Ссыль на новость: https://t.me/bazabazon/42867

Служил срочную на засекреченой подводной лодке Б‑### «В&₽#@в» в конце 2010‑х годов. Это дизель‑электрическая субмарина проекта @#@.3— тихоходная, но смертоносная. Наш экипаж был сплочённый, все знали друг друга в лицо, а распорядок дня — как часы.

После вахты оставались только дежурные смены. Герметичные переборки задраивались по всем правилам — такие выдержат и шторм, и нештатное давление. Выйти из отсека без ведома оперативного дежурного было невозможно: каждый переход между отсеками фиксировался, а все двери имели датчики.

Мой пост считался «блатным»: после основной смены я и мой напарник оставались вдвоём. Место было укромное — никто незаметно не подберётся. Мы спокойно занимались своими делами: читали, слушали музыку, качали пресс, чифирили.

В тот вечер всё шло как обычно. Все разошлись, мы выполнили положенные процедуры, вскипятили воду. Была пятница, дежурным по лодке заступил капитан‑лейтенант Савельев — мужик нормальный, не дёргал смены без причины. Все надеялись на спокойную субботу.

И тут неожиданно позвонил майор Логанов. Он был старшим инженером‑механиком, отвечал за энергоустановку. Голос в трубке звучал хрипло:
— Поднимайте меня в третий отсек. Срочно.

С инженерами на лодке отношения были особые. Устав для них — не догма: главное — чтобы техника работала. С Логановым можно было и «за жизнь» поговорить, и помощь попросить. Он не придирался без причины, хотя имел свои «завихи». Но как инженер — бог.

Майор поднялся. Вид у него был потрёпанный: комбинезон в мазуте, лицо усталое. Мы налили ему чаю, расспросили. Логанов объяснил: на вспомогательном контуре охлаждения сбой. Механизм несложный, но двое матросов разобраться не смогли. Майор сам полез смотреть, провозился два часа — без толку.

Контур этот редко использовался, срочного ремонта не требовалось. Майор отпил чаю, повеселел, переоделся и отправился в каюту. Я лично проводил его до двери отсека. Мы с напарником вернулись к своим делам.

Через полтора часа раздался звонок от помощника дежурного:
— Логанов ушёл?
— Да, уже почти два часа назад, — ответил я.
Помощник хмыкнул и отключился. Я не придал этому значения.

Спустя несколько минут звонок повторился:
— Ты точно уверен, что он ушёл?
Я напрягся, но снова подтвердил: проводил майора до каюты. Спросил, в чём дело. Помощник ответил, что с пятого отсека кто‑то позвонил, представился Логановым, потребовал подать питание на резервный контур и сразу отключился. На повторные вызовы — тишина.

На пульте дежурного видно, откуда идёт вызов. Ошибка исключена. Пятый отсек — дальний, туда без причины никто не суётся. К тому же переборка между четвёртым и пятым отсеками на ночь герметизируется, открыть её без ведома дежурного нельзя.

Дежурный, подумав, подал питание. Мало ли, может, майор занят и не хочет тянуться до ГГС. Хотя это грубое нарушение.

Ещё через полчаса дежурный снова пытался связаться с пятым отсеком — без ответа. Решил, что майор закончил и ушёл. Про герметичную переборку все как‑то забыли. Помощник снова позвонил мне:
— Логанов точно ушёл?
— Точно, — повторил я.
Помощник замолчал и отключился.

Я задумался. На лодке было ещё два пути в пятый отсек, но оба на ночь блокировались. Я позвонил знакомому из дежурной смены — он подтвердил: майор в каюте, дверь заперта. При этом помощник дежурного только что спрашивал то же самое.

Стало не по себе. В пятый отсек можно было попасть ещё через аварийный лаз, но он тоже был заперт и под сигнализацией. Да и кто станет шутить такие шутки на боевой лодке?

Тут позвонил сам дежурный. Голос грубоватый, но без злости:
— Что за цирк с пятым отсеком?
Я ответил, что не понимаю, о чём речь. Дежурный сказал, что если это шутка, то он её оценил, но хватит. Я снова повторил, что майор ушёл два часа назад.

Тогда дежурный сообщил: только что с пятого отсека звонил Логанов и потребовал прислать меня с ремкомплектом и набором щупов из его стола. Я ошарашенно ответил, что это невозможно — майор в каюте. Дежурный помолчал:
— Ты думаешь, я с помощником с ума сошёл?

У Логанова был особый выговор — его голос нельзя было спутать. Но и мой знакомый из дежурной смены не мог ошибиться. Дежурный приказал мне взять ремкомплект и сходить в пятый отсек — проверить, что там.

По инструкции я не имел права покидать пост, но с этим капитаном у меня были хорошие отношения. Я взял сумку с инструментами, щупы (они лежали в столе майора, зарытые в бумагах) и фонарь. Пошёл через четвёртый отсек.

По пути меня остановили дежурный с помощником:
— Заметил что‑то странное в его поведении?
Я сказал, что майор выглядел уставшим, но не более. Дежурный кивнул:
— Иди. Смотри внимательно.

Путь в пятый отсек шёл через узкий коридор с переборками. Пока шёл, меня не отпускало чувство тревоги. Обычно я не боялся тёмных закоулков лодки, но тут стало не по себе. Я даже ускорил шаг, хотя сумка с инструментами мешала.

Пятый отсек встретил тишиной. Свет горел, но в помещении никого не было. Шкаф с автоматикой был открыт, схема частично разобрана. Я погасил свет, закрыл шкаф и пошёл к телефону ГГС.

