Серия «Про страхи»

82

Блаженное лузерство

Страхи – сильный рычаг воздействия на людей. Поэтому полезно знать самые распространенные из них. В прошлом посте “Возьми и спроси” мы затронули страх задавать вопросы. Сегодня поговорим про страх проигрыша в споре. Работа с руководителями подарила мне дергающийся глаз и множество отличных примеров, в том числе и на эту тему.

Один мой знакомый руководитель, назовем его Денис, попал в драматическую ситуацию. Он оказался неправ. И ладно бы он перепутал тональный крем и консилер, так нет. Его сотрудница Марина на общем совещании обнаружила неправоту Дениса в очень важном рабочем вопросе. В тот злополучный день Денис сбежал от позора на другую встречу. Однако новое совещание было не за горами, и Денис пришел ко мне за советом.

Он спросил меня, как победить в их споре с Мариной? Я попросил аргументы обеих сторон. Денис рассказал. Положение было ужасное – Марина была абсолютно права. И теперь столь важный для всей команды вопрос повис в воздухе из-за Марины. Во взгляде Дениса читалась тоска по временам, когда аргументом начальника был костёр. Я поспешно предложил простой и логичный выход: признать перед всеми правоту Марины, а сейчас обсудить что-нибудь более интересное, например наплыв баянов на Пикабу. Но не тут-то было.

Мое легкомыслие потрясло Дениса.

– Я не могу расписаться в своей неправоте! – почти кричал он.

– Распишись в правоте Марины – сострил я, но тут же пожалел.

– Ты что, не понимаешь?! – Денису явно было не до шуток. – Это конец моему авторитету!

– У твоей команды довольно высокие запросы, –  сказал я. – Тебя уважают только при условии, что ты непогрешимее Папы Римского?

– Да причем тут непогрешимость! Я окажусь лузером, а лузеров никто не уважает.

Мне всё стало ясно. Среди ключевых понятий нашего мышления профессор когнитивной лингвистики Джордж Лакофф приводит метафору “спор – это война”. Поясню. Мы используем военную лексику для описания споров. “Она защищалась, как могла”, “Он нападал на каждый аргумент”, “Его критика била в цель”, “Его позиция была разгромлена” и так далее.

Понятие спора как войны настолько прочно укоренилось в нашем сознании, что признать правоту противника (снова военная лексика) – означает проиграть, то есть стать лузером. И Денис в ужасе представлял себя поверженным на глазах у всей команды. Я предложил иной подход.

– Скажи, Денис, – осторожно начал я. – ты же уверен, что Марина права?

– Да, – в отчаянии ответил он. – Мне нечего ей возразить!

– То есть, – продолжал я, – твоя изначальная позиция была ошибочной?

– Похоже на то, – вздохнул Денис так обреченно, что я почувствовал себя полицейским, штрафующим бабушку за переход в неположенном месте.

– Могу ли я заменить “ошибочная” на “ложная”? Твоя позиция была ложной?

– Ну замени, толку-то? – Денис начал раздражаться.

– Толк будет, – строго сказал я. – Если твоя позиция ложная, то позиция Марины какая? Дай антоним на “ложную”.

– Ну истинная, получается. У нас урок русского?

– Человеческого, не отвлекайся. Раз у нее истинная позиция, то, соглашаясь с ней, ты стал ближе к истине?

– …

На лице Дениса отразилось замешательство. Ведь стать ближе к истине – это хорошо, а лузером – плохо. Денис размышлял минуты две. Почти вечность при нашем темпе жизни.

– Послушай, – наконец сказал он. – Это всё здорово, но мои сотрудники не будут думать о том, ближе к истине я стал или дальше. Марина будет победительницей в их глазах, а я – лузером. Еще и в таком важном вопросе.

– Твоим сотрудникам, – парировал я (да-да, опять военная лексика), – вообще не придется думать о ваших с Мариной ролях, если ты правильно всё подашь.

И мы разработали подачу. Денис на совещании оперирует понятиями “истинная”/”ложная” и не использует никаких военных слов. Он не признает поражение в споре, а соглашается. Аргументы Марины были не сильнее, а интереснее. Он не расстроен из-за проигрыша в споре, а очень рад стать ближе к истине. Ведь сам Сократ сказал, что в споре рождается истина, так что...

