Армейская курилка

После этой истории мой авторитет в роте сильно подрос.Сами понимаете,многие ещё даже пизды живой не видели,а тут бабы из далека приехали..Я замку ещё два пузыря коньяка подогнал из увольнения и вообще стало полегче.

А дальше пошли тяжёлые нули((( Видимо после горячей ебли в гостинице,у меня на крайней плоти вылезли какие-то кондиломы,через пару месяцев..Капитан Петренко отвёл меня в город к венерологу на осмотр,они там пошептались и я его спросил,что со мной будет..Кутак тебе отрежут! -ответил он...У меня душа ушла в пятки.

Положили меня в республиканскую больницу,на обрезание..Я пребывал просто в нонайской тоске(( Покатили на операцию..Положили на стол,я говорю хирургу,мол, обрежьте как нибудь поинтереснее в виде цветочка.Хирурги молодцы👍Сделали все 🌼затейливо)

Дали наркоз,далее мультики и тяжёлое пробуждение с перебинтованной колбаской..Дела были плохи,все распухло,я чувствовал себя моськой со слоновым хуем((..Вобщем через дня три они меня выпиздрили из больницы ,приехал я на троллейбусе в часть.. Капитан Петренко за голову схватился от вида моей"куколки".Чем я твой обрезок буду лечить!- кричал он весь фиолетовый от спирта...Погнал меня обратно в республиканскую,наверное одного,я уж сейчас не помню,я был в прострации ((..Там меня осмотрели и опять завернули в часть , я еле приплелся обратно,мне уже реально хотелось просто тихо помереть,под солдатским колючим одеялом((

Началась лечебная терапия.Петренко выдал мне марганцовку и банку и сказал периодически полоскать в ней член в теплой воде..Кипятильник у нас был из лезвий.

Нас было двое,я и мой земляк Юра(я звал его Аполлинарий)..у него гнили ноги,знаете такие язвочки незаживающие,ну вы в курсе..Утро начиналось с того что он потихоньку отдирал ноги от простыней и мазал их малиновой жидкостью. А я с коричневым от марганцовки хуем в банке)..

Мне уже начало казаться ,что беда отступила,но это было только начало.В тот роковой день Петренко как обычно сосанул спирта и сказал ,чтобы мы соблюдали распорядок , ушел по своим делам.Я уж не помню почему, но мы зашли в палату карантинную,там завалились на заправленные кровати и закурили по сигарете,как тузы))

И тут вернулся капитан Петренко,у него глаза вылезли как телескопы,от такой картины.Он орал--Воон! Убирайтесь в роту!В ротууу!!!..Опять ебнул и убежал в ярости.

Что делать?..Я говорю--Видимо пришел пиздец,мы там натурально погибнем,брат Аполлинарий (( Давай дождемся утра,все приберем тут,он и остынет.

Утро было тяжёлое.Ясен пень никто ничего не убирал и мы лежали тряслись под одеялами...Он ворвался как вихрь!

Дословно он орал--Вон отсюда,скоты НЕПОНИМУЩИЕ!!!Я сказал ,убирайтесь в роту,скоты!...Я пытался ему возражать,мол,как же мы там будем существовать,но он был непреклонен,даже удочки не помогли..Мне похую,что с вами будет в роте !!!--ревел он как тур..Хоть свейтесь там клубком и отсасывайте гной друг дружке!!!..И мы поплелись в роту,кончилась наша терапия((

А там как назло марш бросок с полной выкладкой на стрельбище, километров 15-17,это самое страшное что случалось раз в месяц((это была просто какая то Божья кара..Построение на плацу.Как обычно--Больные выйти из строя!.. Мы с Аполлинарием шагнули..Что у вас,солдат?..Ноги гниют..Здоров,встать в строй!..у вас?..Ну,вы ж знаете,член перебинтован..Здоров,в строй!

