Судьба играет в карты.
Проблема только в том, что – не с нами.
Поэтому выиграть нет шансов.
Глава 1. ПОСЕЩЕНИЕ
Оглушительный стук прокатился по всему дому. Массивные картины в дубовых рамах задрожали на своих гвоздях, единственный в доме набор дорогого хрусталя задребезжал в стеклянном шкафу, мелкие опилки запрыгали между деревянными половицами, даже по занавескам прошла волна воздуха. Стук в дверь был настолько громогласным, что казалось, будто весь дом взяли за шиворот и хорошенько встряхнули.
Здесь уже очень давно не было гостей, и даже случайных посетителей. В эту дверь не стучались ни проезжие торговцы, ни странники, идущие из дальних земель, что уж говорить о жителях города, на окраине которого стояла эта постройка из темного иссушенного дерева – хмурое пристанище молчаливого одиночки. Вагус Бродяга – так звали хозяина этого дома. Он поселился здесь – в старом, тогда еще полуразрушенном строении сразу за чертой города – около года назад. Остатки здания к тому времени уже окончательно обветшали и не представляли никакой ценности, но потертая и выцветшая вывеска, на которой кривым почерком было вырезано «Заблудшие души», все еще покачивалась на ветру, напоминая о том, что когда-то здесь содержался достаточно прибыльный постоялый двор. Мэру давно не было дела до этой рухляди, и выделять деньги на ее снос или реставрацию он не имел никакого желания. Так она и стояла, одинокая, отвергнутая городом, подтачиваемая порывистыми ветрами, что дули всегда только с запада и несли с собой песчаные бури. Пока не появился Вагус. Он тоже пришел с запада, подгоняемый кровавым закатом и сухим жарким фёном. Местные клялись, что за пол часа до его появления они видели на горизонте «пыльного дьявола». Этот вихрь называли здесь Эблисом, и верили, что в нем сам дьявол спускается на землю, чтобы забрать с собой заблудшую душу. Так или иначе появление незнакомца не вызвало никаких добрых эмоций у горожан. Он прошел по главной улице, бросая на прохожих короткие взгляды исподлобья, и лишь спросил у первого встретившегося служителя порядка, как бы ему потолковать с мэром. Позже помощница мэра говорила, будто разговор чужака с главой города был очень недолгим – тот бросил на стол мэра кожаный мешочек, в котором так многообещающе что-то звякнуло, и коротко заявил: «Меня зовут Вагус, я заберу постройку у западной границы. Надеюсь, это никому не помешает». Мэр, конечно, стал задавать вопросы, откуда, куда, зачем, надолго ли, просил назваться по фамилии, но путник лишь хмуро посмотрел на него и отрезал: «От меня не будет хлопот, даю слово. А ответы на все вопросы найдете в этом кошеле». А поскольку сперва пришельца приняли за бродягу, помощница мэра не стала ломать себе голову и так и записала в городской ведомости учета населения напротив слова фамилия - Бродяга. Так Вагус стал полноправным хозяином бывшего пристанища «заблудших душ». Он разобрал развалины до основания и на их месте возвел из наиболее прочных, уцелевших бревен добротный небольшой дом со спальней на втором этаже. Весь остальной мусор он сжег на заднем дворе. Только старую вывеску, бог его знает зачем, оставил у себя. Он вымазал ее черной смолой и подвесил над камином на медных цепях.
Теперь эти цепи глухо позвякивали от настойчивого стука в дверь, заставляя вывеску чуть заметно покачиваться. Вагус, тяжело ступая, спустился по лестнице, пересек просторную гостиную и остановился у двери. В груди вибрировал не стихающий гул. Он протянул к засову правую руку и на мгновение замер – большой палец била мелкая дрожь. Когда он был в спальне наверху и стук только раздался, он еще не мог предположить, кто бы это мог быть, он был удивлен и даже слегка недоволен, но спускаясь вниз и слыша, как удары в дверь становятся все тверже и острее (разве можно так сказать об ударах, пронеслось в его голове), хозяин дома уже знал, кто стоит за дверью. Он быстро сжал и разжал кулак, унимая дрожь, резко отодвинул засов и толкнул дверь от себя.
