резкий запаха перегара вперемешку с мазутом. Он сразу узнал тот злополучный плацкартный вагон, который они с Виктором охраняли. За то время, что Дмитрий провёл в психиатрической больнице, в вагоне ничего не изменилось.  Только не хватало запаха опилок, которыми топили печь. Призрачные вагоны не требовали топки, потому что не замерзали. Они летали с бешеной скоростью, преодолевая сотни километров за считанные минуты.

Виктор сидел за тем же столом, где они когда-то играли в карты, перед ним так же стояла недопитая бутылка водки, а на крючке висели оранжевые жилеты. Дмитрий словно проснулся после долгого, неприятного сна. Вернулось ощущение реальности происходящего, будто и не было в его жизни тех последних, до абсурдности страшных трёх лет.

— Ты всё пьешь? — ухмыльнулся Поведов и сложил руки на груди.

— Не-е, — захохотал бывший напарник и поставил ботинок, который держал в руках на пол. — Мне тут сказали, водка помогает избавиться от неприятного запаха в башмаках.

— А от запаха перегара в тамбуре что-нибудь помогает?

— А… Ты про это… Да, там уже ничего не поможет. А ты давно здесь? Может, выскочим покурить?

— Пошли.

Виктор снял с крючка два оранжевых жилета и кинул один Поведову.

— Чур, рельсы скручиваешь ты, — засмеялся Дмитрий и толкнул друга плечом.

— Да не-е. Этим Оратай занимается. Здесь просто нежелательно без жилета на путях ошиваться, — друзья спрыгнули с подножки.

— А как ты здесь вообще?

— Да весело, на самом деле, — Виктор достал пачку сигарет. — Я проработал здесь три года и даже немного жалею, что поначалу убегал. Правда, по мелким скучаю. Хотя… — он махнул рукой, — а чё им? В бедности не останутся. На Ирку кой-чё переписал в своё время.

— А я из-за твоих долгов вообще в психушке оказался, — Дмитрий толкнул друга плечом и тот играючи отпрянул.

— Да знаю. Тебе несладко пришлось, — Виктор хлопнул Поведова по спине, — Ты прости, что так получилось. А с другой стороны, может к лучшему всё? Мы ведь все здесь ради благой цели работаем.

— Того бедолагу из восьмого купе тоже ради благой цели повесили?

— Честно? Не такое и зверство это. Я потом уж узнал: играл он много. Деньги все в карты проигрывал — это мне Яга рассказала. А теперь хоть старика развлекает. Кстати, старик-то этот, без глазниц. И прикинь? Тот самый, которому я с переездом помогал.

— Яга? — переспросил Дмитрий

— Ну, Ягдолина. Она здесь штабницей работает. А начальник поезда, кстати… — Виктор склонился к Поведову и зашептал: — В прошлом тоже человеком был. Глядишь, и я когда-нибудь дорасту, — он мечтательно посмотрел на проплывающие мимо облака и сделал затяжку.

— Сказать по правде, мне толком и не объяснили, для чего всё это.

— Гулаг всё это. Для нечисти, — Виктор плюнул на землю. — Здесь, типа, исправительные работы проводятся: души перевозят; людей, кто с нечистью связан; ну и так далее… У всех срок разный.  Тот, что охотился на нас, — Фёдор. Он чёрт самый настоящий. Прикинь? Попался на полной ерунде! Его сам Дьявол наказал, говорят. Так этого Фёдора на триста лет на поезд засадили. За сделку, которую он с ведьмой заключил.

— И что?

— Да как что? Если она ведьма, так у неё уже души нет. А он, дурачок, ещё раз умудрился её душу купить. Облапошила она его, короче. Свободу себе выбила. К ней теперь хрен докопаешься. Ферштейн?

Дмитрий не успел ответить. Кто-то грубо схватил их с Виктором за шкирку и развернул лицом к вагону.

— Так ты новому сотруднику дела объясняешь?

Перед ними стоял упомянутый в разговоре Фёдор — он же адвокат, он же зубная фея. Виктор буркнул что-то в ответ и потащил друга вдоль состава.

Они подошли к грузовому вагону. Дмитрий помог другу отодвинуть тяжёлую железную дверь.

— Что за вонь?! — Поведов тут же отвернулся, прикрывая нос и рот кулаком.

