Через год после окончания войны в наш городок вернулись все, кто ушёл когда-то на фронт, либо в виде похоронки, либо живьём. Кто-то защищал Родину в рядах Красной Армии, кто-то на флоте. Вернулись и друзья с самого далёкого детства Лёшки Тарасенко – Ваня Веретельников и его брат Николай. Ванька, самый шустрый был на их улице, но ушёл воевать в январе 1942 года. Коля же на фронте с первого дня войны, потому как кадровый военный.
Прошло пять лет и они вернулись домой. У Николая небольшая хромота, еле заметная, раненый был шибко, ну а так – серьёзный мужчина двадцати девяти лет с сединой и вековой усталостью в глазах. Ваню же привезли домой на носилках, выписали умирать домой из госпиталя – бомбой его накрыло немецкой, на подступах к Берлину.
В те времена каждого вернувшегося солдата встречали всем небольшим городком.
Шустрая ребятня разносила новости в считанные минуты и ко двору «живого солдатика» стекались людские ручейки, для того чтобы обнять, увидеть своими глазами, и расспросить о своих родных, которых могли увидеть на своих фронтовых дорожках братья.
Лёшка прибежал к Ване с Николаем одним из первых.
Обнимались плакали–смеялись, вспоминали, как пацанами по оврагам лазили, рыбачили, дрались улица на улицу, иногда ругались, но чаще были как братья – не разлей вода.
Потом набежали ещё люди и Лёшку оттеснили, ведь все хотели и поздороваться, и поговорить–поспрашивать.
Друзья договорились, что Лёшка истопит баньку и попарит в ней братьев–фронтовиков своих на днях...
Знал Лёшка, что у Веретельниковых баня совсем непригодная стала, покосилась, а мужиков не было никого: отец помер перед войной, а дед еле ноги передвигает, одни бабы у них и остались. Вот сейчас Колька с Ванькой вернулись, вздохнут полегче, да и не только они – вся улица вздохнёт, ведь теперь на улице ещё два мужика будет жить, и ничего, что один не ходит – выходят, и не таких выхаживали!
Мужики сейчас в стране на вес золота.
И вот в растопленной баньке, после всех процедур и состоялась эта беседа, из которой и родилась эта история об одном трусе...
Баньку братья нахваливали, говорили, что за пять лет впервые в нормальной бане парятся. Ване уже чуть полегче стало, даже сам перешёл в предбанник и давай байки о войне травить. Коля не отстаёт от брата, а Лёшка о работе в поле рассказывает, о поселковых девушках, о том, как фрицы–румыны и к ним захаживали, и как матерились по-своему, потому как в домах никого не оказывалось.
Потом Лёша вдруг замолчал и сообщил, что считает себя трусом, что не смог, как Ваня на фронт уйти – Родину защищать, мать и сестёр своих. Остался тут в тылу. Что-то в документах напутали – его не призвали, а сам он не пошёл.
Страшно было, а теперь стыдно и считает себя трусом последним, и как теперь своим друзьям в глаза смотреть не знает. И партизаны к себе звали, а он не пошёл, потому как трус, как представлял, что мать одна останется, так и всё, ведь отца в сентябре 1941-го расстреляли, а мать старая совсем, да и бабка у неё на руках с дедом, а те и не ходят вовсе.
Да и мужиков в округе совсем не осталось, одни старики и малышня.
А со всех, кто не на фронте норму требовали, чтоб на фронт отправлять, да и самим кормиться надо было. Жили, можно сказать, из последних сил.
А потом оккупация, и он, как трус с мамой остался, в партизаны не пошёл.
Правда наладил в лесу заимку, где дед пчёл разводил когда-то до войны...
Вот и считал себя полным и окончательным трусом.
Ничего не сказали братья на его речь. Помолчали немного, а потом Коля сходил к гимнастёрке своей военной, достал из нагрудного кармана письма, треугольником сложенные, тесёмкой перемотанные и наугад одно из них достал и начал читать.
Ваня тоже достал свои письма–треугольники, и братья, перебивая друг друга зачитывали отрывки из писем, в которых рассказывалось о том, как зимой 1943 года мама братьев заболела так сильно, что сил встать не было, и если бы не помощь Лёшки, который и воды натаскал, и дров наколол, и картошки раздобыл, и сала немного, и ухаживал две недели, пока мать не поправилась...
У Вани-то детей еще не было, а у Коли двое и оба жили с бабушкой, потому и за ними Лёшка смотрел и кормил... А как все соседи наперебой нам рассказывали, что если бы не ты и твоя заимка, то в 1944-м всех девушек с окрестных улиц угнали бы в рабство, а как партизанам голодной зимой привёз двадцать мешков муки, которые ночью с немецко-румынского склада спёр...
А когда оккупация закончилась, то стал за председателя, организовал работы по уборке урожая, малышню распределил так, что слаженно и сено заготовили, ни один двор без него не остался. А как защищали его всем посёлком от особистов в 1945-м, которые допрашивали его – чем в оккупации занимался, и как сотня, а то и две, баб пришли ему спасибо сказать, что не в рабстве они, и как пообещал тот же особист к медали Лёшку представить за это дело.
И сделали братья вывод, что живы бабы с улицы, их дети и племянники, и матушка только благодаря Лёшке, потому дружба будет длиться их век и никогда не закончится.
Так оно и произошло. Ванька – Иван Андреевич Веретельник ожил, ходить начал, поставили его директором нефтебазы, а по вечерам ещё и кости людям вправлял – лечил, дар у него открылся, а Колька – Николай Андреевич Веретельник, опять был вызван в действующую армию, повоевал там в разных концах света, а уже под пенсию стал в военном училище преподавать, сын у него родился, Виктором назвали, ну а Лёшка – Алексей Алексеевич Тарасенко стал главным механиком на ремонтном заводе, и медаль ему дали, ходил он с ней на все праздники, а бабы им спасённые смотрели на него, плакали и крестились в его след...
Эти и другие воспоминания вошли в документальный, военно-исторический роман "Летят Лебеди" в двух томах.
Отрывок из документального, военно-исторического романа "Летят Лебеди" в двух томах.
Том 2 – "Без вести погибшие"
Краткое описание романа здесь
Если понравилось, вышлю всем желающим жителям этого ресурса
Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я всё вам отправлю (профессионально сделанные электронные книги в трёх самых популярных форматах).
Есть печатный вариант в твёрдом переплете
Предыдущие публикации на Пикабу:
