Беларусь

Сегодня практически все жители Покрашево и окрестных деревень после рождения сразу побывали на приеме у Сергея Ивановича. Он помнит каждого — в кабинете стоит картотека, заполненная делами: каждая карточка — отдельный человек. Фельдшер достает одно дело за другим, называет фамилию и с ходу рассказывает историю человека.

В деревне его уважительно называют Доктором — именно так, с большой буквы. Авторитет врача вынудил решать не только медицинские вопросы, но и многочисленные бытовые. Сергея Ивановича часто просят разрешить споры, уладить конфликты, помочь решить сложные проблемы. Это история про искреннего и доброго человека, который врос корнями в родную землю настолько, что стал с ней единым целым.

Вот лишь некоторые цитаты из этого монолога:

Родился я в крестьянской семье в деревне Серяги, расположенной в Слуцком районе. Детство, я считаю, проходило счастливо, пока в одно из воскресений по радио не прозвучало выступление Молотова, который объявил о внезапном нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Несмотря на свой возраст, я сразу почувствовал опасность, понял, что добром это не кончится.
Уже вскоре отца забрали. Произошло это, когда он работал на поле. Приехали четыре полицая и увели. Мать пошла назавтра узнать, как там отец, передала ему поесть, передачу взяли. Ходила туда каждый день, а однажды ей ответили: «Его нет — вывезли». А через шесть дней расстреляли.

Мама не смогла оправиться от горя и вскоре умерла. Я остался в семье за старшего мужчину. Мы — дети и бабушка — обрабатывали землю, для того чтобы прокормиться. Хлеба хватало и себе, и для того, чтобы сдать налог, которым обложили немцы. Так и жили несколько лет под оккупацией.

Но в какой-то момент среди полицаев почувствовалась тревога. Поползли слухи, что немцы отступают. В один из дней мы утром стояли в поле, видим — на нас идет цепь солдат. Присмотрелись — красные, наши.

Тогда пандемий не было, а были эпидемии. Эпидемия дифтерии, эпидемия кори, эпидемия скарлатины. Это было страшно. Например, если при дифтерии не оказать своевременную помощь, ребенок умирал. Больница была далеко, 30 километров. Скорой помощи не было.
Эпидемии приходили периодически, пока мы не охватили прививками все детское население. Теоретически я был хорошо подготовлен, сыворотка была, и я вовремя делал все необходимое. Поэтому смерть от дифтерии у меня была только одна: бабка категорически отказалась прививать свою 6-летнюю внучку, девочка заболела, я отправил ее в больницу, и там ребенка не смогли спасти.

Конечно приходилось упрашивать, настаивать, объяснять. Бабки кричали: «На черта мне эта прививка! Я прожила 70 годов и в больнице ни разу не была!» Вот и уговариваешь сначала бабушку, потом ее дочь, потом ребенка из под лавки вытягиваешь, потому что он туда уже от страха залез. Нелегкая работа была. Учитывайте, что одноразовых шприцов не было, стеклянный шприц приходилось кипятить после каждого укола. А через месяц надо сделать повторные прививки, через 3—6 месяцев — еще раз… За два года мы с акушеркой охватили всех детей, а их, в возрасте до 14 лет, было более 800.

Я придаю прививкам большое значение, и ликвидировать пандемию мы сможем только тогда, когда большинство населения будет дважды привито. Сам я переболел коронавирусом в феврале-марте. Чувствовал себя не так уж и плохо, но на кислороде находился все время в течение болезни. В реанимации — 10 дней. Я был уверен, что поправлюсь.

В округе, когда я приехал работать, проживало 1300 человек. Это было в первые три года моей работы. Сегодня домов больше, чем тогда, а населения только 300 человек. Рождается 1—3 ребенка в год, заканчивают 11 классов и уезжают учиться, а домой не возвращаются. Безусловно, сейчас деревня умирает. Остались маленькие населенные пункты, где 1—2 человека только живут. Дачники все пустующие дома раскупили.

Почему я не уехал из деревни? Я увлекся своей работой, мне нравилось, что она приносит результаты, что люди мне благодарны. Я не мог их оставить. Жаль, что по состоянию здоровья и возрасту приходится оканчивать свою службу. Вижу, что уже силы покидают. По всей вероятности, уже зимой я уйду на отдых. Очень не хочется. Я считаю, что без работы это уже не жизнь. Это — доживание. Скорее всего, вместе с моим уходом закроется и этот фельдшерско-акушерский пункт.