В боковом люке появляется долговязый СОБРовец и насторожено смотрит на меня. "Это мое место." - словно ревнует он. Я рычу что-то в ответ и лезу на левый диванчик десанта, вставляю автомат в бойницу. Меня не надо просить дважды и, если случись чего, постараюсь забрать с собой побольше "чехов" любым другим инструментом.
Долговязый занимает место, где только что сидел я и повторяет мои действия почти один-в-один. Так. Долговязому можно доверять - видно, что он здесь не первый раз. Внутрь набивается еще народ и колонна трогается. Через некоторое время мы проезжаем кладбище и стоящий "свечой" горелый БТР. В нем сжег свой бушлат зампотех-ВВшник с которым мы позже подружились. Верх бушлата обгорел у него тогда настолько, что его пришлось выбросить и по молочному заводу он рассекал в подстежке, сильно смахивающей на стеганый ватник с серым меховым воротником. Они тогда решили помочь заглохшему бензовозу, но колонна ушла и оставила их одних. Шакалы не преминули воспользоваться ситуацией и напали на малочисленную группу. Погиб наводчик пулеметов, несколько человек было ранено, но тогда удалось уйти через кладбище... Еще немного работы колесами и колонна выезжает из городской застройки в поле. Теперь можно немного расслабится, но неожиданно приходит головная боль. В таком состоянии я приезжаю в Толстой-Юрт.
Эта деревня встречает нас залпами Градов. Ракеты уносятся куда-то к Грозному. На раскисшем поле стоит Ми-26. Вот уж сарай, так сарай! Задняя аппарель опущена и на ней стоит военный небольшого роста, прапорщик-авиатор? Начинают таскать раненых. Прапорщик принимается шмонать всех, кого несут в вертолет и тех, кто идет сам. Лазит по карманам, по разгрузке, за пазухой. С оружием, боеприпасами и прочим железом на борт нельзя. Подходит моя очередь и прапор ловко освобождает карманы и разгруз от всякого железа. Забирает автомат, сигнальный пистолет СПШ, шлем и много еще чего и передает кому-то из бойцов, что прибыли вместе с колонной. В разгрузе остается только фляга с водой. Затем руки прапорщика лезут под куртку, хлопают по карманам, по телу. Это возмущает меня до глубины души и я что-то активно пытаюсь говорить, но получается жалобно. Резко вырываюсь из его рук и иду внутрь вертолета - Я что уже не солдат? - бьется в возмущенном мозгу. "У него там что-то есть за пазухой!" - это уже прапор. Но сопровождающие нас СОБРовцы не выражают признаков одобрения. Эта процедура им отвратительна, не меньше, чем мне. Еще немного и прапору может прилететь в побритую харю. Он это понимает и отстает от меня. Начинает занимается следующим.
Я нахожу свободное сиденье и занимаю его. Нет я еще солдат и готов сражаться! Ишь рукастый какой - что-то за пазухой... Это мой штатный ПМ за пазухой! Еще перед вылетом из Москвы я одел оперативную кобуру под летний комплект формы. Сверху - бронежилет, куртку и разгруз. Штатное место для пистолета в разгрузе занял СПШ - сигнальный пистолет старого образца, похожий своей формой на оружие Пушкина и Дантеса при их встрече на Черной Речке. Вот прапор, ну гад, все прощупал! Даже мое оружие "последнего шанса"...
Так солдаты носят последний патрон или последнюю гранату на всякий случай. А я вот ношу ПМ под мышкой на всякий "пожарный". Хорошо, что я не отдал ему пистолет. Солдат без оружия словно голый и беззащитный новобранец в бане.
И вот, что еще. На базе было полно всякого оружия. Изъятого и найденного. Автоматы, пулеметы, двустволки и прочая дребедень, но вот пистолетов не было. Наверное такая война была "безпистолетная"... Ухмыляюсь своим мыслям и вижу глаза бойца, что лежит на носилках около меня. он тоже еле заметно кивает, тоже думает о чем-то своем. Вертушка начинает вращать лопастями содрогаясь всем корпусом - мы взлетаем...