Они уже были в курсе нашего скотства,Петренко доложил..Нам с Аполлинарием дали в наказание ещё патронный ящик набитый кафелем..И все побежали,с лязганием и топотом...Мразь лабус Аклис рвал жопу вовсю -- Вспышка с тыла ! Отделение ползком!..За пару километров до стрельбища на меня реально нашел какой то морок, эдакая апатия и нежелание жить..Кому я нужен буду,с отгнившим хуем -думал я..Болело и саднило...На Аполлинария тоже было страшно смотреть,держался он из последних сил...

Аклис реально бесновался,мы как раз ползли по башкирской деревне..Мне кажется,что он все это специально делал на глазах у изумлённых жителей,упивался властью..В это время он тащил по земле маленького узбека Ниязова(рост 156см),волоком как тряпичную куклу...Жители у домов были в ахуе от такого цирка...И тут я потихоньку дослал патрон в патронник..Мы обычно утаивали 1-2 патрона с бывших стрельб,полировали и делали из них открывалки..Вот и пригодился.

Точно я не помню,что со мной происходило в тот момент..Скорее боль,ненависть,отчаяние..Я стал выцеливать ненавистную рожу Аклиса,почему то решил стрелять ему в район поясницы..Не знаю что спасло меня --Бог, провидение,ангел хранитель,но в это время забился в истерике Аполлинарий...Убейте меня ,убейте здесь!!!-- вопил он лёжа на земле,видимо тоже дошел до точки бедолага..Тут к нам подъехал взводный старлей ,поинтересоваться что у нас за буча..Посмотрел на наши рожи и сказал Аклису спокойным порядком идти до стрельбища и ящик наш забрал в авто.

Жизнь продолжается.Потихоньку в роте наши болячки зажили,все устаканилось.Пидора Аклиса отправили в гражданке в отделившуюся Литву.

Сейчас конечно все это кажется смешным ,но тогда было реально грустно)

Продолжаю публиковать истории читателей. Читатель Антон, 52 года (Москва, сухопутные войска, участвовал в нескольких вооруженных конфликтах) прислал в мой блог на Дзене свое мнение насчет мужской смелости.

Текст слегка отредактирован для удобства чтения.

«Во время работы я много раз наблюдал, как ведут себя мужчины в критических ситуациях. И хочу сказать, что в какой-то момент понял, что бывают разные категории смелости. Например, однажды молодой солдат пролежал сутки на «передке» под обстрелом, а потом выполз к своим, пару километров по территории, где был противник.

Можно сказать, что он смелый? Наверное, но для меня это больше вопрос инстинкта, бешеного желания жить. Когда тебя сама человеческая природа вытягивает за волосы. Выжил, молодец. Если кошку бросить в колодец, она тоже всеми силами попытается выжить. Выберется — можно ли назвать это смелостью? Это в природе живого существа — жить, инстинкт самосохранения.

Но смелость — для меня какое-то осознанное решение. Когда ты переступаешь через свой страх, чтобы сделать что-то для другого или для других. Был случай, когда знакомый сержант, раненый, тащил сослуживца, тоже раненого, километров пять через лес. Мог бы оставить, доползли до помощи, позвать, кто бы его осудил? Но не смог оставить, пытался нести на себе, донес. Хотя, когда ты понимаешь, что смерть где-то рядом, прежде всего отчаянно хочешь спасти самого себя.

Есть, например, смелость, как привычка. Когда ты на позиции пьешь чай, куришь, «арта» работает, рвутся снаряды неподалеку, а ты чай пьешь, закуриваешь. Человек привыкает ко всему, это нормально.

Я недавно узнал, есть такое соревнование среди гражданских — ночь или две они идут одни по пересеченной местности, без карт, всю еду, палатку, несут с собой. Десятки километров проходят за пару суток. И готовятся к этому мероприятию чуть ли не год. Потом на форумах пишут, как им было тяжело.