— Считай, это твой первый рабочий день, — засмеялся Виктор.

***

Как оказалось, чтобы стать поездным электромехаником на призрачном поезде, вовсе не обязательно проходить трёхмесячные курсы переквалификации. Всего-то нужно три годика полежать в психушке, пока тебя не вытащит оттуда какая-нибудь Яга.

Призрачный поезд — это лучшее что со мной произошло за мою недолгую жизнь. Стоило прокатиться на нём с бешеной скоростью сквозь непроходимые леса и необъятные луга, и я уже не понимал, как жил без этого раньше. Фёдор оказался не таким уж страшным. Да и с Оратаем ужиться несложно, хоть он и странный.

Меня больше не пугают обесточенные вагоны в глуши посреди поля и байки проводников. Я знаю, что составителем без языка прикидывался Оратай. Так же как и то, что все пропадающие вагоны присоединяются к призрачному составу и служат разным целям.

В некоторых мы перевозим опасных заключенных — так я называю неисправимых монстров, жаждущих крови. В плацкарте заблудшие души едут в место, где они обретут покой. Иногда среди пассажиров попадаются люди, одержимые страхом, злобой или отчаянием. Они потерялись, запутались, и поезд помогает им найти новый путь. Он раскрывает их глубокие страхи и даёт силы всё преодолеть.

Для кого-то призрачный состав — это спасение, а для кого-то — тюрьма. И пассажир сам решает, как ему ехать в кандалах или на мягкой шконке.

Сотрудники, как и опасные монстры, наказаны за свою провинность. Но их оковы в разы сильнее ржавых цепей и клеток, ведь их держит сам поезд. Они вынуждены следить за тем, чтобы состав всегда приходил по расписанию туда, где он нужен.

Не все, конечно, рады здесь работать, но нас с Виктором всё устраивает. Я часто навещаю отца и с моей зарплатой могу обеспечить ему безбедную старость. Виктор считает, что наконец нашёл своё место. Он больше не пьет, но последняя сцена его горестной попойки навсегда закрепилась за вагоном. Точно так же, как в восьмом купе штаба, весит петля и лежат смятые листы азартного Валеры — проводника, который проиграл старому чёрту в морской бой собственную душу. Навеки заточённый, он и по сей день пытается отыграться, так ни разу не выиграв.

Работа пэма на призрачном поезде  не так сложна, как может показаться. Мало кому нужен туалет, так что прочищать его не приходится, да и кондиционеры чинить не нужно. Одна из основных задач обслуживать клетки для перевоза заключённых. А зачем нечисти человек на борту? Так, потому что клетки солью посыпаются, а никто кроме нас с Виктором к соли не притрагивается — за силу свою переживают, наверное. Так что нас с Витей уважают, а некоторые и побаиваются.

В общем, прижился. В разных уголках России побывал... А впереди ещё тысяча мест и существ, которых мне предстоит посмотреть. И ещё тысяча приключений, которые придётся пережить.

Показать полностью
25

Тени на рельсах | 2 из 3

Тени на рельсах | 2 из 3

Тени на рельсах | 1 из 3

Как бы я ни старался, не смог убедить себя, что это обыкновенные ночные манёвры. Да, я выходи́л из вагона, отвлекался, но я не глухой. В такой тишине, посреди поля, когда слышно даже шелест травы, не услышать приближающийся поезд на расстоянии четырёх метров… попросту невозможно. Я следил за вагоном, не в силах отвести взгляд. Сердце колотилось, словно вот-вот выскочит из груди и повиснет на рёбрах. Перед глазами застыл образ висельника из восьмого купе, и я уже не мог его от себя отогнать.

В этот момент распахнулась дверь возникшего вагона и кто-то застыл в тамбуре, отбрасывая длинную тень в междупутье. Некто махнул кому-то рукой, и я осознал, что всё это время возле нашего вагона кто-то крутился. Не спуская трапа, незнакомец спрыгнул на землю и к нему навстречу вышел маленький человечек. Я притаился, пытаясь не дышать: разглядывал новоприбывший вагон; адреналин стрелял в висках.

Тень. Они отбрасывали тень, потому что в тамбуре горел свет… свет не сигнального фонаря… работало основное освещение. Значит, это не переставленный манёврами обесточенный вагон, а возникший из ниоткуда полноценный функционирующий состав.