Посадка на аэродроме Моздока. Первыми колонна УАЗиков-"батонов" увозит тяжелых. За такими как я - ходячими приезжает ГАЗ-66. Забираюсь по заднему колесу в открытый кузов и грузовик трогается в сторону построек на краю аэродрома. Я, конечно знал, что "шишига" тряский автомобиль, но чтоб настолько... Сидеть в кузове невозможно и я стою держась за борт. Где водила находит эти ямки-трамплинчики? Вроде и по бетонным рулежкам едем, а не по проселку, но нет же! Трясет по-взрослому. Так в тряске, обдуваемые свежим, южным январским ветерком подкатываем к большой палатке типа "УСБ". Сгружаемся и заходим внутрь.
В палатке стоят двухэтажные кровати и кОзлы для носилок. Едва успеваем расположиться, как внутрь заходят две женщины с большим эмалированным тазом в сопровождении военного. Одна из них поднимает платок - "Угощайтесь!" В тазу лежат пирожки. Все, кто способен есть берет по ОДНОМУ пирожку. "Берите! Берите еще!" - но никто даже не дернулся. " Несите тяжелым.." - выражаю общую мысль. Сопровождающий военный уводит женщин из палатки... Даже сейчас, спустя много лет, вспоминая эту картину подкатывает ком к горлу. Простые русские женщины напекли снеди сколько могли и принесли ее в госпиталь, раненым. Почему-то вспоминаются рассказы деда о войне. О другой войне...
В смятении мыслей меня и еще одно "яблоконосца" забирают из палатки и ведут в здание госпиталя. Собрата по несчастью я уже видел на молочном заводе. Куртка у него целая, а вот головной убор подкачал - танковый шлемофон с большими ушами. Войдя в госпитальный корпус поднимаемся на второй этаж. На площадке лестничного пролета стоит банкетка и оборудовано место для курения. Чем и занимаются двое - солдат-срочник и прапор. Что сегодня за день такой? В школе прапорщиков выпускной что-ли? Нас обоих зовут в кабинет к доктору-яблочнику. Смотрим с собратом друг на друга - два сплошных комка грязи. Вспомнилось, как на молочном заводе, в бетонном ангаре с дырами в перекрытии от попаданий миномета с нами сидел корреспондент журнала "На боевом посту". Мы тогда расположились вокруг костерка на который положили проволочный ящик от молочной продукции. На ящике разместились консервные банки где на огне грелось их содержимое. Мы сидели вокруг костра на таких же ящиках и каком-то хламе. И тут зашел офицер в идеально чистой полевке и сумкой через плечо. Он прогнал с ящика солдата-срочника и уселся сам. Увидев наши осуждающие взгляды он произнес: "Мне еще в метро в Москве ехать, а грязного туда не пустят"...
Мы снимаем с себя одежду и обувь и заходим в кабинет в одних носках. Доктор осматривает нас по-очереди, берет наши "ксивы" и заполняет документы: "Вам на второй пост!" - "?!?". Оказывается здесь, около аэродрома развернуто три госпиталя, которые зовут постами. Первый - армейский им.Бурденко, второй - от мед.управления МВД и третий, в надувных палатках, от МЧС. Выходим из кабинета и начинаем одеваться. У соратника на пол падает кошелек. Он поднимает его и начинает осматривать содержимое. Денег как и не бывало, хотя справедливости ради надо сказать, что какая-то мелочь оставлена. Курильщики испарились вместе с дымом от своих сигарет. Одевшись спускаемся во двор, где встречаем солдата-срочника. Он провожает нас до второго поста по дороге интересуясь: "А правда, что больше всех досталось спецназу МЧС?". Морщу лоб и пытаюсь понять - что это вообще за подразделение и на кой им сдался Грозный-95? "Кого видят, того и бьют." - дипломатично уходит от разговора напарник. Так за светской беседой мы попадаем в соседнее здание. В руках заполненные врачом-яблочником синие бланки. Минно-взрывная травма - вот как называется сорт наших яблок, а попросту контузия...