Карнавал, который придумал Новый год. И напомнил, каково это — ждать хорошего.
«Есть установка весело встретить Новый год». И пусть это звучит как приказ, а не пожелание, но «Карнавальная ночь» обернула даже эту установку в праздник.
Перед вами пример фильма, где всё пропитано шампанским, лёгкостью, пузырьками и ощущением, что впереди точно будет лучше. Ну или как минимум не хуже. Здесь на заре оттепели (1956 год) энергичные молодые люди танцуют, поют, подкалывают и успевают шепнуть зрителю на ухо: «А ведь можно жить и так. Смешно, ярко и свободно».
Это фильм, в котором сатира разыгрывается, как мюзикл, бюрократ сидит с сердитыми бровями посреди мишуры, а над ним из фетра и из слов уже шьют костюмы для Нового года. Но это не жёсткий гротеск и не политический памфлет. Это первая уверенная насмешка над серьёзной системой, в которой запрещали улыбаться без повода. Это ещё не «Гараж» и не «Берегись автомобиля», где смешно, но с горьким привкусом. Здесь смеются в полный голос, искренне и празднично, как будто артисты сами с трудом верят, что им разрешили такое вытворять.
Сюжет здесь скорее крючок для мюзикла. В клубе намечается новогодний вечер. Местная молодёжь хочет устроить праздник с танцами и юмором, а вот замшелый товарищ Огурцов пытается заменить всё «лекциями об успехах социализма». Молодые устраивают саботаж, бойкую интригу, и, конечно, в финале живая энергия побеждает скучный протокол. Всё, как мы любим.
Это, кстати, режиссёрский дебют Рязанова. И с каким лоском! Каждая строчка, как мем эпохи оттепели: «Ну, что ж, заслушаем клоунов», «Если человек морально разложился, надо прямо об этом сказать, а не смеяться». Или вообще великое: «Зачем нашим советским людям скрывать своё лицо?». Почти слоган свободной прессы будущего (возможно, более далёкого).
А ещё это ритуально кино. Не потому что его крутят в Новый год, а потому что оно придумало советский Новый год. Первый новогодний огонёк вышел спустя шесть лет после «Карнавальной ночи», и формула была уже готова: сцена, номера, шутки и пародии, крупные планы весёлых лиц и зал в экстазе. И, конечно, «Пять минут» звучит как гимн советского будущего, которое, кажется, вот-вот наступит, стоит только поверить и расправить плечи.
Я смотрел этот фильм почти вполуха, потому что думал, ну, старый мюзикл, что с него взять. А потом вдруг поймал себя на том, что улыбаюсь весь экранный час. Не потому что шутки смешные (хотя смешные), а потому что кино заряжает. Оно как утренний фейерверк или как первая оттепель в марте, когда ты выходишь без носок на балкон и не замерзаешь. Ведь внутри уже тепло.
В общем, это фильм-предчувствие. Он ещё не знает, куда идёт страна, но чувствует, что туда, где будет веселее. Нет, это не побег из СССР, не протест и не памфлет. Это первый разрешённый карнавал. Это примерка свободы. Как если бы на вечеринку пришла сама Надежда с фейерверками и тортом, села рядом, налила тебе стопку и, глядя в светлые глаза, сказала: «Ну что, живём?»
За красочный фильм-праздник, который не просто отражает эпоху, а дарит ей яркую надежду. Пусть и на время.