Между тем, у военных во время работы такое случается в обычном режиме. Ну то есть тяжело, сложно, но это просто часть дела, которое нужно сделать. Идешь в грязи, несешь свой груз.

Тоже самое и с бомбежками, ну ты просто в какой-то момент привыкаешь к этому уровню опасности, потому что организм не может находится постоянно на таком уровне стресса. Бомбят вдалеке, ну что теперь чай не пить?

Но это привычка, а не осознанное решение.

Короче, что для меня настоящая мужская смелость — когда ты преодолеваешь свой страх, чтобы сделать что-то для другого, а не для себя.

Если интересно, то тут еще мой телеграмм-канал Zorkinadventures, где я стараюсь собирать необычные истории про людей и про места, где бывал во время работы в National Geographic Россия и позже.

В Ногинске на привокзальной площади абитуриентов поджидали несколько автобусов. На них нас и отвезли в Ногинский учебный центр. Он располагался в километрах в четырёх к северу от города. Всех прибывших разбили на взводы. Командирами взводов назначили курсантов третьего курса. И разместили нашу разношёрстную команду в небольших летних домиках недалеко от стрельбища.

А дальше закрутилась карусель экзаменов. Мы сдавали физическую подготовку и экзамены по профессиональному отбору (нужно было запомнить показания каких-то приборов, ряды цифр, проводить металлическим стержнем по лабиринту, не касаясь его стенок и сдавать кучу других непонятных тестов).

Дальше было проще. Первым был экзамен по математике. Письменный. Я решил задания своего варианта и собрался уже уходить, когда увидел взгляд своего соседа. В этом взгляде не было ни просьбы, ни сожаления. Была только боль. Всё было ясно без слов. И мой сосед по моему взгляду тоже всё понял. Он улыбнулся, и мы обменялись с ним листками. Я быстренько решил и его вариант.

Между столов периодически проходили офицеры – следили за тем, чтобы мы не списывали. Но нам повезло, нашу махинацию они не заметили. Мы сдали свои работы и, довольные друг другом, вышли на улицу. Там и познакомились.

Моего соседа звали Сергеем Рылёвым. Он пожал мне руку. Слова здесь были не нужны. Но даже молчаливая благодарность была приятна. Так у меня появился первый знакомый в училище. К следующему экзамену мы готовились уже вместе.

Сергей был москвичом из хорошей, интеллигентной семьи. Он знал несколько иностранных языков и, к тому же, был очень интересным собеседником. Рядом с ним я как-то сразу успокоился. И уже не очень сильно переживал насчёт остальных экзаменов. Да и сам Сергей признался на следующий день, что очень боялся именно первого экзамена. И именно математики. Сказал, что в школе не очень-то дружил с этим предметом. Да и школ за время учёбы ему пришлось сменить немало. Его отец был военным атташе в Польше. И по роду своей деятельности мотался со своей семьёй по всему свету. Так что, вполне естественно, что с математикой у Сергея действительно были серьёзные проблемы.

Следующим экзаменом было сочинение. Сергей за сочинение не переживал. Язык у него был подвешен, как надо. А меня с первой же минуты нашего знакомства поразила его способность так грамотно излагать свои мысли. Языком профессионального журналиста-международника. Он не просто разговаривал таким языком, он даже так думал! Для семнадцатилетнего парня это было несколько необычно.

Единственное, о чём он меня попросил – чтобы я проверил ошибки в его сочинении, если такая возможность появится. За ошибки он немного переживал. Увы, во второй раз нам повезло меньше. Передать сочинение на проверку Сергею удалось лишь на пару минут. Я просмотрел его работу лишь мельком, но грубых ошибок не увидел.

