Глава 11: Возвращение Переводчика
Дверь отворилась со скрипом, которого не было. Потому что была тишина. Слишком долго не скрипели двери в этом зале. И вот — шаг. Мягкий, ритмичный, будто на цыпочках. И в зал вошёл… монах.
— Простите, — сказал он голосом, который можно было спутать с шёпотом листьев.
— Здесь ещё обсуждают судьбы мира?
Все замерли. Лишь AI BORSCH слегка заискрил над экраном, распознавая лицо.
— Обнаружен профиль: Пётр Петрович. Статус: уволен. Причина: метафоры в протоколах. Обновлён: статус «пилигрим смыслов».
— Да, это я, — подтвердил монах, сбросив капюшон. Под ним оказался он — бывший переводчик, тот самый, который однажды перевёл речь Степана как “поэму о НАТО”.
— Я многое переосмыслил, — произнёс он.
— Я ушёл в горы, к тибетским редакторам. Они научили меня читать между строк... и между сырниками.
— Это же он…
— Он? — переспросила Тамара.
— Тот, кто перевёл “объявление о границах” как “признание в любви к пельменям”.
— О, да. Теперь он ещё и в сандалиях, — добавил Янек, глядя под стол.
Пётр Петрович подошёл к доске, достал из-за пояса свиток.
— Я понял: сало, молчание и обиды — это всего лишь звери в лесу дипломатии.
А договор… договор нужно перевести в басню.
«О Лисе, Ёже и Бульоне»
В котором Лиса хитрит, Ёж защищается,
Бульон выкипает,
А Медведь просто ест.
— Это и есть черновик Женевского мирного договора. В форме… басен. Каждая страна — персонаж. Каждый конфликт — мораль.
— Кто мы? — спросила Ингрид, с опаской.
— Вы — Сова. Вы всё видите, но не вмешиваетесь.
— А Россия?
— Медведь.
— Украина?
— Ёж.
— А кто Лиса?
— Все, кто хочет быть правым.
— А Мустафа? — спросил сам Мустафа.
— Верблюд. Носит, терпит, плюёт, но доходит.
Тамара рассмеялась. Первый настоящий смех за весь день.
— И что дальше? — спросила она.
— А дальше, — сказал монах-переводчик, — мы пишем каждую статью договора в виде короткой басни. И если кто не поймёт — значит, не должен был подписывать.
AI BORSCH обработал идею.
Протокол преобразования: Международный сборник «Сказки суверенного здравого смысла»
Глава 1: “Про хомяка и экспорт угля”
— А кто будет одобрять басни? — спросил Янек.
— Народ. Через чтение. На завтрак. С чаем. Вместо новостей.
— Переводчик, значит. Но не слов — а смыслов.
— Я больше не переводчик. Я — Перевопроводник.
На флипчарте, который до этого служил исключительно подставкой для чайника, Пётр Петрович начал рисовать зверей. Быстро, мягко, каллиграфически. У каждого — глаза, как у уставших дипломатов. Особенно у медведя.
— Начнём с классики, — сказал он, — чтобы облегчить процесс ратификации договора.
Он развернул первый лист: “О Лисе и Ёже в траве молчания”. Лиса говорила много, красиво, и указывала на свою пушистость. Ёж говорил мало, но колко. В итоге никто никого не съел, но каждый остался при своём.
— Это и есть наш текущий уровень согласия, — пояснил он. — Ни сало, ни ножа. Только шорохи.
— А Медведь? — уточнила Ингрид.
— Медведь в этой басне спит. И пусть лучше продолжит.
— Это работает! Я уже представляю статью 4 договора как "Сказ о Пельмене и Квасе".
— Подозреваю, мне достанется Верблюд с хроническим недоумением.
— Верно, — подтвердил Пётр Петрович. — И вы будете нести воду компромисса через пустыню смысла.
Тамара наклонилась к Ингрид:
— Слишком поэтично. Даже для нас. Но… мне нравится.
AI BORSCH уже адаптировал шаблон договора в формате сказки. На экране возникло:
Глава 2. «Про Ужа, который путал границы»
(основано на реальных протоколах 2014 года)
А рядом: Глава 3. «Как Воробей захотел стать Ястребом, но сдулся от ветра»
Шведы, традиционно нейтральные, потребовали, чтобы в их образе была исключительно утка.
— Желательно дикая, — добавила Сигрид. — Чтобы можно было улететь, когда станет слишком серьёзно.
В это время началась буря обсуждений:
— Польша — это явно барсук, — сказал Янек. — Мы упрямы, жилистые и роемся в документах.
— А Турция — павлин, — подмигнул Мустафа. — Красиво, но с неожиданным криком.
— А Россия? — осторожно спросила Ингрид.
Тишина. Наконец Пётр Петрович сказал:
— Медведь. Но... читающий. Всё ещё опасный, но уже с очками. Он не рычит, он сноску пишет.
