Гребучие студенты гребучего меда!
Мне буквально накануне жахнуло десять лет, когда аппендикс решил: "Вива ля Революсьён!" И устроил — с фонтанами, прожигами дюз и фигурной ползьбой до сортира. Маленькая непримечательная деталь: в школе. Прямо на уроке.
Обосрался не только я, но и учительница — уже фигурально. Потом послушать жуткий рокот из латрины прибежала школьная медсестра. В финале примчался завуч, который принял героическое решение: отправил меня домой. Ну правильно, не отвечать же за дристуна, коли гигнется; пусть мрёт на улице. Год шёл девяносто второй, публика активно осваивала подход "не моё? не ебёт".
Совершенно не помню дорогу домой. По ощущениям, я одновременно нёсся вскачь и ковылял, свернувшись в три погибели. И ведь дошёл.
Узрев на пороге зеленоватого дристогоблина вместо внука, бабушка охнула, но тут же вспомнила, что она боевой офицер, и принялась оперативно руководить. В меня влили но-шпы и угля, в бабушку на всякий случай — корвалола, а в уши дежурному по скорой — предупреждение, что если те задержатся, дед вспомнит, где его брат прикопал любимый Т-34-85.
Не знаю, что сработало, угрозы или профессионализм, но явились "скорики" споро, словно под окном стояли. С ними и маман, которой тоже пришлось плеснуть корвалолу, потому что кто-то из бригады брякнул: "Да ладно вам, от аппендицита ПОЧТИ не умирают".
Ладно, чувствую, экспозиция затянулась. К делу: отвезли в педиатричку, ощупали, поставили двухведёрную клизьму, полюбовались на упомянутые выше фонтаны. Кинули на стол, пихнули маску, заставили нюхать и считать до десяти... Дальше не очень помню. До того момента, как попытался встать.
Вот чес-слово, мелькнула малодушная мысль: "Может, с аппендицитом не так плохо жилось?" По ощущениям, мне сшили пузо с коленками, и любые попытки выпрямиться заканчивались эффектным брыком на благоухающие хлоркой больничные полы. Врачи и медсёстры при этом хором пели: "Естественнная реакция, всё в порядке, пусть чаще тренируется". Увы, родня им верила, потому как среди своих я был славен ленью и отсутствием тяги к преодолению. А уж скольких прозвищ, добрых, дружеских и почти ласковых, я удостоился среди сопалатников — калькулятора МК-71 бы не хватило.
Но вот настал день. Меня в очередной раз помазали йодом, потом процедурная сестра зловеще пощёлкала кривой пыточной приблудой, резанула швы... И я ощутил давно, целый десяток дней не испытанное чувство. Это была свобода. Нет, не так: СВОБОДА!
Я походил по коридору, посгибался в разные стороны, потом вернулся в процедурную и вежливо спросил, какого, собственно, хуя. Медсёстры самый знающий народ, наравне с дворниками и проститутками. Мне так же деликатно пояснили, что нехер соплякам занятых людей отвлекать, а в конце добавили:
— У Имярек Имярековича в тот день студенты практиковались. Вот тебя абы какой криворукий и зашил поперёк жопы.
Сука! Почти две недели мне в лицо пиздели, что это не похмельный троечник накосепорил, а я-де, лентяй и трус, недостаточно тренируюсь! Пришлось вечером жаловаться пришедшему проведать отцу. Он кивнул молча, вручил одобренную минздравом передачку и перевёл разговор на иные темы, но клянусь, позже я слышал из коридора звуки двигаемой мебели и сдавленного виноватого пыхтения.
К слову: на физиотерапии, куда я бегал уже в родной поликлинике, мне заметили, что шрам ужасный, явно срукожопили. Даже прописали дополнительные процедуры, чтобы рассосался чище. Но до сих пор слова "студенты-практиканты" вызывают у меня алый туман в глазах и педиатрические флешбэки.
