ronanana

Если говорить чуточку быстрее, то можно выдать больше информации за минуту времени)))
Например, что:

1) важен способ нанесения -- широкими, энергичными движениями, и строго вдоль волокон.
2) только кисть, никаких валиков (важно именно втирание), и берите самый широкий флейц из имеющихся.
3) если можно, положите щит горизонтально для нанесения, чтобы контролировать где прокрашено, где нет, и не делать пропусков. А вот сушить наоборот, лучше вертикально, так быстрее.
4) после полного высыхания грунтовки олифой -- пройдитесь по поверхности грубой жёсткой тряпкой (энергично протрите) опять-таки вдоль волокон, счищающими движениями.
5) все пазы и внутренние углы изделия пройдите дважды. И высыхание грунтовочного слоя потом будете контролировать по ним.

И два самых главных момента:
1) грунтовать горячей. Холодная олифа -- это мазня.
2) не надо особо разбавлять для грунтовки оксоль. В неё УЖЕ добавили сиккатив и растворитель, она УЖЕ бодяжная наполовину, по определению.
Но поскольку купить настоящую льняную натуральную олифу (не подделку!) крайне сложно, рынок буквально заполонили подделками, -- у оксоли, как ни странно, больше шансов быть льняной (или конопляной, рыжиковой, что конечно похуже, но всё ещё не минеральный или подсолнечный пиздец).

Перед большим объёмом, или ответственной работой сделайте пробный выкрас на образце-картонке, подождите два дня, пока выветрится запах растворителя, и внимательно понюхайте: льняная основа пахнет приятно, сладковато-рыбно (повезло), подсолнечный запах всем знаком (не повезло), минеральная "синтетика" или почти не пахнет, или пахнет химией (не повезло, выкидывай).

Оформляю как ответ на пост, чтобы увидело больше народу.

У меня тоже есть сокровенное воспоминание, как я прокатилась на машине времени. Захотелось поделиться, и публично.
Это ничего не значащий пустяк, и вообще трудно описывать ощущение, атмосферу, но я попробую.

Два года назад, в начале июля я возвращалась с дачи друзей с тяжёлыми вёдрами и рюкзаком. Последние два квартала до дома еле брела, останавливаясь каждые 20 метров.
Утро воскресенья, но уже жара, солнце в глаза. И свежий ветер обдувает вспотевший лоб.
Наш спальный микрорайон. Я наверху горы, передо мной широкая прямая улица с перспективой под уклон, молодые каштаны по линеечке, над головой пронзительно голубое небо с облачками, как в аниме Миядзаки. Длинные девяти- и высокие восемнадцатиэтажки ослепительно яркие вблизи, а под горой внизу лёгкая туманная дымка.
Пустынное пространство почти без людей и машин.

Вижу троих детей.
На ступеньках крыльца угловой Пятёрочки сидит мальчик лет двенадцати, со старой книгой на коленях (кто в наши дни читает бумажные книги?!). Перед крыльцом другой мальчик, ровесник этому, в накинутой на плечи футболке, учит девочку лет четырёх кататься на велосипедике, бережно её поддерживает за спину и что-то тихо объясняет (кто в наши дни доверяет таких малышей подросткам?!). Мальчик с книгой смотрит на друга и улыбается светло и открыто. У него летящая русая чёлка, зачёсанная назад, как на советских плакатах (кто сейчас так стрижёт детей?!), трикотажная майка-шведка с распахнутым воротом. У девочки косичка, криво и неумело заплетённая, явно руками брата. Велик -- старый и потёртый, совсем драндулет, тоже явно братово наследство.

Моё сердце остановилось, моё сердце замерло (с)

Когда попадаешь во вневременье, принимаешь это как должное.
Я подхожу к детям и говорю:
-- Приветик! У вас аллергии на клубнику нет?
Они удивлены, улыбаются. Мальчик с велосипедом говорит "нет..."
-- Точно? и у неё тоже? -- показываю на ребёнка.
-- Я люблю клубнику! -- говорит девочка.
-- Тогда подставляйте руки. Только найдите, где помыть.
-- Спасибо! Спасибо!
То, что происходит дальше, совершенно естественно в моём детстве конца 70-х, и в этом вневременьи конечно тоже: тот, что с футболкой на плечах, с полными горстями клубники, толкается в дверь соседнего пивного ларька и кричит куда-то внутрь:
-- Тёть Нин, можно у вас клубнику помыть? Нас угостили!

Но мирозданию надо было добить меня окончательно.
Я поднимаю свои вёдра, а мальчик с пионерской чёлкой спохватывается:
-- Вам помочь донести?
-- Не надо, спасибо, кушайте на здоровье.
И... бросаю взгляд на книгу, которую он положил на ступеньку, собираясь вставать. Это был "Таинственный остров". Последняя капля, которая окончательно выбила меня из реальности.


Сколько раз я была с той стороны. Нас угощали клубникой, смородиной, огурцами, яблоками -- и соседки, и незнакомые тётки, бабки. Просто так, от хорошего настроения. Теперь немолодой тёткой стала я. ))
Вечером рассказала мужу, он сказал "Сейчас не стоит подходить на улице к чужим детям, и тем более чем-то угощать". Да знаю я, знаю... Но было ощущение, что это не здесь и не сейчас.

