Серия «Разные люди»

Включил композитора Сибелиуса на всю громкость – его музыка очень хорошо на дождь ложится и Астрахань напоминает. Вспомнил, как вчера в трамвае ехал, тоже Сибелиуса в наушниках слушал, сижу, мечтаю и тут старушка злобная. Нависла надо мной, рот открывает, как полудохлый астраханский судак, говорит чего-то или молится, может… Я наушники снял - место, оказывается, уступить просит. «Стоять, мне, сынок, трудно, ноги болят, дай сяду!». И прямо флюиды недобра по всему трамваю разлетелись, я их почти физически ощутил. «Бабулечка!» - говорю: «Бабка! Посмотри в окно, посмотри, какое нервное спокойствие в этих каменных домах-исполинах! Посмотри на пассажиров, которые были рождены для счастья и добра! Они живут в этих домах и у них когда-то были красивые лица, помыслы и фигуры! Кто забрал всё это? Кто отнял у них счастье? Ты забрала, ты отняла! Что ты ноешь, как больная кошка? Стой молча, не надо вирус злости распылять на окружающих! А я сойду через семь остановок и ты сядешь.». Но пассажиры уже вирус подхватили, смотрят на меня нехорошо, бабка эта, ведьма, заплакала и невозможно дальше находиться в трамвае стало, всё злобой пропиталось, даже сиденья. Вышел из зоны комфорта, стою на остановке, закурил, настроения никакого, тут девушка с коляской ненавистью дышит. «Отойдите,» - говорит: «Пожалуйста, у вас дым прямо в коляску летит.». Я смотрю – там, в коляске, бугай годовалый валяется, щурится на меня глазками своими и уже тоже людей не любит, аж сморщился весь. Неприятный тип. «Ты» - говорю девушке этой: «Почему злая такая? Потому что сирота? Или потому что у тебя выродок непонятно от кого?». Смотрю, ресницами захлопала, стоит, не понимает ничего. Я решил объяснить ей, вдруг поможет, вдруг она добрее станет. Ей же, наверное, никто не рассказывал, что люди в этот мир добрыми приходят, чуткими к чужой боли и неравнодушными. «Посмотри,» - говорю ей ласково: «На небо. Видишь, оно высокое, красивое, вечное и оно всегда таким было и будет. И птицы там, и радуга, и облака… А ты маленькая, страшная и помрёшь скоро, и нет у тебя ничего в жизни, ни птиц, ни радуги. Добрее будь! Разродилась выродком, дома сиди, а не ходи, где люди курят, дура тупая.». Бросил бычок ей под ноги и пешком пошёл, это полезно и равновесие душевное восстанавливает.

Тут в Сибелиуса моего какие-то звуки посторонние вмешались, у меня слух стопроцентный, всё слышу. Выключил его и исчезла Астрахань с её камышами, только в дверь кто-то долбит, дебилы какие-то, у нас там звонок есть. Леночка, наверное, ребёнка этого привела. Пошёл, о пакеты запнулся, раскидала везде, овца глупая, не пройти-не проехать, дверь открываю – соседи. Молодая пара, недавно заселились, но сразу видно – подонки и нелюди, приехали из деревни и всех ненавидят. «Здравствуйте!» - вежливыми решили притвориться, якобы смущаются, а глаза противные, как у палачей средневековых, ищут, куда топор вонзить и чтоб побольнее было: «У нас мама болеет, вы не могли бы музыку чуть потише сделать…». «Что ж вы за твари такие,» - говорю: «Быдло деревенское! Это же Сибелиус! Гений! А ваша мама кто? Продавщица в сельмаге? Чего вам в деревне не сиделось?». Они покраснели, замялись, в пол смотрят, глаза прячут… Тут лифт открылся, Леночка моя приехала с ребёнком и с соседями этими поздоровалась. Я возмутился даже немного, по-доброму, конечно. «Ты чего с этими мразями здороваешься?» - спрашиваю: «Они же убить тебя готовы от злости и зависти! Это ж нищеброды деревенские, от них агрессия исходит! Сумку крепче держи, а то выхватят и в магазин за водкой побегут!». Леночка на меня посмотрела как-то странно и в квартиру зашла, а эти тоже к себе пошли, только парень вякнул чего-то, что, мол, они не из деревни и у них мама не продавец, а учительница, в музыкальной школе преподаёт. «У вас,» - говорит: «Не Сибелиус на весь подъезд играет, а Шуфутинский.». Тут я не выдержал, даже слёзы опять на глаза навернулись. Когда к людям с душой нараспашку выходишь, они в ответ обязательно эту душу истопчут. Слёзы вытер, зубы сжал, желваками поиграл, доброту затаил и домой пошёл.