Солнце уже клонилось к закату, окрашивая все ржавчиной. С запада дул тот самый обжигающий и колючий ветер, какой сопровождал его в день появления на этих землях. В виске что-то кольнуло, и будто неясный мираж пронесся перед глазами, словно дежавю. Затем взгляд снова прояснился, и он ясно увидел перед собой фигуру человека. Тот был одет во все черное: длинная, стелющаяся по доскам крыльца джеллаба и плотно замотанная куфия, оставляющая лишь тонкий прорез для глаз. Посетитель смотрел в пол, и Вагус прищурился, пытаясь рассмотреть хотя бы эту узкую полосу его лица. Судя по одежде, это определенно был мужчина… Но стоило незнакомцу поднять взгляд, как Вагуса захлестнула волна жара – это был не мужчина, и даже не человек.
Он совершенно точно знал, кто перед ним, но ни за что не хотел признаваться в этом даже себе самому.
- Здравствуй, Вагус Золотой Мальчик. Или Вагус Мой Свет. А может, Вагус Бродяга, как прозвали тебя в этом городишке, даже не подозревая, кого нарекли столь низким прозвищем…, - две черных глазницы поблескивали на месте зрачков золотым ободком.
Хозяин дома молчал и не отрываясь смотрел прямо на них, в эту темную бездну.
- Вагус, что ж ты такой не приветливый? Или ты забыл обычаи своего дома? Своего настоящего дома, где гостя никогда не стали бы держать на пороге, не говоря уж о том, чтобы даже не поприветствовать его как полагается, - глаза незнакомца недобро улыбались. Но когда и за этой фразой не последовало никакой реакции, они вдруг вспыхнули колючими и злыми огоньками, а ободок сменил свой цвет на ярко алый. Посетитель вскинул голову и прогремел на весь дом так, что вывеска над камином снова задрожала:
– Вагус Тенебрис, сын Леонарда Тенебриса, лучше бы тебе не гневить того, кто держит твою душу в своем кулаке!
Вагус отступил на шаг и словно очнувшись ото сна весь встрепенулся.
- Я прошу… - только и смог вымолвить он.
- Ох, люди! Только и делаете, что просите чего-то. Прошу, прошу, прошу… А когда просят вас? Что вы делаете? Вы поворачиваетесь спиной, делаете вид, что не слышите просьб, вы притворяетесь слепыми, глухими, безразличными.
- Я не поворачивался спиной к просьбам…
- Ах, Вагус, я не прихожу к тем, кто не поворачивался спиной, и ты прекрасно знаешь это, - теперь уже спокойно заключил гость. – И юлить со мной не нужно, это ты тоже должен бы знать. Ты ведь далеко не глупец, каких мне часто приходится видеть. Ты умнее их, Вагус. Видимо поэтому и поселился здесь изгоем. Видимо поэтому последний год тебя терзает одно и то же чувство. Видимо поэтому ты понял, кто я, как только открыл дверь. Ты ждал меня, Вагус, где-то в глубине души уже давно ждал, с того самого момента…
- Нет, я не ждал тебя. Я не думал…
- Конечно, не думал, а точнее, не хотел думать. Но чувствовал. Что ты чувствовал, Вагус? Что чувствуешь сейчас? – человек в черном словно проник своим взглядом прямо в душу.
Вагус силился противостоять этому влиянию, но это было невозможно. Спокойствие, которое он так тщательно взращивал в себе последний год, сметало, как карточный домик, на который налетел ураган.
- Кто ты? – из последних сих пытаясь удержать внутреннее равновесие закричал Вагус.
- Ты знаешь сам. Назови!
- Нет, - крикнул Вагус и в отчаянии попытался захлопнуть дверь.
Но человек в черном схватил его за руку мертвой хваткой. Его ладонь была ледяной, как сама смерть, и твердой, как надгробный камень. Алые ободки глаз горели пламенем ада. Полы джеллабы взметнулись в вихре внезапно поднявшегося ветра.
- Ты знаешь, кто я. Я средоточие того, что овладело тобой в тот самый миг! В тот самый миг, Вагус, ты чувствовал то, чем я являюсь. Назови! – гость всем телом надвинулся на хозяина дома. – Назови! Я - то, что ты пытаешься запрятать в самом дальнем и темном углу своей никчемной душонки! Я - то, от чего ты так и не смог избавиться, как бы ни врал себе! Я – то, что долгое время руководило твоими словами и поступками! Так, кто же я, Вагус? Кто я?
