Серебряная развилка (зарисовка)
Сияющая девушка раскладывает перед собой свои покупки… В данный момент её настроение даже не смогли омрачить чёрная графитовая стена, которая в обычное время вызывает у неё глухое раздражение уже несколько месяцев после ремонта, и классическая тёмно-коричневая люстра с огромными округлыми плафонами, контрастирующая с современной отделкой. Также в тон светильнику на окнах недавно появились длинные тюлевые шторы; видимо, свекровь заходила, пока она была на работе.
Так, посмотрим… Серебристые колготки, приталенное фиолетовое платье, джинсовая курточка… А вот туфельки… С ними придётся расстаться… Хотя, может, спрятать у сестры на время? Нет, рискованно. Всё равно увидит, что с её карты списана сумма сверх лимита, на который он её уговорил… Остроносое серебро призывно поблёскивало стразами на изящных удобных каблучках…
Вдруг внутри раздаётся холодный чистый голос: «Заканчивай, уходи немедленно!»
Покупки выскользнули из рук. Странно, с чего вдруг? Как заканчивать? Куда уходить? Всё же так хорошо…
Через время:
Повзрослевшая молодая женщина со скорбными линиями вокруг рта горько рыдает в обшарпанной комнате общежития, прижимая к себе телефон с фотографией светловолосой девочки с ясными голубыми глазами и задорными кудряшками.
Одно и то же не даёт ей покоя: когда, когда же она свернула не туда?
Вот бы вернуться назад!
Выбор
Шёпот за кулисами и грохот на полигоне
Генерал-полковник в отставке Волынцев умирал в отдельной палате госпиталя имени Бурденко. Тело, изношенное тремя инфарктами и Афганом, уже не слушалось, но сознание оставалось ясным, как осенний воздух после дождя. На экране телевизора, приглушённо бубнящего в углу, шёл концерт к 9 мая. Пели «Журавлей». Вокал – бархатный, проникновенный, народной артистки Ларисы Вольской.
«Лёгкая у неё жизнь, – подумал Волынцев без злости, с усталой отстранённостью. – Вся война – в патриотических песнях. Выходит, улыбается, принимает цветы. А мы-то… кости на перевалах оставляли».
Он вспомнил полигон в Капустином Яре, рёв двигателей, землю, содрогающуюся под сапогами. Ответственность, которая жгла изнутри сильнее самого крепкого спирта. И в этот момент его сердце, крупное, изношенное, сделало перебой.
В это самое время за кулисами Концертного зала имени Чайковского Лариса Вольская, только что спустившаяся со сцены под гром оваций, стояла, опершись о холодную стену. В глазах плясали тёмные пятна. Врачи шептали что-то про «крайнее истощение». Она махнула на них рукой в драгоценном перстне. Нужно было готовиться к «Смуглянке».
Ей вдруг, с невероятной ясностью, вспомнился тот вечер в далёком 63-м. Выпускной в консерватории. И два предложения: от худрука филармонии и от красавца-лейтенанта Виктора, звавшего замуж и в гарнизон. Она выбрала сцену. Он стал генералом. Слышала, что жив, болеет. И сейчас, чувствуя, как подводит её когда-то неутомимое горло и ноет сердце, она подумала о его жизни. О жизни, в которой всё чётко: приказ, выполнение, враг, друг. Твёрдая, как камень, прямая, как штык. Неужели она когда-то посчитала её скучной?
«Он защищал что-то реальное, – прошептала она, глядя на своё отражение в потускневшем зеркале гримёрки. – А я? Я защищала призраков. Настроение. Память, которую сама же и создавала из нот».
В палате госпиталя экран мерцал. Волынцев видел крупным планом лицо Вольской. Удивительное лицо. На нём была не улыбка, а лёгкая, почти неуловимая гримаса боли. И в этой боли было что-то до глубины души знакомое. Боль человека, который тоже отдавал приказы. Себе. Выйти на сцену. Спеть. Улыбнуться. Когда внутри – пустота и тихий ужас.
«Да мы с тобой, сестра, из одного полка, – едва оформилась мысль в его сознании. – Только ты без оружия в атаку ходила».
Его взгляд затуманился. Звуки госпиталя отдалились. На экране Лариса Вольская брала высокую, чистую ноту в финале песни.
За кулисами, положив руку на грудь, чтобы унять колотьё, артистка вдруг почувствовала не пронзительный страх, а странное, всезаполняющее спокойствие. Будто слышала отголосок далёкого, мощного залпа, эхо которого настигло её только сейчас.
В госпитальной палате прямая линия на мониторе издала протяжный писк.
За кулисами Лариса Вольская тихо, по-девичьи, вздохнула и опустилась на скрипучий стул гримёрки, будто только что закончив свой самый сложный концерт.
Они ушли почти одновременно. Генерал, так и не решив, чья жизнь была правильней. Артистка – так и не поняв, кто из них нёс более тяжёлую ношу.
Где уже не было ни оваций, ни приказов. Только тишина, в которой наконец отзвучали и шёпот за кулисами, и грохот на полигоне.
Как принять решение?
Для этого есть отличная техника — «Квадрат Декарта». Это простой, но эффективный способ сделать трудный выбор.
Суть метода
Берете любой вопрос, который никак не решается. От «идти ли к психологу» до «переезжать ли в другой город» — и рассматриваете его с четырёх сторон.
1️⃣ Что будет, если я это сделаю?
Самый очевидный вопрос. Тут собираются в основном надежды и плюсы.
Например: «Если я начну терапию, я перестану жить в режиме постоянного самоконтроля, появится больше опоры».
2️⃣ Что будет, если я этого не сделаю?
Часто тут появляется правда о цене бездействия.
«Если не начну, то снова закопаю себя в “сама справлюсь”, а потом буду удивляться, почему опять накрыло».
3️⃣ Чего не будет, если я это сделаю?
Менее очевидный, но самый честный вопрос. Он показывает скрытые страхи.
Например: «Если я начну терапию, не будет важного для меня ощущения, что я справляюсь сама. Придётся признать, что мне тоже нужна поддержка».
4️⃣ Чего не будет, если я этого не сделаю?
Тут часто выползает то, что человек защищает, сам того не замечая.
Например: «Если я не начну, не будет страха перемен. Я останусь в знакомом и привычном, хоть и не самом комфортном положении».
⬇️
Когда вы проговариваете (а лучше прописать) все четыре квадрата — вскрываются страхи и выгоды, видны последствия — ситуация становится более прозрачной. А значит — меньше хаоса, больше свободы и власти.
Антимаксеры
А что если называть всех, кто не хочет устанавливать MAX, "антимаксерами"? Это создаст негативный фон вокруг людей, которые не хотят создать коллективную защиту от мошенников.
Один раз уже, кажись, сработало.