В наш тамбур вновь заколотили. Я вздрагивал от глухих, но громких ударов. И на каждый следующий удар моя барабанная перепонка стучала в ответ. Я закрыл уши, надеясь, что незваные гости испарятся, если никто не откроет. Что подумают, будто вагон пуст… Но стук не прекращался ни на секунду. Повеяло могильным холодом. Из глубины вагона послышался протяжный стон, что-то медленно заскрипело. Я зажмурился. Из-за давления на зрительный нерв стали возникать необычные узоры разных форм и цветов, которые неожиданно для меня стали принимать пугающие очертания. Снова Висельник. Доносится стук — картинка меняется. Корчащийся от боли и ужаса составитель без языка, с обрубками вместо пальцев, лежащий на рельсах, и... Терминаторы, разбирающие вагон? Я медленно выдохнул и открыл глаза. Чёрт! Выходит, я всё-таки до ужаса мнительный. Весь разговор с Витей отложился в моей голове… А потом ещё этот скрытный Лёня и… Здравствуй, острая паранойя!

Не помню как, но в секундную вспышку смелости и скептичности я вскочил и оказался в тамбуре у окна. Я попытался доказать себе, что это обычные люди. Однако открывать дверь по совету Лёни всё же не стал. Я даже ухмыльнулся тому, что стою точно так же, как и он: чуть поодаль, выглядывая одним глазом. Горло сковало сомнение, руки и колени вероломно задрожали. Теперь мне выдалась возможность поближе рассмотреть гостей.
Впереди стоял невысокий человек. Его голова казалась несоразмерно большой. Под тусклым освещением блестела жирная, с редкими седыми волосами по краям плешь. Маленькие мышиные глаза сидели глубоко. Нос картошкой нависал над густыми чёрными усами. Напомаженные на стариный манер они скрывали рот. Синий драповый пиджак с непонятным орнаментом обтягивал круглый живот, а из-за уха человека торчал карандаш или сигарета. В махоньких ладонях он держал чёрную папку. Сзади него громадною тенью возвышался некто в чёрном пальто.

Они оба заметили меня и с пугающей внимательностью следили, как я, прежде чем заговорить, переминался с ноги на ногу.

— Я могу чем-то помочь? — мой голос был похож на писк загнанного зверька.

— Отвори! — требовательно проблеял мужичок и ударил кулаком по вагону. — Мы не за тобою! — его противный голос напоминал скрежет ножа по стеклу.

—  А за кем?

— Виктор десь?

По его голосу мне стало понятно, что вопрос скорее формальный: человек и так прекрасно знал ответ.

— Он спит.
— По-твоему, у господина есть время ожидать, когда оно пробудится? — с пренебрежением бросил человек. — Отворяй! Не то погано буде, — пригрозил он и в следующее мгновение очутился передо мной по ту сторону окна.

Я отпрянул. Его чёрные глазки заморгали, а концы подкрученных усов приподнялись. По желейному, дряхлому лицу расползлась зловещая улыбка. Его плоть стала превращаться в беспросветный, вязкий туман, который с шипящим свистом начал просачиваться в щели. В тамбуре засмердело гнилью, и во рту появился сладковатый привкус. Я возвёл взгляд к незнакомой иконе, висящей под двумя нерабочими лампами, крепко зажмурился и зашептал единственную известную мне молитву.

— Отче наш, Иже еси на небесе́х…

Я упорно продолжал молиться, когда металлическая дверь тамбура начала трещать, словно её сдавил многотонный прессовальный аппарат. Окна дребезжали, угрожая разбиться вдребезги.

— Да святится имя Твое, да прии́дет Царствие Твое…

Дикий, загробный и неестественный крик раскатился снаружи с такой силой, что у меня заложило уши. Я не слышал собственного шепота, но ощущал, как по венам бежит кровь.

— Орат-а-ай! — этот крик, как предвестник надвигающегося конца, раз за разом звенел в моей голове.

Я понимал, что передо мной нечто опасное и непостижимое. Что оно вот-вот найдет способ попасть внутрь и принесет с собой смерть и разрушение.

Голос затих. Прекратился скрежет и шипение, и в воздухе снова повисла мёртвая тишина.

Я открыл глаза, осмотрел дверные щели, из которых мгновение назад валил черный густой дым. Убедившись, что всё прекратилось, я нырнул в коридор и вихрем понёсся в купе, где спал Витя.

