«Завод «Русский Рено» имел в то время дурную славу. Я убедился в основательности этого, как только увидел озлобленное настроение рабочих – моих новых товарищей. Начальниками цехов и мастерами на заводе были почти исключительно французы. К нам, к русским рабочим, они относились с подчеркнутым высокомерием и тупой холодной жестокостью.

Администрация завода свирепствовала: за малейшую провинность – штраф, неугодных рабочих сейчас же выбрасывали с завода с «волчьим билетом», а иногда отправляли прямо на фронт, в окопы…

Наши хозяева не останавливались ни перед чем, чтобы сломить волю рабочих, подчинить ее себе. Одних рабочих натравливали на других. Достигалось это очень просто: путем установления разных, заведомо несправедливых расценок труда. Так, например, работницам, работавшим на полуавтоматических станках, платили за смену больше, чем нам, квалифицированным механикам, настраивавшим и ремонтировавшим станки.

Тяжелее всего было работать в часы дневной смены. Кроме надзора со стороны мастеров, повсюду так и шныряли особые надсмотрщики. Среди рабочих было немало провокаторов, доносивших начальству обо всех, кто высказывал недовольство. Легче, свободнее дышалось в ночные смены. Начальство почти всегда отсутствовало по ночам, а бригады, такие же, как я, никогда не «прижимали» рабочих» (стр.114-115).

И все же, как рабочих ни прижимали, как ни старались разобщить, разъединить их, в середине октября завод «Русский Рено» забастовал. Это было спустя несколько дней после моего поступления на завод, и участия в организации забастовки я не принимал.

Но как радостно было мне, когда мы бросив работу, вышли на улицу и к нам присоединились рабочие других предприятий! Снова я дышал свежим, бодрящим воздухом борьбы!»