Он был мужчина того распространенного типа, кто в обществе никогда не упоминал супругу. Не снимая кольца, не смущаясь, даже о семейной поездке говорил «я ездил минувшим летом в Кабардинку».
Так «якал» не только на корпоративах, но и в гинекологии, куда частенько сопровождал самых разных спутниц. Почти каждая из них в больничном коридоре говорила, что можно же ее бросить, детей у вас нет, имущество невеликое - суд поделит...
Он не соглашался, лишь утешал, понимая тяготу момента: мол, ничего бы у нас не вышло, я староват, а у тебя вся жизнь впереди. Вероятно, считал себя в эти минуты чуть не человеком чести, мучеником результатов случайных связей.
Впрочем, он был не таким уж плохим. Просто очень уставшим и запутавшимся. С женой он впервые решил развестись в тридцать с хвостиком, тогда загулял - беспутно, надолго - и испугался сам себя. Понял, что в юности не хватило этой бесшабашности. Спокойно и честно поговорил с женой.
А она, всегда рассудительная, порядочная и образованная женщина, его прокляла... Обычными словами, коротко и ясно. Потом встала с кресла и добавила, покрываясь пятнами, как при скарлатине: «Ты не имеешь права на пошлое потребительство. Выкидывать будешь девок своих и их отродье. Со мной, свинья, будь любезен жить и делать всё, что положено нормальным супругам. Вынудишь меня на еще один такой разговор - отравлю».
И тягомотный брак вроде продолжился, как тысячи других несчастных браков чужеродных партнеров, однако оброс неприятной чертовщиной. Он на подкожном уровне принял силу того проклятия - стоило ему к какой-то женщине ощутить больше, чем влечение, его начинало тянуть домой. Хотя там не было ничего и никого, вызывающего привязанность или простое привыкание. Но тянуло так, что он не раз бегом бежал от дальней парковки до подъезда.
Ему думалось, что он запуган от неведения, ведь избавляются как-то от подобного. Но куда-то сунуться было тоже страшно - он ничего не понимал в сферах, находящихся глубже и дальше морального популизма. Однажды подошел к монашенке в переходе, дав предварительно на храм, и начал мямлить нечто про «смуту в душе». А монашенка непонятного возраста всмотрелась в него и сдержанно сказала: «Ты мне не кайся. Ты поищи, в чем твой грех, да исправь, если можно». И пошла, а его деньги, он видел, так целой бумажкой и положила на картонное ложе местного бомжа.
Как-то на работе девочки из ИТО тараторили про женщину, которая раздает наследство своей родственницы. Та была известная «вещая женка», никакой награды за услуги никогда не брала, а помогала по личному выбору - если считала нужным. Ясновидящая и пророчица, занималась целительством, белой магией... И вот наследница раздает ее вещи согласно завещанию - тем, кто придет, достанется то, за чем они пришли.
Он зашел в обычную квартиру, уже пустую, находящуюся как будто в состоянии ремонта. Только тут в одной комнате было очень много женщин, стоявших в очередь в другую комнату, к племяннице умершей тети Наташи.
Когда он попал в маленькую спаленку, почти продремав час ожидания, то ощутил вдруг покой. Словно мама его, маленького баловника и любимца, спать укладывает под голубоватый свет абажура с рыбками... И он, стараясь не упустить воспоминание, вдруг четко изложил суть своей проблемы.
Уставшая неприметная женщина всё выслушала и выдала ему две белых плиточки 10х10 см с рисунком под гжель. Это, говорит, изразцы со старинной купеческой печки. Их тете Наташе ее мама оставила - на них есть заговор. На одном - хороший, на другом - худой. Вы дома положите их так, чтобы жена случайно разбила. Если можно проклятье снять, то хороший изразец цел останется...
Он включил логику и спросил, теряя из виду маму и уплывающих рыбок, «применяли» ли их раньше. Да, говорит, вот та купчиха-вдова, чья печка была, выбрала две случайные плиточки и нашептала на них, что свекор к ней сватается. Если он виноват в смерти сына - то пусть ответит. Если нет - то пусть она ответит за свое проклятье. Так свекор вскорости напился, полез на печь и упал на утварь: ухват, кочерга, штыри разные для дымохода. Затылок ему пробило, а упал вперед, на печку. Все изразцы послетали, два остались. Один треснул, другой нет. Купчиха треснувший заменила и те же слова сказала - чтобы помнить и свой грех.
Он спешил домой и размышлял, в ритм ногам, что хорошего конца у этой истории быть не может...
Удачно подложил жене пакетик с артефактами, на раковину, прям под локоть. Когда изразцы упали на пол, еще упрекнул ее, что подарки исторические не ценит, сюрприз расколотила. Жутко нервничая, открыл пакет - один пополам и с кусочками, другой без повреждений. Ужинал, бряцая вилкой и ожидая освобождения. Изразцы тайком сунул в диван.
В ДТП через пару недель попали вместе. Он - с последствиями, с серьезной инвалидностью. Она - ни царапины.