— Эй, проснись! — я тряс его за плечи, что есть сил. — Проснись! Проснись, тебе говорят!

***

Дмитрий судорожно дышал, вспоминая события трёхлетней давности.

— Вы мне верите? — он медленно выдохнул.

— А это вся история?

— Мне нет смысла продолжать, если Вы считаете, что я вру.

Девушка улыбнулась:

— Верю.

Поведов прикрыл глаза. На его лице возникал то страх, заставлявший вновь и вновь проживать увиденное, то возвращалось щекочущее чувство нереальности происходящего, то опять напада́ло забвение.

Дмитрий снова рассматривал острые углы конверта на прикроватной тумбочке и яблоко с окислившейся серединкой; он мял, тёр и царапал простынь.

Собеседница не торопила. Она поглаживала его по руке и всячески, как только могла — взглядом и жестом — поддерживала и помогала сконцентрироваться. Но, ничего внятного произнести мужчина больше не мог. Он смотрел пустыми глазами на отколотый кусок штукатурки на стене, а потом плавно отводил взгляд и находил новую точку, в которую пялился следующие две минуты. И так по кругу. Про себя он безостановочно читал одни и те же строки, хотя прекрасно знал, что «Отче наш» его не спасёт. В голове будто сработал защитный механизм, оберегающий его от болезненных, травмирующих воспоминаний. Дмитрий, если бы и захотел, всё равно не смог бы рассказать, что все попытки разбудить напарника оказались напрасными…

***

Виктор не шелохнулся, лишь продолжал сопеть. Поведов уже даже допускал мысль, что ему всё померещилось. Он что есть силы ущипнул себя, в надежде проснуться. К огромному разочарованию Дмитрия из них двоих спал только Виктор.

Поведов погасил сигнальный фонарь, чтобы не привлкать внимание незнакомцев, и уставился в окно. Некто высокий в чёрном пальто снова махнул рукой и забрался в тамбур. Загадочный состав тронулся, постепенно скрываясь из вида. Дмитрий решил, что в самый беспросветный момент его спасла молитва, а маленький нательный крестик оказался непробиваемой кольчугой.

В вагон снова заглянул рассеянный маревом лунный свет. Панический ужас понемногу отступал. Колотящееся сердце успокаивалось, отпускала боль в висках, а сведённые судорогой суставы расслаблялись. Рукавом серой олимпийки Поведов вытер испарину со лба. Лучше бы он не продолжал смотреть в мутное замызганное окно, а спокойно бы улёгся на подушку, прикрыл глаза и ни за что бы их не открывал до самого утра. Но он глядел на пробивающуюся в междупутье траву, на рассеивающийся туман и как луна то выходит из-за облаков, то снова за ними прячется. На рельсах мелькнула тень.

По телу Дмитрия пробежал электрический разряд, волосы встали дыбом, дыхание перехватило, во рту пересохло. Запах прелости через щели проникал с улицы в вагон. Зловещий туман покрыл безмолвный отстой. Стихло пение сверчков, трава замерла, боясь пошевелиться — само время остановилось.

Маленький человечек, до этого одетый в чудаковатый пиджак с орнаментом, возник на третьем пути. Теперь он облачился в оранжевый жилет с двумя светоотражающими полосами, а в руке держал фонарь. Он затейливо вздымал руки, становился в непонятные позы, подавая кому-то сигнал. Резко замерев, человечек бросил взгляд точно на Дмитрия.

Поведов вжался в стену. Из-за тумана он не мог разглядеть маленькие звериные глаза мужичка, но прекрасно помнил их. И огромные шевелящиеся усища.

Под вагоном что-то заскреблось. Дмитрий, измождённый страхом, сидел не в силах пискнуть, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться. Виктор же оглушительно храпел и действовал на и без того расшатанные нервы.

Поведов пнул его ногой, но тот всего лишь перевернулся на спину и на короткий миг затих. Смотреть в окно расхотелось. Поведов ухватился за крестик и стал тереть его между больши́м и указательным пальцами. Снаружи что-то громыхало. Вагон, в котором находились они с Виктором, приподнялся и с противным скрежетом рухнул на рельсы. Он стал покачиваться в разные стороны, жалостно скрипя. По ногам Дмитрия побежал неестественный, пробирающий до костей, холод.