Тем не менее, за сочинение Сергей получил два балла. Это было немного странным. Насколько бы я не был невнимателен, но пропустить столько ошибок в те годы я не мог. Мы пошли разбираться. Сейчас это звучит немного смешно. Но тогда нас не послали по всем известному адресу и даже показали нам его сочинение. Грубых ошибок в нем действительно не было, а те, которые были, я успел исправить. Но нам сказали, что двойку Сергею поставили за то, что он списал своё сочинение. Потому что сам он не мог написать такого. Мы попытались переубедить приёмную комиссию, ведь за руку его никто не поймал. Едва ли у нас получилось что-то объяснить, но, в конце концов, было принято соломоново решение. За сочинение Сергею поставили три балла. И допустили его к сдаче следующего экзамена.

Это было почти победой. После каждого экзамена отсеивалось примерно две трети абитуриентов. Такими темпами к третьему экзамену осталось примерно столько абитуриентов, сколько должно было быть зачислено на первый курс. Но радость наша оказалась преждевременной. Третьим экзаменом была снова математика. Устный экзамен.

Разумеется, у Сергея не было ни малейшего шанса на успех. В тот же вечер он собрал свои вещи, попрощался со мной и уехал из лагеря. В следующий раз я увидел его, только через год, когда он приехал поступать в училище уже из армии. Во второй раз ему повезло больше. Так что учились мы с Сергеем на разных курсах. Но на все годы учебы сохранили с ним теплые, дружеские отношения.

Физкультуру я сдал довольно легко, а вот с устным экзаменом по физике возникли серьезные проблемы. Наш школьный учитель Георгий Иванович Топоров из-за тяжелого ранения, полученного на войне, каждое лето вместо прохождения курсов повышения квалификации, ложился в госпиталь. И в результате, программа, по которой мы учились в школе, немного отличалась от той программы, по которой мы сейчас сдавали экзамены. Но, к счастью, снова помогла актерская школа, и я умудрился получить за этот экзамен оценку «хорошо».

А потом была приёмная комиссия. Мы стояли у двери в кабинет, где она заседала. Нас вызывали по списку и там объявляли решение. Я мог не волновался. Физподготовку сдал на «отлично». По остальным экзаменам у меня были три пятёрки и одна четвёрка. До последнего дня мы не знали результатов экзамена по профессиональному отбору, но поговаривали, что и там у меня всё нормально.

Следующим по списку должен был заходить Равиль Муравьёв. Но перед тем как он вошёл в кабинет, все мы, стоящие под дверью, услышали, что приёмная комиссия обсуждает уже следующую кандидатуру – мою. Чей-то глухой голос сказал, что всё нормально и ни у кого возражений по этой кандидатуре нет. И вместо Равиля, в кабинет вызвали меня. Это было неожиданно, и я растерялся. Хотя меня и хватило на то, чтобы более или менее строевым шагом войти в кабинет. Быстро окинуть взглядом собравшихся, выбрать самого большого начальника, сидящего справа за столом и доложить ему.

–  Товарищ председатель, абитуриент Карпов на приёмную комиссию прибыл.

Самый большой начальник снисходительно кивнул мне в ответ. Но ничего не ответил, а лишь улыбнулся. Остальные члены комиссии весело рассмеялись. Генерал, сидевший в центре стола, тоже улыбнулся.

–  Дмитрий Макарович, наверное, абитуриент из числа спортсменов, раз считает тебя председателем приёмной комиссии и начальником училища, а не меня. Твой человек?

–  Да, пока вроде бы, нет, - ответил генералу самый большой (по размерам) начальник. –  А там посмотрим.

После этого все склонились над своими бумагами. И стали что-то обсуждать друг с другом. Обо мне все, как будто бы, забыли. Я стоял столбом посреди кабинета, но в мою сторону никто даже не смотрел. Это было немного странно. Я думал, что они мне обязательно что-нибудь скажут. Ведь то, что я обратился не к тому, к кому было нужно, не могло служить поводом, для того, чтобы меня игнорировать. Но пауза затягивалась и, недолго думая (ума-то палата!), я тихонечко вышел из кабинета. Командир взвода, стоящий за дверью, спросил меня на выходе.