Автор не всегда говорит от себя словами персонажа, но мне кажется, здесь именно такой случай.
Цитата из романа "Подросток", размышление главного героя, не самого умного, но вдумчивого и эмпатичного паренька:

Я так думаю, что когда смеется человек, то в большинстве случаев на него становится противно смотреть. Чаще всего в смехе людей обнаруживается нечто пошлое, нечто как бы унижающее смеющегося, хотя сам смеющийся почти всегда ничего не знает о впечатлении, которое производит. Точно так же не знает, как и вообще все не знают, каково у них лицо, когда они спят. У иного спящего лицо и во сне умное, а у другого, даже и умного, во сне лицо становится очень глупым и потому смешным. Я но знаю, отчего это происходит: я хочу только сказать, что смеющийся, как и спящий, большею частью ничего не знает про свое лицо. Чрезвычайное множество людей не умеют совсем смеяться. Впрочем, тут уметь нечего: это — дар, и его не выделаешь. Выделаешь разве лишь тем, что перевоспитаешь себя, разовьешь себя к лучшему и поборешь дурные инстинкты своего характера: тогда и смех такого человека, весьма вероятно, мог бы перемениться к лучшему. Смехом иной человек себя совсем выдает, и вы вдруг узнаете всю его подноготную. Даже бесспорно умный смех бывает иногда отвратителен. Смех требует прежде всего искренности, а где в людях искренность? Смех требует беззлобия, а люди всего чаще смеются злобно. Искренний и беззлобный смех — это веселость, а где в людях в наш век веселость, и умеют ли люди веселиться? (О веселости в наш век — это замечание Версилова, и я его запомнил.) Веселость человека — это самая выдающая человека черта, с ногами и руками. Иной характер долго не раскусите, а рассмеется человек как-нибудь очень искренно, и весь характер его вдруг окажется как на ладони. Только с самым высшим и с самым счастливым развитием человек умеет веселиться сообщительно, то есть неотразимо и добродушно. Я не про умственное его развитие говорю, а про характер, про целое человека. Итак: если захотите рассмотреть человека и узнать его душу, то вникайте не в то, как он молчит, или как он говорит, или как он плачет, или даже как он волнуется благороднейшими идеями, а высмотрите лучше его, когда он смеется. Хорошо смеется человек — значит хороший человек. Примечайте притом все оттенки: надо, например, чтобы смех человека ни в каком случае не показался вам глупым, как бы ни был он весел и простодушен. Чуть заметите малейшую черту глуповатости в смехе — значит несомненно тот человек ограничен умом, хотя бы только и делал, что сыпал идеями. Если и не глуп его смех, но сам человек, рассмеявшись, стал вдруг почему-то для вас смешным, хотя бы даже немного, — то знайте, что в человеке том нет настоящего собственного достоинства, по крайней мере вполне. Или, наконец, если смех этот хоть и сообщителен, а все-таки почему-то вам покажется пошловатым, то знайте, что и натура того человека пошловата, и все благородное и возвышенное, что вы заметили в нем прежде, — или с умыслом напускное, или бессознательно заимствованное, и что этот человек непременно впоследствии изменится к худшему, займется «полезным», а благородные идеи отбросит без сожаления, как заблуждения и увлечения молодости.

Эту длинную тираду о смехе я помещаю здесь с умыслом, даже жертвуя течением рассказа, ибо считаю ее одним из серьезнейших выводов моих из жизни. И особенно рекомендую ее тем девушкам-невестам, которые уж и готовы выйти за избранного человека, но все еще приглядываются к нему с раздумьем и недоверчивостью и не решаются окончательно. И пусть не смеются над жалким подростком за то, что он суется с своими нравоучениями в брачное дело, в котором ни строчки не понимает. Но я понимаю лишь то, что смех есть самая верная проба души. Взгляните на ребенка: одни дети умеют смеяться в совершенстве хорошо — оттого-то они и обольстительны. Плачущий ребенок для меня отвратителен, а смеющийся и веселящийся — это луч из рая, это откровение из будущего, когда человек станет наконец так же чист и простодушен, как дитя. И вот что-то детское и до невероятности привлекательное мелькнуло и в мимолетном смехе этого старика. Я тотчас же подошел к нему.

Иногда перечитываешь книгу через 30+ лет, и то, что казалось великим открытием на первый раз, со второго вызывает неприятие, скепсис, даже отторжение. А бывает, что опыт всех твоих прошедших лет убедительно подтвердил блестящую правоту и мудрость великого писателя.

Соревнование моторки с катером? хех...
Вспомнилась по теме маленькая история 20-летней давности.

У нас на Волге попадается угашенное мудачьё, которым за счастье увидеть на пути резиновую лодочку на вёслах: если её прям экстремально подбрить своей моторкой, она так прикольно на волнах прыгает и может перевернуться. Мы с мужем на такой лодочке любили раньше на острова ездить порыбачить, и на мудаков моторочных раза три натыкались. Муж умеет обращаться с вёслами, и мы слава богу не переворачивались, но всё равно неприятно быть обрызганными и слышать пьяное рыготание и визги с удаляющейся моторки.

Так вот, был у нас случай торжества справедливости. Одних из таких любителей попугать или перевернуть маленькую лодку, мы увидели через полчасика, в паре-тройке км от места происшествия, застрявшими в заросшем протоке. До ближнего берега метров 700 вплавь (если вообще плавать умеешь, хахахаха), и берег своим видом не то, чтобы вдохновлял. По матюгам и чуть не драке между мудилами было не совсем понятно, то ли они сломались капитально, то ли в браконьерских сетях застряли.
Но при виде нас они заткнулись, и мы такие, медленно и невозмутимо мимо них скрип-скрип, скрип-скрип, скрип-скрип... В тот момент я была на вёслах, в своей интеллигентской соломенной шляпке, а муж отдыхал, с удовольствием кушая бутербродик... Со стороны ситуация выглядела как старый диснеевский мульт или потерянный эпизод "Ну Погоди!".
Рыбалка и островной отдых в тот день были исключительно приятными.