Денис был в восторге. Выход найден, выводы сделаны. Признавая правоту собеседника (не противника!), мы не проигрываем, а становимся ближе к истине. Если, конечно, у нас вообще есть такая цель. Случается так, что собеседник опроверг наши аргументы, но и его доводы не показались нам убедительными. Так и скажите, ничего страшного. Предложите изучить предмет глубже и вернуться к спору с новыми аргументами с обеих сторон.

На прощание я спросил Дениса, как он сыграл в теннисном турнире на прошедших выходных.

– Занял 4-е место, – сказал Денис.

– Лузер, – ответил я.

Показать полностью
3004

Возьми и спроси2

Давно заметил, что у нас в культуре очень странное отношение к вопросам. Если ты спросил или, хуже того, переспросил, то значит ты – тупой. Очень интересны исторические и культурологические аспекты этого феномена, но об этом как-нибудь в другой раз. Сейчас о практических проблемах – случай из практики.

Одна начальница, назовем ее Ольга, жалуется мне на сотрудника, назовем его Сергей. Случай поистине вопиющий. Она ему сообщила о предстоящем повышении, а он не обрадовался. Вот прямо взял – и не обрадовался. “Как так? – вопрошала Ольга в полном расстройстве. – Почему?” “Возьми и спроси!”, – отвечаю. “Ну я не могу, мне как-то неудобно…”

Мы обсуждали эту ситуацию где-то с полчаса. Я искренне не понимал два момента: почему ее так оскорбила реакция Сергея и почему ей неудобно его переспросить. Она искренне не понимала, что мне непонятно. Не уверен, что я в итоге понял все правильно, но картина сложилась примерно так.

Ольга расстроилась, потому что ожидала другой реакции. Она от всей души желает успехов этому Сергею. Она приложила много усилий для его продвижения и чувствовала себя благодетельницей. Но вместо фонтана слез благодарности наткнулась на смесь равнодушия и досады. Она не могла этого понять, и причины ее расстройства ясны, хотя Сергея никто не спрашивал, нужно ли ему это повышение. Я попытался намекнуть на этот тонкий момент, но в ответ получил недоумение: “Как не нужно? А ради чего он вообще тогда работает?” Тут мы вернулись к моему изначальному предложению “возьми и спроси”.

“Ну как я его спрошу? Он же поймет, что меня это зацепило! Я не хочу показывать слабость!” – возмущалась она. Спустя пять попыток убедить, что в вопросе нет слабости, я не выдержал и ответил, что может спрашивать и слабость, но ходить теперь и возмущаться неизвестно на что – глупость, вот и выбирай. Потому что есть двадцать пять возможных объяснений реакции Сергея и сто двадцать пять возможных формулировок вопроса, которые не будут выглядеть как слабость.

Этот аргумент подействовал, хотя я неосторожно пообещал двадцать пять возможных объяснений. Ольга потребовала минимум десять. Я привел, и некоторые из них произвели сильное впечатление, потому что ей даже в голову такое не приходило. Что касается формулировки вопроса, то было решено выбрать: “Мне показалось, что новость о повышении вызвала твое беспокойство. Это так?”

Через пару дней мы снова созвонились. Ольга была крайне воодушевлена. Оказалось, что Сергея смутила не сама по себе новость, а одна-единственная фраза.. В искреннем порыве и стремлении поддержать Ольга сказала: “Не сомневаюсь, что ты справишься!” Осторожный Сергей почувствовал подвох. Он решил, что новая роль сопряжена с большими рисками, и он может не справиться. В итоге вместо радости от повышения он загрузился вопросами, с чем он может не справиться, и что будет, если он не справится.

Ситуация разрешилась благополучно. Ольга объяснила, что ничего плохого не имела в виду. Сергей, который, как оказался, тоже боялся спросить о своих сомнениях, получил ответы на ключевые вопросы о рисках. Весь их разговор уложился в 15 минут. Однако путь до этого простого “возьми и спроси” занял несколько дней и изрядно потрепал нервы Ольге, Сергею, мне и всем, кто был в курсе ситуации с обеих сторон. И единственный вопрос, который остался висеть в воздухе: “А что, так можно было?”

Показать полностью
Отличная работа, все прочитано!