Он вновь затормошил напарника, но тот и не думал просыпаться, пока Поведов не направил сигнальный фонарь прямо ему в лицо.

— Вставай, — раздражённо процедил Дмитрий, боясь повысить голос.

Виктор открыл красные глаза и в замешательстве уставился на напарника.

— Ты чё? Дебил? — он двинул кулаком по фонарю и нехотя скинул ноги с полки. — Даже Ирка так не делала! А она баба глупая.

— Тебя кто-то разыскивал. Тарабанил в вагон, аж стены тряслись. А тебя разбудить невозможно!

— Да кто может меня спрашивать? — Виктор попытался сфокусировать взгляд на наручных часах, — в час ночи-то…

Он глянул в окно и, завидев мужичка в оранжевом жилете, выдернул сигнальный фонарь из руки Поведова. Щёлкнул. Свет погас, и Виктор всмотрелся в темноту за окном.

— Ты же не пускал их? — он переменился в лице, в голосе скользнул страх.

— Кто это?

Поезд дрогнул и стал раскачиваться… Виктор судорожно схватил маршрутный лист со стола, небрежно смял, и сунул в карман джинс.

— Просто делай, что я говорю. Потом всё разъясню, ладно? По крайней мере постараюсь, — чуть слышно добавил он.

Виктор вышел из купе, он схватил Дмитрия за рукав и потащил в щитовую. Горе-охранники втиснулись в комнатушку метр на метр и заперли за собой дверь. Проверив плотно ли закрыто окно, Поведов сел на стул. Виктор прислонился к стене. Он вынул из кармана пачку сигарет..

— Поверить не могу, что они действительно пришли за мной, — дрожащим голосом прошептал Виктор. Его трясущиеся пальцы едва удерживали зажигалку.

— Что происходит? Кто это?

— В это сложно поверить. Я и сам до конца не понимаю, что происходит… И кто они такие...

***

Дмитрий плутал среди далёких воспоминаний, не в силах выдавить ни слова. С большим усилием он оглянулся и, заметив на стене портрет в деревянной раме, указал на него рукой.

— Это Виктор? — предположила собеседница.

Поведов приоткрыл рот, чтобы ответить, но звук увяз где-то между зубов — шипящий и свистящий, глухой, без грамма смысла. Тогда Дмитрий просто кивнул.

С полотна на них смотрел молодой мужчина, одетый в синий пиджак с красной полосой, из-под которого виднелась белоснежная рубашка. В руке он держал фуражку. Измученное, бледное лицо, никак не сочеталось с наглаженной формой, отчего портрет казался нелепым. Возможно, как раз поэтому его так никто и не купил.

— Виктор Вам что-то рассказывал? — девушка прищурилась; Дмитрий кивнул.  — Сможете рассказать мне об этом?

***

— Рассказывай. Я должен знать, что происходит, — стиснув зубы, Поведов пристально посмотрел на Виктора.

Тот дёргал за шторку и озирался, прислонившись к стеклу.

— Понимаешь, Дим, — он возбуждённо залепетал, — кретин я. Залетел по дури своей за дебош в кафе. А это не впервой, — Виктор лихорадочно затряс ногой. — Пил я по-чёрному тогда. Понимаешь? Меня даже в армию не взяли. Ну-у, там свои причины... А армия что? Она из мужиков людей делает. А меня и эта возможность стороной обошла. Скатился я, короче, дочудил. Уж посадить хотели. За пару дней до того в наш дом переехал дед старый. Я возле подъезда увидал, как он из Газельки коробки выгружает. Один. Прикинь? Я деду этому и помог. Странный он, жуть. Мелкий, тощий, скрюченный весь, бородка козлиная в разные стороны торчит. Глазёнки крошечные, а светятся как у молодого. Сын, говорит, у него, — человек важный. Но в другом городе. Визитку дал. Сказал, что сын отблагодарит, если мне понадобится. А потом голосом таким зловещим добавил: «А тебе понадобится». Ну, я визитку эту в карман и засунул. А когда в КПЗ менты меня привезли, я вещи выкладывать начал. По воле судьбы как раз в тех штанах я был, где карточка с номером лежала. Ну, приехал ко мне сынок его типа из другого города. Да ещё и быстро как-то. Будто только этого звонка и ждал. Даже получаса не прошло. Помню, он мне тогда ответил, что старика якобы навещал, поблизости тусовался. Адвокат он крутой. Весь приглаженный, в дорогом лайковом плаще. И помощник с ним был… низенький такой, а голова… вот такенная, — Виктор развёл руки, очерчивая в воздухе большой круг.