Ночью им под дверь нагажу. Я всегда под дверь людям гажу, когда хочу их добру научить. Люди, правда, необучаемые стали, сколько не гадь. Хотя - какой век, такие и люди…

Вот и Леночка моя добрее так и не стала. На развод подала от злобы и уехала к родителям своим. Из доброго мира – в злой. Хорошо хоть ребёнка этого с собой забрала, ему там самое место. Будут сидеть все вместе и на весь свет злобу накапливать. И еду жрать, пока я тут с голоду помираю.

Пошёл и скамейку у подъезда сломал, на которой бабки злобные сидели. Пусть по домам сидят, сериалы смотрят и добру учатся. И собаку пнул какую-то. Хотел хозяйку пнуть, но она с мужем была, а из него злость так и прёт. Он у неё богатый, машина дорогая, а я таких не люблю. Работает он много… Ворует он много, а не работает! А жадный… Я у него как-то две тысячи попросил, а он одну дал. Ничего, я их квартиру знаю, пусть готовятся половичок менять…

Потому что добро должно быть с кулаками. А лучше – с огнестрельным оружием.  

Ведь если каждому добряку выдать автомат Калашникова, то злых и богатых людей сразу меньше станет, а у добрых и деньги появятся, и еда, и машины дорогие. И собаки исчезнут, и бабушки в трамваях, и дети эти орущие. И соседи жадные.

Да все твари улыбчивые.

Илья  Криштул

А часам к восьми утра заразный воздух из метро на поверхность выходит и дышат им, надышаться не могут, автомобилисты с пешеходами. Которые, кстати, когда до работы доберутся, наденут белые халаты врачей. Или сядут в свой кабинет в собесе. Или зайдут в аудиторию к студентам. Но пока врач-хирург с искажённым ненавистью лицом орёт из своей машины на женщину-пешехода: «Куда ж ты, сука старая, прёшь! Я ща выйду, ноги тебе оторву и в задницу засуну! Сдохнешь у меня, зараза!» И отвечает ему женщина-пешеход, воспитательница детского садика для одарённых детей: «Пасть заткни, козёл! И харю свою ублюдушную убери, а то кадык вырву!» И бежит она дальше на свою маршрутку, отталкивая конкурентов и не сортируя, кому из них три годика, а кому восемьдесят. Они все для неё сейчас, утром в понедельник, даже не конкуренты – враги. И всё меньше и меньше в Москве одарённых детей. И плавает, плавает в отравленном злобой воздухе тополиный пух. И несётся из каждой машины мат вперемежку с шансоном. И плачет девочка в беленьком платьице, которую выкинули из автобуса на асфальт, потому что внутрь залезала медленно, только мешалась всем. И говорит она фразу, от которой ещё в прошлом веке барышни падали в обморок, и соглашается с ней её молодая мама, которая в понедельник утром выглядит лет на шестьдесят – глаза злые, руки трясутся, лицо красное, волосы растрёпаны…

Но, к счастью, во вторник утром злоба из Москвы уходит. Люди смирились с тем, что выходные прошли, что работать ещё четыре дня, что пиво пить нельзя, что начальник идиот, а стрелять из травматического пистолета в глаз незаконно, даже если вам на ногу наступили. Можно обойтись и ударом в пах. Добрыми людьми жители Москвы, понятно, не стали, но это так быстро и не случается. Просто на место злобы пришло равнодушие. Не дай вам Бог умереть во вторник утром в метро! На вас обратят внимание только ночью, когда начнут убираться. А весь день через вас будут перешагивать, вас будут брезгливо обходить, о вас будут спотыкаться спешащие куда-то люди. И никто – никто! – не сообщит о вас дежурной по станции, а если кто и сообщит, то дежурная всё равно до вас не дойдёт. И как красиво смотрится спящий в автобусе мужчина, над которым навис живот глубоко беременной девушки! Когда автобус дёргается, мужчина просыпается, равнодушно смотрит на живот и снова уходит в дремоту. Потому что мужчина знает – он заплатил за проезд столько же, сколько и эта беременная, но едет один, а она в животе безбилетника провозит. Или безбилетницу, и хорошо, если одну. Справедливости ради надо сказать, что во вторник в Москве можно встретить и приличных людей, в понедельник их вовсе не было. Приличный человек отличается тем, что где-нибудь в трамвае очень неуклюже оттесняет старушку от освободившегося места, присаживается и, вместо того, что бы сразу притвориться спящим, начинает ёрзать. Стыдно ему, и опыта ещё нет, и четыре поколения интеллигентов возмущаются у него в сердце, но уж больно стоять не хочется. Потом приличный человек отгораживается от старушки томиком Бродского и спокойно доезжает до своей школы, где служит учителем. И также спокойно-равнодушно взирает на курящих второклассников…