Франция, без приглашения, обозначила себя как кот.
— Иногда мурлыкаем. Иногда дерёмся. Иногда исчезаем. Никто не знает, что у нас на уме. Впрочем, и мы не всегда.
— А Великобритания? — раздался голос из угла.
Пауза. Переводчик пожал плечами.
AI BORSCH записал всё в реестр:
Дипломатические роли:
— Медведь в очках
— Ёж с громкоговорителем
— Павлин
— Барсук
— Утка
— Ёж с цилиндром
— Кот
— Панда (наблюдает, жуёт)
— Орёл с маркетинговым отделом
— Нам нужен только Слон, — сказала Тамара.
— Это будет Смысл, — ответил Пётр Петрович. — Его не видно, но все ходят вокруг него.
На экране появилось название обновлённого проекта: «Мир через лапы: Басни объединённого столика».
Ингрид, скрестив руки, улыбнулась впервые за много дней:
— Мы не решили ничего.
— Но зато теперь знаем, кто мы, — сказал Янек.
Пётр Петрович вздохнул, закрыл свиток и произнёс:
— Перевод окончен. Теперь всё зависит от ваших ролей.
Пётр Петрович развернул новую страницу. Там был текст, написанный от руки, каллиграфически, с полями и рисунками. Заголовок был простой: “Басня №1. О Лисе, Еже и Честном Супе”
Лиса решила сварить суп,
Сказала: “Будет борщ и труп,
Кто спорит — тот же сам и кость,
Кто слушает — тому вся гость!”
А Ёж сказал, свернувшись в клуб,
“Я — не капуста, чтоб был в суп.
Молчание моё — не страх.
А просто… здравый смысл в ушах.”
Тогда пришёл Медведь с мечтой,
И стал варить, но... с лапшой.
И вышел суп, не борщ, не щи —
Но ели все. И без вранья.
Мораль: не все, кто громко злит,
умеют вкусно говорить.
Пауза. Все смотрели на лист, как будто он щас взорвётся.
— Мы не согласны, — заявил Янек. — У нас в делегации считают, что ёж представлен слишком… пассивно.
— А мы, — добавил Мустафа, — не поняли, почему лиса сразу «с угрозами». Турция — не такая.
— Зато про суп — правда. Мы варили тут компромисс две недели. Получилось... жидковато, но съедобно.
Пётр Петрович поднял руки:
— Господа, это всего лишь черновик. Басня — дело коллективное. Предлагаю: каждый участник напишет свою строку. И мы вместе создадим следующую — “Басню о Вилке и Геополитике”.
AI BORSCH вывел на экран:
СЕССИЯ: коллективное рифмование.
Правила:
— без оскорблений
— максимум три метафоры в куплете
— запрещено рифмовать “НАТО” и “тесто”
Ингрид взяла маркер и первым делом написала на доске:
“Когда ты вилкой лезешь в сыр — Не удивляйся, если мир Поставит ложку на устав И тихо съест твой главный штраф.”
— Это как раз про санкции с сыром. Я помню.
“А ложка та была большая —
И дипломатия — простая.
Кто первым съел — тот и герой.
А кто жевал — тот наш с тобой.”
Тамара записала свой вариант:
“Не всё, что жарят — съедобно.
Бывает блюдо бесподобно,
Но если ели без меня —
Не жди, что встречу с песнями.”
AI BORSCH вывел текущий текст басни в формате PDF. На обложке: лиса с портфелем, ёж в деловом галстуке и медведь в фартуке.
— Мы близки к прогрессу, — сказал переводчик.
— Ближе, чем когда кто-то кричал. А теперь — заключительная мораль?
И тихо, с последнего ряда, голосом почти не слышным, прозвучало:
— Сначала думай, кто ты в басне.
А потом — что ты ел на завтрак.
AI BORSCH записал это как главную мораль дипломатического протокола №1.
AI BORSCH торжественно озвучил: “Следующая басня - про Слона, который не хотел наступать, но всё равно наступил.’ Участвуют: один Слон, два Мышонка, три Границы и один Географ.”
Пётр Петрович разложил новый лист. Там была схема: в центре — огромный Слон с чемоданом, по краям — мелкие существа с табличками “Не топчи!”, “Заповедник!” и “Это моё сено!”
— Предлагаю: кто чувствует в себе Слона — пусть встанет, — объявил переводчик.
— Внимание: Слон — не оскорбление. Это… ответственность.
Геннадий сразу поднялся. За ним — Мустафа. Потом Янек.
Через паузу — даже Сигрид, шведка, тихо подняла руку:
— Я иногда чувствую себя Слоном… в чашке чая.
— Хорошо, — сказал Пётр Петрович. —
Теперь Мышата?