— Это, поди, он в жилете оранжевом на рельсах выкручивался? — зашептал Дмитрий.

— Он. И усища нискока за двенадцать лет не изменились. Только голову как будто бы ещё сильнее раздуло. Господин Воздушный шарик, — Виктор нервно хихикнул.

— Тише ты! Не кликай, пока оно тихо, — шикнул Поведов, съёжился и глянул в окно проверить, не услышал ли чу́дным образом их разговор тот, о ком они говорили.

Мужичок всё так же стоял посреди рельсов на третьем пути и ворочался: изгибал руки, наклонялся, приседал.

— Он к олимпиаде готовится, что ль? — дёрнул головой Виктор и хохотнул. — Или кому он это представление устроил? Нас, что ль, решил поразвлечь, перед тем как кровь выпить?

— Н-нашёл т-ты время шут-тить, — начал заикаться Дмитрий.

Мужичок сцепил руки в замок, вытянул их перед собой и стал крутить головой.

— Он разминается, чтобы порвать нас в клочья, — Поведов укоризненно посмотрел на напарника; тот серьёзно добавил: — Это уже не шутка.

— Т-ты лучше зак-кончи рассказ, пока тебя есть к-кому слушать, — прошептал Дмитрий, — а т-там, может, чё п-придумаем.

— Пришёл адвокат с помощничком, — Виктор достал ещё одну сигарету; едкий запах заполнил щитовую и Поведов закашлялся, разгоняя дым рукой. — Ну, что адвокаты там делают обычно? Так вот он ни черта не делал. Ни дела не изучал, не разговаривал ни с кем. Сразу ситуацию обрисовал: «Хочешь, — говорит, — я тебя вытащу? Помогу порядок в жизни навести. Парень ты неплохой, крепкий. Денег не возьму с тебя — долг по-другому спрошу. Попозже», — и всучил контракт мне. Я толком и не глядя, тупой же, подписал. Думаю: «Денег ему не надо — у меня их и нет. А там по ходу разберёмся». Подумал, ну, может, нужно будет услугу какую оказать. Выбить с кого чё или коробки потаскать батяне. Кстати, не пришлось бате помогать. Не успел к нам в дом переехать, через три дня куда-то делся. Думал я, помер, ан нет. Уехал. Меня когда выпустили, его в доме у нас уже не было. Вскоре пригласил друг поработать на вахте. Недалеко от Иркутска, в тайге. Мы лес натаскали, денег отложили. С завода то медь вывозили, то ещё приблуду какую. Замутили бизнес по перевозкам. С Иркой тогда познакомился, девка она — огонь. Мисс изящество 2001, между прочим… Через пару лет у нас малышня родилась. Нормально всё шло. Жили небедно. Романтика… путешествия. А год назад всё как ком навалилось: фирма разорилась, обанкротился я, едва смогли сбережения детям сохранить и дом, который на Иркину мать записан. Я ж чё? Никогда сильно состоянием не кичился и ничё не жалел. А теперь и на работу меня никуда не брали, долги остались на мне висеть. Пить снова начал от безысходности. Мне тридцать три уж. Тринадцать лет в счастье, богатстве и согласии прожили. А тут Ирка взбунтовалась. Алкаш я, дескать. Работы нет. На завтрак фуагру больше не едим, видите ли. Люди стали приходить — за долги спрашивать. Окна били, подонки, и за углом поджидали. Но это не самое страшное. Услышал я как-то от соседа, что в проводники податься можно, коли больше некуда. Уже доучился почти —  ко мне другие за долгом приходить стали. Странные… Эти ничё не били… за углом не поджидали… но лучше б так, чем…

— Чем что? — Дмитрий сглотнул.