А в среду утром Москву покидает и равнодушие. Но на смену ему приходит не доброта, нет. Приходит недовольство. В среду утром жители Москвы недовольны всем – президентом, правительством, мэром, дворниками, погодой и вообще жизнью. Именно в среду вся Москва пишет жалобы и заявления, и именно на среду приходится пик семейных ссор и преступлений на бытовой почве. А что вы хотите, середина трудовой недели, люди устали, нервы на пределе, всё дорожает, машина в сервисе, у соседей ремонт, в магазине обсчитали, пока жалобу писал ещё и оскорбили, водосчётчики протекают, любовница достала, жена надоела… Кто-то своё недовольство матом проорёт и успокоится, кто-то синяк жене поставит и спать пойдёт с недовольным видом, кто-то до полиции дозвонится или до суда дойдёт, но остальным-то что делать? Только за нож хвататься, он всегда под рукой лежит. А когда разрешат иметь боевое оружие, о чём уже давно говорят, вот тогда недовольство можно будет высказывать более результативно, со стопроцентной гарантией смерти объекта недовольства. Пока таким правом обладают только полицейские и представители Кавказа, но скоро, скоро, скоро… На президента с мэром, разумеется, не замахнёшься, на погоду с правительством тоже, но остальное-то всё рядом. Конечно, армию охранников придётся увеличить в два-три раза, каждому гражданину РФ охранник понадобится. Ведь как будет: «Почему у вас колбаса просроченная?» - семь трупов, «Девушка, мы уже полчаса сидим и к нам никто не подходит» - три трупа, «Извините, персики почём?» - семнадцать трупов, «Марат Владимирович, готовы ли вы взять в жёны Круглову Елену Анатольевну?» - один труп. Причём Марата Владимировича, за неправильный ответ.

Но в четверг от московского недовольства не остаётся и следа. В четверг Москва выхолощена, жители погружены в себя и на внешние раздражители не реагируют. Два дня! Осталось простоять-продержаться два дня и… Дачи, шашлыки, боулинги, караоке, клубы, рестораны, сауны, «Ашаны», реже кино и обязательно пиво. Поэтому в четверг московские люди молчаливы, задумчивы и заторможены. Они уже в предвкушении. На любой, даже на самый простой вопрос можно получить совершенно неадекватный ответ. «Скажите, пожалуйста, который час?» - спрашиваете вы. «Ох и нажрусь же я завтра…» - отвечает сосед по эскалатору. И ведь нажрётся же…

И – пятница! Кульминация рабочей недели, её жирная точка или даже восклицательный знак. В пятницу уже никто не работает. Люди закупают мясо, заказывают сауны и караоке, собирают по телефону компанию, обсуждают количество водки на человека и куда заныкать пиво на утро. В пятницу утром на лицах московских жителей можно заметить даже некое подобие улыбок, но, к сожалению, улыбки эти обманчивы. На самом деле в пятницу в Москве процветает хамство. При входе в метро вас с улыбкой ударят многотонной дверью. В троллейбусе улыбнутся и посоветуют сидеть дома, «с такой-то фигурой». На почте со смехом ткнут носом в табличку «Окно № 3 не работает никогда». Потом вас укусит собака без намордника и обматерит её улыбчивый хозяин, потому что «смотреть надо, куда идёшь, а то понаехали и ходят везде, как бараны». А если в пятницу у вас что-нибудь сломается и вы позвоните в службу технической поддержки, вам сначала скажут, что «Ваш звонок очень важен для нас», потом заставят в течении часа слушать весёленькую мелодию, а уже потом отключатся навсегда. Такое вежливое улыбчивое хамство…

И наконец – суббота! Свобода, равенство, пьянство! Крутятся в стиральных машинах белые рубашки и тёмные брюки, сушатся форменные юбки и блузки, валяются где-то бейджики с именами «Светлана», «Игорь», «Азиза» и «Охрана». В субботу Москва вымирает и замирает. Куда-то исчезли истеричные тётки из трамваев, наглые нищие из метро и хамоватые владельцы дорогих машин. Полупустые улицы, полупустой транспорт, не видно недовольных лиц, нет злых и равнодушных. Есть только агрессивные. Да, в субботу Москва малолюдна, но агрессивна, и в этой агрессии и обида за бесцельно прожитые пять рабочих дней, и накопившаяся за эти дни ненависть к людям, и нехватка денег на что-нибудь, и зависть к тем, кому на что-нибудь хватает… Поэтому в субботу жители Москвы на почве внезапно возникших личных неприязненных отношений бьют и режут всех, кто им почему-то не нравится. Особо отличаются в этом плане москвичи из южных республик, которые внезапно возникшую личную неприязнь всосали с молоком матери. И гремят по субботам в Москве выстрелы, и достаются металлические пруты с бейсбольными битами, и бьют русские нерусских, а пьяные – непьяных, бьют таксисты нетаксистов, а полицейские - неполицейских. А ведь есть ещё болельщики и неболельщики, самбисты и несамбисты, строители и ломатели, торговцы и покупатели, просто сумашедшие и около миллиона тех, кто не поделил место на парковке. И плещется по всей субботней Москве агрессия, и выплёскивается иногда даже за МКАД, и тогда студент колледжа в Химках вдруг бьёт в лицо идущего ему навстречу мужчину. «Зачем?» - спрашивают студента уже потом. «А что б не гавкал, урод…» - отвечает тихий по будням студент. А урод и не гавкал, он просто улыбнулся. В субботу вечером. В Химках. Студенту колледжа. Который уже выпил своё субботнее пиво «Охота»…