Стекла в доме дрожали будто от надвигающегося землетрясения. Вагус ощущал, что внутри него поднимается что-то страшное, давно забытое, разрушительное, и он не выдержав закричал:
- Зло! Ты – Зло! Убирайся отсюда!
В секунду все стихло вокруг. Ветер унялся и воцарилась тишина. Человек в черном отпустил руку Вагуса, и теперь из прорези в куфии на него снова поглядывали два золотистых ободка.
- Да, ты абсолютно прав, Вагус. Я – Зло. Хотя имен у меня гораздо больше, - хищно улыбаясь глазами, изрек незнакомец. – А теперь впусти меня. По обычаю, тот, к кому я пришел, должен сам пригласить меня войти.
- Эти люди должны быть сумасшедшими, чтобы по доброй воле сделать это.
- А разве я сказал что-то о доброй воле? – ухмыльнулся гость. – В моем арсенале достаточно пыток для твоего разума, мой друг, чтобы менее чем за сутки заставить тебя изнывать в агонии безумия и самому умолять меня войти. Мои так называемые подопечные делятся на два типа, Вагус. Одни – трусливые алчные глупцы, которые пытаются захлопнуть двери перед моим носом в надежде таким образом спастись или хотя бы отсрочить кару, и пусть их души еще не полностью принадлежат мне, но их разум уже давно и бесповоротно в моей власти, и я могу заставить их корчиться в муках, заполнив его страшными видениями, миражами, фантомами, скрутив его в мертвую петлю так, что они начинают молить меня войти в их дом и забрать их. Но ловушка в том, что я не тот добрый парень, что приходит прекратить их страдания, я тот, кто обеспечит им еще больший кошмар за чертой невозврата. Вторых, Вагус, ждет тот же исход, только они не так трусливы и глупы, как первые, им хватает остатков достоинства и воли, чтобы признать, что это конец. Таким образом, они экономят мое и свое время, минуя этот дурацкий фарс и оставляя себе возможность хотя бы уйти не так жалко и гнусно, как жили. Так что же милее тебе, Вагус? Давай попробуем сначала, - издевательски проворковало Зло, и даже под черной куфией было заметно, как оно расплылось в ехидном оскале. - Тук-тук, Вагус, я по твою душонку.
- Да ты юморист, - Вагус даже сам удивился своей смелости, но это было лишь желание выиграть время.
- Я начинаю думать, что слишком добр к тебе, мальчишка, но это ничего страшного. Сдается мне, одна песенка поможет тебе быстрее сделать правильный выбор.
И тут же вместо двух черных бездн с золотистыми ободками в разрезе куфии распахнулись синие как морская волна, бездонные глаза, обрамленные пышными ресницами, и, словно падая в омут, Вагус услышал издалека голос человека в черном, напевающий незатейливую старую песенку, постепенно приобретая окраску чистого женского сопрано:
Рыбки плавали в пруду,
Где, скажи, тебя найду?
Может, в роще старых ив,
Может, за морем в прилив.
Где, любимый, будешь ждать,
Там хочу твоею стать…
Вагус пришел в себя от собственного истошного вопля. Он уже понимал, что кричит, но никак не мог остановиться и взять себя в руки. Голова раскалывалась, будто ее зажали в тиски, казалось, он чувствует, как во всем теле вместо крови пульсирует кипяток, а в горле застрял раскаленный кол.
- Остановись, прошу… - прохрипел Вагус.
- Я по радуге пойду, но тебя, мой свет, найду…, - не унималось Зло.
- Войди, прошу тебя, войди и будь моим гостем! – падая на колени, взмолился хозяин дома.
Песня тут же оборвалась. А человек в черном, переступая порог дома и скрестив на груди смуглые с черными глянцевыми ногтями руки, впервые показавшиеся из-под джеллабы, заключил:
- Благодарю тебя, Вагус Тенебрис. Будем считать, что мы обошлись малой кровью, и ты быстро понял, что к чему.