— Ей-богу, не знаю, что это было. Вот, прикинь… встану ночью воды попить, а у меня за окном человек неподвижно стоит и пялится из-за веток. Я во двор выбегаю с ружьём — никого нет. Приходили они так пару недель, потом в дом лезть начали. Только домой зайду, дверь на защёлку запру, глядь в глазок — стоит у двери са́мой… В меня всматривается… Насквозь прожигает... Усищами в щели лезет… Затворником я стал. Посреди ночи проснусь, а возле кровати кто-сь стоит и по волосам жену мою гладит. Я ж не совсем серло, вскочу, ружьё схвачу и давай в него стрелять. Ирка следом вскочит, свет включит и орёт, что белочка довела меня. Что белочка моя и её уже довела. Короче, выгнала. Я к сестре пошёл. Дом после смерти матушки ей достался. Вот она мне ключи и дала. Пожить немного. А там совсем невмоготу стало. Ночью в замке кто-то ковыряется, скребётся, а подойду, в глазок гляну — пёс бродячий сидит у порога, на дверь мою рычит, скалится. Помыться и то не мог: вода льется, словно загробная песня играет. Шепчут капли вещи страшные. Стал тряпкой обтираться и ссать в бутылку, чтобы из унитаза никто самое драгоценное, что у меня есть, не схватил. Один повадился приходить с листовками. Я дверь открываю, чтоб прогнать, а он мне: «Адвокат за долгом идёт». И уходит. Сейчас обрывками всё это вспоминаю. Сижу и думаю, может, вовсе никакой не человек адвокат этот? А нечисть какая. Да и дед странный.

«Если б сам не увидел тех двоих — на градус бы списал весь Витькин рассказ», — подумал Дмитрий.

Поведов собирался ответить, но провёл взглядом по окну и, забыл, что хотел сказать. На рельсах, где уже почти час крутился мужичок в оранжевом жилете, — никого не было.

— Куда делся? — Виктор уткнулся в окно; его лицо покрылось лёгкой испариной.

— Не знаю. Думаешь, ушёл?

— Они никогда надолго не уходят, — буркнул напарник.

Проводники боялись отвести взгляд и пропустить опасность. Через минуту мужичок мячиком выкатился из темноты, встал, отряхнулся и наклонился с завидной гибкостью. Его маленькие ручонки стали растягиваться в стороны, как жвачка. Он схватил рельсы и с подскоком выпрямился, встряхивая и отрывая их от земли вместе со шпалами. Скреплённые неведомой силой стальные балки и бетонные перекладины не распадались на части. Они цельным полотном податливо следовали за руками.

— Ората-а-ай!

Поднялся вихрь. Щепки, пыль, трава и щебёнка взмывали, кружась, разлетались, врезались в стёкла вагона и падали на землю.

— Почтишенько, господин! — отозвался мужичок. — Ещё малёханько, та буде на́чети!

— Как у него рельсы-то не рассыпались, — Дмитрий с напарником переглянулись: — И кто кричал-то? Может, знаешь?

— Это адвокат. Я его голос из всех узнаю, — Виктор схватил Поведова за рукав олимпийки и с ужасом в глазах прошептал: — А ты разобрал, чё он кричал?

— На имя похоже, вроде. Арапай, что ли? Или как-то так.

— Я вспомнил, — судорожно выдохнул Виктор. — На визитке той… номер помощника был… Оратай. Так его звали. Точно говорю.

— Значит, этого,— Дмитрий кивнул на мужичка в оранжевой жилетке, — Оратай зовут.

Мужичок потянул на себя железнодорожное полотно и стал закатывать его в рулон, размер которого с каждым витком становился меньше. Поведов с напарником переглянулись.

— Он их чё? — Виктор поперхнулся. — Скручивает?

Проводники одновременно потёрли глаза и сглотнули. Они снова уставились в окно. Оротай с небольшим рулоном под мышкой пошёл по шпалам и постепенно исчез из вида.

— Ушёл, кажись, — облегчённо выдохнул Виктор.

— Думаешь, висельник тоже задолжал?

— Кто знает, — напарник пожал плечом. — Ну, ты-то по-любому им ничё не должен. Может тебя и отпустят.

— Кто ж свидетелей отпускает? — обречённо вздохнул Дмитрий.

Он попытался разузнать, что указано в контракте, который подписал напарник. Но тот, махнув рукой, сказал, что сам особо не помнит.

— Глупости какие-то. Пункты странные. Много твёрдых знаков. Я читать не стал.

— Но про плату ты же не можешь не знать?

— Да какая разница? Плата есть плата. А платить не хочется никому, — ушёл от ответа Виктор.