И вот оно – воскресенье… Даже название этого дня звучит светло, празднично и умиротворённо… Сколько хороших воспоминаний из детства и юности связаны с воскресеньем! Первый поход с папой в зоопарк… Первое возвращение домой под утро… Первое свидание с будущей женой… Но, видимо, к московским жителям по воскресным дням приходят совсем другие воспоминания. Первая пьяная драка… Первое похмелье… Первое свидание с будущей женой… Ведь можно было просто не ходить и жизнь пошла бы cовсем по-другому! Но – увы, поздно, поздно… А тут ещё это воскресенье, вобравшее в себя всё, что было на неделе… И поэтому жители Москвы в этот день озлоблены, равнодушны, недовольны, погружены в себя, хамоваты, агрессивны и плюс ко всему депрессивны. И их можно понять – что было вчера, мало кто помнит, а завтра понедельник, опять идти к девяти утра продавать мобильные телефоны или страховые полисы, впаривать туры в Египет или автомобили, улыбаться клиентам или покупателям, вести переговоры с партнёрами из Воронежа или Пекина, сидеть весь день перед монитором или за кассовым аппаратом, из всего великого русского языка пользуясь одной фразой – «Пакет нужен?». Стоило для этого пять лет учиться в институте, шесть лет в музыкальной школе, одиннадцать в средней, при этом ещё занимаясь рисованием, танцами и английским, спрашивает сам себя житель Москвы и из петли его вынимает только две тысячи евро, отложенные на отдых в Черногории. И хмурится небо над Москвой, и так же хмурятся московские лица по воскресеньям. Не вздумайте в этот день звонить старым друзьям, подругам и приятелям с какими-либо просьбами. Поберегите и их, и себя. Взаймы вам никто не даст, никто вам ничем не поможет, а друзей потеряете навсегда. А если вы в гости приедете без предупреждения, вы не только друзей потеряете, вы ещё и врагов наживёте. Хотя дверь вам всё равно никто не откроет. По воскресеньям столичные жители прячутся в своих норках и заставить их открыть дверь может только что-то необычное, красивое и увлекательное. Авария с многочисленными жертвами на улице, например. Или пожар в соседнем доме, тоже с жертвами. Или просто убийство на лестничной площадке. А тут вы с радостным лицом: «Привет, давно не виделись!» Да ещё сто лет бы не виделись, если б ты не припёрся, придурок! И сидят москвичи по воскресеньям в своих квартирах, кто-то жену целует, кто-то собаку гладит, кто-то уроки с детьми делает, но большинство телевизор смотрит. И совсем не телеканал «Культура». А там, в телевизоре, и аварии с многочисленными жертвами, и пожары, тоже с жертвами, и убийства на лестничных площадках, и… В общем, всё, что нужно для отдыха и гармоничного развития личности, и, главное, дверь открывать не надо.

А так, конечно, в России очень много добрых людей. Несмотря на телевидение. Злых редко когда встретишь, а добрые повсеместно. Доброта, она ведь в генах у русского народа сидит, она нам по наследству передалась, от пращуров. Она просто так исчезнуть не может. У москвичей просто доброта эта поглубже забралась, жизнь-то посложней, чем где-нибудь в Костроме-Коломне. Но если вечерком с ножом выйти, поймать москвича и этим ножом поскребсти, доброта сразу вылезет. Он тебе и кошелёк отдаст, и мобильный, и сумку свою сунет – на, носи, пользуйся, не жалко! Потому что человек добрый. И людей любит, и животных всяких, и рыбок, особенно осетровых пород. И взгляд добрый, и лицо в целом. Но не в понедельник с утра. И не во вторник. И не в среду… Вообще не на этой неделе. 

Илья  Криштул 

Лепёшкин работал клоуном. Ему позарез была нужна свистулька.

В этой стране Лепёшкину ничего не светило.

Илья  Криштул