Все посмотрели на Ингрид. Она покраснела, но встала.
— Я не мышь. Я аналитик. Но я тоже боюсь, когда кто-то топает. Особенно, если это делается "мирно".
— Принято, — сказал переводчик. —
А кто Географ?
AI BORSCH вывел фотографию стены, на которой с начала переговоров никто не стирал старые границы.
— Я. — прозвучал голос Алекса-ТикТока. — Я каждую ночь рисую новые линии. В фильтрах.
Линии, которые нравятся подписчикам.
— В таком случае, — выдохнул переводчик, — басня почти готова.
Слон шёл и не видел,
что за ним — трещина в трёх картах.
Мышь пискнула, но тихо —
чтоб не мешать важным переговорам.
Географ перекрасил карту в бежевый,
а потом заявил: “Здесь никого не было.”
Тогда Слон сказал:
“Я не хотел. Я просто шёл.”
А трава, где всё случилось,
не сказала ничего.
Потому что была вытоптана.
И впервые за весь саммит не прозвучало ни спора, ни иронии.
— Переведите это... в устав.
Добавлена статья 18.1: “Каждый шаг — имеет последствия. Даже если он сделан из благих намерений.”
Янек подошёл к доске и приписал: “Особенно если нога — с гербом.”
Сигрид взяла маркер: “И если трава не восстановилась — значит, мир ещё не наступил.”
— Теперь вы понимаете, зачем нужны басни.
Тамара тихо прошептала Ингрид:
— Вот бы в реальной политике тоже был выбор: быть енотом, быть совой или хотя бы устрицей…
— Там, увы, все стремятся быть Драконом, — вздохнула Ингрид.
— Но в итоге все становятся героями басен. Только не знают об этом.
AI BORSCH напечатал итоговый лист с гравюрой: Слон, Мышь и Енот сидят у кастрюли, в которой парит пар. Подпись: “Если не умеешь идти мягко — сядь и поешь. Вдруг голоден?”
— Мы не можем дальше обсуждать договор, — начал Пётр Петрович, закатывая рукава рясы, — пока не поймём, кто владеет правами на образ Лисы.
— Простите? — Янек поднял брови.
— Образ Лисы. В баснях. Слишком часто появляется. Турция возражает. Польша считает её “своей”, Россия вообще требует эксклюзив на коварство.
— Слово “коварство” дискриминирует, — заявил Мустафа. — Мы предпочитаем “многовекторность поведения”.
AI BORSCH вывел статистику:
Образ Лисы используется:
— в 8 из 11 басен
— в 34% мемов саммита
— в 2 международных инцидентах (реальных)
— Предлагаю перераспределить роли, — предложила Ингрид. —
А ещё лучше — ввести новых животных. К примеру, Сурок. Или Утконос. Никто не обижается на утконоса.
Пётр Петрович уже рисовал:
— Вот схема:
— Франция — Фазан
— Германия — Барсук-адвокат
— Венгрия — Кріт
— Швейцария — Крот, но с банковским счётом
— Казахстан — Орёл, но философ
— Канада — Лось в пальто
Шведы тихо предложили:
— Можно нам Страуса? Мы любим нейтралитет и песок.
В это время AI BORSCH начал формировать базу образов, чтобы не было повторов.
Название файла: “Метафорический реестр дипломатии.docx”
Ингрид записала первую поправку: “Каждая делегация имеет право на один уникальный звериный символ в каждой басне. В случае конфликта — очная дуэль на цитатах.”
Но первым взорвался Алекс-ТикТок. Он выложил сторис, в котором Петух бил себя в грудь, крича: "Кукареку — это тоже форма сопротивления!"
— Кто дал ему Петуха?! — вскрикнул Янек.
— Мы не утверждали Петуха! Это не было в протоколе!
— Это мем. Он свободен, — сказал Алекс. —
А мем — это тоже форма дипломатии. Даже если с перьями.
AI BORSCH начал новую таблицу:
МЕМЫ-БАСНИ:
— “Петух и Протокол”
— “Ёж, который кричал, но никто не понял”
— “Олень, застрявший в переговорах”
— Это уже не басни, — шепнул Мустафа. — Это — международный стендап с аллюзиями.
Пётр Петрович, похлопав по столу:
— Именно! И это значит, что мы на правильном пути. Политика, которой нельзя пошутить — подозрительна. А сказка, в которой никто не смеётся — значит, не про нас.
В это время Тамара подошла к флипчарту и начала писать новый заголовок: “Басня о Слоне, который хотел быть Мышью, но слишком громко дышал.”
Все рассмеялись. Даже шведы. Даже AI BORSCH написал: “Ха.”
— Значит, так и сделаем, — подвёл итог Пётр Петрович. —
Каждая страна пишет по одной басне.
С животным, с моралью и с блюдом.
— С блюдом? — переспросила Сигрид.