Дмитрий опустил голову. Он проклинал про себя напарника, с которым по стечению обстоятельств оказался рядом в эту злополучную ночь.

Внезапно вагон затрещал, приподнялся и с грохотом рухнул на рельсы. Виктор вздрогнул от неожиданности.

— Ты запер дверь в тамбуре? — он припал ухом к двери.

— Запер.

— И в следующем вагоне? После того как мы вечером покурить выходили?

— Черт… — Дмитрий стащил со стола сигнальный фонарь, но напарник выхватил его из рук.

— Я сам схожу, посмотрю и запру двери. Всё-таки всё это из-за меня, — Поведов возразил, но Виктор его успокоил: — Всё будет в порядке. Никому не открывай, пока я не вернусь.

— Как я пойму, что это ты? Усач третий путь в трубочку свернул. Тебя изобразить для них точно не проблема.

— Я постучу особым образом. Два коротких стука, два длинных. Запомнил?

— Да. Два коротких. Два длинных.

Время тянулось мучительно медленно, когда Дмитрий остался один. Он противился настойчивой потребности прислушиваться к каждому шороху. Но ничего с собой поделать не мог. Тишина безвозвратно поглощала любой звук. Под натиском страха и отчаяния он пытался считать секунды, но в пугающем безмолвии растворялась даже всякая мысль.

Тишину прорезал треск. Поведов резко зажмурился и закрыл лицо руками. Острый укол боли и непрекращаемое жжение в глазах заставили его учащённо заморгать. Ладони намокли от слёз. От внезапно нахлынувшей тошноты он не сразу осознал, что в обесточенном вагоне загорелся свет.

Впервые он почувствовал, как немели ноги. И хотя его желудок не вывернуло наизнанку, во рту появился кислый вкус рвоты. Голова кружилась с такой силой, что он прислонился к щитку: земля уходила из-под ног. Стоял мощный гул, но заложенные уши оказались не в силах воспринять эту частоту. В носу неприятно дёрнулся сосуд, а затем что-то горячее, густое хлынуло в носоглотку. Поведов прижал подбородок к груди. По языку прокатилась соленая капля, сменяя кислоту на металлический привкус. Кровь закапала на стол. Воздуха категорически не хватало. Дмитрий наплевал на всё и повернул рычаг, чтобы открыть окно. Форточку толкнул резкий порыв ветра снаружи.

Поведов очнулся от шока и не поверил своим глазам: сетевые столбы смешивались с деревьями в тёмные мелькающие пятна. Поезд мчался на невиданной скорости по пустому полю, далеко за пределами отстоя.

Дмитрий вытер кровь краем белой майки. Тошнота и заложенность в ушах постепенно отступали, оставляя за собой только слабость. Он боялся дышать. Сердце предательски колотилось. Растерянный, он не сразу услышал стук в дверь и не с первого раза уловил ритмичную последовательность: два коротких, два длинных. «Это Витя!» — Поведов подскочил, чтобы дёрнуть дверь и приготовился её захлопнуть, как только Виктор окажется внутри…

— Твоя станция.

На пороге стоял мужчина в длинном чёрном пальто. Его макушку освещала ярко-жёлтая лампа. Тень от ресниц падала на впалые щёки. Неестественно синие глаза выделялись на бледном вытянутом лице.

— Дальше поезд, Дима, с тобой не поедет,  —  он надменно оскалился.

Состав стремительно затормозил. Слабое тело проводника упало на стул.

— Кто Вы?

— Адвокат? Коллектор? Дьявол? Кем ты хочешь, чтобы я был?

Поведов боялся настолько, что страх стал неотъемлемой частью его самого. Он отказался верить в реальность происходящего. Ему оставалось либо показать всю свою смелость, либо… сойти с ума.

— Зубная фея?

Это была неосторожная попытка разрядить обстановку. Дмитрий надеялся, что мужчине это показалось смешным, потому что он расхохотался. Но нет: он схватил Поведова за плечо и вышвырнул из щитовой.

«Всё пропало. Сейчас скинут с поезда. Высосут душу, и бросят пустую оболочку где-нибудь в глуши, — навязчивые мысли не давали Дмитрию сосредоточиться. — Мне нужно выиграть время. Межвагонная дверь открыта.  Остаётся лишь подгадать момент».

Тени на рельсах | 3 из 3

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!