Нация для одних, совок для других
Знаете, иногда в обычной жизни ловишь себя на мысли, что антропологический пессимизм — это не просто термин из философских книг, а то, с чем мы все сталкиваемся каждый день.
Кто-то смотрит на мир и всё ещё верит в человека: мол, мы способны меняться, строить лучшее, преодолевать. Кто-то давно разочаровался — видит только эгоизм, ложь, неспособность к настоящим отношениям.
Кто-то хочет исправлять мир маленькими шагами, а кто-то в глубине души готов всё снести, потому что «так дальше нельзя И Запад, и позднесоветские/русские интеллектуалы это прекрасно видели.
Но вот парадокс: оба лагеря нашли удобный способ не доводить выводы до конца.На Западе кризис локализуют в «архаике» — национальном государстве, суверенитете, границах, «токсичной» идентичности. Всё это объявляется препятствием для прогресса, прав человека, глобального рынка. А собственная культура, которая и породила этого деформированного человека — капитализм, техницизм, массовая культура — остаётся почти нетронутой. Её не трогают. Враг внешний, удобный, можно бороться, не разрушая основ своего мира.
В СССР Мамардашвили и ему подобные видели ту же антропологическую катастрофу, но свели её к локальному: к советскому тоталитаризму, к государству-машине, к идеологии, которая зомбирует сознание. Всё зло — в этом конкретном проекте. А то, что это лишь гипертрофированное выражение общего кризиса человека, предпочли не акцентировать. Проще было объявить всю советскую культуру «частным случаем» зла и тихо от неё отречься.