–  Ну, как?

Откуда я знал, как? Мне ничего не сказали. В ответ я лишь пожал плечами. Командир принял моё молчание за знак согласия. И сделал какую-то отметку в своей ведомости.

Вскоре начался курс молодого бойца. Мы целыми днями пропадали на стрельбище или на тактическом поле. Отстреляли подготовительное упражнение из автомата. Потом был подъём по тревоге. Трёхсуточный полевой выход, на котором мы сами разогревали на костре кашу в консервных банках. Нас учили окапываться. Ходить в атаку. В общем-то, было весело.

А 5 августа нас всех собрали в клубе. На сцену поднялся тот самый большой начальник, которого я по ошибке принял за начальника училища. Нам его представили. Это был заместитель начальника училища полковник Конопля Дмитрий Макарович. Он зачитал приказ о зачислении курсантами первого курса Московского высшего общевойскового командного Краснознамённого Орденов Ленина и Октябрьской революции училища имени Верховного Совета РСФСР нижепоименованных товарищей. Дальше шёл длинный список. Все с удовольствием слушали свои фамилии. Это неправда, что самое приятный в мире звук – это звук твоего имени. Иногда человеку бывает приятно услышать и свою фамилию. Я внимательно слушал, когда же прозвучит моя.

Но моей фамилии в списке не оказалось. Дмитрий Макарович поднял глаза от списка.

–  Ну, что, всех назвал? – спросил он, заранее уверенный в положительном ответе.

Из центра зала раздался чуть слышный голос умирающего лебедя.

–  Меня не назвали, –  я поднялся со скамейки. Спазмом сжало моё горло, и я еле-еле смог произнести эти слова.

–  Как фамилия? –  удивлённо спросил Дмитрий Макарович.

– Карпов, –  ещё тише произнёс я. Голос у меня пропал окончательно.

–  Не слышу.

–  Карпов, –  прошептал я.

Ребята, которые сидели рядом, хором повторили мою фамилию.

Полковник Конопля еще раз внимательно посмотрел в приказ. Поднял глаза от бумаги.

–  Вашей фамилии здесь действительно нет.

Вот и всё. На глазах у меня уже наворачивались слёзы. И из-за этого мне было ужасно стыдно. Я стоял посредине зала и понимал, что мне нужно уходить. Меня не зачислили. Как же так получилось?! Мне выдали военную форму, подстригли. И даже дали три раза выстрелить из автомата. Я растрезвонил всем своим одноклассникам, что поступил в училище. Как я буду теперь смотреть им в глаза?

Немая сцена затягивалась. Нужно было уходить. Но я всё стоял истуканом и не мог сделать ни шагу.

– Так, подождите минутку, –  снова раздался голос полковника. Он достал из портфеля толстую папку с бумагами и начал перебирать их прямо на трибуне. При этом продолжая что-то говорить себе под нос.

–  Странно, а здесь вы есть. Машинистка видно ошиблась. Ну, что ж, извините, –  он от руки дописал мою фамилию в приказ. И, обращаясь ко всему залу, уже более громко произнёс. –  Курсант Карпов тоже зачислен на первый курс. Поздравляю!

Кто-то потянул меня за рукав вниз, кто-то хлопал по плечу. Кто-то поздравлял. Я никого не слышал. В ушах лишь звучали слова о том, что меня зачислили.

Лишь вечером я догадался, что машинистка здесь была совершенно ни при чём. Виноват был тот папуас, который не дождался в кабинете решения приёмной комиссии. А по причине собственной бестолковости вышел из кабинета ещё до того, как его фамилия была перенесена секретарём приёмной комиссии из списка абитуриентов в список курсантов. Виноват был я сам! Так по собственной глупости я чуть было не пролетел мимо своего училища…

Александр Карцев, http://kartsev.eu

(отрывок из моего романа "Кремлевский курсант")