Он величаво прошествовал мимо скрючившегося у порога мужчины тяжелой, но тихой кошачьей поступью и, остановившись посреди гостиной, принялся внимательно рассматривать ее интерьер.
- Недурно… Не то чтобы аскетично, как я предполагал увидеть, но довольно сдержанно и со вкусом. Честно признаться, когда я видел тебя последний раз, то был уверен, что после всего, что ты натворил, с твоим то характером, ты захочешь всю оставшуюся жизнь прожить… в бочке, например! Гнусная, но такая сладкая привычка самобичевания. Одна из самых лицемерных стратегий поведения всего вашего человеческого рода. На мой взгляд. Мой надоедливый мягкосердечный товарищ, к примеру, так не считает. Но ведь именно потому что он так не считает, вы и становитесь лицемерами. Думаете, если вас зажрут угрызения совести, это как-то поможет искупить все то, что вы содеяли? – человек в черном повернулся в сторону Вагуса. – Думаешь, Вагус, если ты залезешь в бочку и откажешься от всего того, чем пресыщал себя ранее, демоны, терзающие твою душу, оставят тебя в покое?
- Я не залезал в бочку, как видишь…
- Не многим лучше, мой друг. Ты прятался.
- Я тебе не друг.
- Ты друг всем тебе подобным, - сверкнуло золотистыми ободками Зло.
Вагус начинал постепенно приходить в себя. Он поднялся на ноги, пригладил всклокоченные волосы и теперь стоял, прислонившись к дверному косяку, и потирал виски.
- Ха, теперь ты выглядишь словно гость в моем доме, - хохотнуло Зло. – Не стесняйся, закрывай дверь и проходи, устраивайся в кресле поудобнее, потолкуем, Вагус. Нам многое стоит обсудить, не так ли?
- Так значит все? Это конец? – без особых чувств спросил Вагус, но безразличие явно было напускным. Внутри все клокотало.
- Да. Как я люблю говорить, ты проиграл. Все твои козыри биты!
- А как же Джокер в рукаве?
- Боюсь, что Джокер в рукаве – это моя прерогатива, Вагус, - слегка склонив голову заключило Зло.
- И нет никаких шансов отыграться? – Вагус сам не понимал, зачем тянет время.
- Послушай, я объясню тебе одну незатейливую истину. Ты – никто, дружище, как и все остальные, снующие туда-сюда по этой бренной земле. И если вы считаете, что кто-то даст, или, боже упаси, уже дал вам возможность перекинуться в картишки с самим Провидением, да еще и с возможностью выиграть какой-то неописуемый приз судьбы… ха-ха-ха-ха! - вдруг разразилось гомерическим хохотом Зло. Казалось оно, действительно, смеется от всей души или от всего ее отсутствия. Черная джеллаба сотрясалась словно гигантский вулкан, собирающийся вот-вот излить все свои недра наружу. Хозяину дома же наоборот захотелось съежиться до размеров атома от этого жуткого, леденящего сердце и разум звука, доносящегося будто из самой преисподней. Наконец вволю насмеявшись, гость произнес, делая вид, что утирает невидимые слезы:
- Прости, не сдержался, уж больно смехотворная представилась ситуация, - он хохотнул последний раз и, откашлявшись, продолжил: - Так вот, это не так. Вы не то что не играете в эту игру, вы – сами предмет игры. Вы – карты. Маленькие, ничтожные бумажки, которые мы с моим приятелем швыряем на стол в стремлении хоть как-то скрасить зияющую перед нами вечность. И мы даже не за ваши жалкие душонки боремся в этой бесконечной игре, как с чего-то взяли некоторые из вас, лукаво премудрствующие и зовущие себя философами. Нет, мы боремся за какую-то иллюзорную истину, которая не известна даже нам самим, она постоянно брезжит где-то там на горизонте, но пока еще ни на йоту не приблизилась к нам, а мы все играем, все бросаем на стол карты-души, а вы падаете безмолвными, безликими жертвами этой упрямой игры. Вот так, Вагус, вот тебе и откровение перед концом. Воля – лишь иллюзия.
Вагус нахмурился, на этот раз действительно серьезно задумавшись. Он пристально уставился на Зло, размышляя, стоит ли попробовать еще раз или не злить и без того строгого гостя. Но терять ему, судя по всему, было уже нечего, и он все же поинтересовался:
- Так все-таки что насчет Джокера? Это ведь карта… Такая же, как и мы все, по твоим словам.