Трубка лежала на рычаге. Я поднял её, чтобы позвонить дежурному, но вдруг услышал скрип — где‑то за спиной открылась переборка. Я обернулся: в проёме стоял Логанов. Он был в рабочем комбинезоне, лицо бледное, но спокойное.

Я окликнул его. Майор обернулся, улыбнулся. Я расслабился: наконец‑то нашёлся. Сделал шаг навстречу, но он вдруг медленно поднял руки вверх, как по команде «руки за голову», и начал заваливаться назад — в шахту аварийного люка.

Я бросился к нему, но не успел. Майор рухнул вниз. Я подбежал к люку, посветил фонарём — внизу никого не было. Ограждение шахты было целым, сетка не повреждена. Я позвал его, но ответа не было. Только гул вентиляторов и стук сердца в ушах.

Я спустился, открыл нижние двери — пусто. Ни следов падения, ни тела. Я замер, не понимая, что происходит. Только что видел, как майор падает, слышал, как скрежещет металл… А теперь — ничего.

Вернулся к телефону, позвонил дежурному:
— В пятом отсеке никого нет.
Дежурный долго молчал, потом спросил:
— Куда он делся?
Я не знал, что ответить.

Тут помощник дежурного воскликнул:
— Он только что звонил нам! Из каюты.

Мы набрали номер майора. В трубке раздался его голос:
— Да, я в каюте, спал. Что случилось?

Оказалось, Логанов давно был в каюте. Он подтвердил, что днём проверял контур, но не успел закончить. Планировал вернуться утром.

Я не мог понять: кого же я видел в пятом отсеке? Дежурный с помощником переглянулись. Капитан спросил, что со мной, почему я без пилотки и сумки. Я только тогда заметил, что держу в руке только фонарь.

Я соврал: сказал, что после доклада мне показалось, будто я увидел майора, но, подойдя ближе, никого не нашёл. Стало страшно — один, в глубине лодки, в темноте.

Дежурные ушли в рубку. Я пил чай, руки дрожали. Вдруг на пульте замигала кнопка вызова. Я взглянул — пятый отсек. Дежурный включил громкую связь. Из динамика донёсся шум, а потом чёткий голос:
— На треугольнике не запускать.

Выговор был как у майора. Затем связь оборвалась.

Дежурный взбесился. Он стал звонить наверх, ругался, грозился всех наказать. Потом сказал мне:
— Снимаю тебя со смены. Иди в кубрик, молчи.
Я попытался возразить, но он добавил:
— Скажем, что ты выполнял особое поручение. Отдыхай.

Перед обедом меня разбудил дежурный по кубрику:
— ЧП. Логанов погиб. Упал в шахту аварийного люка в пятом отсеке.

Позже выяснилось: утром он взял с собой матроса. Они разошлись: майор зашёл в рубку, а матрос пошёл в пятый отсек. Через час с пятого отсека он позвонил:
— Майор только что упал в шахту!

Спасатели нашли тело внизу. Руки и ноги были вывернуты, череп раздроблен. Матрос стоял у телефона, бледный, с дрожащими руками. Он рассказал: что он пришел минут на десять раньше Логанова и, подождав немного, решил зайти за поворот и покурить, чтобы майор, когда придёт, не почувствовал запах дыма. Когда он уже делал последнюю затяжку, он услышал скрип отодвигаемой загородки. Матрос быстро затоптал бычок и пошел к шахте. Выйдя из–за поворота, он увидел майора, стоявшего к нему спиной на самом краю открытой шахты. И было хотел окликнуть майора, но побоялся, что тот может от неожиданности упасть. В тот момент ему показалось, что откуда–то из–за спины кто–то окликнул майора. Он даже повернулся, но никого не увидел. Когда он вновь посмотрел на майора, тот уже стоял к нему лицом, смотрел куда–то через него и улыбался. Потом майор медленно поднял руки, как будто по команде «руки вверх», и медленно повалился спиной в шахту. Матрос бросился к телефону, доложил на КДП о происшествии и до прибытия дежурного от телефона не отходил.

Я выслушал этот рассказ почти безразлично, безо всякого волнения. Наверное, сознание было уже неспособно реагировать на эту чертовщину. А может быть, я просто знал, что мне расскажут. Кое–как попрощался и ушёл к себе.

Следствие было недолгим. Экспертиза установила, что в момент удара о пол шахты Логанов был жив, следов других повреждений не нашли. Не нашли следов алкоголя и наркотических средств. Мотивов к самоубийству тоже не нашли, списали все на несчастный случай. Матрос проходил по делу свидетелем, но в части он больше не появлялся. Что с ним стало дальше, я не знаю.

Конечно, звёзд полетело много. Выгнали начальника отдела, сняли командира подразделения. Дежурный и помощник отделались взысканиями, хотя упрекнуть их, в общем, было не в чем, потому что работы в тот день были надлежащим образом оформлены и зарегистрированы. Но на дежурство оба больше не ходили, в скором времени капитан уволился.

Я отошёл довольно быстро. Всё–таки молодой был, психика ещё была здоровая. Поначалу была какая–то апатия, которая не давала задумываться о том, что это было. Потом были разные мысли, но и это прошло. На смены я ходить не перестал, подвал меня по–прежнему не пугал, я много раз ходил в пятый отсек, специально оставался там один, но ничего пугающего ни разу не ощутил. Многие, пока я ещё были в части, пытались заводить со мной разговоры на эту тему, но я этого всяко избегал, и они быстро отстали.