- Вагус… Ты что забыл? Оставь надежду всяк сюда входящий.
- Я не могу. Я не готов. Я… Я не ждал тебя. Я прошу… - Вагус вдруг совсем растерялся, он ощущал, как неизбежно впадает в отчаяние, ему все труднее и труднее было удержать последние капли достоинства, которые он такими усилиями старался сохранить. – Я не хочу такого конца, - он закрыл лицо руками и опустился на пол, из последних сил сдерживая слезы, предательски разъедающие глаза.
- Хватит, - сморщившись, бросило Зло. – Какая пошлость… Ничего нового.
- Послушай, я не хотел этого. Я последний на земле, кто мог бы этого хотеть! Ты знаешь! Я мог бы все исправить! Что насчет Джокера? Бьюсь об заклад, ты не даешь никому шанс, лишь потому что они не способны его использовать! Лишь потому что они трусят его попросить, потому что соглашаются оставить надежду! Из-за этого дурацкого правила, что ты вдалбливаешь им в головы! Кто мы без надежды? Как я могу ее оставить? Если бы я ее оставил, то обошелся бы без тебя, сам бы оборвал свою никчемную жизнь! Так поступали многие. Ведь это уловка, так? Оставь надежду всяк сюда входящий – это ведь уловка?!
- Вагус, ты всегда был чрезмерно эгоцентричным и самоуверенным, но это уже слишком. Ты что считаешь, что даже перед лицом смерти ты какой-то особенный? Ты правда убежден, что никто до тебя не просил дать ему шанс? Это же просто смешно… Хватит. Пора. Я и так слишком заболтался.
- Нет, погоди, ты ведь не зря заговорил про карты. Не может быть, чтобы просто так! Ты сказал, что Джокер – это твоя прерогатива. Значит, Джокер – это твоя карта. Ты хранишь ее в рукаве. Это твой козырь. Ты хранишь его, значит, он нужен тебе зачем-то. Джокер может быть кем угодно, - Вагус не сводил глаз с прорези в куфии, словно боялся упустить тончайшую нить, связывавшую его с такой желанной возможностью. – Мне уже нечего терять, ты знаешь это. Сделай меня своим Джокером, прошу! Я сослужу тебе любую службу, пожалуйста!
Зло, прислонившись к камину, задумчиво слушало. Непонятно, куда была устремлена черная пустота его глаз, обрамленная золотыми ободками: на несчастного просителя или куда-то сквозь время и пространство. Вагус застыл на коленях, сложив руки в немой мольбе.
- Прошу…
- Ты ради чего стараешься, сопляк?
Вагус боялся даже вздохнуть – показалось, или в этом низком гробовом голосе действительно проскочило нечто, отдаленно напоминавшее любопытство.
- Никакого прощения не будет, что бы ты ни сделал… Ты – мой, и точка.
- Я знаю. Я молю не о прощении. Я – твой, и это справедливо. Но я хочу искупить вину. Я, правда, этого хочу. Мне нужно другое прощение…
- И какое же? – Зло явно заинтересовалось.
- Ее… - выдохнул Вагус еле слышно.
Взрыв хохота раздался так внезапно, что Вагусу показалось, будто в него выстрелили в упор. Жуткий смех пронесся, казалось, по всем потаенным уголкам дома, сотрясая поочередно каждую доску. «Заблудшие души» над камином даже не заскрипели, а просто-таки заскрежетали в какой-то дьявольской агонии. Хрусталь в шкафу задребезжал так надрывно, будто грозился вот-вот лопнуть вдребезги.
– Ты просто великолепное ничтожество, Вагус! – провозгласило наконец Зло. – Ну да ладно, это все лирика. Ты в агонии предсмертных угрызений вдруг проснувшейся совести жаждешь некоего мифического прощения, а я по долгу службы обожаю эксплуатировать людские чувства и слабости. Мы – просто идеальная пара для этого финального танца, ведущего тебя к последнему вздоху перед началом нечеловеческих страданий, зовущих тебя в беспрестанно повторяющуюся вечность.